Текст книги "Маловероятно (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Шен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Л. ДЖ. ШЕН
МАЛОВЕРОЯТНО
ВНИМАНИЕ!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
Любая публикация данного материала без ссылки на группы и указания переводчика строго запрещена.
Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.
Автор: Л. Дж. Шен
Название: Маловероятно
Автор перевода: Варя Конова
Вычитка: Ольга Грачева
Перевод группы: vk.com/loveinbooks
«Не могу я позволить Вам испепелить меня. Не могу.
Не может смертный, вступив в огонь, не сгореть»[1]1
Прим. ред.: Цитата из произведения «Обладать» А. С. Байетт в переводе с англ. В. Ланчикова и Д. Псурцева.
[Закрыть]
А. С. Байетт
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Наши дни
Рори
Моя жизнь заключена в красивый снежный шар.
Тот, что давным-давно не доставали с пыльной полки. И не встряхивали.
Мирная и застывшая. С виду моя ухоженная швейцарская деревушка идеальна. Так и есть. Почти. Оказывается, к двадцати шести годам я достигла всего, чего хотела.
Отменная работа.
Отменная квартира.
Отменный парень.
Отменная выдумка.
Ну, по сути, я ничего не выдумываю. Все мои достижения реальны. Я потрудилась на славу. Проблема в том, что восемь лет назад я поклялась без раздумий всем пожертвовать, если снова с ним столкнусь. Но тогда я была совсем другим человеком.
Я была сбита с толку. Скорбела. Пала духом. Запуталась.
Но что с того, если прошлое осталось в прошлом, и сейчас я смотрю совсем не на него. Нет. Быть того не может.
Ни за что.
Почему тогда не удается оторвать взгляд от загадочного незнакомца, что вошел в банкетный зал отеля «Берчман» и привлек всеобщее внимание?
Румяные от неумолимого зимнего ветра щеки, аристократичный квадратный подбородок, римский нос и губы, предназначенные для воплощения самых порочных грехов и еще более аморальных утех. Черные как уголь лохматые волосы вьются возле ушей, будто изрядно потрепанный плющ. Задумчивый взгляд раскосых глаз, крепкие плечи и узкие бедра – он не просто привлекателен, он идеален. Слишком идеален.
Я алчно желаю разглядеть в нем, как и во всех безжалостных сказочных принцах, признак бессмертия, отличия от рода людского. Доказательство того, что подобное совершенство невозможно.
Заостренные уши. Клыки. Хвост.
Господи Боже мой, дай хоть что-нибудь. Что угодно.
Он высокий, но не поэтому на него обращают такое пристальное внимание. Нет, Малаки Доэрти вызывает у людей восхищение, только это никак не связано с царским ростом, дорогой одеждой или миллионами на банковском счету. Одно его существование вынуждает женщин падать ниц. Я уже это наблюдала. Наблюдаю и сейчас.
Все взгляды на этом балу прикованы к загадочному мужчине, включая мой.
Хватит, Рори. Это не он.
Вот бы только взглянуть ему в глаза. Только так я могла бы положить этому конец, убедиться, что это не он. Таких глаз ни у кого нет. Редкого фиолетового оттенка, как леденец из кристаллизованного сахара.
«Дефицит меланина вкупе с отражающимся от кровеносных сосудов светом», – объяснил Мал в ночь, когда одним движением забрал мою невинность, сердце и трусики.
Я наблюдаю, как мужчина деловито проходит мимо охраны в вип-ложу и не обращает внимания на любопытные взгляды женщин, томно прикусывающих губы. Даже знаменитости кидаются ему на шею, подстраиваясь под его небрежную походку, и пытаются завязать беседу. Крупный лысый вышибала отцепляет красную бархатную веревку, разделяющую смертных от небожителей.
Мужчина, который никак не может быть Малом, неторопливо подходит к бару, наведя на что-то взгляд. То есть на кого-то – на магната звукозаписывающей компании Джеффа Райнера, на коленях которого расположилась подающая надежды звезда r&b-музыки Элис Кристенсен, известная как Элишес. Лицо сорокалетнего Джеффа красное от злоупотребления алкоголем и кокаином.
