Текст книги "Маловероятно (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Шен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Семь лет назад

Мал

Кэт беременна.

Я даже не прикидываюсь удивленным, когда она появляется на пороге моего дома не в этих тесных одежках, а в типичном для нее кардигане, плотных леггинсах и аккуратной укладкой, многозначительно поглаживая плоский живот.

– Можно к тебе? – прочистив горло, спрашивает она.

Кэтлин, как и я, прекрасно понимает, что той ночью мы изрядно напортачили. И проблема не в том, что я не воспользовался презервативом, оказался мертвецки пьян, а она была девственницей, которая, сколько себя помню, всегда торжественно заявляла, что хотела дождаться брака. И даже не хочу затрагивать тему сомнительного согласия на секс. Самое ужасное, что мне пришлось признаться Шону, одному из своих самых близких друзей, после чего Шон и Дэниел полностью вычеркнули нас с Кики из жизни.

Поговаривают, что однажды вечером Шон признался Кэт в любви. Я и сам был в курсе его чувств. Признаю, я с ним поступил несколько фигово.

Ну, или может даже хреново.

Мы с Кэт получили по заслугам. Теперь близнецы О’Лири при виде нас язвительно закатывают глаза, а Хизер и Мэйв покачивают головами.

Я мог бы сказать Шону, что вина не только на мне, я не ведал, что творю, и это было бы правдой. Мои воспоминания о той ночи очень расплывчаты. Но я не хочу перекладывать ответственность на Кэт, даже если конкретно этим решением она меня все-таки дожала.

Мама и Бриджет уехали в Килкенни в гости к Дезу, чтобы развеяться, так что я живу в гордом одиночестве. Я пишу песни, пою их на улицах, получаю предложения и отказываюсь от них. Потом иду домой, и поскольку друзья со мной не разговаривают, а Рори я перестал отправлять письма, как она и просила, то больше не отвергаю поползновения Кэт понянчиться со мной. Не могу ее дичиться.

Иногда, пока я пишу, она занимается.

Иногда мы трахаемся при выключенном свете всегда с презервативом, и она разрешает мне выкрикивать имя Рори.

Но чаще всего мы ужинаем, смотрим что-нибудь по телевизору, а потом я везу ее домой до наступления темноты.

Сегодня Кики проталкивается мимо меня, идет в гостиную, видимо, чувствуя себя как дома. В отличие от меня комната в приличном состоянии. Да и вообще в доме очень даже чисто.

Она садится за стол, и я располагаюсь рядом с двумя стаканами воды. У меня нет каких-то конкретных чувств к ее новости. Я не рад, но и не грущу. У меня было предчувствие, что такое случится. Я всегда пользовался презервативом, несмотря на ее протесты, но, видимо, у меня суперская сперма – во всяком случае, если дело касается сестер О’Коннелл.

Сейчас я просто жду, что скажет Кэт, оставит она ребенка или нет. В груди щемит, но я не хочу брать на себя ответственность за ее решение.

– Как себя чувствуешь? – спрашиваю я и протягиваю ей стакан.

Она делает небольшой глоток, вперившись взглядом в мое лицо, чтобы понять, о чем я думаю.

Почему я не могу полюбить ее? Почему не могу полюбить девушку, которая никогда меня не бросит? Девушку, которая согласна умереть ради меня?

– Хорошо. Немного тошнит, но хорошо. Спасибо, что спросил.

– Когда узнала?

– Сегодня днем. Съездила после учебы за тестом. Попросила Хизер и Мэйв пойти со мной. Ты в курсе, что Мэйв теперь встречается с Шоном? Мне кажется, они милая пара. Хизер довольна.

– Получается, они знают о беременности, – констатирую я, пытаясь не заводиться. А я-то думал, что папочки первыми узнают новости.

– Да. Надеюсь, ты не против. Я не желала делать тест одна и знала, что ты выступаешь на улице, но не хотела тебя волновать или шокировать без повода. Он мог оказаться отрицательным.

– Так ты его оставляешь? – напрямик спрашиваю я.

Счастье на ее лице сменяется шоком, брови опускаются.

– Что за вопросы такие? Конечно, я его оставлю. Мал, я католичка до мозга костей.

Я киваю. Кэт откидывается на спинку стула и скрещивает на груди руки.

– Думаю, скорее нужно спросить, как поступишь ты.

