Текст книги "Связующие нити (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 40.Корпоратив

Был дождь. Подходя к порогу «Сожжённого моста», я увидела силуэт стоящей неподалеку девушки под зонтом. Мне показалось, что это Зарина, и я её окликнула, – но та испуганно исчезла.

На лестничных площадках не появлялось больше знакомого кресла, и надписей, говорящих о чём‑то, тоже. Чуть больше обычного было разложено на ступенях игрушек и чайников, а сегодня в пролёте между третьим и четвёртым этажом попался чемодан. На месте был только Нил, – первый раз за всё время совпало так, что мы пришли первыми.

– Привет, как прошли выходные?

– Гуляли с Диной по ночному городу. Трис говорил тебе, – у нас скоро будет помолвка.

– Нет, не говорил, – я, не включая лампы на своём столе, села на столешницу, – это здорово.

– Вы приглашены.

– С нас подарок.

– Подарок не обязательно, – Нил последовал моему примеру и сел на свой стол. – А так гораздо удобнее. Не чувствуешь себя офисным работником.

– Ты же Сыщик.

– Когда я расследовал последнее дело? Я и не помню.

В дверь вошёл Вельтон.

– А, доброй ночи! Значит, ты дежуришь.

Он ткнул в меня пальцем, а я недоумённо ахнула:

– Сегодня не моя очередь.

– Пульхерия наша заболела, она не придёт, и я загадал, что первым, кого я увижу, войдя, заменит её на сегодня.

– Нильс тоже здесь.

– Ты сидишь ближе к двери.

Сам Нил нарочито злорадно похохотал и потёр ладони.

– Да ладно, я, по сути, и не против…

Через десять минут влетела вихрем Зарина с двумя букетами, а потом, почти ровно к полуночи и Тристан.

– Вы видели? Кто‑то мокнет в нашем переулке совсем близко от Здания?

– Я видела.

– Как думаешь, посетитель?

Наша толпа вся аккуратно сгрудилась к окну и стала выглядывать за штору. Зонт был виден отсюда крошечной точкой, в стороне от фонаря, в тени.

– Надо вернуться, пригласить её…

– Нет, – возразил Вельтон, – хватит беспорядков. Все посетители должны сами войти в Здание, без провожатых, и сами прийти сюда! Я больше не позволю произвола.

Зонтик, как, заподозрив что‑то, – двинулся прочь.

– Ушла.

К обеду дождик не прошёл, и мне не очень хотелось идти в магазин. Это был не тёплый дождь, как будто не летний, и моросящий мелко, но густо, занудно зарядивший на всю ночь. Я записала, кому что купить и подошла к Трису:

– Что закажете, мосье?

– Хочешь, с тобой схожу?

– Хочу.

И мы пошли в магазин под его зонтом. Погода мне сразу стала казаться чудной, и я смело взяла Триса под руку.

– Ты всё ещё не передумала идти на корпоратив?

– Нет, а что?

– Что‑то мне муторно становится, как я подумаю об этом дне.

Погода тут же вернулась в свое мерзкое состояние, не прожив в чудном и двух минут.

– Всё будет хорошо. А почему ты мне не рассказал, что у Нила помолвка?

– Прости, забыл… – и Тристан улыбнулся.

Я взглянула на него, и поняла, что он не столько вышел со мной в магазин, чтобы составить компанию, сколько воспользовался случаем проветрить голову. Он был задумчив и молчалив.

На обратном пути мы увидели, что девушка с зонтом опять дежурит у Здания в сторонке. Посетительница колебалась, но, вспомнив навет нашего Архивариуса, мы не стали её звать. Пусть сама. Но в эту ночь в нашем агентстве так никто и не появился, и в следующую… и в следующую…

В пятницу в мою мастерскую заглянули две девушки – мои, теперь бывшие, ученицы. Они только что получили результаты последнего экзамена, и были обе счастливы, что прошли по баллам. Я тоже за них порадовалась и стала расспрашивать – кто ещё из их группы набрал проходной бал, про кого они знают? Не поступили четверо, – и слабым звеном для них оказались экзамены по основным дисциплинам, а не по ахр. Рассказав мне почти в подробностях – как прошла для них эта неделя, и, выплеснув все свои пережитые треволнения, студентки стали собираться уходить, но заметили мою работу.