Мужчина подходит, и Райнер встает, а Элис соскальзывает с его колен, с громким шлепком упав на пол. Перешагнув через нее, он стремглав подлетает к таинственному мужчине, с пафосом падает на колени и, выдернув из нагрудного кармана стопку денег, машет ею перед лицом незнакомца. Мужчина, который точно не Мал, с безразличием ухмыляется, вырывает деньги из пальцев-сарделек Райнера и засовывает их в карман пальто. Попутно что-то говорит Райнеру, и тот спешно поднимается на ноги.
Эта сцена все ставит на свои места.
Мал скорее бы умер, чем заключил сделку с акулой вроде моего босса. Устроил бы ритуал самосожжения, но не пришел на гламурную вечеринку. Выпил бы яд прямо из бутылки, но не связался с таким, как Джефф Райнер.
Мал не равнодушный надменный позер. Он сам делает себе стрижку, дает «пять» незнакомцам и считает английский коричневый соус лекарством от всех невзгод. Мал презирает пышные мероприятия, развлекательные журналы, типичные звукозаписывающие компании и изысканные блюда. Он обожает свою маму, веселится и пьет до упаду, и пишет песни под бескрайним ночным небом, лежа у себя на заднем дворе. Он отказался от чека в шестнадцать тысяч баксов, который ему пыталась всучить популярная поп-певица, чтобы выторговать одну из его песен, и хорошенько повеселился, когда ее смущенный менеджер и агент пытались понять значение слова «нет».
«Но так было восемь лет назад, – посещает меня мысль. – И только на двадцать четыре часа».
Что я знаю о настоящем Малаки Доэрти?
Что я вообще о нем знала?
– А вот и она.
Мою талию обвивают руки Каллума. На долю секунды меня застает врасплох этот аристократичный британский акцент, и от неожиданности я вздрагиваю.
– Красавица бала, – чувствую возле уха его холодные с улицы губы.
– Ты вовремя. – Я поворачиваюсь, обхватив его руками за шею, и быстро, как будто прикладываю карточку учетного времени, чмокаю его в губы. На Каллуме светло-серый рабочий костюм.
– А бывало обратное? – морщит он нос.
Никогда. Каллум – самый пунктуальный и надежный мужчина, с которым я встречалась. Полная противоположность эксцентричному необязательному Малу. Снова взглянув на своего парня, я вижу, что он не забыл повязать мой любимый галстук. Темно-зеленый с золотистыми полосками. Где-то через две недели после начала наших отношений мы были в магазине, и я сказала, что галстук напоминает мне об Ирландии. Каллум тут же его купил.
Я выдергиваю из сумочки фотоаппарат, подаренный им мне на день рождения, и делаю снимок богатого парня с пухлыми губами, который заглядывает мне в глаза в поисках одобрения.
Четыре года назад после окончания колледжа я стала подрабатывать фотографом в «Блю Хилл Рекордс». Мне платили какой-то мизер, но «мизер» лучше обычного «ничего», которым меня награждали первые три года стажировки.
Еще я подрабатываю барменом, чтобы хватало на аренду баснословно дорогой квартиры на Манхэттене.
Я сама выбрала жизнь стереотипной нищенки с Манхэттена. От умершего отца мне досталось наследство, но я не собираюсь к нему прикасаться. Такая мысль даже в голову мне не приходит. Будь моя воля, я сожгла бы эти деньги, но тогда маму хватит удар, а я не хочу чувствовать себя виноватой.
Мне никогда не нужны были деньги. Я просто хотела иметь отца.
– Выглядишь великолепно, любовь моя. – Каллум обхватывает мой подбородок большим пальцем и заставляет поднять голову.
Неужели правда? Мужчин вроде Каллума обычно привлекают девушки другой породы. У меня бледная, почти болезненного вида кожа, большие зеленые глаза, густо обведенные подводкой, кольцо в носу и неувядающая любовь к панк-року, которая, наверное, немного не к лицу девушке зрелого возраста, приближающемуся к двадцати семи годам.
Сейчас мои волосы выкрашены в платиновый блонд, но проглядывают золотисто-рыжие корни. «Как земляника на снегу», – говорит Каллум, когда у меня отрастают корни. Я одета в платье в красно-белую полоску, ботинки и чокер с шипами, а волосы повязаны в небрежный конский хвост. Проще говоря, я могла бы сойти за старомодного призрака, который попал к Спенсерам[2]2
Прим. пер.: мультфильм «Мой друг – призрак», где один из героев – призрак музыканта Билли Джо.
