Текст книги "Пистолет и Роза (СИ)"
Автор книги: Ксения Туманская
Соавторы: Anastasia Extrano
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– Разберемся, – вздыхает Ник. – Сэм иногда бывает невыносим.
– Иногда? – вопрошает Амелия, гневно всплеснув руками. – Да он вообще не замолкает!
– Иногда – когда его нет рядом, – усмехается Стив, похлопав по плечу родственницу. Амелия фыркает.
– Все нормально? – тихо спрашивает Фьюри, когда мы движемся по коридору. Роджерсы как всегда препираются, вышагивая впереди. – Приступы не повторялись?
– Нет, – произношу я, прокручивая в голове все те попытки придушить Амелию. – Не повторялись.
– Хорошо, – довольно изрекает он. – Но я все же дам тебе таблетки. Мало ли, – мужчина замолчал. – На этот раз я отдам их лично.
– Ник, – зовет Фьюри Стив. – Как скоро мы сможем приступить к операции? Руки чешутся.
– Как только мы все проверим и убедимся в точности, – отчеканивает он, глядя куда-то в сторону.
Кабинет Фьюри не изменился; в точности такой же, каким я его помню. Единственное изменение – пустынность. Обычно в этом помещении люди шныряют туда-сюда, работа, кажется, никогда не прекращается, но сейчас здесь пусто.
– А где все? – интересуется Стив, оглядев кабинет.
– Собрание на тридцать девятом, – Ник сделал неопределенный жест рукой. – Я попросил не беспокоить нас некоторое время.
Амелия уселась в кресло, стоящее неподалеку от захламленного стола Фьюри, Стив сел на стул напротив Ника, – я примостился рядом с другом.
– Что ж, – начал Ник, оглядывая всех своим глубоким взглядом. – Амелия, расскажи, что тебе удалось узнать, – и добавил: – Пожалуйста.
Амелия тихо усмехается, откидывается на мягкую спинку кресла и начинает свой рассказ. Она буквально тонет в огромном кресле, кажется почти крошечной.
– Как вы знаете, взломом этой пресловутой системы безопасности я занимаюсь уже долгое время, и это дает результат. Полагаю, очень скоро я полностью хакну их базу и смогу, наконец, узнать, что хранит ГИДРА. Надеюсь, там нет порнографии, – на отпущенную Лией шутку Стивен лишь качает головой. – Но мне надо будет посоветоваться со Старком в кое-каких вопросах, – Фьюри кивает. – Так что, ребятки, скоро мы надерем задницы ГИДРЕ!
– Не выражайся, Амелия, – журит Роджерс. – Это не культурно.
Лия в ответ показывает ему язык. На губах Ника заиграла легкая улыбка, которую увидеть – большая редкость.
– Воссоединение Роджерсов – это так трогательно, – ухмыляется он и тут же вновь становится серьезным. – Значит, план действий такой: сегодня я позвоню Старку и предупрежу, что вы к нему наведаетесь; вы же знаете, как он не любит незваных гостей, – Стив морщится, будто вспоминает что-то неприятное. – А сейчас идите по домам. В гараже стоят машины – выбирайте любую и езжайте в… – его перебивает Амелия.
– А можно мы в Бруклин? Сто лет там не была, – тараторит она. Глаза Роджерс блестят от возбуждения. Загорелась новой мыслью. Теперь не успокоится, пока не реализует.
– Конечно, – соглашается Ник. Ловлю себя на мысли, что он готов во всем потакать этой девчонке, как собственному ребенку. И тут же понимаю, что я тоже попал под влияние блондинки. – А ты, Стив, останься. Нужно обсудить кое-что.
Роджерс молчаливо кивает и, обняв меня, а следом и Амелию, сосредоточенно уставился в окно.
– Я позвоню Вам утром, – напоследок говорит Ник, подходя к Стиву.
– Наконец, – тянет Амелия, как только ее нога ступает за порог кабинета Фьюри. – Я так хочу жрать, что готова кидаться на людей.
До нас долетает приглушенная фраза, которую любит повторять Роджерс-старший: «Не выражайся, Амелия», отчего девушку скручивает пополам от истерического смеха.
Комментарий к Глава 6. Джеймс
Сегодня без эпиграфа)
========== Глава 7. Амелия ==========
И он был наркотиком для неё,
Без имени, цен и доз.
