Текст книги "Тиран на замену (СИ)"
Автор книги: Ксюра Невестина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Глава 9: Лекция по псоноторике
На следующий учебный день просыпаться пришлось под раскатистый глубокий звон колокола. Я даже не стала открывать глаз. Просто засунула голову под подушку и спряталась под одеялом. Выжата. Выполнение вчерашнего задания выпило все соки. Я после окончания полной проверки нашла в себе силы только дойти до комнаты и рухнула спать.
Мне не давала покоя мысль: почему щенок не ожил? Настолько ли мой дар силен? Из-за чего я столько лет находилась в бегах? Из-за чьей-то ошибки? Живот скручивало от голода, он отдавался жуткими резями. Мне еще никогда не было настолько плохо, даже если не ела сутками, а то и дня три-четыре подряд.
Пришлось заставлять себя встать. Болели кости, я с трудом могла наступать на полную стопу, и перепрыгивала с места на место на носочках. Координация тоже летела к Угру, я начала выражаться как некромант. Целители обычно вспоминали Истинных, а вот некроманты – Угрюмого Мертвеца. Сокращенно Угр.
Помявшийся за ночь вчерашний желтенький костюмчик менять не стала. Я вывалилась за дверь спальной комнаты и, облокотившись о стену, передвигалась в сторону столовой только так. Будь оно все проклято! В глазах картинка расплывалась, в ушах грохотал давно смолкнувший колокольный звон. Блеск начищенного пола рябил в глазах, а в коридорах – никого. Все на утреннем построении.
Я удивлялась, как наши так быстро перестроились на новый режим дня. Ладно Сарон – ранняя пташка. Но остальные? Та же Каро – большая любительница поспать. Воспоминание о вчерашней проверке убило и похоронило под тощей кладбищенской земли. Оставшихся не исключенными можно пересчитать на пальцах. Из адептов седьмой ступени остались только я и Сарон. Шестой и пятый вылетели в ноль, Кас и Эрж с четвертого автоматически понижены до второго несмотря на их отсутствие, А Каро оказалась на первом. Одна, без закадычной подружки Мэлиан, которую будто специально валили.
Итого осталось пять адептов из сорока трех. Негусто.
В столовой пока пусто, но за раздачей – на территории кухни – кипела работа. Линию раздачи споро заполняли несколько мужчин в белых одеждах и колпаках. А куда подевались драгары? Устроили забастовку и их заменили? Невероятно... Чудовищно! Если предположить, что мне еще повезло и я первая пришла на завтрак... то все еще хуже, чем казалось. Каша, фрукты, масло, молоко... хотелось убиться, только бы не видеть этого ужаса! Где поджаренные колбаски? Где?!
Повар не показал виду, что удивлен моим выбором: целая горка бутербродов с маслом, два граненных стакана несладкого чая и четыре желтые груши. Села за любимый стол надкусила бок одной из груш. Действительно, сладкие. Полегчало. К моменту наплыва голодных и измученных бегунов на тарелке осталось два бутерброда, в стаканах – четверть от изначального объема чая. а на подносе – одна груша.
– Утречка, Пси! – присел ко мне за столик Сарон с тремя тарелками переваренной каши белой с коричневым оттенком. – Как спалось?
– Лучше бы сказал, как звукоизоляцию поставить, – фыркнула я, не поздоровавшись. – Третий день мучаюсь. Ни за что не поверю, что ты не умеешь.
Сарон хмуро взглянул мне в глаза, доел последнюю ложку из второй тарелки каши и обреченно вздохнул.
– Будет тебе звукоизоляция. Но только от колокола. Я до сих пор вздрагиваю при намеке на пожар.
Да. помню. Шутка, обернувшаяся небольшим возгоранием, запомнилась всем надолго. Не осталось ни одного не перепуганного чуть ли не до икоты. Тогда мы учились на третьем уровне. До сих пор перед глазами стоял искрометный коридор. Каша исчезала на глазах, и я не могла не удивляться, как столько помещается в худеньком низком парне? А он все ел, ел и ел! Уверена, если бы позволили, он бы всю линию раздачи оприходовал.
