Текст книги "Операция «Химера» (СИ)"
Автор книги: Лан Дремич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 6. Новый подозреваемый
– Дмитрий Николаевич окончил в городе институт, к нам на практику приехал, сейчас под вами проживает. Квартира наискосок и влево, – отрапортовала Марь Филипповна.
– Мне для отчета, – пояснил Рой, глядя в карие глаза, подернувшиеся замешательством. – Отмечать буду вашу успешную работу с ребятишками.
– Инспектор он районный, – снова вмешалась Марь Филипповна, – по общим вопросам из центра. Если нарушений не найдет, грамоту тебе выпишут, понял? Ведь выпишете? – обернулась она к Рою. – Мы бы ее в рамочку повесили, в школе нашей, а то у нас все учителя с благодарностями, многие не с одной, а учитель физкультуры без благодарности. Только кубок за успехи в вольной борьбе, бронзовый. А бронза ведь, это третье место, а грамота – она без мест, и так понятно, что за лучшие успехи в своей области. Сделаете, Рой Петрович? – умоляюще сложив руки на груди, попросила она.
– Постараюсь, – ушел Рой от прямого ответа.
Внутренней силы у Димитрия ощущалось – хоть лопатой греби. И ни грамма вредности.
– Могу спровоцировать, – невовремя влез напарник. – Особенно, если прямо сейчас меня в воду не окунешь.
Угроза выглядела серьезной.
– А ручка вам зачем? – поинтересовалась Марь Филипповна, глядя как Рой ожесточенно проверяет все внутренние карманы висящего на руке пиджака.
– Имя с фамилией записать, – вместо «утопить нахрен» мрачно ответил Рой. – Для грамоты.
Ерик сделал вид, что очень испугался. Затем насупился и пригрозил самостоятельно прокопаться к озеру.
– Выходим из воды! – спохватился Димитрий.
Молодой сочный баритон уверенно прокатился над озером, снова вызвав приступ интереса с противоположного пляжа.
– Батюшки! – только и всплеснула руками Марь Филипповна, потеряв дар речи, когда мимо, отряхиваясь и отфыркиваясь, пробежали мальчишки, забрызгав и Роя, и его костюм.
– Ничего страшного, – против прохладного душа Рой сейчас точно ничего не имел. Крепко зажал в кулаке Ерика и пошел к воде. – Смена караула, – весело подмигнул он приунывшему Димитрию, явно почувствовавшему, что ему сейчас крупно нагорит.
– Это же инспектор! – не обманула ожиданий Марь Филипповна, зашипев, как смола на адской сковородке, стоило Рою отойти подальше. – Не мог, что ли, как–нибудь по–быстрому свою кодлу отсюда забрать? Да вот хотя бы в парк.
– А это дети, – возразил Димитрий. – Спортивный он слишком какой–то, для инспектора, – поделился тот с Марь Филипповной. – Живота нет, искупаться пришел, не побоялся. Я вообще сначала подумал, что это сын к вам приехал.
– Сын? – незаинтересованно переспросила Марь Филипповна.
Рой поспешно перестал отдирать от ног присохшую грязь. Выпрямился и бросился в воду, постаравшись отплыть от эпицентра грядущего взрыва как можно дальше. Еще сообразить ничего не успел – профессиональное чутье заорало, как сирена военно–воздушной тревоги.
– Не внук же, – с некоторым сомнением в голосе протянул Димитрий.
Марь Филипповна успела переплюнуть по интенсивности окраску собственного пляжного сарафана ещё до того, как Ерик Роя догнал и перегнал. Красно–фиолетовую, только без вертикальных полосок.
– Внук? – совсем уж не своим голосом пискнула удивительная боевая женщина.
Набрав побольше воздуха, Рой ушел в глубину, постаравшись расположиться по всем правилам, ногами к взрыву. Любопытина Ерик остался висеть у поверхности, готовый в любой момент последовать примеру. Правильно, ему–то что? Боевая химера–оборотень способна выдержать столько ультразвука, сколько человеческой глотке, пусть самой луженой, не выдать даже после тщательного генетического отбора.
Над водой разверзлась стихия. Отдельных выражений Ерик не улавливал, но общий смысл умудрялся транслировать.