Он знал, что разлука возьмёт своё
И ввёл ей двойной наркоз
Из слов и касаний, движений губ,
Спонтанных немых минут…
Я была безумно рада расстаться с париком, от которого жутко чесалась голова, и распустить собственные волосы, не преминувшие тяжелыми волнами упасть на плечи. Блаженство. Пожалуй, за всю поездку это единственный положительный момент.
Попытки Стивена наладить контакт разбивались об мой сарказм. Он набивается мне в дядюшки, но его не было рядом, когда не стало родителей и я больше всего нуждалась в ком-то близком. Мозгом я понимаю, что это не его вина, все-таки он вернулся к жизни в год моего поступления на службу, а это было спустя три года после автокатастрофы, унесшей жизни Мелани и Филиппа Роджерсов. Но почему-то я продолжаю вести себя как ребёнок и обижаться.
Но и просто мы не сошлись характерами с кэпом. Разные взгляды на мир и все такое.
– Мне нравится вот эта, – я ткнула пальцем в сторону чёрного Chevrolet Tahoe. Мы с Зимним солдатом благополучно смотались из офиса Фьюри, который ехидно так переводил взгляд глаза с мужчины на меня и обратно. Этот же раздражающий взгляд я заметила и у Стивена. Только знать бы, что он означает. – И я за рулём.
– У тебя нет водительских прав, – хмыкнул Барнс, кидая на меня косой взгляд. – И ты неуравновешенная, водить не можешь.
– Да я даже выражаться теперь нормально не смогу! – я негодующе всплеснула руками. – Услышь он нас во время тренировки…
– Воспитательная беседа о культуре речи для тебя, а для меня часовая тирада, что с тобой надо быть мягче и аккуратней, – хрипловато рассмеялся Джеймс. Я вздрогнула – ласкающий слух смех – редкость.
– Я очень хрупкое и ранимое создание, – я старательно изобразила святую невинность, опуская голову и шаркая ногой по бетонному покрытию парковки.
– Стул тоже был хрупким и ранимым, – иронично напомнили мне с смешинками в льдистых глазах.
– Будь ты со мной мягче и аккуратнее, умерла бы от скуки. Да и вытерпеть меня и ни разу не попытаться пристукнуть, это каким терпением надо обладать, а…
– Вот и не будем нарушать традицию, вали на пассажирское, Роджерс, – закончил обмен колкостями мужчина. Я надулась, буркнула, что иногда можно и уступить и позволить мне наслаждаться мелкими радостями жизни. Открыла дверцу автомобиля и плюхнулась на сидение. Проследила хмурым взором исподлобья, как Джеймс усаживается на водительское место этой красотки и заводит мотор. Грустно вздохнула. Нет реакции. Вздохнула ещё грустнее. Не помогло. Приготовилась к самому душераздирающему вздоху…
– Не старайся, – посоветовал Барнс с лёгкой усмешкой. – Я на это не поведусь.
– Нью-Йорк дурно на тебя влияет, – заметила я. – Улыбаешься, смеёшься. Или это все кэп? «Я так рад тебя видеть, Баки»! Звучит двусмысленно. А откуда взялось это «Баки»?
– Бьюкенен, моё второе имя, – коротко пояснил он, выкручивая руль на повороте при выезде с парковки. – Это сокращение.
– А можно и мне тебя так называть? – полюбопытствовала я и принялась произносить имя на все лады, пробуя его на вкус. На десятом разу меня наглым образом перебили и заявили, чтобы я звала его Джеймсом. – Почему?
Я кинула взгляд в окно, мы отъехали довольно далеко. Магистраль была почти пустой, что удивляло. Обычно тут пробки в любое время суток.
– Мне нравится, когда ты зовешь меня по имени, – сознался мой спутник, хмурясь. Видимо, это признание далось ему не легко.
– А мне нравится, когда ты зовешь меня Лией, – я улыбнулась. – Меня никто так не звал.
– И никто не будет, – мне подарили белозубый оскал, я непонимающе изогнула бровь. – Это моя привилегия. И если уж кто и прибьет тебя, это буду я.
– Хм, – много значительно протянула я, пряча улыбку в уголках глаз. – Заявляешь свои права на меня? Если хочешь, можем составить договор, что в случае чего пулю в лоб ты всадишь мне сам?