– Разумеется, я позабочусь о нем, – отвечаю ей, чувствуя, как от удивления брови ползут наверх. Что за вопросы?

Кэтлин фыркает. Полагаю, ответ неверный. Пробую снова.

– О вас обоих. Я позабочусь о вас обоих – финансово и другими способами. Ты не будешь растить его одна. Я найду настоящую работу. И, если позволишь, поделим обязанности пополам.

– Дело не в этом.

– Конечно, нет. – Я хлопаю глазами. Господи. Что ей еще надо?

– Это мальчик, – уже улыбаясь, самоуверенно заявляет Кэт. – Маленький парнишка, Мал. Я практически чувствую. Женщины это умеют.

Я силюсь улыбнуться, но выходит странно. Верно. Мальчик. Я тянусь через весь стол и беру ее руку, поглаживая большим пальцем по запястью.

– Я серьезно. Ты не одна. Тебе не придется бросать учебу. Я буду постоянно с ним, дам все, что у меня есть.

Она отводит взгляд. Сопит.

– Что? – настаиваю я.

Ей нужно больше, но я не могу понять, насколько «больше». Я хочу дать ей все, что она попросит. Даже если ее просьба меня убьет. Может, начну с того, что перестану бормотать имя ее сестры, пока трахаю сзади.

Наверное, осел. Наверное.

– Я позвонила твоей ма, – тихо признается она.

Она не плачет, что наводит меня на мысли, не инсценировка ли это какая. Я отпускаю ее руку и выпрямляюсь.

– Серьезно?

– Я рассказала ей. Пришлось. Мал, мне необходимо получить ее благословение. К тому же она грустила после того, что случилось с Бриджет.

Кэт смотрит на меня и улыбается сквозь слезы.

Возможно, это никакая не инсценировка. Вероятно, это Рори превратила меня в измотанного мерзавца.

– Мал, она так счастлива, что у нее родится внук. И Бриджет рада. Может, папа на небесах нам помог. Словно судьба вмешалась. Словно это было предначертано.

Судьба.

Я убедил Рори положиться на судьбу, и угадайте что? Судьба показала нам шиш, отвернула от меня Рори и удостоверилась, что я обрюхатил Кэт. Если рок существует, то он славно поработал, чтобы мы с Рори никогда не воссоединились. Кэт все говорит и говорит на заднем фоне. Я возвращаю внимание к ней.

– … сказала ей, что все понимаю. Твоя мама твердо убеждена, что нам надо пожениться, тем более учитывая мое отношение к вере, но я сказала, что можно подождать. Я уважаю твои желания и знаю, что счастье твоей мамы и девушки недостаточная причина делать мне предложение.

Девушки?

Странно было бы спорить, что мы с Кэт не пара, тем более раз она от меня беременна. Но брак? Серьезно? Нет, дело не в том, что Кэт мне не нравится – она как раз нравится мне, но по совершенно дурной причине.

Потому что она рядом, доступна, знакома, всегда готовая раздвинуть ноги и напоминает мне ее сводную сестру. Это довольно ужасная причина встречаться с девушкой, не говоря уж о том, чтобы жениться. Но теперь, когда мы бездумно добавили в этот микс ребенка, я понимаю, что Кэтлин права. Моя семья – мама, братья и сестра – точно ждут от меня правильного поступка. Даже если я чувствую, что меня одурачили и загнали в угол. Даже если я едва могу вспомнить ту ночь.

Но ты точно помнишь другие ночи, когда брал ее трезвым и с презервативом.

– Скажи что-нибудь, – таращась на меня, шепчет Кэтлин

– Я… – Не хочу жениться на тебе. – Мне нужно подумать.

– Ладно.

– Но что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Для вас обоих. Всегда, – пылко говорю я.

Безусловно, я не ведаю, что обещаю.

Не знаю, куда заведет меня жизнь.

И уж точно, черт подери, не подозреваю, насколько сильно нарушу данное мной обещание.

***

Я женюсь на Кэтлин, когда она на восьмом месяце беременности; ее круглый живот в этом бесформенном белом платье походит на залитую светом луну.

В конце декабря, сразу же после Рождества, мы проводим небольшую скромную церемонию в церкви отца Доэрти. Кики сияет от счастья и ликует, мама и Элейн трясутся над ней, мои братья и сестра рыдают от радости и гордости, а Шон, Дэниел, Мэйв и Хизер присутствуют, но с большой неохотой.

