Текст книги "Теплый пепел надежд"
Автор книги: Ксения Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Я сказала все как есть, – будто оправдывалась она, превращаясь в забитую Сонечку времен бомжатника.
Это ее напугало, захотелось заплакать. Кто ее защитит? Никто. Она, ставшая известной красавицей, с деньгами и билетом в Париж, оказалась одна. Кирик ее бросил. Разаков не поможет, если… если узнает… Никто в целом свете не защитит ее! Но почему кто-то должен узнать? Когда она бежала сюда от Кирика, она решила признаться всем и во всем! И первому – Касьяну.
Потом испугалась и решила опробовать на Максе… И тот ей не поверил. Поверит ли Касьян?
И туг она передумала. Ничего она никому не скажет, а уедет в Париж. Кирик будет молчать. Будет нести в себе эту боль. Ее боль. И свою, может быть, не меньшую.
– Часть, – уточнил Касьян. – Но это потом. Теперь, Зиночка, скажите мне, почему вы рассказали историю маленькой уродинки, будто бы услышанную от нее самой?.. Ведь ее здесь не было.
…Что ему сказать? Он ведь подошел к самому-самому… Откуда? Как? Неужели Кирик? Неужели она в нем ошиблась?..
Метание Сонечки отразилось в ее глазах и на лице. Касьян жалел ее, но…
Тут Сонечка взяла себя в руки. Некому защищать? Она сама себя защитит! Нашла себе роль страдалицы! Из-за кого страдать? И она пояснила холодным тоном – как он, так и она!
– Я встретила ее у Кирика, когда он писал триптих, вы знаете? – Касьян кивнул. – Именно там, тогда, она мне все рассказала… А потом убежала, может быть, я виновата в этом… Но я жутко разозлилась на Кирика, мне показалось, что он влюблен в эту уродину!
– Правильно показалось, – откликнулся Касьян. Сонечка почувствовала, как краска заливает ей лицо, начинают гореть уши, и счастье засветилось в глазах…
Касьян смотрел на нее, как доктор на любимого больного, которому он верно поставил диагноз и берется выходить.
– Ну вот и все, – сказала она, справившись со своим волнением, – что вам еще нужно узнать? – Вопрос прозвучал сухо и официально, чего там темнить – допрос, он и есть допрос.
– Ничего мне больше узнавать не надо, – ответил он устало. – Достаточно. Только вот не понимаю, почему вы не отправились в Амстердам, когда вас звали? Почему не уехали в Париж два дня назад с первой группой?.. И вопросов бы у меня не было и… ничего бы не было. А помчались к Кирику, да еще тиранили, наверное, мальчонку Макса сегодня… Не думаю, что он осмелился бы пригласить вас на бокал шампанского или чего там… Устроили вы себе, дорогая, и мне несладкую жизнь. Зачем, объясните теперь только одно – зачем? Что вы молчите, Сонечка…
Он увидел, как вспыхнули и погасли ее блестящие, живые глаза. Она теперь стала похожа, конечно, отдаленно, на себя, Сонечку.
Глупая девчонка! Заигралась.
– Так вы знали?.. – спросила она потухшим голосом. – Зачем же вы меня расспрашивали?
– Ну как зачем? Надо было знать, насколько вы не хотите правды…
– Откуда вы узнали? – снова спросила она тем же голосом. – Наверное, Кирик вам успел позвонить! – вдруг вспыхнула она.
– Ничего Кирик мне не сообщал. Его камнем по голове бей, не скажет, – с досадой откликнулся Касьян. – Ты сама это знаешь, – перешел он вдруг на «ты». Она приняла это как должное, а может, просто не заметила.
– Знаете, мне все время хотелось рассказать обо всем… Не для того, чтобы там похвалиться или удивить, не думайте! Мне хотелось рассказать все… вам. Потому я с вами, вы, наверное, заметили, все время заигрывала и шутила. Но вот сесть и начать говорить… не могла. Я желала, хотя и боялась этого, чтобы кто-то из вас, Кирик или вы сами, догадались!
Она посмотрела на Касьяна долгим взглядом, как бы уверяя его, прося ей верить.
– И вдруг, когда вы назвали меня моим именем, мне стало страшно.
