Текст книги "Снишься мне (ЛП)"
Автор книги: Квинн Лофтис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Ладно, такие мысли не помогут мне успокоиться, – прорычал он сам себе, сделал шаг назад и попытался очистить свой разум. Она еще не умерла, а Дайр лучше других знал, что ничто не предопределено, пока у людей есть свобода воли. Если бы все было предопределено, в нем самом не было бы никакой нужды, как не было бы нужды во снах, призванных заставить людей выбрать нужный путь.
– Она еще не умерла, – повторил про себя Дайр. Когда он осознал слова Создателя о том, что Дайр обладает свободой воли, он сразу понял, как предотвратить гибель Серенити. Он точно знал, что должен занять ее место. Она не умрет. Дайр с начала времен ходил по земле, а пленен впервые был именно ее светом и теплом. Он просто не мог представить, что свет этой девушки погаснет так рано. Она могла сделать так много добра, могла столько предложить этому миру, что он с радостью пожертвует ради нее своим существованием. Хотя это даже нельзя назвать жертвой, ведь это значит, что Серенити продолжит делиться с миром своим внутренним светом.
Дайр обернулся и посмотрел на окно комнаты девушки. За этим тонким куском стекла мирно спала его любимая, блуждая во снах, которые он для нее приготовил. И она переживет еще множество снов, может и не созданных им, но все равно прекрасных, как она сама.
Глава 10
«Видеть во сне ангела смерти, не обязательно означает, что вы или кто-то из ваших близких умрет. Скорее это признак потери чего-то важного: особенных отношений, работы или материальных ценностей».
Рождественским утром Глори сама вошла в дом Уэйна и Дарлы, как она всегда делала, когда приходила в гости. Семья Глори отмечала канун Рождества. По утрам ее родители предпочитали поспать подольше. Зная это, Серенити пригласила Глори провести рождественское утро с ней. Сначала Глори попыталась возразить, что не хочет навязываться. Но когда Серенити сказала ей, что там будет Дайр, ее лучшая подруга с радостью согласилась присутствовать.
– И где же аппетитный бессмертный с безумно возбуждающим голосом? – спросила Глори, снимая пальто, шарф и шапку.
– И тебе доброе утро, – сказала Серенити, протирая глаза после сна. Она подняла руки над головой, растягивая позвоночник. Ее футболка задралась, оголив узкую полоску кожи, но когда пальцы Дайра погладили ее по спине, у девушки перехватило дыхание, и она быстро опустила руки.
– А, вот и он, – ухмыльнулась Глори, когда Дайр вышел из-за спины Серенити, обхватив ту за талию и притянув к себе, как он делал тысячу раз до этого.
Он наклонился, поцеловал ее в волосы и прошептал:
– Доброе утро, красавица.
Глори стала драматично обмахиваться ладошкой, и Серенити в очередной раз задалась вопросом, правда ли ее подруге уже за двадцать.
– Привет, Глори, – сказал Дайр, отводя взгляд от Серенити и поворачиваясь к ее подруге. Он протянул руку, которую Глори схватила с немалым энтузиазмом. – Много о тебе слышал. Приятно, наконец, познакомиться.
– Она не лгала. От твоего голоса у девушки определенно может случиться…
– Ита-а-ак, – перебила Серенити подругу, догадавшись, что сейчас вылетит из ее не фильтрующего речь рта. – Как прошел ваш рождественский ужин?
Глори отпустила руку Дайра и повернулась к Серенити.
– Мы только что говорили об этом по телефону. Дай нам с твоим красавчиком познакомиться. Уровень сексуальности я одобряю, но с остальным еще надо разобраться.
Серенити захотелось шлепнуть себя по лбу, а затем шлепнуть Глори. Так начался допрос Брудайра, также известного, как Песочный человек, Глори Дэй. Хотя вообще-то, до прихода Рафаэля все было не так уж и плохо.
– А ты, наверное, Рафаэль, – сказала Глори и, не вставая с дивана, протянула ему ладонь. Когда ангел пожал ей руку, Глори подмигнула ему: – Ого, на небесах явно в курсе, как вас растить.