– А, это я делаю пояс из кожи и браслеты, – я развернула почти готовое изделие, все детали которых были вырезаны, обработаны по краю и украшены выжженным узором. Мне оставалось только сегодня сделать для пояса и браслетов завязки. – Самое трудное – это вырезать.

– Ух ты! А как вы это сделали?

К моему удивлению девушки никуда не ушли, а, спросив разрешения, тут же засели с обрезками, пытаясь порезать что‑то для себя. Я порекомендовала начать с простых форм, и в итоге за три часа они сделали вполне приличные кулоны – подвески. И буквально через десять минут я соглашалась позаниматься с ними прикладным творчеством в то время как сама работаю в мастерской.

На следующий же день, субботним утром, моя группа пришла почти в полном составе, исключая юношей, и кожи на всех не хватило. Пошли в ход деревянные плашечки, которые остались от дверной разобранной шторы, и глина.

Это было свободное время, мастерской можно было пользоваться, экзамены прошли, – и я и они чувствовали себя настолько свободно, что я только к середине дня поняла, как быстро и как здорово пролетело время. Девушки галдели, обсуждали, прорисовывали, вылепливали и выжигали. Словно соскучившись по чему‑то простому и ручному, без всякой обязаловки, почти с жаждой делать и делать. Меня выкрикивали то с одного конца составленных вместе парт, то с другого. Я даже не нашла времени сесть за своё рисование, благо и пояс и браслеты я успела завершить до субботы. И мне самой было в сто раз интереснее, чем преподавать анализ художественных работ. Да, если быть совсем честной, то и преподаванием это занятие было назвать нельзя. Я уже не следила за дисциплиной, не прерывала отвлекающих разговоров, больше слушала и говорила о вещах, не касающихся искусства. И под конец этого стихийного собрания, я почувствовала, что за один день я, наверное, сблизилась со своими учениками больше, чем за все прошедшие месяцы.

Мастерскую, конечно, мы засорили хорошо. Но и также дружно убрались. Мои руки были опять пересушены глиной, подушечки пальцев затёрты клеем. Я долго оттирала их щёткой и мылом и сетовала, что никак не куплю тюбик с кремом на работу. И я была счастлива. Это был новый для меня день и новое чувство такого дружного творчества. Мастерской – с большой буквы. Все обещали прийти в понедельник. Чудесный, летний, солнечный понедельник – я стала ждать его с нетерпением, надеясь, что сегодняшняя атмосфера повториться.

– Замечательно выглядишь, – Трис вышел из комнаты и взглянул на меня тогда, когда я рассматривала свой наряд в фамильном зеркале.

– Браслеты и пояс я сделала сама, – обернувшись к нему, не удержалась, чтобы не поправить ему безупречно завязанный галстук жестом заправской жены, – хорошо?

– Очень красиво. Такие линии – твой конёк. Ты поэтому каждый день в мастерской задерживалась?

– Да, – соврала я, вспомнив, что гораздо больше уходило времени на подарок, ещё не готовый и на половину.

– Ну, что, идём? Ты готов?

– А ты готова?

– Уже.

– Тогда идём.

Сумки мы с собой не брали. Трис ключ и бумажник сунул во внутренний карман пиджака. Вызванное заранее такси ожидало нас у подъезда уже минут пять.

Ресторан, который фирма сняла полностью на вечер, находился в центре, как раз рядом с парком. Не очень далеко, но мы решили, что лучше на полчаса дольше поспим, а потом поедем, чем экономить деньги идти пешком. Летом в шесть вечера было ещё очень солнечно, но организм отказывался верить глазам, утверждая, что сейчас глубокая ночь и необходимо спать. Трис выглядел просто отлично, а вот мне пришлось простоять под прохладным душем минут пятнадцать, чтобы выглядеть свежей и отдохнувшей.

В платье и своих украшениях я чувствовала себя немного неуютно с непривычки. К тому же я подкрасила ресницы и распустила волосы. Рядом с Тристаном в его деловом костюме я смотрелась странно, образом скорее немного фольклорным, для танцев у костра, а не для корпоративного праздника в ресторане. Но, с другой стороны, – художникам можно. И его коллеги, зная род моих занятий, думаю, примут эту экстравагантность с терпением. За то я там буду такая одна.

