Текст книги "Маловероятно (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Шен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Он отмахивается от меня и теперь смеется.

– То было минутой ранее. Пора забыть. Не волнуйся по пустякам, ладно?

Звучит безумно, но я понимаю, что он имеет в виду. Жизнь слишком коротка, чтобы париться из-за всякой ерунды.

Мы садимся в машину и возвращаемся в деревню. По пути на ферму, проезжая мимо дома Кэтлин, я все же бросаю взгляд на окно. Она ушла.

Мы подъезжаем к коттеджу в стиле Тюдор: белого цвета с черными балками, темной крышей и массивной дверью, на которой уже появились сколы. Домик кажется небольшим, но очаровательным и самобытным – во всяком случае, в темноте. На пути к нему мы пробиваемся через кусты и непостриженную траву, которая бьет хлыстом по лодыжкам.

– Мама гостит в Килкенни у моего старшего брата Дезмонда, так что здесь только ты и я, – рассказывает Мал.

– Так круто, что у тебя есть старший брат. – Я пялюсь ему в затылок, когда он, приложив усилия, толкает плечом старую дверь. Она со скрипом отворяется, и мы вваливаемся в гостиную. Крепкий дощатый пол, кованые светильники и мебель из переработанной древесины наглядно демонстрируют, что я уже не в Америке. Если не обращать внимания на потертый желто-оранжевый диван и плоский телевизор, этот дом можно принять за жилье эпохи регентства.

– Шесть, – бросив ключи в вазу рядом с дверью, добавляет Мал, поворачивается и притягивает меня к себе.

Я таю в его объятиях.

– У тебя шесть братьев?

Я прижимаюсь к его горячему телу, терзаемая удивлением и завистью.

Мал пожимает плечами:

– Нас семеро. У меня пять братьев и сестра. Мы же католическое семейство. Дез – старший. Еще у меня пять племянниц и четыре племянника. Не заставляй меня пересчитывать домашних питомцев.

Я откашливаюсь.

– А твой папа?

– Скончался совсем молодым. В сорок лет от сердечного приступа. Я был мальчуганом, когда он помер. Ему же хуже, потому что я слишком плохо его помню, чтобы скучать.

– Мне жаль, – все равно произношу я.

Мал берет меня за руку и ведет на узкую старую кухню с желтым ветхим уголком. Парень толкает очередную дверь, и мы оказываемся на заднем дворе. Даже в темноте я вижу, какой он огромный. Здесь есть несколько раздельных выгонов, где их семья наверняка держит скот.

Не представляю Мала фермером. Очевидно, как и он сам, ведь в качестве заработка выбирает уличное пение. Мал ведет меня к газону и велит ждать здесь. Он исчезает в доме и выходит с одеялами, бутылкой виски и оранжевой пачкой какого-то печенья. Мы ложимся рядышком на траву и смотрим, как прячутся за облаками звезды.

– Ты веришь в Бога? – Я жую печенье с шоколадной глазурью. Намного проще задавать странные вопросы, когда тебя поглощает темнота. Краем глаза вижу ослепительную улыбку Мала.

– Когда мне удобно.

– А когда тебе удобно?

– Когда нужно перекинуться с Ним словом или перед чемпионатом мира по футболу, когда Ирландия нуждается в молитвах. Моя очередь задавать вопрос.

Я уже закатываю глаза, поражаясь своим телепатическим способностям.

– Почему тебе не нравится шрам?

«Родимое пятно», – так и тянет поправить.

– С чего ты взял, что мне он не нравится?

– Ты не хочешь о нем говорить, – отвечает Мал.

Я вздыхаю:

– А за что его любить? Он уродливый. Заметный.

– Это самое красивое, что в тебе есть. Благодаря шраму ты не просто красивая мордашка, – признается он.

Я качаю головой. Не хочу даже думать об этом.

– Моя очередь. Чувствовал ли ты когда-нибудь, что все мы просто горим в одиночку?

– Постоянно, – хрипло говорит Мал. – Но с тобой меньше. Моя очередь: ты когда-нибудь кончала с парнем?

Я давлюсь крошками от печенья и хмуро гляжу на парня. Он все так же невозмутимо смотрит на звезды.

– Мал, какого хрена?

– Прости, но, по-моему, твой вопрос, верю ли я в Бога, такой же личный. Да ведь ты больше никогда меня не увидишь, забыла? Кому я скажу? Своей придурочной овце?

