355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ксения Чайкова » Теневые игры » Текст книги (страница 12)
Теневые игры
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 22:59

Текст книги "Теневые игры"


Автор книги: Ксения Чайкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Есть мужчины, перед которыми устоять просто невозможно – от них бежать хочется, причем чем скорее, тем лучше. Вот из таких или примерно таких красавцев и состояла шеренга, торжественно выстроившаяся перед королевской ложей. Закованные в латы рыцари не просто повергали в трепет – они вызвали оторопь и заставляли оглядываться в поисках какого-нибудь предмета интерьера, за который можно было бы спрятаться в случае чего. Дюжие лошади, ничуть не похожие на изящных верховых кобылок и жеребцов, к езде на которых я привыкла, горделиво несли на своих спинах чудовищную массу стального облачения хозяев и красовались в разноцветных попонах с вышитыми на них гербами своих владельцев. Торин, неразличимый под доспехами, но узнанный мною благодаря какому-то не то шестому, не то десятому чувству (а также неплохому знанию геральдики), выглядел так же солидно и серьезно, как и окружающие его рыцари. Что, впрочем, не внушало мне излишнего оптимизма.

– Вы так бледны, душенька… Волнуетесь? – сочувственно поинтересовалась королева, в приступе снисходительной заботы похлопывая меня по безвольно лежащей на подлокотнике кресла ладони. Даже веер в монаршей руке дрогнул и сделал несколько взмахов в мою сторону, что мигом вызвало завистливое шипение сидящих рядом фрейлин, расценивших этот небрежный жест как знак высочайшей милости по отношению к никому не известной девице. Королевский веер, кстати сказать, был до того хорош и красив, что я таращилась на него до тех пор, пока мое назойливое внимание не стало граничить с непристойностью. Выполнено это чудо было из тонких пластинок голубоватой русалочьей кости, скрепленных внизу перстнем с сапфиром, и тончайших молочно-белых кружев явно монастырской работы. Сбоку приделано маленькое зеркальце в золотой оправе и кокетливом опахале из перьев павлина-альбиноса. Судя по форме ручки, в ней был небольшой тайничок. В таких придворные дамы обычно прячут любовные записочки и флаконы с духами и островными благовониями. А в моих веерах, не столь дорогих и роскошных, как у королевы, но зато гораздо более демократичных в плане цены, скрывались склянки с ядами или отравленные метательные иглы. Удобная вещь этот веер, практичная, можно даже сказать незаменимая. В него еще лезвия можно вставить, дабы прекратить невинный аксессуар в страшное оружие. Да и по назначению в жару использовать приятно.

– Волнуюсь, ваше величество,– честно призналась я, опуская взгляд, как бы привлеченная возней обряженной в серебряные браслеты и ошейник Тьмы на моих коленях. Королева бросила заинтересованный взгляд на вонато, потом оглянулась на других демонов, столь же спокойных и преисполненных достоинства, сопровождающих своих высокородных хозяев на одно из главных развлечений года, и ласково попросила:

– Ну же, не нервничайте так, дорогая! Посмотрите на меня. Все с вашим графом будет хорошо.

Я послушно подняла голову. Родригия была из тех женщин, на которых нужно смотреть вблизи. Потому что только тогда становится видно, какая у нее нежная, не тронутая солнечными лучами и изъянами кожа, какие серьезные, чуть печальные глаза и красиво очерченные скулы. Да и руки заслуживали восхищения – тонкие, породистые, холеные, изящные, они, казалось, едва способны были шевелиться под тяжестью фамильных перстней и роскошных парных браслетов с прихотливой гравировкой.

Королева не была ни уродлива, ни даже просто неприглядна. Она просто оказалась красива тем несчастливым видом красоты, который виден только если дать себе труд задержать взгляд на ее носительнице. Веселье и энергичность таким женщинам не к лицу. Им больше подходит легкая философская печаль, меланхоличное спокойствие и созерцательная невозмутимость, в полной мере раскрывающая тихую, неприметную прелесть их преисполненных достоинства лиц.