Тристан был напряжён. У него отвердело лицо, так сосредоточенно он о чем‑то размышлял.

В ресторане все столики были сдвинуты вместе по три – четыре, и поделены на "островки". Места распределены. Наши с Трисом столик находился совсем недалеко от сцены, где уже играл живую музыку приглашённый квартет. Приятная, спокойная мелодия заполняла просторный зал, не мешая людям вести беседы, разбившись на группки и кочуя, пока не пригласили к столу, по свободной площадке посередине ресторана. Трис наверняка не знал здесь всех. Фирма включала множество отделов, и народу, на первый взгляд, было человек двести если не больше. Мы подошли к маленькой компании и Трис, поздоровавшись, представил нас друг другу. Начальник, с которым я говорила по телефону, оказался видным и энергичным. Степенности в нём было немного, и обрадовался он мне даже как‑то чересчур рьяно. Причина выяснилась практически тут же, когда Сильвестр упомянул, что пригласил Монику, и она должна прийти с минуты на минуту.

– Ах… Вот и она!

Мелькнувшая в моей голове догадка сразу стала для меня безоговорочной и не требующей никаких доказательств. Моё приглашение – это стратегически важный ход. Моника появилась, и Сильвестр тут же захватил её внимание, довольно бесцеремонно взяв под руку, и восхищённо забормотал витиеватый комплимент. Для него я должна стать тем балластом, который будет удерживать Тристана сегодня, да и самой Монике неплохо было бы взглянуть на Триса "под конвоем" супруги. Это стало для меня ясно, как день, в те считанные секунды, что Сильвестр вел её от двери в нашу сторону.

– Дорогая Моника, Тристана вы, конечно, знаете, но позвольте мне представить Гретт, его жену. Впервые за всё время она оказала нам честь, придя на корпоративный вечер…

"За всё время…" – саркастично повторила я в мыслях, и, сказав "очень приятно", протянула ей руку.

Как ни странно, но этот сюрприз меня нисколько не взволновал. Я с доброжелательной и, как бы ни о чём не знающей, улыбкой смотрела на объект страсти Триса и не чувствовала ни капельки ревности. Моника была не только красива, но и мила. Она казалась моей ровесницей, хотя была старше, казалась строгой и сдержанной, но не холодной. У неё были лучистые, карие и очень выразительные глаза, тёмные волосы, кремовая кожа и тонкая фигура. Взгляд, который она бросила на Триса, на мгновение казался растерянным, но потом она слегка кивнула головой и с улыбкой протянула мне свою ладонь для рукопожатия. Такими прекрасными и холёными руками восхитилась даже я, легко представив себе, как у Тристана замирает сердце от подобного совершенства.

Сильвестр тут же увел её, завершив все формальности знакомства, и я осталась под впечатлением приёма у знатных особ.

– Трис, какая досада, – я тронула его за локоть, – он специально это сделал: пригласил меня и её, чтобы тебе навредить.

– Не говори глупостей.

Он увел меня в другую сторону, знакомить дальше с коллегами из своего отдела.

Когда подали холодные закуски и салаты, и всех пригласили к столам, оказалось, что мы лицом к лицу сидим с Моникой, и нас разделяют всего метров пять. И как она прекрасно видела нашу пару, так и мы видели их с Сильвестром.

Потом Триса попросил на пару слов какой‑то знакомый, и он ушёл. Я и Моника украдкой посматривали друг на друга. Она отвечала на разговор Сильвестра, но я видела, что она невнимательна и даже слегка раздражена его болтливостью.

Сравнение с ней, которое терзало меня в мыслях прежде, теперь не доставляло мне ни малейшего душевного беспокойства. В ней читалась такая хрупкость и беззащитность, что я чувствовала себя гораздо сильнее. Монику хотелось защищать, как защищают нежный цветок. Нежный, но гордый.

Тристана давно не было, и я разволновалась. Отправившись его искать, я наткнулась на небольшой, хитро загнутый коридорчик весь в зеркалах. На одном из кресел, расставленных вдоль стены, я и заметила его сидящим и что‑то записывающим или зарисовывающим на маленьком листике. Я увидела его в отражении и остановилась, не доходя. Если бы он поднял голову и посмотрел по сторонам, он бы и меня увидел в каком‑то из зеркал.