На устроенном Дэниелом мальчишнике он расхохотался и сказал, что мама и Кики наконец-то дожали меня и заставили сделать предложение. Я пил, улыбался и послал его на хрен. Но друг был прав, и его слова не давали мне покоя.

Я обещаю Кэтлин вечную любовь, она повторяет за мной, и мы обмениваемся кольцами. Последние месяцы были напряженными. Кэтлин не хотела узнавать пол ребенка, но только об этом и говорила. Она переехала ко мне сразу же, как мама с Бриджет вернулись из Килкенни. Я был рядом, когда малыш впервые толкнулся, когда начал активно двигаться (особенно по ночам), и когда на животе появилось очертание его ручек и ножек.

Если раньше мы с Кэтлин сношались время от времени, то после известий о ее беременности это стало происходить на регулярной основе. Я прекратил называть ее Рори, но все равно во время секса не мог смотреть в лицо. К счастью, есть много поз, во время которых я могу видеть лишь ее обнаженную спину.

После церемонии мы возвращаемся домой. Кэт пить нельзя, и я тоже завязал с алкоголем. Мама и Элейн решили съехаться, потому что они подруги, а нам с Кэтлин, по-видимому, нужно личное пространство – тем более раз уж скоро у нас родится малыш Глен.

Кстати, про имя.

Помимо того, что я был удивлен и озадачен выбором, Глен – ужасное имя для человека, которому еще не исполнилось шестьдесят пять. А нашему Глену стукнет столько лишь через шесть десятков лет.

Мы врываемся в дом, и Кэт, стеная, снимает огромное белое платье. В нем она похожа на облако, но я не дурак и говорить ей об этом не собираюсь.

– Ты больше не думал продать свои песни? – спрашивает Кэт, вытаскивая из прически невидимки и зажимая их зубами.

Я качаю головой и, вздохнув, падаю на диван.

– Мал, – просит она.

Я включаю телевизор и скрещиваю ноги. Показывают передачу «Наличные деньги на чердаке».

Чтоб тебя, Глен. Ты уже переигрываешь, не кажется?

– Мне тебя не понять, – дуется Кики, с досады резкими движениями снимая браслеты и драгоценности. – Ты блестящий автор. Мы могли бы заработать отличные деньги, а не жить на папино наследство, от которого уже почти ничего не осталось. Вместо той поддержанной фигни в комнату Глена можно было бы купить хорошую дорогую мебель. Хоть убей, но я не понимаю, в чем причина.

– Потому что это мои песни.

И песни Рори. Это она меня вдохновила. Я совсем не хочу показывать миру, что творилось у меня в голове в тот день, что я провел с ней, после ее отъезда и все, что случилось потом. Все остальные написанные до нее песни, которые у меня хотели купить, больше не актуальны. Рори меня изменила.

Кэт ничего этого не знает: ни истории этих песен, ни о том, что, когда постоянно спрашивает о них, в грудь словно нож втыкается.

Она влетает в спальню.

– Ты неразумен.

Раньше это была мамина спальня. Теперь наша. Вчера мы переставили туда нашу мебель. Я переставил. Наши тумбы, кровать и огромное зеркало Кэт, которое наклонено так, чтобы она выглядела тоньше. («Не суди меня строго, ладно? Ха-ха».)

Я просто закрываю глаза на несколько секунд, чтобы перевести дух, как вдруг слышу из спальни вопль. Резко вскакиваю. Первая мысль: «Ребенок».

– Что случилось? С малышом что-то?

– Что это за хрень?

На какое-то время я обескуражен тем, что Кэтлин произнесла бранное слово. Я вообще не подозревал, что она в курсе о его существовании, не говоря уже о том, что проговорила его устами добропорядочной католички. Конечно, в постели мы постоянно творили нецензурщину и в не таких христианских уж позах, но все же…

Погодите-ка, а что это за хрень?

Салфетка. Она держит салфетку. Ту самую салфетку.

С договором.

Я выхватываю бумажку у жены и мысленно даю себе подзатыльник за то, что не перепрятал ее, когда расставлял у кровати наши тумбочки. Кэт наверняка перепутала и влезла в мою, чтобы взять крем из кучи своих тюбиков, а нашла это.

