Текст книги "Операция «Химера» (СИ)"
Автор книги: Лан Дремич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
– Уммм, – сунув в рот полную ложку, Рой застонал, якобы в экстазе, продолжая жмуриться. Сомкнул челюсти раз, другой – Ерик великодушно брал на себя большую часть вкусовых ощущений, но и оставшегося хватало, чтобы понять, что травить их никто не собирался.
Местная Кола отличалась от фирменной как коньяк от виноградного сока. Особой сладостью не обладала, только шипела и пенилась, распуская по языку терпкую колкость, тут же смягчавшуюся огуречно–картофельной смесью. Колбаса с яйцом добавляли сытости, трава – как и положено – аромата, и выходило, что зажмуренные глаза открываться действительно не желали.
Экзотика – полная и настоящая – оказалась еще и на удивление съедобной. Рой опомниться не успел, как ложка зачиркала по оголившемуся дну пиалы.
– До–обавочки?! – заикаясь от ликующего восторга, предложила Марь Филипповна.
– Угу, – хором прочавкали Рой с Ериком.
За окном неожиданно громыхнуло.
ГЛАВА 8. О местных устройствах связи и побочных эффектах
– О! – подняв кверху толстенький указательный палец, наставительно произнесла Марь Филипповна. Горка оливье в пиале Роя безнадежно утопла в новой порции газировки. – Как и говорила, сейчас дождичек хлынет. Вы кушайте, кушайте, – она ловко обмотала принесенный тазик полотенцем и полезла в холодильник, – покушаете и отдыхать ляжете, а я пока в больницу к сестре процедурной сбегаю, к Надюшке. Как думаете, обязаны в карте медицинской написать про закодирование, или это в городскую запрос отправлять потребуется?
Рой, ни о чем таком думать в данный момент не способный, промычал что–то невнятное.
– Вот я тоже так считаю, – не стала спорить Марь Филипповна. – В карточку надо все записывать, иначе потребуется укол какой–нибудь поставить, а он из–за закодирования не подействует, бывает ведь такое? Или, наоборот, подействует, но не так. Это ведь до смертоубийства дойти может, а завхоз нам еще очень даже нужен. До него такие завхозы тут работали, что потом ни ведра, ни гайки не найти, зато к людям со всей душой, и выпить на праздники, и пошутить, и в общественной самодеятельности участие принять. Одного такого даже посадили, – шепотом поделилась она, – участковый Мормышкин его на пятнадцать суток за пьянство упек. Так тот протрезвел, и уволился. Обиделся, значит. В общем, много кого сменили, пока Кольку не назначили. Он здесь живо за дело взялся, учет наладил, даже бит поначалу бывал. Мужики–то наши привыкли, что коли общественное, значит, ничье, а Колька даже за бутылку поделиться не соглашался, только при наличии официальной бумаги. В общем, и так с ним, и эдак, и по–хорошему, и по–плохому, а он, кабан здоровый, на плохое не реагирует, первым здороваться перестал, только откуда–то такой самогон делать начал, что к нему понемногу весь поселок шастать повадился. Все по–своему перекроил, теперь с ним дружить хотят, а он рожу воротит. Да еще больше литра в одни руки не дает, только на праздники, на свадьбы какие или на похороны. Прям минздрав, а не самогонщик.
Как ни старался Рой понять, чего больше в рассказе Марь Филипповны – уважения или осуждения, так и не смог. А портретик действительно интересный вырисовывался, гладкий, как в учебнике. Только надписи поверху не хватало «носитель серости»; остальное все присутствовало в полной мере.
– Ох, спасибо, Марь Филипповна, – Рой усилием воли сдержал рвущуюся наружу отрыжку, свято помня различия между благодарностями во времена древней старины и нынешней цивилизованности.
Неведомая газировка возмущенно долбанула в нос, спустилась обратно в желудок и там недовольно затаилась.