Он прав. У нашего небольшого мирка есть срок годности.

– Нет. То есть я не девственница. Просто я… все же нет. Думаю, в постели с парнем я слишком погружена в свои мысли. Моя очередь, – быстро говорю я.

Меня бесит, что он улыбается. Бесит, что из-за его улыбки покалывает каждая клеточка. Но сильнее всего бесит, что он, как наркотик, обостряет все мои чувства, а вскоре мне придется его бросить.

– Ты правда ненавидишь деньги? – спрашиваю я.

– Терпеть их не могу, – подтверждает он. – Я никогда их не копил. Специально точно.

– Выходит, Кэтлин права? Ты можешь продавать песни, но не хочешь?

Он наклоняет голову и обхватывает рукой мою щеку. Я чувствую опаляющие живот языки пламени.

– Ни одни деньги не сделают тебя богаче, Рори. Лучше. Чем меньше ты зависишь от них, тем меньше препятствий у тебя по жизни. Моя очередь: как думаешь, став старше, ты выйдешь за богатого парня с вареными яйцами?

– Вареными яйцами? – смеюсь я.

Он делает большой глоток виски, но на полном серьезе смотрит на меня.

– Да. Богатеям нравится брать уроки пилотирования, и так у них нагреваются яички. А потом они чморят жен за то, что те не смогли залететь, хотя у мужиков все сперматозоиды подохли. Читал об этом в журнале, пока сидел в очереди к дантисту на чистку зубов.

– Спасибо за анекдот, – я пытаюсь подавить смешок. – Нет, я не собираюсь выходить за богатея. А что?

– А то, что я не хочу для тебя такого будущего, и есть в тебе что-то, сводящее парней с ума.

– И что же? – я пожираю его взглядом.

Мал пожимает плечами, берет меня за руку и целует раскрытую ладошку.

– Ты классная.

– Ты любил когда-нибудь? – облизываю я губы.

– Спроси завтра перед вылетом. Моя очередь. Ты когда-нибудь испытывала оргазм от поцелуя?

– Чего? – Брови у меня взлетают на лоб.

На лице Мала появляется проказливая ухмылка и озаряет своим светом весь двор. Она отсвечивает и на меня, даря тепло.

– Ты слышала.

– Нет, – недовольно посмотрев на него, ворчу я. Он серьезно? Я же только что сказала, что с парнем никогда не кончала.

Мал наклоняется и ведет большим пальцем по моей щеке, положив остальные пальцы мне сзади на шею. Он легонько, как перышко, ведет губами по моим губам. Я уступаю, не закрывая глаза и настороженно выжидая. Неожиданно он высовывает язык и облизывает кончик моего носа.

Разомлев, я фыркаю от смеха.

– Это никак не...

Мал накидывается на мои губы, и не успеваю я опомниться, как он оказывается на мне и, закинув мои руки за голову, придавливает запястья к мокрой холодной траве. Я исторгаю ему в рот стон, чувствуя, как идеально его тело накрывает мое, потому что он весь крепкий и горячий в противоположность моей холодной мягкотелой натуре. Мы словно даже слеплены из совершенно разных материалов.

Он касается языком моего языка, и как-то – как-то – они сливаются в чувственном безукоризненном танце, словно мы уже однажды практиковали подобное. Он превосходно целуется, затягивая меня в водоворот страсти, что я почти слепну от возбуждения. Я чувствую, как трусики намокают и прилипают к телу. Этот поцелуй – вот этот – я чувствую всюду вплоть до поджавшихся пальчиков на ногах. Только я начинаю верить в то, что он выполнил обещание доставить оргазм поцелуем, как Мал освобождает мои запястья и отстраняется, вытерев рот тыльной стороной кисти.

– Я не кончила, – скрипучим голосом говорю я, еле шевеля припухшими онемевшими губами. Это скорее обвинение, чем издевка. Почти жалобное хныканье.

– Мы переспим сегодня, Рори? – смотря в сторону, без дураков спрашивает он.

– Это… сейчас моя очередь задавать вопрос, – неуверенно произношу я.

Мал – самый прямолинейный человек, которого мне доводилось встречать, и я совершенно не понимаю, что с этим делать.

– Задашь потом два. А сейчас отвечай.