– Глори! – возмутилась Серенити. – Он же ангел. Он не… – девушка запнулась, но все же закончила, – недоступен.
Глори многозначительно взглянула на Рафаэля.
– У тебя есть доступные падшие друзья?
На этот раз Серенити все-таки дала ей подзатыльник.
– Да шучу я, – надулась Глори, а затем отвернулась и добавила: – Типа того.
Рафаэль перевел взгляд с Серенити на Глори, а затем снова на Серенити.
– Это та, что без фильтра?
Серенити кивнула без лишних слов.
Глори этот вопрос не обидел. Серенити бы никогда не сказала за спиной у подруги то, что не смогла бы сказать ей в глаза. И Глори знала, что это правда: если у нее когда-нибудь и был фильтр, то он давно сломался.
– Фильтры переоценены, – сказала Глори, устраиваясь поудобнее на диване.
– И на этой ноте я пойду проверю, готова ли Эмма к нам присоединиться, – сказала Серенити, направляясь в коридор. Она чувствовала, что Дайр последовал за ней, и, прежде чем девушка успела пройти дальше по коридору, он схватил ее за запястье и потащил к ее собственной комнате. Втянув Серенити внутрь, Дайр развернул ее и прижал спиной к стене. Серенити посмотрела на него, зная, что Дайр сможет прочесть в ее глазах вопрос, даже если она не задаст его вслух.
– Мне просто нужна минутка наедине с тобой, – ответил он на невысказанный вопрос. – У меня такое предчувствие, что весь день вокруг будет куча людей, и я чуточку ревную тебя к ним.
– Чуточку? – улыбнулась Серенити.
Дайр поднял руки, чтобы обхватить ее лицо, откинув его назад. Она знала, что он собирается поцеловать ее. И хотя он уже целовал ее раньше, ее дыхание сбилось от предвкушения, потому что поцелуи Дайра были сверхъестественными. Ну, она не знала, правда ли это, но могла поклясться, что когда парень целовал ее, это было нечто большее, чем просто соприкосновение губ.
Когда его губы, наконец, прижались к ее губам, Серенити почувствовала, как земля уходит из под ног. Весь ее мир менялся, когда Дайр был с ней. В этот момент существовал только он. Не было ни Милдред, ни Крысы, ни постоянного страха, что с Эммой может произойти что-то ужасное. Только она, прижатая к Дайру. Она была почти удивлена, что ее кожа, нагреваясь с каждой минутой, еще не испускала пар. А когда он придвинулся еще ближе, его руки сжали ее волосы, она была почти уверена, что на заднем плане слышится маленький краб, поющий «Поцелуй девочку». «Что за ерунда всплывает в моей голове в такой момент?», – подумала она. Но, как ни странно, это никак не отвлекало Серенити от страстного мужчины, который приводил ее в восторг своими прикосновениями.
Дайр отстранился, прижавшись лбом к ее лбу. Они оба пытались отдышаться, и Серенити подумала, выглядят ли ее губы такими же опухшими и полностью зацелованными, как его.
– Ты проверяешь мою решимость, любимая, – прошептал Дайр.
– Твою решимость?
Он кивнул напротив ее лба.
– Мою решимость оставить тебя непорочной девой.
У Серенити вырвался смешок.
– Только не говори, что ты сейчас произнес «непорочная дева». Эти слова сразу выдают твой возраст.
Дайр высвободил руки из ее волос, а затем разгладил их. Он коротко поцеловал ее в губы, а затем отступил, избегая искушения.
– Мне лучше пойти и проверить, как там Эмма, – Серенити двинулась к двери.
– Отличная идея, – согласился Дайр. – Если только ты не хочешь, чтобы Рафаэль поженил нас и мы могли продолжить с того места, где остановились.
Глаза Серенити расширились, в голове пронеслась куча мыслей.
– Рафаэль имеет право женить людей?
Дайр усмехнулся.
– Иди, Серенити, пока я не дал тебе это выяснить на собственном опыте.
