Текст книги "Из истории раннегреческого общества"

Автор книги: Ксения Колобова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

3. Греки и финикийцы. Ориентализирующий стиль

Работы историков и особенно археологов последнего девятилетия с необычайной яркостью показывают, насколько значительным и насыщенным был в истории Греции VII в. до н. э., который больше уже не рассматривается как «темное и варварское время», как «малосодержательный период» внутреннего развития Греции, а как предшествующий расцвету VI—V вв.[247]247
  Ср.: Е. F. Johansen. Les vases sicyoniens. Paris, 1923. – H. G. G. Payne. Necrocorinthia. A study of Corinthian art in the archaic period. Oxford, 1931.


[Закрыть]

Если X—IX вв. до н. э. являются временем стабилизации греческих племен, осевших в районе Эгейского моря, то VIII—VII вв. представляют из себя период, полный напряженного творческого и интенсивного политического, экономического и культурного развития очень многих греческих, особенно островных и малоазийских, центров (на материке – Сикиона и Коринфа).

Одним из главнейших международных событий второй половины VIII в. была военная экспансия Ассирии на запад; завоевание Саргоном Кипра в конце VIII в. означало для финикийцев в конечном итоге потерю одной из главнейших баз эгейской торговли, ибо в борьбе с Финикией Саргон опирался, – как показывает его стела победы, найденная в районе древнего Киттиона на Кипре, – на местных греческих басилевсов, и преемник Саргона Ассаргадон уже имел дело с 12-ю кипрскими басилевсами, носившими греческие имена.

VIII в. тесно связан в истории Греции с проблемой финикийского влияния. Совершается переход от геометрического к ориентализируюшему стилю ряда греческих полисов; в первую очередь малоазийские и островные центры восточной Греции, а вслед за ними Сикион и Коринф на материке, находясь под непосредственным влиянием крито-кипрского района, воспроизводят восточные образцы и учатся у финикийцев техническим достижениям Востока.

Период ориентализирующего стиля, охвативший все передовые тогда центры и в первую очередь восточные районы Греции, характерен подражанием восточным образцам, которыми финикийцы, по мере роста греческого спроса, наводняли греческие города. Финикияне Сидона и финикийские фактории Кипра сыграли большую роль в этом повышении интереса молодых учеников к образцам восточного искусства.

Для греков VIII—VII вв. до н. э. финикийцы в значительной степени являлись «учителями изобретений». Греки считали заслугой финикийцев изготовление стекла, мастерство пурпурной окраски тканей, работы по металлу, развитую систему мер и веса и искусство письма. Фактически все это было финикийцами заимствовано: одно – у Египта, другое – в Вавилонии, третье – в Сирии; финикийцы, подчинявшие всю свою промышленность практическим целям наилучшего сбыта, лишь видоизменяли и, по мере возможности, улучшали заимствованные ими изобретения.

Широкие восточные связи Крита и Микен к этому периоду были забыты, а если в геометрическом стиле раннего греческого искусства и сохранялись орнаментальные переживания крито-микенской вазовой росписи, то этот орнамент к VIII в. до н. э. тоже был геометризован.

Таким образом, финикийские фактории выступают как первые рассадники восточных влияний, и в тот период, когда греческие города оказались в состояния открыть более или менее систематический обмен товарами, они естественно столкнулись с финикийской зоной влияния.

«Смешанный стиль» искусства Финикии и высокая техника изготовления финикийской продукции должны были в это время казаться грекам шедевром. Поэтому не удивительно, что греки считали своим большим достижением техническое совершенствование искусства копирования.

Искусством подражания греки вскоре овладели настолько, что, по свидетельству археологов, греческие архаические предметы, найденные и в Сицилии и в Сардинии, совершенно не отличаются от финикийских. Однако, это подражание имело место прежде всего потому, что финикийская продукция входила в моду и находила хороший сбыт. И если геометрическое искусство распространялось в основном локально, то искусство ориентализирующее уже с первых шагов своего развития имеет тенденцию к более широкому территориальному распространению, чем, с нашей точки зрения, и объясняется проникновение первых греческих изделий, подражающих финикийским образцам, на запад, в южную Италию и Сицилию, уже в доколонизационный период.[248]248
  Ср.: G. Karo. Orient und Hellas in archaischer Zeit. AM, XLV, 1920, стр. 147: здесь приведен материал.