– Ничего особенного. – Я запихиваю бумагу в задний карман брюк. Глаза Кэтлин как две огромных планеты, полных горя. Она бьет меня в грудь, закрывает рукой рот. Ее лицо искажается от боли.

– Вы заключили сделку?

– Я ей не нужен, – говорю я. Непроизвольная реакция и глупейший способ оправдаться перед новобрачной женой, которая, кстати, на сносях.

Но умом понимаю, что это самый эффективный способ убедить ее, что салфетка ничего не значит.

И это, безусловно, огромная проблема.

Салфетка ничего не значит, но не потому, что Рори свалила на другой континент спать с другими парнями, снимать их на камеру и писать на обратной стороне фотографий, насколько они ужасны в постели, в жизни и в светских беседах. (Тут я, конечно, утрирую.)

Салфетка ничего не значит, потому что моя подруга детства, а теперь любовница и жена скоро родит мне ребенка.

Да, осел. Жена.

Я подхожу к своей жене. К своей терпеливой, святой супруге, которая на протяжении нескольких месяцев стонала и принимала как данность, что в постели я снова и снова называю ее чужим именем.

– Мы оба забыли о прошлом. А с тобой, если ты не заметила, мы женаты.

Я хватаю ее за руки и притягиваю к себе.

Кэт отпихивает меня.

– Выкинь ее, – рявкает она.

Я невесело усмехаюсь.

– Что?

– Не прикидывайся глухим, Мал. Выкинь эту чертову вещь. Ее вообще не должно быть в доме. Поверить не могу.

Поверить она не может?

А я могу? После того, как она трахнула меня, пока я был мертвецки пьян и ничего не соображал? После того, как вынудила меня лишить ее девственности и возвращалась за добавкой, изо дня в день упрашивая не натягивать презерватив?

После того, как позвонила маме, обработала ее и Бриджет надавить на меня с этой свадьбой, убедила маму и Элейн съехаться?

Но я не настолько туп, чтобы устраивать грандиозную ссору в день свадьбы.

Поэтому просто улыбаюсь.

– Это всего лишь дурацкое воспоминание. Я засуну салфетку в фотоальбом. Ты больше ее не увидишь, и мы обо всем забудем.

– Да ты, нахрен, издеваешься?

Опять это слово.

– Кики…

– Мал, – передразнивает Кэт, – меня достало, что все прощают тебя из-за твоих чертовых магических чар. Ты увиливаешь.

– Я не увиливаю. Я просто отказываю тебе в просьбе.

– Подонок, вот ты кто.

– Тоже верно, – парирую я.

Мне не оспорить ее слова. Именно подонком я себя и чувствую. Но и Кэт не святоша, какой сейчас прикидывается.

Кэт подлетает ко мне и дает пощечину.

Я чувствую обжигающую боль на скуле. Сжимаю зубы. Интуиция подсказывает, что я веду себя как упрямый сукин сын, что мне и правда пора выкинуть эту чертову вещь. Салфетка ничего не значит. Ничего не значит с того дня, как Рори сказала: «Прощай». А даже если бы и не сказала, то ее письмо не оставило сомнений.

А теперь давайте поиграем в адвоката дьявола и упомянем, что есть доля сомнений, что с ее стороны не все кончено.

Давайте представим, что мы снова встретимся, года через четыре, потому что у судьбы странное, извращенное чувство юмора.

Давайте представим, что Рори больше не сучка из ада и решает выполнить условия договора.

Что тогда? Я брошу маленького Глена, Кэтлин и всю свою семью, которая точно отречется от меня, если я сбегу с этой янки и заживу долго и счастливо с девушкой, которая избавилась от моего ребенка, не обсудив предварительно со мной?

Я иду на кухню, слыша, как Кэтлин шлепает по полу босыми ногами. Останавливаюсь у мусорного ведра, вынимаю из кармана салфетку и сминаю ее, собираясь выкинуть вместе с глупыми воспоминания о Рори.

Я держу салфетку над ведром, сжимая так сильно, что трясется рука.

Выкидывай уже. Да что с тобой такое? 

– Давай! – орет Кики.

Я смотрю на свой кулак, на мусорное ведро, снова на кулак, поднимаю глаза к потолку и судорожно вздыхаю.

Да пошла ты, Рори.

Я резко отвожу руку, а другой дергаю себя за волосы. Не выходит.