В двух словах – Марь Филипповна была очень недовольна.
Ещё через полторы минуты перед Роем встал выбор – напрочь разрушить конспирацию или всплыть с риском оказаться замешанным в местные разборки. В том, что Марь Филипповна не преминет пожаловаться, с целью перетянуть на свою сторону, Рой почти не сомневался.
– Рой Петрович! Рой Петрови–и–ич! – пробуравилось сквозь толщу воды.
Складывалось ощущение, что в голове у этой женщины сидит крохотный незарегистрированный гомункул, срисовывающий окружающее, независимо от состояния хозяйки. В данный момент предполагаемая тварь с точностью до секунды вычислила максимальное время пребывания под водой, безопасное для среднего человека.
Рой развернулся, оттолкнувшись от воды ногами, и нехотя принялся всплывать. По заверениям Ерика гроза почти миновала, правда, ливень пока так и не прекратился.
– Рой Петрович, Рой Петрови–и–ич, – Марь Филипповна махала руками и подпрыгивала на месте. – Сюда плывите, сюда! Туточки берег – ох! – туточки, – шепотом закончила она, стоило Рою показать из воды голову.
И опустилась на песок, прижав руки к груди.
Сколько в ее беспокойстве приходилось на общественную тревогу, сколько на личную и сколько на общечеловеческую, Рой вычислять не взялся бы, но последние лет пятьсот–шестьсот о нем точно никто так не волновался. Неожиданно выяснилось, что ощущение приятное, хоть и порядком подзабытое.
– Полотенце, полотенчико есть тут хоть у кого–нибудь? – задыхаясь от попыток встать, пробормотала Марь Филипповна, пока Рой подгребал к берегу. – Мокрый вон, посинел весь…
– Что, правда, посинел? – выйдя на горячий песок, строго уточнил Рой у замершего по колено в воде в окружении кучки мальчишек физрука-Димитрия.
Мальчишки дружно замотали головами, Димитрий, покосившись на Марь Филипповну, пожал плечами:
– Вы долго под водой пробыли. Занимались? – спросил он.
– Немного, – уклончиво ответил Рой, привычным жестом проведя по рукам и груди, стряхнув воду на манер бывалого ныряльщика. – А что за шум до меня доносился? Учебную военную тревогу отрабатывали?
– Скажете тоже, – укорила Марь Филипповна, с трудом поднявшись. – Этот вот, – она, не глядя, мотнула головой в сторону Димитрия, – предположил… предположил… Предположил, что мы с вами родственники! – возмущенно выпалила она.
Понятное тщеславие не дало даме вслух повторить редкостно обидное предположение.
– Неужели в братья нас записали, Димитрий Николаевич? – рассмеялся Рой, с удовольствием подставив спину жаркому солнцу.
– В сестры, – мрачно буркнула Марь Филипповна, не дожидаясь ответа от онемевшего на миг Димитрия.
– А ну, живо из воды! – напустился на мальчишек вконец смущенный Димитрий под хохот Роя, неожиданно обнаружившего у Марь Филипповны зачатки своеобразного юмора. – Сколько вам говорил, пока курсы не пройдете, не лезьте никого спасать. Только помешаете, если не хуже.
– Вы и курсы спасателей заканчивали? – заинтересовался Рой.
– Заканчивал, – вместо Димитрия ответила Марь Филипповна, – и справка есть, иначе нипочем бы этому оболтусу детишек не доверили. Он бы их всех растерял и перепутал, – сварливо добавила она, явно все еще переживая нанесенную обиду. – В людях совсем не разбирается. Решил бы, что вот этому, – она кивнула на очередного белобрысого мальчишку, от Степки с хорошей подачей и плохой защитой отличавшегося только повышенным количеством веснушек, – уже полтинник стукнуло, и в пригляде он не нуждается.
Димитрий, до сих пор пристально изучавший профессиональным взглядом подставленные Роем солнцу места, наконец, не выдержал:
– Да я просто подумал, что у вас, Марь Филипповна, родственники должны быть такие же, как вы. Симпатичные, и заниматься общественно–полезной деятельностью.