Зато Сопливец вблизи производил и вовсе отталкивающее впечатление. Он казался тощим, слишком тощим для монарха, несмотря на то что обожал сладости и имел довольно неприятную привычку с чавканьем и хрустом грызть их на всевозможных мероприятиях и собраниях. После пяти минут, проведенных в ложе, я уже искренне сочувствовала королеве, вынужденной терпеть приторный запах и непрекращающийся скрежет засахаренных орехов на монарших зубах почти круглосуточно.

– Улыбнитесь нам, душенька,– успокаивающе произнесла Родригия, продолжая рассеянно обмахивать нас с Тьмой своим веером. Ревнивое лопотание фрейлин, решивших, что королева нашла себе новую любимицу, стало громче и ожесточеннее.– У вас очаровательная улыбка. И не грустите. Все будет хорошо.

– Если ее величество изволит утверждать, что все будет хорошо, то ничего дурного случиться просто не может,– с верноподданнической горячностью согласилась я, послушно раздвигая губы в чуть грустной, но преисполненной надежды усмешке. Эх, знала бы монархиня, что на нижней челюсти у меня не хватает двух, а на верхней – трех зубов, выбитых в нескольких особенно жестоких потасовках! К счастью, Цвертина нашла способ отрастить их заново, за что я благодарна ей по гроб жизни. Ибо редкие зубы не красят никого, а уж девушку – тем более.

Но королева права – нервами делу не поможешь. Теперь остается только ждать и надеяться на лучшее. Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, дабы не омрачать своего взора внушительной и грозной шеренгой выстроившихся в красивом порядке рыцарей.

Почему безродная наемница вдруг оказалась в королевской Ложе – история отдельная. Накануне великого рыцарского праздника ее величеству, которая, видимо, маялась бездельем и не знала, чем себя занять, вдруг отчего-то вздумалось лично познакомиться с первопричиной нарушения королевского указа, и она послала разузнавать ее имя полудюжину своих личных гвардейцев. Милорд Иррион чуть не умер, вообразив, что участие его сына в турнире все-таки заменили тюремным заключением. Я тоже ощетинилась, но, как выяснилось, совершенно напрасно. На сей раз вояк интересовала исключительно я. Мигом взяв себя в руки и успокоив Лорранского-старшего, я выразила готовность проследовать во дворец, дабы, сообразно монаршей воле, предстать перед королевой.

Скучающая Родригия, поговорив три часа на темы вееров и кружев, а также экономическом ситуации в соседних державах, нашла меня весьма занимательной собеседницей и выразила желание увидеть «милую подругу нарушителя законов Лорранского» на турнире в своей ложе. Что я и выполнила, не без внутреннего содрогания и зубовного скрежета. Развлекать беседами томящуюся ничегонеделанием королеву не хотелось совершенно, но я слишком хорошо нала, как легко монаршие милости могут превратиться в наказания, и покорно устроилась рядом с тронами на одном из самых удобных и почетных мест.

Такого огромного скопления народа я не видела, кажется, еще ни разу в жизни. Толпы на трибунах навевали мысли о массовом исходе во Мрак вековечный. Это впечатление только подкреплялось истошными воплями торговцев калачами, пирожками и разноцветными гномьими водками – казалось, продавцы печева и алкоголя орали в приступах отчаяния из-за ожидания посмертной кары, а не для того, чтобы привлечь покупателей.