– На здоровье, Рой Петрович, на самое хорошее и крепкое здоровье! – расплылась Марь Филипповна. За окном сверкало и погромыхивало, но уже гораздо менее уверенно. – Сейчас пойду, посудку помою, тесто проверю, дождик–то уже и поменьше пойдет. А вы непременно отдохните, чтобы вечером свеженьким быть, как огурчик. Я Верочку попрошу, она вам все–все про выделенные льготы расскажет. Митька – про школу, а я про Дом Культуры наш. Не зря столько лет там трудилась, и сейчас всегда помогаю, никогда не отказываю. Вы как своими собственными глазами все увидите, даже идти не придется, только в понедельник в промтоварный наведаемся, мне с вами сподручнее будет, а там отчетик напишем, подмахнем, в центр отправим, и еще немного отдохнем, сколько захотите!
Радужная картина, нарисованная Марь Филипповной походила на действительность как хорек на эскимо. Это даже совсем не местный Рой понимал. Но поскольку задача перед ним стояла совершенно определенная, требующая для решения хотя бы ознакомления со здешними неписанными правилами, то кивал он в ответ безмятежно и даже радостно.
– Ну все, пойду я, – заторопилась Марь Филипповна, – а вы, ежели раньше проснетесь, про пирожки–то не забудьте. Доешьте обязательно, у меня уже новые на подходе, еще вкуснее, не эти, скороспелые. Хотя эти тоже ничего, но другие совсем вкуснотища, вам обязательно понравится.
– А-а… А как выглядит этот ваш завхоз? – едва не забыв, о чем хотел спросить, после наказа в одиночку доесть утренние пироги, поинтересовался Рой. – Вы уверены, что он не захочет сам со своим самого… коньяком, то есть, к нам зайти? Он ведь где–то здесь проживает, насколько я понял. Неловко как–то получиться может.
Поганка Ерик проснулся только после второго осторожного прикосновения. Как жрать и веселиться, так он всегда первый, а как работать – не добудишься.
– Как выглядит, – задумалась Марь Филипповна. – Ну, как? Обычно выглядит. Здоровый, высокий, хмурый, – Ерик, допетрив, наконец, что от него требуется, спешно срисовывал портрет из плывущих представлений Марь Филипповны.
Со зрительной памятью у нее оказалось, к счастью, все в порядке, поэтому ни по поводу цвета глаз, ни на тему особых примет Рой спрашивать ее не стал.
– Понял, спасибо, – выпроваживая удивительную боевую женщину, поблагодарил он, – близко подходить не стану, предоставлю разбираться профессионалам своего дела.
Марь Филипповна польщено зарделась, видимо, четко ощутив полную искренность. Рой действительно не врал – умолчал только, что в роли профессионалов придется выступать им с Ериком.
– Подъем, – тихо скомандовал он, едва дождавшись, когда за Марь Филипповной захлопнется дверь. – На том свете отоспишься, – пообещал он, дав себе зарок сразу по прибытии в штаб выбить для напарника полноценный отдых. В конце концов, шеф ему паек обещал? Обещал. Вот пусть временем и выдает. Никто ведь не виноват, что фамильяр через Роя питается, и дополнительная жратва ему нафиг не сдалась. – Докладывай, – попросил он Ерика, опустившись в одно из двух жестких кресел.
Местная газировка, подло затаившаяся до поры до времени, не преминула попытаться спустить пар через нос.
– Извини, – булькнул Рой, когда Ерик недовольно фыркнул. – А ты чего хотел? Ели вместе, выхлоп, соответственно, тоже общий. Все, не отвлекайся.
Свободно общаться с напарником на людях – то же самое, что кадрить двух девиц на двоих. Переглядываться и о дальнейших действиях договариваться сколько угодно можно, особенно, если девицы сами заинтересованы, либо излишне наивны. Тут все прокатит – и звонок любимой приболевшей родственницы, сделанный из соседней комнаты, и срочный вызов на службу, если у одного что–то не складывается, а у второго все на мази. А вот если девушки хоть что–то заподозрят, тогда лучше вообще не продолжать. Все равно ничего хорошего не выйдет.