Рой с Марь Филипповной озадаченно переглянусь, оценивая неожиданно нанесенный комплимент. И если Рой сразу сообразил, что без Ерика с его великодушной подмогой здесь не обошлось, то Марь Филипповна, с секунду поколебавшись, целиком приняла удар на себя.
– Скажешь тоже, симпатичные, – потянувшись поправить кудряшки и наткнувшись на обширные поля панамы, она отдернула руку и милостиво улыбнулась. – Рой Петрович, вы уже все? – тут же спохватилась она, напустив на себя предельно деловой вид.
Явно от смущения.
Рой с сожалением посмотрел на воду, уже сообразив, что второй заплыв ему вряд ли светит, еще немного потормозил и кивнул. Одновременно он мысленно погрозил Ерику кулаком, выразительно подумав, что если уж сам молод для Марь Филипповны, то Димитрий ей вообще в правнуки годится.
Напарник, естественно, угрозу всерьез не воспринял – как считал, так и продолжил, что лучше других знает, как фурий укрощать.
Но хоть пошевелился.
– Надо же, ручка. Перьевая, – переступив с ноги на ногу, удивленно проговорил Димитрий.
Нагнулся и вытащил из озера то, что упорно тыкалось ему под коленку.
– Дайте посмотрю, – Рой наскоро нацепил штаны и шагнул к воде. Димитрий вышел ему навстречу и протянул мурлычащего на всех частотах Ерика. По сообщению последнего, душа у местного учителя физкультуры оказалась чистая и светлая – одно удовольствие в нее погружаться. – Моя, – перебил Рой напарника, сам уже догадавшись, что тут либо копать совсем глубоко, либо вообще не трогать. Не трогать, к сожалению, задание не позволит, а значит, придется копать. – Наверное, из пиджака выпала. Кстати, а что вы вечером делаете? – спросил он, убрав Ерика в карман. – Ко мне Вера Дмитриевна с дочкой зайти обещала, я хотел с девочкой профилактическую беседу провести о пожарной безопасности. Может, вы к нам присоединитесь, и расскажете о правилах поведения на воде?
Ага, а заодно о кратко– и долго–срочных планах.
– А… А пироги как же? А окрошка?! – без стука влезла на миг забытая Марь Филипповна.
Димитрий нерешительно пригладил растрепавшуюся копну пшеничных волос. Кажется, как и Веру Дмитриевну, его сейчас придется долго уговаривать. Вот только если девочку Аду, а через нее и мать, было довольно легко завлечь для более подробной беседы, то рычагов влияния на физрука у него пока не наблюдалось.
Или, все–таки, наблюдались?
– Обязательно, Марь Филипповна, – заверил Рой, на всякий случай прикрыв лацкан ладонью, чтобы Ерик от избытка энтузиазма не выпрыгнул в попытке снова помочь. – Вера Дмитриевна редиску, вами расхваленную, принесет, а вы – пироги с окрошкой. Я коньяк поставлю. Вы ведь подскажете, где у вас тут хороший пятизвездочный коньяк купить можно?
– Ой, шутник вы, Рой Петрович, – по–девчоночьи прикрыв ладошкой рот, хихикнула Марь Филипповна. – Наш коньяк такими аппаратами производят, которые участковый Мормышкин изымать замучился. Остальным только мопеды заправлять и детали в швейной машинке протирать. Ну еще компрессы делать, да и то, на ноги, а не на горло, потому что такой гадостью и снаружи отравиться можно. А вы что уши греете? – спохватилась она, посмотрев на растянувшихся неподалеку мальчишек. – В мячик идите играйте, а не взрослые разговоры подслушивайте.
По виду ребятни, Рой четко сказал бы, что взрослые разговоры их интересуют как зайца стоп–сигнал. Накупавшаяся и наигравшаяся мелюзга лениво закапывала свои и чужие руки в песок, меньше всего напоминая шпионов за работой.
– Дмитрий Николаевич, а можно мы перед обедом еще раз искупаемся? – неуверенно протянул кто–то, воспользовавшись моментом, пока на них обратили внимание.
