Текст книги "Маловероятно (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Шен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Я официально имею право на половину твоего имущества, – шучу я.
Я ни цента не возьму из заработанного им, и Мал прекрасно это знает. На сегодняшний день оставшиеся от Глена деньги лежат в банке на счету матери.
– Можешь забирать мои бабки. Я ими никогда не дорожил.
Мал наклоняется и целует меня в шею.
– Тогда чем же ты дорожишь, Малаки Доэрти?
Он улыбается, берет меня за руки и целует пальцы, не сводя завораживающих фиолетовых глаз.
– Тобой.
***
В три часа утра мы вваливаемся в наш номер, не ожидая гостей. Я сразу же иду к небольшому бару возле окна, чтобы заправиться джин-тоником. Мал приседает, чтобы достать из мини-холодильника бутылку воды, когда вдруг распахивается дверь.
– Мал? Ты здесь? – раздается тихий голос.
Брэнди. В жилах тут же вскипает кровь, потому что, во-первых, какого черта она забыла в его номере и откуда у нее ключ? А во-вторых, суток не прошло, как она спала с другим – со своим боссом!
Плевать. Мне не нужен повод на нее злиться. Она таскается за моим мужем. Мужем. Я хочу помахать перед ее лицом кольцом, которое Мал купил сегодня в местном ювелирном, дав клятвенное обещание заменить его вскоре кольцом побольше и подороже.
Как будто меня вообще волнует размер кольца.
Я смотрю на Мала, который сидит у моих ног с бутылкой воды. Он отвинчивает крышечку, делает большой глоток и, самодовольно ухмыльнувшись, прижимает к губам указательный палец. Такой непосредственный в своей шаловливости.
Вот бы сообщить ей новости сразу. Мило.
– Здесь, – заливаюсь я соловьем, стоя за баром. Мала ей не видно.
Брэнди заходит, похожая на высококлассную проститутку: идеально наложенный макияж, ярко-алые губы, красное мини-платье и пересушенные феном волосы.
– О, тебя я не ожидала, – куксится она.
Брэнди стоит совсем рядом с баром. Я попиваю джин-тоник.
– Налить тебе? – хлопаю я ресницами.
– Мал здесь? Он в душе?
Брэнди оглядывается по сторонам.
– Он рядом.
Стоит мне произнести эти слова, как я чувствую на бедре его пальцы. Мал подносит лицо к моей промежности и, подцепив большими пальцами нижнее белье, медленно его стаскивает.
Что он творит? У нас же гости.
– А почему ты пришла к нему в три часа ночи? – спрашиваю я, пытаясь вести себя как обычно, хотя стою без трусиков и чувствую горячее дыхание Мала. Пульс зашкаливает, и меня затягивает в знакомый омут желания.
– Я просто подумала… хотела… – Брэнди снова оглядывается, будто в любой момент Мал материализуется из выключенного телевизора. – Эштон сказал, что Мал работает по ночам, и я подумала, ему что-нибудь понадобится.
Типа гадкого перепихона?
– Хорошо. Мы очень тесно сотрудничаем. Я сама ему помогу, чем смогу.
Вожу пальцем по ободку стакана. Пока не привыкла к ощущению кольца на пальце, но чувствую, что оно наделяет меня определенными полномочиями. Словно мне по силам мир завоевать. Все это благодаря любви Мала. Хоть он и не говорил эти слова, но я чувствую их каждой клеточкой всякий раз, как он на меня смотрит.
«Любил ли ты когда-нибудь?» – надо спросить его снова и поскорее.
Мал проводит еще холодным от воды языком между моих складочек, и меня начинает потряхивать от необузданного желания. Брэнди делает шаг и облокачивается о стойку.
– Не обижайся, но вряд ли ты окажешь ту помощь, какую он хочет получить от меня.
– Ничего страшного, – произношу я, приглушая стон, когда Мал запускает язык глубже.