Мужчина сжал руль до побелевших костяшек правой руки и до скрипа бионики, всматриваясь в ленту асфальта, тянущуюся на километры вперёд. Кажется, я его задела.
– Прости, это нервное, – тяжело выдохнула. – Не контролирую, что болтаю.
– Ты всегда это не контролируешь, – автомобиль плавно свернул на обочину. Что происходит? Что он творит вообще? – Ты хотела серьёзный разговор? – кивнула в ответ. – Ладно. Я начну. Я не хотел быть твоей нянькой. Поначалу ты меня сильно раздражала. Потом я начал привыкать к тому, что ты рядом и не отстанешь просто так.
– К чему ты ведешь? – вставила я слово в его отповедь.
– Мне спокойнее, когда ты в поле моего зрения. Мне нравится тебя касаться и разговаривать с тобой, – мужчина повернулся ко мне. Льдисто-серые глаза опасно сверкнули в темноте. Почему-то мне захотелось вжаться в угол и не высовывать носа. Однако я выпрямила спину и чуть приподняла подбородок. Бояться? Ну уж нет.
– «Но»? – подсказала я. В горле пересохло, сердце сделало кульбит и ухнуло куда-то вниз. Видимо, решило погостить у желудка. Всегда есть какое-то «но».
Было бы очень глупо лгать себе в том, что Джеймс мне безразличен. Меня тянет к нему. Чем он ближе, тем сильнее понимаю, что он для меня наркотик. Все началось, когда он позволил держать себя за руку. Со временем мне стало этого мало. Любой наркоман нуждается в дозе. Я – не исключение.
Барнс какое-то время следил на сменой выражений моего лица во время мыслительного процесса. Я лихорадочно строила цепочку возможных событий. Ничего толкового не придумывалось и от этого становилось не по себе.
Мужчина покачал головой, поймав полный безысходности взгляд, и заправил мне прядь за ухо. Поддался чуть вперед. Я попыталась дернуться назад, но не успела. Джеймс зарылся пальцами в мои волосы на затылке, чуть сжимая их у корней, и не дал мне возможности отодвинуться. Я замерла, не знаю, куда девать взгляд. И не нашла ничего лучше, чем уставиться ему в глаза. Оплошность осознала лишь, когда начала тонуть в серых с голубыми искорками омутах. Мой личный лондонский туман в Америке.
Я не знаю, сколько мы так просидели, не шевелясь. Забывая дышать, я ощущала его горячее дыхание на своем лице. Друг к другу мы потянулись одновременно, встречаясь губами в поцелуе.
Барьеры рухнули. Мужчина притянул меня бионикой за талию к себе ближе, я обвила руками его шею. Я буквально слышала грохот, с каким упала стена между нами. Стена здравого смысла, логичности и самовнушений, что это ошибка.
Ошибкой было бы сдерживать себя.
Запах его кожи, настойчивые губы сносили крышу, и та, шурша черепицей, помахала мне ручкой. Жар и острота ощущений заставляли льнуть к Джеймсу сильнее и с таким же пылом отвечать на поцелуи, отзываться на прикосновения.
Безумие тянулось вечность длительностью в несколько минут. И ужасно не хотелось, чтобы оно прекратилось.
Он провёл кончиком языка по моей нижней губе, зализывая крошечный прокус, который сам же сделал, дразня. Я чуть приоткрыла рот, позволяя ему хозяйствовать, чем он и воспользовался.
Мы опомнились, когда я весьма недвусмысленно сидела на коленях Джеймса, упираясь поясницей в руль.
Тяжёлое сбившееся дыхание, блестящие потемневшие до стального оттенка глаза и покрасневшие от поцелуев губы выдавали его с потрохами. Барнсу понравилось то, что только что произошло.
– Это… – прошептал он.
– Давай просто посидим так минутку? – попросила я, проводя пальцами по шоколадным локонам, пропуская их через пальцы, наслаждаясь моментом. Коснулась губами скулы мужчины.
– Это больше не должно повториться, – закончил Джеймс. Внутри что-то оборвалось. Я выпрямилась, как натянутая струна.
– Что? .. – выдохнула я, изумленно вглядываясь в его лицо, застывшее, словно маска.