Теперь он смотрит на меня, и наши взгляды встречаются в темноте. Даже через одеяло я чувствую, что свежая трава покрыта росой. Прохладно, но в кои-то веки по всему моему телу мурашки бегут не от студеного воздуха. Становится трудно дышать. Господи.

– Я хочу, – признаюсь я.

Мал глотает, и я вижу, как двигаются мышцы его шеи.

– Но нам нельзя, так ведь? – шепчу я. – Теперь нет, ведь мы очень уж друг другу нравимся.

– Не знаю, – хрипло отвечает он. – Не хочу провести остаток жизни, гадая, как бы это было.

Он ведет рукой вниз по моей шее, обхватив ее ладонью, и наклоняется вперед, так ласково целуя меня, что я начинаю дрожать от нежности его прикосновения. Он скользит языком в мой рот и перекатывается, ложась на меня сверху. Ладони ласкают каждый уголок моего тела: руки, плечи, талию, живот… грудь. Он задирает вверх мои куртку и толстовку и через футболку щелкает пальцем по напряженному соску. На мне спортивный лифчик, но от холода и этих переживаний каждый волосок на теле встает дыбом от невообразимого напряжения и желания.

Мы одновременно стонем, как только он снова щелкает пальцем. Потом Мал опять целует меня, и мы улыбаемся. Не понимаю, как выходит, что вся моя одежда выше пояса – куртка, толстовка, топ – оказываются лежащими рядом с нами. Мал одной рукой расстегивает лифчик, а другой ныряет в мои вельветовые джинсы.

– Тебя здесь кто-нибудь трогал? – спрашивает он, водя средним пальцем между складок. Я резко вздрагиваю от удовольствия и вся сжимаюсь от напряжения.

– Да. – Рот наполняется слюной.

– А так? – Он вводит палец, и мы оба слышим, как сильно я возбуждена. Я краснею как маков цвет в его объятиях.

– Хм-м. Мой бывший Тейлор.

– А так Тейлор делал? – Мал ведет мокрым пальцем к моему клитору, медленно поглаживая его круговыми движениями.

Я запрокидываю голову и закрываю глаза. Нет, Тейлор знал, как касаться моего тела. Просто я всегда казалась слишком отстраненной, чтобы полностью отдаться удовольствию. Словно я воображала половой акт. А тут? Я чувствую. Всюду. Под Малом я в исступлении, горячая и мокрая. Он обхватывает губами мой левый сосок и посасывает его. Перед глазами вспыхивают фейерверки и звезды. Я напрягаюсь от удовольствия. Мне нравится, что Мал сначала думает обо мне. Нравится, что он полностью одет. Нравится, что он четко знает, что делать – даже если практиковал это на других девушках. На многих девушках, конечно же.

– Господи, – стону я.

– Забудь о нем, помнишь? – шутит Мал, покрывая поцелуями мою грудь, плечи и шею. Он дразнит меня, и я начинаю дергать бедрами, вжимаясь в его руку, которая оказывается у меня в трусиках. Он быстро трет клитор, и я готовлюсь к оргазму. Мал входит в меня двумя пальцами и громко стонет. А потом, когда от экстаза меня пробивает дрожь и я кончаю, он засовывает руку в мой рюкзак, вытаскивает камеру и делает фото моего лица.

Он запечатлевает меня в самую беззащитную минуту. Я хочу наорать на Мала, но он бросает камеру на плед и смотрит вниз, а я отпускаю обиду. Он не выглядит самодовольным, радостным или бесцеремонным. Он выглядит... измученным.

– Рори?

– А?

– Я таки заставил тебя кончить.

Я моргаю, смотря на свои скрученные вокруг бедер штаны.

– А теперь ты заставишь кончить меня, – говорит он. – Надеюсь, после того, как в тебе окажется мой член. Черт, не могу на тебя наглядеться. Ты прекрасна.

Он расстегивает ремень, спускает штаны, открывает кошелек и начинает натягивать презерватив. Я скидываю ногой брюки, отчаянно стараясь не думать о том, что у Мала в любой удобный момент всегда наготове презервативы.

Мне не удается хорошенько разглядеть его пенис. Я намеренно избегаю зрительного контакта с его членом. Пенисы меня пугают. Особенно необрезанные. Они напоминают вывернутые рукава свитера после дикой скачки в стиральной машине.