[Закрыть]

Таким образом, конец VIII в. стал переломным моментом в истории Греции. Завоевание Финикии Ассирией и ставка ассирийских царей на греческое население Кипра приблизили греков непосредственно к Востоку. На самом Кипре финикийское влияние уступает место ассирийскому и египетскому, причем последнее, начиная уже с VII в., становится все более преобладающим.

Финикийская торговая экспансия на востоке терпит одно поражение за другим, ибо передовые греческие города, уже окрепшие и многому научившиеся, вступают в борьбу за овладение рынками, находившимися ранее в зоне финикийского влияния.

В этот период, непосредственно предшествующий колонизационному движению VII—VI вв., греческие купцы вместе с наемниками и политическими эмигрантами прокладывают (в значительной мере по финикийским трассам) те первые пути, которые затем станут путями колонизации.

Именно этим и объясняется, с одной стороны, столь быстрый конец существования геометрического стиля и, с другой стороны, широкий размах продукции ориентализирующей. Следуя первоначально финикийской, а позже вообще древневосточной моде, греки изготовляли для рынка все новые и новые сосуды с фризами зверей и сказочными мифологическими существами.

Псевдоегипетские и египетские божества и амулеты находили сбыт по всему греческому миру; распространителями этих изделий стали Кипр и Родос.[249]249
  Ср.: W. v. Bissing. Der Anteil der ägyptishen Kunst am Kunstleben der VÖIker. München. 1912, стр. 9.


[Закрыть]

В ряде центров – сирийских, кипрских, родосских, греческих – развивается подражание на различном материале (от фаянса до мягкого камня) египетским скарабеям; с конца VII в. их начинают производить ионийские мастерские в Навкратисе, и вскоре скарабеи завоевывают мировой рынок и на столь длительный срок, что до середины V в. остаются господствующей формой гемм у греков.

Изучая материалы керамических находок в некрополях этого периода различных греческих полисов, можно отчетливо проследить, как интересы рынка и сбыта вызывали к жизни многочисленные подражания наиболее ходкому товару того или иного периода.

Об этом свидетельствуют археологический материал, преемственность стилей и единое для восточных и для западных районов Греции «ориентализирующее» движение, которое вновь объединило эти районы, столь мало общавшиеся друг с другом в период геометрического стиля. И действительно, по-видимому, не было ни одного технического сдвига, ни одного нововведения в росписи или даже в ее орнаментальных деталях, которые, как правило, не подхватывались бы рядом других центров; Греция тогда бурлила и жила полнокровной жизнью; полисы, родившиеся в обстановке теснейшего соседства с уже седыми, омертвевшими и застывшими в созданных веками традиционных формах древневосточными монархиями, теперь выходили на дорогу новаторства, и восточный стиль в руках греческих мастеров проделывал быстрые и удивительные превращения.

Крайне интересной и показательной является эволюция росписи коринфских сосудов ориентализирующего стиля, наблюдавшаяся на сикионских вазах уже Иогансеном и позже бесспорно установленная Пэйном.

Пэйн рассматривает переход к ориентализирующему стилю, совершавшийся в Коринфе в последние десятилетия VIII в. до н. э., как чрезвычайно важный перелом в истории коринфского мастерства. Происходило освобождение художника от стойких уз геометрического стиля. Художник вступал в мир сказочных экзотических существ древнего Востока, и в начальный период развития ориентализирующего стиля еще очень сильно сказывалось первое непосредственное впечатление от соприкосновения с ним.

Если минойский Крит, усвоив технику египетских мастеров, остался чуждым пестроте и причудливости красок, свойственных с древних пор египетскому мастерству, то теперь греческий мир, вновь соприкоснувшийся с Востоком, захватила именно эта пестрота, бросавшаяся в глаза и в рисунках восточных тканей и ковров, и в керамике, и в яркой росписи терракот.

