Текст книги "Порочная (ЛП)"

Автор книги: Л. п. Ловелл

Соавторы: Стиви Коул
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17

КАМИЛЛА

Я бездельничаю в библиотеке Ронана, русско-английский словарь лежит у меня на коленях, когда дверь со щелчком открывается. Входит Ронан, выглядящий таким же утончённым и смертоносным, как и всегда. Я закрываю книгу и кладу её рядом с собой.

Его губы изгибаются, когда он смотрит на книгу.

– Твой брат просил тебя позвонить ему.

– Хорошо, – он протягивает мне свой телефон, и я беру его, набирая номер своего брата.

– Да, – отвечает Гейб.

– Что не так? – я спрашиваю.

– Дон! – он фыркает. – Чёртов путана, он убивал моих людей. Я должен был встретиться с ним на днях, и это была грёбаная подстава.

– Ради всего святого, Габриэль. Я не могу заниматься этим прямо сейчас, – огрызаюсь я. – Просто…

– Он всё портит. Он подвесил грёбаного Мигеля за яйца над Лос-Поллос «Chicken Hut» (прим. Chicken Hut – сеть ресторанов быстрого питания), – выплёвывает Гейб. – Чёртов курятник! Он, блядь, сошёл с ума, Мила, я знаю, у нас есть соглашение, но если он не выполнит свою часть, я насру ему на лоб. Он говорит, что будет иметь дело только с тобой, думаю, блядь, яйца у него на месте, и ему нужен кто-то, кто их открутит.

О, мой Бог. Я люблю своего брата, но, когда дело доходит до политики картеля, он в лучшем случае непостоянен.

– Я разберусь с Доном. А пока разведай его ближайшее окружение, найди их семьи. Жди моего приказа.

– Я уже опередил тебя.

– Хорошо, – я вешаю трубку и отдаю её обратно Ронану, проводя рукой по волосам. – Спасибо, – я отворачиваюсь от него и подхожу к окну, тупо уставившись в него. Мне нужен план. Если бы я была в Мексике, я бы ни за что не отдала территорию Дону, но он знает, что Гейб не сможет удержать нашу территорию и территорию Хесуса в одиночку. У нас нет нужных людей.

Так что я могу либо вернуться и удержать её…

– На ужин телятина, – произносит Ронан у меня за спиной, проводя пальцами по моей шее.

– Хорошо.

…или я прикажу Габриэлю прийти к соглашению и отдать ему землю.

Чёрт, ненавижу вести переговоры. Я не веду переговоров. Это заставляет меня выглядеть слабой, но, по правде говоря, я сейчас не в лучшем положении. Я согласилась остаться здесь с Ронаном, но я не буду смотреть, как мой бизнес превращается в дерьмо из-за этих грёбаных придурков из Лос-Зета.

– Как бы мне ни хотелось пригласить твоего очаровательного брата, думаю, будет лучше, если мы этого не сделаем.

– Конечно, – молвлю я, мои мысли витают в облаках от тактики и военных действий. Его рука скользит вниз по моей спине, задирая юбку. Я хватаю его за запястье, останавливая. – Ронан, – резко говорю я, отталкивая его. Мне нужна минута, чтобы сообразить, что, чёрт возьми, делать с ситуацией, которая не связана с ним или его безумной свадьбой. – Просто дай мне…

Он хватает меня сзади за шею, быстро разворачивая лицом к себе.

– Не отказывай мне, – его глаза сверкают, – маленькая кошечка.

Мой темперамент взлетает с нуля до ста в мгновение ока.

– Или что? – я рычу на него.

Его пальцы скользят к передней части моего горла, сжимаясь, когда его твёрдое тело прижимает меня к окну.

– Я думала, мы все выяснили, – я сильно толкаю его в грудь, но он не двигается. – Я осталась не для того, чтобы быть твоей шлюхой, – рычу я под его сжимающимися пальцами.

Смеясь, он отталкивает меня.

– Тебя так легко разозлить.

– Я не в настроении, Русский.

– Чтобы тебя злили или трахнули?

Я приподнимаю бровь, глядя на него.

– Я всегда злюсь.

– И ты всегда хочешь, чтобы тебя трахнули, – он ухмыляется.