Подготовившись, Мал смотрит на меня, поставив обе руки рядом с моей головой.

Я краснею, закрыв лицо руками.

– Хватит так на меня смотреть.

– Как?

– Ухмыляясь, как будто ты нассал в джакузи, где все балдели, и удрал. Ты подарил мне оргазм, а не изобрел лекарство от рака.

– Еще вся ночь впереди, – шутит Мал, чмокнув меня в голову. – Готова? – спрашивает он, примостившись между моих ног.

Господи, да. Я киваю.

Он входит в меня, не отводя глаз, а когда начинает двигаться почти смущенно и совсем не так плавно и искусно, как я представляла, то оказывается, что Тейлор не до конца исполнил задачу по лишению меня девственности.

Я морщусь. Мал охает. Он целует меня с такой страстью, что я чувствую, как от его поцелуя внутри все приятно сжимается.

Он замирает, без предупреждения кладет руку на мою левую грудь, хмурится и смотрит в небо.

– Что? – Я осекаюсь, поняв, что он делает.

Сразу вспоминаю свои слова, что пересплю с ним только через свой труп. Лежа под ним, не могу сдержать смех.

– Еще дышит, – подтверждает Мал и бросается на меня с очередным жадным поцелуем. – И живее всех живых под моими пальцами.

– Это больно, – издаю стон в его раскрытый приветливый рот и цепляюсь за его плечи.

– Не волнуйся, принцесса Аврора, – рычит парень: горячий, бархатистый и живой. – Я обязательно покачну твой замок, даже если это будет последний подвиг в моей жизни.

Два часа утра

Я резко просыпаюсь в постели Мала. В комнате сплошная темень: нет света ни от фонарных столбов, ни от проезжающих мимо машин, ни от электронных приборов. Что открывай глаза, что нет – разницы никакой. Я чувствую, как его горячий мокрый язык ненасытно кружит у меня между ног.

– Что ты делаешь? – стону я.

– Пробую тебя. – Мал глубже зарывается языком, и я извиваюсь под ним от удовольствия. – Святые угодники, Рори. Ты божественна на вкус.

– Мал, что ты...

Но затем он касается моего клитора и, смыкая на нем губы, засасывает в рот. Я стискиваю бедрами его лицо, хватаю за волосы и, прижав его голову к себе, выгибаю спину на подушке, издавая стоны.

– Дорогая, ты разбудишь Англию. – Мал погружает в меня палец и тут же щелкает языком по клитору.

– Какая разница? Ты же на них зуб точишь.

Мал смеется и опускается с французским поцелуем; согнув пальцы, он находит эрогенную точку, и от восхищения у меня поджимаются пальчики на ногах.

Я снова кончаю с его именем на своих устах.

Три часа утра

– Важна не техника, а энтузиазм, – объясняет Мал, его член направлен в мою сторону.

Он толще и длиннее чем у Тейлора. С выпирающими венами и грозного вида. Наконец-то мне удается найти в Мале что-то несовершенное, хотя чувствовать его в себе очень приятно.

– Просто покажи все, на что способна. Честно говоря, я все равно кончу секунд через двадцать. Рори, ты дико возбуждаешь.

Я обхватываю губами его ствол, а спустя пятнадцать секунд, когда Мал кончает мне на грудь, понимаю, что он был прав. Мы падаем с кровати на пол, запутавшись в конечностях и безудержно хохоча.

– Рори! – грохочет он. – Я скорострел! Теперь придется тебя убить, чтобы сохранить свою тайну.

– Успокойся, я тебя не выдам. – Зевнув, я перекатываюсь на полу и ударяюсь о дверь. Во рту вкус его соленой плоти. До сих пор чувствую его на своем языке. – Да и скоро мы окажемся по разные стороны океана, помнишь? Кому я скажу? Своей аквариумной рыбке?

– У тебя есть рыбка? – Мал впадает в ступор, словно ему горько, что он так мало обо мне знает.

– Заведу несколько, чтобы поднять тебе настрой.

– Просто признай, что я тоже могу тебя уничтожить, – вдруг говорит он с другого конца комнаты. Мы лежим на полу и пялимся в потолок.

– Почему?

– Потому что от тебя у меня дыхание спирает, так что ты уже наполовину выполнила план по уничтожению.

Я качаю головой, проводя пальцами по губам так, словно застегиваю молнию.