В звериных фризах сфинксы и грифоны выступают наряду с реальными львами и пантерами; тритоны и морские коньки вытесняют геометрических рыб; сказочные птичьи существа с течением времени становятся преобладающими в соседстве с древними гусями и лебедями.

В VII в., когда Коринф вступает в непосредственные торговые сношения с Востоком, в частности с Родосом, традиционные типы протокоринфской керамики подвергаются изменениям: хеттские львы протокоринфской живописи вытесняются ассирийскими; в звериных фризах появляются столь обычные в ассирийских рельефах четырехкрылые чудовища. Центр интересов художника постепенно перемещается: мир Востока, будивший некогда воображение, становится привычным. Чисто декоративные интересы начинают преобладать, ибо мифологически не осмысленные и не воспринятые сказочные существа способствуют такому сравнительно быстрому переходу к их чисто декоративному восприятию. Наряду со стереотипными формами, входящими в традицию уже к концу VII в., становятся обычными геральдические группы с центральной человеческой фигурой и двумя звериными по бокам или фризы животных совершенно неподвижных или с очень слабым движением.

Художника, однако, уже не удовлетворяет рабское подражание восточным образцам, и поскольку декоративные интересы преобладают, начинает работать собственная фантазия: число сказочных существ значительно возрастает, они перемешиваются с реальными; если раньше только сирены и грифоны изображались с крыльями, то теперь и у пантер и у львов вырастают крылья; туловища птиц причудливо сочетаются с головами баранов, собак, львов, пантер и грифонов.

Ярче и полнее всего это проявляется в Коринфе, который в период развития торговой экспансии и, в частности, расширения своих торговых связей с Востоком выбрасывает на рынки большое количество ваз с ориентализирующей росписью.

Однако некоторые образы, переосмысленные и воспринятые в греческой мифологии, не исчезают с концом ориентализирующего стиля, но остаются и эволюционируют в течение всего периода греческой истории.

Родос так же был захвачен этим бурным производственно-торговым и одновременно интеллектуальным развитием, как все передовые города, под мощным и непосредственным воздействием Востока.

Родос сыграл значительную роль и в развитии греческой пластики VII—VI вв. (в то время родосцы могли, даже не покидая острова, копировать и мелкие египетские изделия и египетскую скульптуру).

Многочисленные и все увеличивающиеся находки в некрополях Ялиса и Камира и камирского акрополя фигурных терракот – женщин и мужчин, восседающих на троне, божеств с головой баранов, божеств со львами, мужчин с овцами, прижатыми к груди,[250]250
  Ср. материал, опубликованный у Деонна: W. Deonna. Les „Apollons archaiques“. Génève, 1900, стр. 296. – CR, III, стр. 16-17; IV, стр. 19.


[Закрыть] и многочисленные терракоты египетского Беса – свидетельствуют как раз о многочисленных и, вероятно, в значительной степени, местных подражаниях.

Среди этих родосских статуэток встречаются и образцы «архаических аполлонов», которые столь характерны для греческой архаической скульптуры: типичное египетское лицо, строгое и без улыбки, египетский убор волос, характерная для египетской скульптуры общая поза, но, одновременно с этим, полная (греческая) обнаженность тела, неегипетский общий облик фигуры, ионийская мягкость отделки и отсутствие мускулатуры.

Статуэтки этого типа, которые «Книга мертвых» рекомендовала класть в гробницы умерших, были, как правило, человеческими фигурками со скрещенными на груди руками и с какими-либо сельскохозяйственными инструментами. Они должны были возделывать небесные поля для своих покойников. Их функция была тройная: они были изображениями мертвых, они составляли свиту мертвых, они могли также рассматриваться как маленькие идолы богов, гарантирующие умершим бессмертие.

В Ассирии аналогичные статуэтки имели другую цель. Они предназначались для живых и имели апотропаическую силу: оградить людей от дурных и враждебных влияний; поэтому они часто употреблялись при закладке храмов и у дверей, ведущих в жилые помещения.

На Родосе встречается двойное употребление этих статуэток: их клали в погребения для «защиты» покойника и его «развлечения» (особенно если это был ребенок), а также закладывали у порога храмов в целях защиты живущих от враждебных сил.