И впечатлениями – в обоих случаях – лучше делиться не на месте, а постфактум, когда вдвоем остаешься. Тогда никто из девиц случайно не узнает, что у одной ноги кривоваты, но с пивом потянет, а вторая, хоть и красивая, но слишком серьезная, наверняка потом жениться потребует.
Так и с Ериком. Пока никто ничего не заподозрил, Рою и заминки, когда он на ментальной волне общается, с рук сходят, и всякие не очень понятные действия вроде потери в кармане пиджака перьевой ручки, в озере потом всплывающей. А вот раз уж, наконец, наедине остались, пора сведения прорабатывать, а то опять кого–нибудь в гости принесет.
В принципе, расклад и так уже понятен до прозрачности. В поселке, где наблюдается риск повышенной серости, в общем–то, все пока в порядке. И так оно и дальше предположительно пойдет, до тех пор, пока с выявленным артефактом – природной защитой – ничего не случится.
Некоторые подозрения вызывала лишь невыносимая легкость, с которой найдены подозреваемые, а также большая безопасная неведомая магическая фигня, померещившаяся Ерику в третьем озере.
– Верно излагаю? – сурово спросил Рой нацеливающегося снова надуться напарника.
Обижаться тот передумал, вместо этого сложился в кляксу с неровными краями и послал невнятный отпечаток ускользнувшей ауры, якобы с упомянутой фигни снятый.
На эксперта, даже походного, Рой, если честно, не тянул. Но кое что все–таки умел. Проложил отпечаток защитой, чтобы не навредить, затем активировал выданный счетчик и снял показания с расчетом на водную среду. На особый результат, разумеется, не рассчитывал – сам ведь все проверил на месте, ничего не нашел. С другой стороны, запросто отмахиваясь от якобы не укладывающихся в общую картину деталей и мелочей, долго не проработаешь. Сгинешь – и дело с концом.
Счетчик послушно считал показания. Рой его еще раз подзарядил, для надежности, и проверил повторно.
– Ну что я могу тебе сказать, – вздохнув, поведал он Ерику. – Если бы Золотая рыбка нуждалась в пищеварении, ее экскременты, извини за выражение, именно так и выглядели бы. Почему Золотая рыбка? – переспросил он в ответ на выпущенную струйку скепсиса. – Да потому что она из данной местности ушла еще раньше, чем Тритоны с древнего Кипра.
Ерик озадаченно свернулся в мохнато–кожистую сардельку и принялся размышлять. Вслух, если можно так выразиться, то есть, на самой доступной Рою волне.
С одной стороны, напарник допускал, что у него тоже могли нервишки расшалиться, поэтому и вышло так эмоционально на остаточные явления отреагировать. С другой – Рой же его не первую сотню лет знает, должен понимать, что если у химеры–оборотня шалят нервы, то уж точно не из–за несуществующих какашек Золотой рыбки, вздумавших фонить через тысячелетие.
С ощущениями Ерика Рой точно спорить не собирался – сам во всем свалившемся на них везении не мог перестать подвох чувствовать. Но и соглашаться не спешил:
– Попробуем не делать резких движений, а для начала собрать ещё побольше данных, – предложил он, пересев из кресла на кровать и погладив Ерика по самому пушистому участку. – Только засыпать не вздумай, давай, бодрись, поработать нужно, – легонько подергал он за шерсть. – Портрет завхоза ты качественно срисовал, теперь задействуем нашу безотказную схему и посмотрим, как он в естественной среде обитания существует. Задание понятно? Выполняй.
Мохнато–кожистая сарделька отрастила тонкую лапку и приложила к полному отсутствию головы с таким же полным отсутствием форменной фуражки. Вообще–то Рой предполагал, что в том месте, куда приложилась лапка, у сардельки находится хвост, но Ерик, видимо, ощущал себя иначе.
Проследив, как тот ловко скрутился в крошечный и очень шустрый шарик, Рой в ответ приставил два пальца к голове на манер цивилизованного военизированного приветствия и дал отмашку. Проводил шарик взглядом до двери, после чего решительно поднялся из кресла. На улице, насколько позволяла разглядеть небольшая щель в занавеске, уже проглядывало солнышко.