Мал поднимает с пола медиатор и кидает его мне.

– Пока не стану отнимать у тебя твое сердце. Только не привязывайся.

Я смеюсь, но он замирает и глядит на меня. Клянусь, у него на лице выражение необычайной скорби.

– Простишь меня? – спрашивает он.

– За что? – морщусь я.

Он отводит глаза и глотает.

– Хороший вопрос. Полагаю, раз не дал тебе то, за чем ты приехала.

Четыре часа утра

– Иногда ты создаешь музыку. Иногда музыка создает тебя, – объясняет Мал. Мы сидим на его кровати, делим пачку сладостей, которые он называет сахарными кругляшками, и пьем молоко из картонной коробки. – А когда музыка тебя создает, ты меняешься и потом знать не знаешь, как из этого выпутаться.

– С фотографией точно так же, – киваю я. – Я чувствую себя режиссером и показываю то, что мне заблагорассудится вам показать. Я могу представить фон за твоим домом прекрасным или зловещим, печальным или счастливым. Все дело в ракурсах, фильтрах и композиции.

– Я не хочу петь. Внимание меня не заводит.

– Знаю. – Я улыбаюсь. – Как раз поэтому я тоже прячусь за камерой. Ну… полагаю, внимание и меня не заводит.

Я краснею.

– Выходит, ты понимаешь. – Мал радостно улыбается. – Я не продам свои песни. Они – мои.

– Делай то, что приносит тебе счастье. Общество поймет. А если нет – это проблема общества, не твоя.

Тишина.

– Рори, выходи за меня. – Он поворачивается ко мне. – Давай останемся тут, будем трахаться, создавать музыку и делать фотографии.

Я смеюсь и закидываю конфетку в рот. Но Мал выглядит серьезным и ждет ответа.

– Мал… – произношу я.

Господи. Он до сих пор глядит на меня и ждет ответа.

– Меня ждет учеба. Через несколько недель я уезжаю в колледж.

– У нас тоже есть тут колледжи.

– Я уже зачислена. Оплатила учебу. Получила комнату в общежитии. Еду со своей подругой Саммер.

– У меня есть некоторые сбережения, – убеждает он. – Я хорош в своем деле. Смогу нас обеспечить.

– Ты не в себе.

– Я никогда и не утверждал обратное. – Мал мрачнеет, и по его сердитому тону я понимаю, как трудно ему сохранять терпение. Потом он качает головой, улыбается, ложится на меня и покрывает мое лицо горячими влажными поцелуями.

Мал шарит по тумбе, пытаясь нащупать еще один презерватив. Но его нет. Мы все использовали. Он перестает меня целовать и молча просит разрешение. Каждой клеточкой чувствую груз принятого мной решения. Особенно памятуя о том, как я появилась на свет. В эту секунду я становлюсь своей матерью. В эту секунду мои желания и похоть превыше логики.

Я киваю ему.

– Только не мешкай, пожалуйста. Сложно растить ребенка во время выпускных экзаменов.

– Иди на хрен, Рори.

– О, пожалуйста, Мал.

***

Утром, перед отъездом в аэропорт, я настойчиво угощаю Мала завтраком. Он и так заплатил за мой номер и еду. Завтрак – меньшее, что я могу для него сделать.

Мы оказываемся в «Кабаньей голове». Видимо, местные едят только в этом заведении. Туристы со всех уголков мира приезжают в Толку, чтобы напитаться ирландским духом маленького городка, поглядеть на сельское хозяйство и побывать в местной пивоварне. Я узнала, что это место славится и своим маслом. Когда мы заходим, в пабе полным-полно народу, но, заметив Мала, красивая светловолосая бармен находит нам столик.

– Я соскучилась, жулик, – подмигивает она ему.

Без труда можно понять, что между ними что-то было.

Мал щелкает ее по уху.

– И минуты не прошло.

– Позвонишь мне на выходных?

– Смотря, чего хочет красавица, – отвечает Мал. Она может позвонить ему просто так или пригласить на свидание, или предложить перепихнуться. Но ведь мое имя тоже означает «красавица». Вряд ли он в курсе.

Прошлой ночью я пять раз занималась сексом с Малом, и теперь у меня ноет все тело. И я не говорю уже о дополнительных упражнениях. Мы не обсуждаем тот раз без презерватива, потому что он успел выйти. Я убеждаю себя, что все будет хорошо, но ради собственного спокойствия решаю купить в аэропорту таблетку экстренной контрацепции.