Я не замечаю, как Кэт засовывает ноги в туфли, но прихожу в себя, услышав хлопок двери. Тут же мчусь за ней. Уже поздно, темно, холодно.

Кэт садится в мою машину, заводит ее, разворачивается и выезжает на основную дорогу. Я бегу за ней и крича прошу остановиться. Но оттого она только сильнее вжимает ногу в педаль, чтобы побыстрее от меня избавиться.

Мчась за своей машиной, за своей женой, за будущим, я подумываю остановиться. В зеркале заднего обзора я вижу, что она не в себе. Кэт трясется и так сильно плачет, что я удивлен, как она вообще что-то видит. Может, если перестану за ней гнаться, она остановит машину.

Может, если перестанешь за ней гнаться, она наконец поймет, что ты недвусмысленно ей демонстрировал: ее сестра всегда будет любовью всей твоей жизни, а Кэт всего лишь утешительный приз.

Я ускоряюсь, чувствуя, как по горлу поднимается желчь. Пытаюсь позвонить Кэт, на ходу возясь с телефоном, но она не берет трубку.

Ответь, ответь, ответь.

Не снижая скорость, Кики направляется прямиком к оживленному перекрестку. Не знаю, понимает ли она, что творит. Она не справляется с управлением. Глаза щиплет, сердце бьется о грудную клетку, а я тупой ублюдок, который поплатится за свою глупую фантазию.

Все происходит как в замедленной съемке.

Кэтлин пропускает знак «стоп» в конце дороги.

Слева от нее появляется грузовик с рекламой замороженного мяса на фургоне.

Металл ударяется о металл.

Громкий удар.

Тишина.

Тишина.

Слишком тихо.

От появившегося в воздухе запаха я начинаю задыхаться. Металлический запах крови, обгорелой плоти и конца моей жизни.

Я подбегаю к раскуроченной машине и пытаюсь открыть дверь со стороны водителя, но металл такой горячий, что его не коснуться, всюду валит густой дым. Водитель грузовика вылезает из машины, держась за правую ногу.

Это Шон.

Боже, это же Шон.

На вид он трезвый – конечно, ведь на свадьбе не взял в рот ни капли, потому что сегодня у него смена. Он в истерике, водит ладонью по взъерошенным волосам, у него стучат зубы.

Он подбегает ко мне.

– Господи. Я ее не видел. Она вылетела из ниоткуда.

Он прав. Это не его вина. Она действительно вылетела из ниоткуда. Но почему Шон? Почему он? И почему сейчас я до абсурдности зол?

– Она в порядке? – прямиком спрашивает Шон.

– Ребенок, – охаю я, оборачиваю руку рубашкой и резко открываю дверь. Даже через ткань чувствую жжение. – Вызови скорую.

– Она выглядит мертвой, – очевидно в шоке, выпаливает он. – Я не могу сесть в тюрьму. Я не хочу в тюрьму. Господи.

Вот о чем он сейчас думает? О том, что загремит за решетку? Жизнь Кэтлин кончена. Моя тоже. И ребенка. Пожалуйста, пожалуйста, пусть ребенок будет жив.

Мне так много нужно сказать.

Я молчу.

Шон поворачивается и смотрит на меня. Он бледный как призрак.

– Этого бы не случилось, если бы она встречалась со мной. Мал, ты подвел ее. Это ты сделал. Виноват ты один.

***

Кэтлин мертва.

А ребенок нет.

– Почти на волосок от гибели, мистер Доэрти. Вы счастливчик, – говорят врачи.

«Да, – фыркаю я. – Чертов счастливчик».

Я смотрю на крошечное фиолетовое тельце. Я не плачу только потому, что нужно нести ответственность за другого человечка.

Прости, маленькая. Мне ужасно жаль.

Кэтлин ошибалась с самого начала.

Это не мальчик.

Это девочка, и она похожа на нас обоих.

Когда я смотрю на нее, то в голову лезут мысли не о том, что я приобрел или потерял за последний год.

А о том, как все случившееся связано с Рори.

Как она все уничтожила.

И о том, как я отчаянно хочу уничтожить ее.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Наши дни

Рори

– Вам помочь? – спрашивает стоящая в дверях девочка голосом нежным и сладким как мед. У нее самые изумительные волосы. Темно-каштановые, но светлее, чем у ее отца.

У ее отца.

А также у моего мужа.

А также у мужчины, который скрыл от меня правду о своей дочери.