Права оказалась Марь Филипповна, дождик не затянулся, намеревался вот–вот закончиться.
А вот Рой, в свою очередь, вознамерился даром времени не терять, и раз уж все равно вынужден ждать в засаде, то хоть постараться выяснить все–таки, в каком десятилетии находится.
В помощники на этот раз он определил себе телевизор.
В инструкции советовалось не принимать слишком близко к сердцу транслируемые изображения – мол, источник еще менее достоверный, чем пляски с машинами и модными тенденциями в одежде. Но с учетом сыплющегося со всех сторон везения, почему бы Рою случайно не попасть на какие–нибудь специальные новости, где рассказывается о важном событии, произошедшем буквально час назад? В принципе, в данной ситуации, Роя устроила бы и суточная задержка. Да хоть годовщина. Только бы упомянули, какая по счету.
Местный телевизор, при изготовлении, очевидно, заявленный как цветной, располагал зеленой частью спектра и щеголял повышенной пузатостью, особенно в плане задней части. Сверху к нему крепилась конструкция, напоминавшая гибрид рогов и телескопа.
Путем нехитрых манипуляций Рой быстро нашел кнопку, с помощью которой данный агрегат включался, а потом, ловко маневрируя конструкцией, нашел целых два рабочих канала. Относительно, разумеется, рабочих, как и все в данной местности. Затем положил руку на переключатель программ и принялся анализировать изображение.
По телевизору стреляли. По обоим найденным каналам.
На одном некто в форме отечественного производства, с лацканами и погонами, явный сотрудник средневосточных правоохранительных органов, сражался с легионом плохишей в кожаных куртках и с пистолетами. Плохиши все время мазали, зато постоянно били сотрудника по голове. Сотрудник косил их из опытного короткоствольного автомата образца АО‑46, разработанного в шестьдесят девятом.
Насколько помнил Рой, в огнестрельном оружии разбиравшийся отлично, образец опытным так и остался, в производство не пошел. Так что сотруднику впору было вменять либо ограбление музея, либо варварское обращение с ценным антиквариатом, либо и то, и другое вместе.
Кнопка паузы в телевизоре, к сожалению, отсутствовала, подробнее автомат рассмотреть не удавалось. Легион плохишей редеть не спешил, удары по голове накапливались, и Рой, исключительно из чувства цеховой солидарности, программу переключил.
По другому каналу некто в кожаной куртке и с пистолетом сражался с легионом продажных сотрудников правоохранительных органов. Продажные сотрудники все время мазали, зато постоянно били некта по голове. Некто косил их из пистолета, в котором патроны не заканчивались никогда
Кнопка паузы в телевизоре так и не появилась, пистолет оставался неопознанным. Легион продажных сотрудников редеть не спешил, удары накапливались, и Рой, исключительно из чувства сохранения здравого смысла, программу переключил.
На внезапно возникшем третьем канале никто не стрелял. Там сидел шеф собственной персоной, зеленый от общей неисправности телевизора, и целился в Роя стекляшками спущенных на нос очков:
– Наконец–то, – сварливо произнес он. Подождал, пока Рой ущипнет себя посильнее, недовольно поморщился, и принялся пилить: – Я тебе что говорил? – брюзжал он. – Я тебе лучшего нашего инструктора выделил, он тебе семью семь раз повторил, чтобы заканчивал ты со своими лимбовскими ухватками воду мутить, а ты?!
– А что я? – удивленно переспросил Рой.
Связь получилась так себе – не только зеленела, но и рябила и подергивалась, отчего казалось, будто у шефа в кабинете идет кислотный снег.
– Ты там сколько пробыл, месяц? А возмущений магических уже на год набежало! Да у меня в некоторых областях десятилетиями сотрудники навыки скрывают. Ну вот сколько ты там сидишь, сколько, а? Результата, между прочим, несмотря на все твои трюкачества, все еще нет, – недовольно напомнил он.
– Вообще–то, день, – подкорректировал данные Рой. Благоразумно не став уточнять, что день еще даже не закончился.