– Для магистров оборудовали малую столовую по другую сторону кухни, – тайно рассказал Сарон. – Так что прекрати дуться, и давай думать, как мясо достать.
– Мяср?!
Сарон резко подорвался, вовремя закрыв мне рот рукой, и заговорщически зашептал.
– Из-за адептов-некромантов все. что когда-либо бегало и кукарекало, в общей столовой не подают. А магистры других направлений ежемесячно платят за мясной рацион что-то около трехсот льят. Поэтому отдельная столовая, понимаешь?
Я закивала, ведь понимала и очень хорошо. Читала в старых газетах, принесенных стариком-ректором. заметки и с такими заголовками: «КАСТИР ПРОГРЫЗ ЖИВОТ НЕКРОМАНТА». Сарон отнял от рта руку и сел. Так вот что за удивительный запах мне почудился на пороге столовой! Я даже платить согласна, только бы кормили нормально! И тут я к своему неудовольствию вспомнила о крайне скромных сбережениях, и об отобранной у меня лаборатории, и о разрушенной библиотеке в придачу. Совсем сникла.
– Пси, не спи! – окликнул Сарон. – На псоноторику опоздаем. Хватит тебе уже прогуливать. Шесть лет Угр знает чем занималась. А сейчас, когда появился реальный шанс что-то интересное узнать, нужно на занятия ходить!
– А ты чего такой вдохновленный? Вольсхий покусал? – с подозрением я покосилась на парня. Вдруг наш новый ректор заразный? – Еще вчера сопротивление возглавлял!
– Нум... это было вчера. До того, как ты прошла проверку. Ты ведь сирота и податься тебе некуда. Я не мог бросить друга в беде!
С каких пор мы с Сароном стали друзьями, если я даже имени его не знала? Только фамилию – Сарон.
– Хорошо, я пойду с тобой, – я встала со стула и взяла поднос.
– Будто одолжение делаешь, – подначил Сарон. Несъеденная груша отправилась в карман про запас.
– А что за псоноторика? Никогда не слышала, – сказала, что называется, не подумав. Сарон посмотрел на меня, как на умалишенную, но дразнить не посмел.
– Ты так пошутила, да? – не понял Сарон. – Псоноторика шестнадцатого уровня позволяет подчинять пробужденных. Это же мечта любого некроманта!.. Нум... ты же у нас не интересуешься боевой некромантией. Совсем забыл.
Он сказал это таким тоном, будто оскорбил, назвав кабинетным червем. И что с того? Да, я предпочитала отсиживаться в тепле уюте, а не на промерзших кладбищах выслеживать преступников. Я скорее выпью десять стаканов молока, чем попрусь на кладбище. За разговором мы незаметно подошли к аудитории, табличку на двери я читать не стала, Сарон галантно пропустил меня внутрь.
– Шерфен Каснийский, – на ушко прошептал Сарон, назвав имя ведущего магистра.
Этого преподавателя мне уж приходилось встречать. Он один из тех, кто присутствовал на проверке наряду с магистром Фиром и сварливой манисой. Шерфен... тот веселый магистр, который по-панибратски хлопал магистра Фира по плечу.
– Адепт Тонверк! – благодушно воскликнул магистр с такой радостью, что меня затрясло. – Как ваше самочувствие?
Я обалдело взглянула на магистра Каснийского. Откуда такая забота? С чего вдруг?
– Ты пропустила две лекции. – на грани слышимости пояснил Сарон. – Я приврал.
– Уже лучше, благодарю за беспокойство, магистр.
Меня на добровольно-принудительной основе посадили на первую парту впритык к массивному преподавательскому столу. Сарон уселся рядом. Третье место осталось свободным.
– Наконец-то я на первой парте! – порадовался Сарон. – А то вечно галерка достается.
Я радость «друга» не разделяла. Голова варить отказывалась напрочь, и кости все еще ломило. Благо Истинных снизошло -рези в животе исчезли после той пародии завтрака. Магистр Шерфен Каснийский такой же худой, как и большинство некромантов. (После знакомства с магистром Фиром я перестала верить, что некроманты не могут потолстеть). Он черноволосый с проседью возраста, с шрамом на левой щеке от когтей животного, с темно-голубыми глазами, практически синими, и в стандартной черной форме. Прозвонил колокол, но к этому моменту все собравшиеся адепты уже расселись по местам. Магистр встал у доски.
– Кто готов кратко рассказать, что мы проходили на предыдущих занятиях?
Я так и чувствовала, что магистр вот-вот скажет «для адепта Тонверк», но пронесло. Я не знала, сколько желающих нашлось сделать пересказ, но последующие двадцать минут у доски провертелся Сарон. Начало я слушала с большим вниманием.
– Первую лекцию мы посвятили обсуждению что из себя представляет наука псоноторика. Мы выяснили, псоноторика изучает психологические процессы мертвых поднятых существ, их сознание и управление ими...
Дальше полилось перечисление таких терминов, с которыми я даже с библиотечными пособиями разобралась бы только к концу года. А Сарон горел жаждой знаний. Хоть кто-то остался доволен переменами. Я же делала умное лицо, будто все понималаю и все знала. Вдруг отпустят? Сарон ведь говорил, что псоноторика нужна боевому некроманту! После окончания ответа и удовлетворенного кивка магистра Сарон вернулся за парту.
В виду специфичности предмета, псоноторику начинали изучать только с седьмого уровня, так что пропущенные лекции придется переписывать у Сарона. Если захочу остаться в академии. Плюсом в сложившейся ситуации было только одно: деятельность некромантов и целителей изначально абсолютно противоположна и различалась только использованием той или иной энергии и способами ее применения. Нужен ли мне ежедневный поиск эквивалентных методик, как то произошло на проверке?
– А теперь перейдем к теме сегодняшнего занятия.
Магистр Каснийский встал из-за преподавательского стола и прошел к доске На ней крупными белыми буквами вспыхнуло одно слово – СНЫ.
– Что мы знаем о снах? – тем временем продолжал магистр. – Сон живого человека вы изучали в курсе основ целительства. А что из себя представляют сны мертвых? Используя закономерности сна, мы можем создать ложные воспоминания...
Раздел сновидений меня никогда не интересовал, но не мгновенное введение человека в принудительный сон только в качестве самозащиты. Лекция скучная и малоинформативная. Для меня. Сарон устремил взгляд на доску, разбирал появившиеся на ней рисунки, тщательно конспектировал все пояснения.
– Учитывая вынужденный переезд, запланированные практические занятия временно проводиться не будут. Их мы отработаем позже.
Лучше вообще никогда практику не проводить! Не хочу разоблачения! Вольсхий, вроде, «обещал» молчать... Повернув голову вправо, я поняла насколько эгоистичны мои требования. Ведь Сарон на обеде признался, что ради помощи мне возглавил бунтовщиков. Нельзя же так относиться к друзьям. Так по-свински. Все-таки Сарон – мой друг. Я улыбнулась, чувствуя, что все-таки счастлива за него. Все шесть лет нашего знакомства он был бледной тенью, существовавшей где-то на периферии. Но не сейчас. Сейчас он в своей стихии.
– Адепт Тонверк, выйдите. Вас ожидают за дверью, – сообщил магистр Каснийский, на минуту прервав занятие.
Я пожала плечами на удивленный взгляд Сарона и направилась к двери.
–Ив следующий раз озаботьтесь приобретением письменных принадлежностей, – долетело вдогонку.
В коридоре, прислонившись к стене и сложив руки под грудью, ожидал Вольсхий.
Как молитву, я повторяла слова «он ничего не задумал», и по его хмурому виду я понимала, что молитва имела вложенную в нее силу. А что еще ему могло от меня понадобиться? Он же все время бегал по академии, вводя новшества. Отчего вдруг выделил время обычному адепту? «Почти обычному» – тут же поправила я саму себя.
– Пройдемте в мой кабинет, адепт Тонверк. – приказал Вольсхий. – Нам с вами предстоит серьезный разгозор.
Опять серьезный разговор. У этого активиста все разговоры серьезные?
– Монрес ректор. – я остановила Вольсхого, пожелав немедленно узнать причину столь бурного интереса к моей персоне. Хотя... он же собирался со мной переговорить, как только освободитя. – Какие-то проблемы? Я прошла проверку и не вижу причин для встреч с вами.
– Как минимум, я хотел обсудить произошедшее на проверке и последовавшие за ней результаты. Я не имею права принимать подобные решения без вашего ведома, адепт Тонверк.
Вольсхий говорил долго и основательно. Его многословие выводило из себя после первых фраз, но я держалась. Был бы Вольсхий просто ректором, так нет же – он хозяин земли. Озарение улучшило настроение раза в два. И тут же оно упало раза в три: причин ненавидеть Вольсхого больших, чем ухудшение пропитания и отобранная деятельность, у меня не было. Маленькой армии, от которой я ожидала посильной помощи, тоже.
В центральную башню я все-таки пошла. Ректорский кабинет также претерпел изменения за то время, что прошло с моего последнего визита несколько дней назад. Поменяны старые шторы, положен ковер с гладким ворсом, занесены и заставлены книжные стеллажи и нет больше стула с поломанной ножкой. На его месте кресло, в стороне еще несколько и диван.
– Присаживайтесь, адепт Тонверк, – тем же приказным тоном предложил Вольсхий. – Как я уже упоминал, нам требуется решить несколько важных вопросов.
Я присела на кресло у стола, а Вольсхий на свое место. Он выверенным движением вынул из ящика стола знакомую папку с моим личным делом, в которую значительно добавили листов.
– Начнем с ваших научных достижений. На проверке вы показали, что способны завершить седьмой уровень. Я подготовил документы и список необходимых тем для досрочного повышения на восьмой уровень...
– Не стоит. Мне и на седьмом неплохо. Или вы все еще лелеете надежду избавиться от всех? Пять адептов честно прошли проверку!
– Адепт Тонверк, будь моя воля, я бы вас на первый уровень отправил, – признался Вольсхий. – Таланты, подобные вам, нужно держать при себе как можно дольше. Получается, от повышения уровня вы отказываетесь?
– Именно так.
Небольшая стопка листов, видимо связанная с досрочным прохождением седьмого уровня, отложена в сторону. Вольсхий сложил руки в замок на столе и продолжил.
– Как я понимаю, вы научились смешивать энергии смерти и жизни в одну. Не отказывайтесь. Результаты проверки говорят сами за себя. Вы из осколка кости создали нового щенка. Притом живого щенка
– Но он был мертв! Я уверена в этом.
– Был. – согласился Вольсхий. – Я собирался отправить тушку специалисту по чучелам, но в пути щенок запищал. Он ожил, адепт.
– Ничего не понимаю, – я обескураженно вздохнула.
На самом деле, все я прекрасно понимала. Более того, пыталась побыстрее уйти с чужих глаз, но Вольсхий не позволил, отобрав щенка и пообещав самостоятельно о нем позаботиться. Но его слова вносили хаос в мои размышления. Что же это получалось? Понял ли Вольсхий, что я одарена? Казалось, что да. И тем не менее он показывал полное незнание того, каким именно даром я обладала!
– Проблема состоит не в том, что щенок гигеры стоит семьдесят тысяч льят, а в том. что самка гигеры стоит полтора миллиона льят. Как известно, каждая самка способна выносить до двадцати щенят.
– Вы хотите, чтобы я продала того щенка? Но... я не понимаю. Вы и без моего разрешения могли его продать. Зачем оно? Вопрос о моих правах был проигнорирован.
– Я не хочу, чтобы вы продавали щенка. Более того, поспособствую получению документов и сохранению за вами прав хозяина.
– Почему?
– Псарня. Ни одна академия в мире не имеет псарни, состоящей сплошь из гигер. Вы же знаете, что гигера – боевая порода?
– Имею представление. – я кивнула, подтверждая правоту.
Если псарня – это все, что ему от меня нужно, то, может быть, мы сможем договориться? Мне эта собака ни к чему. Да и на какие деньги мне кормить бойца? Гигеры в холке с пол роста самого Вольсхого вырастали.
– Пожалуй, можно обсудить такую перспективу. Иначе я пострадаю, не так ли? Не вы, так кто-нибудь другой захочет отобрать у меня собаку, стоимостью полтора миллиона.
– Собака – меньшее из ваших бед, адепт Тонверк. В течение считанных дней информация о ваших удивительных способностях разлетится по всей стране...
Звучит как...
– Это угроза?
– Это предложение опеки, адепт Тонверк, – поправил Вольсхий.
– В случае вашего поражения больше всех пострадаю я, и вы это прекрасно понимаете, монрес ректор. – напряженная, я сидела ровно до болей в спине. – Соперник воспользуется тем, что мне якобы требуется опекун. Я не могу пойти на нечто подобное.
– У вас уже была возможность убедиться, что на этой земле вам не о чем беспокоиться. Опасности нет.
– Опасен закон. Отобрать право на опекунство – раз плюнуть!
– Вы так близко знакомы с законом?
Небольшая перепалка набирала серьезные обороты. Это ни к чему хорошему не приводило.
– Не то чтобы... На официально задокументированную опеку я не согласна. Ни за что. Есть еще предложения?
Вольсхий не просто тиран. Он – чудовище. Монстр, который чуял слабину в противнике и осторожно прощупывал куда бы ударить. Туда, куда удар получится чувствительнее всего. Ненавижу таких людей.
– Мне нужно объяснить, что уже долгие годы некроманты и целители пытаются объединить энергии жизни и смерти? Вы, в лучшем случае, в ближайшие пятнадцать-двадцать лет будете находиться в весьма незавидном положении вечной беременности. Притом от тех, кто больше заплатит.
– У опекуна будут большие возможности для продажи, вы не находите, монрес ректор? Так поступить с взрослой и самостоятельной женщиной без преступления закона не получится. Вы ведь чтите закон?
– Именно это ожидает вас, если я вышвырну вас за пределы гнезда.
– Гнезда? – неожиданное местонахождение сбило с толку.
– Эти земли изначальны и исконны для моего рода, адепт Тонверк. Это дает некоторые преимущества.
– Мне нужно подумать. – я держалась из последних сил. Меня лучше бы, наверно, исключили вместе с остальными. Не было бы сейчас никаких угроз и неприятных предложений. Не было бы опасности оказаться под рабской опекой.
– У леса своя магия, адепт Тонверк. – громом ударил Вольсхий, разбив последнюю надежду.
Цитадель, которую занимала академия, построена в самой глубине дремучего леса. В нескольких часах лет шестьдесят назад основали маленький городок с названием Роуг, но толку-то? Если лес зачарован с древнейших времен, то от магии рода не спастись.
– Мне некуда бежать, монрес ректор. – сообщила я, впрочем, правду. – И денег на побег нет. Будете добивать?
Вольсхий усмехнулся.
– Не прибедняйтесь, адепт Тонверк. Не нужно. Я сложил некоторое мнение о вас и о вашем друге, адепте Ирсе Сароне. Вы двое не так просты, как кажетесь на первый взгляд.
Еще и Сарону угрожает! Что будет, если он догадается об истинной силе моего дара?!
– Для чего вы дали мне ту книжку?
Внутри меня сковал ужас, но снаружи я старалась заставить себя выглядеть холодной и безразличной. Кажется, получалось.
– Это дневник моего деда, бывшего ректора академии. Вы его еще помните?
Ложь. Автор дневника – жестокий и злой человек. Это чувствовалось по манере письма и грубости изложения. Старик не такой. Так ведь? Он не такой.
– Вижу, вы в недоумении, адепт Тонверк. А я предупреждал, Великий Князь Вольсхий не так прост, как кажется со стороны. Я не знаю никого, кто был бы столь же опасен, как он.
Весь мой крохотный мир перевернулся с ног на голову. Я не верю. Старик приютил нас с Сароном безвозмездно, как и многих других выпускников. Он потомок Истинных!
А Вольсхий просто лжец!
– На опекунство я не согласна. – из последних сил выдавила я, сжав руки в кулаки, сминая брюки; из-за высоты стола моя слабость осталась незамеченной. – Но я готова рассмотреть другие варианты нашего с вами сотрудничества
– Конечно.
Его снисходительная улыбка чувствующего свое превосходство победителя стала последней каплей. На негнущихся ногах я выползла из кабинета и чудом не поскользнулась на крутой винтовой каменной лестнице. Я просто так не сдамся! Так пусть же Вольсхий получит по заслугам! Он обращался со мной как с некромантом. Вот пусть повеселится, когда поступлю с ним как сошедший с ума целитель!
Двое-трое суток его беспамятства позволят мне выбраться из зачарованного леса целой и невредимой. Уничтожу Вольсхого. Уничтожу. На последнем десятке ступенек все-таки не удержалась и полетела вниз.
Меня разбудил знакомый с детства запах сваренного на косточке супа. Я никогда не забывала, как мама специально для меня отделяла тоненьким острым ножичком прожилки и жирок от кусочков чистого мяса. В то время мы жили с моим родным отцом и не ведали горя. Как же я скучала по тем временам, если доводилось вспомнить. Но я запрещала себе нотальгировать. чтобы не поддаться депрессии.
Я точно сходила с ума на травоядной диете!
До слуха доносились тихие мужские голоса, и только один из них мне знаком. Вольсхий. Стоило ожидать, что он точно не останется в стороне. У него ведь на меня не совсем ясные планы. К чему были те жестокие угрозы я могла только гадать. Успокоившись во время сна, я в тихой обстановке размышляла, во что выльется тот некрасивый разговор С Вольсхим я могла быть и повежливей. Да. Может быть он и не обозлился бы на меня так сильно. И без угроз бы обошлось. Но что сделано, то сделано. Прошлого не воротишь.
– При всем моем уважении к вам я не могу в сложившейся ситуации позволить вам покинуть территорию академии, – кому-то пригрозил Вольсхий. – Я сам не до конца разобрался, и мне не до ведения войны со страждущими.
– Ты всегда хотел быть лучшим во всем, Рейсланд, – дружелюбно ответил Вольсхому собеседник настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух. – Прости, что не смог вернуть тебя в строй.
– На сегодняшний день речь идет не обо мне. а о маленькой руже. Кто бы мог подумать?
Руже? Зеленый драгоценный камешек? Здесь залежи? Если все было так, то слухи о разорении рода Вольсхих не более чем лживый вброс. Но кому он был выгоден? Разве таким образом Вольсхие не теряли уважение и связи при императорском дворе? Не, ректор, наверное, в другом, переносном значении использовал слово.
– Руже прячутся в глуши, Рейсланд. Это обычное дело. Не важно из какой семьи ты родом. Гениальность даруется природой.
– Когда она проснется? – нетерпеливо наматывал круги по помещению Вольсхий.
Я превосходно слышала шорох его шагов и прекрасно помнила о привычке в минуты напряжения. Точно также он ждал возвращения Мариона Разэла из столицы, когда тот забыл предупредить об отъезде. Шикнул легкий хлопок неизвестного происхождения. По контексту неспешной беседы мне удалось уловить, что речь, вероятнее всего, шла обо мне и именно меня назвали драгоценной руже.
– В течение нескольких дней, – неспеша и спокойно отвечал незнакомый мужчина. Мне показалось, именно он должен быть целителем, поднявшим на ноги Риску и заботившимся о Касе с Эржем. – Рейсланд, ты так и не научился усидчивости, – с усмешкой. – Я надеялся, хотя бы ранение уменьшит твою импульсивность.
– Не нужно. Меня. Поучать. Мне больше не пятнадцать лет. Карэм. – Вольсхий рычал.
Мужчина, названный Карэмом, непринужденно рассмеялся. Вот это смелость! Я не знала ни одного человека, кто бы смел разговаривать с Вольсхим в таком тоне, будто разговаривал не то что с равным, а с менее значимым. Монрес Карэм знал Вольсхого с пятнадцати лет. а то и еще раньше? И такой тон разговора... Неужели это значило, что если войдешь в ближний круг общения нового ректора, то тебе будут позволены многие поблажки?
– Ты для чего девчонку голодом уморил? Чтобы показать, насколько ничтожна ее жизнь? Что одно твое желание, и она отправится в утиль?
Теперь я была уверена абсолютно: под руже подразумевалась именно я. Или Вольсхий еще кого-то голодом морил кроме меня? Последнее, что я помнила, это спуск по лестнице после вылета из ректорского кабинета. Тот неприятный разговор дался мне тяжело, ведь он как нельзя ярче напоминал, что у меня уже был однажды опекун. С годами опека должна была аннулироваться, но я не могла ручаться за это – уж Табол ни за что не упустил бы возможности привязать меня к себе до конца дней моих или его.
– Нет. Я не знал, что она загнется. Правда не знал.
Наконец я услышала в этом низком голосе хоть каплю раскаяния. С удовольствием бы уснула и дала возможность тирану поволноваться, но на столике у больничной койки стояли стакан чая и тарелка, накрытая другой чуть меньше, скрывавшие внутри мясной бульон. Без мяса, изверги!
Мясной бульон выпила и насытилась. К чаю так и не прикоснулась, хотя следовало. С голода я даже ощущала запах сахара Если Вольсхий пожелает сломать меня, то хватит и этого. Нельзя. Нельзя с ним ссориться. Но как не позволить использовать себя?
Скрыть пробуждение мне бы все равно не удалось, если целитель Карэм хоть сколько-нибудь имел талант в магическом лечении. Целители могли на уровне ощущений чувствовать, в каком состоянии пребывал пациент и сколько вокруг них живых людей находилось. Только тогда, когда Вольсхий покинул лазарет, целитель подошел ко мне и рассекретил мое пробуждение, за что я была ему благодарна.
– Адепт Тонверк, я полагаю. – для галочки поинтересовался пожилой мужчина, хотя наверняка узнал мое имя от Вольсхого еще в те первые десять минут, как я появилась на пороге лазарета. – Как себя чувствуете адепт?
– Паршиво, если честно, – не стала врать и не видела в этом глобальной надобности. – Питание в столовой в последнее время стало отвратительным, хоть вешайся...
Оу. Как же хорошо, что Вольсхий не стоял над душой. Из меня вырвались слова про повешение раньше, чем я успела подумать Если бы Вольсхий услышал, ведь старшего брата нашел в петле, мне бы влетело. Замолчав, я вытянула из-под пододеяльника посеревшие от истощения руки и плаксиво вздохнула: до такого состояния я не доходила уже очень и очень много лет.
Стоило только посмотреть на руки, как я ужаснулась: кожа посерела и скукожилась, будто из меня выпили все соки. Прикоснулась к лицу – почувствовала впалость щек и остроту подбородка, скул. Истощение. Спустя сутки после использования дара и в отсутствие нормального питания я превратилась в обтянутый кожей скелет. Мне страшно взглянуть и в зеркало, и в любую другую отражающую поверхность.
– Вылечим, – согласился со мной целитель Карэм. – Насчет лечебного рациона для вас я уже договорился. С момента выписки принимать пищу будете в кухне. Нужные распоряжения будут отданы в течение нескольких часов Я могу выписать вас прямо сейчас. Долечиваться будете постельным режимом в комнате с соседками. Одиноко ведь молодой девушке в изоляции лазарета время проводить.
Целитель улыбнулся и дал мне еще несколько полезных наставлений и выпроводил за дверь. Следующие полчаса я гуляла по галерее – никого не было, шло занятие – и пыталась что-нибудь придумать. Из головы я все никак не могла выкинуть слова про ранение и возвращение в строй. О чем говорил целитель Карэм? О том, что Вольсхий – боевой некромант? Так об этом я уже знала, ведь он служил в Стражах Зора.
Я ведь знала с самого начала, что у нас – недоучек – изначально не было ни одного шанса в борьбе против него. Ни у одного из нас. Даже неизвестное ранение, заставившее Вольсхого оставить службу при императоре, не могло ничем помочь.
Единственная прослушанная мною лекция магистра Шерфена Каснийского наводила на мысль, как можно было сделать Вольсхого не таким опасным для меня. Как можно было его сделать моим защитником. Нужно всего лишь подправить его воспоминания. Легче легкого! Всего лишь нужно подгадать момент слабости либо создать его. Будто бы Вольсхий мне это позволит!
По совету– штатного целителя Карэма, с сегодняшнего дня я буду питаться в кухне. В общую столовую нельзя проносить ничего, что когда-то было живо, а в малую мне вход заказан.