Я чувствую свое возбуждение на его языке, а еще чувствую, как он улыбается, втайне испустив урчащий сдавленный смех в ответ на ее последнее тупое замечание. Он буквально пожирает меня, а Брэнди тем временем утверждает, что именно ее он хочет затащить в постель.
Вот в чем теперь ирония. Но вряд ли Аланис Мориссетт захочет описать такое в своей песне.
– Передать ему что-нибудь? Похоже, наш парень еще очень далеко-о… – Я пытаюсь дышать нормально, пока Мал ласкает меня языком, каждый раз кружа им по клитору, чтобы заодно напомнить, что кое-кто уже точно близко. Я.
– Ну, я…
– О-о-о, боже, – завываю я, вцепившись в барную стойку так, что пальцы немеют, и бесстыдно запрокидываю голову.
Мал трет носом чувствительный бугорок и засовывает язык так глубоко, что я вижу звезды. Я больше не могу держать глаза открытыми.
– Все хорошо?
Я практически слышу, как она хмурится.
–Ты выглядишь какой-то больной.
Мал ничего не может с собой поделать. Он начинает хохотать, попутно лаская меня, покусывает за губы, посасывает, безжалостно трахает меня языком. Он хочет, чтобы я кончила ему на лицо и у нее на глазах. И я кончаю. Сильно, широко раздвинув ноги с платьем, задранным до талии, кусая нижнюю губу и распластавшись на барной стойке. Стакан падает на пол.
Через несколько секунд я открываю глаза и, хлопая ресницами, смотрю на Брэнди.
– Да, я здорова. Немного… – Прочищаю горло. – Потянула мышцу.
Брэнди делает последний шаг и заглядывает вниз, продолжая от раздражения хмуриться.
– Мал! – одетая в такое же короткое, как салфетка, платье, восклицает она, хватаясь за сердце.
Спотыкаясь, я отхожу от мужа и вижу, как он стреляет в ее сторону совершенно очаровательной мальчишеской улыбкой и встает. Он щеголяет огромным стояком, который отчетливо прорисовывается в бриджах. Губы у Мала опухшие и выглядят так, словно он только что отведал глазированный пончик, а волосы спутанные, густые и шелковистые, как цветочные лепестки.
В эту минуту он такой очаровательный, что я на все сто уверена: никогда и ни за что от него не откажусь.
– Бритни, привет.
– Брэнди. – Она скалится с красными от ярости щеками.
– Точно. – Мал ставит руки на пояс. – Чем могу помочь?
– Это интрижка или?.. – Она водит пальцем между нами и с прищуром смотрит на Мала.
Он делает резкий выдох, сдувая локон блестящих отросших волос, упавших на бандану, и притворяется, что задумался над ее вопросом.
– Утром я сделал Рори предложение. Хотя не совсем верно. Я сделал ей предложение восемь лет назад, но она отказала. А сегодня согласилась. И вот, мы официально женаты уже несколько часов, поэтому я склоняюсь к тому, что у нас все серьезно. А вы что скажете, миссис Доэрти? – Мал поворачивается ко мне, почесывая свой подбородок. – Это не браслеты дружбы, но шаг в верном направлении, согласна?
Я отвечаю ему, уклончиво пожав плечами:
– Похоже, пока я оставлю тебя при себе. Не обижайся, Брэнди, – передразниваю ее тем же высокомерным тоном.
Никогда не видела, чтобы человек так быстро вылетал из комнаты. Она в ужасе. Мне почти грустно за нее. Но за себя я безраздельно рада, потому что, когда Мал подхватывает меня на руки и поднимает, мы рушим законы логики и гравитации, а также мир, построенный за последнее десятилетие.
Клянусь, я даже не замечаю, когда он ставит меня обратно.
Я плыву на пушистом райском облачке.
Но поскольку я еще в неведении, зарыта в неизвестность, в минуте от того, чтобы вытянуть из него правду, то понимаю, что наш пузырь скоро лопнет.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ БРЭНДИ
Постукиваю по микрофону.