– Чего же? – живо откликнулся Касьян. Ему необходимо было, чтобы она сама рассказала о том… Это можно зачислить как добровольное признание.
– Вы же все знаете?.. – сказала Сонечка.
– Что – все? – начинал раздражаться Касьян. – Я тебя не понимаю…
– Я все вижу, – обреченно уронила она, – только признайтесь, если можно, кто вам сообщил?
– Сам додумался, – оборвал ее Касьян. – Я все-таки сыщик и обладаю кое-каким методом. И делом занимаюсь. А потом – домыслы и факты в кучу и мозги применить. Итог выскакивает, как из ружья. Кстати, ты мне очень помогла своими прыжками.
Касьян понимал, что говорит с ней в довольно резкой форме, совсем не так, как прежде. Но, видит Бог, это не потому, что она становилась подследственной, а потому, что из гордой манекенщицы Зины, девицы лет двадцати, она внезапно превратилась в семнадцатилетнюю растерянную девчонку. Сонечка наделала столько глупостей и так запуталась, что он, старший товарищ и сыщик, обязан говорить с ней жестко, как бы выговаривая.
Опустив голову, она тихо сказала:
– Касьян… – замолчала, посмотрев на него с вопросом.
– Ну что, отчество мое понадобилось? – проворчал он. – Гордианович, если очень хочешь… – И улыбнулся ей.
Не ответив на его улыбку, Соня продолжила:
– Касьян Гордианович, я Макарычу, ну, тому… В водку снотворного насыпала.
– Знаю я и это. Мне нужно было, чтобы ты сама об этом сказала. Приставал Макарыч?
Она кивнула, на глазах выступили слезы.
– С тобой решил выпить?
Соня снова кивнула.
– Может, и закурил еще?
Кивнув, она сказала:
– Я нисколько его не пожалела, когда узнала… Можете это записать…
– Ты же видишь, что я ничего не пишу! – разозлился Касьян.
Словно не слыша его, Соня продолжала:
– И Геннадия вашего мне не жалко. Только я не виновата… Я не могу больше… Спросите у Кирика, он все знает…
Она взглянула на Касьяна, снова став Зиной, гордой манекенщицей – что-то взрослое и надменное появилось в ней.
– Вы-то все ахали и охали, какой Геннадий замечательный парень, а он был просто дрянью, вам понятно, Касьян Гордианович?
Касьяну было не по себе: все он знал и понимал! Не станет он у нее спрашивать, что у них там было. Незачем. Все и так ясно. И вообще: о мертвых либо хорошо, либо ничего…
За это время он узнал о Генке столько всякого!.. Вон как Сонечка побелела, стараясь унять дрожь. Это при воспоминании о Генке!
– Я все понимаю, Сонечка, – ответил он наконец, – и давай, дорогая моя, закончим нашу беседу. Ты мне все рассказала… Тебе надо отдохнуть, утро, как говорят, вечера мудренее…
Куда ее отправить? Одну оставлять – ни в коем случае!
И тут на авансцену вышла Ирина Андреевна. Снедаемая любопытством, она и не уходила из своей любимой кухни. Немного повздорив со своей совестью, она принялась слушать – надо же ей знать все, что творится под крышей ее Дома… Касьян стал пренебрегать ею как советчицей, или же ему неприятно, что ей перестала нравиться Зина… То, что она услышит, не узнает никто и никогда.
Ирина думала услышать одно, а услышала такое! Не тратя времени на обдумывание ситуации, она вышла из кухни и сказала бесхитростно:
– Простите меня, ради Бога, но я случайно слышала часть вашей беседы… Зиночка… Касьян может вам за меня поручиться – я в жизни своей никого не предавала…
Ей никто не отвечал, настолько неожиданным было ее вторжение; видя их замешательство, Ирина быстро закончила:
– Зиночка, пойдемте ко мне, у меня трехкомнатная квартира, и мы славно с вами устроимся. Я жутко хочу спать, вы, наверное, тоже. Договоритесь с Касьяном о встрече, и идем.
Касьян обрадовался – молодец, Ирина! Всегда она вовремя что-то придумает!
