Текст книги "Мужчина моей мечты"
Автор книги: Куртис Ситтенфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Он замолчал.
– И вы собираетесь пожениться? – спросила я.
– Пока нет, но когда-нибудь, наверное, да.
– А что думают ее родственники?
– Они в восторге. Мы на прошлые выходные ездили к ним. Это прекрасные люди.
Я снова вспомнила тот день, когда мы ездили на мыс Код, и подумала, что Генри очень изменился с тех пор (по-моему, он стал менее честным перед самим собой), но все-таки то, что можно было сказать о нем тогда, можно повторить и сейчас, через семь лет: ему доставляет удовольствие помогать девушкам, которые нуждаются в помощи. Единственная его ошибка заключалась в том, что он считал, будто со временем его характер изменится.
Естественно, Генри расстроился бы, если бы я не отнеслась к этому известию отрицательно. Ведь наш разговор должен был происходить по такому сценарию: он сообщает мне новость, у меня едет крыша, потом я успокаиваюсь, и мы обсуждаем, как ему уладить конфликт с семьей. Ну а позже мы находим способ понять, как все это может подкрепить идею о том, что он хороший и умный парень и его жизнь движется в правильном направлении. Мы должны были согласиться, что решение, которое он принял, было «достойно уважения»; еще он вскользь должен был упомянуть, что находит Сьюзи совершенно замечательной, чтобы я поняла, что в постели она – супер, и не подумала, что его действия вызваны исключительно чувством долга.
– Что ж, удачи, – напоследок пожелала я.
Он же сказал:
– Но это не означает, что мы больше не увидимся.
Положив трубку, я расплакалась. Я сидела на рабочем месте, дверь в офис так и осталась открытой, но мне было все равно. Конечно, я плакала из-за того, что он достался Сьюзи, а не мне, но главной причиной была не потеря Генри, а то, что я ошиблась и в качестве подтверждения моей ошибки у меня были неопровержимые доказательства. Моя интуиция, мое чутье, как бы это ни называлось, подвели меня. Генри и я не были созданы друг для друга! Остаток своей жизни мы не проведем вместе, обедая с оранжевых тарелок; я даже никогда не приглажу пальцами волосы Генри, потому что его голова не будет лежать у меня на коленях; мы никогда не поедем вместе за границу. Ничего этого не будет. Все кончено. Или, может быть, у него с этой Сьюзи ничего не выйдет и он захочет меня потом, через несколько лет, или даже намного позже, когда мне будет шестьдесят восемь, а ему семьдесят, но к тому времени мне уже будет все равно. Мне он был нужен сейчас, пока мы такие, какие мы есть сегодня. К тому же он нарушил правила, о которых никогда вслух не говорилось, но которых, как мне казалось, мы оба согласились придерживаться.
Я решила уехать в Альбукерке, потому что там я никого не знала, потому что это далеко от Чикаго, Бостона или Филадельфии. Мне казалось, если местность там была непривычная (сухая земля и горы, где растут странные растения), то и я там, может быть, смогу стать другой. Бегство в далекие края – история такая же старая, как и безответная любовь. Не прошло и месяца после того, как Генри рассказал мне про беременность Сьюзи, а я уже устроилась в комнате на квартире Лизы, на Коул-стрит. Летом я работала официанткой в ресторане, а в августе устроилась в Прайтеровскую спецшколу, где и сейчас работаю ассистенткой учителя. Поначалу я почти ничего не знала о коррекционном образовании (мой единственный опыт общения с людьми, у которых есть проблемы с развитием, был связан с моим двоюродным братом Рори), однако я была готова к переменам. Зарплата у меня небольшая, но и жизнь в Нью-Мексико, к счастью, тоже не очень дорогая. С удовольствием сообщаю, что в феврале я наконец-то погасила свой студенческий заем.