Эта штука работает?
О, привет. Я – Брэнди. Полагаю, мне стоит объясниться.
Хотелось бы начать с того, что передаваемая по кругу пропащая девушка никогда не собиралась брать на себя этот образ.
Ни одна женщина не станет пробоваться на такую роль и тем более без возражений подыгрывать.
Если спросите, то я имела полное право претендовать на измученного поэта. Он и та чудаковатая девушка каждый раз как будто готовы друг друга прикончить или активно пытаются всячески испортить жизнь противнику. Откуда я могла знать, что за всем этим действом не просто два профессионала, которые не ладят между собой?
О, и не вздумайте винить меня за то, что я сплю с начальником.
Да-да, я сплю с холостым, незанятым, богатым начальником и рок-звездой. С огромным членом и тридцатью двумя миллионами подписчиков в инстаграме. Кто бы на моем месте отказался? Вашу мать, это же Эштон Ричардс!
Да и с каких пор нельзя гоняться за свободным сексуальным мужчиной? А если парень похож на Малаки Доэрти, то я просто обязана попытаться его соблазнить.
Так что запишите в протокол, что я не самый уж и плохой, не самый ужасный человек на свете.
Просто спросите мою сестру Уитни, которая работает на Райнера.
Именно она подогнала мне эту работенку, а уж сестра точно не станет уговаривать меня держаться подальше от моего прекрасного нанимателя.
Потому что, может, я и сплю с боссом (формально нет, потому что меня нанял его менеджер), а вот у Уитни будет ребенок от банкира-англичанина, у которого, как оказалось, есть девушка.
Модная сексапильная девушка-фотограф, которая знать не знает, что уже несколько месяцев ей морочат голову.
Этому банкиру Уитни даже не нравится, но ее это волнует? Нет. Потому что он будет оплачивать все ее прихоти еще лет девятнадцать.
Сейчас мне кажется, что Каллум Брукс отвечает всем ее требованиям.
Нужно будет спросить об этом Уитни. Может, когда она перестанет психовать и ныть, что у нее грудь воспалилась.
Так, ладно. Продолжу-ка я рисовать образ идеального мужа.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Наши дни
Рори
Мал скрепя сердце согласился задержаться в Греции на два дня, но весь изнылся. С утра до ночи мы наверстывали упущенное, валяясь в кровати, занимаясь сексом, поедая морепродукты и нежась на солнышке на нашем балконе.
Мы болтали о песнях, которые он про меня писал.
– Как ты не поняла?
– А откуда мне было знать? Ты вообще не собирался их продавать. И что, слушая мировой хит, я должна была предположить, что он про меня? Считаешь, что у меня настолько большое эго?
– Ну, у тебя голова непропорционально большая, но я слышал, что у всех кинозвезд так, так что, полагаю, ты попала в хорошую компанию.
Мы слушали музыку и, истратив все салфетки, которые нам принесли вместе с доставкой еды, заключили еще несколько договоров.
Маловероятно, что мы поругаемся… но клянемся не бросать друг друга.
Маловероятно, что у нас будет трое мальчишек и ни одной дочки… но клянемся не красить все в доме в голубой цвет и не смотреть целыми днями футбол.
Маловероятно, что Мал переедет в Нью-Йорк… но клянусь не разрешать ему носить твидовые пиджаки и становиться типичным измученным артистом.
Все эти темы казались нам важными, но они продолжали висеть в воздухе как звезды. Недостижимые и далекие. Мы не обсуждали самое главное. Тайны Мала. Эти загадочные звонки, на которые он отвечал в коридоре по несколько раз на дню.
Мы не обсуждали мое нежелание переезжать в Ирландию, ведь моя жизнь в Америке, а Мал не хочет переезжать в Америку, потому что его сердце принадлежит Толке.
Мы не обсуждали Кэтлин.