Я снова открыла глаза и внимательно посмотрела на запруженные народными массами трибуны, пытаясь рассмотреть друзей или врагов. Из соседней ложи, поймав мой сосредоточенный взгляд, едва заметно улыбнулся Вайский, по-прежнему сопровождаемый своим невозмутимым храном. Чуть поодаль в окружении цвета магического сообщества Райдассы расположилась Цвертина. Моя подруга, облаченная в очень простое, но изумительно красивое темно-вишневое платье с завязанной спереди изысканной косынкой-фишю, не прекращая щебета со своим соседом, рассеянно махнула веером пару раз, но я поняла, что предназначаются эти жесты именно мне, и ответила ей тем же. Что и говорить, веер – замечательный аксессуар, за которым можно спрятать растерянность, злость или даже тайное сообщение. Наверное, именно поэтому дамы, по причине нежаркой осенней погоды вовсе не нуждающиеся в ветерке, поголовно вооружились этими изящными вещичкам из модных толканских кружев и птичьих перьев и раз за разом поднимали быстрые волны холодного воздуха, торопливыми вздохами пробегавшими по рядам аристократии.

Один знатный лорд, как раз вошедший в королевскую ложу и раскланивающийся со всеми присутствующими, неожиданно притормозил и потрясенно вгляделся в мое лицо. Руки отреагировали быстрее, чем голова,– я как бы случайно в мгновение ока загородилась раскрытым веером и загадочно сверкнула глазами поверх туго натянутых светло-голубых кружев. Мужчина вопросительно приподнял брови, но этим и ограничился, возобновил свое неспешное продвижение и в конце концов уселся в самом углу, где кто-то заботливый и предусмотрительный держал для него кресло. Лишь минут через пять я сообразила, что это родной брат моего второго клиента. Тот, несмотря на мою опеку и охрану, закончил очень плохо, поэтому ничего общего с его родственниками я иметь не желала. К счастью, милорд не обладал столь же хорошей памятью, как я, поэтому так и не сумел сообразить, где и в каком качестве встречал девушку, показавшуюся ему вдруг ни с того ни с сего смутно знакомой.

«Тьма, как по-твоему, нет здесь никого опасного и подозрительного?»

Вонато задумчиво шевельнула подвижным черным носом и встопорщила чешую на загривке. По мнению демона, опасны были все мужчины, выстроившиеся на посыпанной разноцветным песком арене ристалища. Единственным исключением, признанным не слишком агрессивным и воинственно настроенным, был наш бедный подопечный. Латы для Тьмы, так же, как и для меня, преградой не стали, вонато прекрасно чувствовала, где именно скрывается нервный, наверняка перепуганный до полусмерти Торин, и искренне, хоть и безнадежно, желала ему если не победы, то хотя бы не очень позорной и мучительной смерти.

Пока я любовалась на зрителей, основные участники сегодняшнего развлечения развернули лошадей и покинули арену. Герольды, внимательнейшим образом изучающие доспехи и вооружение каждого участника турнира (дабы ни один из них не вздумал воспользоваться чем-нибудь запрещенным или, не приведи боги, магическим), по очереди кивали главным судьям – то есть королю с королевой – и пронзительными, усиленными какой-то волшбой голосами выкрикивали имена рыцарей. Торин и его соперник по злосчастной дуэли, тоже принужденный участвовать в турнире, князь Варракский, внутри своих стальных костюмов наверняка медленно, но верно закипали от стыда. Быть представленными народу вместе с какими-то отважными, но неблагородными мужиками, умеющими размахивать мечом и пытающимися сочинять сонеты?! Позорище…

Церемония принесения торжественной клятвы меня, как и большинство присутствующих, ничуть не заинтересовала. Все и так знали ее наизусть. Ну выслушают сейчас все рыцари торжественно зачитанный главным герольдом текст, повествующий об их желании лишь совершенствоваться в боевых искусствах, но ни в коем случае не сводить личные счеты с кем-то из претендентов на победу, ну приложат ладонь правой руки к левой половине груди, ну грянут хором «клянусь!»… Скука.