Солнечные лучи проникли в комнату сквозь занавески, и Эмма заморгала, прогоняя сон. Поняв, что на окнах действительно есть занавески, девочка вспомнила, что она не в доме своей тети. Затем Эмма вспомнила, почему она не у тети, но постаралась поскорее отогнать эти мысли. В конце концов, ей придется с этим разобраться, но не сейчас, не рождественским утром. При мысли, что она проведет Рождество с Дарлой, Уэйном и Серенити, девочка широко заулыбалась.
Эмма не верила в Санта Клауса. Вообще-то, она поставила его существование под сомнение еще несколько лет назад, когда рассчитала по карте время перелета от Северного Ледовитого океана до всех стран мира. Законы физики просто не позволили бы посетить за одну ночь каждого ребенка на Земле. Но это было не важно. В ее семье на Рождество праздновали рождение ребенка, данного человечеству Богом. Девочка знала, что не все люди верят в Бога и его сына, но она верила. Ее родители тоже верили, поэтому для Эммы смысл Рождества был в этом. В их доме Рождество было временем веселья. Сердце Эммы защемило при воспоминании об ее потере, и улыбка сошла с ее лица.
Это будет первое Рождество без родителей. Эмма скучала по ним так, что не выразить никакими словами. Но если Бог существует, и убеждения ее родителей о небесах были верны, то они сейчас в гораздо лучшем месте. На небесах нет таких людей, как Рэта или тот человек, что убил ее родителей. Там нет боли, слез и печали, только радость, и Эмма не стала бы лишать родителей этого даже для того, чтобы вернуть их. Однажды она снова их увидит, в этом девочка не сомневалась.
В дверь спальни негромко постучали, и в комнату просунулась голова Серенити. На лице девушки играла заразительная улыбка. Эмма улыбнулась в ответ.
– Так и будешь целый день лежать в постели, размышляя над тем, над чем там обычно размышляют гении? – спросила Серенити.
Эмма слегка наклонила голову.
– Почему ты спрашиваешь? На сегодня запланировано что-то особенное? – спросила она невинным голосом, глядя на Серенити широко раскрытыми глазами.
Серенити пожала плечами.
– Нет, ничего особенного. Ты просто останешься здесь, пока я открываю все те подарки, которые без особой причины лежат под елкой, – и повернулась, чтобы уйти.
– А там… – начала Эмма, но смолкла. Серенити повернулась к ней. Эмма безуспешно пыталась скрыть беззащитность, сквозившую во взгляде. Девочка была вымотана попытками держать себя в руках. – Там есть подарки для меня? – наконец, спросила она.
Улыбка Серенити стала еще шире.
– Санта не забыл про тебя только из-за того, что ты в другом доме.
Эмма покачала головой девушке, которая быстро стала ей как старшая сестра. Она поднялась с кровати и прошла к широко открытой двери.
– Ты понравилась бы моей маме, – сказала Эмма Серенити, когда та шла за ней через холл и дальше в гостиную.
– Почему это?
– Потому что ты молода душой. У тебя определенно есть и старая душа, и мама бы на это указала. Но мама любила смеяться. Она любила быть счастливой. Делать других людей счастливыми. Ты делаешь меня счастливой, – призналась она с грустной улыбкой.
Когда они вошли в гостиную, в которой уже были Уэйн, Дарла, Рафаэль, Дайр и еще одна дама, с которой Эмма еще не встречалась, ее глаза расширились, увидев елку и подарки под ней. Она смогла прочитать свое имя на многих из них, даже слишком многих, как она решила. Как в мире с такими людьми, как Милдред и Рэт, могли существовать такие люди, как Серенити и Дарла? Эмма почти чувствовала, что для такой семьи, как эта, невозможно быть рядом с такими людьми, как ее тетя. «Не бывает солнца без дождя, Эмма Жан. Как нет радости, если нет печали». Эмма задалась вопросом, перестанет ли она когда-нибудь слышать слова своей матери в своей голове, но раз уж те, что только что появились, нашли отклик в ее душе, она понадеялась, что всегда будет слышать их.
Серенити слегка толкнула ее в спину, и вывела ее из минутного ступора. Она оглянулась на свою подругу, но прежде чем успела что-то сказать, Серенити заговорила. – Не спорь, не говори, что ты не можешь это принять, и не делай ничего из того что мы, южане, считаем уместным, когда не знаем, как выразить нашу благодарность. Спасибо – всегда достаточно. Так что беги открывать свои подарки.
