Текст книги "Из истории раннегреческого общества"

Автор книги: Ксения Колобова

5. Ликия и Фаселида

На юго-западном побережье Малой Азии, к востоку от о. Родоса и в непосредственной близости к нему раскинулась Ликия, страна, овеянная легендами с гомеровских времен. Впервые с ликийцами мы встречаемся в «Илиаде», где они выступают союзниками Трои; их вождями были Главк и Сарпедон.[904]904
  Il., VI.145-211; V.472-490. Единоборство Сарпедона с Тлеполемом: Il., V.633 сл.


[Закрыть] Геродот считал ликийцев племенем, родственным критянам,[905]905
  Her., I.173: ср. How and Wells, Commentary on Herodotus. Ι, стр. 133-134.


[Закрыть] и Сарпедон, по преданию, был братом Миноса, выселившимся в Ликию с Крита.

Ликийцев считали строителями киклопических построек Микен и Тиринфа в Арголиде.[906]906
  Киклопы, по распространенной версии предания, считались выходцами из Ликии; ср.: О. Treuber. Geschichte der Lykier. Stuttgart, 1887, стр. 51 сл. – Strab., VIII.11.1 (Треубер считает вероятным источником Страбона – Гекатея).


[Закрыть] С ликийцами же связывается предание о Беллерофонте, по имени которого назывались и отдельные демы в районе Ксанфа; там же помещали и его могилу. Существует мнение, что именно в микенскую Арголиду, в территорию которой входил и Коринф, миф о Беллерофонте (еще без связи с Пегасом) был занесен из Ликии.[907]907
  Один из демов ликийского города Тлоса назывался Bellerophonteios (ср.: ТАМ, II, 2, 548а, строка 12), в Ксанфе – Iobateios (ср.: ТАМ, II, 1, 283 в, строка 1-2; 309, строки 1-2, 6-7; 313). В руинах Тлоса было найдено изображение борьбы Беллерофонта, в Термессе – его укрепления. Гроб Беллерофонта находился, по преданию, вблизи Ксанфа. Ср. Treuber, там же, стр. 55 сл. Недалеко от Ксанфа Беллерофонт убивает химеру; о прибытии его в Ксанф ср.: FHG, III, 14 сл.


[Закрыть]

Предание о Химере, по-видимому, тоже связано с Ликией;[908]908
  Ср. Treuber, там же, стр. 62 сл.


[Закрыть] в Ликии была родина и Телефа.[909]909
  В области Патары был дем его имени, ср.: St. Byz., s. v. С его пребыванием в Патаре связано и его посвящение в Линдийской хронике (VIII). Совершенно очевидно, что здесь имеется в виду оракул, полученный Телефом от Аполлона в Патаре. По свидетельству Павсания (III.3.8), в храме Афины в Фаселиде находилось копье Ахилла, которым был ранен и позднее исцелен Телеф. Вероятнее всего, что эта реликвия довольно позднего происхождения и принадлежит к числу тех достопримечательностей, которыми жрецы заманивали народ в свои храмы. Между Паратой и Фаселидой существовала, по-видимому, конкуренция, ибо в Патаре, в свою очередь, показывали бронзовый котел, посвященный в храп Аполлона Телефом; ср.: Paus., IX.41.1.


[Закрыть] В Ликии же распространен был и малоазийский культ Аполлона,[910]910
  Треубер склонен видеть в Аполлоне ликийское божество; ср.: Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 73 сл. Грозный (В. Hrozny. Die älteste Geschichte Vorderasiens u. Indiens. Praha, 1941, стр. 183) правильнее говорит более обще об его малоазийском, может быть, хеттском, происхождении.


[Закрыть] рожденного, вместе с сестрой Артемидой, матерью Латоной. Это, пожалуй, единственный бог на Олимпе, вошедший в число 12-ти богов, как сын женщины, ибо отцовство Зевса – элемент более поздний и второстепенный.[911]911
  Это, может быть, указывает на страну, в которой еще были живы традиции материнского права.


[Закрыть] Имя Латоны мы встречаем почти на всех ликийских гробницах, где она призывается карать нарушителей покоя могил.

Древний оракул Аполлона в Патаре, действовавший лишь зимой (летом, по преданию, Аполлон удалялся на Делос), может быть, был не менее древним, чем делосский, который догреческого происхождения.[912]912
  Ср.: Her., I.184. – Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 82 сл.


[Закрыть]

Таким образом в древнейшие времена Ликия была тесно связана с микенской Грецией.

Однако, со времен дорийского переселения и в период малоазийской колонизации греков Ликия оставалась, в значительной мере в силу своих географических особенностей, труднодоступной и малоизвестной грекам страной.

Территория Ликии представляла собой соединение высоких и труднопроходимых горных хребтов с большими плодородными долинами. Древнейшими центрами ее культуры являлись, по-видимому, три долины, отделенные друг от друга горами. На востоке – долина Ксанфа, простирающаяся с севера на юг; на западе – долина Лимира, расположенная параллельно долине Ксанфа, и на юге – долина Мироса, реки, текущей с востока на запад. Высокое плато Эль-Мали на северо-западе Ликии, отделенное от ее восточных районов крутыми горными кряжами, по-видимому, лишь позднее стало также одним из центров, заселенных ликийскими племенами.

