Текст книги "Теневые игры"

Автор книги: Ксения Чайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Ксения ЧАИКОВА
Теневые игры

Осень – время тоски и хандры? Да как бы не так! Старые знакомые заскучать не дадут! Вновь на сцену выступает Торин, и его заботливый папенька, и подруга-магиня, и какой-то непонятный альм, и знаменитый кристалл легкой победы… А бедной наемнице опять надо хватать под мышку любимого демона и с оружием наперевес нестись на подмогу. И чем эта новая заварушка закончится – ведомо только богам в мире подлунном.

Любой житель Райдассы, Йанары, да и всех сопредельных королевств знает: «Сломанный меч» – не то место, куда приходят просто так. Разумеется, забредшего с улицы рассеянного прохожего там без внимания не оставят – накормят и напоят, как полагается. Но посмотрят на него странно, не без удивления пытаясь понять, что этот чудной человек забыл в заведении, где собираются представители одной из самых непредсказуемых и опасных гильдий на грешной земле Сенаторны. И то верно – для желающих выпить, поужинать или тем паче насладиться культурной программой неподалеку найдется с десяток уютных заведений, готовых предложить все сразу и по умеренной (или не очень) цене. А небольшой кабачок под неприметной вывеской предназначен вовсе не для праздных искателей развлечений.

Впрочем, музыку там все-таки послушать можно. Если, конечно, называть этим громким словом глухие ритмичные звуки, похожие на кашель простуженной кошки и взвизги злобствующей русалки одновременно, которые извлекал из старого рассохшегося ат'тана мрачный детина откровенно разбойничьего вида. Этот был красавец с перебитым носом, редкими зубами и роскошным льняным чубом; впрочем, светлый цвет волос с трудом угадывался под густым слоем ныли и грязи. Он восседал на колченогой табуретке, стоящей на непонятном сооружении, которое трактирщиком гордо именовалось сценой, а всеми прочими – заготовкой на гроб, положив на колени свой ат'тан и крепко прижав его гриф к груди, Музыкант, надо сказать, от своего более чем сомнительного творчества был в восторге и сворачивать концерт явно не собирался, с каждой минутой терзая глухо гудящие струны все с большим воодушевлением и удовольствием. Вскоре он даже глаза закрыл, дабы никакие зрительные образы не отвлекали его от высокого наслаждения, доставляемого тонким искусством музицирования, и продолжал дергать струны на ощупь. На качество исполнения это почти не повлияло – хуже все равно было уже некуда.

Посетители изредка страдальчески морщились, но почти не обращали внимания ни на детину, ни на устрашающие звуки, ни на нахмурившегося за стойкой хозяина сего милого общественного заведения. Всем и без того было чем заняться. Такое уж место «Сломанный меч», сюда приходят не ради ужина и даже не ради музыкальной программы. Многие без раздумий заплатили бы немало серебра, а то и золота только за то, чтобы послушать некоторые разговоры, которые велись в этом трактире. Здешние стулья, табуретки и лавки помнят и лохмотья нищих, и добротные матерчатые штаны честных работяг, и тонкую замшу нарядных лосин благороднорожденных. И разумеется, скромную и непритязательную материю или потертую кожу простых одежд хранов – представителей гильдии телохранителей, наемников и убийц.

Вечерами население Каленары не любит сидеть дома, поэтому на недостаток посетителей не может пожаловаться ни одно заведение, даже такое специфическое, как «Сломанный меч». Девушки-разносчицы уже с ног сбились, таская гостям полные подносы и бегая в погреб за вином похолоднее. Кухарка, кряжистая мужеподобная тетка в белейшем фартуке и до невозможности засаленной косынке, зычным басовитым голосом поминая всех демонов Мрака вековечного, уже во второй раз отправляла свою помощницу к знакомому пекарю – докупать очередные караваи хлеба. Музыкант (вернее, вышибала, за недостатком работы по специальности взявшийся осваивать богемную профессию) и певичка также были при деле.

Старый трактирщик по имени Жун тоже не скучал. Нахохлившись, он сидел за стойкой, изредка снисходя до того, чтобы самому разливать пиво, и орлиным взором следил за посетителями. Компания в «Сломанном мече», нередко видавшем всякие подозрительные сборища, в тот вечер собралась очень и очень опасная. Честно говоря, худшую вообразить было трудно. Нет, Жун привык к тому, что в его скромное заведение время от времени захаживают аристократы, а то и благороднорожденные. Он ничего против таких солидных и платежеспособных клиентов не имел, скорее наоборот, всячески привечал и специально для них держал в погребе несколько непрозрачных бутылей дорогого вина в веревочной оплетке. Впрочем, почтенный хозяин общественного заведения не собирался чинить препятствия и своим бывшим коллегам – хранам, явившимся большой компанией отдохнуть и повеселиться в «Сломанном мече». Но – видят боги – против одновременного наплыва и тех и других он возражал. И еще как. Да только кто мог услышать так и не высказанные жалобы и мысленные причитания старого трактирщика.

Глаза его то и дело перебегали из одного угла помещения в другой. Ближе к дверям, по въевшейся в плоть и кровь привычке располагаться недалеко от путей отхода, устроилась большая компания хранов. Они сдвинули три стола, образовав один большой, и теперь довольно мирно обсуждали между собой какие-то свои, сугубо профессиональные дела. И то – коллегам всегда о чем поговорить найдется. Храны и Жуна к себе на посиделки звали, но трактирщик только отрицательно качнул головой, взглядом указывая на бочки с вином и пивом, которые оставить без присмотра и доверить бестолковым девушкам-разносчицам ну никак нельзя. На самом деле старому лису просто не хотелось отвлекаться от наблюдений и подсаживаться к компании, которая в таком внушающем уважение составе вполне способна голыми руками по бревнышку разобрать его заведение.