Я закатываю глаза, и его пальцы играют на моей талии. Я не могу этого отрицать. Без предупреждения он сжимает в кулаке мои волосы и прижимается своими губами к моим, целуя меня жёстко и грубо. Его неумолимое обладание пронизывает меня с каждым вздохом, пока я не прогибаюсь под его господством. И это именно то, чего он хочет, а всё потому, что я отказала ему. Он может выглядеть утончённым, но он такой же неандерталец, как и любой другой мужчина. Как только он чувствует, что я начинаю отдавать ему эту власть, он отталкивается от меня и выходит из комнаты. Мудак.

***

Прошло два дня с тех пор, как я получала известия от Гейба. Я нахожусь в комнате Ронана, когда Игорь приносит мне телефон и, не говоря ни слова, суёт его мне в руку. Я приложила его к уху, полностью ожидая, что это Ронан.

– Привет.

– Камилла, – стонет Гейб, – что, чёрт возьми, ты наделала?

– Что? Я ничего не сделала.

– Грёбаные русские напали на людей Дона на нашей границе прошлой ночью. Мы в жопе, потому что теперь все думают, что мы работаем с ёбанными русскими! Ты позволила ему вмешаться в наш бизнес!

– Конечно, я этого не делала. Насколько я помню, Габриэль, это ты втянул его в наш грёбаный бизнес.

Он рычит.

– Всё это выглядит как дерьмовое шоу, от которого становится в десять раз хуже. Почему этот русский ублюдок посылает нам помощь, Камилла? Что ты для него делаешь?

– Ничего. Я даже не…

– Клянусь грёбаным богом, если ты трахаешь его сморщенный русский член…

– Не веди себя так чертовски праведно, Габриэль, – говорю я, закатывая глаза.

– Ох, клянусь… – раздаётся шорох на линии. Я слышу, как один из людей Гейба разговаривает с ним, но не могу разобрать, о чём они говорят. – Блядь! – кричит он, возвращаясь на линию. – Скажи мне, что это ёбанная ложь!

– Что именно? – осторожно спрашиваю я.

– Это! – я слышу шуршание бумаги. – Эта чёртова тошнотворная куча дымящегося дерьма прямо здесь! – он сплёвывает, не один, не два, а три раза.

– Я не вижу тебя, Гейб, ты грёбаный придурок!

– Ты… – он тяжело дышит на том конце провода. – Ты… – ещё один глубокий вдох. – Предатеница!

– О чём, чёрт возьми, ты говоришь? – но моё сердце уже бешено колотится в груди, потому что он прав, не так ли?

– Ты выходишь замуж за нарнийского короля? Ты выходишь замуж за грёбаного Русского? Того, кто украл наш картель? Того, кто обосрал имя нашей семьи!

– Это не то, на что похоже.

– О, это не так? Я только что получил объявление, – он смеётся, и я снова слышу, как шуршит бумага. – Итак, это какой-то грёбаный гениальный план по его свержению? Вот, что это такое? – я оглядываюсь через плечо на дверь, ожидая увидеть Ронана, стоящего там, как жуткое привидение. – Потому что я скажу тебе, что я думаю: этот грёбаный ублюдок без члена вмешивается в наш бизнес, чтобы сделать тебя чертовски счастливой, потому что ты сосёшь его член! Ты прямо сейчас стоишь перед ним на коленях, а, Камилла? – череда испанских оскорблений передаётся по линии.

– Габриэль, заткнись на хуй. Да, я трахаюсь с ним, чтобы подобраться достаточно близко и убить его. Поверь мне, другого выхода нет!

– Он уже умер? Нет!

– Я… – Почему он не умер? Почему я всё ещё здесь? – Все гораздо сложнее.

– Здесь твоя ёбанная фотография с ним, и ты смотришь на него так, словно он твой грёбаный бог, Камилла.

– Пошёл ты, Габриэль!

– Нет! Пошла ты, Камилла. Ты остаёшься в ёбанной Нарнии. Не утруждай себя возвращением, в картеле Хуареса нет места предателям. Ты это знаешь, – и с этими словами он вешает трубку. Грёбаный придурок-брат. Я пытаюсь перезвонить ему, но связь просто обрывается. Даже голосовой почты нет. Я смотрю на телефон, и моя грудь болезненно сжимается, прежде чем шок и обида перерастают в бушующий гнев.

Я выбегаю из комнаты и несусь по коридору.