Эмма решила, что если уж они приложили столько усилий, чтобы сделать это все для нее, то и она не подведет их, не показав, как это ценит. Но вместо того, чтобы сесть и сразу же открыть свои подарки, она начала разбирать их все. Читая этикетки, она начала раздавать их каждому получателю. Когда она направилась к незнакомой женщине с двумя сумками, загруженными папиросной бумагой, Эмма протянула ей руку. – Я Эмма Уитмор. Мы с вами не знакомы. Дама улыбнулась, и Эмма увидела доброту в ее глазах, хотя там был и намек на озорство.
– Эмма Уитмор, – сказала она, пожимая руку, – Я Глори Дэй, и мои родители действительно сделали это со мной, – Эмма улыбнулась, а Глори пожала плечами. – Это всегда так. В любом случае, я – подруга Серенити, и рада, наконец, познакомиться с тобой. Она рассказывала о тебе много хорошего.
Когда все подарки были распределены, наступила пауза, прежде чем комната превратилась в хаос. Эмма глядела вокруг с отвисшей челюстью. И когда ее взгляд упал на Дайра и Рафаэля, она увидела, что у них был такой же удивленный взгляд, как и у нее.
Уэйн, Дарла, Серенити и Глори начали разрывать свои подарки с такой быстротой, которая заставила Эмму подумать о бешеных бобрах в кузове грузовика. Бумага летела. Охи и ахи отскакивали от стен, когда они освобождали от упаковок внутренности подарков. В доме Эммы они всегда по очереди открывали свои подарки, чтобы каждый мог оценить и увидеть, что это за подарок. Она должна была признать, что в проявлении такого рвения было что-то такое освобождающее и детское.
Она посмотрела на Дайра и пожала плечами.
– С волками жить…, – пробормотала она и начала рвать свои пакеты. Эмма не смогла сдержать улыбку, которая появилась на ее лице и становилась все шире с каждым открытым подарком. Кто бы ни покупал это, он действительно хорошо ее понял. Она любила книги. Знание того, что они более продвинутые, чем те, что она уже читала, а также знание того, что у нее не будет с ними проблем, придало ей немного уверенности. Но потом она увидела поделки, которые напомнили ей, что ей все равно нужно быть ребенком, независимо от ее IQ. В общем, это Рождество было одним из самых лучших.
Когда волнение стало стихать, и море оберточной бумаги покрыло пол, все огляделись в последней попытке убедиться, что больше не осталось ничего, что можно было бы разорвать.
– Признаюсь, это был первый раз, когда я видел бешеное открытие рождественского подарка. Это полезный опыт, – нарушила тишину Эмма. Остальные рассмеялись.
– Ни один из нас не в состоянии подождать, пока другие откроют свои подарки, – призналась Дарла. – Терпения хватает только до рождественского утра. У наших подарков под елкой частенько бывают уголочки, которые были порваны и повторно заклеены из-за отсутствия самоконтроля.
– Дарла, и кому же приходится хуже всего? – спросил ее Уэйн с понимающей ухмылкой.
Дарла рассмеялась – Понятия не имею, о чем это ты говоришь.
– Уверена, что так оно и есть, – сказала Серенити, покачивая головой.
– И что будет теперь, – спросила Эмма.
– Теперь, мы будем есть, – ответила Дарла, вставая и направляясь на кухню, откуда доносились восхитительные запахи.
Рафаэль положил большую, но нежную руку Эмме на плечо, когда она направилась в кухню со всеми остальными. Она посмотрела на большого ангела и увидела столько разных эмоций в его глазах. Она могла сказать, что он все еще чувствовал ответственность за то, что случилось. Ей было нечего сказать, чтобы изменить это. Рафаэль должен был сам договориться со своей совестью и отпустить ситуацию.
– После завтрака нам нужно вернуться к тете и разобраться с тем, что случилось. Никто из нас не хочет, чтобы ты возвращалась в это место, но…, – он сделал паузу.
– Это то, где я должна быть сейчас, – закончила Эмма.