Сонечке не хотелось к ней идти… Но теперь не она хозяйка положения, надо соглашаться и молить Бога, чтобы Ирина не терзала ее беседами.
– Хорошо, идемте. – Соня повернулась к Касьяну. – Когда я вам буду нужна? – В голосе ее слышались безнадежность и печаль.
– Наверное, завтра, но я позвоню, – бодро ответил Касьян.
Женщины ушли. Касьян сидел, закрыв глаза и полностью отключившись. Потом он встал, взял плащ и собрался уйти, как за его спиной раздался крик:
– Касьян Гордеевич! Подождите, пожалуйста!..
О Боже! Ему не удастся сегодня отсюда уйти…
– Касьян Гордеевич, – выпалил запыхавшийся Макс, – вы ничего не знаете?! Зинаида сказала мне, что она – Сонька!
Недоставало ему сейчас с Максиком разбираться!..
– Сказала? Значит, так и есть. Больше сообщить тебе ничего не могу. Думай сам. Привыкай думать. Очень невредно, – спокойно посоветовал сыщик.
После того как ушла Сонечка, Кирик, повернув триптих к себе лицом, стал всматриваться в Сонечку. Ту, которая была и которой больше не будет. Казалось бы, изменилось только лицо, в лучшую, лучшайшую сторону… – и все. Ан нет. Изменилось все. Она стала другой. Ему не хотелось даже думать, что придется еще встречаться с этой…
Он смотрел на Сонечку и шептал:
– Прости меня, детка, прости, ты права, я виноват во всем…
Он был в отчаянии.
Раздался звонок, он сорвался, словно ждал… На пороге стоял Федя с таким несчастным видом, что Кирик мгновенно отрезвел.
– Что случилось, Федор?
– Сегодня пришли мальчишечки, посланники тех, кто выкупил этот дом, и приказали вытряхиваться. Если завтра утром они застанут нас здесь, выкинут с этажа. И правда выкинут! – переживал Федя. – Они такие! Что нам делать, подскажите, хоть посоветуйте чего, ведь нам троим некуда деваться!..
Кирик пробормотал, что не знает, сожалеет…
Федя еще больше помрачнел, попятился от двери, тоже бормоча: ну да, конечно, это все Зоська: «Иди, иди к художнику, он умный». Извините…
Кирик ужаснулся своей бесчеловечности. Вот так же он поступил с Сонечкой, которую – как ему это казалось – любил… Людей, пусть пьющих, нищих, каких угодно, выбрасывают на улицу, а он закроет сейчас дверь и в покое и тишине снова примется за свои рефлексии!
Падаль он, Кирик Успенский. Не зря его мало кто любит.
Он втащил Федю в квартиру.
– Подожди, Федор, подожди, дай подумать.
Тот удивленно смотрел на него: художники – психи, это точно. Однако послушно сел на стул.
Зоська прямо сказала: проси денег, у него есть. Доллары. Проси, и все тут. Плачь, на колени вставай, а достань. И бутылку.
Федя про деньги не сказал. И правильно сделал, погнал бы его этот псих взашей. Не любят богатые, когда денег просят, да еще баксов!
Кирик думал как раз о том же. Что у него есть деньги, целевые. Он собирался навестить в Филадельфии свою матушку, заодно сопроводив туда сестру с племянником – на житье.
У него остается квартира, в которой он должен оборудовать мастерскую. На это тоже нужны деньги… Короче, завтра ты, Кирик, идешь к этим настырным парням и говоришь с ними.
Четыре-пять тысяч баксов за комнату в коммуналке где-нибудь на окраине… Продашь натюрморт с селедкой и бутылкой тому американцу, который все ноет и просит продать ему «морт»…
– Вот что, Федор, – сказал он, – иди к своим ребятам и скажи, что все будет путем. Завтра, как только те придут, свистни мне. Я с ними поговорю. На улице не останетесь, обещаю. Им так и скажи, твоим.
Федя слушал недоверчиво: выставляет таким макаром его за дверь! А завтра этого Кирилла и не сыщешь. Ну что ж. Скажет он, однако, Зофье так, как велел Кирилл, пусть сама идет и проверяет. Теперь баксов нельзя просить. А бутылку?..