Как же Трис был серьёзен. Волосы, которые он слегка уложил назад ради вечера, снова падали ему на лицо. Губы он поджал так, что исчезла характерная разница между верхней и нижней. А взгляд упёрся в листок с таким погружением, что сейчас он не заметил бы никого, хоть подойди к нему вплотную. Но я пока не подходила. Я рассматривала его со стороны и не могла не поддаться чувству, заполняющему всё моё сердце.

Когда говорят, что не могут без человека жить, то это и правда, и нет. Так называют само чувство, но если честно, то без Тристана я жить смогу. Если я буду знать, что отпускаю его от себя в счастье быть с любимой женщиной. Я хочу, чтобы был счастлив он, и не его вина, что причина этого счастья вовсе не я. Это будет и горько, и больно. Чувствуя, что не смогу без него, – понимаю, что смогу. И буду. Ради самого же Тристана. Отпустить нужно с лёгким сердцем, а не взваливать на родного человека жертву своей порушенной жизни, чтобы он до конца дней своих терзался чувством вины за то, что он сделал счастливый выбор, но выбор этот причинил кому‑то боль.

Я смотрела на Тристана, сдерживая в себе слёзы, и прощалась с ним. Потом собралась, проморгалась, завернула в зеркальный коридор и подошла.

– Трис…

Он сказал "М?", и не оторвался от своего занятия.

– Трис, – я заговорческим шёпотом и как можно бодрее произнесла: – я сейчас подойду к Сильвестру и скажу, что мне нужно срочно уйти. Под благовидным предлогом, конечно. Ты должен обломать ему все его коварные планы, а мое присутствие тебе явно здесь не поможет. Наоборот. Дай мне ключи, я пойду домой, – я улыбнулась, – а ты… Ты не отступай от неё!

Тристан медленно поднял на меня голову. Я улыбнулась ещё шире и протянула руку за ключами, требовательно похлопав сжатыми пальцами по самой ладони.

– Времени терять ни к чему!

Трис смотрел на меня во все глаза, и я совершенно не могла понять, что его взгляд означал. Вероятно, ошеломление.

– Ты слышал, что я тебе говорю?

Но он всё равно молчал. В самом деле, не лезть же к нему в пиджак за ключами самой?

– Да очнись же ты. Иди. Она ждёт тебя там как спасителя, а ты здесь за бумажками сидишь… я уйду и ты свободен в действиях.

Никакой реакции.

Я опустила глаза в пол, развернулась, и пошла обратно в зал ресторана. Даже без ключа, – пешком я дойду не до дома, а до Здания, и посижу подожду там до половины двенадцатого, пока откроемся. Не страшно. Главное, уйти отсюда поскорее, чтобы не травить себе душу.

Я нашла Сильвестра уже без Моники не за столом, а у бара, и сразу обратилась с извинениями:

– Так вышло, простите, что мне нужно уйти. Мне очень приятно было познакомиться с вами со всеми, но если я сегодня не успею закончить заказ, завтра меня повесят, – я похихикала также противно для себя, как и тогда по телефону.

– Как жаль, как жаль… даже получаса не прошло. У нас впереди замечательная программа.

– Без меня.

Лишнего расшаркиваться перед ним было незачем. Осталось только сказать последнее "до свиданья" и быстренько ретироваться.

– Гретт забыла уточнить, что мы уходим вместе, – обе ладони Триса обхватили меня за плечи.

– Как же так?

– Без неё мне здесь оставаться теперь как‑то не к лицу. Приятного вечера.

– Тебе не стоило этого делать, – шепнула я Трису, когда мы стали уходить, – тебе нужно…

– Слушай, что нужно, я и сам решу. Уходим.

Вот весь этот званный вечер и вышел. Столько о нем думалось, столько к нему всего готовилось, а в результате оба покидаем его, едва придя.

– Домой? – спросила я, видя, как Трис замешкался на ступенях.

– В магазин. Я денег взял не много, но на проезд и на что‑нибудь перекусить хватит.

– Так если не домой, то куда?

– Увидишь.

Он купил хлеба, плавленых сырков и баночку маслин. Потом на остановке мы сели и доехали до конечной, и там пересели на другой автобус, идущий до реки.