Челюсти Рафаэля сжались.
– Ты слишком мудра для своего возраста, Эмма Уитмор. Тебе не нужно беспокоиться о таких вещах.
Она пожала плечами.
– Иногда мы не видим всей картины, здоровяк, – ответила она ему. – Мама говорила мне, что все имеет причину. Она сказала бы, Эмма Жан, в этом мире нет ничего, что Бог бы пропустил. Нет ничего настолько плохого, что он не сможет каким-то образом использовать для добра. Возможно, мы никогда не узнаем, что это, но ты должна верить, что он это продумал.
– А что делать, если другой человек не верит в Бога? Что им делать с ужасными вещами этого мира – несправедливыми, испорченными и злыми? В чем их надежда?
Она знала, что он играет адвоката дьявола. Ее папа делал то же самое с мамой. Просто он больше всего на свете любил спорить. Ему нравилось видеть, как мама злится. – Я задавала маме тот же вопрос.
– И что она ответила?
– Она сказала мне, что с ними случаются разные вещи, помогающие им увидеть, что в мире есть нечто большее, чем они сами. И что наша работа как раз и заключается в том, чтобы показать этим людям любовь, признание и ту самую надежду, а не осуждение, ненависть или безразличие.
– И в твоих обстоятельствах, учитывая все, что с тобой произошло, ты все еще веришь в то, что Бог любит тебя? – Рафаэль, казалось, действительно хотел понять. Эмма задалась вопросом: раз он был ангелом, созданным для одной цели – служить своему Творцу, возможно, он не понимал, что значит свободная воля.
– Мне приходится верить, что у него есть великая цель. Может быть, я смогу помочь какому-нибудь ребенку, который переживает то же самое, – Эмма могла признаться себе и Богу, что ей страшно, но она верила, что он был с ней.
– Ты редкая драгоценность, Эмма, – тепло сказал Рафаэль. – Редкая драгоценность в пещере угля.
Она наклонила голову в сторону и посмотрела на него.
– Даже у угля есть цель.
Серенити стояла рядом с задним пассажирским сиденьем своей машины, когда Эмма забралась с другой стороны. Дайр стоял у открытой двери со стороны водителя, оглядываясь на нее, в то время как Рафаэль уже сел на пассажирское сиденье. Глаза Дайра сузились, а челюсти сжались.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, – сказал он в третий раз.
Она тряхнула головой.
– Ничего не случится, – она обернулась, услышав гудок Глори, выезжающей с дороги. Серенити махнула рукой подруге, а затем поднесла руку к уху, словно это был телефон, сообщая лучшей подруге, что она позвонит ей. Когда она повернулась к Дайру, она поняла, что его разочарование не пройдет в ближайшее время, поэтому она перестала пытаться рассуждать с ним и просто села за руль перед Эммой. Она услышала его глубокий вздох.
– Он просто защищает тебя, – прошептала ей Эмма.
– Как раз поэтому, он и не должен волноваться. Он не допустит, чтобы со мной что-то случилось, поэтому я не понимаю, в чем дело.
– А что если я не смогу защитить тебя, – Дайр почти зарычал. – Что если это не в моих силах?
– Брудайр, – в голосе Рафаэля прозвучало предостережение, которое Серенити не поняла.
– О чем ты говоришь? – спросила она Дайра.
– Неважно, – сказал он, отступая от дороги.
Впервые он был столь резок с ней, а потому Серенити понимала, что его расстраивает что-то серьезное. Почему он думает, что не сможет защитить ее? В какой опасности она может быть? В голове пронеслись сценарии от нелепых пощечин в драке с Милдред до сумасшедшего преступника, врывающегося в библиотеку, размахивающего пистолетом и кричащего о штрафах библиотеки, за которые он не заплатит, поскольку библиотека должна была быть бесплатной. По ее мнению, оба сценария были одинаково вероятны. Несмотря на это, она не сомневалась, что он сможет защитить ее.