Огромный серебряный кубок с золотыми вставками, стоявший перед королем и являвшийся основным призом в состязании, привлекал внимания гораздо больше, чем присяга рыцарей. Кроме того, люди во все времена были не дураки пообсуждать развернувшееся перед ними действо. Поэтому неудивительно, что слегка притихшие трибуны вновь захлестнула волна громких разговоров, шороха материи, взвизгов ручных демонов, детского рева и оглушительных воплей продавцов сластей. За право торговать на территории ристалища следовало заплатить немалый взнос в городскую казну, и торговцы суетились изо всех сил, стремясь окупить его хотя бы вдвое.

В королевской ложе вышколенные слуги неслышными тенями скользили между рядами кресел, разнося подносы с вином, фруктами и пирожными. Я взяла ветку янтарно-желтого винограда, привезенного, похоже, с южных островов, и, неспешно кладя в рот ягодку за ягодкой, задумчиво следила за процедурой проверки лошадей – герольды должны были удостовериться, по всем ли правилам оседланы скакуны. Чуть поодаль, у самой стены, отделяющей поле от трибун, кипел ожесточенный спор, грозящий вскоре перейти в драку,– оруженосцы с помощью крепкого словца и размахивания не менее крепким кулаком пытались выяснить, чей господин богаче и сильнее.

Торжественно взревели трубы, и на арене, под вопли толпы и крики герольдов, появились две пятерки рыцарей, начавшие быстро выстраиваться друг напротив друга. Сама не осознавая, что делаю, я сжала подлокотник кресла так, что уши вырезанных на них волчьих голов больно впились в ладони,– в середине одной шеренги находился мой подопечный верхом на сером мышастом коне горделивой стати. Сзади возбужденно переминался с ноги на ногу бывший лакей, готовый, кажется, подхватить своего господина на руки, если ему вдруг вздумается свалиться с лошади.

– Не волнуйтесь так, милочка,– сочла своим долгом утешить меня заботливая королева. Видимо, мое лицо перекосилось как-то уж слишком оригинально и нервно, так как ее величество даже лично сняла с проплывающего мимо подноса высокий узкий бокал с вином и вложила его в мою руку. Я машинально сжала тонкую ножку, отпила, не чувствуя вкуса, и едва нашла в себе силы кивнуть и пробормотать что-то учтиво-благодарное. В другое время подобное поведение наверняка было бы расценено как величайшая неуважительность, но, к счастью, Родригия вполне понимала (или ей казалось, что понимает) мои треволнения, ставшие причиной проявления некоторой неблаговоспитанности.

На редкость яркие и красочные воспоминания о сомнительных успехах в освоении искусства верховой езды, кои демонстрировал Торин по дороге в Меритаун и обратно, не давали мне с оптимизмом смотреть в будущее и заставляли нервно ежиться. Свалиться с лошади считалось самым большим позором, какой только возможен на турнире. Уж лучше было упасть вместе с конем. Воинская честь и доблесть Торина меня волновали мало, но, к сожалению, падение с несущегося во весь опор скакуна было чревато не только бесславьем, но и угрозой для здоровья, а то и жизни моего подопечного. И я очень сомневалась, что спешно повышенный до почетного звания оруженосца лакей сумеет оградить своего господина от копыт лошадей или копий противников.

Когда главный герольд подал знак к началу сшибки и дикие вопли труб вновь разорвали лихорадочно-возбужденное затишье над ристалищем, я не выдержала и закрыла глаза, бессильно уронив ладони на Тьму, словно ища у нее защиты и поддержки. Хуже всего было осознание полной своей беспомощности и неспособности повлиять на ход собыий. Если Торин сейчас погибнет, меня тоже убьют. И никому не будет дела, что я просто не могла выполнять свои профессиональные обязанности на глазах тысяч людей, собравшихся полюбоваться на турнир. А во Мрак вековечный я, несмотря на недовольство жизнью и миром подлунным, не торопилась.

Оживленный гомон толпы подсказал, что ошибка все-таки закончилась, и я наконец-то осмелилась приоткрыть панически зажмуренные глаза. К моему удивлению и радости, Торин был не только жив, ной вполне уверенно сидел на лошади и даже пытался помахивать сломанным копьем, словно салютуя восхищенно надрывающимся зрителям. Оруженосец пешим следовал за его лошадью с таким гордым и заносчивым видом, словно лично направил удар аристократенка в цель.