[Закрыть].
Порой я подозреваю, что в первую очередь Каллум запал на мой облик. На эту чудаковатую яркую обертку, которая подняла бы ему статус гораздо быстрее, чем обычная искусственная женушка.
«Вы только взгляните, какой Каллум современный и прогрессивный со своей модной артистичной девушкой, хватающейся за любую работу. Грудь у нее натуральная, и она не знается с продавщицами из «Нейман Маркус»[3]3
Прим.пер.: американская сеть роскошных универмагов.
[Закрыть].
– Я похожа на кого-то из актерского состава «Битлджуса», – смеюсь я, целуя его в шею. От его низкого рыка тело начинает вибрировать.
Тыльной стороной кисти Каллум убирает выбившийся из моей прически локон и прижимается губами к оголившемуся местечку на шее.
– А мне нравится «Битлджус».
Он ведь не смотрел фильм. Каллум признался еще на первом свидании, но поправлять его не к месту. Как будто я нарочно ищу проблемы в наших отношениях.
– А знаешь, кто еще мне нравится? – Каллум наклоняет голову ради очередного поцелуя. – Ты в том колье от Тиффани, что я тебе купил.
Ах да. То, что он подарил мне вместе с подобающим платьем, потому что я классная, но рядом с его друзьями я не всегда выгляжу так уж классно.
– Полегче, мне через пару месяцев исполнится двадцать семь. Не подавай идей, – подтруниваю я над ним. Мне претит такое говорить, но я-то знаю, как ему приятно это слышать.
– Отец любит говорить: «Напугал шлюху членом». Знаешь, что это значит, Аврора Белль Дженкинс?
Вон он, мой парень – высокий брокер с Уолл-стрит. С дипломами Итона и Оксфорда. Сквернослов с безупречными манерами.
Мужчина, чья единственная вина заключается в том, что его одобряет моя мать.
Богатый. Влиятельный. Породистый.
Надежный. Добрый. Скучный.
Но мама не знает, что Каллум мне нравится вопреки этим качествам, а не благодаря им. Прошло полгода, прежде чем я уступила его настойчивости, потому что знала, что он нравится матери, а то, что нравится ей, обычно фальшивое и пошлое.
Он обхаживал меня несколько месяцев. А потом вдруг заявился в тот самый бар на первом этаже его дома, где я и работаю, и стукнул кулаком по барной стойке.
– Скажи, что мне сделать, чтобы ты стала моей, – обронил он тем вечером.
– Перестань выглядеть таким собранным и здравомыслящим, – невозмутимо заявила я. – В тебе есть все, что желает для меня мать. А моя мать всегда ошибается в своем выборе.
– Поэтому ты постоянно отказываешь? – Каллум в замешательстве нахмурился. – Я прихожу сюда каждый вечер, умоляя дать мне шанс, а ты не соглашаешься, потому что я, не дай бог, могу понравиться твоей матери?
Я пожала плечами и, протянув руку за очередным запотевшим стаканом, вытерла конденсат.
– Да я же полный отморозок. Меня отчислили с первого курса Оксфорда. С позором. И не потому что плохо учился.
Я выгнула бровь, бросив ему улыбку а-ля «да ладно?». Этого мне мало.
Каллум громко выдохнул, тряся руками так, будто готовится к марафону.
– Ладно, сейчас придумаю. У меня на заднице родимое пятно размером с кулак. Я до сих пор ем на завтрак глазированные хлопья. Каждый божий день. Тренер говорит, что у меня руки как у Риса Иванса, соседа Хью Гранта из «Ноттинг Хилла». Я… я… я не умею плавать! – Он ликующе вскинул руки вверх, и посетители рядом с нами отвлеклись от своих стаканов и заулыбались.
Я хихикнула, качая головой. Может, Каллум не без изъянов, но он совершенно не похож на тех придурков, к которым меня обычно тянуло. Дебби, моя мать, постоянно сетовала, что мне нравятся последние отбросы общества. Испорченные, непризнанные пьяницы, которые могут принести только боль и венерические заболевания.