– У меня нет чувств к тебе, – добил меня он, – только физическое влечение. Обычная физиология, ты на данный момент единственная женщина в моём окружении, а у меня давно не было секса. Так что не выдумывай не существующего.
– Но… Но зачем тогда ты подпустил меня к себе так близко? Почему не выгнал, когда я впервые уснула рядом?! Зачем все это было?! – я еле сдерживала истерику и желание устроить мордобой.
– Чтобы ты доверяла мне, – коротко ответил Зимний солдат. Расчётливый мерзкий тип, играющий чувствами ради своей выгоды! Как я сразу не поняла, что этот тактик-профессионал делал все, чтобы облегчись себе задачу по охране моей особы?! Присматривать за существом, доверяющим тебе, гораздо проще! А я такая дура! Повелась так легко.
Я ещё покажу ему «доверие»!
– А ты продумал все на несколько шагов вперёд? – я сжала кулаки, вгоняя ногти в ладони. Боль вернула трезвость рассудку.
– Этого я не планировал, – честно ответили мне. – Сорвался. Будь добра, вернись на сидение.
Ненавижу! Ненавижу этот спокойный холодный тон!
Я перелезла на пассажирское кресло, не удержавшись и мстительно пнув Барнса коленом в бок. Он ещё не знает, что обиженная и отвергнутая женщина гораздо опасней любой ГИДРЫ.
С другой стороны – на что я вообще надеялась? Нет, я особо не помышляла о Джеймсе как о мужчине, больше как о друге. Но все же было глупо даже на миг представить, что у нас что-то получится.
Всю оставшуюся дорогу в автомобиле висела звонкая неловкая тишина. Зимний солдат был спокоен как удав, я же – мрачнее Дракулы. Не хватало только персональной грозовой тучки и дождика.
– Налево, – кратко скомандовала я. Барнс крутанул руль. – У следующего дома остановись, – подчинился.
Дождавшись, пока машина затормозит, я распахнула дверцу и выбралась наружу, вдыхая прохладный ночной воздух. Вдалеке нестройно завыли собаки в приюте. Можно мне с ними поскулить? Такой жалкой я себя ещё никогда не чувствовала.
135 дом по Краун-хайтс встретил меня воспоминаниями. На втором этаже располагается моя первая личная жилая площадь. Именно в эту квартиру нас вместе с Джессикой заселили при поступлении на службу. Я не была тут два года, а после смерти подруги вообще старалась избегать Бруклин.
Эй, Джесс, как ты там? Попала в чертов Рай, как хотела? Я скучаю по твоим колкостям. Подскажи, что мне делать и куда идти? Ты всегда была просвещеннее меня по части взаимоотношений.
Перед глазами встала сцена из прошлого.
– Эми, подойди к нему и пригласи на коктейль, – я покосилась на высокую с убранными в ракушку медовыми волосами девушку, весело ухмыляющуюся. Перевела взгляд на милого молодого человека в сером костюме-двойке в паре десятков метров от нас и вздохнула. – Ты уже неделю на него пялишься, я же вижу! Он старше всего на два года и идеально подходит тебе, – подруга ловко расстегнула две верхних пуговицы на моей клетчатой рубашке, взбила блондинистое каре и с силой толкнула меня. Я от неожиданности влетела в объятья молодого агента, успевшего вовремя среагировать.
Джессика была как всегда права. Целых полгода я провстречалась с Крисом. И все было бы чудесно, если бы он не сделал мне предложение. Я испугалась, какая речь о замужестве, если мне только двадцать и я толком ещё не жила?
Тряхнув головой, я отогнала воспоминания и уверенно отворила подъездную дверь. Буквально взлетела по лестнице на второй этаж. Нашла в боковом кармане рюкзака связку ключей и принялась искать нужный. Металлическая роза, подарок отца на четырнадцатилетие, гулко брякнула.
Наконец, я вставила ключ в замочную скважину и сделала два оборота по часовой стрелке. Распахнула дверь, чуть не заехав ею Зимнему солдату по лицу. А жаль, что не заехала!
Включила свет и прихожей и обнаружила записку на зеркале, в котором тут же отразилась встрепанная очень недовольная блондинка.
«Дорогая Эми! Ник знал, что тебя потянет сюда и попросил все приготовить к вашему приезду. Провиант в холодильнике. Взяла на себя смелость подобрать тебе несколько комплектов одежды на первое время. Надеюсь, понравятся. Твоя Мэрилин».