– Один день?! – громыхнул шеф. Рой прямо–таки воочию увидел, как из мгновенно сгустившихся туч вылетает золоченая стрела и вонзается в изолированный угол. Шеф сидел так, что представления видно не было, но судя по разбежавшимся повсюду отблескам, долбануло не менее чем трезубцем. – Это ты за один день так накуролесил?! Хотя, ладно, – внезапно передумал он, – тогда докладывай. Ты носителя взял?
– Почти, – уклонился от конкретного ответа Рой.
– А вот это хорошо, – нехотя похвалил шеф. Помехи связи здорово мешали определять его настроение. – Вот это правильно. Зря я, что ли, боевого Вечного на пустяковый серенький участочек выделил? Знал, как в воду глядел, что ты за один день справишься. Ты, это… – он внезапно пригнулся, приблизившись так, что борода и кончики усов едва не вылезли за границы экрана, – ты, в общем, бери его, нейтрализуй, и вали оттуда. То есть, в смысле, обратно в штаб вертайся. У меня для тебя другое дело обрисовывается, как раз по твоей части.
– По моей части? – насторожился Рой. – Я же аттестацию не прошел.
– А ты этого серого бери, и сразу пройдешь, – посулил шеф. – Я вам с напарником двойную повышенную опасность нарисую, там общий остаточный фон на местности позволяет.
– Остаточный фон? – окончательно перестал что–либо в происходящем Рой. – Нет здесь никакого остаточного фона. Здесь вообще никакого фона, ни общего остаточного, ни… – он запнулся. – Точечный есть, древний, как дерьмо, извините, мамонта.
– Вот его и припишем! – обрадовался шеф. – Ты экспертизу сделал?
– Походную, а как же, – кивнул Рой, остро чувствуя, что юлит что–то шеф, не договаривает.
– Я тебя сейчас на Брюса переключу, ему сбросишь, – шеф откинулся назад и погрозил пальцем. – Хватай своего носителя за жабры, разбирайся по–быстрому, и назад. Я еще с начальником твоим быв… с начальником твоим покумекаю, чтобы боевые твои собрать, и отпуск тебе без учета перевода на новое место оформить.
– Спасибо, – Рой слегка растерялся от заявленного аттракциона неслыханной щедрости.
– Ценные кадры ценить надо, – наставительно произнес шеф. – И поощрениями поощрять, ежели хорошо работу свою выполняют. Хеечка, переключай, – объявил он, и перед Роем, в обрамлении взметнувшихся помех, предстала комнатушка эксперта.
– Так там еще… – Рой чертыхнулся, сообразив, что о выявленной природной защите на словах сообщить не удалось.
Ладно, в отчете всплывет.
ГЛАВА 9. О безотказных методах и нежных сердцах
– И всем, чтоб его, срочно. И всем, чтоб их, вне очереди, – просипел сквозь клубы испарений, поднимающихся от разнокалиберных котлов, Брюс.
Местный эксперт оказался каким–то слишком «очень» на вид. Очень худой, очень остроносый, очень ученый, очень заслуженный. И очень известный, по некоторым данным, кое–где даже в цивилизованных кругах.
Рой с ним до сих пор вплотную не пересекался. Знал только, что штат помощников у эксперта достаточно обширный, чтобы заниматься исключительно самыми интересными делами. В штабе поговаривали, что мужик он толковый, только с очень большой придурью. И пальцами у виска шевелили, для образности.
– Ну, чего тебе? – «оченный» Брюс толком даже не соизволил посмотреть, от кого вызов пришел.
– Отпечаток на срочную экспертизу. От шефа, – Рой запустил сквозь пространство–время предусмотрительно проложенный защитой слепок.
Ярко блестевшие по всем стенам комнатушки ориентиры позволяли до минимума сократить расходы на транспортировку.
– Местность? – чуть более заинтересованно осведомился Брюс, поймав посылку. – Время?
– Там все подписано, только хронопласт не определяется. То есть, определяется, но лишь в пределах допустимого. Может, вам что–нибудь знакомым покажется?