– Ну стоило ли так волноваться? – с отеческой заботой попеняла Родригия, которая, оказывается, следила не за сшибкой, а за мной. Светло-голубые глаза королевы щурились укоризненно и, как мне показалось, чуть насмешливо, словно она знала или, по крайней мере, подозревала, что любовь – это не объяснение моему искреннему, почти истерическому волнению о графе.

– Вы, как всегда, совершенно правы, ваше величество,– покорно отозвалась я,– разумеется, если вы изволите утверждать, что все будет хорошо, то так оно и происходит.

– Очаровательное платье, миледи,– поторопилась поддержать беседу одна из сидящих рядом дам в возрасте, стремясь отвлечь внимание чуть нахмурившейся и поморщившейся королевы от суеты герольдов на арене ристалища. Некоторым рыцарям повезло не так, как моему подопечному,– двое вылетели из седла, а еще один и сам бы рад упасть, да запутался в стременах и волочился следом за нервно перебирающим ногами конем по песку, явственно скрежеща зубами и ругаясь так громко, что было слышно даже сквозь неумолчный рокот толпы зрителей, с энтузиазмом обсуждавших произошедшее перед их глазами столкновение. Сидящая неподалеку от меня очаровательная белокурая девушка в роскошном бархатном наряде и с умопомрачительной коллекцией драгоценностей охнула, всхлипнула и визгливо разрыдалась, весьма грациозно промокая глаза кружевным платочком – видимо, она была дамой сердца, которой посвящались все деяния одного из упавших рыцарей.

– А? – рассеянно переспросила я, следя за отчаянными попытками оруженосца подобрать своего господина или хотя бы изловить за поводья лошадь, за которой с бранью ехал на спине по песку упавший с седла седок. Гордый породистый скакун, находя для себя унизительным таскать волочащуюся по песку тушу, не давался и раз за разом шарахался все более нервно и настороженно, вызывая новые взрывы ругани и проклятий со стороны рыцаря, безуспешно старающегося выпутаться из коварной ловушки, что подстроили ему собственные доспехи и стремя. Блондинка рыдала все громче, отчаяннее и вдохновеннее – по всей вероятности, это действительно был ее воздыхатель. Вокруг нее уже суетились слуги.

– Да, моя дорогая,– с готовностью вступила в затеянную для нее беседу королева, рассматривая мой наряд.– И такие оригинальные украшения!

Я, поняв, что имела в виду монархиня, инстинктивно прикрыла ладонью маленькую брошку на корсаже, но было уже поздно. Мое платье цвета перванш note 2 и более чем необычный аксессуар все-таки привлекал повышенное внимание.

– Довольно странный выбор драгоценностей,– брюзгливо заметила сидящая неподалеку дама в годах. Сама она, в многочисленных колье, бусах и цепочках, позвякивала, как увешанная дешевыми побрякушками продажная девица. Веер ее меня просто ужаснул – изящная вещичка была сделана из тоненьких эбеновых пластинок и сверкающих перьев сойки, расположенных внахлест. Изготовление этого очаровательного аксессуара стоило жизни как минимум двадцати птицам. Но наша аристократия никогда не обращала особенного внимания на то, во что выливаются природе их прихоти и забавы.– Не говоря уже ни о чем другом, эта непростительная дерзость – появляться перед монаршими особами с такими недорогими безделушками на платье. Да и столь гадкая тварь, как паук…

– Ах, оставьте,– поморщился скучающий король. От нечего делать он баловался со своим лорнетом. Добился того, что стекло выпало из оправы, и, лишившись игрушки, изволил обратить свое сиятельное внимание на беседу дам.– Я тоже люблю серебро. Не говоря уже ни о чем другом, самый первый герб нашей династии был отчеканен именно на этом белом, удивительно красивом и достойном металле.