– Можно, – великодушно позволил тот, мгновенно отвлёкшись от тяжких размышлений. – Не больше десяти минут, – вслед тут же забывшей об усталости детворе крикнул он. – Потом одеваемся и по домам, отдыхать. Пятница, укороченный день, там уже родители с работы придут, – пояснил он Рою. – С понедельника по четверг мы после обеда еще всегда встречаемся. Иногда на поле еще ходим, а иногда сюда возвращаемся, если погода позволяет.
Отчетливо ощущалось, что такая общественная нагрузка ему более чем по душе.
– Видите?! Вы видите, как необходимо выдать грамоту нашему учителю физкультуры? – задала риторический вопрос Марь Филипповна. – Жаль только, придется к завхозу обращаться, – задумчиво поведала она.
Ну вот и рычаг подоспел. Кстати, о подозрениях…
– А зачем нам завхоз? – спросил Рой, не слишком веря в собственное везение.
И почему это Марь Филипповне жаль, что придется обращаться? При получении инструктажа важность данной должности для его легендарной проверки помечалась как минусовая. Другими словами, это завхоз должен бы огорчаться и бояться визита инспектора.
– Да по сути, незачем, – все так же задумчиво протянула Марь Филипповна. – То есть, сам он нам совсем не нужен. Вот только самый лучший пятизвездочный коньяк у него брать нужно. Остальные в подметки не годятся.
Понятно. То есть, пока не очень, но проблемы лучше решать по мере их поступления.
– Ну так что, прочтете нам лекцию о правильном поведении на воде? Чтобы я подробно в грамоте указал, за что она получена, – выкинув до поры до времени загадочного завхоза из головы, воспользовался Рой найденным рычагом, одновременно целясь в самое уязвимое место Марь Филипповны.
– Прочтет, не сомневайтесь, – ожидаемо вытянулась та во фрунт. – Грамота нам очень нужна, а то непорядок ведь – весь учительский состав отмечен, только учитель физкультуры обойден, сразу любой проверке станет ясно, что где тонко, там и рвется, не посмотрят, что практикант. Мячики считать пойдут, а там до сетки футбольной недалеко, которая на поле должна висеть, на воротах. Ой, то есть…
– Вот и отлично, – улыбнулся Рой Марь Филипповне, которая, похоже, смутно понимала, что сболтнула лишнего, но как вырулить из сложившейся ситуации, представляла плохо. – Часиков в шесть–семь, чтобы не поздно, пойдет?
– Отличненько, просто прекрасненько, – не глядя ни на вынужденно кивнувшего Димитрия, ни самого Роя, пробормотала Марь Филипповна, явно что–то сама с собой прикидывая, – Колька, завхоз наш, как раз с работы прийти успеет, отдохнуть, расслабиться, покушать, подобреть. Тут–то я к нему и загляну за самогончиком, за коньячком нашим то есть. Тоже в гости приглашу, он все равно не пойдет, бука наш, нелюдимый, а в самогончике не откажет. В крайнем случае, Мормышкиным пригрожу, пусть обыск устраивает. Знаю, что не найдет ничего, но хоть настроение попортит. И где же он его прячет, аппаратик свой, а?
– Вы лучше про мопед ему напомните, – подсказал Рой, разочарованный выпадением завхоза из списка подозреваемых.
Так хорошо все с начала тирады Марь Филипповны складывалось – и бука, и нелюдимый, и интеллигент по местным понятиям. Но если мопеды тырит, Колька этот, да еще спьяну на них катается, значит, остался еще кураж, не подходит для создания серости.
Хотя, может и подходит, если посчитать данный случай последним криком о помощи.
– Про какой мопед? – чуть ли не хором поинтересовались Марь Филипповна с Димитрием.
Марь Филипповна озадаченно, а Димитрий – чуть ли не с отчаянием.
– Да про тот, который он у вашего Саньки угнал, сами же мне утром рассказывали, – напомнил Рой Марь Филипповне.