С экспертами надо дружить, это вам любой скажет, кто хоть немного в своем деле понимает. Тем более, с такими умельцами, как Брюс. На самом деле Рой с ним давно бы состыковался, только комнатушку свою колдун покидать очень не любил. Так что теперь, когда появился шанс пообщаться лично, упускать его Рою совершенно не хотелось.
– Ага, вижу что–то знакомое, – вертя в чутких пальцах отпечаток, Брюс понемногу высвобождал его из упаковочной защиты. Рой весь превратился в слух. – Если не ошибаюсь, гиблое место. С болотом, с водяными и с ветреницами. Золотая рыбка оттуда косяком бежала, да редко когда доплывала.
– А вы ничего не путаете? – ошарашено спросил Рой.
Слишком уж отличалась Брюсова характеристика от разворачивающейся за окном – рукой дотянуться – редкостно мирной картины.
– Молодой человек, – эксперт впервые поднял голову и посмотрел в глаза, – я никогда ничего не путаю. Каких–нибудь сто лет назад от заявленного вами хронопласта, туда без эскадрильи валькирий разве что самоубийца сунулся бы.
– А, – с некоторым облегчением протянул Рой. – Ну, если сто лет назад, тогда да, вполне допускаю.
– Говорю же вам, банда там целая обосновалась, наш отдел с ног сбился вещдоки обслуживать, – не пожелал успокаиваться Брюс. – Потом, к двадцатому столетию, хозяин стал настаивать, чтобы заповедник там сделали. Даже переговоры велись. Но выяснилось, что местность слишком близко прилегает к цивилизации, пришлось насильно окультуривать, а потом еще лет пятьдесят плотно курировать. Наших там сгинуло, мал да маленько, потом, правда, тихо стало. Очень тихо, – Брюс пожевал губами. – Я бы даже сказал, что слишком тихо. В общем, не нужно мне говорить, будто я что–то путаю.
– Так я и не настаиваю, – пожал плечами Рой. – Я вообще тут впервые. Сам в командировке.
– А, так вы, выходит, и есть тот выписанный специалист, способный взглянуть на обстановку свежим взглядом? – Брюс на секунду отвлекся от отпечатка.
– Выходит, так, – Рой не стал поправлять обидчивого эксперта, объясняя, что специалиста никто не выписывал.
Сам нарисовался–фиг–сотрешь, из–за повышенной мстительности некоей взбалмошной мамаши.
– Странно, у нас говорили, что вы из крючкотворов, в смысле, из семьи Норн. Ладно, завтра приходите, я вам полную развернутую характеристку на вашу вещичку выдам, по всем сферам и уровням. И так и передайте вашему начальству, что это в последний раз я очередь сдвигаю. Если нужно срочно, то пусть сами и колдуют, – под усилившийся треск экран затянуло то ли помехами, то ли дымом от не выдержавших возмущения эксперта котлов.
– Спасибо, – поблагодарил Рой на всякий случай.
В ответ из телевизора раздался выстрел. По неуничтожимому сотруднику снова промазали. Сотрудник, к данному моменту уже должный впасть в полный маразм – если не от качества, то уж точно от количества полученных по голове ударов – бодро отстреливался короткими очередями из несуществующего оружия, и даже пустяковым недержанием страдать не думал.
Прямо Голливуд, а не средневосточная, славящаяся глубокой психологичностью и относительной достоверностью, киноиндустрия.
Рой убавил звук до минимума, оставив изображение на случай внезапных новостей, и принялся маяться выбором между добросовестностью и добропорядочностью.
С одной стороны, раз уж все равно он сидит в засаде, самое время осторожно, по–соседски, прощупать квартиру физрука-Димитрия. Тем более что живет тот, если не наврала Марь Филипповна, прямо внизу, наискосок от занятой ведомственной тридцать третьей. С другой – после небольшого нагоняя, только что полученного от шефа, использование магии без очень веских причин вполне могло расцениваться начальством как первостатейная наглость.