– Ронан! – кричу я, направляясь к его кабинету. О, я хочу, чтобы он знал, что я иду за ним.

Я распахиваю дверь его кабинета, а он просто сидит за своим столом, сцепив пальцы перед собой и ухмыляясь так, словно готов к кровопролитию.

– Ты послал людей в Хуарес?!

– Ты была отвлечена, – его ухмылка становится шире.

– Я со всем справлялась, – я поворачиваюсь и прохаживаюсь перед его столом. – И в довершение всего тебе пришлось сделать объявление о свадьбе?

Ронан смеётся, прежде чем захлопать в ладоши, как будто он только что увидел грандиозное представление на сцене.

– Ты ни с чем не справляешься, Камилла, и да, я сделал объявление. Это традиция.

– Держись, блядь, подальше от моего картеля. Что касается вашей традиции… Это, блядь, не традиционная свадьба, даже при всём твоём буйном воображении.

Улыбка исчезает с его лица, выражение становится нечитаемым. Волна беспокойства поднимается в моей груди.

– Зачем ты лжёшь себе, Камилла?

– Не надо, – я указываю на него, проводя руками по волосам. – Не делай этого. Это полный бардак, – бормочу я скорее себе, чем кому-либо ещё. Все, что я слышу, – это слова Гейба в моей голове: «Ты смотришь на него так, словно он твой бог». Это смешно, но мой брат знает меня. Неужели я настолько попала под чары дьявола, что потеряла всякое чувство преданности? Я бы никогда не предала Габриэля, но он назвал меня предательницей.

– Ты говоришь, что у тебя есть контроль, – говорит Ронан, – когда у тебя его нет. Ты притворяешься, что не любишь меня, хотя на самом деле любишь, – медленная ухмылка расползается по его лицу. – Перестань лгать себе.

Его слова вырывают меня из моих собственных мыслей, пока я не поворачиваюсь к нему лицом.

– Я не люблю тебя, Русский. Кто теперь лжёт сам себе?

Он хватает сигару из пепельницы и глубоко затягивается. Его глаза останавливаются на мне, разбирая меня по кусочкам.

– Правда? – спрашивает он, поднимаясь со стула. Моё тело напрягается от осознания, когда он кружит у меня за спиной. – Тебе не нравится власть? – шепчет он, убирая волосы с моей шеи. – То, как я трахаю тебя? – его зубы впиваются мне в горло. – То, как я защищаю тебя?

– Даже если бы мне и нравилось в тебе всё это, такие люди, как мы, не любят, Ронан, – отвечаю я, и мой голос звучит сильнее, чем я себя чувствую.

– Даже монстры любят, Камилла. Как ты и сказала, в этом нет ничего традиционного, но… – он хватает меня за плечи, разворачивая к себе. Его холодные глаза впиваются в меня, и я чувствую, как они разрывают мою душу. – Я бы преследовал тебя так же, как тьма преследует свет. Даже если я никогда не смогу тебя догнать, – он заправляет прядь волос мне за ухо, и я закрываю глаза.

Я не знаю, что на это сказать, особенно учитывая, что это исходит от него. Это то, что заставляет меня хотеть забыть Мексику, мой бизнес, всё, что я когда-либо знала, и остаться прямо здесь, в его объятиях. Потому что, когда Ронан Коул говорит мне, что хочет меня, кажется, что больше ничего в мире не имеет значения. Враги или любовники, друг или недруг, это просто не имеет значения. Я знаю, без сомнения, что никто другой никогда не заставил бы меня чувствовать себя такой безжалостно любимой, такой совершенно бесценной в мире, где деньги не имеют значения.

– А теперь скажи мне, что ты этого не чувствуешь, – он целует мои губы с таким благоговением, что, кажется, затрагивает саму мою душу и заставляет меня усомниться во всём, чем я когда-либо была или когда-либо буду, кроме него. – Это притяжение, эта потребность… скажи мне, что ты этого не чувствуешь, Красивая?

Чувствую. Я всегда чувствую это с ним, и я это ненавижу. Я ненавижу то, что я слаба перед ним, даже если он тоже слаб передо мной.

– Я не хочу этого чувствовать, – честно говорю я.

– Но эти вещи находятся вне нашего контроля.