Сделав заказ за барной стойкой, я сажусь и морщусь. Мал хватает меня за руку и прижимает ее к своим губам.

– Давай попробуем еще раз при белом свете. – Он откашливается. – Останься.

Я разрываю пачку чипсов и, закинув пластинку в рот, пережевываю ее, но не тороплюсь с ответом.

– Я ведь уже говорила, что через две недели уезжаю в колледж.

– На хер колледж.

– А как же моя мама?

– Ее на хер не надо. На такие выкрутасы я не очень-то падок. Но ты ее ненавидишь, Рори. Будем каждый месяц посылать ей лак для волос. И билеты на самолет каждое Рождество. Если хочешь, и на Пасху. – Мал протягивает руку к «Гиннессу» – утром, да – и делает большой глоток. – Останься, Рори. Это судьба. Только не говори, что не заметила, как перестал вчера идти дождь, когда мы поцеловались.

Я открываю рот, чтобы возразить, как вдруг отключается электричество. В пабе светло, но мне все равно не по себе, когда гаснет экран висящих телевизоров, умолкает песня «Lord of the Dance» и останавливается гул технических холодильников.

Между нами повисает молчание. Все как-то резко стихли. Не уверена, но кажется, некоторые смотрят на нас. Наверняка услышали последнюю фразу, когда музыка смолкла, и теперь ждут моего ответа.

Они знают, что Мал сделал предложение?

Я чувствую ком в горле, смотря на свои лежащие на столе руки.

– Рори? – настаивает он.

– Я не верю в судьбу, – тихо признаюсь я, не сводя глаз с открытой пачки чипсов. – Тебе двадцать два года, мне – восемнадцать. Мы оба знаем, что наши отношения не продлятся долго.

А не спорю ли я с собственной судьбой?

Снова включают электричество. Эта дурацкая случайность за пределами человеческого понимания. Раздосадованная, я нахожу утешение в том, что по телеку показывают футбол, музыка заглушит наш разговор, а местные вернутся к своему трепу.

Мал ничего не говорит. У него вытягивается лицо, словно он только сейчас понял, что я права. Я сжимаю пальцами колечко в носу и вожу его туда-сюда.

– Эй, а что думаешь об отношениях на расстоянии? Я планирую учиться и устроиться на работу, так что следующим летом могла бы приехать. Может, получится и на Рождество. Зависит от цен на билеты.

Проговаривая эти мысли вслух, я пытаюсь убедить себя, что дело выгорит. Нужно лишь оплатить билеты. У Мала есть машина и дом.

Но он трясет головой, откидывается на спинку стула и начинает его раскачивать.

– Рори, либо все, либо ничего. Черт подери, расстояние я не вынесу.

Его ответ чуточку меня злит. Значит, он хочет меня, но только на своих условиях. Это нечестно. Если человек не желает ждать, значит он тебя не заслуживает.

Я не могу сорвать его из родного дома и попросить переехать в Америку, просить оставить братьев и сестру, племянников и племянниц, мать, пожилого приемного деда и скорбящую подругу детства, которая испытывает к нему чувства и наверняка хочет занять мое место.

И даже пытаться не буду после бесцеремонного ответа на мое предложение поддерживать отношения на расстоянии.

– Мы можем дружить на «Фейсбуке» или через «Май спэйс»… – начинаю я, но Мал меня перебивает:

– И смотреть, как ты встречаешься с другими парнями? Нет уж, благодарю покорно. Я и так стараюсь не наложить на себя руки из-за ненависти к себе. И мы оба знаем, что ослепительно глупо наблюдать, как мы трахаемся с другими.

Я сурово гляжу на него, скрестив на груди руки.

– Ладно. Тогда оборвем все здесь и сразу.

– Я не могу так резко все оборвать, – возражает он.

Боже, как же с ним сложно.

– Ты не оставляешь нам другого выбора, – скрежещу я зубами.

– Ложь, – парирует он.

– Что ты предлагаешь?

– Договор. – Мал торопливо подвигает стул и наклоняется ко мне. – Вы, янки, обожаете всякую хрень юридической силы, правда ведь?

Он тянется к сумке рядом со мной и открывает ее. Вытаскивает мою камеру и ручку, выбрасывает приборы из свернутой салфетки и разглаживает ее на столе.