За окном все еще поливало. То есть, не поливало, а так – моросило сквозь солнышко, обещая в ближайшем будущем развесить по небу роскошную сочную радугу. У Роя прямо мурашки по загривку побежали от желания выйти и полюбоваться умытой листвой и ожившей после жаркой сухости травой. А еще лучше – пройтись босиком, вдохнуть полной грудью влажный ароматный воздух; может, даже ощутить последние мелкие капельки уходящего дождя…
– На, ощущай, – очень недовольный и очень мокрый Ерик не преминул помочь с изъявленным желанием в лучших традициях мелкой нечисти.
Под ногами тут же расползлась мокрая липкая глина, а по всему телу и в особенности над головой – мерзкая влага. В ноздри ударил запах прелой сырости и чего–то живого, мелкого, убийственно многоногого. Видимо, окрестности, выбранные Ериком для реализации безотказной схемы, кишели мокрицами и прочей ползучей пакостью.
Рой ошалело выдохнул, чувствуя весь спектр эмоций человека, которого без предупреждения окатили из садового шланга. И уже собрался чем–нибудь ответить, как Ерик насторожился и принялся транслировать усиленную безысходность. Запах ползучей пакости немедленно пошел на убыль – похоже, для нее это тоже оказалось слишком.
Подавив первый порыв отправиться вслед за многоножками, Рой поспешно истончил канал до необходимого минимума и настроился на представление.
Невдалеке, перед чахнущим под дождем Ериком, появились две ноги, обутые в суровые армейские ботинки, размера примерно двенадцатого–тринадцатого. То есть, по местным меркам – сорок четвертого или сорок пятого.
Ерик тут же почувствовал, что перебрал с минимализмом, поэтому срочно немного подрос – встряхнулся и слегка распушился. Совсем слегка – ровно настолько, насколько позволила легенда о давно мокнущем на улице и очень несчастном существе. Какое именно существо выбрал Ерик для завхоза–буки, Рой пока не понял, догадывался только, что не рыбку и не птичку. Напарнику он в этом вопросе доверял полностью. Знал, что не подведет и обернется именно той животиной, мимо которой объект запросто пройти никак не сможет – обязательно сжалится и заберет домой.
План потому и назывался безотказным, что Ерик каким–то образом четко срисовывал тайное желание того, кто брался в разработку, проникал в жилище, а там уже разворачивался в полную силу и действовал по обстоятельствам. Накладок до сих пор ни разу не возникало. Ну не считать же проколом обращение в маленького пушистого кролика, едва не послужившего обедом милой эскимосской семье?
В конце концов, в дом ведь Ерика тогда все равно принесли.
Появившиеся ноги ступали веско – не так, чтобы быстро, но и не волочились по размокшей глине. Чувствовалось, что человек в армейских ботинках никуда особо не торопится. При всей заявленной массе тела, следующей из простенького уравнения – плотность грязи к глубине оставленного следа – уверенности в поступи не наблюдалось, скорее привычка, дошедшая до машинальности.
По представлениям Роя, завхоз, то есть, человек, Заведующий Хозяйством – вслушаться только в эти два слова! – ходить должен был немного по–другому. Да у той же Марь Филипповны в одном жесте хозяйственности больше, чем во всей походке выцепленного Ериком гражданина.
Носитель, как есть, носитель.
Изображение слегка дернулось. Видимо, Ерик, замучавшийся мокнуть в неподходящий для водной среды форме, принялся перетаптываться с лапки на лапку.
Веско ступающие ноги замедляться и не подумали.
Рой напрягся.
– Спокойно, – выдал соответствующую эмоцию Ерик.
То ли фыркнул, то ли чихнул и, судя по замелькавшей картинке, кубарем скатился на предполагаемое место следующего шага.
– Ох, ты ж! – донеслось из заоблачной выси, вперемешку с уже знакомой табуированной местной лексикой.
Рой успел задохнуться от густого запаха ваксы пополам с гуталином, а затем изображение почернело.
– Готово, – отрапортовал Ерик, тут же свернувшийся клубочком в сухом тепле.
Карман? Рукав?
Сухое тепло пахло дегтярным мылом, немного синтетикой и пластмассой.