Доля правды в ее словах была. Я нечасто засматривалась на мужчин, но если так случалось, то заморочек у них было больше, чем страниц в журнале «Вог».
Тут Каллум наклонился вперед и, распластавшись на барной стойке, прикрыл рот руками, словно собирался что-то прошептать мне на ухо.
– Могу я поведать тебе тайну?
– Боюсь, ты в любом случае ее поведаешь.
– Думаю, ты появилась на этой земле, чтобы стать моей погибелью.
Я рассмеялась и сделала шаг назад. В голове всплыл давний разговор с Малом, и я вспомнила, что уже слышала эти слова много лет назад. Я никогда не забывала все, что мы говорили друг другу.
Мал сказал, что я могу уничтожить его.
Он тогда не знал, что тоже меня уничтожил.
Каждый день, что я жила без него, тянулся как улитка, оставляя за собой дорожку слизи.
– Ладно, парень, вызову-ка тебе такси, – похлопала я Каллума по руке.
Тогда я еще не знала, что в этом здании ему принадлежит целый пентхаус.
Он снова надул губы.
– Я серьезно.
Каллум прекрасно понимал, что привлекателен. Знал о своих достоинствах, очаровательном акценте, умел обработать девушку так, чтобы она дала ему номер. Увы, у меня был иммунитет.
Отставив в сторону чистый стакан, я закинула полотенце на плечо.
Каллум потер большим пальцем губы.
– Могу я поведать тебе еще один секрет?
Именно в эту секунду я обратила внимание, что даже когда он не надувает губы, они у него безумно чувственные.
– Ты всегда просишь разрешение перед тем, как задать вопрос? – Я с интересом наклонила голову.
Каллум рассмеялся:
– Хочешь верь, хочешь нет, но обычно спрашивают разрешения у меня. Кстати, я ведь не пьян. От пива? Ты налила мне всего одну пинту, и стакан стоит полный. Аврора, я не надираться сюда пришел. Я пришел ради тебя.
Я застыла, не сводя глаз с пинты пива. Он говорил правду. Я знала, потому что обслуживала его каждый вечер. До меня дошло, что дорогой одеждой, безупречностью манер, сдержанностью Каллум совершенно не похож на Мала. Возможно, именно он мне и нужен, чтобы в голову перестали лезть непрошенные воспоминания об ирландском поэте.
Значит, Каллум совершенно не похож и на моего отца.
Значит, ради себя же самой я должна дать ему шанс.
Он – моя работа над ошибками. Мой второй шанс. Мое спасение.
– Так что? Пойдешь со мной на свидание? – упрашивал он. – Обещаю доказать, что я на удивление неуравновешенный, малость безграмотный и очень непредсказуемый.
– Ладно, – закатила я глаза и беззаботно улыбнулась.
– Ха! – Он торжествующе ударил по барной стойке. – Было немного непредсказуемо, правда? – Каллум развалился на стуле и отпихнул от себя стакан пива, как будто тот внушал ему отвращение. – Дамы не в силах мне отказать, – бросил он.
В банкетном зале я глубоко вздыхаю, глядя на Каллума.
– А ты, без сомнений, хочешь поведать мне все о шлюхах и членах, – говорю я, чувствуя его возбуждение через узкие брюки и свое платье.
К слову, тем вечером в баре Каллум соврал. У него на теле нет ни одного грубого, опасного и случайного изъяна. Что касается родимого пятна? Его кожа чиста как белоснежный лист бумаги.
Каллум Брукс хорош собой как летний домик в Нантакете, предполагаемый выводок детей, рубашки-поло и игра в гольф. С высокими белыми носками, золотисто-бежевыми волосами, внушительным ростом и подтянутым телом. Моя лучшая подруга Саммер любит прикалываться, что он выглядит как идеальный кандидат в партию Дэвида Дюка4.
Каллум смотрит мне прямо в глаза.
– Я сторонник моногамии, мне тридцать два, и мы встречаемся почти год. Рори, меня не пугают обязательства. Если бы все зависело от меня, ты переехала бы в мою квартиру уже завтра утром.
Я расстегиваю ему пиджак и развязываю галстук. Просто чтобы чем-то себя занять. Мне тоже нравится Каллум, но год – недостаточный срок для того, чтобы съезжаться.
«Тебе это не помешало через двадцать четыре часа после знакомства наобещать Малу провести с ним остаток жизни», – думаю я.
Да, но тогда я только-только познала член и оргазм, доставленный мужскими руками. Я до сих пор продолжала искать оправдания своим поступкам в восемнадцатилетнем возрасте.
Каллум ведет меня к столику. Мы подсаживаемся к типам из бухгалтерии и маркетинга, что одеты в деловые костюмы, жуют севиче и обсуждают хеджевые фонды и новые пляжные городки, затмившие Хэмптон.
Каллум непринужденно вливается в разговор, попивая через трубочку газированную воду. Он по-прежнему не берет в рот ни капли спиртного. Я заостряю внимание на своих коллегах, стараясь выбросить из головы мужчину в вип-ложе.
Как я уже говорила, это не Мал. И… ну ладно, ладно. Давайте сделаем уступку моему безумному мозгу и представим, что это он. Ну и что? Он меня не заметил. Ну а я не собираюсь к нему подходить. Наверное, он заскочил в город на пару денечков. Мал удивительно предан своей семье, ферме, стране. Познакомившись с ним, я сразу это поняла. Этот мужчина не переедет в Америку. Даже ради девушки.
Тем более ради девушки.
И точно не ради этой девушки.
Ради денег? Ему на них плевать. Всегда было плевать.
Я покусываю хлебную палочку, опрокидываю два бокала вина и оказываюсь втянутой в бурную беседу о пляжных домиках и лучших туалетах на Манхэттене (лидирует мебельный магазин на углу Хаустон-Ист и Бродвея). К нашему столику плавной походкой направляется Уитни, помощница Райнера и чертова сука. Ее бедра раскачиваются как маятник. Платиновые волосы уложены в короткий боб так четко, будто парикмахер пользовался линейкой. Платье, напоминающее БДСМ-униформу, скроено из кожаных полосок, прикрывающих лишь грудь и бедра. Уитни наклоняет голову и выпячивает алые губы.
Люди за столиком замолкают, потому что Уитни хранит секреты так же, как я воздерживаюсь от углеводов. Пример: хлебные палочки и вино.
– Аврора, – вкрадчиво произносит она, положив на талию руку с идеальным маникюром.
Все зовут меня Рори, но Уитни – Авророй. Однажды на фотосессии одного известного поп-певца, куда она заявилась вместе с Райнером, я совершила оплошность и упомянула о неприязни к своему полному имени. С тех пор я для нее только Аврора. Скажи я Уитни, что у меня аллергия на деньги, она тут же переведет все средства компании на мой банковский счет.
А это мысль.
– Уит. – Не удостоив ее взглядом, я засовываю в рот последний кусочек хлебной палочки.
– Мистер Райнер хочет поговорить с тобой на балконе. – Уитни смотрит над меня, сведя выщипанные брови. Честное слово, она получает удовольствие, когда прочищает горло и с намеком добавляет: – Наедине.
Расправив плечи и высоко задрав голову, я опрокидываю для храбрости третий бокал вина и иду на террасу в вип-ложу. Райнер скор на сексуальные домогательства, тем более под кайфом и пьяный. А сейчас он точно пьян. Я засовываю салфетку с логотипом отеля в кармашек платья. Оглянувшись, вижу, что Уитни усаживается на мое место и кладет накрашенные красным когти Каллуму на плечо, попутно стрельнув в его сторону приторной улыбочкой. Уитни из кожи вон лезет, чтобы доказать свое превосходство надо мной. И это, конечно же, так, если в качестве критерия брать мошенницу из искусственного пригорода «Отчаянных домохозяек».
Напоследок, я вижу, как она шепчет Каллуму что-то сокровенное. Он хмурится, отрицательно качает головой и кажется расстроенным ее предложением. Распахнув двойные двери, я выхожу на совершенно пустой балкон. Здесь холоднее, чем в сердце у моей матери. Я потираю руки, проклиная себя за то, что оставила пальто в зале, и ступаю к перилам, с восхищением взирая на панораму.
Стоит мороз, но мне всегда холодно. С самого рождения и сколько себя помню, я всюду ношу свитеры и пуховые куртки. Словно моя кожа навсегда покрыта невидимым слоем льда.