Однако, при всем внешнем сходстве, особенно первых по времени подражаний, и здесь оказывается налицо то же греческое своеобразие, которое мы уже отмечали, говоря об ориентализирующем стиле. Изменяется тип лица, форма глаз, вся фигура; углы губ тронуты архаической улыбкой. До греков боги никогда не улыбались.

В древневосточных государствах недоступность и полная бесстрастность фигуры и лиц богов и царей, внушавшие трепет и ужас людям, были религиозной основой всего монархического строя. В условиях формирования греческих полисов, олимпийские божества, вошедшие в литературу и искусство, начиная с Гомера, оставаясь и грубыми и жестокими и принимая подчас фантастические формы, – очеловечились и вступили в тесное и личное общение с миром людей.

Сюжеты эпических поэм были широко распространены в раннегреческом искусстве, в частности в керамической живописи, и, несомненно, это прекрасное знакомство архаических живописцев с эпическими песнями развивало своеобразие не только сюжета, но и способа его изображения.

Мнение о том, что ориентализирующее искусство Греции в основном продолжает линию развития крито-микенского искусства, прерванную периодом геометризации, может быть верно, но только в том смысле, что в ряде случаев сюжеты и образы гомеровских поэм вызвали интерес к «предметам старины», в частности к сохранявшимся в культе минойско-микенским прототипам, которые были теперь ближе новому веянию времени, чем только что отринутая геометрическая линейность орнамента. Кроме того, Крит, Кипр и Родос являлись районами, где пережитки минойско-микенской техники и стиля были пронесены и через геометрический стиль, что облегчало вновь пользование ими для нового творчества.

Таким образом, тесная взаимосвязь литературы и искусства не только говорит о высоте культуры VII в. до н. э., но и помогает осознать неизбежность того пути, по которому пошло греческое искусство в период сильнейшего воздействие на него Востока. Именно в этот период крупнейшими завоеваниями греческого искусства стали характер и экспрессия лица, сложность драпировки и разнообразие жестов; мы отнесли бы сюда же и большое сюжетное разнообразие и тот простор творческой фантазии, о котором говорилось раньше.

Все архаическое искусство, а в первую очередь искусство и мысль Ионии и Эгейских островов, несло на себе печать восточного влияния – хеттов, вавилонян, ассирийцев – с востока и египтян – с юго-востока; Финикия и Кипр долгое время были передатчиками и имитаторами восточных изделий, а конец VII в. до н. э. еще более укрепил связь Греция с Востоком. Однако греческие мастера сохранили свое чувство меры в подражании, свое мировоззрение в понимании восточных памятников и свою самостоятельность в переработке восточных образцов.

Говоря о сильном воздействии Востока на архаическое искусство Греции, не должно забывать того, что к этому времени сформировавшиеся молодые рабовладельческие полисы уже вступили в борьбу с финикийцами за торговую экспансию, греческие полисы, еще кипевшие и бурлившие в огне междоусобной борьбы, уже вступали в период колонизации.

Поэтому-то в период сильнейшего давления развитых, имевших тысячелетние традиции государственных образований Востока на младенческий, по сравнению с ними, греческий государственный микрокосм и был выработан имевший собственное лицо и блестящие перспективы дальнейшего развития греческий стиль.

Греческие полисы с их демократическим строем уже окрепли; греческая продукция – более совершенная и разнообразная – находила хороший сбыт; печать греческой оригинальности проявлялась все резче. Наследство Востока в той мере, в какой оно было воспринято греками, оказывалось переработанным и преодоленным.

В этот период интенсивного развития греческой полисной жизни Родос тесно связан с крито-кипрским районом. По-видимому, особенно сильны были связи с Кипром, изделия которого очень распространены в некрополях Ялиса.[251]251
  Ср.: CR, III, погребения 50 и сл.


[Закрыть]

Интересно отметить, что в переходное время от геометрического, к ориентализирующему стилю (VII в.) в ялисском некрополе в районе Замбико даже топографически выделяется группа кремированных погребений с большим количеством киприотских изделий и с остатками железа и бронзы (с 50-го по 68-е погребения).