Возможно, он прав, но, когда я смотрю в его холодные, прекрасные глаза, я задаюсь вопросом, могла ли я сделать большее. Могла ли я бороться сильнее? В этот момент я чувствую, что выбрала Ронана, а не Габриэля, и не думаю, что смогу жить с этим решением. Я предательница – моё сердце грёбаное предатель, потому что мой разум, моя голова всегда знали, что Ронан – враг.

– Мой брат отстраняет меня, – шепчу я, изо всех сил стараясь произнести эти слова вслух. Габриэль – мой младший брат. Он всегда следовал моему примеру, а я защищала его всю свою жизнь, а сейчас…

Ронан приподнимает бровь.

– Что значит «отстраняет тебя»?

Я опускаю взгляд на пуговицу на его пиджаке.

– Он назвал меня предательницей и сказал, чтобы я не возвращалась.

Это причиняет боль, и что ещё хуже, так это то, что я говорю это Ронану, когда он является причиной. Нет, я и есть причина. Мой выбор.

– Но ты не хочешь возвращаться.

Я поднимаю на него взгляд.

– Конечно, я хочу вернуться. Это мой дом. Он мой брат.

– Но скоро я стану твоим мужем.

Я закатываю глаза.

– Я в курсе, Ронан.

– У Габриэля нет власти…

– Ты говоришь о любви и всё же мало в ней понимаешь, Русский, – говорю я, рассеянно поглаживая пальцами его рубашку спереди. – Он мой брат, и он ненавидит меня.

Я чувствую, как напрягаются его мышцы под моей ладонью.

– Он делает тебя слабой, маленькая кошечка, – я пристально смотрю на него, и в его глазах пляшет веселье. – Гнев тебе идёт гораздо больше, – говорит он, прижимаясь губами к моему лбу.

Я отхожу от него и, развернувшись на каблуках, выхожу за дверь, не сказав больше ни слова.

Назад и вперёд. Назад и вперёд. Ронан и Габриэль. Мысли вертятся, пока у меня не закружится голова. Моя преданность никогда не была такой разделённой, но так и должно быть. Ронан – это то, что её разделяет. Ронан – это то, что сделало меня человеком, которым я никогда не хотела быть. Я пытаюсь точно определить момент, когда он перестал быть врагом, но не могу, потому что, по правде говоря, он всё ещё мой враг. Дыра в моей руке – прекрасное доказательство этого. Но, чёрт возьми, я жажду этого непостоянного притяжения между нами. Я жажду власти и насилия. Может быть, всё изменилось, когда он убил ради меня в первый раз или во второй. Всё определённо изменилось, когда он привёл ко мне Себастьяна, или, если честно, всё изменилось, когда он потребовал, чтобы я вышла за него замуж ради защиты. Он делает меня слабой и в то же время укрепляет так, как никто другой не может.

Застонав, я провожу обеими руками по волосам. Всё было хорошо до того, как я встретила его. У меня был мой бизнес, мой брат, моя жизнь. В той жизни я обладала властью и была счастлива. А потом ему пришлось всё это испортить. Если бы он просто взял меня и использовал, чтобы добраться до моего брата, я бы справилась с этим, потому что легко защититься от известного врага, но он этого не сделал. Он вовлёк меня в ядовитый ёбанный танец, заставляя меня жаждать власти до тех пор, пока я буквально не усомнилась в своих собственных мотивах, в своей верности. Всё. Рациональность и рассуждения, похоже, просто больше не имеют значения.

Но в какой-то момент я подумала, что это закончится, не так ли? Конечно, так и должно быть? Даже согласившись выйти за него замуж… я никогда по-настоящему не собиралась доводить это до конца. Всё это просто тянуло время, подыгрывало мне, в то время как я случайно попала в свою же ловушку.

Я смотрю в окно на замёрзшую пустошь, так непохожую на мою любимую Мексику. Я жажду жары, дикости, варварской природы Хуареса. Если и есть что-то, что я знаю, так это то, что я должна вернуться домой.

Глава 18

РОНАН

Я поднимаю взгляд от своей электронной таблицы, когда Игорь медленно открывает дверь кабинета и заходит внутрь. Он стоит, как шут гороховый, выпятив грудь и наморщив лоб.

– Что? – я снова смотрю на экран, отслеживая банковские переводы.

– Интерпол здесь.

Я приподнимаю брови.

– Что? – шиплю я, отодвигая свой стул от стола. – Интерпол?

Он кивает. Мой пульс учащается, тревожный жар проникает под воротник рубашки. Мне требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, провожу рукой по рубашке спереди, прежде чем шагнуть к двери. Я едва успеваю сделать три шага в фойе, как вижу двух мужчин в форме, стоящих рядом с Донованом.

– Предложи джентльменам чаю, Игорь, – говорю я, пересекая фойе с фальшивой улыбкой.

– В этом нет необходимости, – сухо говорит один из них. – Я агент Ренвольф, а это агент Малком.

– Ронан Коул, – я протягиваю руку, и они неохотно пожимают её. – Вы не хотите войти? – говорю я, указывая на гостиную слева. Выражения их лиц остаются невозмутимыми, когда я веду их в комнату и усаживаю. Есть миллион причин, по которым они должны быть здесь, но я заплатил огромные гонорары, чтобы гарантировать, что их никогда не будет. К сожалению, я не могу подкупить Интерпол, только людей, которые отчитываются перед ними. – Итак, чем я могу вам помочь? – я беру сигару и закуриваю её.

– Вы присутствовали на поминальном обеде президента Деривичи, верно?

Я хмурюсь.

– Да. К сожалению, да. Похоже, в наши дни никто не находится в безопасности.

Они смотрят друг на друга.

– Вы заметили какую-нибудь подозрительную активность?

– Нет.

– Вы знаете что-нибудь о том, почему здание было эвакуировано? – Малком выхватывает блокнот.

Я пожимаю плечами, попыхивая сигарой.

– Я видел новости, кажется, там говорили что-то о какой-то биологической атаке, – я морщу лоб. – Могу я спросить, почему вы допрашиваете меня?

– Стандартная процедура, – говорит Малком и делает пометку.

– Что ж, мне очень жаль, но я не знаю, смогу ли чем-нибудь помочь. Я был несколько отвлечён своей невестой, – я изучаю их, оценивая, есть ли реакция. – Она довольно сногсшибательна.

Они смотрят друг на друга и кивают, прежде чем встать.

– Спасибо вам, мистер Коул. Если вы вспомните что-нибудь необычное, пожалуйста, дайте нам знать.

– Конечно, – я встаю, чтобы проводить их.

Когда мы подходим ко входу, Малком поворачивается ко мне лицом.

– Могут быть дальнейшие расспросы, – говорит он. – Но уверен, что с этим не будет проблем?

– Конечно, нет, – я улыбаюсь, и Игорь открывает дверь. Как только дверь закрывается, я врываюсь в свой кабинет, кипя от злости.

Это не совпадение. Что-то здесь не так. Я расхаживаю перед камином, перебирая возможных предателей, когда появляется Игорь.

– Босс, – говорит он, и я быстро поворачиваюсь к нему лицом. – Это серьёзно.

– Думаешь, я этого не знаю, Игорь?

– Итальянцы, Всадник… теперь Интерпол, никто никогда не выступал против вас подобным образом, – он переводит дыхание. – При всём моём уважении, вы упускаете из виду некоторые вещи.

Я свирепо смотрю на него, мои ноздри раздуваются.

– Эта женщина, она как будто овладевает вами. Вы убили двух своих людей.

– Выйди, Игорь! – мой голос эхом разносится по комнате.

– Я всего лишь пытаюсь выполнять свою работу, сэр, – говорит он, выходя из комнаты.

Что я наделал? Я потерялся в игре в кошки-мышки, поглощённый животным магнетизмом, который исходит от неё. Если бы она была любым другим человеком, я бы убил её. Никаких вопросов. Без колебаний, но вместо этого я убиваю ради неё. Я привёл Себастьяна сюда. Я ввязался в глупые войны картелей, чтобы успокоить её – осмелюсь сказать, завоевать её расположение.

Волна гнева проходит сквозь меня. Я испытываю отвращение к самому себе. Я могу сочувствовать ей, и, хотя она может быть сильной сама по себе, она только ослабляет меня. Я сказал, что буду преследовать её, как тьма преследует свет, но в этом и заключается дилемма, когда тьма ловит свет. Она поглощает его.

Тьма и свет никогда не смогут сосуществовать.

Тяжело вздохнув, я смиряюсь с тем, что должен сделать. Хотя я безмерно наслаждаюсь этой маленькой игрой, всё идёт своим чередом. Я открываю дверь и зову Игоря, направляясь к лестнице.