Когда я обнаружила себя, идущей за Тристаном по узкой тропинке к воде, я долго себя уговаривала поверить, что это правда. Очень странная и какая‑то бредовая, но правда. За всю дорогу мы ничего не обсуждали.

Шли наугад, куда тропинка выведет. И вывела она нас на травянистый пологий бережок, где лежали два брёвнышка со старым кострищем между ними, и одним упавшим деревом у самого края воды.

– Давай здесь посидим?

– Давай… везде же, наверное, так.

Здесь было посвежее, чем в городе, и, едва мы сели, я почувствовала, что зябну. Без спичек или зажигалки о костре и нечего было думать. Пожевывая всё в том же безмолвии хлеб с сыром, я уже считала, сколько времени займёт обратная дорога, чтобы не дай бог не засидеться здесь, и не застрять без возможности уехать. Хотелось бы прежде заглянуть домой и позавтракать по – человечески перед работой.

– А чего мы сюда приехали?

Робко спросила я, сидя с Трисом на одном бревне и смотря на реку.

– А помнишь, ты говорила, что не плохо было бы выбраться на пикник?

Я едва не поперхнулась.

– Это пикник?

– А что, плохо? Пусть немного спонтанный…

Ресторан со всеми его событиями и переживаниями отодвинулся для меня как за стенку, словно это или случилось очень давно, или не происходило вовсе.

Отказавшись от маслин, я встала, потопталась на месте, решила хоть немного пошевелиться для согрева, и пошла к дереву. Подошва по жёсткой ребристой коре скользила, и поэтому я забралась на ствол босиком, скинув обувь. Стала ходить взад и вперёд, смотря под ноги.

– Не упадёшь?

– Дерево широкое, – вяло откликнулась я, думая, что от такого массажа пяток, в другое время и в других условия получила бы даже удовольствие, ходить босиком по коре было приятно. – Трис, а ты чего вдруг именно сюда решил приехать? Какое‑то значимое место?

– Нет. Я помню, что сюда автобус едет.

– Понятно.

К зябкости прибавились ещё и комары.

– Давай домой, а?

– Тебе здесь не нравится?

– Нет. Тебе‑то хорошо. Ты в туфлях и брюках, а мне в босоножках все ноги крапива покусала. Ты одет теплее, и тебя, кажется, совсем не едят комары…

Кора под ногой отслоилась, и я вместе с этим куском плюхнулась в воду на четвереньки. Воды было сантиметров на десять. Но илистой и противной. Пальцы увязли в склизком. Платье было испорчено. Жизнь тоже. Поднявшись быстрее, чем подскочил Трис, я хотела было опереться на него, но тут же отдёрнулась. Вся ладонь была грязная и зелёная, он бы испачкался.

– И вообще, – продолжала я свою речь, – что за блажь? Неужели ты не понимаешь, где сейчас должен быть?

– Давай руку, не стой в воде.

– Она в грязи. Я сама.

Я решила, раз уж всё равно по колено вымокла, зайти подальше и ополоснуть ладони, а потом обойти дерево, а не перелазить. Вода была ощутимо холоднее в двух метрах от берега. Ноги так и сводило.

– Тебе что, не нужна эта женщина? – бросила за спину я, рассуждая совершенно спокойно. – Ты её любишь или нет?

Из‑за его молчания я обернулась. Тристан был то ли разозлённый, то ли раздосадованный, то ли просто скуксился от другого неприятного чувства, но разговор, судя по лицу, ему был очень неприятен.

– Прости, мне не стоило… я впервые в жизни влезла в сферу твоих личных отношений с кем‑то. Я больше не буду спрашивать тебя ни о чём, Трис. Это грубо вышло всё.

Меня охватило раскаянье и понимание, что таким вопросами действительно непозволительно копаюсь в его чувствах, которые ему не хотелось обсуждать. Я готова была заплакать.

– Мне хотелось, чтобы ты… чтобы тебе… – я сглотнула комочек, – чтобы у тебя всё было хорошо…

Голос предательски задёргался, но слёзы крепко ещё сидели внутри. Руки отмывались плохо, и ноги тоже увязли в иле.

– Да, приехать сюда, это как‑то… – он перешагнул дерево, зашлёпал по воде, подходя ко мне.

– Зачем? И в обуви!