Напомним, что Кипр, богатый металлом, должен был издавна привлекать родосцев; еще в микенский период Родос был одним из центров металлообработки, нуждавшимся, однако, в импортном металле.

4. Политический строй раннего Родоса

Распределение территории между тремя родосскими городами, по-видимому, вполне закончилось, самое позднее, к середине VIII в. до н. э., поскольку с конца VIII в. начинаются уже организованные сношения с Египтом, возникает Врулия, а к началу VII в. (около 700 г.) Телеф-ялисец начертал свое имя в Абу-Симбеле.

По корабельному каталогу Гомера,[252]252
  Il., II.653 сл.


[Закрыть] нашему древнейшему письменному источнику, заселение дорийцами Родоса произошло под начальством одного вождя Тлеполема, и три возникшие на острове дорийские филы были политически объединены (во всяком случае, во время войны всеми родосскими кораблями руководил, согласно каталогу, один вождь). Дорийцы, расселившиеся по трем филам, неизбежно сталкивались с обитавшим здесь местным населением. О результатах столкновений не сохранилось никаких воспоминаний.

Поскольку три древние центра: Линд, Камир и Ялис, стали при дорийцах как бы «столицами» трех государств, можно a priori предполагать, что происходило в ряде случаев смешение дорийцев с встретившим их на месте колонизации населением. О том же свидетельствует, по нашему мнению, наличие сильных пережитков микенского Родоса в геометрическом искусстве дорийцев.

Может быть, однако, не все родосское население органически вошло в дорийские общины. В позднейших родосских надписях мы встречаемся с группой населения Линда, происхождение которой до сих пор остается загадочным. В одной из надписей Линда, представляющей собой два фрагмента закона о выборах хорегов, часть хорегов выбирается из граждан, а 6 хорегов-ксенов – из κατοικευντες και γεωργευντες εν Λινδίαι πόλει.[253]253
  IG, XII, 1,762. – SGDI, 4155.


[Закрыть]

О той же группе линдийского населения упоминается и в другой надписи I в. до н. э., в которой чествуется некое лицо, бывшее верховным стратегом, хорегом Родоса на великих Гелиях, эпистатом Линда и занимавшее ряд жреческих должностей; этот человек увенчивается жрецами Афины Линдии и Зевса Полиея золотым венком; золотым венком его чтят и οι κατοικευντες εν Λινδίαι πόλει και οι γεωργευντες εν ται Λινδίαι.[254]254
  CR, II. № 48.


[Закрыть]

Таким образом, упомянутая группа, проживающая и занимающаяся земледелием в Линде, имеет право на хорегию и на владение домом и землей. По-видимому, в группе имеется и зажиточное население, как указывает участие в почетном декрете и золотой венок, предоставленный родосскому должностному лицу, тесно связанному и с жизнью Линда.

Несомненно также, что эти оседлые земледельцы Линда, не являясь гражданами, пользуются личной свободой. Их положение кажется мне напоминающим положение спартанских периеков. Нигде в других эпиграфических памятниках, насколько мне известно, κατοικευντες (κατοικουντες) не обладают правом землевладения.

Конечно, материал наших источников слишком скуден для каких-либо твердых выводов, но вполне вероятно, что оседлая группа линдийских земледельцев, от которых явно отличаются родосские метеки, образовалась из какой-то части родосского древнего населения, не включенного, подобно периекам, в состав гражданской общины Линда.

По-видимому, несомненен и рост рабовладения в ставших дорийскими городах острова. Но ни о составе рабов, ни о процессе развития рабства у нас нет никаких, даже косвенных, сведений.

Родос V—IV вв., и особенно эллинистический Родос, являлся крупнейшим центром рабовладения с дробными категориями рабов (государственные, иноземные, рожденные дома) и с особыми местами захоронения (кладбища рабов). По-видимому, с раннего времени родосские города ввозили иноземных рабов (в первую очередь, из Карии); нельзя, однако, предполагать, что здесь не было периода внутреннего порабощения местного населения.