Лиард отодвинул наполовину пустое блюдо со сластями и пустился в пространные воспоминания о величии и славе его благородных предков. Сидящая в ложе знать навострила уши и восторженным аханьем встречала каждую известную им с пеленок историю о грандиозных деяниях представителей правящей династии. Иногда по толпе придворных пробегал восторженный шепоток, а то и волна легкого смеха, хотя ничего особенно веселого наш монарх не сообщал. Но я давно заметила, что зачастую важен не смысл сказанного, а то, кто говорит. Королева, кажется, тоже сосредоточила внимание на рассказе своего венценосного супруга, но временами я чувствовала ее спокойный, равнодушный взгляд, скользящий к магической брошке. От греха подальше я прикрыла ее веером и сделала вид, что очень заинтересована неспешной речью Лиарда.

А турнир продолжался. Трещали копья, били копытами кони, оглушительно ревели трубы и трибуны, рыцари громоподобными голосами выкликали имена своих прекрасных дам, и то одна, то другая девушка, слыша крики своего героя, вспыхивала от удовольствия и прятала зардевшееся лицо на плече подруги. Мне подобной чести не досталось – может, Торин и орал что-то, но за поднявшимся шумом и гвалтом его слабенького голоска, привыкшего к чтению стихов и тихим пикировкам с окружающими, слышно не было. Кроме того, я не была уверена, что мой клиент помнит то имя – Велена Двионская,– под которым я была известна аристократам и благороднорожденным.

После командных сражений начались парные стычки. Мой подопечный, как всегда, ухитрился отличиться. Если есть только два способа развития событий, а вам нужен третий – не морочьте себе голову, просто позовите на помощь Торина. Он быстренько выдумает нечто такое, чего до него и видано никогда не было. Ну казалось бы, чем может закончиться поединок один на один? Только победой одного и поражением другого участника. Или ничьей, в крайнем случае. Но Торин и тут сумел вытворить нечто совершенно новое, не виданное и не слыханное раньше.

Сказать по правде, рыцарь, который был соперником моего клиента, не внушал должного уважения – уж слишком худым и мелким он был, видимо, недоедал в детстве. Вернее, таковым он казался на фоне высоченных, кряжистых противников. А рядом с Торином возвышался горой. Я невольно закусила губы, оценивая реальные шансы Лорранского на победу в поединке как весьма и весьма низкие. Конечно, рыцарек мелковат. Но Торин-то еще хлипче и слабее!

Шлем полностью скрывал лицо, но мне казалось, что я вижу, как побледнел мой подопечный. Сердце пойманной птицей трепыхнулось в груди и, не сдерживай его прочная клетка ребер, наверняка бы ринулось вниз, на ристалище – чтобы собой закрыть безголового клиента, которому так не ко времени приспичило отстаивать мою никому не нужную честь…

Тьма нервно завозилась на моих коленях, предлагая свою помощь в защите Лорранского, но я лишь горько усмехнулась и торопливым потоком мыслеобразов с одновременным решительным хватом руками сдержала порыв демона. Чем она ему там поможет? Разве что погибнет вместе…

Разъехавшиеся в противоположные углы ристалища всадники дождались очередного вопля труб, разгорячили коней и понеслись друг на друга. На сей раз у меня даже глаза закрыть сил недостало – я только смогла вновь сжать ладонями подлокотники кресла и мысленно вознести молитву богу победы Реноту, прося его быть снисходительным и милостивым к Торину, который в этот момент во весь опор несся к своему противнику и выглядел так, будто вот-вот кулем свалится с лошади.

Развязка наступила быстро и неожиданно. Один из всадников действительно упал. Вот только это был не мой клиент, а его противник. Трибуны взревели, восхищенно и разочарованно одновременно. Зрители явно ожидали большего – скажем, треска ломаемых копий, кровавых ран, предсмертных криков и стонов, последнего «Люблю…» для сходящейся в рыданиях прекрасной дамы и торжественного вознесения побежденной души в мир надлунный. Но никак не того, что неумеха-рыцарь свалится с лошади еще до столкновения!