– А? – непонимающе моргнула та. – А! – с облегчением рассмеялась она. – Это не тот Колька, это другой. Алкаш наш местный, в цехе работает, никак за прогулы его выпереть не получается, потому как руки золотые. Мастер ему выговор объявит за пьянку, запретит на работе появляться, а потом покрутится–покрутится, без Кольки–то, и назад приглашает. А тот за это время подлечится, на поруки его возьмут, и недели три, а то и месяц хорошо работает. А потом снова в штопор уходит. В больнице говорят, надо его в город отправлять, чтобы закодировать, а он от процедур никогда не отказывается, но на закодирование нипочем не соглашается, говорит, что ему тогда жизнь не мила станет. Мол, видел такие случаи, спасибо, сам не так не хочет. Слушай, – с загоревшимися глазами повернулась она к Димитрию, – а может, завхоз наш как раз закодированный и есть? Ни разу ведь его никто пьяным не видел! Самогонку свою делает, а сам ни–ни, и смурной вечно, будто пыльным мешком из–за угла ударенный. Раньше еще огрызался как–то на мои замечания, потом рукой махал и глазами зыркал укоризненно, а теперь вообще мимо идет, будто не слышит, что ему говорят.
Ерик в кармане только что узлом не завязался, подавая тайные знаки.
– Выдыхай, – мысленно посоветовал ему Рой. – Уже все всё поняли.
ГЛАВА 7. Окрошка против оливье, или круг подозреваемых растет
Людская манера называть кучу народа одними и теми же именами снова едва не подпортила Рою всю малину, как здесь выражаются.
В Небесной канцелярии, между прочим, за такими вещами очень строго следят. Пока имя используется, никому его брать не позволено. Вот сгинет предыдущий носитель, тогда пожалуйста. Только производную свою сложи, чтобы никого не путать: Психею – с другой Психеей, например.
Хеечка, которая из штаба, как–то жаловалась, что у нее преемницы вряд ли появятся. Кому, мол, скажите на милость, захочется Психой стать? Остальные производные, более–менее приличные, вроде как все уже использовались. Мол, одному Асклепию хорошо, беспокоиться не о чем. На средний восток переехал, Клёпой, то есть, Клёпушкой, назвался – и бери себе учеников, сколько потянешь. Тем более, разночтений у его имени по всем странам и континентам – хоть отдельную статью в энциклопедии открывай.
– Точно, закодированный, – продолжала гореть идеей Марь Филипповна. – Надо будет еще у Светланы Осиповны спросить, у нее сестра родная в больнице работает процедурной медсестрой, пусть его карточку посмотрит, там ведь такое должно быть записано? Как думаете, Рой Петрович? Ой, парит–то как, – не дожидаясь ответа, протянула она, резко сменив курс, – не иначе, дождь собирается. Давно пора, огороды, вон, все посохли. Картохе–то все равно, а помидоры вянут, смотреть больно. Пойдемте, Рой Петрович, скорее, я вас окрошечкой угощу, а пока вы после обеда отдыхать станете, в больницу сбегаю, на процедуры, заодно о вашей квоте договорюсь, вы ведь у нас еще надолго задержитесь?
– Почему надолго? – поинтересовался Рой.
Кивнул Димитрию, закинул пиджак на плечо и пошел следом за вечно спешащей Марь Филипповной.
– Из воды! – разнеслось над озером.
– Как почему? – удивилась на ходу, Марь Филипповна. Даже оглянуться попыталась. – Завтра выходные, поселок совсем вымрет. Погода–то вон какая хорошая, все в деревни разъедутся, к родственникам, у кого есть, на свежий воздух. Тут недалеко совсем, вечером соберутся, с утра уже нет никого. Субботу–воскресенье отдохнут, к понедельнику уже обратно поедут, чтобы на работу выйти. Так что проверки с инспекцией еще немного отложить придется. Летом–то мало народа, в отпусках все, это даже в центре понимать должны. Вот с осени у нас настоящее столпотворение. До магазина полдня идти можно, пока с каждым поговоришь, – мечтательно поделилась она. – У меня вообще голова кругом идет, это ведь за школами обеими следить надо, и за садиками еще.
– А что, в деревнях ваших воздух ещё свежее? – попытался понять Рой.
Марь Филипповна, первой добравшаяся до края, встала, загородив тропку, и оглянулась:
– Конечно, – как само собой разумеющееся, подтвердила она.
– Вон в той, например? – Рой махнул рукой в сторону виденных раньше точек предполагаемого домашнего скота.
– Естественно, – в голосе Марь Филипповны появились недоумевающие нотки.
– Ясно, – не стал нарываться Рой на дальнейшие подозрения.
В самом деле – что тут непонятного? Здесь воздух свежий, детишек исцеляет, а в деревне, в паре километров отсюда – еще свежее. Коровы, наверное, дополнительно озонируют. Или козы – кого он там видел, с лужайки–перемычки между озером и болотом?
– Надо будет зонтик взять, не забыть, когда в больницу побегу, – Марь Филипповна подождала, пока Рой выберется наверх и мотнула подбородком в сторону сгущающегося на горизонте марева.
Марево, еще недавно синеватое, уверенно набирало цвет и глубину. Прямо тучи над головой у шефа, только не окультуренные и послушные, а дикие, сизые и непредсказуемые.
Взметнувшийся ветерок поднял пыль и пригладил выгоревшие клочки травы под ногами. Звон насекомых на миг стих, а затем грянул с утроенной силой.
– Пойдемте уже, Рой Петрович, – заторопилась Марь Филипповна, – завтра, если хотите, с самого спозаранку сюда придем, успеете еще налюбоваться и наплаваться в одиночестве, а сейчас того и гляди под дождик попадем, а у меня зонтика с собой нету. Шляпа вот есть, а зонтика нет. Я вам, конечно, свою могу дать, да только не налезет она на вас, вы вон какой видный мужчина. Вам покушать надо, и спать лечь. Знаете, как хорошо в дождик спится? Только бы не загромыхало и сверкать не начало, у вас занавесочки–то тоненькие, разбудит еще. А может, я вам шторки быстренько повешу, толстые? У меня их две пары, одна совсем новая, ненадеванная еще, то есть, непользованная. Верочку позову, умелицу нашу, мы с ней вдвоем быстро–быстро справимся, глазом моргнуть не успеете.
Рой, у которого еще пироги не полностью переварились, несмотря на все перебежки с последующим купанием, неопределенно хмыкнул и легонько похлопал себя по оживившемуся Ерику:
– Прекрасные у меня занавески, – убедительно сказал он, попутно как можно прозрачнее намекнув напарнику, что послеобеденный сон им обоим вряд ли светит. – Да и есть, честно говоря, пока не особенно хочется. У вас, Марь Филипповна, такие пироги волшебные, что с утра попробовал – весь день свободен.
– Это да, это вы точно заметили, – с какой–то неправильной интонацией согласилась Марь Филипповна. Будто в выданном комплименте недостаточно веса оказалось. – Все верно сказали про пироги, у меня они такие, что в городской пекарне денег за рецепт предлагали. Я не согласилась, конечно, потому что Леночке обещала. Да только окрошкой моей сам начальник гарнизона не брезговал. Кушал и похваливал. В отличие от вас, между прочим, – горько закончила она.
Заинтересованный безвременной пропажей пугала из обозримого пространства, Рой едва не пропустил самое стратегически важное из речи Марь Филипповны.
– Что вы такое говорите, – едва не всплеснув руками, что точно было бы уже слишком, срочно принялся исправлять Рой допущенную ошибку. – Какое еще такое отличие? Я просто сказал, что пироги у вас волшебные, а от окрошки вашей отказываться и не думал! Кто же в здравом уме и твердой памяти откажется от вашей окрошки? Я, может, вообще исключительно ради нее ваш поселок инспектировать согласился, – вспомнив, что местные уверены, будто каши маслом не испортишь, разошелся он.
– Что, правда? – расцвела Марь Филипповна.
– Самая, что ни есть, – уверил Рой.
Знать бы еще, что это такое, подумалось ему. В инструктаже по поводу местного меню основной упор шел на пельмени и их всевозможные производные. Также упоминались блины с пирогами, каши, борщи – то есть, вареный винегрет в различных вариациях – и экзотический суп из порченой капусты. Ни вареный винегрет, ни испорченная капуста Роя не пугала – желудок Вечного способен усвоить почти любой белок, к тому же, в джунглях Амазонки и не такое пробовать приходилось. Не говоря уж о северной границе Канады, особенно в период обострения эпидемии, вызванной болезнью, больше известной, как Золотая лихорадка.
– А откуда вы о ней узнали–то, об окрошечке об моей? – лучась несмелым счастьем, спросила Марь Филипповна.
Без подозрения, к счастью – просто поинтересовалась.
– В центре кто–то сказал, кто с проверками к вам ездил, – якобы нехотя признался Рой, еще немного потянув время.
До заветной пятиэтажки оставалось всего ничего, но что–то подсказывало, что от ответа отвертеться все равно не удастся.
Вот тебе и каша с маслом, вот тебе и разрекламированное местное простодушие. Правильно, оказывается, говорили, что простота – хуже воровства. Теперь понятно, почему хуже. С вором и грабителем, да хоть с той же гарпией, четко понимаешь, что ухо надо держать востро, и за речью следишь. А с простым человеком думаешь, что расслабиться можешь, и, выходит, зря.
И что говорить, если спросит, кто именно сказал про окрошку?
Дьявол кроется в деталях. Рою за время службы не раз приходилось наблюдать, как из–за таких вот мелочей рушились тщательно разработанные операции.
– Рыбный инспектор, – не подозревая о состоянии Роя, выдохнула, наконец, сосредоточенно молчавшая все это время Марь Филипповна. – Точно, он. Он к нам в жару приезжал, потому форточку открыл, которую мы потом с управдомом закрывать ходили. Сергей Николаевич его звали, хороший мужик, только суровый очень. Браконьеров за болотом ловил, там дальше полноводная река начинается, так он от нее аж до нас дошел. Он–то и рассказал про перемычки между озерами, и что во втором пруду рыба какая–то водилась, которая потом через третий омут и через болото в реку шла. Она редкая какая–то, у нее ареал обитания был нарушен, когда землю под заводы копали. Так природа позаботилась, чтобы она новое пристанище нашла, у нас тут, в наших камышах. Окрошечку мою кушал, и все–все рассказывал, так у него глаза горели, от окрошечки моей.
– А сейчас и я попробую, – мысленно вытерев пот со лба, вымученно–весело объявил Рой. – Прошу вас, – не дав Марь Филипповне самостоятельно открыть дверь, пригласил он.
Пропустил вперед и даже постарался придержать дребезжаще–звенящую хлопалку.
Особым успехом старания не увенчались, зато вызвали приступ понимания со стороны все еще цветущей и пахнущей Марь Филипповны:
– Вы дверку–то в свою тридцать третью не закрывайте, переодевайтесь спокойно, я женщина воспитанная, в комнату не полезу, на кухне подожду. Вот все для окрошечки прихвачу сейчас, и сама приду, чтобы вас во время переодёвывания не тревожить. Вы переоденетесь, а окрошечка и готова уже, лады?
Под мыслехохот Ерика Рой остался смотреть в закрывшуюся за Марь Филипповной дверь. Смотрел недолго, почти сразу сообразил, что все это время болтался по окрестностям, светя серыми классическими брюками с мокрым от сатиновых плавок рельефом. Ну прямо павиан в брачный период. То–то, наверное, бабульки с более–менее зоркими глазами порадовались. Впору пожалеть о собственной выносливости и невнимании к комфорту – кто более изнеженный, чувствуя влагу в неположенных местах, давно бы уже сообразил, что выглядит попросту неприлично.
И напарник тоже хорош – мог бы подсказать.
Взбежав к себе на этаж, Рой едва не забыл о просьбе не закрывать за собой дверь; хорошо, мгновенно раскаявшийся после упрека Ерик напомнил. Прикинул, сколько времени нужно на переодевание, высушился, фамильяра на подушку сложил и принялся отсчитывать положенные секунды, снимая и надевая пиджак. То есть, создавая звуковой эффект для пущей ясности.
Марь Филипповна в квартиру ввалилась чуть ли не следом – то ли на метле взлетела, то ли очередную местную короткую дорожку использовала. Ничем другим молниеносное появление объяснить не получалось.
Обещание свое она сдержала – сначала на кухню прошла, там пошебуршалась, и только потом, якобы невзначай, начала ломиться в комнату:
– А где у вас тут соль, Рой Петрович, не напомните? Ой, – разочарованным взглядом пробежавшись по Рою, в сотый раз нацепившему пиджак, она попыталась сделать вид, что смущена, – ой, вы же переодеваетесь, а я что–то разнервничалась, из–за соли–то, и забыла.