Поездка в город на машине была тихой. Серенити заметила, что каждый из них, казалось, был погружен в свои мысли. Думала ли Эмма о том, как вернется к своей тете и о своих сомнениях относительно своей безопасности? Корил ли себя Рафаэль за то, что его не было с ней, чтобы защитить? Ей стало интересно, какие мысли гложут Дайра, когда она посмотрела в зеркало заднего вида и поймала его напряженный взгляд. Их глаза соединились на мгновение, прежде чем он вновь посмотрел на дорогу. Она почувствовала смятение в этих темных глазах, пробирающих всю ее душу.
Она отвлеклась, только увидев дом Милдред. Она чувствовала нервную дрожь, глядя на дом. Она никогда не была приверженцем насилия, не говоря уже о поджоге, но в этот момент ей действительно хотелось поджечь это гниющее строение и наблюдать, как оно горит, в надежде, что сгорит и все зло внутри.
Она потянулась и взяла Эмму за руку, когда Дайр въехал на дорогу. Эмма обнадеживающе сжала ее, и от Серенити не ускользнуло, это ее утешает восьмилетний ребенок. За всю свою жизнь она никогда не встречала такого храброго человека, как маленькая Эмма.
– Я буду в порядке, Серенити, – сказала ей Эмма, и уверенность в ее голосе почти заставила Серенити поверить ей.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее, – пообещал Рафаэль.
Они все вылезли из машины и Серенити почувствовала, будто они идут навстречу своей гибели, а не к дому тети Эммы. Когда дверь открылась и появилась грубиянка Милдред, Серенити была уверена, что они оставляют Эмму на произвол судьбы.
– И где ты была, девочка? – спросила Милдред, безуспешно пытаясь говорить так, будто ей не все равно.
– Вы одна дома? – спросил ее Дайр, его строгий голос и сверлящие глаза заставили бы любого умного человека сделать шаг назад. Но Милдред не была самой быстрой лошадью в стаде, поэтому она наоборот сделала шаг в сторону него – прямо в лапы охотника, мнящего ее своей жертвой.
– Это мой дом, мальчик, и я не собираюсь отвечать на вопросы таких, как ты, – зарычала Милдред, вновь проявляя свою истинную сущность. Это была черты характера, ее невозможно было скрыть надолго. В конечном итоге, правда о человеке выходит на поверхность, открывая то, что внутри.
– Вот тут ты не права. Эмма под моей защитой.
– И моей, – добавил Рафаэль.
Чтобы не выделяться Серении выпалила:
– И моей тоже.
Дайр бросила на нее взгляд, но сразу же развернулся к Милдред.
– Если с ней что-нибудь случится под вашей крышей, мы заставим вас взять на себя ответственность, и вы заплатите за последствия.
Эмма пошла вперед, но Серенити схватила ее за руку, прежде чем она сделала два шага. Она развернула Эмму лицом к себе и опустилась перед ней на колени.
– То, что ты молода, не значит, что у тебя нет прав. Если в какой-то момент тебе станет страшно, уходи отсюда. Не мешкая, хорошо? Рафаэль поможет тебе.
Эмма кивнула.
– Я знаю, Серенити. Я буду в порядке. Может быть, я здесь, чтобы помочь моей тете изменить ее путь. Может быть, я единственный свет, который она увидит.
Серенити закрыла глаза и крепко сжала их, сдерживая слезы. Если бы каждый мог быть таким же добрыми и подающими надежды, как этот ребенок. Но Серенити жила дольше, чем Эмма; она знала, что иногда люди не хотят быть спасенными.
– Я искренне надеюсь, что это правда, – прошептала она ей и отпустила ее руку. Серенити продолжала стоять на коленях, наблюдая, как Эмма идет к своей тете. Она сказала ей «доброе утро» вежливым тоном и пожелала ей счастливого Рождества, прежде чем пройти мимо нее и войти в дом. Милдред еще раз злобно посмотрела на них и захлопнула за собой дверь.
– Я буду присматривать за ней, – сказал Рафаэль и испарился.
Серенити, наконец, встала, не отрывая глаз от двери, в которую только что вошла Эмма. Ей казалось, что если отвернуться, то случится что-то плохое. И это будет их вина, что они отпустили ее в это темное место.