На прошлой неделе, во время перемены, мы вывели мальчиков на спортивную площадку (со мной в одном классе работают еще две учительницы, Беверли и Анита, завуча зовут Грасиела, но она тогда осталась в школе, чтобы приготовить все для оладий – мы в тот день учили мальчиков их жарить). Несколько ребят стали играть в баскетбол, а остальные полезли на «джунгли» (это конструкция из металлических лестниц и перекладин, на которые можно залазить и раскачиваться). Я стояла у горки и слушала мальчика по имени Айван, который рассказывал, как ему хочется купить трактор, когда раздался крик. Это был Джейсон (тот неспокойный подросток, который носит в карманах кошачью щетку и другие вещи). Я повернулась и увидела, что он сидит на платформе, которая соединяет две секции «джунглей», и его пальцы застряли в одном из отверстий для стока воды. Нужно заметить, что «джунгли» рассчитаны на детей младшего возраста, а не на таких, как мои ученики. Я забралась на платформу и села на колени рядом с Джейсоном, решив, что, если он будет сидеть смирно, мне легче будет вытащить его пальцы. Он кричал и плакал. Стараясь быть предельно осторожной, я стала тянуть его руку, но пальцы (средний и безымянный) прочно засели в отверстии. Подошли Анита и Беверли, все остальные ребята тоже теперь наблюдали за нами.
– Может, кто-нибудь сходит за вазелином? – обратилась я к учителям. – Или принесите мыло и воду.
– Мы заведем детей в школу, – сказала Анита.
Вскоре на площадке никого, кроме нас, не осталось. Джейсон продолжать выть.
– Джейсон, а что это у тебя на футболке? – спросила я. – Это же рыбка, правильно?
На нем была зеленая футболка с короткими рукавами, на которой было написано: «Остров Саут-Падре».
– А какая это рыбка? – продолжала я.
Его крики сделались реже и тише.
– Интересно, а она любит конфеты? – говорила я. – Едят ли рыбы конфеты? Не настоящие рыбы, конечно, а в кино или если кто-нибудь притворится рыбой.
Разумеется, с моей стороны разговор о конфетах был довольно простым приемом. Чтобы помочь ученикам с математикой (я думаю, Вам известно, что утверждение, будто все люди, страдающие аутизмом, гении в математике, далеко от истины) и заодно научить их делать покупки, разные классы в разные дни устраивают базары. Наш четвертый «Д» продает попкорн по тридцать центов за пакет. Седьмой «Д», это самые старшие ребята в школе, продает конфеты, многие наши мальчики, включая и Джейсона, просто зациклены на них.
Джейсон перестал плакать. Я достала из кармана платок и протянула ему. «Дуй», – сказала я, но он нахмурился и отвернулся в другую сторону.
– А леденцы на палочках? – спросила тогда я. – Станет рыба есть леденцы на палочках?
Он снова повернулся ко мне лицом. Боковым зрением я увидела, что из школы вышли и направились в нашу сторону Грасиела и школьная медсестра. Джейсон не сводил с меня глаз.
– Вам четырнадцать лет? – вдруг спросил он.
Я покачала головой.
– Это тебе четырнадцать лет, – поправила я. – Правильно? Тебе четырнадцать, а я уже взрослая, мне двадцать восемь.
Он продолжал жадно всматриваться в мое лицо.
– Двадцать восемь – это в два раза больше, чем четырнадцать, – сказала я. Джейсон продолжал молчать, поэтому я спросила: – Почему ты на меня так смотришь?
– Хочу найти социальные признаки.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться.
– Это замечательно! – воскликнула я. – Джейсон, ты просто молодец. Это именно то, что тебе и надо делать. Только знаешь что? Когда хотят увидеть чьи-то социальные признаки, об этом обычно не говорят вслух.
Он сидел тихо. Мне показалось, что я лишила его уверенности в себе, поэтому добавила:
– Но я раскрою тебе одну тайну. Я тоже ищу социальные признаки. Трудно это, правда?
К «джунглям» подошли Грасиела и медсестра, которые принесли вазелин и мыло, а вскоре к нам присоединилась и Беверли с ниткой для чистки зубов и кусочками льда. Ничего не помогло. Грасиела и медсестра стояли под нами, мазали пальцы Джейсона вазелином, прижимали к ним лед, крутили и пытались вытолкнуть их, но они не поддавались. Медсестра вызвала спасателей. Я же продолжала разговаривать с Джейсоном, поглядывая на сгрудившихся под платформой женщин. Когда они действительно сильно давили на его пальцы, он взвизгивал и глазами, полными слез, смотрел на меня. Я тогда качала головой и говорила: «Умница, они хотят тебе помочь».