И Федя попросил. Кирик тут же вынес, да не какую-нибудь, а литровую «Кремлевскую». Тут Федя даже поверил в Кириллов треп насчет завтра. Наутро все сладилось, правда, за большую сумму. Нашлась комната в доме на слом. Перетащились все трое с одним рюкзаком. В «новой» комнате от старых жильцов оставалась кое-какая мебелишка. Федю поселили при кухне, в чуланчике. Все были довольны. А Кирику было почему-то не радостно, а стыдно.
Федя ушел, а Кирик снова уселся в мастерской. Но настроение изменилось. Не было тоски, поутихли рефлексии и возник какой-то позыв к работе…
И вновь раздался звонок в дверь. Было уже совсем поздно.
Это был Касьян, серый от усталости, но глаза поблескивали остро и живо.
Именно его хотел видеть Кирик! Зачем? Он не собирался ничего рассказывать о Сонечке – это их тайна… Но видеть его Кирик хотел!
Касьян сразу разрешил все его сомнения.
– Я все знаю, – сообщил он, – чтобы ты не мучился.
Глава последняя
СУД. ПОДСУДИМАЯ. СВИДЕТЕЛИ. ПРИСЯЖНЫЕ
Капитолину и Гулю встречала на вокзале Ирина Андреевна. Она сразу же их узнала и по описанию, и по растерянным и расстроенным лицам. Она же, Ирина, написала письмо матери, ибо Соня была в странном заторможенном состоянии. Она не могла написать письма ни маме, ни Гуле. Оказалось, она очень дорожила ими, чувствуя перед обеими саднящую душу вину.
Написала Ирина Андреевна коротко.
Соня здорова вполне, пусть Капитолина не беспокоится, стала красавицей – пошла на кое-какие косметические меры… Но это они сами увидят и пусть не удивляются. Сонечка изменилась в лучшую сторону и сама по себе – стала доброй и умницей. Работает манекенщицей, хорошо зарабатывает, скоро поедет за границу. Но произошла одна не очень приятная история, и надо побывать в суде…
Капитолина из этого письма ничего не поняла, а только вся затряслась от плохих предчувствий и побежала к Тамаре, в ее семью, которая стала для нее родной.
Тамара теперь жила в шикарном доме, и Капитолина всякий раз, бывая у нее, испытывала робость – будто к настоящим господам пришла.
Тамара была дома одна. Гуля в школе, Валерка, как всегда, на работе.
Капитолина без слов подала письмо. Из уклончивых фраз Тамара сама почти ничего не поняла и решила, что письмо написала какая-нибудь Сонькина подружка.
За год одно письмо, и то сплошное вранье, и адреса не дала, а тут… Хотя Тамара видела, что письмо написано чисто, грамотно и с каким-то неуловимым духом интеллигентности… Нет, не подружка, а какая-нибудь женщина из бывших приличных… Что у Соньки могут быть в Москве приличные знакомые, Тамара и думать не могла. Кому нужна сопливая уродина из провинции?
– Ну и чего ты? – спокойно и нарочито грубовато сказала, наконец, Тамара своей бывшей соседке. – Чего тебе неясно? Девка при деле, деньги зарабатывает, вон какую дорогущую операцию сделала! Знаешь, сколько это стоит? Но и манекенши эти получают тоже ого-го! А суд?.. Может, что где пропало, Соня свидетель, а ведь ее никто не знает там, ну, прежнюю ее жизнь, нам и нужно ее подтвердить…
– Нам? – переспросила Капитолина, испугавшись и обрадовавшись.
– А как ты думала? Я вас, двух дурочек, одних отпущу? Нет уж!
Тамара сказала, что она полетит, устроится в гостинице и позвонит по данному в письме телефону. А Капитолина с Гулей пусть едут поездом.
Пришедшая из школы Гуля, прочтя письмо, была в недоумении. Тамара же лихо отбарабанила ей свою версию насчет суда, велев собираться в Москву, заодно Макса навестят. Валерке Тамара навешала лапшу о том, что они с Гулей решили прокатиться в Москву, навестить Максика.