Мэрилин… Мы неплохо общались до моего побега в Лондон. Я даже могла бы назвать её приятельницей. Что ж, спасибо, Мер.
– Я в свою комнату, – бросила я Джеймсу. – Можешь выбрать между диваном в гостиной и синей спальней.
– Амелия, – окликнул мужчина. Я не отозвалась, быстро прошла к нужной межкомнатной двери из светлого дерева и открыла её.
Барнс пойти за мной не успел, я с великой радостью громко захлопнула дверь перед его носом.
Сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Не помогло. В груди клокотало, задетое эго молило о мести, надколотое сердце просило утопить все в слезах. А трезвый до боли разум предлагал заняться работой. Я терялась в собственных желаниях и эмоциях, так много их было.
Нащупала на стене выключатель и потеряно осмотрелась. Просторная комната делилась на два сектора – работа и отдых. Первый являл собой кремовые обои, большой компьютерный стол, приставленный к огромному окну, компьютерное кресло и узкий, да высокий книжный шкаф из светлого дерева в углу. Зона отдыха же обозначалась бледно-салатовым цветом стен, двухспальной кроватью с высокой резной спинкой, изящным прикроватным столиком и платяным шкафом. Разбавляла все боксёрская груша, подвешенная в углу за дверью. В каждой спальне своя ванная комната. Щ.И.Т. всегда заботился, чтобы ценным кадрам доставались хорошие вещи, о чем красноречиво говорило и обилие навороченной техники на столе.
Сбросив рюкзак на пол, я двинула кулаком по груше. Ещё и ещё, заставляя её раскачиваться на крюке. Мах ногой и красный цилиндр почти врезался в стену. Я наносила удар за ударом, не замечая злых горячих слез, катящихся по щекам.
– Лия! Что происходит?! – раздалось из коридора. Я замахнулась для удара. – Открой дверь!
– Не называй меня так! – заорала я, впечатывая кулак в грушу.
– Я выломаю дверь к чертям! – вызверился Зимний солдат.
– Свали, будь добр, – рыкнула я, смахивая с лица влажные от пота и слез волосы. Костяшки сбиты в кровь. – Я хочу побыть одна. В отличии от тебя, я чувствую.
Удаляющиеся шаги. Спасибо за понимание!
Я вползла в ванную комнату, на ходу раздеваясь и оставляя кровавые капли. Ярость уступила место усталости.
Несколько минут я тупо стояла в душевой кабине, смотря, как ярко-красная вода стекает в сток под ногами. Запрокинула голову, чувствуя горячие струи, больно бьющие по щекам.
Что мы имеем? Мы имеем некие чувства к Джеймсу Бьюкенену Барнсу. Любовь или нет – определить пока не выходит. Но во всяком случае это сильное влечение. И не только физическое. И от этого надо избавиться.
Эмоции, желание чувствовать всегда были моей слабостью. Моей ахиллесовой пятой. Лучше бы я ничего не чувствовала, меньше проблем было бы.
Закончив водные процедуры минут за пятнадцать, я выскользнула из душа и замерла напротив большого зеркала. Невысокая блондинка с покрасневшей от горячей воды кожей, на который отчётливо выделяются свежие гематомы и старые белесые шрамы. Ярче всего целая полоска белой кожи на позвоночнике, иногда жутко ноющая. Я никогда не была девушкой с обложки, ничем внешне не выделялась. Средне статистическая и незаметная, как и положено агенту.
Показав отражению средний палец, я покинула комнатушку и принялась переодеваться в пижаму, вытащенную из рюкзака. Закинула в платяной шкаф запасные джинсы, джемпер и несколько футболок, два комплекта нижнего белья. Окинула взглядом приготовленную Мэрилин одежду: штаны, футболки, рубашки и почему-то атласное чёрное платье с короткой пышной юбкой. И зачем оно мне?
«Мы пропустили твой день рождения в этом году. Лучше поздно, чем никогда, считай это подарком. Ник и Мэрилин», – гласила записка, приклеенная к плечикам с платьем. Фьюри ничего не дарит просто так, а значит, сия вещица мне пригодится. Например, в гроб положат красавицей.