Не только внутри страны Ликия была разделена горами на отдельные, изолированные друг от друга районы. И с запада и с востока горы отгораживали ее от моря: на западе от ликийского Тельмесса до Пидн тянулись два горных, как бы продолжающих друг друга хребта, Краг и Антикраг; на востоке – Солимский хребет, с вершинами, достигающими 2400 м над ур. м., тянется от Адалин и Термесса на севере вплоть до Хелидонского мыса на юге. У подножия высочайшей вершины этого хребта Солима и была расположена, прижавшись к морю, древняя родосская колония Фаселида. На западном побережье Ликии только Термесс и Кармилесс обладали гаванями, удобными для стоянки кораблей. Остальной берег представлял из себя круто обрывавшийся в море острыми скалами хребет Крага. Южное побережье было также обрывистым и скалистым; его теснила горная терраса, вышиной до 1000 м, круто спадающая в море. Отдельные якорные стоянки были слишком малы и ненадежны для пристанища древних кораблей. Единственными убежищами для них в этом районе были гавани, образуемые о. Мегисте – родосским владением, откуда, вплоть до последнего времени, греческие купцы отправляли лес в Сирию и Египет.[913]913
  Treuber, там же, стр. 8.


[Закрыть] Гавани этого острова и лежащих восточнее городов Аперлы и Кианеи были наиболее крупными гаванями юга.

На западе, до основания Адалин, наиболее посещаемым портом была Фаселида; она обладала тремя небольшими, но хорошо защищенными гаванями и была стоянкой на пути из Финикии и Сирии в Грецию.[914]914
  Ср.: Ch. Bernard. Les pheniciens et l'Odyssee, I, 1902, стр. 336.


[Закрыть] Горы Солима не давали ей возможности расширить свою территорию. Две вершины Гуллик-Богаз и Чибук-Богаз, образовывали непроходимый барьер на западе и на севере. Недалеко от Фаселиды в горах Солима выходил вулканический, постоянно действующий огонь, который, может быть, и породил ликийское предание о Химере.[915]915
  Bernard, там же, стр. 337.


[Закрыть]

Таким образом, берега Ликии не изобиловали удобными гаванями, подобно Ионийскому побережью Малой Азии. Кроме того, ни одна из больших долин Ликии не выходила к морю и не сообщалась с гаванями; потому-то судоходство и морская торговля не могли стать здесь преобладающими факторами деловой жизни.

Климатическое своеобразие Ликии заключалось в чередовании долин и гор, в соединении на небольшом отрезке земли альпийской прохлады и субтропического зноя. Так, например, в нижней части долины реки Ксанфа февраль был месяцем расцвета весны, а в районе Ак-Дага и в верхней долине Ксанфа в феврале была глубокая зима, сопровождавшаяся снеговыми заносами; одновременно, в устье Ксанфа, в районе Патары, было уже жарко.[916]916
  Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 5.


[Закрыть]

От других районов Малой Азии Ликия также была отделена труднопроходимыми горными реками и хребтами. От Карии, и тем самым от западного побережья Малой Азия, Ликия отделялась стремительным течением Инда, низвергающегося с вершин в провалы торных отрогов; от Памфилии Ликию отделяло верхнее течение бурного Алагир-чая и Чандар-чая с обступающими их горными массивами. По восточному побережью Ликии из Адалин в Фаселиду вела лишь узкая тропа, проходимая только в тихую безветренную попаду; по этой тропе некогда совершил свой знаменитый переход Александр Македонский.

Ко внутренним границам Фригии и Писидии вели узкие горные тропы, по которым могли проходить лишь привыкшие к горным переходам и хорошо знакомые с местностью люди.

Основное население Ликии занималось земледелием и скотоводством. Зимой оно жило в долинах, летом уходило в горы.

Кроме зерна и скота, страна была богата лесом; Плиний упоминает о знаменитых ликийских кедрах, елях и платанах.[917]917
  Plin., NH, XII.9; XVI.137.


[Закрыть] В изобилии имелись шафран и вино.

Обращенная к Родосу, Кипру и Криту Ликия была в исторические периоды связана с основным греческим миром лишь очень поверхностно.

Некогда район Эгейского моря, при посредстве Крита, был широко открыт Востоку. Несомненно, что ликийцы, так же как карийцы, лелеги, лидяне и другие родственные между собою племена, образовывали единый до некоторой степени этнический слой. Словарь Сундваля наглядно иллюстрирует несомненное языковое родство населения Лидии, Карии, Ликии, Памфилии, Писидии, Исаврии, Ликаонии и Киликии. Идущие восточные влияния от Двуречья и хеттов, через Фригию и Ликию, от Египта, через Сирию и Ликию, через Крит и Кипр скрещивались в бассейне Эгейского моря. Ахейская культура не прерывала связей с Востоком. Арголида впустила критский и малоазийский Восток в свои дворцы, в роспись фресок, в искусство ювелиров и в роспись микенских сосудов. Если уже на Крите восточные элементы были представлены в своеобразной форме («европейский Восток» по терминологии Грозного), то в Арголиде шла дальнейшая переработка их, применительно к требованиям и вкусам ахейской знати.

Позже вторжение дорийцев и распространение греческой культуры прервало эту общую линию развития. В главенствующих центрах Арголиды, и в первую очередь в Микенах, оказалась побежденной верхушка завоевателей-ахейцев; в районе Эгейского моря процесс вторжения совершался медленнее, но и здесь обнаруживаются слои населения, для которых характерна примитивная геометрическая керамика, находящаяся в родстве с более развитым геометрическим искусством греков.

В этот период история Ликии обособляется от истории Эгейского района и Балканского полуострова. Отгороженные крутыми горами, малодоступными извне, ликийцы не впустили греков внутрь своей страны.