Он отмахнулся:

– Без разницы. Тебя если силой не вытащишь, сама не пойдёшь, а вода не тёплая. – На руках он вынес меня обратно. – Всё, домой, не хватало, чтобы ты ещё простудилась из‑за того, что я тебя сюда притащил.

– Не настолько холодно, – виновато возразила я, наблюдая, как он закидывает в пакет еду такими быстрыми движениями, как будто это побег, а не уход. Я обулась. А Трис заставил меня надеть его пиджак.

Расставание с Трисом мне пока не грозило. По крайней мере, сегодня, и, может быть, завтра. В автобусе мы ехали с таким видом, будто оба выглядели прилично, и никто на нас косо не смотрит. Когда мы добрались до дома, уже темнело, был одиннадцатый час, и на отдых практически не оставалось времени.

– Прими ванну, – скорее скомандовал, чем порекомендовал он, – в понедельник и обувь и одежду сдадим в чистку. Выходные костюмы нам ведь теперь не скоро понадобятся.

Я не спорила и набрала ванну. Вода позеленела. Комариные укусы, крапивные ожоги и мелкие царапины защипали так, что захотелось их расчесать с яростью. Стерпев, я отмокала в горячем блаженстве, и всё думала о Трисе.

Я должна была не заметить этой встречи с Моникой. А ещё раньше – и имени её не упоминать. Не лезть. Не обращать внимания, – так же, как и в предыдущие случаи. Нужно было ждать. Теперь осталось только извиняться.

Уже в прихожей, когда он открывал дверь, чтобы нам выходить, я дёрнула его за рукав и сказала:

– Ты меня простишь?

– За что? – Трис вел себя, как ни в чём не бывало.

– Ну, за весь этот… спектакль. Я ещё раз хочу извиниться, – глаза я уставила в пол, потому что говорить и так было тяжело, а смотреть в глаза при этом просто невозможно, – за то, что влезла…

– Не стоит, Гретт…

– Нет, дослушай. Я знаю, мы не вмешиваемся в личную жизнь друг друга, у нас договоренность. И я должна объяснить тебе, почему я всё‑таки это сделала, чтобы ты правильно меня понял. Я не хотела тебе навредить, и не хотела, чтобы тебе было неприятно от моих слов или поступков, но так вышло. Мне показалось, что на этот раз у тебя всё по – настоящему серьёзно, ты изменился и это увлечение не похоже на предыдущее. Я стала думать, что близок тот час, когда мы с тобой разведёмся и разъедемся, а это меня… озадачило, напугало, и немного извело тем, что всё так повисло в воздухе – ты и не здесь, и не там. А мне ждать разрыва со дня на день в этой неопределённости так не по душе, что я решила вмешаться. Если всё правда, то лучше сразу сказать. И я прошу меня простить.

Трис молчал дольше ожидаемого, поэтому я подняла повинную голову и взглянула ему в лицо.

– Я изменился, – произнёс он удивлённо, – неужели?

И это всё, что он услышал из моего объяснения? Лицо его выражало какую‑то незлую насмешку, он скорее был весел, чем серьёзен, и, видимо, серьёзно отвечать мне не хотел. Уклонился от ответа. Но я продолжала без шуток:

– Да, ты последние недели так ушёл в себя, что я и забыла, когда ты открыто улыбался последний раз. Своей сдержанностью ты стал походить на неё, это было заметно, ты как будто самоустранился от всего, что тебя окружает, даже если что‑то и делал, то делал, думая о другом. В агентстве ты был с нами, но тебя как будто и не было, ты весь витал где‑то, ты больше не был свободен или расслаблен, ты превратился в другого человека, и… разве это не оттого, что теперь вся твоя жизнь сосредоточенна на Монике?

Тристан ухмыляться перестал. Схмурился, и опять молчал. Мне же нужно было от него услышать что‑то конкретное – что или убьёт меня, или подарит надежду.

– А как ты узнала её имя?

Мне захотелось Триса схватить за шею, и душить изо всех сил. Почему он не отвечает на вопрос? Почему он будто пальцем мне в сердце ковыряется, но не хочет поговорить откровенно.

Я сцепила зубы:

– Это несущественно. Я об одном только прошу тебя, как только что‑то решишь – скажи мне сразу. Не затягивай.