Я завалилась на кровать поверх покрывала. Прикрыла на секунду глаза. Перед внутренним взором снова появилось поле с мертвецами. Вскрикнув, резко села, закрывая рот ладонями.
– Амелия? – он что, сидит под дверью?! Или прибежал на мой вопль?
– Уходи, – попросила я.
– Впусти меня, – потребовал из-за двери Барнс. Ага, разбежалась!
– Иди спать!
– У меня бессонница, – поделился он.
– На кухне должна быть аптечка, а там снотворное, – вздохнула я, подходя к преграде, не пускающей Джеймса в комнату. – Оставь меня одну. Пожалуйста.
***
Бессонница мучала не только Зимнего солдата. Стоило мне прикорнуть даже на минуту, мёртвые вновь появлялись. Лишь под утро, выпив порядка шести таблеток снотворного из аптечки в ванной, я задремала на полчаса.
Все-таки должна признать, спать в объятьях Джеймса было спокойнее, и кошмары меня не мучали. Но больше этого не будет. Ближе, чем на метр он ко мне не подойдёт без необходимости.
Разбудил меня дребезжащий мобильник. Фьюри, чёрт бы побрал этого пирата!
– Да?! – рявкнула я в трубку. Пробуждение не вызвало ни одной положительной эмоции. Голова ужасно болела, а тело ныло.
– Доброе утро, Эми, – поздоровался мужчина.
– Какого хрена в восемь часов утра? – прошипела я в трубку. – Я только уснула…
– И чем это вы с Барнсом занимались, что ты только уснула? – ехидно вопросил он.
– Уж не знаю, чем занимался Он, – буквально выплюнула я, —, а мне снятся кошмары. Снотворное не помогает. Если выпью ещё – будет передозировка. Давай по делу.
– Старк ждёт тебя к полудню, очень рад, что ты приехала. После четырех Мер хотела с тобой встретиться. И нам нужно обсудить вылазку за информацией.
– Хорошо, отменяй на сегодня все, кроме встречи со Старком, – тоном, не предполагающим обсуждения, попросила я. – С Мер я встречусь на днях, а ты приходи вечером в гости. С пиццей и сладким. Я не собираюсь мотаться в офис каждый день.
– Да ты охамела, мелкая, – рассмеялся Ник. Когда никого нет рядом, шеф позволял себе обращаться ко мне «по-домашнему». Он хорошо знал моих родителей и сам взялся за мою подготовку. – Ладно, будет тебе пицца и сладкое, маленькая наглячка.
Я хмыкнула и на этой дружеской ноте распрощалась с Фьюри. Впереди ждал очередной день, полный общения с кучей народа.
Бедная моя интровертная душа!
========== Глава 7. Джеймс ==========
Я не привык сдаваться. Моя жизнь пронизана моментами, в которых я мог бы опустить руки и послать все к чертям, но не сделал этого. И сейчас не сделаю. Перешагну через свое эго, выбью из головы Зимнего солдата и поговорю с Амелией.
Из-за закрытой двери послышался приглушенный крик, заставивший меня вскочить на ноги и мигом оказаться у двери Роджерс.
– Амелия? – аккуратно зову я, опасаясь того, что могло произойти.
– Уходи, – ответ не заставил себя ждать. Голос хоть и тихий, но уверенный.
Наглая девчонка.
Сжимаю кулак и медленно выдыхаю, успокаивая и засовывая куда подальше Зимнего солдата, который сегодня не дремлет и требует бионики на ее шее.
– Впусти меня, – требую я, стукнув кулаком в дверь.
– Иди спать! – это звучит как приказ. Черта с два я буду подчиняться маленькой взбалмошной девчонке, которая сует свой наглый нос не в свои дела.
– У меня бессонница, – признаюсь я скорее самому себе.
Я снова вижу кошмары. Меня пытают, почти разрывая на куски, потом я срываюсь в ледяную белую пропасть, крича что-то невразумительное, снова пытают… и так до бесконечности. Надоело просыпаться в холодном поту и не понимать, что происходит вокруг.
Иногда мне кажется, что мне здесь не место. Точнее, я в этом уверен. Мир прогресса и компьютеризации – это не мой мир. Мой мир – это музыкальные вечера джаза, походы на только что появившееся кино и война. Война, которая отняла у многих все, что у них было. Она отнимала жизни.