– Да?

– Мне понадобится бренди, и принеси, пожалуйста, специальную бутылку водки для мисс Эстрады. Ты был прав, эта игра затянулась слишком надолго.

***

Когда я вхожу в спальню, Камилла стоит перед камином. Отблески пламени очерчивают линии её тела, подчёркивая изгибы. Как мучительно то, что я был влюблён в женщину, которую мне давным-давно следовало убить.

Она оборачивается, когда я вешаю свой пиджак на спинку стула рядом с туалетным столиком, и я замечаю проблеск уязвимости в её глазах.

– Ронан, – говорит она, её голос слегка дрожит. Она всё ещё расстроена из-за Габриэля.

Любовь по правде ничего не делает, кроме как делает сильных слабыми. Даже когда я думаю об этом, моя грудь сжимается против моей воли – свидетельство моей собственной растущей слабости. Я наблюдаю за тем, как языки пламени танцуют на её лице, за тем, как она смотрит на меня, как будто не до конца уверена, доверять мне или нет. Мысль о том, что я могу потерять её, причиняет мне боль. Это делает меня слабым. И зачем поддаваться такой слабости, как любовь, когда ты знаешь, что в какой-то момент потеряешь её? Сильные знают, когда нужно сократить свои потери, и, хотя это может причинять мне боль, будет лучше потерять её до того, как я потеряю себя.

Раздаётся стук в дверь, прежде чем она открывается, и в комнату входит один из слуг, ставя серебряный поднос на столик у камина. На нём бутылка водки и бутылка бренди, а также два бокала, чтобы выпить за нашу последнюю совместную ночь.

Улыбаясь, я беру бутылку водки и наливаю моей милой маленькой кошечке выпить.

– Тебе нужно что-нибудь, чтобы снять напряжение, – говорю я, протягивая ей бокал.

Она берёт его, её глаза встречаются с моими, когда она подносит его к губам. На долю секунды мои пальцы дёргаются, и я хочу выбить бокал из её руки. Прежде чем я успеваю это сделать, она выпивает его одним глотком. Моё сердце скачет в груди, как разъярённый жеребец, отчего по спине пробегает внезапный холодок.

Слабость. Это всего лишь слабость.

– Спасибо, – говорит она, ставя бокал на каминную полку.

Не говоря ни слова, я хватаю её за руки и прижимаю к стене в жестоком поцелуе. Её тёплые губы так совершенны под моими, но стойкий вкус водки служит торжественным напоминанием о том, что должно произойти.

– Ты делаешь меня слабым, Красивая, – выдыхаю я ей в губы.

Её пальцы скользят по моему подбородку, её учащённое дыхание ласкает мои губы.

– Ничто не может сделать тебя слабым, Русский, – прикосновение её языка к моему заставляет меня застонать.

– Ничто, кроме тебя.

Она хватает меня за воротник рубашки и разрывает материал, отчего пуговицы разлетаются по толстому ковру, в то время как её губы скользят по моему горлу.

– Покажи мне, – выдыхает она.

– Такой слабый… Что мне даже не нужна твоя кровь, – я покрываю поцелуями её грудь, берусь за верх её платья и тяну.

Она опускает пояс моих брюк, её пальцы сжимают меня. И с этими словами я разрываю тонкий хлопок посередине, срывая с её тела всё до последней детали одежды, прежде чем бросить её на кровать. Камилла ждёт меня, раздвинув ноги, и вот она, моя маленькая кошечка, такая уверенная. Такая уверенная. Королева на пике своего сексуального мастерства. Моя, чтобы забрать…

Мысли о том, чтобы причинить ей боль, трахнуть её, вихрем проносятся в моей голове, но я знаю, что во всех симфониях должна быть одна увертюра, одна часть, которая лишает выражения даже самые ожесточённые сердца. Магнум Опус (прим. – выдающееся произведение искусства)…

Я медленно опускаюсь на неё, наслаждаясь нежным теплом её кожи, прижатой к моей. Её дыхание становится неровным, и я задаюсь вопросом, действует ли уже яд. Ещё один приступ чего-то – потери или вины – пронзает меня, как злой яд, но я выкидываю это из головы и ложусь между ёе ног, прижимаясь губами к её губам. Сладкий вкус, когда я погружаю в неё свой язык, почти невыносим. Я обнаруживаю, что мои пальцы впиваются в её бёдра, а мой рот отчаянно жаждет большего. Она вцепляется в мои волосы, постанывая и тяжело дыша, и как раз в тот момент, когда я подвожу её к краю освобождения, я останавливаюсь.