Ирина Андреевна оделась на встречу как можно лучше, чтобы приезжие сразу немного успокоились: встречает приличная состоятельная дама, значит, с Сонечкой не так уж плохо. На ней были длинная шуба из чернобурки, маленькая бархатная темно-серая шляпка-ток, замшевые сапоги. Гулю, и особенно Капитолину, поразил элегантный вид встречающей дамы с умным, тонким лицом и благожелательной улыбкой.
В такси дама все время болтала, так что Капитолина ничего не могла вставить о Сонечке.
Они вышли у старинного, только что отремонтированного особняка с надписью: «ДОМ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ. ПАНСИОН».
– Так мы назвали нашу маленькую гостиницу, – пояснила Ирина. – Здесь уютно и тепло людям, ставшим по разным причинам одинокими…
Она не знала, говорить ли им, что здесь живет Макс, скорее всего, Гуля знает… Она пока ничего не скажет. (Макс не писал, где он живет: снимает квартиру. А письма они писали ему на почтовое отделение.)
Ирина нервничала. Приезжие вызывали у нее опасение. Такие женщины, как Капитолина, впадают в истерику мгновенно. Неизвестно, как она воспримет нынешнюю Сонечку. Какой она была, Ирина уже хорошо представляла себе. Она видела триптих у Кирика, с ним познакомил ее Касьян. Он сказал: «Вы хоть и видели фото с купленной мною скульптуры, но вся правда – здесь, в этом триптихе».
Гуля выглядела несколько хмурой и недоверчивой, но ее прелестное личико говорило о том, что человек она добрый и неглупый. Хорошо бы отправить Капитолину хоть на полчасика и поговорить с девушкой.
Ирина ввела гостей в зал, предложила чаю, кофе, а если они голодны, обед…
Гуля нервно сказала, что хотела бы привести себя в порядок, а потом, если это несложно, увидеть Сонечку.
Ирина заметалась. Она поняла, что Гуля не собирается сейчас вести с ней беседу.
А Капитолина была растерянна. Она думала, войдя в этот дом, увидеть свое сокровище.
– Отлично, сейчас я провожу вас в ваши номера, и мы встретимся с вами здесь через… – Она посмотрела на Гулю: – Часа вам хватит?
Гуля кивнула, что-то уловив. Капитолина же расстроилась.
Но Ирина Андреевна ее успокоила – и тут же к Сонечке!
Провожая девочку, Ирина сказала:
– Гуля, максимум пятнадцать минут – и я жду вас внизу. Мне необходимо вам… кое-что разъяснить, чтобы вы помогли мне, Соне и ее маме…
Гуля вздрогнула. Да, она видела, как эта дамочка металась и какой заморенный стал у нее вид, это она при Капитолине держалась! Значит, что-то серьезное. Она обещала спуститься через десять минут.
Ирина без сил спустилась вниз и села за столик – она уже едва справлялась. Касьян, конечно, хорош! Сначала ничего ей не говорил, теперь взвалил на нее самую страшную часть.
Тяжко смотреть на бедную Капитолину и на Гулю, которая переживает нисколько не меньше, только держится. А ведь еще явится Макс! Хорошо, Касьян придумал ему какое-то задание, чтобы тот отсутствовал…
Вдруг Ирина рассердилась на всех! На Соню, из-за которой вся эта суета! На Касьяна, на Кирика! И на Макса! И на этих двух, которые видят в ней почему-то своего врага. Гуля в особенности.
Ничего себе положение! А впереди встреча с неузнаваемой Соней…
Вниз спустилась Гуля. Она переоделась, причесалась, чуть подкрасилась и была свежа и хороша, как майская роза… Очаровательная девчушка, подумала Ирина, подивившись, как это хрупкое нежное существо могло настолько полюбить уродливую и сумрачную Соню, чтобы противостоять такому сумасшедшему, как ее братец Макс?! Девочка ангел, да и только! И вдруг Ирина уверилась, что если тут Гуля, все должно быть хорошо.
Присев к Ирине, Гуля поинтересовалась:
– Что вы мне хотели сказать?
– Я хотела говорить именно с вами, Гуля. Ведь дело очень запутанное…
– Она ранена? – спросила Гуля.