О политическом строе раннего Родоса нам известно очень мало. Павсаний упоминает о ялисском басилевсе Дамагете.[255]255
  Paus., IV.24.2. Павсаний упоминает о Дамагете в связи с романической фабулой о бегстве Аристомена из Спарты в Дельфы, о женитьбе Дамагета на третьей дочери Аристомена и о последовавшем затем поселении Аристомена на жительство в Ялисе. Аристомен жил около 620 г. до н. э.; следовательно, нужно считать, что еще в конце VII в. до н. э. в Ялисе правил басилевс.


[Закрыть] Схолии к Пиндару и намеки самого Пиндара позволяют думать, что потомки этого ялисского царя, образовавшие могущественный и богатый знатный род, правили Ялисом. Потомки Дамагета последовательно именуются Каллианактидами, Эрастидами и, наконец, Диагоридами.[256]256
  Ср.: Schol. Pind. Ol., VII.170е, 172а-с.


[Закрыть] Сам Диагор происходил из ялисской филы Эрастидов; по мифу мать его сочеталась с Гермесом, следствием чего было рождение Диагора и начало нового ответвления этого рода, детей Гермеса, Диагоридов.[257]257
  Schol. Pind. Ol., VII, стр. 199. Именно этим путем создавались особые генеалогии знатных родов. Герои обычно и есть „незаконные“ дети земных отцов. Два отца, двойное происхождение – характерный признак героя. Так, Геракл – сын Зевса и вместе с тем – Амфитриона; Тезей – Посейдона и Эгея и т. д. Через земного отца „героя“ продолжается линия, связывающая данный знатный род с общим, обычно также „божественным“ родоначальником всего данного рода. Но линия смертных поколений для знатного рода отмечена у „героя“ вторичным вмешательством божества, и отсюда начиналась особая, искусственно созданная (до некоего реального предка) генеалогия.


[Закрыть]

Вполне вероятно, что первоначально и в Камире и в Линде (по аналогии с Ялисом) существовали свои басилевсы. Однако упоминаний о них до нас не дошло. Возможно, что родовая знать постепенно сильно ограничила, если не отменила, привилегии местных царей. Во всяком случае, до общеродосского синойкизма родовая знать всех трех городов была очень сильна и, как можно предполагать, именно ей принадлежала инициатива общеостровного объединения и создания нового города.[258]258
  Из свидетельства Фукидида (Thuc., VIII.44.2) нам известно о съезде, состоявшемся под воздействием Спарты в Камире «могущественнейших» (dynatōtatoi) из трех городов Родоса.


[Закрыть]

Во всяком случае, к периоду общеостровного синойкизма на Родосе царской власти не существовало. Возможно, что Диагориды в Ялисе были уже правящим знатным родом.

В первой половине VI в. в Линде мы встречаем имя Клеобула, сына Евагора, одного из семи греческих мудрецов, который, по традиции, был современником Солона, т. е. жил в начале VI в. до н. э. К сожалению, наши источнику очень поздние и недостоверные: мы не знаем, в качестве кого Клеобул пришел к власти, и относится ли созданная ему слава мудреца и законодателя к реформам, произведенным в Линде.

Диоген Лаэртий в биографии Клеобула приводит несомненно подложное письмо к Солону, в котором Клеобул приглашает последнего в Линд, считая, что Линд как город, демократически управляющийся, удобнее всего для того, чтобы Солону дожить свой век в спокойствии.[259]259
  Diog. Laert., I.89 сл. Ср.: Suid., s. v. Kleobulos.


[Закрыть]

Может быть, именно в связи с приходом к власти Клеобула нужно понимать происшедшие около 580 г. до н. э., по свидетельству Аристагора, волнения, которые повлекли за собой выселение части граждан в Акрагант, основываемый Гелой.[260]260
  Schol. Pind. Ol., II, 29.


[Закрыть] Среди этих покинувших остров, колонистов были и «отцы Ферона», пострадавшие от междоусобной борьбы. Под «отцами Ферона» (будущего тирана Акраганта), по-видимому, следует понимать целый знатный род или, во всяком случае, большую знатную семью. Отсюда, может быть, можно заключить, что в начале VI в. на Родосе, и в частности в Линде, происходила борьба, направленная против олигархии родовой землевладельческой знати.