– Ронан, – умоляет она.

Я двигаюсь над ней, устраиваясь между её бёдер. Мои ноздри раздуваются, когда я провожу пальцами по её подбородку. Я хочу навсегда запечатлеть воспоминание о её лице в своей памяти, чтобы я всегда помнил, как меня чуть не поставили на колени. Я был бы лжецом, если бы отрицал, что люблю её. Во всей моей порочности остался тонкий намёк на человечность, и это то, на что она претендовала, и когда она умрёт, она заберёт это с собой.

– Камилла Эстрада, – говорю я, медленно входя в неё, – ты та женщина, которая в конце концов сломала меня.

Её ногти впиваются в мои плечи, как будто она пытается удержаться, цепляясь за меня. Её лоб касается моего, наше дыхание смешивается, как будто мы одно целое.

– Ты одновременно моё спасение и моя погибель, Ронан.

Я сомневаюсь, что она понимает, насколько это верно.

Я заставляю себя глубже войти в неё, закрывая глаза, чтобы прочувствовать каждый дюйм. Наступает момент, когда тяжесть всего наваливается на меня, словно какая-то невидимая сила. Я зарываюсь лицом в изгиб её шеи, целую, вдыхаю аромат гибискуса, который навсегда остался на её коже. Если бы только мы могли так существовать друг с другом… но два хищника никогда не могут перестать кружить друг вокруг друга. Я снова целую её. Я, конечно, вижу очарование любви. Словно наркотик, тошнотворно сладкий. Тот, ради которого я приветствовал бы смерть, если бы позволил себе упасть ещё ниже.

Её спина выгибается над кроватью, и я обнимаю её, пока мы оба сплетаемся в клубок тел и стонов. Она знает, что это ненадолго, я чувствую это. Мы – две души, отчаянно пытающиеся выразить невыразимое в заключительном акте. Но для меня этого недостаточно.

Она лежит, тяжело дыша, подо мной, и я приближаю своё лицо в нескольких дюймах от её.

– Я люблю тебя, Красивая, и, обещаю тебе, – я провожу пальцем по её губам, – ты единственная женщина, которая когда-либо услышит эти слова, – я скатываюсь с неё и прижимаю к своей груди.

Её глаза встречаются с моими с проблеском боли, прежде чем она крепко сжимает их.

– Я люблю тебя, – выдыхает она.

Я прижимаю её к себе, глажу по тёмным волосам, пока она не засыпает, но сон ускользает от меня. Я встаю, собираясь сесть у камина. Я пью и пью, пока бутылка бренди не опустеет, и наблюдаю за ней. Ожидаю.

Каждый раз, когда её грудь не поднимается, у меня в груди всё сжимается. Моё сердце бешено колотится. А потом она делает вдох, и меня охватывает облегчение, хотя знаю, что это ненадолго. Её судьба была предрешена. Я делаю последний глоток бренди, в глазах двоится, когда я смотрю прямо перед собой. Возможно ли, что её убийство причинит больше боли, чем то, что я оставил ее в живых?

Я провожу рукой по лицу. Я отравил женщину, которую люблю, в попытке спасти себя, но на самом деле, думаю, подсознательно это было сделано для того, чтобы спасти её от меня. Должен ли я действительно чувствовать вину, когда смерть ожидает всех нас, ведь разве не гораздо поэтичнее быть медленно убитым от рук человека, который боится, что никогда не будет любить тебя достаточно сильно, чем умереть в одиночестве?

Я мог бы умереть с ней… Я бросаю взгляд на бутылку водки, у меня двоится в глазах, когда я провожу пальцами по её плавному изгибу, случайно роняя её на пол. Стекло разбивается вдребезги, водка впитывается в деревянные половицы, и теперь у меня не остаётся другого выбора. Я, пошатываясь, добираюсь до кровати и забираюсь рядом с Камиллой, обнимая её за талию и прижимая к себе.

– Я люблю тебя, Красивая. Настолько, что мне пришлось убить тебя.