Торин был растерян, но быстро оправился, выпрямился и выглядел таким гоголем, что я встревоженно нахмурилась. Видимо, низвержение противника не страдающий от излишнего ума и избытков скромности графенок приписал исключительно собственным воинским заслугам. Однако я видела, как растерянный оруженосец мелкого рыцарика, на которого его господин замахнулся с руганью и проклятиями, поспешно отскочил в сторону и поймал за поводья лошадь. Как выяснилось, седло просто-напросто съехало набок, и ничего удивительного в том, что седок обрушился на землю, не было.

Герольды заспорили. Вопрос и впрямь был необычным и щекотливым. С одной стороны, свалиться с лошади – ужасный позор, бесславье и безусловное поражение. Однако всем и каждому было ясно, что как раз рыцарь в данном случае почти не виноват. Так что кому присуждать победу – не ясно. Конечно, проще всего было замять досадное происшествие и объявить второй раунд, но, к сожалению, противник Торина очень неудачно упал и ухитрился сильно повредить руку, поэтому ни о каком продолжении поединка и речи не шло.

Я вопросительно покосилась в сторону ложи, где устроились маги. Цвертина перехватила мой взгляд и слегка кивнула. По губам магини, подкрашенным модной в этом сезоне серебристо-розовой помадой, скользнула едва заметная удовлетворенная улыбка, и я, не сдержавшись, ответила ей тем же. Что бы там ни случилось с несчастным седлом, в этом явно повинна моя рыжеволосая подруга. За что надо будет непременно ее поблагодарить. Как и что она провернула – остается только гадать, потому как тотальной блокировки магии на ристалище никто не отменял. Впрочем, способ не так уж важен, главное – результат.

Их величества, изрядно заскучавшие во время попытки найти правых и виноватых, изволили лично вмешаться в решение сей деликатной проблемы и, посовещавшись между собой, провозгласили, что поединок не засчитывается. И сражаться бы Торину с кем-нибудь еще более сильным и умелым, чем его давешний противник, если бы не мое вмешательство в неспешную монаршую беседу. Поняв, что мой клиент сейчас, возможно, сложит свою не шибко умную голову, я тихонько взвизгнула и обмякла в кресле.

Королева прониклась ко мне симпатией до того, что изволила лично похлопать меня по щекам, а затем капнуть на платок немного одеколона и поднести к моему носу. Поморщившись, я прекратила паясничать, изображая обморок, и с тихим жалобным вздохом открыла глаза. Вокруг уже суетились слуги, заботливо поднося нюхательные соли, бокалы вина и тазики с холодной водой. Даже в ложе магов произошло некоторое движение; кажется, кого-то из лакеев послали за чудодеями, дабы при необходимости сомлевшей девице оказали первую магическую помощь и привели ее в чувство каким-нибудь заклинанием.

– Как же вы нервны, душенька! Ну право, стоит ли так волноваться? – тихонько заметила Родригия, вкладывая в ион руки надушенный платок. Я протерла виски и жалобно воззрилась на нее.

До чего же приятно и полезно быть любимицей сильных мира сего! Нескольких беспомощных взглядов привели королеву, уверовавшую в собственное могущество и значимость, в хорошее расположение духа, и она обратилась к своему венценосному супругу с просьбой отстранить милорда Лорранского от участия в турнире. Причина, самая бестолковая и притянутая за уши, была найдена тут же. Я припомнила бледность Торина перед тем, как он опустил на лицо забрало, и быстренько сообщила, что граф страдает чахоточной немочью. Ну разве можно хворого да несчастного на ристалище выпускать?! Королева покосилась на меня не без некоторого ехидства, но согласилась, что больному в поединке не место. Ему бы в кровати полеживать да сладости кушать, а не мечами размахивать.