– Согласен, сейчас неподходящее время для женитьбы. Но если мы встретимся снова, при любых обстоятельствах, в любое время, мы будем вместе, Рори. К черту супругов. К черту парней и девушек. К черту весь мир. Если судьба позволит, мы не встанем у нее на пути, несмотря ни на что. Слышала?

Я смотрю на него так, словно он с дуба упал. Что он курит и как сделать так, чтобы это вещество никогда не попало в руки нашей молодежи?

– Вероятность встретиться снова меньше нуля.

– Бзз, опять ошибаешься. Немногим больше нуля. Я бы ставил от нуля до пятнадцати процентов, – жизнерадостно заявляет Мал.

Не понимаю, как ему удается быть таким беспечным, но жаловаться не смею. Мал сделал мне предложение, и я почти уверена, что он не шутил. Я ему отказала. Вообще-то при всем честном народе.

– А если один из нас будет искать другого? – спрашиваю я.

– Это мухлеж, – качает головой Мал. – Встреча должна случиться сама по себе. Искать друг друга нельзя.

– И все же? – Есть у меня ощущение, что этим человеком окажусь я.

– Тогда договор прекращает действие, и тебе не придется выходить за меня замуж.

– Мне придется выйти за тебя, если мы встретимся вновь? – Глаза у меня горят, но я улыбаюсь.

Он пожимает плечами.

– Ставки высоки, но из них получаются отличные истории, принцесса Аврора из Нью-Джерси.

– Сколько же у меня власти, чтобы прикончить тебя. А ты даже не дашь мне свой номер, – бурчу я и делаю глоток диетической колы.

– Я не даю тебе свой номер, потому что не хочу, чтобы это прикончило и меня, – с мрачным взором цедит он сквозь зубы.

Я пытаюсь не злиться на него, потому что понимаю: все, что он говорит, правдиво и искренне. Мы не можем быть вместе, а поддерживая связь, вожделеть будем еще больше. Мал бегло корябает условия договора на салфетке. Потом подписывает его и двигает ко мне.

– Когда будешь готова.

Сначала я читаю.

«Настоящим договором, мы, Малаки Исаак Доэрти и Аврора (как там тебя дальше зовут?), обещаем друг другу: маловероятно, но если встреча состоится, при любых обстоятельствах, правилах и условиях у нас все получится. Невзирая на потери и последствия. Мы поженимся. Мы будем жить долго и счастливо. С детьми, собаками и придурочными овцами.

Правила: не искать друг друга в интернете. Не искать друг друга вообще. Но если это случится – договор в деле».

Подписи: Малаки Исаак Доэрти и Аврора МакСупер О’классная.

Маловероятно.

Он знает. Я знаю. И все же нельзя силой удерживать человека. Нельзя вынудить человека совершить обреченный на провал поступок. В мои планы не входит переезд в Ирландию после окончания колледжа, а жизнь Мала целиком и полностью тут.

Я заменяю свое имя на Аврору Белль Дженкинс, чтобы Мал понял – я уже хочу, чтобы он сжульничал, – и ставлю подпись. В голове проскальзывает мимолетная мысль, что я никогда не называла ему свое второе имя, а он на него намекал.

Мал фотографирует салфетку и передает мне камеру.

– Твоя копия соглашения. Для сохранности.

Он засовывает салфетку в задний карман и снова принимается за «Гиннесс».

– Я серьезно, – дергает он плечом. – Заверю ее у нотариуса и проставлю апостиль.

– Знаю. – Деланно беззаботно бросаю в рот пластинку чипсов.

– Остается лишь надеяться, что я не успею скончаться от разбитого сердца. – Мал допивает пиво.

Я размышляю о Кэтлин и гурте девушек, что всюду за ним таскаются и готовы утешить в своих объятиях.

– О, думаю, ты переживешь.

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САЛФЕТКИ

Знаете, я не возлагаю высоких надежд на этот наспех написанный договор. Думаете, это мое первое родео? Придурки, я сделана из вторичного сырья. Я много чего повидала и знаю, как это обычно бывает. Они подержат обещание несколько недель. Может, месяц, если действительно влюбились. Потом я стану мятой, вонючей, надорванной. Или меня найдет его мать и выкинет в мусор, браня на чем свет стоит своего безалаберного сыночка, который не сейчас, конечно, но к тому времени уже будет пялить другую девицу.

