Текст книги "Теневые игры"

Автор книги: Ксения Чайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Приворотные зелья! Станьте самой прекрасной и желанной для своего избранника!

Ага. Интересно, почему плутоватого вида чародей в сильно поношенной, а местами и откровенно рваной мантии так свято уверен, что его товар пригодится только девушкам? Отчего он кричит только «станьте желанной» и не добавляет «станьте желанным»? Видимо, ему кажется, что любой мужчина хорош и без магических приправ.

– Амулеты, амулеты! Приманка богатства, отвод глаз для воров!

Ну да. Знаем мы этот «отвод глаз». С одной стороны, дело, конечно, хорошее – золото и драгоценные камни лихим людям и впрямь начинают казаться бисерными побрякушками, да только тати наши магию такую очень легко наловчились чувствовать, и потому к излучающему ее едва ли не стаями липнут.

– Снотворное! Самое что ни на есть магичное! Три капли на кусок сахара – и сон, как у младенца!

Ну раз магичное… И ведь ни словом небось не врете, тетенька с вороньим гнездом на голове и внушительным ободком грязи под ногтями! Скорее всего, обещанный разрекламированным снадобьем сон будет именно младенческим, причем в самом прямом смысле – со слезами, криками и мокрой постелью по пробуждении.

Я шла быстро, глядя под ноги, не обращая внимания на приставучих торговцев, иногда осмеливающихся хватать меня за рукава и совать прямо под нос свой сомнительный товар. Магические амулеты, зелья и настои – это, конечно, хорошо, но только если покупать их у знакомого, проверенного чародея, по возможности связанного с тобой чем-то большим, чем простые товарно-денежные отношения. Проще говоря – он должен стесняться впаривать тебе сомнительные амулеты и взвары. На самый крайний случай существуют магические лавки – солидные, почтенные заведения с высоким уровнем обслуживания и еще более высокими ценами. А покупать чародейскую мелочовку у незнакомцев с рук – последнее дело. Для самоубийства существует уйма куда более легких и приятных способов.

На сей раз наши многоуважаемые маги не стали издеваться над окружающими и менять погоду в своем районе не вздумали. А то они это могут, был у меня как-то случай, когда я в тонком летнем платье на улицу Чар явилась, а они здесь зиму устроили и никого не предупредили. Чудодеям смех, а нормальным людям – хоть плачь! Но в этот раз по магическому заповеднику неспешно и плавно шествовала королева Осень, потихоньку набрасывающая желтые пологи на деревья и золотящая траву на газонах. Воздух, повинуясь легким мановениям ее призрачных рук, то и дело послушно затягивался полупрозрачной пеленой мелкой мороси, скорее сгустившегося, падающего с неба тумана, чем обычного затяжного ливня, на какие так щедры многие прохладные осенние деньки. Цветы уже не открывали чашечек, потемнели и сморщились, и лишь какой-то на удивление стойкий и упрямый сорт алиссума, назло всем дождям и ветрам, раскинулся на клумбах белоснежным, медвяно пахнущим ковром.

Народу в этом районе толклось изрядно. Не отпугнула ни поздняя ночная нора, ни довольно-таки неприятная погода. Впрочем, здесь всегда так. Хватает и коренных каленарцев, явившихся за покупками или развлечениями, и приезжих, торопящихся поскорее ознакомиться с одной из главных достопримечательностей столицы, и праздношатающихся, не знающих, куда себя девать, и обремененных делами и потому слегка нахмуренных. Ни тех, ни других, ни третьих, ни четвертых слабому тандему темноты и мелкого дождичка напугать было явно не под силу.

– Газеты, газеты! – надсадно вопил какой-то парнишка в холщовых штанах и слишком тонком для прохладной ночи свитере. Босые ноги уже закоченели, он смешно и жалко подпрыгивал на одном месте, стараясь согреться и одновременно не разронять свой шелестящий, еще пахнущий краской товар. Непогода покрыла русые вихры продавца периодической печати мокрым серебром и окрасила щеки яркими алыми пятнами, будто наставленными пуховкой для румян.– «Вечерняя Каленара»! Городские и придворные сплетни, новые директивы его величества, новости культуры! «Последние магические известия»! Леденящая душу история о необратимом превращении не слишком умелого чародея в хамуна – узнайте, к чему приводят эксперименты и опыты, не одобренные советом архимагов! «Гильдейская правда», толстушка – сенсационные репортажи об обострении политической ситуации в Толкане и Вейнанне, ошеломляющие новости о сокрытии налогов гильдией собирателей грибов и ягод, они задолжали казне больше трех сотен золотых! Газеты, газеты!

Я, заинтересовавшись, нашарила пару медяков в поясном кошеле и шагнула к торговцу.

– Газеты, газеты! Тэмм, купите «Женские чары», в сегодняшнем номере размещены рецепты масок для отбеливания кожи и разглаживания морщин, а также заклинания для похудания! – завопил он мне в лицо, угрожающе потрясая тоненькой разноцветной брошюркой.

– Дайте «Вечёрку»,– попросила я, решив не обращать внимания на ехидную, на диво бестактную подковырку.

– Пожалуйте, тэмм,– весело отозвался паренек, протягивая мне «Вечернюю Каленару».– А «Женские чары» не желаете? Всего десять медяков! С иллюстрациями плащей и шуб, модных в этом сезоне!

– Спасибо, обойдусь как-нибудь,– равнодушно отмахнулась я, забирая газету и сворачивая ее в трубку. А то и без этого бестолкового журнальчика для недавно выскочивших замуж клуш кто-то еще не знает, что в моде нынче оттенки красного вина, переспевшего лимона и темного шоколада и из покроев – широкие рукава и летящие, неприталенные силуэты!

– Зря! Вам бы пригодилось! Особенно рецепты масок от морщин! – обхамил меня напоследок подросток и, нахально ухмыльнувшись, поспешил затесаться в толпу. Я, и не подумав обижаться или тем паче тут же приобретать журнальчик с описанием чудодейственных снадобий, уничижительно фыркнула вслед бесстыжему пареньку и продолжала свой путь, с немалым трудом прокладывая себе дорогу через плотные людские массы. Честное слово, такое ощущение, что вся Каленара сбежалась сюда в надежде поглазеть на какие-нибудь новоявленные чудеса! И ночь им не ночь!

Уставшая и взволнованная всеми вываленными на мою голову новостями, я пребывала далеко не в самом лучшем расположении духа, поэтому неудивительно, что вполне естественные и нормальные вещи вскоре привели меня в состояние сильнейшего озлобления. Впрочем, естественными и нормальными они были лишь для улицы Чар, этого заповедника магов и прочих отирающихся около этой прибыльной отрасли современной науки. Ну скажите на милость, куда подевался проулок, который еще неделю назад вел к маленькому уютному трактирчику на три столика? Теперь на его месте лишь глухая стена чьего-то роскошного логовища, больше похожего на слегка уменьшенный королевский замок, чем на обиталище какого-то рядового чародея. Тут в свое время стоял салон магических услуг, а нынче – миленький парк с газончиками и уже одетыми в желтизну деревьями. А здесь раньше вообще был частный дом, а теперь – лавка, торгующая всевозможными магическими побрякушками. И не сидится же этим чудодеям спокойно! Все бы им в выдумках да издевательствах над нормальными людьми изощряться! Когда-то меня, как и большинство горожан и приезжих, только забавляло, что улица Чар движется и видоизменяется согласно желаниям живущих и работающих на ней магов. Теперь же это начинало здорово злить. Потому что посещение какой-то торговой точки или отыскивание особняка подруги каждый раз превращалось из курьезной канители в непростую задачу, решать которую у меня не было ни сил, ни желания. Оставалось только удивляться, как у самих затейников-чудодеев получается ежевечерне постели свои находить.

Меня спасла та самая толчея, которую я только что проклинала. Напористый торговец амулетами, закутанный в яркий, сияющий всеми цветами радуги плащ, довольно бесцеремонно отпихнул меня в сторону, и я, решив не связываться с хамом и не дожидаться, пока он меня еще и локтем в бок приложит, послушно прижалась к стене какого-то дома. И была вполне вознаграждена за свою вежливость: внезапно торговец, на какое-то короткое мгновение заслонивший меня своим телом от противоположного строения, вскинул вверх руки и, как огромная бабочка крыльями, взмахнул полами своего нестрого одеяния. Короб с товаром полетел на брусчатку. Сам мужчина, выкатив глаза и хрипя нечто невнятное, последовал за ним. В горле несчастного торчал небольшой нож. Следующий, его брат-близнец, прошел ровнехонько там, где только что была моя голова, в недоумении повернувшаяся к упавшему торговцу. Сообразив, что происходит явно что-то не то, я рыбкой бросилась вперед, упала на живот, перекатилась по мокрой брусчатке, привычно нашаривая свои ножи, дабы отправить по адресу оригинала, открывшего охоту на людей, что-нибудь равнозначное его подарку. Но потом решила не переходить в атаку вслепую, вскочила и задала бесславного стрекача, стремительными бессистемными перемещениями и визгом поддавая жару в уже и без того начавшую разгораться панику. Тьма заверещала, слетела с моего плеча и свечой ввинтилась в небеса, выглядывая агрессора. Видимо, не преуспела, так как брошенный в меня мыслеобраз содержал лишь недоумение, и метнулась следом за мной, явно опасаясь потерять свою хозяйку в такой толчее. Впрочем, назвать толчеей то, что началось после моего стремительного отступления с места событий,– значило бы безбожно польстить беспорядку, воцарившемуся на улице Чар.

О, беготня в заповеднике чародеев – это что-то! Из-под ног порскают кошки – неизменные любимицы магинь; шарахаются прохожие, сначала ругающиеся, но потом отбрасывающие чувство собственного достоинства и с энтузиазмом подключающиеся к погоне неизвестно за кем; валяются под ногами амулеты и артефакты; катятся по мостовой яблоки, до которых жители Каленары большие охотники; воспользовавшись случаем, торопливо расползаются из перевернутой корзины раки; истошно голосят женщины и поддерживают их солидными басами мужчины; слышны отчаянные детские визги, крики коробейников, разронявших свой товар, и счастливчиков, успевших его подхватить; с жалобным треском раскалываются бутылки и пузырьки; разносится душный запах эликсиров; слышится озадаченный клекот разбегающихся и разлетающихся демонов и требовательные голоса их негодующих хозяев, пытающихся докричаться до своих питомцев… Кроме чародейских побрякушек, на улице заповедника магов торговали водками и винами на розлив, горячими калачами, печеной картошкой, засахаренными орехами, леденцовыми лошадками на палочках и аляповатыми сувенирами для приезжих – фигурками чудодеев, светящимися в темноте, глиняными макетами королевского дворца и городской ратуши, бусами из аметиста и янтаря и прочей мелочовкой, милой сердцу каждого, кто впервые попал в столичный город с ознакомительной целью.

Все это разнообразие, уроненное невзначай на землю, вкупе с взрывоопасными жидкостями из пузырьков создало потрясающий коктейль, на котором кто-то не преминул поскользнуться, а кто-то уже с недоверчивым интересом обозревал вдруг отросшие хвосты и рога. Магия – она, конечно, вещь серьезная, но пошутить порой любит, да еще как. Правда, юморок у нее чаще всего черный.

Опытная в деле убегания и догоняния, я знала, что толпа, как правило, несется за тем, кто ее молча и испуганно возглавляет. Поэтому я придержала прыть, затесалась в самую гущу большого скопления народа (заодно прикрываясь от неведомого агрессора самым циничным из существующих в мире подлунном щитов – чужими телами) и завизжала на самой громкой и противной ноте, на какую была способна: «Хватай! Держи! Вяжи! Уйдет ведь!» Люди вокруг с жаром подхватили этот нехитрый, освященный веками припев и как на крыльях полетели, не особенно задумываясь, вперед. Попадающиеся под ноги и хрустящие под каблуками непонятные предметы только раззадоривали погоню.

Решив, что мне неинтересно, чем закончится народная потеха, я заприметила небольшой проулок, созданный искривленным магией пространством, и в стремительном рывке нырнула в него, оставив за спиной воинственно настроенную толпу и того бедолагу, которому не посчастливится попасть в ее жаждущие мести руки. И то – не говоря уже об убитом торговце, бардачок мы все навели на улице Чар просто умилительный. Разгребать его придется не час и не два.

Кое-как пригладив растрепанные во время беготни волосы и сделав упражнение для восстановления сбитого дыхания, я осторожно выглянула из своего убежища и, убедившись, что народ на лихих конях мстительности уже унесся куда-то вдаль, вышла из проулка. Тьма, нагнавшая меня еще во время бега, привычно топталась на плечах и вылизывала крыло так деловито и невозмутимо, словно не давала только что воздушного деру от разгневанного нашим самоуправством народа.

Если не обращать внимания на всевозможные предметы, в изобилии валяющиеся на мостовой, несколько перевернутых палаток, голосящих над убытками торговцев и ругающихся вполголоса стражников, как всегда поспевших к шапочному разбору, можно даже сказать, что улица Чар пребывала в порядке (насколько вообще применительно это определение к заповеднику нашей многоуважаемой магической прослойки населения). Неизвестный агрессор так и не изволил явить себя миру. Не иначе, застеснялся поднятой вокруг него шумихи. Что ж, скромность – хорошее качество…

Беготня сбила меня с толку, и я, выйдя из интимного полумрака проулка, пошла куда глаза глядят, надеясь напороться если не на дом моей подруги, магини Цвертины, то хотя бы на какие-нибудь знакомые ориентиры, способные помочь установить мое точное местонахождение. Увы, улица Чар в очередной раз проявила характер и так просто выдавать расположение искомого объекта не собиралась. Поэтому минут через десять я в мыслях уже начала тихонько ругаться. Еще через пять – уже не в мыслях. Еще через три – уже не тихонько. И, кажется, крепкие словца возымели неожиданный эффект. Я-то только хотела отвести душу, а боги в мире надлунном, явно сжалившиеся над бестолковой наемницей, ниспослали ей озарение и верную дорогу.

На резиденцию Цвертины я набрела совершенно случайно – просто вдруг обратила внимание, что иду мимо нее, когда уже совсем потеряла надежду отыскать нужный переулок и плелась, куда ноги несут. Ворота, как всегда, стояли на запоре, но я сделала несколько пассов и убедилась, что Цвертина дома – охранные заклятия не были активированы. Кое-какие познания в волшбе позволили мне сгенерировать сильный мысленный импульс и послать его в сторону дома, прячущегося в густой зелени столетних дубов и вязов. Если магиня почивать изволит, что, конечно, весьма маловероятно, но все-таки возможно, мне просто никто не ответит. Но отклик пришел незамедлительно в виде такого же вала ментальной энергии, после чего на крыльцо выскочила высокая рыжеволосая девушка с донельзя мрачной и решительной миной на хорошенькой большеглазой мордочке избалованной жизнью и окружающими красотки.

– Кому там во Мрак вековечный не терпится?! – грозно гаркнула она, потрясая какой-то непонятной штуковиной явно чародейского назначения,– Вот я сейчас…

– Цвертина, привет! – весело крикнула я, помахав рукой. Тьма, приветствуя хозяйкину подругу, с шелестом развернула крылья и прощебетала что-то великосветско-радушное, как благородная дама на светском рауте.

– А, это ты… – Магиня, и знать не желающая о поднявшемся на улице переполохе, небрежно отложила в сторону свое жуткое оружие, похожее на безобразно разросшуюся вилку из темного дерева, поплотнее запахнула отороченный песцовым мехом халатик и заторопилась мне навстречу. Задники миленьких домашних туфель с помпонами звонко клацали, ударяя свою хозяйку по пяткам при каждом шаге.– Звен, сидеть! Сидеть, я сказала! Это свои!

Звен, покосившись сначала на меня, потом на Цвертину, тихо пробулькал что-то неодобрительное и уполз обратно в густые заросли роз и жасмина. Откуда магиня взяла этот труп – понятия не имею, небось в Неарте выловила или в какой-нибудь подворотне подобрала. А может, и сама в ходе своих чародейских экспериментов получила труп, с магов станется.

Оживленные покойники вообще не знают, что такое доброта и снисходительность, а этот, похоже, еще при жизни положительными чертами характера не отличался. А уж после смерти его и без того не сахарный нрав испортился окончательно и бесповоротно. В результате зомби, названный Цвертиной Звеном в издевательство над каким-то ее поклонником, без раздумий бросался и кусал всех, кроме своей хозяйки. Да и ее слушался со скрипом, только после повторения приказания – то ли был туповат, то ли просто так изощренно издевался над магиней, не давшей его бренному телу обрести покой после смерти и поставившей себе на службу.

– Заходи скорее, а то с улицы дует. Куртку можешь снять – у меня здесь лето. Как ты себя чувствуешь? Что случилось? – единым духом выпалила девушка, приоткрывая ворота и затаскивая меня на территорию поместья. В плане времени года она ничуть не соврала – над ее собственностью и впрямь сияли по-летнему низкие и теплые наезды, а среди плотненьких темно-бордовых бутонов роз, растущих на тщательно ухоженных клумбах, деловито перепархивали туда-сюда пронзительно стрекочущие кузнечики. Вот чего я никогда не понимала, так это принципов действия погодной магии. И ухитряются же эти чудодеи как-то даже смену сезонов года по своему капризу перекраивать!

– Я не помешала?

– Вообще-то… – Цвертина задумчиво покосилась на освещенные окна первого этажа, но отличное светское воспитание, полученное вкупе с волшебными умениями в Государственной Академии Магии и Чародейства, взяло верх, и девушка небрежно передернула плечами: – Нет, разумеется. А что? Уж не случилось ли чего, упаси нас боги?

– Тебя это не коснется,– успокоила я.– Но мне очень нужна твоя помощь.

– Опять что-то нелицензионное? А ну пойдем в дом! – воспрянула магиня, схватила меня за руку и едва ли не волоком потащила за собой по дорожке. Я позволила ей протащить себя пару аршинов, потом выровнялась и зашагала рядом, со снисходительной улыбкой наблюдая, как и без того хорошенькое личико моей подруги прямо-таки расцветает в предвкушении очередного чародейского эксперимента, до которых Цвертина была большая охотница. Талантом боги рыженькую магиню не обидели, не забыв к нему добавить усидчивость, ум, упрямство и потрясающую работоспособность. Два или три ее изобретения уже получили лицензию и были официально приняты магическими сообществами всех сопредельных держав. А сколько еще необнародованного, недавно придуманного и никому не показанного хранил ее лабораторный журнал! Кое-что смысля в чародействе, я прекрасно понимала, сколько труда и фантазии нужно для изобретения самого простенького заклинания, и потому молча и немного завистливо уважала свою подругу, которой хранители Сенаторны, помимо нехилого магического дара, щедрой рукой выделили еще и упорства, и умения достигать поставленных целей, и страстной любви к работе.

Своим привычкам Цвертина была столь верна, что это уже даже не умиляло, а вызвало тихое хихиканье. По делу там гость явился или просто так поболтать зашел – его непременно надо накормить. Причем незамедлительно и, если понадобится, в принудительном порядке. Я знала, что сопротивляться просто бессмысленно, и потому даже не пробовала спорить, пока магиня, трогательно-строгая в своем отороченном мехом халатике и домашних тапочках, отдавала приказы экономке – высоченной всклокоченной бабе с кислым лицом, вечно нахмуренными бровями и мускулистыми ручищами профессионального борца. Сколь неприятное впечатление она ни производила, приходилось признать, что лучшей домоправительницы для такого человека, как Цвертина, не сыскать. Экономка тщательно следила за режимом питания рассеянной магини, если надо – с воплями и скандалом извлекала ее из лаборатории, усаживала за стол и, как ребенка, не отпускала до тех пор, пока ее насупленная, мечущая из глаз громы и молнии нанимательница не съедала все до крошки. Магии эта бабища не боялась, а всю прочую челядь (да и саму владетельницу поместья, мне кажется) держала в таком железном кулаке, что никто и помыслить об ослушании не мог. Есть такая категория слуг – у них и король по струнке ходить будет.

Разговор двух подруг, пусть и собравшихся обсудить важные проблемы, всегда начинается с не менее важных вопросов и советов друг другу:

– Ты зачем завилась? Я понимаю – мода. Но твои мелкие кудряшки тебе шли гораздо больше, чем эти крупные и довольно-таки бесформенные локоны.

– А тебе, может, магическое осветление кожи попробовать? Не думаю, что это удачная идея – обсыпаться пудрой ото лба до самой груди.

– Ну так мне ж не годами по высокородным приемам юбками трясти. А на пару недель и косметика сойдет.

Познавательную и серьезную беседу с той степенью откровенной бесцеремонности, что позволена лишь между близкими подругами, прервало появление экономки. Сопя oт негодования, вызванного нарушением режима питания ее госпожи, бабища поставила на стол большой поднос, выполнила раскоряченное и не слишком старательное подобие реверанса и с достоинством ретировалась. Цвертина задумчиво проводила ее взглядом, вздохнула и повернулась ко мне:

– И так каждый раз. Веришь, нет, я уже даже мужчину домой привести стесняюсь – она таким волком смотрит, будто готова ту г же на месте разобрать моего кавалера на составляющие части, дабы убедиться, что он не страдает никакой хворью. Магию ненавидит просто – считает, что я однажды до какой-нибудь катастрофы доэкспериментируюсь и прямиком во Мрак вековечный скачусь. И не уходит же, хотя ей предлагали и более высокооплачиваемое место, я знаю!

– Это настоящее сокровище. Береги ее – таких верных и преданных слуг, живущих с хозяевами и ради хозяев, нынче мало осталось,– от всей души посоветовала я, придвигаясь к столу и не без некоторой оторопи снимая серебряные крышки с тарелок. Незнакомая, необычно пахнущая стряпня вызывала множество самых разнообразных чувств, но до восторга большинству из них было определенно далеко.

Яство, на глаз и нюх признанное наиболее съедобным, я без колебаний отдала Тьме, сама же, стараясь подавить поднявший голову инстинкт самосохранения, взялась за ковыряние какого-то странного кушанья, не то слишком густого супа-пюре, не то слишком жидкой каши из мяса, круп и овощей. Интересно, откуда взят рецепт этого загадочного блюда? Может, от эльфов или от гномов?

Страсть Цвертины к кулинарии, особенно к древним рецептам других рас, не поддается никаким логическим объяснениям. Уж казалось бы, кому-кому, а магине просто стыдно суетиться у печки. На что ж ей тогда чародейство и кухарка?! Но мою рыжеволосую подругу не пронять было никакой логикой – она просто предавалась любимым делам с увлечением, граничащим с настоящей одержимостью. Но, как знать, может, это и есть счастье?

Во время позднего ужина я, не вдаваясь в подробности, просто и немногословно рассказала, в какие проблемы ухитрился вляпаться мой клиент. Имен, разумеется, названо не было. Да магиня и не настаивала, прекрасно понимая, что некоторые секреты не раскрываются даже близким подругам.

– То есть ты по самую шею в… – Очаровательная богатая миледи, получившая отличное светское воспитание и часто бывающая при дворе, в качестве вывода выдала такое словечко, что даже у меня, привычной ко многому и успевшей наслушаться всякого, едва не встали дыбом волосы. Волевым усилием заставив краску отхлынуть со щек, я спокойно кивнула. Единственным уточнением было, пожалуй, только то, что в том самом, что Цвертина изволила определить далеко не самым приличным словом, я сидела не по шею, а по самую макушку. Альм тут еще какой-то впутался… Поди разберись, что хвостатому от нас с Торином нужно.

Магиня, понявшая все по хмурому выражению, воцарившемуся на моем лице, свернула образные характеристики происходящего и с тем энтузиазмом, что доступен лишь людям, решающим проблемы друзей, поинтересовалась:

– Так когда, ты говоришь, этот турнир будет?

– Через два дня.

– Мм… А! Знаю! Это же главный рыцарский праздник на призы самого короля! Я-то думала, твоего подопечного чем-то более скромным наказали… А ты, как всегда, ни о чем не знаешь, хотя об этом рыцарском турнире вся страна уже почти месяц гудит.

Я покаянно помотала головой. Ну что поделать, если рыцарские побоища мне как-то малоинтересны.

– Отлично! Я тебе помогу! – тем временем радостно постановила Цвертина, в предвкушении потирая ладошки. В раскосых кошачьих глазах прирожденной интриганки и стервочки мелькнули опасные огоньки мечтательной пакостливости, да такие нехорошие и лихо-веселые, что я не на шутку устрашилась, мысленно воззвала к богам и попыталась дать задний ход:

– Послушай, ты вовсе не обязана…

Но было поздно – магиня уже вошла в раж:

– Разумеется, не обязана! Но мне так хочется пошалить…

– Может, не стоит? – жалобно всхлипнула я. Надо знать Цвертину гак, как знаю я, чтобы понимать, что под невинным выражением «мне хочется пошалить» может скрываться такая пакость, после которой от Каленары останутся одни руины.– Применение любой магии во время турнира строжайше запрещено!

– А кто говорит про магию? – Тоненькие, в угоду моде покрашенные в угольно-черный цвет брови вскинулись вверх в такой наивно-вонросительной гримаске, что с легкостью обманули бы даже жреца или судью.– Кроме нее есть еще множество…

Я не схватилась за голову только потому, что руки у меня были заняты ложкой со странной супо-кашей. Язык мой – враг мой! Честно сказать, я надеялась просто выпросить у Цвертины какое-нибудь зелье, которое поможет Торину сказаться больным и по этой уважительной причине пропустить проклятый рыцарский турнир. Способ, конечно, не служащий приумножению славы и всенародного восхищения, но вполне надежный и способный сохранить жизнь. А тут… Нет, не следовало обстоятельно описывать, что да как, магиня ведь теперь не отстанет, прилипнет, как смола к волосам – не отдерешь.

Про альма, который зачем-то вздумал интересоваться моей скромной и малозначительной персоной, я даже заикаться не стала. Равно как и про нож, недавно едва не отправивший меня во Мрак вековечный. И то – проблемы это только мои. Дай-то боги, чтобы хотя бы Торина не коснулось. Кстати, о Торине…

– Цвертина, а бывают вещие сны?

– Разумеется,– ничуть не удивилась магиня.– И, как правило, снятся они тем, кто так или иначе связан с чародейством. Среди магов даже определенная категория сновидцев есть, которые по подобным предсказаниям будущего специализируются. Если наесться определенных трав и грибов, можно «спровоцировать» вещее сновидение и хорошо его запомнить. А что?

– Да так… – неопределенно отозвалась я, пытаясь в подробностях припомнить ту чушь, которая привиделась мне в первую ночевку в графском поместье. Что-то там про Торина и доспехи было, поэтому я и вскинулась так, когда про турнир услышала. Видать, сновидение-то начинает если не сбываться, то хотя бы активно напоминать о себе. Грибов я, правда, тогда не ела, но ведь, судя по всему, они и не обязательны. А может, никакой это и не вещий сон, а обычная ерунда, привидевшаяся под впечатлением оригинально проведенного вечера.

А как твои магические изыскания? – после секундной паузы спросила я, с одной стороны, стремясь уйти от обсуждения неприятной темы, а с другой – отдавая долг вежливости неизменно заботливой и помогающей мне Цвертине. Девушка и впрямь очень оживилась, вскочила и потянула меня в полуподвальную лабораторию, дабы во всей красе продемонстрировать новинки своих исследований и опытов. Среди чудодеев, как, впрочем, и в любой среде, существует жесткая конкуренция, постоянное соперничество и, чего греха таить, воровство идей и откровенный плагиат. Даже пословицу на эту тему придумали: кто первый украл, тот и автор. Поэтому неудивительно, что до получения лицензии (которую удавалось выбить далеко не всегда) маги всячески оберегали и прятали свои изобретения, не решаясь представить их широкой общественности, дабы какой-нибудь ловкач не присвоил результаты их трудов.

Для Цвертины все люди делились на три категории: маги, немагическое население и пара человек вроде меня – которые и подколдовывают вроде бы, но на кустарном, непрофессиональном уровне. К первым она относилась настороженно и недоверчиво, вторых, кажется, слегка презирала, а вoт с третьими болтала с огромным наслаждением, зная, что ее идеи, хоть и будут поняты, не окажутся украденными или скопированными. Поэтому разговоры на тему магии были той неизбежной платой, которую взимают друзья с каждого человека.

Я уселась на кушетку в лаборатории, на всякий случай поджала под себя ноги и отдалась бездумному созерцанию чудес, которые мне демонстрировала преисполненная трудового энтузиазма магиня. Слабые познания в чародействе позволяли мне время от времени вставлять приличествующие случаю комментарии и вопросы, после которых Цвертина расцветала еще больше и принималась щебетать еще оживленнее. Я покорно кивала головой, на всякий случай присматриваясь к очередным чудесам и прикидывая, что можно выпросить у магини на пробу или вечное пользование. Отсутствие лицензии, то есть официального свидетельства совета архимагов, удостоверяющего, что данное произведение магического таланта полностью безопасно и может быть использовано людьми, не останавливало меня ни в коей мере – я уже давно убедилась, что еще не обнародованные изобретения Цвертины намного безвреднее и безобиднее некоторых лицензированных заклинаний.

– Замечательно! Надо же, и отпечатка ауры не несет… Вот никогда бы не подумала… И как ты сумела так ловко расставить все акценты? А энергии много берет? – рассеянно издавала я удивленные и восхищенные возгласы, попутно рассматривая лабораторию и поражаясь, как вообще-то взбалмошная и рассеянная магиня ухитряется сохранять в своем рабочем помещении прямо-таки маниакальный порядок. Какие-то баночки, скляночки, пузыречки, сосудики и мисочки выстроились по росту, как солдаты на параде, ими предводительствовали две огромные реторты и длинноногий штатив, похожий на печального, сильно исхудавшего журавля. На небольшой полочке над столом в красивом порядке были разложены камушки, начиная от небольших, подозрительно напоминающих алмазы, и заканчивая солидными, откровенно смахивающими на булыжники. На полках высоченного шкафа темного дерева теснились фолианты и гримуары, в углу высилась мраморная статуя обнаженной девушки с отбитым носом и несколькими трещинами на ногах. Вообще, в лаборатории непонятных и явно неуместных предметов хватало: были там и огромные крестьянские вилы, и медный таз для варки варенья, висящий на вбитом в стену крюке, и кружевные занавески, невесть почему драпирующие не окна, а шкаф, и чей-то череп, судя по голубовато-серому цвету костей и внушительным клыкам – эльфийский, и корзина с душистой желтобокой антоновкой, и несколько сотен разноцветных и разноразмерных мешочков, пахнущих сухими травами, и огромная глиняная миска с оригинальной коллекцией чьих-то мелких хрящей, и небрежно валяющееся на углу стола жемчужное ожерелье, и большая подшивка «Последних магических известий», и скелет хамуна на мраморной подставке, и уйма чего-то еще странного, завораживающего, поразительным образом вписывающегося в общий антураж лаборатории.