Она отняла ее у меня.
– На кухне должна быть аптечка, а там снотворное, – изрекает она.
На некоторое время становится так тихо, что я слышу шум собственной крови в ушах.
Сегодняшние… события, скажем так, сделали то, чего долгое время не было: они разбудили во мне машину для убийств. Зимний солдат взбешен тем, что Лия до сих пор жива. Я взбешен этим. Амелия не понимает того, что я опасен. Смертельно опасен именно для нее, ведь она самый настоящий источник моего раздражения. Ее совершенно нескоординированные движения, ее бессмысленные разговоры, даже ее чрезмерно частое дыхание выводит меня из состояния покоя каждый раз, когда она рядом. Каждый раз я сдерживаю себя, но знаю, что это не сможет продолжаться вечно.
Я срываюсь.
– Оставь меня одну, – тихо выдыхает девушка прямо за деревянной дверью, разделяющей нас. – Пожалуйста.
Сам не знаю почему, но я подчиняюсь. Бреду на кухню за озвученной Амелией аптечкой. Она находится в навесном шкафу на самой дальней полке, заставленная какими-то макаронами. Макароны – это, конечно, важнее какой-то человеческой жизни.
В инструкции сказано, что за раз можно выпить не более трех таблеток, иначе случится передозировка. И, как результат, летальный исход.
Насыпаю в ладонь целую горсть таблеток, – рука не смазана и плохо слушается, и смотрю на эти белые кругляшки, так быстро и безболезненно приносящие смерть.
Хочу ли я умереть? Да. Я отвечаю безропотно. Готов ли я к этому? Нет. Но в последнем случае я колеблюсь между «нет» и «не знаю». Прожить такую долгую жизнь и практически ничего из нее не помнить – это любого сведет с ума.
Я чувствую себя паршивее, чем сбежавшая в лес овца. Хочется разораться на кого-нибудь, выпустить пар, скопившийся за столь долгое время, но я продолжаю сдерживать себя. Наверное, по привычке.
Из предложенных Амелией комнат выбираю спальню, – все-таки это привычнее, но так и остаюсь стоять на кухне. Это навевает некоторые картины прошлых дней, которые хочется выкинуть из головы, но они намертво поселились там и еще долгое время не уйдут.
Сжимаю ладонь в кулак от нахлынувших воспоминаний. Где-то глубоко под бионикой гулко бухает сердце, больно сжимаясь при каждом ударе. Все-таки, сердце – это второй орган, который помнит, сколько мне на самом деле лет. Оно, как и мозг, не осознает того, что я заперт в клетке собственного тела.
Напоследок вылетает момент, когда я душил ее.
Я хочу повторения.
Открываю окно, чтобы впустить прохладный свежий воздух Бруклина.
Процедура обнуления – не такая плохая вещь, какой она кажется на первый взгляд. Выкинуть из головы все то, что было раньше и начать жизнь с нового листа – хорошая прерогатива. Особенно для таких, как я. Для монстров без прошлого и будущего.
Здесь все изменилось. Я начинаю привыкать к тому, как изменился мир. Все эти высотные здания, машины, в которых лошадиных сил больше, чем у всех тогдашних нью-йоркских машин вместе взятых, чернокожие люди, спокойно разгуливающие по улицам, – изменился даже менталитет, заставляют меня каждый раз вспоминать то, что было слишком давно, чтобы я так крепко это помнил.
Смотреть на Бруклин, который уже давно не тот, каким я его помнил, морально тяжело. Но мне приходится смиряться с этим, несмотря на то, хочу ли я этого или нет.
Решение приходит медленно, но так оглушительно, что я отчетливо слышу свое сбивающееся дыхание. В полном бреду, на автомате, иду в коридор, где, почти не следя за своими действиями, обуваю кроссовки. Выскальзываю за дверь, тихо прикрывая ее, когда хочется захлопнуть ее с такой сил, чтобы дом развалился на миллионы маленьких атомов.
Вдыхаю свежий, чуть пропахший гарью воздух Бруклина. Воздух – это, по-моему, единственное, что не изменилось здесь.
Быстрым шагом, почти срывающимся на бег, тенью иду по узким улицам района, который когда-то знал, как свои пять пальцев. Сейчас же только названия улиц, изредка мелькающие на столбах, напоминают о былом.