Довольно распространенное в науке представление о ранней эллинизации Малой Азии – сильно преувеличено. Уже Стржиговский более 40 лет тому назад выступил с резкой критикой этой теории.[918]918
  J. Sundwall, Einheim. Namen d. Lykier, стр. 155 сл. – J. Strzygowski. Kleinasien. Ein Neuland d. Kunstgeschichte. Leipzig, 1903, стр. 177.


[Закрыть] На основании большого привлеченного им материала малоазийских архитектурных памятников можно считать доказанным, что еще в конце V в. до н. э. районы греческой и смешанной культуры отступали на второй план перед территориями, заселенными негреческим населением, управлявшимся негреческими или полугреческими правителями. Несмотря на раннее внедрение греческого элемента, Малая Азия в целом так же мало могла считаться греческой, как и остальной древний Восток: «Греческое влияние, – пишет Стржиговский, – сказывалось лишь на западной прибрежной полосе Малой Азии; в центральной части, судя по памятникам, о нем не может быть речи. Мы могли бы разделить Малую Азию на две зоны – центральную, идущую рука об руку с Арменией и северной Сирией, и береговую полосу, которая в эллинистический период стала полностью греческой».

О ранней греческой колонизации в Малую Азию сохранились крайне недостоверные сведения, главным образом искусственные генеалогии и топонимические легенды;[919]919
  Ср.: К. X. Илионский. Предание о начале Ионии. ЖМНП, 1908, июль, стр. 284-302.


[Закрыть] тем не менее некоторые данные свидетельствуют о том, что заселение береговой малоазийской полосы было длительным процессом, сопровождавшимся борьбой колонистов с местным населением. Туземцы были отчасти вытеснены, отчасти уничтожены или превращены в рабов. В отдельных случаях должно было происходить и смешение населения отдельных прибрежных районов северной Малой Азии с туземцами, охваченными ранее крито-микенской культурой.[920]920
  Ср.: A. Laumonier. Inscriptions de Carie. BCH, LVIII, 1934, стр. 304 сл., надпись № 4. В надписи упоминаются гергифы, образовавшие в Милете слой эксплуатируемого населения; вполне вероятно, что гергифы – остатки примитивного каро-лелегского населения, жившего в этом районе до заселения его греками.


[Закрыть] Там, где плодородные долины рек сообщались с морем, проникновение в страну для греков, конечно, было облегчено; иначе обстояло в Ликии.

Враждебность ликийских племен по отношению к грекам выступает отчетливо уже в «Илиаде», где Сарпедон и Главк, возглавившие ликийское войско, были ведущими союзниками троянцев в борьбе с ахейцами.

Мифический вождь дорийских колонистов на Родосе Тлеполем вступает в единоборство с царем Ликии Сарпедоном.[921]921
  Il., V.628-698.


[Закрыть] Уже древние комментаторы отмечали здесь следы старой вражды родосцев с ликийцами. Характерна и речь Тлеполема, обращенная к Сарпедону:

 
Ликии царь Сарпедон! Какая тебе неизбежность
Здесь между войск трепетать, человек незнакомый с войною?
Лжец, кто расславил тебя громоносного Зевса рожденьем!
Нет, несравненно ты мал пред великими теми мужами,
Кои от Зевса родились, меж древних племен человеков,
И каков, повествуют, великая сила Геракла,
Был мой родитель, герой дерзновеннейший, львиное сердце!
...Ты же робок душой и предводишь народ на погибель.
Нет, для троян, я надеюся, ты обороной не будешь,
Ликию бросил напрасно...
 

В этой речи, полной насмешек, ясно выступает желание унизить ликийского героя, сына Зевса. Интересно и примечание схолиаста: «Говорят, что всегда ликийцы враждовали с родосцами».[922]922
  Eusth., Shol. ad II., V.639.


[Закрыть]

Сопротивление ликийцев грекам было облегчено трудным доступом в их страну, закрытую от моря нагромождениями скал. В сердце страны греки долго не могли проникнуть, и ликийские племена продолжали здесь жить согласно старым обычаям.

Древность этих племен и надолго сохранившийся консервативный уклад их жизни подтверждаются и сообщением Геродота о сохранении у ликийцев матриархата.

Геродот[923]923
  Her., I.173.


[Закрыть] сообщает, что ликийцы, происходящие с Крита, при Сарпедоне назывались «термилами», а позже по Лику, сыну Пандиона, были названы «ликийцами». «Их обычаи частично критские, частично карийские. Они имеют лишь один удивительный обычай, не свойственный никаким другим народам: называют себя по матери, а не по отцу. Если кто-либо спросит соседа – кто он, то он называет свой род по материнской стороне и перечисляет матерей матери. И если женщина-гражданка (γυνη αστή) соединилась с рабом, то дети считаются благородными, если же мужчина-гражданин, хотя бы и знатнейший среди них, возьмет чужеземку или наложницу, то дети не имеют гражданских прав».

Термин αστή употреблялся применительно к женщине-гражданке, предки которой уже в течение многих поколений жили в городе и пользовались гражданскими правами, т. е. применительно к женщине из благородного и почетного в данном полисе рода.[924]924
  Ср.: О. Braunstein. Die politische Wirksamkeit d. griechischen Frau. (Диссертация), Leipzig, 1911, стр. 15-10.


[Закрыть]

Фрагмент Николая Дамасского подчеркивает те же черты ликийского матернитета:[925]925
  FHG, III, 461 (Nic. Dam., fr. 129). Треубер (Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 119) считает, что источником Николая Дамасского мог быть Эфор или одно из собраний nomima barbarica.