К этому времени рост городского и торгового ремесленного населения в Линде и все больший размах внешних сношений Линда, в связи с активной колонизацией, должен был обострить противоречия между городской и сельской частями населения, возглавляемыми торговой и землевладельческой знатью.

Однако свидетельство Диогена Лаэртия, по-видимому, не нужно понимать в смысле полной демократизации Линда. Даже изречения, приписываемые Клеобулу, сближают его с умеренностью Солона, конституция которого также не была в полной мере демократической. Во всяком случае знать (имущественная знать, δυνατώτατοι) составляла правящую верхушку Линда и ко времени родосского синойкизма.

Каждый из трех городов имел совет, высшую должностную коллегию и народное собрание. Члены совета во всех трех городах после синойкизма носили одинаковое название «мастры». Глосса Гесихия поясняет этот термин: мастры – члены совета у родосцев.[261]261
  Hesych., s. v. Толкование этого слова вызывало большие споры, поскольку mastroi у Гесихия обычно сравнивали с masteres у того же Гесихия, Гарпократиона, Фотия и Свиды, против чего справедливо возражал уже Ван-Гельдер (VG, стр. 237), отвергая предложенную Бернгарди коньектуру глоссы Гесихия: Buleut[ai hoi kai mast]ēres. Mastēres – это финансовая коллегия – афинские zētētai; cp.: Arist., Pol., fr. 191 (Didot); у Гарпократиона: arche tis apodedeigrnenē epi to zētein ta koina tu dēmu; у Гесихия: mastēres: hai tōn archontēn euthynai. Cp. Ph. Le Bas – P. Foucart. Inscriptions grecques et latins, II, стр. 172, строка 51 (надпись из Андании); hypomastroi здесь употреблены в смысле hypeuthynoi, в применении к тем, кто представлял счет.


[Закрыть]

Мастры засвидетельствованы также в Дельфах, где они являются особыми должностными лицами, связанными с сакральными наказаниями людей, злоупотребивших священными деньгами храма.[262]262
  Эти последние назывались katamastroi hierōn chrēmatōn phōras: ср.: ВСН, V, 1881, стр. 162, строки 20-23. Мастры записывали имена правонарушителей в списки должников, увеличивая в восемь раз израсходованную ими сумму.


[Закрыть]

Родосские мастры представляли собою совет. Поскольку все эпиграфические памятники относятся ко времени после родосского синойкизма, постольку полномочия мастров ограничены сакральными делами.

Особенно интересно в этом отношении одно постановление из Линда второй половины II в. до н. э.: «Мастры и линдийцы постановили по предложению эпистатов: так как выбранные эпистатами из линдийцев (следует 3 имени), и мужи, выбранные для участия в судах (следует 30 имен), оказались людьми честными и блюли интересы линдийцев, чтобы выборы в Линде жрецов, гиерофитов и гиеропеев и остальных общественных должностных лиц производились из самих линдийцев, как и в законах писано, и чтобы не имели доступа к линдийским святыням те, кто и раньше его не имели», – постановили похвалить и т. д.

Если эти 30 мужей, выбранных для участия в судах, действительно являлись бы, как это предполагал Боттермунд,[263]263
  Bottermund, De rep. Rhodiorum comm., стр. 24.


[Закрыть] линдийскими мастрами (что очень правдоподобно), то мы знали бы и число мастров и их сакральные полномочия, к важнейшим из которых, по-видимому, относились функции охраны чистоты культа.

Вся политическая жизнь Линда после синойкизма сосредоточилась на вопросах культа, на ревности к богам и святыням Линда, на контроле избрания жрецов, на проведении священных церемоний и на почетных постановлениях лицам, отличившимся своим особым рвением к линдийским богам и храмам.

Именно поэтому судьи и эпистаты, ранее, вероятно, наделенные другими полномочиями, после синойкизма активно вмешиваются в избрание священнослужителей. Аналогичный процесс происходил, конечно, и в Камире, и в Ялисе.