Первое, что я спросила у него, когда мы снова встретились в Нью-Йорке, когда он бросил мне в лицо вести о своем браке с Кэтлин:

– Дети?

– Нет.

Мал даже не раздумывал. Ответ был безжизненным, как и пустота в его красивых глазах. И речи быть не может, что это не его ребенок. Она идеальное смешение Кэтлин и Мала. Вдруг меня сражает неслыханно тяжелая истина. Малаки скрывал ее даже после того, как женился на мне. Он вообще не собирался рассказывать о своей настоящей семье. Он настолько не доверял мне, что не хотел признаваться, как стал отцом. Он считал, что, узнав, я брошу его, если его вообще волновало, захочу ли я остаться.

Я бы не оставила отца-одиночку. Но, черт меня раздери, гадкого патологического лжеца брошу.

Сколько раз он пропадал без вести. Праздник по поводу дня рождения. Блестки. Маленькая сережка с фальшивым бриллиантом, найденная в траве на заднем дворе. Постоянное стремление вернуться в Толку, когда мы отдыхали в Греции. Причина всему этому – его малышка.

Внутри все переворачивается от гнева, расстройства и безграничного желания защитить этого ребенка, не знавшего свою мать. И вина. Слишком сильное чувство вины, причину которому мне пока не определить.

Я отвечаю ей, помахав рукой.

Скажи что-нибудь. Что угодно. Ты наверняка ее пугаешь.

– Э, привет?

Не то, идиотка.

– Вы похожи на принцессу, – хихикает девочка, закрыв рукой ротик.

Сколько же ей лет? Думаю, самое большее семь. Может, шесть. Господи, как же близко по дате ко всей этой передряге с салфеткой. Неужели ее зачали сразу же после моего отъезда?

Я ставлю руки на пояс.

– Потому что я и есть принцесса.

У нее чуть глаза из орбит не вылезают.

– Правда?

– Вроде того. Меня зовут Аврора Белль. Я приехала сюда, услышав, что в этой деревне живет другая принцесса – еще прекраснее. Похоже, я нашла ее. – Я кривовато улыбаюсь.

Она восторженно хихикает и прикладывает ручку к одной щеке, чтобы спрятать румянец. Сердце в груди сжимается. У нее ямочки. Ни у Мала, ни у Кэтлин не было ямочек. Наверное, они были дарованы малышке Всевышним в напоминание о том, что ей стоит улыбаться, несмотря на все невзгоды.

– Вы ошиблись адресом. Я не принцесса. Я всего лишь Тэмсин.

Тэмсин.

– Тэмсин! Да! Это та самая девочка, что я ищу. – Я достаю из рюкзака планер и, открыв его на первой попавшейся странице, неистово киваю. – Да. Точно. Принцесса Тэмсин из Толки. В нашем королевстве все о тебе судачат. Поговаривают, ты самая милая, самая добрая принцесса во всей Ирландии.

Если бы Тэмсин могла взорваться блестками, так бы она и сделала. Она подпрыгивает, хлопает в ладошки, и только сейчас я понимаю, что она одета в ковбойские сапожки, маленькую кожаную курточку, как у ее папы, и розовое платье. Она стильная от макушки до самых пяточек. Мне дико это нравится. А еще я ужасно ненавижу ее папашу, который настолько не доверял мне, сомневаясь, что я с легкостью могу ее полюбить.

– Хотите зайти? – спрашивает Тэмсин и делает шаг в сторону.

Я нервно улыбаюсь и засовываю планер обратно в рюкзак.

– Давай позовем дедушку и спросим у него, можно ли?

– Прадедушки еще нет. Он приходит незадолго до чаепития, это скоро. Дома бабушка. Хотите, я ее позову?

– О, не нужно. Я верну...

– Бабуль! – Тэмсин открывает рот широко-широко и исторгает вопль, от которого землетрясение может начаться. – Бабу-у-уль!

Я не успеваю найти глубокую яму в земле, чтобы та поглотила меня полностью, как в дверях появляется женщина. Она совсем ни капли не похожа на Мала, отчего я начинаю подозревать худшее. Когда женщина открывает рот, мои подозрения подтверждаются.

– Вы сказали «Аврора»?

Она вытирает руки о бумажное полотенце, словно одно мое присутствие ее испачкало.