Спасатели приехали через двадцать минут. Прибыли и полицейские (они обязаны в подобных случаях тоже приезжать на вызов), и оказалось, что это моя соседка Лиза и ее партнер. «Что у нас тут?» – спросила она и предложила Джейсону надеть ее фуражку, но он не захотел. Я чувствовала, что с появлением все новых людей и машин у мальчика в любую секунду может начаться новый приступ истерики, но он сдержался, только немного подергал рукой. Даже когда спасатели в конце концов выпихнули его пальцы из отверстия (думаю, они просто надавили с большей силой, чем Грасиела и медсестра), он оставался спокойным. Когда Джейсон смог подняться на ноги, я обняла его. Мы очень стараемся относиться к нашим ученикам так же, как относились бы к обыкновенным четырнадцатилетним мальчикам, избегаем лишних физических контактов (особенно у Микки с этим большие трудности, иногда он засовывает мне голову под мышку и начинает тянуть: «Я люблю вас, мисс Гаавн»), но тогда я просто не сдержалась. Я увидела, что Грасиела смотрит на меня со смешанным чувством неодобрения и понимания.
На мне была серая блузка на пуговицах, и, когда медсестра повела Джейсона в школу, я заметила, что ткань в нескольких местах испачкана вазелином. В ту секунду мне вдруг показалось (со школьного двора видны горы Сандиа), что, наверное, смысл моей жизни и заключается в том, чтобы жить в пустыне в Нью-Мексико и быть учительницей в измазанной вазелином блузке. Я не хочу идеализировать мальчиков или делать вид, что они ангелы. Педро постоянно ковыряет в носу, пока не начинает идти кровь, и все они суют руки в штаны и играют со своими пенисами так часто, что нам пришлось приклеить на парты бумажные руки, на которых должны находиться их ладони. «Руки должны быть на виду!» – повторяем мы. «Руки должны быть на виду!» Но все равно мне кажется, что в моих учениках заключен весь мир. Мне это трудно объяснить. Как и все мы, они жадные, капризные, иногда кажутся отвратительными. Но они никогда не скрытничают, они всегда совершенно искренни.
Мои ученики не могут понять, с какими трудностями они столкнутся в жизни, и мне бы хотелось, чтобы я могла защитить их (а я не могу). И до тех пор, пока я учу их защищаться самостоятельно, моя жизнь имеет смысл. Наверное, именно так человек понимает, что занимается своим делом: неважно, как медленно ты продвигаешься вперед; главное – у тебя не возникает ощущения, что время уходит попусту.
Я искренне рада, что в Чикаго не смогла добиться того, в чем, как мне казалось, я нуждалась. Если бы я там добилась своего, то никогда бы не узнала, как удержать подростка, который пытается напасть на тебя, мне бы никогда не пришлось, готовясь к Кванзе, вешать дашики[16]16
Мужская рубашка в африканском стиле с круглым вырезом и короткими рукавами.
[Закрыть] на доску объявлений и перед классом мальчишек выступать с лекцией о половом созревании и гигиене. И я действительно считаю большой удачей, что мне довелось стоять перед ними и показывать, как правильно наносить на тело дезодорант. Как бы повернулась наша жизнь с Генри, если бы мы поженились? Я представляю себе, как мы по субботам ходили бы в дорогие магазины за декоративными подушками или фарфоровыми тарелками для фаршированных яиц.
Иногда днем, когда после туалета я подхожу к зеркалу, чтобы помыть руки, и вижу собственное отражение, я не могу себя сразу узнать. В этом тоже виноваты мальчики: все мое внимание без остатка отдано им, я полностью окунаюсь в их мир и совершенно забываю о себе. Или, глядя на себя в зеркале и заметив, что у меня в зубах застрял кусочек еды, я понимаю, что он находится там уже несколько часов, а я за это время разговаривала с другими учителями, в том числе и с мужчинами. Не скажу, что мне это совершенно безразлично, но и большого значения этому я не придаю. Раньше, живя в Чикаго или Бостоне, я бы сгорела от стыда, если бы узнала, что разговаривала с людьми, а у меня в зубах застряла еда. Но этого никогда бы не произошло, потому что я за такими вещами следила очень внимательно.
Живя здесь, я порой скучаю по своим родным, но они, похоже, живут обычной спокойной жизнью. Эллисон снова беременна; Фиг тоже забеременела (какие плодовитые времена настали!) и теперь с удовольствием рассказывает каждому, кто согласится ее выслушать, что у донора спермы, которой воспользовались они с Зоей, коэффициент умственного развития 143. Зимой ко мне в гости приезжали Даррак, Элизабет и Рори, они вели себя как заправские туристы: купили в Старом городе всем троим бирюзовые ожерелья, а Элизабет все повторяла: «Как же здорово, что ты живешь именно здесь! Я всю жизнь мечтала съездить в Нью-Мексико». Не уверена, помните ли Вы Дженни, мою подругу по Тафтс, но она живет в Денвере, это не очень далеко отсюда, поэтому мы продолжаем строить планы, как нам встретиться. Она сейчас на втором курсе медицинского училища. (Надеюсь, то, что я рассказываю о других людях, не вызывает у вас желания взяться за анализ моей жизни теперь, когда я не плачу по сто пять долларов за час. Пожалуйста, не подумайте, что я хочу посмеяться над суммой, – мне известно, что другие клиенты платили на семьдесят долларов больше. Наверное, я до сих пор не писала Вам, потому что, когда Вы попросили меня сообщить, как будут идти мои дела, я не поняла, что Вы имели в виду: сообщить один раз или держать Вас в курсе постоянно.)
Однако вернемся к Генри. Думаю, что все объяснялось довольно просто: он не находил меня привлекательной. Но моя любовь ему льстила, и он действительно получал удовольствие от нашей дружбы. Он ведь ничего не терял, оттого что я постоянно была рядом. Я не держу на него обиды за то, что он позвал меня в Чикаго, потому что меня и уговаривать долго не пришлось, поскольку в том разговоре на свадьбе Фиг я услышала все, что хотела услышать. Или же я его достаточно привлекала, но он не хотел заводить романтические отношения с той, которой и так все про себя рассказывал. Я прекрасно понимаю, почему иногда хочется сохранить определенную дистанцию. Еще я понимаю, почему, несмотря на его измены, я была так уверена в нем; однако же то, что я никогда не изменяла ему, тяготило Генри и заставляло постоянно сомневаться. Иногда я думаю: нет, нет, все это чепуха. Во всем виновата я сама, это я противилась близким отношениям. Я хотела оставить счастье на потом, как бутылку шампанского. Я откладывала его, потому что боялась и придавала ему слишком большое значение, а еще потому, что не хотела стать счастливой сразу, иначе к чему тогда было стремиться? Для меня труднее всего осознать и понять, почему меня пугало достижение поставленной цели, и, наверное, в этом и заключен правильный ответ. В трех случаях Генри, как мне кажется, был готов поцеловать меня, но во всех трех случаях я сама не дала ему этого сделать. Иногда я отворачивалась всего на дюйм, иногда просто отводила глаза чуть-чуть в сторону. Но я никогда не делала этого специально, это случалось еще до того, как я успевала задуматься. Один из таких случаев был, когда мы смотрели телевизор и он лежал на диване рядом со мной, положив голову мне на колени. В какое-то мгновение я почувствовала, что Генри поднял глаза и пронзительно посмотрел на меня. Он вглядывался в меня, и мне нужно было бы в ответ посмотреть на него, но вместо этого я подумала, что он может увидеть волоски у меня в ноздрях, и запрокинула голову. Наши глаза тогда так и не встретились. Я никогда не была готова к таким мгновениям, мне казалось, что сначала я должна была принять душ или приготовить какие-то слова, поэтому мне кажется, что виновата я сама; я сама вырыла себе яму. Какая-то часть меня думает: «Но почему же он не захотел понять, что со мной происходит, в чем причина моего волнения, почему просто не взял мою голову в руки и не заставил меня успокоиться?» Но другая часть меня возражает: «Все равно он все это время встречался с другими девушками». Наверное, все, что произошло с нами, было к лучшему.
Иногда я вспоминаю, как мы возвращались с бейсбольного матча и я думала, что никого уже не смогу так любить, как Генри. В каком-то смысле я была права: мне и сейчас трудно представить, чтобы кто-то снова смог вызвать у меня такие же по силе чувства и чтобы я была так же уверена в том, что именно этот человек дан мне судьбой. Я считаю, что Генри был первым и последним человеком в моей жизни, о котором я думала: «Если я добьюсь, чтобы он полюбил меня, то и вся остальная жизнь обязательно сложится хорошо». Я уже не так наивна, я знаю, что значит найти или потерять. После переезда в Нью-Мексико у меня была пара романов (однажды я даже познакомилась с парнем в супермаркете, хотя думала, что такое возможно только в кино), но я не влюблена. Во всяком случае, сейчас, когда я пишу это письмо, я ни в кого не влюблена. Если Вы спросите меня, что я думаю о своем будущем, я отвечу, что, наверное, все-таки выйду замуж, но я далеко не уверена в этом. Вспоминая Генри, Оливера и Майка, я представляю отношения с ними как три разные модели, почти образцы того, как могут строиться отношения между мужчиной и женщиной, и думаю: неужели в этом мире не существует ничего другого? Неужели все мужчины делятся на тех, кто отдан тебе полностью и без остатка; тех, кто как будто находится рядом, но на самом деле далеко; и тех, кто сделает все, чтобы быть рядом с тобой, даже не собираясь становиться твоим? Было бы слишком самонадеянно утверждать, что не существует других вариантов только потому, что они мне не встречались, но должна сказать, что не могу вообразить, какими они должны быть. Надеюсь, что я ошибаюсь.