Ерик протранслировал изображение головного убора с пластиковым козырьком. В цивилизации такое называлось бейсболкой, здесь же носило гордое имя кепки. Оставалось надеяться, что несчастную животину, облик которой усиленно сохранял Ерик, не донесут до сухого места и там не выпустят.
В принципе, Рой мог представить себе настроение человека, посадившего котенка или щенка в кепку, и ликующего оптимизма оно точно не внушало. Пушистых зверюшек, особенно подобранных на улице, вообще–то, принято носить в руках, прижимая если не к сердцу, то хотя бы к печени. Правда, в случае с носителем серости, поручиться нельзя ни за что.
А еще с найденышами принято беседовать. Успокаивать, там, или спрашивать, как же ты такой, ути–пути, маленький, потерялся. Хозяина, на худой конец, искать.
Ерик же, как только набрал скорость в своей временной переноске, так только слегка покачивался, словно в разогнавшемся поезде, но в полной тишине.
Не то чтобы Рой тревожился – не за Ерика, уж точно – но как–то нестандартно проходило первое знакомство с главным подозреваемым.
– Магии – ноль, – дождавшись, пока Рой в полной мере оценит все плюсы совместной жизни с напарником, доложил Ерик.
Сквозь истончившийся канал прилетело что–то похожее на ехидную ухмылку.
– Вот спасибо! – в сердцах рявкнул Рой.
А то он сам не догадывался. Тут у всех встречных–поперечных, в кого ни ткни, магия только что в минус не уходит. Абсолютно пустое место, даже допустимый фон по большей части отсутствует. Только еще сто лет назад, если Брюс не пошутил над заезжим молодцем, тут такое творилось, что даже заповедник хотели сделать. На шутника колдун–эксперт походил как стилет на маятник, поэтому подозрения о подвохе вполне имели право на существование. Если бы не обнаруженная природная защита, качественно объясняющая все происходящее, впору действительно кавалькаду в поддержку запрашивать.
По ушам с двух сторон бабахнуло двойным выстрелом хлопка фанерно–застекленных входных дверей. С ментальной стороны – по каналу от Ерика, и с реальной – снизу, через все лестничные пролеты. Неудивительно, что Марь Филипповна периодически жертвовала полотенцами: под такую канонаду не то что спать – жить невозможно. Хотя привыкнуть, наверное, можно ко всему.
Рою как–то в Лос–Анджелесе квартиру снимать довелось, в пору расцвета трамваев. Так там с пяти утра начиналось. Грох–грох–грох, бух–бух–бух, дзынь! Поехал, значит, трамвайчик на работу. Дзынь–дзынь–дзынь, грох–грох–грох, бух! Остановка. Окна выходили на оживленный перекресток со светофором, работающим даже в полное отсутствие пешеходов. Ба–бах! Двери открылись. Бу–бух – закрылись. Дзынь–дзынь–дзынь, ч–ш–ш-шшш! Дальше поехал.
Ничего, приспособились. Про Лимб и говорить не стоит. Там, как раз, в тишине отдыхать сложно: раз тихо стало, хотя бы на одном уровне, значит, точно где–то прорыв намечается.
От Ерика снова звякнуло. Хлопнула дверь, и перед глазами встали квадратики смутно знакомого, выцветшего до полной потери первоначального окраса, линолеума.
– Проходи, гостем будешь, – мрачно подал голос завхоз.
Наконец–то. Голос у подозреваемого оказался полностью подходящим под очерченную воспоминаниями Марь Филипповны внешность – густой, хмурый и с намеком… нет, не на надлом, но на некую трещинку.
Пока Рой оценивал полученные данные, Ерик шустро воспользовался предложением. Изображение линолеума сменил тоже уже виденный заборчик деревянного паркета, а дальше напарник, очевидно, попытался задрать морду и оглядеться.
На самом деле, смотреть глазами фамильяра – удовольствие сомнительное. Примерно такое же, как использование его чересчур острого обоняния. В отличие, кстати, от восприятия звука или общих ощущений.
Обычно Рой предпочитал ограничиваться стандартной связью, но тут решил перестраховаться.