– Я собираюсь позвонить в МВБ, – сказала неожиданно Серенити. – Это неправильно, Дайр. Ее сердце стучало в груди так сильно, что мышцы живота болезненно сжались. – Мы не можем позволить ей остаться здесь. Мне все равно, что скажет Эмма. Эту женщину не стоит спасать.
Дайр подошел к ней и нежно прикоснулся к ее лицу.
– Я понимаю твой гнев, и это праведный гнев, но нам не дано знать чужое сердце. Я согласен, что Эмме не следует оставаться здесь, но я не хочу видеть, как ты озлобляешься. Судьба Милдред в руках Творца. Будет ли она спасена или нет, известно только ему.
– Видимо, я не настолько снисходительна, как ты думал, да? – спросила она, пытаясь отвернуться от его лица.
Глаза Дайра смягчились.
– Ты человек, Серенити. Я не думал, что ты совершенство. Важнее то, что ты пытаешься стать лучше. У тебя не всегда будет получаться, но я ничего не имею против этого.
– Спасибо, – обиделась Серенити.
– Мы возвращаемся в дом твоей тети и дяди на остаток дня?
– Да, сестра Дарлы должна приехать после полудня, – Серенити взяла его за руку, когда он повел ее обратно к машине.
– Какая она? – спросил Дайр.
Серенити повременила с ответом, пока они не сели в машину.
– Скажем так, она единственная в своем роде. Если ты думаешь, что у Глори не может промолчать, то тетя Вилла даст ей фору.
Дайр ухмыльнулся, его глаза игриво блеснули.
– Тогда это должно быть интересно.
– Это преуменьшение, – пробормотала Серенити.
***
Эмма опустилась на колени на кухне своей тети, вытирая пол тряпкой, которая не была чище покрытого грязью линолеума. Рафаэль стоял в углу со скрещенными руками на груди, сердито глядя на ее тетю. Конечно, Милдред не видела его, а Эмме было трудно не разговаривать с ним. Его угрюмое присутствие не улучшало мрачной атмосферы. Закрыв дверь за друзьями Эммы, Милдред с ненавистью посмотрела на Эмму. На одно мгновение она была уверена, что ее тетя собирается ударить ее, и в свою очередь, Рафаэль собирался сделать что-то столь же неприятное с Милдред. Но вместо этого она просто начала выкрикивать приказы: очистить это, отскрести то, выбить пыль с этого, поднять это. Эмма решила, что Милдред пытается отравить ее, заставляя ее валяться в этой грязи.
К тому времени, когда она добралась до последних плиток на полу кухни, солнце уже зашло, и холодная темная ночь укутала все вокруг. Милдред ничего не говорила ей пару часов, и это не волновало Эмму. Но отсрочка не могла длиться долго.
– Когда ты ушла? – спросила ее Милдред, закуривая сигарету.
Эмма перестала скрести пол и посмотрела через плечо на измученную и истощенную женщину.
– Я ушла прошлой ночью, – честно ответила она.
– А тебе не приходило в голову, что восьмилетней девочке небезопасно прогуливаться по городу посреди ночи?
– Я думаю, что это было безопаснее, чем оставаться здесь.
Милдред прищурилась. Дым от ее сигареты жутко танцевал вокруг ее лица, как зачарованная змея, ожидающая инструкций от своего хозяина.
– Что ты имеешь в виду? – рявкнула она.
Эмма пыталась решить, сколько сказать своей тете и что именно ей сказать. У нее было ощущение, что нет разницы, что она скажет. Милдред не поверит ей. Ну, когда сомневаешься, говори правду.
– Тот мужчина, Рэт, пришел в комнату. Он ударил меня, и я убежала от него, выбравшись через окно.
Она ждала, уверенная, что ее тетя наорет на нее.
Милдред стряхнула сигаретный пепел на пол, который только что вымыла Эмма.
– Ты, вероятно, сделала что-то, чтобы разозлить его. Он не ударил бы девушку без причины.
Эмма промолчала. И что бы она сказала? Она знала, что бесполезно спорить с тетей. Милдред не была разумной, поэтому аргументы на нее не действовали. Вместо этого она продолжила чистить пол. Эмма почти закончила, и надеялась, что Милдред залипнет в одно из своих шоу, чтобы девочка могла проскользнуть в кровать.
После того, как она помыла грязную тряпку, которая уже была безнадежной, положила ее на край раковины. Когда Эмма на цыпочках подошла к краю кухни и заглянула в гостиную, она увидела, что тетя уснула в своем кресле. Ее рот был широко раскрыт, и когда Эмма тихо прошла мимо нее по коридору, ей стало интересно, сколько пауков могло бы проникнуть в рот тети как в пещеру. «Тьфу», – прошептала она про себя.
Закрыв за собой дверь, Эмма увидела, что Рафаэль уже был в ее комнате. Он стоял возле окна и смотрел в ночь. Эмма видела, как лунный свет отражается от белого снега, такого яркого на фоне тьмы. Было так трудно смотреть на спокойный мир, покрытый чистым снегом, и знать, что за этими стенами было безопасно. Снаружи, вдали от тьмы этого дома, были хорошие люди, полные света и любви. Но хотя это и было правдой, Эмма действительно имела в виду то, что сказала Серенити. Эмма может быть единственным светом, который когда-либо увидит ее тетя. Она попытается прожить здесь немного дольше, в надежде, что, возможно, Милдред увидит, что ее путь неверный и поймет, что ее жизнь может быть иной.
– Ты должна немного поспать. Я послежу за тобой, – глубокий голос Рафаэля проник в ее мысли.
Она посмотрела на него, но он все еще смотрел в окно. Эмма не беспокоилась о пижаме. Она была слишком измотана. Ей потребовались все оставшиеся силы, чтобы залезть в постель. Она уснула, прежде чем ее голова коснулась подушки.
Рафаэль посмотрел на спящего ребенка. Она усердно работала, поскольку ее тетя выдавала задание за заданием, а Эмма ни разу не пожаловалась. Он должен был поинтересоваться, что же это за человек, что она так важна для замысла Творца. Рафаэль видел, что она была исключительной в своих знаниях, доброте и радости. Но эти ли вещи решают ее судьбу? У него не было ответа на этот вопрос. Он просто знал, что даже если бы она была всего лишь маленьким ребенком с обычной судьбой, он все равно защитил бы ее.
Ангел хотел, чтобы он мог защитить всех детей от таких людей, как Милдред и Рэт. Даже будучи ангелом, он не понимал зла в мире. И спустя тысячи лет он все еще удивлялся ему. Каким бы ни было ее будущее, куда бы она ни пошла, пока это будет в его силах, Рафаэль будет ее стражем. Он не был человеком, и поэтому трудно было по-настоящему сказать, но он полагал, что то, что он чувствовал к Эмме, было похоже на то, что отец чувствует к своему ребенку. У Рафаэля никогда не будет детей, но это не значит, что он не сможет предложить свою защиту тем, кто остался без отца. Возможно, это его цель на текущий момент, и пока Творец не сказал другого, он будет это делать.
Глава 11
«Если ты мечтаешь быть перманентным маркером, значит, ты чувствуешь, что твоя ситуация вечна и дурно пахнет».
Серенити сидела на кушетке рядом с Дайром, ее руки нервно вертелись на коленях. Она не понимала, что Дайр заметил это, пока он не протянул и не положил одну из своих больших рук на ее. Она посмотрела на него, но мужчина все еще смотрел и внимательно слушал тетю Виллу, которая без остановки бомбардировала его вопросом за вопросом. Допрос Виллы был на самом деле даже хуже, чем допрос ее дяди Уэйна.
Это был еще один момент, когда Серенити почувствовала, что разочарование было совершенно уместно. Почему она просто не сказала Дайру прийти к ней позже? С какой стати она подумала, что это хорошая идея познакомить его с Виллой, которая, как она знала, была печально известна вытягиванием информации из людей? Любой следователь ЦРУ – ничто по сравнению с этой женщиной. Даже после того, как Дайр ответил ей так же ровно, как ответил на вопросы ее дяди, Серенити видела странный блеск в ее глазах. В случае с Виллой ввести ее в заблуждение было невозможно. Серенити знала, что как только Дайр уйдет, ее саму ждет допрос со стороны своей тети.