Вполне возможно, что мастры существовали (в одном из городов, или во всех трех) и до синойкизма, но стали «советниками», т. е. членами местных βωλαί лишь после него.[264]264
  Карштедт, указывая на одноименность этой магистратуры во всех трех городах, считал, что коллегия мастров создана законодательным актом (общеродосским постановлением) после синойкизма (RE, Hlb. XXVIII, 1930, s. v. Mastroi, стр. 2171), обращая внимание на формулировку камирской надписи о выборе мастров: IG, XII, 1, 694. – SGDI, 4118.
  Раньше Карштедта эту мысль высказали Шумахер (С. Schumacher. De Rep. Rhodiorum, стр. 17) и Свобода (Н. Swoboda. Die griech. Volksbeschlüssen, Leipzig, 1890, стр. 84-85). Однако, если совет, как это показывает надпись из Линда, до синойкизма назывался bōla, то значит ли это, что мастры до синойкизма не существовали? Наоборот, мы видим и на других примерах, что родосцы обычно использовали в ряде случаев существовавшую номенклатуру старых должностей. Как показывают списки камирских эпонимных демиургов (CR, VI/VII (Якопи), переиздано со значительными исправлениями Бендиктсоном: J. Benediktssohn, Chronologie de deux listes de prêtres kamiréens. Ov., II, 6, 1940) и линдийские списки жрецов (Lind. II, 1), общеродосский синойкизм сопровождался пересмотром всей религиозной структуры трех городов, но не изменением ее. Таким образом, мастры должны были существовать и до синойкизма, как, может быть, уже и до синойкизма они были связаны с религиозной жизнью ктен.


[Закрыть]

До синойкизма совет, мы это хорошо знаем для Линда, назывался обычным термином βωλά.[265]265
  Ov., 1905, стр. 34. – SIG, № 110. – ЖМНП, 1908, стр. 19 (Придик).


[Закрыть] Поскольку после синойкизма этот термин стал применяться лишь к совету Родоса, постольку, по-видимому, сочли наилучшим во главе каждого из городов поставить религиозный совет мастров. По постановлению камирцев, вынесенному, очевидно, на основании предшествующего закона родосцев, каждая ктена выбирала одного мастра и все выбранные, по созыву гиеропеев, собирались в Камире, в храме Афины для наблюдения за всеми государственными жертвоприношениями.[266]266
  IG, XII, 1,694; SGDI, 4118.


[Закрыть]

По-видимому, это постановление, впервые после синойкизма излагающее порядок выбора мастров (для чего производится и точная фиксация ктен) и их полномочия, потому и начинается формулировкой «народ Камира постановил», что совет был ликвидирован и вместо него еще не было создано высшего религиозного совета, уполномоченного на решение всех сакральных дел камирской общины.[267]267
  Подробнее об общеродосском законе, установившем точное определение должностных лиц и религиозные функции всех трех городов, ср.: Lind., II, 1, стр. 61-63.


[Закрыть]

Вообще довольно распространенное мнение о том, что после синойкизма все три родосских полиса сохранили прежнюю конституционную форму, влив в нее другое (сакральное) содержание, едва ли является верным. Может быть, конечно, высшая должностная коллегия Линда и называлась по-старому коллегией эпистатов, а коллегия Камира – коллегией демиургов, но в общей политической структуре этих государств коллегии уже занимали другое место, ибо пританы перестали существовать, так же как стратеги, гегемоны и навархи. Скорее всего, искать образец конституционного строя трех городов следовало бы в политическом строе Родоса, который, к сожалению, с этой точки зрения еще ни разу не подвергался научному анализу.

Таким образом, не проделав эту предварительную, необычайно трудоемкую и требующую специальных знаний работу, вряд ли можно восстановить живой облик политического строя каждого города.

Считать же, что одна лишь оставленная городам для самостоятельного управления сакральная область и представляет из себя всю основу их бывшей политической структуры – неверно.

Деление на филы, фратрии и роды, а также, вероятно, и разделение на территориальные округа имелось налицо в каждом из трех государств. Эти родовые институты были и после синойкизма сохранены за тремя городами; территориальные демы, наоборот, стали общеродосскими территориальными подразделениями. Однако, интересно отметить, что, по-видимому, разделение на демы было проведено точно в соответствии с прежними границами трех государств, так что мы можем различать демы Линда, Камира и Ялиса.