Она не ровесница отца Доэрти, а, судя по всему, одного возраста с моей матерью. В Ирландии не так уж много священников, живущих во грехе с женщинами, готовых сжечь меня заживо, поэтому, видимо, я натолкнулась на мать Кэтлин, которая делит кров с отцом Доэрти и матерью Мала.

– Да, мэм. Я пришла к отцу Доэрти.

– Тэмсин, – уставившись на меня, она похлопывает девочку по пухленькой щечке, – иди прибери в комнате перед ужином.

– Но я хочу остаться с принцессой Ав...

– Ступай, – приказывает женщина, и Тэмсин исчезает в просторном стильном доме, который явно недавно отремонтировали. Ничего общего со скромным жилищем Мала.

Женщина угрожающе тыкает мне в лицо пальцем.

– Я знала, что когда-нибудь ты явишься. У нас нет твоих денег. Все, что ты здесь увидела, купил Малаки. Твой пьющий придурок-отец и вполовину не был так богат, как внушал своему гарему любовниц.

Ого. Теперь понимаю, в кого Кэтлин пошла своей стервозностью. Ее мать и мафию могла бы обучить искусству жестких переговоров.

– Я приехала не из-за Глена, а по работе. Вы не обязаны мне верить, но это правда. И раз уж я здесь, то с радостью перемолвилась бы словечком с отцом Доэрти.

Я не упоминаю о своем браке с Малом, потому что до сих пор чувствую себя в этой деревне белой вороной, парией, непрошеной гостьей. А еще, потому что она потеряла дочь. Горе – изверг. Оно проворно овладевает вами, а потом вынуждает делать и говорить то, что в обычной жизни и в голову бы не пришло.

– Какова бы ни была причина, я прошу тебя уйти. Моя внучка вообще не должна была с тобой встретиться. Мы условились об этом с Малом. Он нам обещал. Достаточно того, что ты наверняка согреваешь ему постель...

– Ну, я ищу не Мала. Я ищу отца Доэрти. Пожалуйста, передайте ему, что я жду его через два часа в «Кабаньей голове». Если передадите, обещаю больше вас и вашу внучку не беспокоить.

Зная, что мое сообщение дойдет до адресата, что мать Кэтлин не упустит шанса прогнать меня, я поворачиваюсь и ухожу.

***

Мал

Не существует нормального способа небрежно упомянуть в разговоре с женой, что у тебя, между делом, есть семилетняя дочь, и, упс, мать – ее мертвая сводная сестра, которая ненавидела Рори до глубины души. О, и просто так, вдогонку: ты на девяносто девять процентов уверен, что Тэмсин (дочь – понимаете? Уже сам опережаю события) появилась на свет благодаря ночи, когда ты был в стельку пьян и изнасилован.

И все же мамин внезапный визит вкупе с тем, что Рори по вполне понятным причинам начала терять терпение, да еще эта изводящая меня так называемая совесть подсказывали, что сегодня я расскажу правду.

Я проигрываю в голове неизбежный разговор, паркуя перед домом свою древнюю, дышащую на ладан машину. Зная, что Рори вышла не за пижона, а за меня, не подозревая, что в год я зарабатываю семизначную цифру, только приумножает мою любовь к ней до такой степени, что вряд ли мое сердце вообще выдержит.

«Привет, дорогая, что будем есть на ужин? Я подумываю о ризотто, вине и тебе. О, и кстати, у меня есть ребенок».

Или подготовить почву, сообщив для начала что-нибудь приятное:

«Привет, принцесса. Ты знала, что на улицах я пою в качестве хобби, а на самом деле поневоле стал миллионером? У меня много забавных фактов. Вот еще один: я отец».

Руками, полными подарков для Рори и Тэмсин, я открываю дверь. Рори я принес шоколад и винтажные диски с ирландской музыкой, которая ей нравится, а Тэмсин – платье принцессы и… какого хрена?

Рори в гостиной и запихивает свои вещи в сумку. Чемодан уже полностью упакован и выжидает у двери как нетерпеливая мать. Рори прижимает плечом телефон к уху и пытается уместить в сумочке шарф. Вдали от меня ей всегда холодно – почему она не может понять?

Она рычит в трубку:

– Мне плевать, что это будет за машина. Да хоть чертова осла присылайте, мне нужно отсюда уехать. – Пауза. – Да, сэр, я понимаю, что у вас другая сфера услуг. Смысл в том, что мне нужно как можно скорее свалить из этой дыры. Пожалуйста. Посигнальте, когда приедете.