Я – жертва их спонтанного решения. Я могла бы скончаться красиво, уютно притулившись в мусорной корзине среди других салфеток, пластиковых бутылок и остатков еды, которые ленивые работники могли бы отскрести и выбросить в другое ведро.

И не в тему будет сказано, на слове «потери» пятно от кетчупа размером с горошину, и оно адски зудит.

Какая же чушь тут написана.

***

Мы подъезжаем к дублинскому аэропорту, и я закидываю на плечо рюкзак, достаю из багажника чемодан и настаиваю, чтобы Мал не провожал. Он припарковался двойным рядом перед другой машиной.

– Ненавижу сцены из фильмов, где действие происходит в аэропорту. Они патологически безвкусные. Мы выше этого, Мал.

Я убираю волосы за уши и тут же хихикаю.

Дело в том, что я уже уничтожена. Если мы проведем вместе еще несколько душевных минут, я проплачу весь путь домой, а это очень щекотливая ситуация.

Мал проводит большим пальцем по моей нижней губе и улыбается.

– Счастливого пути.

– Спасибо. – Но продолжаю стоять как истукан. Жду… чего, хотелось бы знать?

Я не хочу уезжать. Не хочу тебя покидать.

Вспоминаю кое-что важное. Расстегиваю чемодан и шарю в нем в поисках полароида. Найдя, вскакиваю и делаю наше совместное фото. Отдаю Малу.

– Нечестно, что у меня останутся все наши снимки, а у тебя ни одного.

– Это не так, – улыбаясь, поправляет меня он. – У меня останутся воспоминания.

– И наш договор. – Я жму его плечо, но уже чувствую, как мы отдаляемся друг от друга. Словно мы опять незнакомы. – Он тоже у тебя остается.

Мал закатывает глаза.

– Надеюсь, я не задрочу его до смерти в первую же неделю после твоего отъезда.

Я смеюсь и внимательно смотрю на салфетку, утешая себя тем, что она неодушевленный предмет, но смех у меня нерадостный.

Мал обхватывает мое лицо ладонями и так крепко целует, что я теряю равновесие. Его сердце бьется быстро и гулко, словно вот-вот вырвется из груди.

«Возможно, – безнадежно думаю я, – это было бы к лучшему». Я хочу схватить его и забрать с собой туда, где Кэтлин не сможет до него добраться и отнять у меня.

Мы медленно отодвигаемся друг от друга, словно наши тела склеены.

– Не будь с Кэтлин, – шепчу я, поднимая взгляд на его лицо. – Она тебя не уничтожит.

В голову приходит цитата Буковски: «Найди то, что любишь, и пусть оно убьет тебя». Думаю, именно это со мной и приключилось.

– Не буду. А ты не будь с туповатым пижоном с вареными яйцами. Ты рождена для величия, принцесса.

– Не буду, – улыбаюсь я.

Мал пальцем приподнимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились, и произносит:

– Спроси меня еще раз.

Мне не нужно признание. Я и так знаю. Знаю, потому что чувствую то же самое, и моя сила воли теперь трещит по швам. Я прижимаю ладонь к его груди и считаю удары сердца.

– Любил ли ты когда-нибудь? – Я не могу подавить эмоции, что прочно обосновались у меня в горле.

Мал усмехается, глядя на меня.

– Прощай, Рори.

Взглядом готова его прибить, но сама ухмыляюсь.

– Подонок!

– Что? – смеется он.

Я тоже смеюсь. Теперь по-настоящему. Я понимаю, что нам обоим это нужно. Нужно снять напряжение.

– Зачем велел спросить, если ответ отрицательный?

– Я не говорил, что ответ отрицательный. – Мал ведет руками по моим плечам. – Но признавшись тебе, признаюсь и себе. Потом придется тебя искать, а тем самым нарушу и договоренность. Рори, пойми наконец: при следующей встрече я заберу тебя с собой. Мне плевать, если у тебя будет парень, муж или гарем из мужчин, сражающихся за твою любовь. Если к тому времени ты родишь детей, я воспитаю их как своих. Так что полагаю, извинения уместны.

– За что? – непонимающе спрашиваю я.

Мал поворачивается, собираясь уходить. Я понимаю, что вообще не готова прощаться.