Я смотрю вверх, на звезды, и даже при такой погоде восторгаюсь их красотой.
Слышу приближающиеся за спиной шаги. На плечи опускается что-то тяжелое. Дорогое шерстяное пальто, еще хранящее тепло чужого тела. Пальто пахнет роскошным мужским ароматом: землей, сосной, сигаретами и слишком затратным для розничной продажи одеколоном. Сбоку появляется тень. Он ставит стакан с виски на широкие мраморные перила, облокачивается на них почти рядом со мной, но не касается.
Я поворачиваю голову, ожидая увидеть Райнера, но сталкиваюсь лицом к лицу с… Малом.
С моим Малом. Спустя столько лет.
Малаки Доэрти с лиловыми глазами. С завораживающей улыбкой. С договором, который я подписала на салфетке.
С обломком моего сердца, который он так и не вернул.
Только теперь он не улыбается. Он словно и не рад меня видеть.
Он убеждал, что в случае встречи женится на мне, невзирая на обстоятельства. Но эта клятва была дана почти десять лет назад под влиянием алкоголя, страсти и юности. Как вероятный сценарий.
Мал произносит:
– Привет, дорогая.
При звуке его голоса с резковатым ирландским акцентом у меня подкашиваются ноги, и я хватаюсь за перила. Падают первые хлопья снега. Мне на нос. На ресницы. На плечи. В снежном шаре разражается буря.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Восемь лет назад
Рори
Я прислоняюсь спиной к отцовскому надгробию. Вырвав пару травинок, подкидываю их в воздух и смотрю, как они плавно приземляются на мои заляпанные ботинки. Звонят церковные колокола, солнце заходит за зеленые горы.
– Знаешь, мог бы и подождать. Завязать с выпивкой на месяц-другой, чтобы я успела с тобой познакомиться, – бурчу я и выдергиваю из ушей наушники. Я сворачиваю приложение на телефоне, в котором еще глухо играет песня «One» группы U2, а потом бросаю его на землю.
– Извини. Вышло грубо. От усталости я обычно бываю капризной и… да ведь ты и сам бы это знал, реши познакомиться со мной лично. Господи, пап, ну ты и сволочь.
Но даже выдав такое признание вслух, я все равно в него не верю. Он не сволочь. Отец наверняка был замечательным человеком.
Я со стуком опускаю голову на каменную плиту и закрываю глаза.
Стоит середина лета, а я привычно мерзну и выжата как лимон после долгого перелета из Нью-Йорка в Дублин. А еще – после сорокапятиминутного спора с регистратором хостела, потому что с сайта моя бронь пропала, а свободных номеров у них не осталось. Закинув свой небольшой чемоданчик в отель около Темпл-бар, я приняла душ, съела полпачки засохших чипсов из мини-бара и ужаснулась счету, который мне придется оплатить за непредвиденную смену жилья, что, несомненно, на корню пресечет мою мечту обновить камеру перед отъездом в колледж.
А потом еще мама позвонила, сообщив в своей фирменной тактичной манере, что после поездки в Ирландию домой я могу не возвращаться.
– Что это вообще такое? – потребовала она объяснений. – Во-первых, он умер. Во-вторых, жила ты без него и прекрасно жила бы дальше. Уж тут поверь мне на слово, солнышко.
– Легко тебе говорить. Ты так и не позволила мне выяснить это самой.
– Он был пьяницей, дармоедом и жутким бабником.
– А еще талантливым и смешным и каждый год присылал мне подарки на Рождество и дни рождения. И его дары были занимательнее твоих подарочных сертификатов в «Сефору» и сыворотки для роста бровей, – буркнула я.
– Прошу прощения, я хотела, чтобы у тебя были полезные вещи. На них ты могла приобрести отличный тональник, чтобы замазать родимое пятно. Легко быть прикольным родителем, не участвуя в воспитании дочери! – фыркнула мать. – Ты ищешь свою сводную сестру? Спорим, она живет в расфуфыренном доме? Деньги ведь кому-то достались.
Так она намекала, что деньги наверняка достались не мне.