Она берет телефон в руку и нажимает кнопку сброса. Бормочет что-то неразборчивое о том, что нужно позвонить матери, и тыкает пальцем экран, когда я прочищаю горло.

– Едем в медовый месяц? – спрашиваю я, ставя покупки на барную стойку напротив Рори.

Спокойствие. Наверняка есть логическое объяснение тому, что она собирает вещи.

Они поднимает на меня глаза и скалится, словно не ожидала увидеть. Потом делает шаг назад, как будто я собираюсь ее поколотить.

– Ты меня напугал. – Она вытаскивает из сумочки шарф и набрасывает его на плечи, собираясь уходить.

– Сейчас могу сказать то же самое и о тебе, – стиснув зубы, брюзжу я и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не накинуться на нее.

Я не дурак. Я с самого начала понимал, как мала вероятность того, что у нас все сложится.

И все же.

Все же.

Ты влюбился в девушку с именем двух диснеевских принцесс и веришь в невероятное, потому что… ну, Дисней и вся фигня.

Рори скрещивает на груди руки.

О-оу. Видимо она не в духе, а значит нужно искать укрытие.

Я обхожу барную стойку, намереваясь приблизиться к жене, но она поднимает руку, останавливая меня.

– Что происходит?

– Столкнулась сегодня с интересным человеком.

– Серьезно? – говорю я, оттягивая время.

Рори кивает.

Я молчу, потому что у меня дурное предчувствие, а еще дышать становится трудно – наверное, из-за тех признаний, что давным-давно нужно было выложить на стол.

Рори делает шаг ко мне.

– С очень хорошо знакомым тебе человеком. С маленькой девочкой по имени Тэмсин. Улавливаешь?

Во рту пересыхает. Что я могу сказать? Что не рассказывал Рори про Тэмсин, потому что не рассчитывал, что снова полюблю ее? И не понимал, что вообще-то так ее и не разлюбил?

Что вначале я просто защищал свою дочь от нее, от Ричардса и от их поганого городского образа жизни, посему отправил ее жить к бабушкам, пока работал над проектом и параллельно разрушал жизнь Рори?

Что на самом деле запертая тайная комната принадлежит Тэмсин, и она красивая, как и ее хозяйка, а дом обычно в порядке, потому что я воспитываю дочь один и живем мы только вдвоем? Что я злился, когда Рори приближалась к этой комнате, потому что всегда защищал Тэмсин, даже если физически ее не было в комнате? Что я заранее устроил в доме беспорядок, чтобы сделать ее существование невыносимым, но безупречную комнату Тэмсин не трогал?

Что к тому моменту, когда я понял, что Рори может стать моей, стало слишком поздно? Что ложь пустила корни так глубоко, что стала угрожать нашим отношениям, а я бегал как раненый в попу заяц между дочерью и любовницей?

Станет ли она вообще меня слушать?

– Кстати, милая девчушка. – Рори пожимает плечами, делая вид, будто ей все равно. – А потом твоя теща проинформировала меня, что я монстр.

Она ураган, а я сопротивляюсь шторму и рвусь к ней, чтобы все объяснить. Но Рори отпихивает меня и идет к выходу. Одним скачком я преграждаю ей путь, прижавшись спиной к закрытой двери.

– Позволь объяснить.

Рори запрокидывает голову и смеется, хотя голос ее совсем не веселый.

– Что объяснить? Что ты лжец? Обманщик? Что ты дерьмовый отец, который отправил дочь жить к родственникам, чтобы трахнуть новую жену и вести идеальную двойную жизнь?

Когда она так говорит, невозможно найти оправдание тому бардаку, что я устроил собственными руками (и членом). Но все не так просто. Я отлично это понимаю, потому что ступил на этот путь мести, но на деле не планировал зайти так далеко.

Если честно, я считал, что Рори исчезнет. Я ждал, что она все бросит.

– Рори.

На улице сигналит машина. Рори с фальшивым удовольствием всплескивает руками.

– А вот и моя карета, как ты очаровательно выражаешься. Я прослежу, чтобы наши столь же чарующие документы по бракоразводному процессу вовремя оказались в твоем почтовом ящике. Кстати, Мал, помнишь наш разговор о самых лучших мелодрамах?