Услыхав монаршее решение, я вскочила из кресла и выполнила самый глубокий и почтительный в своей жизни реверанс.

По давнему обычаю, после окончания турнира снявшие доспехи рыцари и их прекрасные дамы встречались уже за стенами ристалища. Для этого в высшей степени трогательного и нежного события стража специально расчищала большую площадку, разгоняя торговцев и бродячих актеров. Народ, надо сказать, был не в обиде – уж слишком занимательным было зрелище единения любящих сердец богатых лордов и леди.

Несколько растерянный и обескураженный, но весьма гордый собой Торин стоял среди рыцарей, уже вышедших на луг, когда двери ложи распахнулись и из них хлынули блестящие дамы и кавалеры.

А первой шла, вернее, бежала, почти летела Тень. Лицо наемницы сияло таким восторженным, сладким до опьянения счастьем, что граф даже не поверил сначала своим глазам. Казалось, за спиной девушки выросли крылья, а стремительно перебирающие ноги, обутые в туфли в тон платью и похожие на темно-синие язычки пламени, не касались земли. Тень похорошела той особой красотой, какой красивы лишь очень счастливые, сходящие с ума от радости и восторга люди.

И внезапно Торин понял, кого же так напоминала ему наемница. Она была похожа на композитный лук – тяжелый, надежный, с тугой тетивой и пластинками козьего рога на внутренней стороне. Такое оружие не предназначено для случайных рук. Не дастся оно ни неумелому, ни неаккуратному, ни самонадеянному. Оно красиво, надменно, гордо собой, но всегда немного печально и задумчиво. Потому что только лук знает, что на самом деле он – арфа. Просто без струн.

А Тень, сияя диким восторгом и умело пряча привычную, бесконечную тоску в глубине мрачно-карих глаз, неслась к графу, опережая других девиц, бросившихся к своим рыцарям, и даже, кажется, обгоняя носящийся над полем ветер. В придворном наряде она двигалась так же легко и стремительно, как в удобном и непритязательном костюме наемницы. Даже длинное платье и каблуки не стали помехой проворному, восторженному, счастливому бегу.

Такое поведение было столь не свойственно спокойной, выдержанной хране, что Лорранский даже попятился. Потом опомнился и шагнул своей даме навстречу. Та, не снижая скорости, бросилась ему на шею. Народ вокруг ахнул от экзальтированного умиления, вызванного столь нежным проявлением одолевающих девушку чувств. Однако хорошее настроение Торина как рукой сняло, потому что только он слышал, что шептала посверкивающая сладкими ликующими слезинками в уголках глаз девушка:

– Хвала богам, жив! Жив и даже не искалечен! Похоже, я побегаю по миру подлунному еще какое-то время!

– Ты видела, как я всех победил?

– Ну конечно! Я глаз с ристалища не сводила! Молодец! Я уж думала, что тебя там сейчас… Но ты молодец! Ой! А я даже не думала, что ты так…

– Добро всегда побеждает зло,– наставительно изрек прописную истину Торин, обхватывая наемницу за талию. Однако она явно не стоила таких ласковых жестов. Потому что фыркнула и с привычным своим ехидством, так не вязавшимся с восторженными глазами и счастливыми улыбками, согласилась:

– Именно. Добро всегда побеждает зло. Кто победил – тот и добрый. В жизни почему-то только так и получается. Добро победило зло, потом зверски его убило и растерзало, чтобы другим неповадно было.

Обидевшийся Лорранский едва сдержался, но все-таки заставил себя не оттолкнуть довольную девушку. На седьмом небе она была вовсе не потому, что Торин показал себя отважным воителем и бесстрашным рыцарем, а оттого, что понимала: теперь гильдия не накажет ее за то, что не уберегла клиента. Ибо клиент сумел уберечься сам.

Лук язвительно гудел туго натянутой тетивой и даже не пытался прикинуться невинным струнным инструментом. Знал, что не получится. Да и незачем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю