Текст книги "Теплый пепел надежд"
Автор книги: Ксения Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Сонечка смотрела куда-то вбок. На Кирилла боялась, вдруг он скажет сейчас: «Нет, она у меня только работает. А раз вашей «пани» нету, то Соня вполне у вас прокантуется…»
– Да, – ответил за нее Кирилл, – пока, по крайней мере. Пока ей у меня не надоест. Да, Сонечка?
У Кирилла продолжались посиделки.
Сонечка вдруг сказала: «Налейте мне, пожалуйста, водки».
Кирилл удивился:
– Но ты же не пьешь? Или это враки Феди?.. – Ему пьющие натуры не нужны! И если это так, то он откажется от своей затеи…
– Что вы! Я не пью, правда! – замотала головой Сонечка. – А водку вообще не пробовала… Просто… Я хочу вам все рассказать. Все. И мне надо… – Она не знала, как выразить, и он помог:
– Отключиться слегка? Давай, и я с тобой выпью. Знаешь, я испугался. Вдруг ты…
Он остановился и со значением закончил:
– Мне было бы очень жаль…
Они выпили, Сонечка задохнулась:
– Какая гадость!
Кирилл рассмеялся. Он был рад: так притвориться невозможно. И вдруг неожиданно спросил:
– А почему ты меня никак не называешь?
– А почему вас этот Макарыч Кириком назвал?
Кирик – это по святцам, так он назвался Макарычу, впрочем, как и всем. Но приятели не восприняли: разве бывают такие имена? И он стал для них Кириллом. А его близкие называют его Кирик…
– Вам Кирилл не нравится? – спросила Сонечка.
– Очень… – признался он.
– Тогда можно я буду называть вас Кирик?.. А ваше отчество? – осмелилась она.
– Сергеевич… Но ты можешь без отчества, если у тебя получится.
Наступило молчание. Кирик включил музыку, и казалось, его больше ничто не интересует. Это и обижало, и освобождало: значит, ему не так уж интересна ее жизнь и ее тайна, но зато она может забыть о своем обещании.
Однако он не забыл. Он ждал, понимая, как нелегко девчушке довериться малознакомому человеку…
Он с нежностью подумал о ней: она очаровательна! Но никогда и никаких мыслей по поводу… Он не имеет права связывать свою жизнь с женщиной, предназначение которой – семья, дети. У него предназначение другое. Он не муж, не отец, не возлюбленный. Он – художник. Таким его создала Природа, и он не имеет права ей перечить. Его высшая любовь – искусство.
Надо быть осторожным с девочкой, чтобы у нее не появилась надежда. Плохо, конечно, что она будет здесь жить, но куда ей деваться?..
Он может в нее влюбиться, потому что по-своему она совершенна. Но это будет предательством, в частности, и по отношению к ней. Со временем она устроит свою судьбу. Не одному ему откроется ее прелесть и неординарность…
Его мысли прервал Сонин голос.
– Кирик Сергеевич, – сказала Сонечка жалобно, – я вам очень надоела?
Он ответил, не открывая глаз:
– Совсем нет, что ты придумываешь?
– Я все-таки расскажу вам…
– Рассказывай… – откликнулся Кирилл.
– Только откройте глаза… Или вы спать хотите?..
Он открыл совершенно ясные глаза и улыбнулся.
– Я думал, так тебе будет легче… Ну, рассказывай все с самого начала.
Хорошо, что он так сказал: с самого начала… Потому что Соня не знала, с чего начинать. Может быть, сразу сказать ему – она убийца. Прячется от милиции…
И она начала свою длинную историю с жизни в станице.
Закончила Соня, когда за окном было совсем светло. А у них горел свет. Два раза за ночь они прикладывались к «Смирнову».
Когда она поставила последнюю точку, Кирик встал.
– Теперь спать. Я ничего не могу сейчас сказать тебе. Не готов. Нам надо выспаться. Мудрые мысли придут во сне. Но, думаю, все не так страшно, как ты вообразила. Пока. Спокойного сна.
Не ожидая такой реакции, Соня заплакала. Вернувшись с чистым бельем, Кирилл поморщился.
– Не думал я, что ты такая глупенькая и слабая. Я уже сказал – ничего сверхстрашного. Давай спать.
…Проснувшись, Соня испугалась и пожалела о своей откровенности. Она села на постели. Бежать?..
Соня прислушалась. В квартире стояла тишина. Она босиком подкралась к двери мастерской, там не было слышно ни звука.
Она вошла. Пусто. Ее охватила паника: он пошел в милицию! Сейчас придут ее брать. Он, наверное, ожидал, что она расскажет глупенькую детскую «тайну», после которой нужно просто разыскать родителей и вернуть блудного ребенка в семью…
А оказалось, он пригрел у себя в доме убийцу. И еще рисует ее портрет! Все! Бежать! Найти на вокзале местечко… Нет, бежать в другой город, уехать в любую сторону! Уж такое пристанище, как у Зофьи, она найдет… Деньги у нее еще есть.
Сонечка лихорадочно оделась, осмотрела комнату… Убрать постель? Нет, время дорого!
В двери она столкнулась с Кириком.
– Куда это ты собралась? – Увидев в руке пакет, догадался: – Бежать решила? Поворачивай назад!
Втащив ее в квартиру, он захлопнул дверь и вынул ключ – на всякий случай, чтобы не сорвалась по глупости.
– Бегать я за тобой по дворам не намерен. Так и знай. Уйдешь – разыскивать не стану. Запомни накрепко. Это не пустые слова.
Они вошли в мастерскую. Кирилл, устало присев, раздраженно проговорил:
– Сегодня я уже не работник, и за это я должен благодарить тебя. – Помолчал, справляясь с раздражением. – Совершенное тобой там, у себя, безусловно, мерзко. Можно было отомстить по-другому… – он снова задумался. – Впрочем, придумала ты складно, а вот ножом… Это самое дрянное во всей истории. Я читал ваши газеты, видел заметку об этом событии. Твой Максим жив и здоров. – Тут Кирик кривил душой, написано было: за жизнь хирурги ручаются, за красоту – нет. Он не поленился съездить в библиотеку и разыскать подшивку газет. Ему показалось, что девчонка половину выдумала. Оказалось, нет. И убивать она не хотела.
Сонечка не поверила. Вскочив, она заплакала, закричала:
– Вы меня успокаиваете! Вы нарочно… Вы…
Он похлопал ее по спине:
– Хватит истерики. Я тебе сказал правду. На черта мне было тащиться с утра в библиотеку!
Она во все глаза смотрела на него и поняла, что он ее не обманывает. Он специально ездил в библиотеку!.. Из-за нее. Тратил свое драгоценное (это она уже поняла) время, чтобы помочь ей…
Слезы предательски подступили к глазам, но Кирилл понял, что ей необходимо снять груз, день ото дня становившийся тяжелее.
Соня выплакалась. Он дал ей носовой платок.
– Наверное, шрамы… останутся? Как вы думаете? – спросила она.
– Думаю, да. Но сейчас делают чудеса. Хотя для мужчины это даже гордость. За него, наверное, все девчонки теперь передрались. Да, кстати, – вдруг вспомнил он главное, – там написано, что подозреваются пришлые. То есть никого из общежития не подозревают, а уж тебя – тем более. Значит, твой Макс ничего не сказал. Видишь, какой он благородный…
Сонечка покачала головой – он злой, он будет мстить. Он же ее видел! Теперь она должна бояться его.
– Ну вот, все тебе не так… – посмеялся Кирик. – Даже если он приедет в Москву, где он тебя найдет? Как? А вообще, пусть пройдет время. Оно все лечит, и Максу не захочется мотаться по Москве в поисках тебя. А сколько нужно денег, чтобы жить здесь хотя бы полгода! Подумай! Тебе нечего бояться. Просто будь внимательна, когда выходишь на улицу, случайности, конечно, бывают…
Кирик потянулся, встал, сказал лениво:
– Давай кофе выпьем и – за работу, детка моя!
Она удивленно посмотрела на него.
– A-а вы мне ничего не скажете?
Он тоже удивился или притворился.
– А что я тебе должен сказать? Ты теперь знаешь, что твой… м-м… возлюбленный жив, что тебе еще?
Сонечка расстроилась. Она ждала, что он скажет ей что-то такое, после чего она будет строить свою жизнь по-новому…
Она не знала, как художник рвался писать! Красить! Скорее! Такая колоссальная натура! Он не собирался, как баба, полдня обсуждать ее судьбу. Кирилл понимал, что Сонечка ждет от него сакраментальных истин, но не сейчас! Когда вдруг появились силы, жажда творить, возможно, это будет его лучшая картинка – «Сонечка»…
– Мы все обсудим. А сейчас живо скидывай свои тряпки. Я буду работать, а тебе надо денежку копить. На квартиру, – это уже было как бы из тех ожидаемых советов.
Соня снова сидела, стояла, мерзла и не могла сосредоточиться на своих мыслях от боли и усталости. И так изо дня в день.
Измучившись, она совсем забывала про свою наготу, только зябкость в холодные дни напоминала ей об этом.
А вечером она без сил валилась в постель.
Художник тоже уставал, даже музыку свою любимую слушал редко, а выпив вечерний кофе, уходил в мастерскую. Домой он не ездил, почему – Сонечка не знала. Может, чтобы ей не было одиноко и страшно?.. Так хотелось думать. А может, просто потому, что сам уставал: в восемь они уже бывали на рабочих местах. Сонечка ни разу не увидела в его взгляде того, чего она все же ждала, что бы он там ни говорил…
Как-то через неделю Кирилл сказал:
– Теперь ты можешь отдыхать. С завтрашнего дня ты мне не нужна. Иногда я буду тебя звать на минутку… И все. Так что ты свободна.
Соня испугалась. Она ему больше не нужна?
– Для этого портрета не нужна, – поспешил он объяснить. – А потом еще как будешь нужна! Я задумал триптих. Три связанные одним замыслом картинки. На всех трех – ты. Поняла? В разных видах… Каких? Я пока только примерно знаю. Когда утрясется, я тебе скажу. Тебе советую выйти на улицу. Не иди в сторону Курского, а иди направо. Запомни дом, адрес, не пропадешь. Купи себе что-нибудь.
Деньги он платил исправно. А когда она отказалась брать, сказав, что не дает на питание, он рассмеялся – чтобы он больше такого не слышал!
Сонечка поняла, что должна идти, иначе Кирик будет считать ее дурочкой и трусихой.
Переулок, в котором стоял дом, вывел ее на улицу, где было солнечно, полно людей и магазинов.
Сначала Сонечка боялась (она таки надела черный парик, а Кирик дал ей темные большие очки): ей казалось, что она тут же встретит кого-нибудь оттуда, но, несколько освоившись, пристыдила себя: откуда здесь они?.. Люди шли по своим делам, и никто не остановил на ней взгляда.
Соня решила купить себе что-то необычное и красивое. Кирик будет еще «красить» ее. Может, теперь в одежде? Денег у нее, она считала, много.
Зайдя в первый же шикарный магазин, она остановилась, ошеломленная. Все стоило неимоверно дорого!
У нее хватит денег, чтобы купить, например, вон то белое платье… Но тогда почти ничего не останется. А ей нужны духи, колготы, да и о зиме надо подумать.
Она постаралась сделать независимый вид и быстро смылась.
Так хочется что-нибудь купить! И главное, удивить Кирика своим вкусом.
Соня бесцельно шла по улице, как вдруг кто-то ухватил ее за руку. Она вздрогнула, обернулась – перед ней стояла здоровая тетеха и знакомым южным говором частила:
– Девочка, чего шукаешь? У меня все, шо душе угодно… Дешево. Прямо с самого Кипру!
Она привела Соню в квартиру, где находился магазинчик «Секонд хенд» – вторые руки.
Сонечка набрала ношеной одежды, на первый взгляд модной и вполне приличной. Дома она поняла, что ей насовали рвани, денег взяли не так уж мало и еще вытащили из пакета пол-лимона.
Услышав шаги Кирика, она засунула тряпье в неубранную постель, оставив пакет на полу.
– Ну, погуляла? Не украли? Возлюбленного не встретила? – спросил он весело.
А у нее был растерянный и огорченный вид.
– У меня украли пол-лимона, – пробормотала Соня.
– Еще заработаешь! Не вешай носа! А что ты пакет этот везде таскаешь? На него уже глянуть страшно. Денег твоих я не возьму, надеюсь, ты это поняла? Можешь положить их в шкафчик… Одежду разложи и развесь, а?
Настала минута, когда нужно все выяснить.
– Кирик Сергеевич, я же не знаю, на сколько я у вас… Что ж мне устраиваться… Скоро работа кончится. Мне надо будет съезжать. Где-то комнату снять. Вы мне поможете?.. – Соня замерла.
Он поднял ее подбородок:
– Ты не поняла, что я говорил? Живи сколько хочешь. Не хочешь, снимай комнату, когда денег подкопишь. Я лично считаю так: живи здесь и собирай на покупку комнаты, поняла? Чтобы у тебя была своя жилплощадь в Москве. Домой тебе ехать не стоит, устраивайся здесь, в Москве… Но это решать тебе. А вот написать ты должна. Матери. И все ей рассказать. И Гуле своей. Адрес, пожалуй, пока не давай. Мало ли какими хитростями твой герой выведает, где ты.
Они сидели за вечерними чаями.
– Кирик Сергеевич, а вы осудили меня?..
Художник пожал плечами.
– Как я могу тебя осуждать? С позиций закона, человечности ты совершила серьезный проступок, но какое я право имею тебя осуждать? У меня другая натура, другой возраст, все другое… Ты необузданная, возможно, в критических ситуациях ты всегда будешь решать вопрос жестко… Тебе надо развивать интеллект, зачатки милосердия, почитать Библию, наконец… Тогда в тебе произойдет ломка, ты – человек неглупый и, возможно, научишься себя обуздывать. В следующий раз постараешься уязвить и ранить обидчика без ножа. Но это долгий и тернистый путь. Я понятно говорю, Сонечка, или не очень?..
Она неуверенно кивнула, не совсем уразумев его речи. Она лишь поняла, что он станет ее воспитывать, наблюдать за ней и, пожалуй, никуда не отпустит.
Так он и сказал в итоге.
– Если ты согласна, будешь жить здесь и меня слушаться. Я тебе в отцы гожусь. Мне уже тридцать девять, моя девочка.
«…Ну и что, – подумала Сонечка, – я вас все равно люблю…» Испугавшись, что эта мысль отразится у нее в глазах и тогда он ее прогонит, она опустила голову.
– Я согласна…
Кирик внимательно посмотрел на нее. Какой же он въедливый. Хочет знать о ней все!.. Но эту тайну он не узнает. Может быть, не скоро, когда она станет совсем взрослой, придет к нему в гости…
О Максе она забыла после встречи с Кириком, а когда узнала, что он жив и даже здоров, перестала о нем вспоминать… Разве может он сравниться с Кириком!
– И еще, – сказал он строго, – я хочу тебе это внушить. Когда сюда будут приходить художники, сиди, как мышка. Только если позову, поняла? Им не следует знать, что ты здесь живешь. Достаточно, что знают твои бомжи… Вот, пожалуй, и все.
На следующий день Кирик принялся за образование и воспитание Сонечки. Натащил из дома книг, пластинок, альбомов живописи.
Кирик оказался прекрасным учителем. Он рассказывал интересно и доходчиво, обязательно высказывая свое мнение, зачастую странное и сложное для восприятия не только Сони. И говорил: «Я не навязываю свои взгляды, но хочу, чтобы ты их слышала».
Среди книг Сонечка увидела знакомые – стихи Блока и Есенина – и сказала, что многое помнит наизусть. По просьбе Кирика Соня, наверное, целый час читала наизусть, за что тот осчастливил ее, заметив, что она понимает поэзию.
Как-то Сонечка достала свои «дорогие покупки». Среди барахла оказался широченный длинный дымчатый шарф из нейлона, в который она могла закутаться с головы до ног. Сонечка решила воспользоваться им, если Кирик заставит ее одеться для триптиха…
Раздался звонок в дверь. Кирик крикнул Сонечке, что к ней гости.
В комнату бочком вошел Федя. Сонечка разозлилась, но, вспомнив наставления Кирика, постаралась унять гнев.
А Федя пришел за очередным подаянием. Деньги у них с Барбосом кончились, а Зофья из больницы требует еды и фруктов (та просила, конечно, другого, но Федя засмущался).
Сонечка спросила, куда же он дел свои деньги? Федя, замявшись, сказал, что баксы бережет на комнату… Не век ему тут валяться.
Она дала Феде две десятки. Тот, огорчившись, сказал, что придется пойти к Макарычу, у него дешевле…
Сонечка возмутилась:
– Экономишь на здоровье! У Макарыча такая дрянь! Купи нормальной водки…
У, стервоза какая стала, разозлился Федя, но потом подумал, что ей тоже нужны деньги, наверное, этот хмырь Кирилл дерет с нее…
Федя с благодарностями ушел, а Сонечка вдруг решилась наконец засесть за письмо домой.
Письмо получились маленькое. Сонечка сообщила, что сожалеет, что так «ускакала», но ей стало невмоготу находиться там. Живет она в Москве, снимает у хорошей женщины комнату, работает, взятые у мамы деньги скоро вышлет…
В конце всем приветы, особенно Гуле. Адрес не дает, поскольку уезжает с этой женщиной на дачу.
Вот такое письмецо сочинила Сонечка маме, не зная, что та живет теперь в родной станице.
Провалялось это письмо в ящике долго, пока однажды Макс не вскрыл чужой ящик. Увидев письмо без обратного адреса, он сообразил, от кого оно, и прочел. Дома тоже показал всем.
Валерка, поверив каждой строке, порадовался за Соню. Тамара не могла слушать его.
– Авантюристка эта Соня, – сердито сказала она, – и мать свою не жалеет.
Гуля ночью долго вчитывалась в каждую строчку, пытаясь отыскать тайный смысл. Но ничего не нашла и стала ждать обещанного Соней «большого письма».
А Макс теперь знал точно, где «эта сука» находится, уж он-то ее разыщет. Хоть годы там проведет.
В мастерской происходили события, которые вели к определенным поворотам судеб.
Художник закончил портрет Сони уже без нее, однажды только позвав ее на полчаса.
Она страстно хотела посмотреть, что получилось, однако Кирик неготовых «картинок» не показывал. И вообще не любил показы…
– Для чего же вы тогда красите? – удивилась Сонечка.
– Я самовыражаюсь. Пути Господни неисповедимы. Картины сами должны приходить к человеку, самостоятельно, волей случая…
Сонечка иногда совсем не понимала его.
В это вечер к нему завалились художники: Олег и Геннадий. Он мог бы и выгнать их, как делал нередко, но был благодушно настроен, триптих, кажется, выстраивался.
Было еще не поздно, часов пять вечера, Кирик уже не работал, и они с Сонечкой собирались варить суп по старинной кулинарной книге мадам Молоховец.
И тут ввалились эти двое. Сонечка тихо заперлась у себя в комнате. Она сидела, как мышка, взяв альбом Модильяни, который ей очень нравился, и еще Борисова-Мусатова, биографию которого она читала и перечитывала. Его романтическая любовь, его зыбкие картины с призрачными дамами заставляли замирать сердце.
Подвыпившие художники громко уговаривали Кирика выпить, «погулять». Кирик отнекивался, но потом неожиданно разошелся, напившись до того, что на вопли-просьбы показать что-нибудь последнее отвернул от стены почти законченный портрет Сонечки.
Художники были в шоке. Первым заговорил Геннадий.
– Так ты все же ухватил ту уродку! Ох, хитер-бобер! Пока мы тут возились с красавицами, он отломил натуру! Ты – гений, Кирюха! Точно! А фонок! А тело! Золото, так твою растак! И такая рожа! Нарочно не придумаешь!
Слыша это, Сонечка невыразимо страдала. Ее хвалили! Но как!.. Она была рада за Кирика, злясь в то же время, что он использовал ее уродство! Наверное, он не хочет показывать картину, чтобы она не слышала таких отзывов…
Олег тоже восторгался, но его Сонечка плохо слышала. Потом она замерла…
Они требовали, чтобы она вышла. Кирик отвечал, что ее здесь нет, она приходит только на сеансы… Геннадий заорал, что пойдет к старухе-бомжихе и вытащит девчонку оттуда, она должна с ними посидеть…
Сонечка дрожала, ожидая своей участи. Кирик вяло сопротивлялся, а Геннадий навалился танком, утверждая, что девчонка живет здесь!
– Я ее сейчас найду! – он пьяной тяжелой поступью направился в коридор.
Она услышала голос Кирика:
– Генка, не надо, сядь. Я ее сам приведу, надоел ты мне. Но живет она не здесь. Это вам старый хлам Макарыч набрехал… – Он говорил на их языке и даже запускал матерком. Сонечка расстраивалась все больше, испытывая даже некоторое отвращение к нему: неужели он может напиваться, как те, внизу…
Сонечка, услышав, как в замке поворачивался ключ, успела натянуть парик и наклеить губы.
Вошедший Кирик выглядел совсем другим человеком: помутнели ясные, острые глаза, опухшее лицо покраснело, а выражение его стало растерянным, будто он силился вспомнить нечто важное.
– Сонь, – пробормотал он пьяно, – тебя ребята зовут… Не мог я отстоять, черт меня задери! Но все равно я тебя никому не отдам, слышишь? Могу давать напрокат, если… если ты согласишься… Чтобы денежку заработать. Генка богат, но не сильно, зато Олег ошивается всю дорогу у американцев… У него в мастерской ни одной картинки нету – все продал. Бездарь, идиот… Он из тебя такой кубик Рубика сделает! Со смеху помрешь! Не напиваться и ни с кем из них не уходить, поняла?..
Выслушав его заторможенную речь, она сказала:
– Хорошо, я пойду. Но если вы, Кирик Сергеевич, будете еще пить, то не только меня, вас самого отсюда вынесут и все картинки ваши – тоже. Я-то не напьюсь, а вот вы…
Он уселся на диван, забыв, что они должны идти к гостям.
– Понимаешь, я ведь в принципе не пью. Не люблю. Но иной раз приходится, чтобы не быть совсем уже белой вороной. Они уверены, что я уеду в Америку, у меня там мама, она – американка… Но я не собираюсь… Мне там делать нечего. Я – российский человек, и этим все сказано… А они не понимают… Сонечка… Хочешь, тебя в Америку отправлю, к моей маме? Она удивительная женщина… Представляешь, приехала сюда работать и помогать строить новую страну после революции. Приехала, влюбилась в отца и осталась. Когда отец умер, не смогла здесь жить. И вот уже пять лет там. А мы с сестрой здесь. Но сестра со своим сыном собирается… А я нет!
Кирик замолк, а Сонечка замерла от сведений, которые он сообщил ей под пьянь. Никогда он о себе столько не говорил.
В комнату ворвался мужчина с лицом, походившим на котлету, состряпанную нерадивой хозяйкой: разъехавшееся, серо-красное… Небольшие глазки прятались под густыми темно-рыжими бровями, толстые усы перекосились, а волосы топорщились венчиком вкруг небольшой лысины.
– A-а, вот они, голубки! – заорал он. – Мы там спим без просыпу от тоски! Здрасьте, – повернулся он к Сонечке, – как я понимаю, вы – модель шикарного портрета? Сонечка? Имя-то, имя какое! Сдохнуть от восторга! Меня зовут Геннадий, можно Гена. Вас Сонечка! Со-не-чка! Дивно! Пойдемте, Сонечка, разбавьте нашу мужскую компанию женским очарованием…
Схватив ее за руку, он поволок ее в мастерскую. Кирик плелся следом.
В мастерской находился еще один мужик, моложе, но не симпатичнее. Маленький, худой, с длинными сальными волосами, костистым лицом и незначительными чертами лица. Что у него было хорошим, так это глаза – яркие, карие, с необыкновенно голубыми белками. Он как будто даже не был пьян.
– Олег, – представился он и привстал. А глаза его то ли с усмешкой, то ли с чем-то подобным оценивали Сонечку с ног до головы. Потом выражение их переменилось, теперь в них была злобная зависть. Сонечка невзлюбила этого тоже.
На столе лежала более чем скромная закусь: два соленых огурца, помидор, яблоко, черный хлеб и сосиска.
У стола на полу стояла пустая бутылка из-под водки, на столе – полная.
Сонечку пригласили за стол, извинившись за непорядок, налили ей водки. Она отказалась. Геннадий тут же слетал за шампанским. Шампанского она выпила. После этого Геннадий подошел к холсту и повернул его к сидящим за столом.
Сонечка увидела себя и замерла, оставшись как бы наедине с портретом. Сначала он потряс красотой колорита: жемчужно-серый с изумрудным фон, золотистое тело и темно-синие, черно-синие тени от ее фигуры…
А потом Сонечку потрясло ее лицо. Оно было таким уродливым! Но чем дольше всматриваться в картину, тем больше сглаживалось уродство. Сонечка замерла.
Господи! Как он мог такое сотворить из нее?
Больше ее ничто не трогало. Ни Геннадий, который нагловато хватал ее за руку, шепча: «Будешь моей музой, Сонечка? Я скульптор, я все могу, не то что мазилки».
Ни отрезвевший Кирик, сидевший с мрачным лицом.
Ни Олег, сыпавший непонятными терминами, из которых выходило, что портрет неправильно сработан.
Ни то, что она, не заметив, выпила бутылку шампанского…
Художники хотели смотреть картинки дальше, но Кирик вдруг грубо заявил:
– На сегодня все, ребята.
И те послушно встали и ушли. На прощание Геннадий, таинственно подмигнув Сонечке, сотворил пальцами непонятный знак: то ли писал, то ли еще что… Она не собиралась разгадывать.
Кирик все мрачно сидел на стуле, а она, прибрав и пожелав ему спокойной ночи, ушла спать.
Конечно же, она не спала! Ей все виделся сверкающий портрет и хотелось не то плакать, не то смеяться.
Слыша, как Кирик бродит по квартире, Соня не откликалась, хотя однажды он даже приостановился у ее двери.
Но она затихла. Никого не хотелось ей видеть. Только себя…
Наутро Кирик постучал к ней в дверь. Соня разрешила ему войти, но сама осталась лежать – она совсем недавно заснула.
«…Почему я так вдруг обнаглела? Даже не встала… После своего портрета? После того как увидела его таким… Но ведь там не я, это ясно! Это его представление обо мне… а я другая. Так почему же я обнаглела?.. Значит, будь я красивой, была бы наглой?..»
Такие мысли пришли ей в голову, пока Кирик устраивался на стуле с рюмкой и соленым огурцом в руках. Он выпил водки, сморщился, закусил огурцом.
– Никогда не пей, Соня, а главное, не похмеляйся, поняла?
Она засмеялась.
– Вы вчера уже немного протрезвели…
– Это я помню. Пожалуй, и остальное помню… Как я тебя потащил к ним… – он покачал головой. – Совсем ума лишился, старый дурень.
– Зато я портрет свой увидела… – проговорила она тихо.
Художник поморщился.
– Не терплю неготовую работу показывать, а по пьяни – нате, смотрите… Дур-рак! – с чувством произнес он. Потом спросил: – А тебе ребята понравились? – Он явно не хотел спрашивать Сонечку о портрете…
– Нет, – смело сказала она. – Ни тот, ни другой. Геннадий – хам, противный, а Олег – еще более противный и завистливый! У него даже глазки побелели, когда он меня увидел, обзавидовался… Неужели это он вас учил, как руки-ноги рисовать?
Кирик развеселился.
– Понимаешь, они худшколу заканчивали, а я самоучка. Олег меня постоянно поучает… А мне смешно…
Разговор перекинулся на его картинки и, наконец, зашел о портрете…
Сонечка выразила свое удивление:
– Ведь я не такая! Я же хуже!
– Хочешь быть такой, иди и сфотографируйся… Только и там ты будешь другой, не такой, какой себе кажешься… Видишь ли… – начал он и вдруг скривился. – Слушай, сегодня я не настроен вести философские беседы… Давай отложим, ты не обидишься? Сегодня мы займемся практикой. Если хочешь получить хорошие бабки, иди к ребятам натурой. Платить будут хорошо, ручаюсь. Я следить за этим буду. Ничего плохого с тобой не случится, это я тебе говорю. Генку предупрежу, он со мной не захочет ссориться.
Деньги ей нужны, подумала Сонечка, но уж больно противные эти дядьки. А Геннадий наверняка к ней полезет…
– Нет. Они мне не нравятся.
Больше на эту тему разговора у них не было.
Теперь Сонечка спокойно выходила из дома – надевала парик, купила себе черные очки, наклеивала губы. Однажды ей встретился Макарыч.
В свойственной ему прибаутошно-дурашливой манере заговорил о том, что она красавица, жениха ей хорошего надо, отдельную квартиру…
– Вы мне квартиру обещаете? – раздраженно спросила Сонечка.
Он захихикал.
– Тебе квартиру, конешно дело, не отвалю. Ты сама девка с головой и вона, оказывается, какая знаменитая! Об тебе уже все художники гуторят! Короче, красавица, тебе предлагают хорошие бабки. Не отказывайся, дура будешь! Художники – они все свихнутые, может, замуж выйдешь… а не выйдешь, так поживешь как сыр в масле…
Соня хотела отбрить Макарыча, но потом остыла. Как она уверилась в себе! Кто она, чтобы всех гонять и презирать…
– Я подумаю, Анатолий Макарович, сейчас у меня много работы… – неопределенно пообещала она.
Старик, тронутый ее вежливостью, тихо пробурчал:
– Ну, когда понадобится, Софья, ты мне шумни, я тебя пристрою. У меня много разных художников, не только эта шушера.
Сонечка представить не могла, что будет иметь такой успех в художественном мире. Она даже по-иному себя чувствовала. И это заметно отразилось на ее осанке.
Шло время. К Кирику приходили иностранцы, купили две картины и зарились на «Сонечку». Триптих был еще не закончен: Кирик работал над второй частью, где Сонечка стояла в шарфе, который она «приобрела» более чем за пол-лимона… Кирик был в восторге от ее покупки, похвалив ее вкус.
По поводу третьей части художник туманно намекнул, что она будет мало отличаться от первой. Соня нужна ему там обнаженной. Кирилл задумал написать ее тело с головой девушки в маске… Он не знал, как сказать ей об этом, ибо маска сыграла в ее жизни роковую роль…
Иностранцы сказали, что они приедут через месяц. Одарили Сонечку подарками и дали ей двести долларов.
Кирик поехал с ней в магазин и купил ей шикарную шубу, сапоги длинные, замшевые, выше колен… Он за все заплатил сам, сказав, что получил от американцев хороший куш.
Приходили в гости писатели, бизнесмены и прочие. Он ко всем ее вытаскивал и хвастался ею. Гости восторгались ею (в связи с картинами, конечно! Она это понимала), но никто никогда не пригласил в кафе, театр или еще куда-нибудь… Она это отмечала. Да она и не пошла бы, потому что с каждым днем все больше погружалась в любовь к Кирику, стараясь, чтобы он ни в коем случае не заметил этого. Ей казалось, что он тотчас ее прогонит.
С гостями приходили женщины, но ни разу зоркая Сонечка не заметила, чтобы Кирик проявлял излишнее внимание к ним. Иногда он уезжал домой, где они жили одной семьей с сестрой в трехкомнатной квартире.
Однажды днем в дверь позвонили. Сонечка, думая, что это наверняка Федя, с недовольным лицом, в домашнем виде, открыла дверь.
Перед ней стояла дама и, улыбаясь, спрашивала Кирика Сергеевича.
Сонечка растерянно смотрела на даму, а та с интересом на нее.
– Так он у себя? – повторила дама.
Тут только Сонечка, покраснев, ответила:
– У себя, работает…
– Ничего, я на минутку, – сообщила дама и, ловко обогнув Сонечку, прошла в мастерскую.
Сонечка осталась стоять в коридоре… Она вдруг вспомнила, как однажды Кирик предупредил, что к нему будут приходить дамы… До сегодняшнего дня их не было.
Эта дама была в шикарном темном плаще с длинным шарфом телесного цвета и в туфлях на высоченной платформе.
Но сама она Сонечке не понравилась. Растрепанные темные волосы неопределенной длины, лицо заостренное, с небольшими глазами и слишком большим лбом. Фирменно накрашенная и очень высокая.
– А что это за очаровательный уродец? Очередное творческое увлечение?.. – услышала Сонечка.
Она ушла в комнату и просидела там часа два. Из мастерской не доносилось ни звука.
Ей нечего здесь делать, подумала Сонечка, Кирик никогда не полюбит ее… Она дура, что могла хотя бы предполагать это. Ей надо съезжать. Она не выдержит приходов этой ведьмы, а что та будет приходить, Сонечка не сомневалась.
Она уже ненавидела эту «даму», длинную и сухую, как вобла.
Наконец в коридоре послышались шаги. Кирик провожал даму. Но нет! Он заглянул в комнату к Сонечке (вид у него был то ли встревоженный, то ли растерянный).
– Я ухожу. Поеду домой, мне нужно… – сказал он и стал путано объяснять, зачем он поедет.
Сонечка смотрела на Кирика, пытаясь внушить ему, что нельзя, нельзя бросать ее сегодня одну!
Кирилл отвел глаза и быстро закончил:
– Не скучай, я позвоню, а завтра с утра тут.
И они ушли.