[Закрыть] «Ликийцы чтут женщин более, чем мужчин, называются по матери и оставляют наследство дочерям, а не сыновьям».[926]926
  FHG, III, 15.


[Закрыть]

Однако этим совершенно недвусмысленным указаниям на наличие материнского права в Ликии как будто бы противоречат ликийские надписи IV—III вв. до н. э.[927]927
  Sundwall, Einheim. Namen, d. Lykier, стр. 257 сл. J. Savelsberg. Beiträge z. Entzifferung d. lykischen Sprachdenkmäler, II, 1878. – I. Imbert. Les termes de parenté daus les inscriptions lyciennes. Memoires de la Société de lingulstique de Paris, VIII, 1894. {В тексте книги сноска не пропечатана; в электронной версии место выбрано из общих соображений – HF}.


[Закрыть]

Как уже отмечалось в науке, ликийские собственные имена в подавляющем большинстве случаев следуют патриархальной традиции – наименованиям по отцу. Калинка, издавший ликийские надписи, еще более категорически утверждал, что в надписях он не нашел подтверждений свидетельству Геродота.[928]928
  ТАМ, I, стр. 137.


[Закрыть] Выход из этого затруднения Треубер пытался найти в том, что все дошедшие до нас ликийские надписи относятся к более позднему периоду и потому отражают уже другой период общественного развития.[929]929
  Ср.: Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 119.


[Закрыть] Одновременно сам же Треубер обратил внимание на то, что у Геродота, как бы в противоречие к его сообщению о ликийском матернитете, вождь ксанфян Киберниск назван сыном Сика, т. е. по имени отца.[930]930
  Там же, стр. 118, – Her., VII.98.


[Закрыть]

Таким образом, создается затруднительное положение: нет оснований заподозрить Геродота в лживости его сообщений, но нет и материала для подтверждения его слов.

У Гомера, как уже указывалось, предводителем ликийцев был Сарпедон; Главк занимал по отношению к Сарпедону подчиненное положение. Как уже отмечалось в литературе, Сарпедон стал главой ликийцев по материнской линии наследства: он был сыном дочери Беллерофонта, женатого на ликиянке, дочери ликийского царя,[931]931
  Ср.: A. R. Burn. Minoans, Philistines and Greeks B. C. 1400—900 London, 1930, стр. 132.


[Закрыть] в то время как Главк происходил от сына Беллерофонта.[932]932
  Ср.: How and Wells, Coramentary on Herodotus, I, стр. 1314 – Il., VI.196-205.


[Закрыть]

Геродот, кроме сообщений о матернитете, рассказывает также о том, что современные ему ликийцы, «утверждающие, что они из числа ксанфян», на самом деле, – пришельцы, кроме 80-ти семейств; эти 80 семейств в то время случайно находились вне родины и таким образом остались в живых.[933]933
  Her., I.176.


[Закрыть] Таким образом, есть основание предполагать, что там, где Геродот говорит о ликийцах и их обычаях, он прежде всего говорит не о пришедших после разгрома Гарпага чужеземцах, но о потомках 80-ти семейств подлинных ликийцев.

В ликийских надписях почетное положение ликийской женщины не вызывает сомнений. В ряде случаев жена сама сооружает гробницу и высекает на ней надпись для себя, для живущего с нею мужа и своих детей.[934]934
  Ср.: V. Berard. Inscriptions d'Olympos. BCH, 1892, стр. 214, 215, 218, 220; №№ 4, 8, 32, 40. – Ср. также: ТАМ, II, I, 322, 323, 327, 346, 347 и др.; II, 2: №№ 53, 628, 630, 631, 691, 692.


[Закрыть] Нам кажется, что в тех случаях, когда заботу о месте вечного погребения берет на себя не муж, но жена, не жена входит в дом мужа, но муж в дом жены.

В одной из надписей[935]935
  CIG, 4215; ср.: 4300.


[Закрыть] свекор допускает жену своего сына покоиться в гробнице при том условии, если она не расторгнет своего брака с его сыном. Следовательно, женщина в Ликии могла оставлять мужа по собственному желанию.

В некоторых случаях гробница сооружается для брата матери;[936]936
  Imbert. Les termes de parenté, стр. 468-469.


[Закрыть] в числе лиц, которым разрешено покоиться в гробнице, мы находим наряду с женой и сестру жены,[937]937
  Berard, BGH, VIII, 1892, № 9, 29.


[Закрыть] мать жены,[938]938
  Там же, № 11, 28.


[Закрыть] мать мужа и мужа дочери,[939]939
  Там же, № 38; мать мужа: №№ l, 6, 16, 18, 20, 43.


[Закрыть] молочную сестру жены вместе с ее мужем,[940]940
  Там же, № 19.


[Закрыть] детей жены[941]941
  Там же, №№ 3, 12, 23; ср.: ТАМ, II, 1, 323; 11, 2, 691.


[Закрыть] и т. д.

В одной надписи на ликийском языке гробница сооружена для брата матери и перечислены, по-видимому, предки по материнской линии.[942]942
  Imbert. Les termes de parenté, стр. 470.


[Закрыть] В другом случае некий Порпак, посвящая Аполлону статую, упоминает сначала имя своего отца Θρύφις и затем дядю по матери, Пуриматеса; он сообщает далее имя жены (по-видимому, армянки), Тисевсембры, и затем имя ее дяди по матери, гражданина Прианобада из дема Тлои.[943]943
  J. Imbert. Études d'histoire lycienne. Le Muséon, XII, Louvain, 1893, стр. 235 сл. = ТАМ, 1, 25 {так – HF}.


[Закрыть]

Порпак и его жена перечислением материнского рода стараются подчеркнуть свои права на ликийское гражданство, поскольку, по свидетельству Геродота, гражданские права наследовались по линии материнского родства.

Имя матери в надписях нередко встречается после упоминания имени отца.

В некоторых случаях мы и вообще встречаем при определении родства лишь имя матери.[944]944
  CIG, 4316e, 4215; Auxēsei Nanēïdos; ср. подбор материала у Браунштейна: Braunstein, Polit. Wirksamkeit d. griech. Frau, стр. 73-74.


[Закрыть]

Очень интересна одна из надписей Кадианды, в которой дан список должностных лиц – булевтов и демотов Сидимы. Все имена, за исключением трех, патронимические. Одновременно, однако, среди имен других булевтов с обычным обозначением отца находится и Никета, сын Парфены; среди демотов – Никета,[945]945
  Ср.: O. Benndorf u. G. Niemann, Reisen in Lykien u. Katien, I, 1884, стр. 51-52. – ТАМ, II, 1, 176; II. 2, 601: Alexandres patros adēlu и Eutychēs Klau(dias) Ueilias Proklēs.


[Закрыть] сын Лаллы, и Евтих – «сын неизвестного отца».

Любопытно, что в одной и той же надписи мы встречаем три формы наименования: по матери (2 случая), по отцу (большинство) и – «сын неизвестного отца».

Браунштейн справедливо критикует мнение Хегардта, что имя матери объясняется здесь просто неустановленностью отца (πατρος αδήλου). Он указывает на то, что, если не установлен отец, то сын может именоваться по матери, и видит в этом выражении явное свидетельство торжества патриархата.[946]946
  Braunstein, Polit. Wirksamkeit d. griech. Frau, стр. 75. – Ср.: E. Г. Катаров. Пережитки первобытного коммунизма в общественном строе древних греков и германцев. Л., 1937, стр. 52 сл.


[Закрыть]

Нам кажется, что на основании этой интересной надписи можно сделать несколько общих выводов:

1. Подавляющее большинство патронимических имен говорит о распространенности патернитета.

2. Однако два случая, когда булевт и демот называются по матери, указывают на наличие в отдельных родах или семьях устойчивых матриархальных традиций. Родство по матери, когда мать принадлежит к числу знатных женщин гражданского коллектива (ср. геродотовское γυνη αστή), ни в коем случае не ущемляло гражданских прав, но могло, в значительной мере, служить знаком отличия среди остальных членов гражданской общины, именующихся по отцу.

3. Обозначение πατρός αδήλου обозначало как раз развитие патриархальных отношений и норм. Несомненно, что мать этого Евтиха была гражданкой, ибо иначе Евтих не имел бы гражданских прав. Однако мать его не принадлежала, по-видимому, к числу тех знатнейших женщин Сидимы, родство с которыми составляло бы гордость и славу ее сыновей. Отец Евтиха мог быть и действительно неизвестным, либо мог принадлежать к низкой общественной прослойке. Вполне возможно, что это выражение подчеркивало внебрачное происхождение ребенка, его незаконнорожденность;[947]947
  Ср.: Treuber, Gesch. d. Lykier, стр. 123. – Braunstein, Polit. Wirksamkeit d. griech. Frau, стр. 75-76.


[Закрыть] однако это – лишнее доказательство того, что гражданские права Евтих унаследовал от матери; тем не менее имя матери не упомянуто. Самое стремление дать патронимическое обозначение и в этом случае, может быть, свидетельствует о том, что обычай называться по отцу все более распространялся тогда, когда родовые традиции наследования по матери в тех или иных семейных общинах не были слишком устойчивы. Некоторый свет на затронутый вопрос проливает гортинское право. На о. Крите дети от брака гражданки и раба были гражданами, если раб переходил на жительство в дом жены; если же свободная женщина уходила к рабу, то дети становились рабами.[948]948
  Ср.: Катаров, Пережитки... стр. 53. – E. S. Szanto. Zum lyk. Mutterrecht. Festschrift Benndorf, 1898, стр. 259 сл. – Kohler – Ziebarth. Stadtrecht von Gortyn. Göttingen, 1912, стр. 52.


[Закрыть] Следовательно, условия наследования гражданских прав в Гортине и Ликии очень схожи.

И в Ликии, по-видимому, матернитет сохранялся прежде всего там, где муж входил в дом жены. Интересно отметить, что в надгробных ливийских надписях встречается и двойная система счета родства. Так, в надписи из Ксанфа значится, что строитель гробницы соорудил верхнее помещение погребения для своей жены и mêñneteidehe esedeñnevi, а нижнюю камеру – для своего собственного дома.

Торн предполагал, что слова mêñneteidehe esedeñnevi, следующие непосредственно за словами «для своей жены», обозначают тесно связанных с его женой родственников жены, т. е. прежде всего ее отца, ее братьев и сестер. Поэтому он переводил: для своей жены и для потомства Meñne Teidehe (имя отца жены).[949]949
  A. Torp. Lykische Beiträge I, Skrifter udgivne af Viedenkabsselskabet. Christiania, 1898—1899, II, Historisk-filosof. Klasse, стр. 9 сл. – ТАМ, Ι, 36. – В. Томсен (V. Thomsen, Études lyciennes, I, Ov., 1899, стр. 61 и прим. 2) считает, что термин esedeñnevi обозначает семью, а не потомство (род); Mnneteidehe {так – HF}, по его мнению, мог бы быть отцом, либо старшим братом строителя гробницы. Однако, по нашему мнению, при таком толковании остается неясным – почему жена и отец (либо брат) мужа помещаются в верхней камере, а муж с детьми – в нижней. Гораздо убедительнее предположение Торпа.


[Закрыть]

Таким образом, погребение разделяется на две камеры: в верхней находится жена с ее родственниками (матернитет), в нижней – муж со своим потомством; перед нами два счета родства.

Ликийская терминология родства была очень богатой и тщательно разработанной; к сожалению, она – наиболее труднодоступна для понимания, и ею мы пока не можем с уверенностью пользоваться.

Из отдельных попыток, сделанных в данном направлении, укажу лишь на утверждение Имберта, что в Ликии существовал термин для обозначения наличной семьи, как единого целого, включающий всех живых в данное время членов этого семейного коллектива – prñnazi;[950]950
  Imbert, Les termes de parenté, стр. 449 сл.


[Закрыть] кроме того, термин Χηηα в понятии γένος, род, причем, по утверждению Томсена, χηηα одновременно является синонимом «матери», и, может быть, по предположению того же Томсена, esedeñnevi обозначало семью по женской линии.[951]951
  Thomsen, Études lyciennes, I, стр. 60.


[Закрыть]

Родоначальница – мать обеспечивала физическим актом рождения процветание своего рода; ее дочери гарантировали продолжение этого рода, в то время как сыновья и братья принадлежали к роду лишь персонально, не обеспечивая его процветания.[952]952
  J. J. Bachofen. Mutterrecht u. Urreligion. Leipzig, 1927, стр. 166 сл. Этот свойственный первоначальному периоду авторитет женщины в хозяйстве и в доме, и ее первенство, как продолжательницы рода – неоспоримы. Интересно, что в период развитого патриархального строя в Риме преимущество женщины над мужчиной, ее право давать ребенку свое имя используется римскими рабовладельцами в классовых интересах, применительно к рабыням. В брачных отношениях право рабыни на своих детей было сохранено как ius naturale, в противовес ius civile, праву свободнорожденного отца на потомство женщины-жены; ср.: Bachofen, там же. Иначе говоря, то, что в Ликии было правом знатной и богатой женщины, в Риме стало средством унижения рабыни, средством отказа ей в праве на семью.


[Закрыть]

Так обстояло дело при матрилинейном счете родства. Но в Ликии, как указывалось, налицо две системы счета, характерные для переходных периодов от матриархата к патриархату.

Из Ликии до нас дошла большая генеалогическая надпись, содержавшая более 300 строк (до нас дошло в трех фрагментах 230 строк).[953]953
  R. Heberdeyu. E. Kalinka. Bericht über zwei Reisen im Südwestlichen Kleinasien, № 60, стр. 41. Denkschriften d. K. Akad. d. Wissensch, Philos.-Hist. Cl., XLV, Anh. I, Wien, 1897. В этой надписи из 7-ми или 8-ми столбцов текста сохранилась большая часть 6-ти столбцов.


[Закрыть] Это надпись на святилище в честь предков, в котором были собраны саркофаги, урны и кенотафы различных предков Флавиллы из Эноанды.

Вводные строки надписи гласят: «Лик(иния) Г(ая) Лик(иния) Фоантина, дочь Флавилла из Эноанды, построила это святилище, в которое поместила соматотеки родителей ее и предков». Далее следуют обычные для ливийских надписей запрещения помещать кого-либо постороннего в данное святилище и угроза уплаты высокого штрафа в случае нарушения покоя мертвых.[954]954
  Обычай угрожать штрафом и наказаниями богов в случае нарушения покоя гробницы (такой угрозой заканчивается каждая ликийская надгробная надпись) широко распространен вообще в районах Малой Азии и восходит к глубокой древности. Ср.: G. W. Eiderkin. The twenty-Sixth Lydian Inscription. AJA, XXXVII, 1933, № 3, стр. 391, прим. 2.


[Закрыть]

Верхняя строка надписи, начертанная более крупными буквами, представляет заголовок: «Установленная[955]955
  Ср. существенные поправки и дополнения к надписи у Вильгельма (A. Wilhelm. Zu griechischen Inschriften. Arch. Ер. Mittheil., XX, 1897, стр. 77 сл.), поправки которого и приняты мною в тексте.


[Закрыть] генеалогия Ликинии Флавиллы и Флавиана Диогена, сородича ее из Эноанды».

Остальные столбцы посвящены родословной Флавиллы и Диогена, восходящей к далекому женскому предку – к жене третьего Троконда.[956]956
  Вильгельм (A. Wilhelm, там же) предлагает следующее чтение (строка 7 сл.) [archei (de?) to] genos apo te Kle[andru kai Amykla] Lakedaimoni[ōn] и далее (строка 10-11) читать вместо ten [oi]kian – tēn [apoi]kian. Таким образом, цель этой генеалогии возвести данный род, кибаритян к лакедомонским ойкистам и доказать эллинское происхождение рода.


[Закрыть]

В этой родословной прежде всего бросаются в глаза внутриродовые браки: дети братьев вступают друг с другом в брачный союз; таковы браки Татион с Ликинием Фоантом; браки детей двух братьев – Ликиния Фоанта и Ликиния Мусея: сын первого – Ликиний Максим женится на дочери второго – Ликинии Максиме, и дочь первого Флавилла выходит замуж за сына второго – Ликиния Фронтона; далее – сын Ликиния Фронтона женится на дочери брата своего отца – Ликинии Максиме.

Такие брачные союзы возможны только тогда, когда братья принадлежат к разным (женским) родам; поэтому браки детей братьев являются не внутриродовыми, но межродовыми (экзогамными) браками.[957]957
  Ср.: Л. Г. Морган. Древнее общество. (Пер. М. О. Косвена). Л., 1934, стр. 200-201: «Доказательства того, что у греческих племен происхождение в древности считалось по женской линии, мы находим в отдельных примерах брака, относящихся к легендарному периоду. Сальмоней и Кретей были родными братьями, сыновьями Эола. Первый отдал свою дочь Тиро замуж за ее дядю. При счете по мужской линии Кретей и Тиро принадлежали к одному и тому же роду и поэтому не могли бы вступить в брак; напротив, при счете по женской линии они принадлежали к различным родам и, следовательно не были в родстве (разрядка моя – К. К.). В данном случае их брак не нарушал родовых порядков».


[Закрыть]

Материнский счет родства в генеалогии Флавиллы и Диогена подтверждается наличием семейно-родовых общин, возглавляемых женщинами. Так, от второго брака Ликинии Максимы с Юлием Антониной (не родственником ее) родившаяся дочь Юлия Лисимаха входит в род Ликинии и продолжает его в своем потомстве от брака с Клавдием Дриантином. В свою очередь дочь Лисимахи, Клавдия Елена, остается тоже в роде матери и продолжает родовую линию через свою дочь Клавдию Юлию Проклу. Также и женщина, носившая имя Ликиния Гэ, она же и Ликия, дочь Ликиния Лонга, оставаясь, несмотря на два брака, в роду матери, сама является родоначальницей для следующих поколений детей. И Флавий Диоген входит в одну родовую генеалогическую линию родства с Флавиллой вследствие принадлежности к роду матери, Флавии Ликии.

Однако наряду с явно выраженным счетом родства по материнской линии, в этой же генеалогической таблице сосуществует с матернитетом счет родства и по мужской линии. Так мы имеем генеалогию: Троконд третий – Ликиний Мусей (жена – Аммия) – Ликиний Мусей второй (жена – Ликиния Книла...ра) – Ликиний Лонг (первая жена – Маркия Ликия, вторая – Элия Ликиния Лонгилла). Таким образом, дети Ликиния Лонга от его двух браков входят в тот же род, что и дети его сестры Ликинии Максимы; таким образом, дети брата и дети сестры включены в единую родословную Флавиллы.

Род в целом возглавляет женщина-родоначальница, упоминаемая в первой строке первого столбца генеалогии. Имя этой женщины, по-видимому, довольно пышное, к сожаленью, не дошло полностью; ее муж Троконд третий входит в род по линии жены, сам не являясь родоначальником.

Поскольку в надписи имеются большие лакуны, то не всегда с уверенностью можно проследить, где в начале следующих генеалогий стоит женщина и где – мужчина. Однако несомненно, что в данном роду и мужчина и женщина равным образом могли давать продолжение своему роду; а это могло иметь место, по нашему мнению, в том случае, когда мужчина данного рода брал жену к себе в дом, а женщины рода брали в дом мужей, если последние стояли вне данного рода.

Двойная система счета родства в ликийской генеалогии Флавиллы находит себе этнографические параллели. Д. А. Ольдерогге в интересной статье, посвященной вопросу происхождения отцовского рода, приводит ряд примеров подобной же ройной системы счета родства у первобытных племен. Так, у гереро, племени, обитающего в юго-западной части Африки, существует двойной счет родства, т. е. две системы, и материнский, и отцовский род сосуществуют рядом»;[958]958
  Д. А. Ольдерогге. Энгельс и проблема происхождения отцовского рода. ВИДО, 1936, стр. 859.


[Закрыть] у юго-восточных банту в случае покупки жены мужем счет родства по линии мужа; если же муж беден и не в состоянии уплатить за жену выкуп, счет родства идет по линии матери.[959]959
  Ольдерогге, там же, стр. 860.


[Закрыть]

В нашей надписи перекрестные кузенные браки и право женщины на оставление потомства в своем роде – свидетельствуют о материнском счете родства.

Перекрестные кузенные браки, кроме того, являются несомненным пережитком некогда бывших групповых браков класса братьев и класса сестер, характерных для определенной стадии матриархата. С другой стороны, и мужские предки Флавиллы оставляют своих детей от брака с женщиной, стоящей вне данного рода, в своем роде, а не в роде жены.

Объяснение мы видим в том, что в богатых, консервативных и влиятельных родовых объединениях ликийской знати и женские и мужские представители данного знатного рода жили совместно, и в тех случаях, когда браки совершались вне данного рода, мужья и жены входили в данную родовую организацию.

Когда жена входила в дом мужа, она теряла свои матриархальные права. Это тоже убедительно доказывается генеалогией Флавиллы, в которой жены и мужья, пришедшие со стороны, не имеют права на своих детей.

Если бы не было этой, в высшей степени интересной генеалогии, у нас могло бы создаться впечатление о полном господстве здесь патриархальных отношений. Если мы, например, знакомились бы с этим родом по сохранившейся надписи, чествующей Ликиния Фронтона и его жену Ликинию Флавиллу, то не могли бы даже заподозрить наличия матриархальных черт, имеющихся в данном роде.[960]960
  Heberdey-Kalinka, Bericht über zwei Reisen, № 61-63.


[Закрыть]

Перед нами, судя и по данным генеалогии и по другим сохранившимся надписям в честь отдельных представителей этого рода, занимавших руководящие жреческие и государственные посты и бывших крупными богачами, – представители старинной ликийской знати; это один из самых влиятельных, если не самый влиятельный род в Эноанде. Может быть, именно такую знать и имел в виду Геродот, говоря об исконных 80 ликийских домах, подлинных представителях древних ликийцев.

В дополнение к вышеизложенной родословной Флавиллы необходимо еще упомянуть об одной греческой надписи на саркофаге из Ликии: данный саркофаг был сооружен Титом Аврелием Трокондадом для себя, своей жены и дочери Тихарути, для мужа Тихарути, Кондиона, и их детей. Иначе говоря, муж Тихарути – Кондион, по-видимому, вошел в дом жены, т. е. в ее род, и потомство Тихарути закреплялось, таким образом, за ее родом, а не за родом мужа.[961]961
  Heberdey-Kalinka, там же, № 41.


[Закрыть]

В другом случае мы читаем, что некий Гермакт, сын Сарпедона, внук Гермакта, Аперлит из города Исинды соорудил гробницу: «себе и тем, кому сам предоставит, своей жене Семибридасе дочери Гермократа, внучке Гермакта и детям, и детям детей, и еще детям этих детей, и женам их, и мужьям. Другому же никому», и т. д.[962]962
  Там же, II, № 37; ср. № 38.


[Закрыть]

Фактически здесь мы видим ту же самую картину, что и в родословной Флавиллы. Муж и жена (вероятнее всего – двоюродные брат и сестра), их дети, внуки и правнуки как мужчины, так и женщины будут покоиться здесь вместе с их женами и мужьями.

Таким образом, и женское и мужское потомство Гермакта и Семибридасы останется в одном семейно-родовом коллективе: и сыновья их, и дочери, и внуки, и внучки должны взять мужей и жен к себе в дом и закрепить за собой право на потомство в данном роду.

Другая надпись включает в число имеющих право на совместное погребение, кроме мужа и жены, детей и потомков их, также зятя и родителей жены,[963]963
  Там же, II, № 40.


[Закрыть] т. е. строитель гробницы входит в род жены, а не жена входит в род мужа.

Однако это не было общим правилом для всех ликийских семей, которые, в большинстве случаев, имели уже только одну патриархальную форму счета родства. На это указывают другие формулировки надгробных памятников, в которых дочери специальной оговоркой исключаются из числа лиц, имеющих право на родовое погребение в семье отца (ср. «и детям мужского пола»).[964]964
  Ср.: О. Cousin. Inscriptions de Termessos de Pisidie. BCH, XXIII, 1889, стр. 283, № 64.


[Закрыть]

Напомним при этом, что в изложении Геродота мы также встречаемся с двумя формами счета наследования: в одном случае Геродот утверждает, что ликийцы назывались именем матери, в другом случае он дает имя ликийца с обозначением имени его отца.

Этот факт, вызывавший много недоумений, с нашей точки зрения вполне естествен и закономерен.

В Ликии уже и во времена Геродота не было матриархата, и большая часть ликийцев жила моногамными семьями с преобладающим отцовским правом. Но в отдельных родах исконной ликийской землевладельческой знати были консервированы элементы матернитета в целях, может быть, в первую очередь экономических: ни сын, ни дочь не выходят из данного рода и, таким образом, сохраняют богатство рода как единого экономического целого. Первоначально этим целям служили внутриродовые браки двоюродных братьев и сестер; позже это было распространено и на всех входящих извне путем брака в данный род.

Таким образом, за женским потомством данного рода сохранялась привилегии передачи детям наследственных прав своего рода. В дальнейшем процессе развития патриархальных отношений эти пережитки матриархата в среде ликийской знати были законсервированы как определенная политическая привилегия, как признак особой древности и знатности данного рода. Тем самым матрилинейный счет родства₎ присвоенный только определенным кругам женщин, стал служить демаркационной линией между исконной знатью и демосом, из которого позже выделилась знать патриархального типа.

Нам кажется, что указание Геродота на наличие в Ликии 80 исконных ликийских семей, т. е. на существование 80 семейств исконной ликийской знати, имеет непосредственное отношение к его сообщению о ликийском матриархате. Условно говоря, в этих 80 семьях и сохранились пережитки материнского счета родства, отличающие их от чужеземцев, «утверждающих, что они из числа ликийцев».

Аналогию сообщению Геродота мы находим в сообщении Полибия о матернитете потомков 100 семейств италийских локров.[965]965
  Polyb., XII.5.6-9; 66.2.


[Закрыть] Наследственная знать этих локров, ограниченная пределами 100 семей, вела свое происхождение от женщин и соблюдала материнский счет родства,[966]966
  Подробнее об эпизефирских локрах с разбором литературы, см. Катаров, Пережитки первобытного коммунизма, стр. 66 сл. Отрицание историчности предания об эпизефирских локрах в работе Криспо: С. F. Crispo. Contributo alla storia della piu antica civiltà della Magna Grecia, 1941, стр. 145 сл. и особенно 169 сл. Основой для отрицания некогда бытовавшего матриархата для автора служит аристократический строй локров и обычай называться по отцу и наследовать имущество по мужской линии. При этом, однако, автор игнорирует противоречащие его точке зрения мифологические и эпиграфические свидетельства. Наименование по отцу не всегда исключает наличие в обществе элементов матернитета; локрийская надпись с наименованием по матери свидетельствует о существовании двух форм наследования. Передача клеров по мужской линии, распространенная в более поздние периоды развития эпизефирских локров, не может, однако, служить доказательством исконности этого обычая. Критика свидетельств Полибия и Тимея у Криспо произвольна и тенденциозна.


[Закрыть] в то время как остальные их сограждане жили по нормам патриархального счета родства.