Ирина удивилась:
– Кто? Вы думаете, Соня? В моральном смысле да, а так вполне здорова.
– И Макс тут не замешан? – снова строго спросила Гуля.
Ирина на секунду замялась, но тут же ответила, как на уроке:
– Нет, в том, о чем вы думаете, нет. Хотя… Но это уже в плане философий, – попыталась она улыбнуться. – Так вот, Гулечка, выслушайте меня. Вам предстоит довольно сильная встряска. Соня стала неузнаваема. Сейчас расскажу, не спешите! Ей сделали уникальную операцию, и она стала красавицей. Вы ее не узнаете. Она очень изменилась. Она же и вправду работала манекенщицей в нашем престижном Доме «АК», но теперь… Соня под следствием. Ей вменяется, или как там говорят, непреднамеренное убийство… – Ирина посмотрела на Гулю, но та сидела молча, внешне спокойная, и только краска медленно заливала ее лицо.
Вдруг Гуля попросила:
– Идемте к Соне, это близко? К ней можно?
– Конечно! Она пока у меня в квартире, тут, напротив. Идемте. А если выйдет Капитолина?.. Сделаем так. Я вас оставлю вдвоем с Соней, а сама пойду сюда ждать ее. Хорошо?
Дверь открыла Сонечка. Она приоделась, подкрасилась – последнее время от всего пережитого побледнела и исхудала, но стала еще красивее. И хотя Гуля была предупреждена Ириной, она не смогла воспринять эту красивую, уверенную в себе, шикарную молодую женщину Сонечкой. Все равно ей виделась именно Сонечка, только лучше… А как лучше, этого Гуля представить не могла.
Она поздоровалась и посмотрела на Ирину Андреевну. Даже Сонечка, в ее убийственном настроении, засмеялась, сказав:
– Здравствуй, Гулечка, это я, твоя Соня…
Гуля, не откликнувшись на Сонечкин призыв, отшатнулась, словно боясь, что та ее поцелует или обнимет.
У Ирины упало сердце, но она взяла себя в руки, весело проговорив:
– Ну что ж, девочки, я вас оставляю – вам есть о чем поговорить. Подожду твою маму, Сонечка, она переодевается с дороги.
Соня умоляюще сложила руки:
– Ирина Андреевна, пожалуйста, задержите ее немного, мне с Гулей действительно надо о многом поговорить…
– Постараюсь, – коротко ответила Ирина и вышла, заметив, что Гуля так же стоит у порога и не собирается проходить в комнаты.
Соня повернулась к Гуле, лицо ее сморщилось, она заплакала и кинулась ей на шею. Тихонько поглаживая ее по спине, Гуля думала о том, что это или чужая девица и тут какие-то махинации, а Сонечки нет в живых, или, если заставить себя поверить, то эту Сонечку она любить не сможет и ничего для нее делать не будет. Не потому, что Гуля такая злая, а потому, что она не чувствует, что это ее Сонечка!..
Ей совсем не хочется выслушивать историю этой девицы – врать будет!
Гуля тихонько освободилась от Сониных рук. Соня ощутила эту скованность и холодность подруги. Однако она надеялась растопить Гулино мягкое сердечко воспоминаниями, рассказом о своих злоключениях, о Максе, Кирике – обо всем… Гуля не сможет не поверить, что она – Соня!
Чем больше бормотала Сонечка об их жизни в Ростове, о Сусанке, маскараде, своей любви к Максу, тем холоднее становилось у Гули на сердце, тем меньше сомневалась она в том, что это – не Соня. Может быть, и Соня, но Гуле она чужая, и даже неприятна.
Они прошли в комнату. Соня затащила Гулю почти силком. Поставила на стол бутылку итальянского вина и приготовила кофе… Гуля оставалась каменной. Она ничего не спрашивала, слушала молча, не ахала, не охала, как было раньше, когда Сонечка посвящала ее в свои замыслы.
Наконец Сонечке это надоело, и она, прервав на половине свой рассказ о художниках, спросила:
– Ты так и будешь сидеть, надувшись, как Максик? Ты такая дурная? Не веришь, что я Соня?
– А что… ты хочешь от меня?