Я нахожу его сразу же. Вижу издалека и медлю, подходя ближе. Он почти не изменился. Тот же бежевый фасад, сейчас облупившийся, те же ставни, теперь, правда, с замененными окнами и белая лепнина, идущая по кромке здания. Мой дом. Дом, в котором я вырос.
Виски упрямо начинает сдавливать, но я плюю на это и продолжаю буквально пожирать глазами единственное, что наложило отпечаток на мою душу. Эти воспоминания слишком ценны, чтобы откладывать их в долгий ящик.
Помню, как мама ругала меня за то, что я со Стивом откололи кусок от цветка гипсовой лепнины. Виноватым был Стив, неуклюже бросивший камень в меня, – я успел увернуться. Тогда я поступил, как мне казалось, как мужчина – сказал маме, что это моя вина. Ох, и получил же я тогда…
Взлетаю по ступенькам и осекаюсь. Что я, черт возьми, делаю? Позвоню в дом и скажу, что жил здесь семьдесят лет назад? Меня сочтут за сумасшедшего и вызовут полицию в лучшем случае.
Заглядываю в окно точь-в-точь как в детстве, – в прихожей теперь все совсем по-другому, но перед глазами все равно встает тот высокий деревянный шкаф и стол, стоящие у нас в коридоре. Мама всегда убирала конфеты на самую высокую полку, чтобы я не смог достать. Но я был слишком хитер, как мне тогда казалось, и балансировал на стуле, чтобы достать сласти, которые мне было нельзя.
Медленно заношу ногу на верхнюю ступеньку и останавливаюсь. Я здесь вырос. Но это больше не мой дом. Того места больше нет.
Меня тоже не должно быть.
Сажусь на ступеньку и впиваюсь невидящим взглядом на противоположное здание. Раньше его здесь не было. Был пустырь, заросший колючей травой и водяная колонка, куда мама периодически отсылала меня за водой, когда я был совсем ребенком.
Сейчас нет ни пустыря, ни колонки, ни тем более мамы. Она умерла, когда мне не было и шести лет. Я отчетливо помню ее смех, – такой звонкий и заливистый, что хотелось смеяться самому.
Отгоняю смешанные воспоминания, разом нахлынувшие в голову. Мозг работал на износ; кажется, я даже слышу, как со скрипом крутятся шестеренки.
Встаю с холодного бетона и спускаюсь по ступенькам. Краем глаза замечаю ту выщерблину, которую мы проковыряли со Стивом в лепнине. Почему они ее не заделали?
Резко отворачиваюсь. Зимний солдат требует разнести к чертям собачим этот дом, чтобы камня на камне не осталось. Дыхание ускоряется и утяжеляется благодаря вмиг подскочившему пульсу, – аорта бьется с удвоенной частотой, а руки инстинктивно сживаются в кулаки.
Раз, два, три… Закрываю глаза и стараюсь восстановить дыхание. Семь, восемь… Открываю глаза и, повернувшись боком к дому, иду прочь. Десять. Я уже за поворотом улицы.
Вспоминаю лицо Лии в тот момент. Какой именно в указании не нуждается. Она смотрела на меня так, будто я сломал ее. Но она не хотела этого показывать. Упрямая девчонка.
Истинных мотивов моего поступка попросту нет. Это было спонтанное решение, возродившее на секунду во мне желание жить. Существовать только ради этих мягких настойчивых губ, отдающих ванильным привкусом. Как будто весь мир крутился вокруг них, и ничего в жизни больше не надо.
Сейчас нет ничего. Если только там, где-то на самом дне моей полусгнившей души гнездится чувство того, что это было неспроста. Но все чувства тут же подавляются желанием убивать. Почувствовать, что ты вершитель смерти; ощущать, как уходит жизнь из человека. И мне это важнее, чем жить.
***
Не знаю, сколько времени блуждаю по Бруклину. Нахожу себя только тогда, когда начинает светать. Небо медленно начинает светлеть, становясь багряно-синего цвета. Я настолько давно не видел рассвета, что забыл, насколько это красиво. Переход цвета от темно-синего к бордовому, а потом голубому – невероятно изыскано.
Без труда нахожу дом, в котором обосновалась Амелия. Заходя внутрь, я уверен в том, что она еще спит.