Или отца Доэрти.
Мы не обсуждали и мои кошмары.
В какой-то момент Мал исчезает в коридоре, чтобы ответить на очередной звонок, а я беру телефон, собираясь написать Каллуму и спросить, как у него дела.
Выполнив задуманное, я открываю непрочитанные сообщения и храбро читаю критику Саммер. Ее тексты скорее похожи на вопли, если я правильно истолковала флюиды. От написанного меня начинает тошнить.
Саммер: Ответь, пожалуйста.
Саммер: Я так понимаю, он тебе рассказал.
Саммер: Рори, я вообще не собиралась с ним спать. Ты должна мне поверить.
Саммер: И я знала, что он тебя очень любит. Пожалуйста, пожалуйста, прости.
Саммер: Господи, да прекращай уже! Ты все равно собиралась его бросить. Сама тысячу раз говорила. На мой взгляд, вы вообще друг другу не подходили. Ты всегда хотела Мала. Ответь.
Я еще сижу с отвисшей челюстью, когда Мал возвращается в номер и оглядывается.
– Не пора ли нам собираться? – спрашивает он, сжимая руки в кулак. Я заставляю себя посмотреть на него, не замечая, что сердце, как стекло, пошло трещинами.
Бум-бум-бум.
– Еще три дня, – в очередной раз прикидываясь дурочкой, кисло улыбаюсь я.
Так сказал Эштон. Еще три дня. И сегодня, чтобы аргументировать нашу задержку, он действительно на час позвал Мала поработать. Я пошла вместе с ним, сделала несколько снимков, и мы сообщили Эштону новости о нашей свадьбе. Он был в восторге. Но опять же под кайфом. Подозреваю, скажи я, что купила на местном рынке новый брелок с изображением храма Гефеста, он был бы так же воодушевлен.
Угу. Судя по виду Эштона, он на седьмом небе от кайфа. Я в очередной раз собираюсь сказать Райнеру, чтобы тот по окончанию проекта отправил Эштона на реабилитацию. И так ясно, что ситуация вышла из-под контроля.
– Мне нужно домой, – повторяет Мал свою обыденную мантру.
– Нужно? Класс. Увидимся через три дня.
Я снова и снова, и снова перечитываю последние сообщения от Саммер. Я так устала от тайн. Мал смотрит на меня с невиданной доселе неприкрытой яростью. Гнев буквально исходит из него волнами, которые ударяются о мои ноги.
– Ладно, – выплевывает он.
– Ладно.
Он хватает свой чемодан, который уже собран и застегнут, и летит к двери. Я лежу в кровати, как вдруг Мал останавливается, вздыхает и возвращается измученным и опустошенным. Словно эти десять шагов вытянули из него все силы.
– Пожалуйста, – тихо произносит он.
Я знаю, о чем он просит.
Мал просит не усложнять ему жизнь. Уехать с ним, не задавая лишних вопросов.
Я раздумываю над тем, что Каллум спит с Саммер.
Над тем, что позволила Малу заниматься со мной греховными делишками, пока встречалась с Кэлом.
Над тем, что изменяла и сама оказалась обманутой. Никогда бы не подумала, что со мной такое может случиться.
Но вместе с тем понимаю, что все это случилось неспроста.
Говорят, изменит один раз, изменит и второй.
Но, думаю, иногда нам кажется, что не все так ужасно, но это неправда, и сквозь трещинки просачивается плохое.
Я наделала глупостей, потому что Мал в отчаянном положении. Начинаю понимать, что сама не была с ним честной.
– Мал, – шепчу я.
Он медленно переводит взгляд. Вижу, как плохое уже успело просочиться в его сломленную душу.
– Любил ли ты когда-нибудь? – спрашиваю я.
Он радостно улыбается. Улыбка искренняя, широкая и настоящая, с ней всегда жарко. Я знаю, что никогда не замерзну, если буду каждый день лицезреть такую улыбку.
– Забавно, что ты вообще спросила. Да, да, любил. До сих пор люблю. Полюбил восемь лет назад при самых маловероятных обстоятельствах и навсегда.
Я встаю и подхожу к нему. Глажу по щетинистой щеке.
Мал качает головой.
– Рори, когда я говорю, что нам нужно ехать, просто доверься мне. Не потому, что ты должна от чего-то отказываться ради меня, не потому что ты должна мне. А потому что без Толки я жив лишь наполовину, а ты достойна испытать весь спектр эмоций, а не жалкие остатки.
Он касается ртом моих губ, но не целует. Просто водит губами, продолжая говорить:
– Я люблю тебя, принцесса Аврора Белль Дженкинс-Доэрти из Нью-Джерси, маленькая сердцеедка.
– Я люблю тебя, Малаки Доэрти, король Толки, мой больше среднего, но допустимого уровня сердцеед. А теперь пошли, попрощаемся перед отъездом с Эштоном.
***
Запах – первое, что намекает мне: что-то не так. Воняет мочой и тухлым мясом. Я распахиваю дверь, пока Мал тащится за мной, отправляя на ходу сообщения.
Брэнди и остальных членов команды Эштона нигде не видно. Наверное, пьют в баре. Я на цыпочках прохожу к главной спальне, где он, наверное, и спит.
Бинго.
Я обнаруживаю Эштона спящим в распахнутом халате и, разумеется, полностью голым. Он дремлет в луже мочи. Клянусь Богом, я сию же секунду брошу этот проект и засуну Эштона в клинику, и плевать мне, сколько денег потеряет Райнер. Я подхожу к кровати и осторожно трясу его за плечо.
– Просыпайся. Тебе сию же минуту нужно в душ и протрезветь.
Оглядываюсь и вижу на тумбочке следы раздавленных таблеток и кокаина. Чертыхаясь, собираю все в кучку и иду в ванную, чтобы смыть в унитаз.
Потом возвращаюсь в комнату и делаю немыслимое. Беру с тумбы мобильный Эштона, кладу его на пол и ногой разбиваю вдребезги. Так он нескоро сможет достать наркотик.
Хотя у него все равно нет шансов. Ниже падать просто некуда, насколько я могу судить. Он едет с нами в Ирландию, где я до окончания работы запру его в доме Мала. Он запишет альбом трезвым и в ломке.
– Эштон! – уже агрессивнее трясу его за плечо. – Проснись!
Тишина.
В спальню заходит Мал, засовывая телефон в задний карман.
– Почему воняет так, будто этот болван обоссал всю комнату, включая потолок и ближайшие страны?
– Потому что так и есть. – Я поворачиваюсь к мужу и закатываю глаза. – Он не просыпается. Принесешь мне из мини-бара бутылку холодной воды, чтобы я вылила ее ему на лицо?
Мал хмурится и подходит к кровати. Не обращает внимания на наготу Эштона и подносит руку к его носу. Лицо Мала сереет.
– Дорогая, будь добра, подожди в коридоре.
– Что? Почему?
– Потому что. – Муж поворачивается ко мне. Его фиолетовые глаза полны горя. – Он мертв.
***
Через две минуты прибывает скорая. Следом полиция. Не знаю, откуда пошла новость, но все основные сайты со сплетнями посылают местных журналистов осветить историю. А Райнер, который по ту сторону океана переживает нервный срыв с сердечным приступом на закуску и попадает в больницу, приказывает нам возвращаться в Толку, ни с кем не разговаривать и ждать дальнейших распоряжений.
После короткого допроса полиция нас отпускает, и мы возвращаемся в отель. В шоке собираем вещи и оставляем Брэнди вместе с остальным персоналом в слезах. Я бы хотела задержаться, утешить людей и выяснить, что произошло, но понимаю, как отчаянно Мал хочет вернуться домой. Да и не время перечить Райнеру.
В самолете мы глядим в пустоту и молчим.
Первым молчание прерывает Мал.
– Знаешь, чувствую себя хреново за то, как с ним обращался.
Я глотаю комок в горле.
– Ты ему очень нравился.
Я целовалась с этим парнем на неделе. Его рот был горячим и активным, сердце билось. Черт, всего несколько часов назад я разговаривала с Эштоном, и он был смешливым, милым и беспечным; беззаботным в своем сумасбродном мире. Не знаю, почему я потрясена до глубины души его смертью, но хочется просто свернуться калачиком и плакать.
– Меня убивает, что нам не удалось ему помешать, – бормочу я.
– Мы не могли.
– Он постоянно был под кайфом. Мы ничего не сделали.
– Видимо, ты не знаешь наркоманов. Ни ты, ни я не смогли бы его отговорить. – Мал целует меня в плечо. – Рори, это не твоя вина.
Чувствую, как снова слезятся глаза.
– Тогда почему мне так грустно?
– Потому что ты хороший человек. Потому что и он, по сути, был хорошим.
Мы не разговариваем о проекте, об альбоме, о бесполезности нашего воссоединения ради работы над тем, что никогда не появится на свет. Отныне этот проект официально кончен, как и жизнь его звезды. Что-то фундаментальное не выдержало и покачнулось в мире, который мы вместе создали. У нас больше нет площадки для работы. В Ирландии у меня нет дедлайна.
Я постукиваю по телефону, лежащему на колене, гоню из головы прочь беспрерывные, оставшиеся без ответа звонки Саммер и длиннющие сообщения мамы, в которых она умоляет меня вернуться домой до того, как случится несчастье.
Мал сжимает мое плечо.
– Ты плачешь.
Я понимаю, что это так. Качаю головой.
– Прости. Раньше никогда не оказывалась так близко к смерти. Бабушка с дедушкой умерли, когда мне и трех не было. А когда умер Глен, я была подростком. Я не знала его и никогда не видела. Смешно. Мне почти двадцать семь, но до сегодняшнего дня смерть представлялась чем-то туманным и абстрактным. Вроде как есть, но и нет ее. А теперь я чувствую ее всюду.
Мал берет меня за руку и целует ее.
– Согласен, – говорит он.
– Ты, наверное, постоянно тоскуешь по Кэтлин, – произношу я.
– Да, – задумавшись на секунду, признается Мал. – Но еще я считаю, что когда теряешь кого-то юного и в расцвете лет, то понимаешь, насколько хрупкая штука – жизнь. Понимаешь, что появился на свет не ради работы. Не ради того, чтобы мыть посуду или вовремя платить налоги, или, не знаю, чтобы подсчитывать количество выпитого или съеденного за неделю. Мы здесь не для того, чтобы получать престижные премии или зарабатывать деньги. Что проносится в голове, когда понимаешь, что все, время пришло? Это поцелуй, который ты сорвал у своей первой возлюбленной под дубом. Кувырки с братьями на пляже в солнечный день. Первый раз, когда племянница произносит твое имя, и ты понимаешь, что пропал. Что отдашь ей все, что она попросит, включая конечности. Потерять кого-то в юном возрасте все равно что пережить смертельную болезнь. Жизнь дарует тебе второй шанс, который нельзя профукать. Этот опыт либо погасит тебя, либо вынудит сиять ярче. Отличное напоминание о том, что у нас есть редкий дар, мимолетный и тот, что нельзя безалаберно растратить. Хочешь почтить память Ричардса? Живи.
– Вот почему ты никогда не стремился к славе, – хлюпаю носом. – Ты всегда хотел семейной жизни. Свой укромный уголок в этом мире.
И Мал почти его получил. С Кэт. А потом она умерла. И теперь мне немного хочется вернуться в Ирландию и нарожать Малу детишек. Вернувшись домой после своей первой поездки, я ни с кем не делилась идеями, что роились в моей голове.
Как отчасти – и даже больше – я жалела, что приняла таблетку экстренной контрацепции. Потому что это стало бы отличным предлогом все бросить и уехать к Малу. Я сделала бы то, на что не решилась моя мать. Я бы попыталась.
Нахмурившись, Мал трет большим пальцем мою щеку.
– Вот ты все и поняла, принцесса.
***
Следующие дни пролетают как один миг.
Мы с Малом занимаемся долгим, изнурительным, чувственным сексом. Часами болтаем, обнимая друг друга. Я много плачу, а он слушает – много. Мал тщательно разрабатывает план рассказать своей семье о нашей свадьбе, а я собираюсь признаться матери.
Но на практике я не отвечаю на ее звонки, а он не заводит никаких бесед со своей семьей. Каждый день он уходит к ним в гости, но не разрешает им зайти в домик. Я бы сказала, что он избегает моей с ними встречи как чумы, но даже с чумой обращаются по-королевски в сравнении с тем, как он ведет себя со своей семьей в моем присутствии.
Однажды утром, еще лежа в постели, слышу чей-то шепот у входной двери.
Этот Мал – задиристый козел, мало напоминающий мужчину, за которого я вышла замуж.
– Время неудачное. Позвоню тебе попозже.
– Когда именно позже? – нервно и настороженно спрашивает пожилая, судя по голосу, женщина.
– До бесконечности, мама.
– Именно так и кажется с тех пор, как появилась она.
С той стороны двери доносится тихий бурный спор. Они ругаются.
– Нет. Точно нет, – громко произносит Мал. – У меня все под контролем. Просто уходи.
Иногда Мал пропадает. И тогда вместо того, чтобы поговорить наконец с Саммер и мамой, я трачу время на споры по телефону с Райнером.
– Просто отправь мне этот чертов материал. Я воздаю ему особую дань уважения, поняла? О, и на случай, если не заметила: ты работаешь на меня! – кричит он на меня сразу же по выписке из больницы.
– Его тело еще даже в землю не опустили, – замечаю я. – И напрашивается вопрос: это дань уважения покойному Эштону Ричардсу, с которым ты работал, или дань твоему карману и компании? Сдается, ты хочешь выжать из этой ужасной трагедии все до малого.
– Я только что пережил сердечный приступ, – ворчит Райнер. Словно этот инфаркт – причина исполнять все его желания.
– Верно, и я не хочу, чтобы у тебя случился второй, поэтому и прошу оставить это дело в покое. Не плати мне за проект. Пусть Эштон упокоится с миром.
Не позволю Райнеру нажиться на его смерти. Его волнует лишь, как продать несколько постеров и выпустить незаконченные песни, чтобы заработать несколько миллионов.
– Добро пожаловать в мир безработицы, милая. На этот раз ты официально уволена, – тут же орет мне в ухо Райнер.
– Благодарю за теплое приветствие. Постараюсь извлечь из него по максимуму, – и вешаю трубку.
Пару раз я делала снимки Эштона Ричардса, пока он был наедине с собой, пока страдал от своей ужасной зависимости, что привела к смерти. Не понимаю, зачем кому-то еще это видеть. Он так отчаянно стремился к счастью, но так его и не обрел.
Мал не говорит, что смерть Эштона его расстроила, но он вообще это не обсуждает – только слушает меня. И по-прежнему упрямо не желает ехать на похороны в Штаты.
Возможно, причина в том, что у него есть тайная любовница, семья, жизнь, ведь периодически он продолжает исчезать. Я говорю об этом совершенно спокойно, но, безусловно, что-то в душе ломается всякий раз, когда я просыпаюсь и нахожу его половину постели холодной.
Каждый день я мысленно себе говорю: «Вот сегодня он откроет мне душу».
Каждый день я ошибаюсь.
А потом, через неделю после возвращения в Ирландию, Мал заявляет, что снова готов выступать на улице. Он говорит, что ему нужно прочистить голову.
– Можешь составить мне компанию. Пофотографируй Дублин.
Показываю ему два больших пальца.
– Думаю, я найду, чем заняться.
У меня наконец есть план. Я собираюсь разыскать новый адрес отца Доэрти в старой телефонной книге – толстом желтом каталоге, которым бабушки и дедушки обычно подпирают дверь или используют в качестве самодельной подставки. Отец Доэрти живет в центре деревни, и пора нанести ему визит, пролить немного света на мою ситуацию.
И, конечно, Мал видит меня насквозь. За все наше знакомство мы и месяца вместе не провели, но каким-то образом он лучше всех меня понимает.
– Уверена? – хмурит он брови.
Я киваю.
– Абсолютно.
– Хм.
– Что?
– Последнее время ты не была такой позитивной, поэтому меня настораживает, как ты выражаешься.
– Тяжелая выдалась неделя. – Я иду к нему ленивой походкой и обнимаю за плечи. – Одна свадьба и предстоящие похороны. Я просто хочу немного времени для себя. Может, наконец перезвоню матери и расскажу ей новости.
Мал морщится при упоминании моей матери, но кивает и целует в лоб. Не знаю, почему он ведет себя так, словно это у него терки с Дебби Дженкинс, но если Мал и дергается всякий раз, когда я из чувства солидарности ее упоминаю, то все равно сопереживает как нельзя лучше.
Мал касается губами моего виска.
– Хочешь, сегодня поговорим?
Сердце начинает биться быстрее от зарождающейся надежды.
– О чем?
– Обо всем.
– Ты наконец расскажешь, что происходит?
Он склоняет голову, закрывает глаза.
– Да, – хриплым голосом отвечает муж. – Господи, я не хочу, но да.
Я провожаю Мала до двери, на прощание целую его и машу рукой как образцовая жена, хотя это не в моем стиле. Как только его машина уносится прочь по гравийной дороге, я надеваю ботинки, беру армейскую куртку и бегу на своих двоих в деревню.
На улице свежо и прохладно, но уже не морозно. Меня пьянит и подгоняет понимание, насколько я близка к правде. Я чувствую ее на кончиках пальцев, она покалывает в ожидании, что я скоро ее ухвачу.
Сегодня я не отстану от отца Доэрти, пока он не расколется. Он обязан. Человек, который служит Богу, не умеет лгать, правда?
К тому же у меня есть отличная наживка, которая выбьет из него правду.
Все просто на самом деле.
Мать меня обманывает.
Отец Доэрти тоже обманывает.
Очевидно же, что они хранят один и тот же секрет.
Если Доэрти подумает, что я уже что-нибудь знаю, он расколется.
Голени ноют, а дыхание сбивается, застряв где-то между грудью и горлом. Мне не хватает кислорода, но я не сбавляю темп. Я так долго этого ждала. Не только Мала, но и правду.
Правду про Каллума.
Правду про моего отца.
Про мать.
Мою историю.
Я бегу по улицам Толки мимо газетных киосков, пабов, старомодных гостиниц, вазонов с цветами, кирпичных стен с граффити на гэльском – красивая пасторальная ложь, прикрывающая прогнившие тайны, что я собираюсь раскрыть. И не останавливаюсь, пока не нахожу нужный мне адрес.
Я прижимаю к груди клочок бумаги, такой тонкой и запачканной чернилами, что на пальцах и куртке остаются пятна. Несколько раз стучу в дверь, чтобы успеть до того, как подкосятся ноги и я упаду на крыльцо.
Дверь распахивается, и я выпрямляюсь, откашлявшись.
– Здравствуйте, это отца До…
И прирастаю к месту, увидев перед собой человека. Потому что этот человек не старик с кустистыми бровями.
Это человек, о котором Мал мне никогда не рассказывал.
С фиолетовыми, как у Мала, глазами.
И чертами лица, пугающе похожими на мои.
Чертами Кэтлин.