Сонечка смутилась. Она не думала, что разговор перейдет вот в такую плоскость. Касьян и Кирик обещали ей, что сами будут говорить об этом с Гулей…
А тут? Придется отвечать ей? Нехорошо получается: высвистала на свою защиту всех, а раньше хоть бы слово написала… Но тут же себя оправдала: «Сколько у меня всего было! Я в себя пришла не так давно…»
– Хочешь всю правду? Пожалуйста. Ты будешь с моей стороны на суде. Ничего тебе не надо врать, не думай. И обелять меня тоже не нужно. Просто расскажешь, как мы дружили и как… с Максом – о его ненависти ко мне. И все.
– Бить на эмоции? – спросила насмешливо Гуля.
– Но ведь ты даже не знаешь, за что меня будут судить! Хоть бы спросила! – закричала Сонечка.
– Мне неинтересно, – ответила Гуля. И было видно, что она не притворяется. – Знаешь, – сказала она, глядя в глаза Сонечке, – я не буду выступать. Я сегодня уеду. За меня все расскажет Тамара, она завтра прилетает. Так что свидетель у тебя будет.
– Ты мне не веришь?.. – прошептала Сонечка.
– Не знаю, – ответила Гуля, – но думать об этом не хочу.
Гуля встала. Сонечка была вне себя. Она даже предположить не могла, что все так повернется. И крикнула вслед Гуле:
– Ты в обиде, вот почему все!
– Я бы обиделась на ту Сонечку, а на тебя? Чужую? Что мне обижаться? – ответила ей бывшая подруга.
Сонечка осталась одна. Она даже плакать не могла, так разозлила ее Гуля! Теперь мама придет!.. Что с ней будет? Мужики дураки все. Ну что они понапридумали? Это все Касьян, чужой ей человек и ее ту — не знал… А ведь и Кирик сказал ей, что ее не любит…
Пошли они все… Ей никто не нужен. Никто. И пусть ее никто не защищает! Наплевать! Ну сядет она в тюрьму… Если все от нее отвернулись, то что ей тут, в их обществе, делать?..
Гуля вошла в зал и увидела Ирину. Она хотела незаметно пройти наверх, но Ирина окликнула ее:
– Гулечка, присядьте ко мне на минутку.
Гуля подошла, но не села, сказав:
– Ирина Андреевна, у меня голова разболелась, я пойду полежу.
Ирине безумно хотелось узнать об их свидании с Соней, но вид Гули не располагал к беседам. Ирина, вздохнув, откликнулась:
– Конечно, идите, Гулечка, – и не утерпела: – Все в порядке?
– Конечно, – улыбнулась Гуля, но глаза ее говорили о другом.
…Странная девочка, подумала Ирина, неужели на нее так подействовала новая Сонечкина внешность? Наверное. Ну, пусть придет в себя, не надо ее пока трогать…
Капитолину после встречи с дочерью пришлось положить в больницу.
Суд состоялся. На нем блестяще выступил известнейший адвокат. Убедителен и эмоционален был художник Кирик Успенский, выступивший в роли свидетеля защиты. Хорошо говорила Тамара, соседка подсудимой из Ростова.
Женщины в зале откровенно плакали. Сонечка была в полуобморочном состоянии. И все поняли, что перед ними не злоумышленник, а несчастный, искалеченный, запутавшийся человек.
Макса, Гули и Капитолины на суде не было. По этому поводу все осуждающе перешептывались.
Присяжные вынесли свой вердикт: не виновна.
Прошло время. Макс уехал в Ростов, больше не пытаясь увидеться с Зиной-Сонечкой. Касьян, увидев Гулю, придумал себе новую любовь и собирается слетать в Ростов, поговорить с Гулей о Соне, что здесь так и не смог сделать. Но зачем говорить, когда дело закрыто?..
Кирика часто видят с Сонечкой. Не сказать по их виду, что у них роман, но им хорошо вдвоем. Ходят слухи, что Макс женился на Сусанне.
А Капитолина отошла не скоро. Снова увидев свою красивую дочь, она тихо заплакала, а потом стала любоваться, повторяя:
– Говорила я всем, что дочка у меня – красавица. И бабка ее про то знала…