Ерик ржал, как кентавр на пиру у Диониса. Рой тоже с трудом сдержал ухмылку. Интересное создание – женщина. Ну что бы она тут увидела, чего не рассмотрела буквально только что, на пляже?
– Пойдемте, вместе поищем, – предложил он, постаравшись выглядеть как можно серьезнее.
Кстати, стараться, напуская вид, особо не пришлось – местное блюдо под названием «окрошка» внушало опасения не только ему, но и Ерику.
Пока Рой занимался тем, что снимал и напяливал пиджак, напарник времени даром не терял; не удержался, сунул любопытную виртуальную морду в принесенный Марь Филипповной тазик. Все там проинспектировал, и теперь изо всех сил транслировал тревогу, напрочь отказываясь опознавать ингредиенты.
Рядом с тазиком стояла банка, младшая сестра емкости, наполненной молоком, скучающей в холодильнике. В банке пускала пузыри подозрительно непрозрачная жидкость, по заверениям Ерика – местная газировка. Зачем ее понадобилось переливать из магазинной тары в банку, Рой не понял, но вопрос заключался не в этом. К моменту, когда соль нашлась, Рой уже весь извелся, пытаясь незаметно заглянуть под полосатое махровое полотенце, которым принесенный тазик был накрыт.
Буквально за пару секунд до судьбоносного события, Ерик сжалился и, хихикнув, перекинул Рою состав основных компонентов. Картофель, огурец, колбаса и денатурированное яйцо. Все это нарезано и перемешано с травой, в данной местности используемой в качестве приправы. Другими словами, салат, известный во всем цивилизованном мире, как салат «Оливье», только деградировавший с поправкой на место изготовления, и потому поданный не слоями, а вперемешку.
Выдохнув, Рой потянулся за вилкой, забыв даже попенять Ерику за дурацкие шутки.
Вместо вилки в руке почему–то оказалась ложка.
– Так, а теперь заправочку! – радостно воскликнула Марь Филипповна. Схватила со стола газировку и щедро плеснула в приготовленный салат. По шипучей, пошедшей пеной поверхности, поплыла затейливая, похожая на миниатюрную ветку пихты, травка. – Ну, – явно приготовилась наблюдать Марь Филипповна, – кушайте теперь, кушайте. Скорее, пока не нагрелось.
Вот тут Рой понял, о чем усердно умалчивалось в инструкции. Здешний народ как только не называли – и чудаковатым, и добросердечным, и хитрым до гениальности, и безалаберным, и… какими только определениями не награждали, в общем. А надо было сразу предупредить, что психи они здесь, все до единого. Красят урны, не находя краски для скамеек, отдыхать ездят из свежего воздуха на свежий воздух, а питаются салатом оливье, предварительно хорошенько посолив его, а затем добросовестно утопив… нет, не в майонезе, что еще можно было бы хоть как–то объяснить, а в сладкой газировке. Родной сестры Кока–Колы, судя по цвету и интенсивности пеноотделения.
А еще о безвестных инспекторах беспокоятся, как о родных, кормят их пирогами и даже документов ни разу спросили.
– Ну, что же вы? – ласково спросила Марь Филипповна, присев напротив и подперев кулаком щеку.
Совершенно точно не подозревая о терзающих Роя чувствах.
– Нюхаю, – выдавил Рой, – то есть, ароматом наслаждаюсь, – поправился он, вызывая в памяти попеременно то индийскую народную кухню, с жареными тараканами и сырыми обезьяньими мозгами, то китайскую, состоящую вообще из всего, что можно теоретически уместить в рот.
Немного помогало, но не настолько, чтобы попытаться ввести в заблуждение удивительную боевую женщину Марь Филипповну. От него ведь не просто требовалось это сожрать, нужно было еще непременно удовольствие получить каким–то образом.
«Ерик!» – мысленно заорал он, изо всех сил жмурясь, словно не в состоянии выносить чарующий запах с открытыми глазами.
В голову тут же прыгнуло что–то шевелящееся, мазутно–черное, очень древнее и очень безмозглое. То, что они с напарником были вынуждены съесть, чтобы не сдохнуть от истощения, во время затянувшегося прорыва в одной из пограничных областей Лимба.