Майк – единственный из них троих, о ком я вспоминаю с тоской. Я думаю, что все могло бы сложиться иначе, если бы мы встретились с ним сейчас, когда у меня уже достаточно опыта, чтобы понять, как редко встречаются мужчины, которые настолько тебя ценят. Но потом я вспоминаю, как его поцелуи, в конце концов, начали меня раздражать. Разве можно прожить жизнь с человеком, которого тебе неприятно целовать? В любом случае, мне донесли, что он уже женат. Оливер по-прежнему живет в Бостоне, и мы иногда обмениваемся письмами по электронной почте. Я не держу на него зла (мне правда было с ним очень хорошо), но я рада, что мы были вместе именно столько, сколько были, и не дольше.
Ну а Генри… с ним я не общалась с тех пор, как уехала из Чикаго. Думаю, сейчас он живет со Сьюзи. Мысленно представляя Генри, я вижу рядом с ним и Сьюзи, которая прижимает к груди младенца. В тот день, когда я уезжала из Чикаго, Генри предложил пообедать вместе и, когда мы обнялись на прощание, сказал: «Мне кажется, что я совершил большую ошибку», а я ответила: «Мне тоже так кажется». Увидев, что он вот-вот заплачет, я покачала головой и почти раздраженно добавила: «Все это ерунда».
Я как-то рассказала о Генри своей соседке Лизе. Это произошло вскоре после того, как я приехала в Альбукерке. Хотя я говорила всего-то минут пятнадцать и, как мне казалось, только начала, она повернулась ко мне (мы ехали в машине, и она была за рулем) и заявила: «По-моему, он просто тряпка».
На прошлой неделе, после того случая на игровой площадке, когда Джейсона увели в школу, Лиза поговорила по рации с управлением, а потом, пока ее напарник шел к машине, задержалась рядом со мной и сказала:
– Анна, разве я не говорила тебе, что нельзя засовывать пальцы учеников в трубы? – И, улыбнувшись, добавила: – Хочешь, сегодня нажарим гамбургеров на гриле?
– А у нас есть все, что нужно?
– Я по пути домой заеду в «Смитс». – Лиза села в машину, потом опустила стекло, высунула голову и сказала: – Поверить не могу, что ты носишь сабо. Ты такая училка!
Доктор Льюин, я рассказываю Вам это все, чтобы Вы знали, что я не стою на месте, я развиваюсь. Когда мы первый раз с Вами встретились, наверное, Вам казалось, что я застряла на одном месте (в понимании себя, мужчин, вообще всего) и слушала Вас, не понимая ни слова, но на самом деле я слушала очень внимательно, я училась! И я до сих пор учусь. Даже после переезда сюда мне очень долго хотелось послать Генри и Сьюзи какой-нибудь подарок с пожеланием счастья. Честно говоря, мне было очень горько, а такой подарок, как мне казалось, заставил бы их думать, что я отлично себя чувствую. Поэтому я сходила в магазин и купила гриль. Когда я принесла его домой и уже начала писать адрес на коробке, у меня в голове мелькнуло: «Какого черта!» Теперь на этом гриле мы с Лизой жарим гамбургеры на заднем дворе. Трава во дворе давно высохла, но там есть терраса, и мы сидим на ней. Сейчас весна; по вечерам солнце очень красиво освещает горы, и гамбургеры, которые мы жарим на гриле, купленном для Генри, просто объедение. Если Вы когда-нибудь окажетесь в Альбукерке, надеюсь, Вы найдете меня и я угощу и Вас. Шлю это письмо с огромной благодарностью и признательностью за ту неоценимую помощь, которую Вы мне оказали.
Всего самого наилучшего.
Анна Гавенер»