Я хотела найти сводную сестру, но не знала, с чего начать. Если честно, поездка вообще вышла спонтанной. Мне вдруг захотелось побывать в стране, где похоронен папа. И чего я ждала? Некой магической родственной связи с этим холодным камнем под головой? Возможно. Но вслух никогда не признаюсь.
– Все сказала, мам?
– Попрошу не разговаривать со мной в подобном тоне, юная леди. Я жизнь положила на твое воспитание, пока он лишь пропивал твое наследство.
Я фыркнула.
Деньги, деньги, деньги. Все разговоры только о деньгах.
– Поверить не могу, что его похоронили рядом с церковью, – задумчиво произнесла мама. – Надеюсь, трава, как его сердце, не почернеет.
Выдав череду жалоб по поводу своих слишком заметных недавно мелированных прядей и выжав из меня обещание купить в дьюти-фри на обратном пути блок «Парламента», мать повесила трубку.
И вот я здесь, сижу на кладбище посреди Дублина и пялюсь на серую белку, которая глазеет на пачку чипсов, торчащую из моего рюкзака. Завидую меховому покрову зверька. Я всерьез подумываю, что с удовольствием бы ходила в меховой шубке, только бы спрятаться от вечного холода.
– Да они даже невкусные. Зачем мариновать чипсы? Дикость какая-то. – Я вытаскиваю пачку из рюкзака, достаю кусочек и бросаю белке. От страха она отпрыгивает, но через секунду робко крадется к угощению. Животное нюхает пластинку, хватает крохотными коготками и удирает на ближайшее дерево.
– Там, откуда я родом, тебя бы арестовали за пособничество убийце, – раздается за моей спиной дребезжащий голос.
Я резко оборачиваюсь. В нескольких шагах от отцовской могилы стоит священник: черная ряса, большой крест, осуждающее выражение а-ля «все вы – грешники». Все как положено. Я вскакиваю, поднимаю сумку с телефоном и поворачиваюсь к нему. Ну что же, не такой уж он и пугающий, но из-за скитания по чужой стране в круглом одиночестве я остро ощущаю, насколько сейчас уязвима.
– Ну-ну.
Спрятав руки за спину, мужчина медленно спускается по зеленому холму, в котором захоронен мой отец. Священник выглядит так, словно пережил обе Мировые войны, эпоху Ренессанса… и вторжение Ганнибала в Италию.
– Не бойся, в этом нет необходимости. Полагаю, ты совсем не осведомлена о серых белках и их тайных замыслах.
Он встает за отцовским памятником и долго смотрит на выделяющееся родимое пятно у меня на виске. Ненавижу, когда люди так делают, так откровенно пялятся. Именно потому что родинка больше похожа на шрам. Она в форме полумесяца и почему-то бледнее моего привычного мертвенного оттенка кожи. Мама постоянно предлагает избавиться от пятна.
«Давай замажем. Удалим лазером».
Священник смотрит на родимое пятно, и в его глазах появляется странный блеск. У мужчины пышные белые волосы и лицо, на котором отпечатался возраст. Веки такие морщинистые, что глаз не видно. Не могу даже понять, какого они цвета.
– Серые белки представляют угрозу для рыжих, потому что выживают их с собственной территории. Рыжие обосновались здесь первыми. Но серые более выносливые. Опытные. А еще являются источником заразы, которой заболевают только рыжие белки.
Мужчина снимает очки для чтения и протирает их кромкой рясы.
Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу. Он надевает очки обратно.
– И, конечно, серые сжирают еду рыжих и быстрее размножаются. Рыжие белки не могут заводить потомство под принуждением.
Я молча смотрю на священника, гадая: то ли он страстный защитник окружающей среды, то ли странный любитель поболтать, то ли просто больной на голову. Почему он рассказывает мне о белках?
А главное почему я его слушаю?
– Я… э-э-э, спасибо за информацию, – тереблю кольцо в носу.
Сваливай, Рори. Уходи отсюда подальше, пока он не начал читать лекцию о муравьях.
– Просто занимательный рассказ о белках. А может, о том, как непрошеные гости порой захватывают территорию, только потому что они сильнее местных. – Священник улыбается и наклоняет голову. – А ты?..
Сбита с толку и безмерно взволнована.
– Рори, – кашлянув, отвечаю я. – Рори Дженкинс.
– Ты не из здешних краев, Рори.
– Из Америки. – Я пинаю камешек под ногой и ни с того ни с сего чувствую себя нашкодившим ребенком, хотя особых причин тому нет. – Приехала из Нью-Джерси.
– Вот почему ты кормила белку. – Он понимающе кивает. – Мне догадываться о цели твоего визита или готова рассказать сама?
Я очень стесняюсь признаться, что перед отъездом в колледж приехала в Ирландию с целью обрести успокоение, а по факту попросту спустила в загаженный сортир все деньги, что скопила за два года работы в забегаловке.
– Ни то, ни другое. – Я забрасываю рюкзак на плечо. Пора возвращаться в отель. Эта дурацкая поездка ни к чему не привела. – Но все же спасибо за интересные сведения о белках.
Они точно стоили путешествия за океан.
Я начинаю шагать к воротам кладбища, как вдруг слышу за спиной голос:
– Ты дочь Глена О’Коннела.
Замираю и чувствую, как напряжены мои плечи. Тело словно обращается в камень. Я медленно разворачиваюсь, мышцы буквально застыли.
– Откуда вы знаете?
– Ты третий отпрыск, посетивший его могилу. Слыхал, младший был из Америки. Мы тебя ждали.
– Мы?
– Ну, я.
– А где другие? – Я оглядываюсь. Можно подумать, они прячутся за надгробиями.
– Дочь живет здесь, недалеко. Знаю ее с пеленок. До сих пор каждое воскресенье приходит с мамой на службу. Глен старался всячески участвовать в ее воспитании, насколько это было возможно при его… эм, недостатках.
Поясню: при его алкоголизме.
Странно, но я ей завидую.
– А второй?
– Жил на севере. В графстве Антрим.
– Почему «жил»?
– Несколько недель назад он скончался. Лейкемия, можешь себе представить? Такой юный парнишка. Он встречался с отцом пару раз, но ближе познакомиться так и не довелось.
Сердце ухает вниз будто якорь, и внизу живота появляется тяжесть. У меня был брат, который умер, и я уже никогда с ним не встречусь и не познакомлюсь. В Ирландии у меня могла быть семья. Этот юноша… я могла бы обнимать, утешать его в последние дни жизни.
Я ничегошеньки не знаю о своем отце. Только то, что он умер в пятьдесят лет от ожидаемого сердечного приступа, учитывая его привязанность к скоростным тачкам, шустрым дамам, курению, алкоголю и калорийной пище. Глен, сын учительницы и мясника, родился в Толке и резко прославился, написав рождественскую песенку «Колокольчики Белль», взорвавшую чарты Ирландии, Британии и Америки. Мэрайя Кэри и Джордж Майкл хорошенько на нем заработали. Эта рождественская песня стала первой и последней потугой к работе или отдаленно напоминающей попыткой сделать карьеру, но хотя бы снабдила его домом в Дублине и годовым запасом пищи и выпивки.
Глен был бабником. Спал со всем, что движется. В попытках снова обрести музу он познакомился в парижском баре с мамой, которая путешествовала с друзьями. Они переспали, и отец оставил ей свой адрес, чтобы мама написала ему, если когда-нибудь надумает отдохнуть в Ирландии. Когда она написала ему с известием, что ждет ребенка, Глен пригласил ее переехать к нему, но мама отказалась. Тогда он стал каждый месяц отправлять ей алименты. А мне – подарки, письма… но все тщательно проверяла мать. Меня бесило, что она пытается контролировать мои отношения с отцом.
Поэтому я стала бунтаркой. С младых ногтей.
На протяжении долгих лет я пыталась связаться с отцом. Писала ему письма, о которых не знала мама, отправляла фотографии, электронные сообщения, стихи, которые вырывала из библиотечных книг. Выпрашивала у мамы маломальские сведения о своем загадочном родителе. От него я так ни весточки не получила. Думаю, знаю почему. Отец знал, какой властной стервой была моя мать, и боялся, что она полностью лишит нас общения, узнав, что мы втайне от нее контактируем.
Папа согласился общаться только через маму, из уважения к ней ни разу не поговорив со мной по телефону. Однажды он написал, что стыдится собственного голоса, каким он стал. Отец признался, что теперь, даже в трезвом состоянии, у него все время заплетается язык и дрожит голос.