А в одном из углов устроился высокий мужчина лет двадцати пяти на вид, одетый с большой роскошью, блеском и шиком, но, правда, с отсутствием вкуса. Оставалось только гадать, как он, такой нарядный, добрался до «Сломанного меча» по улицам и подворотням стольной Каленары, славящейся своей лояльностью к представителям гильдии воров и грабителей и расплодившей этих самых представи гелей в количестве, более чем достаточном для разграбления целой страны. Черный сюртук молодого щеголя, бесспорно, был очень красив и подошел бы к любому наряду, но все остальные части его облачения находились в ужасающем диссонансе друг с другом: горчичного цвета бриджи никак не могли примириться с темно-коричневыми ботфортами из отлично выделанной телячьей кожи, а те, в свою очередь, не желали сочетаться со светло-зеленой кружевной рубашкой с плоеной грудью и повязанным поверх нее узким модным галстуком цвета дубовых опилок. Шикарные золотые запонки радовали глаз изумрудами, с тонкой цепочки на сюртуке свисала пара бриллиантов чистой воды, а пряжка роскошного широкого ремня была отделана рубинами и опалами. Лежащая рядом на лавке дорогая черная шляпа со строгой серой лентой уже не могла спасти положение. Мужчина, несмотря на нежное, чуть тронутое загаром лицо и красивые темно-каштановые кудри, выглядел просто кошмарно, и повинен в этом был, безусловно, его жутковатый наряд.

Но Жуну не нравился даже не режущий глаз костюм франта, а быстрые взгляды, которые он бросал на стол храпов. Двое из их семерки были девушками, одна из этих молодых особ, внешне слабых и беззащитных, но вполне способных в одиночку голыми руками убигь разъяренного быка, и привлекала аристократического щеголя. Она изредка отвечала ему такими же быстрыми и настороженными взглядами; эта парочка то и дело косилась друг на друга, но старательно делала вид, что незнакома и вообще не замечает никого и ничего необычного. Но что-то подсказывало старому трактирщику, что ничем хорошим такие переглядки обычно не заканчиваются. Тем более что в глазах мужчины проскальзывала грусть, а девушка иногда морщила нос в быстрой негодующей гримаске, ясно показывающей, сколь невысокого она мнения о наблюдающем за ней темноволосом щеголе. И мужчина, и девушка вели себя мирно и спокойно, но чутье Жуна, уже не первый год содержащего трактир, подсказывало, что лучше не сводить с этой парочки взгляд. А то мало ли что…

– А давайте потанцуем! – внезапно предложила одна из сидящих за столом хран, не та, что переглядывалась с богатым посетителем, а другая – светловолосая, зеленоглазая, лет на пять постарше товарки. Нежное лицо признанной красавицы и покорительницы сердец было слегка подпорчено хищным выражением готовой ко всему профессионалки, не пропадающим из недобро прищуренных глаз и с цинично искривленных губ даже во время ни к чему не обязывающего отдыха с друзьями.

– Под такую музыку? – брезгливо приподнял брови сидящий рядом с ней мужчина лет сорока на вид. Он был самым старшим в компании веселящихся хранов и держался с большим достоинством, ясно свидетельствующем о более чем солидном и обширном жизненном опыте. В этот момент музицирующий амбал как раз взял особенно громкую и пронзительную ноту, и все сидящие в трактире дружно поморщились, явно борясь с горячим желанием заткнуть уши. Или оборвать руки, способные извлекать из несчастного инструмента столь гадостные звуки,– Да под эти жуткие стоны и взвизги даже пьяный орк вприсядку пойти не сможет!

Жун понял все и без непосредственного обращения к своей персоне. Не дожидаясь, пока не слишком довольные посетители прицепятся лично к нему или, чего доброго, еще драку затеют, он быстро подозвал к себе одну из девушек, носящихся на подхвате с подносами, и услал ее за музыкантами. Вообще-то они сегодня были выходные, чем и объяснялся стихийный концерт вышибалы. А сам Жун поспешил к опасным посетителям:

– Ну, мои дорогие, всем довольны?

Голосом старого лиса можно было смазывать тележные колеса, чтобы не скрипели. Храны многоголосо заверили его, что все выше всяческих похвал. Вот если бы еще музыку соответствующую да менестреля…

– Сейчас все будет! – клятвенно заверил Жун, бросая быстрый настороженный взгляд в сторону странного молодого человека, сделавшего большой заказ, но так и не притронувшегося ни к одному из принесенных ему яств. А ведь некоторые из них трактирщик, испытывавший любовь к кулинарии и умеющий отлично готовить, стряпал лично! Поэтому такое невнимание к плодам его кухонного творчества еще не было прямым оскорблением маэстро, но уже сильно смахивало на него.– Не будет ли еще каких пожеланий?

Хмурая девушка с криво подрезанными пепельными волосами и недобрым тяжелым взглядом исподлобья шевельнула губами, но так и не издала ни звука, только удобнее уселась на лавке и рассеянно растрепала и без того пребывающие в полном беспорядке пряди. Жун страдальчески поморщился. Эту посетительницу он не любил. Отчего-то она с трогательным постоянством ухитрялась влипать в разнообразные неприятные истории и тянула за собой этакий гремящий скандальный хвост, состоящий из сплетен, слухов и домыслов. Кроме того, пять из шести ее посещений «Сломанного меча» оканчивались если не крупномасштабной дракой, то серьезной потасовкой, после которой девуш– ки-разносчицы вениками выметали из углов выбитые зубы в таких количествах, что, задайся они целью обзавестись оригинальными украшениями, то уже давным-давно все щеголяли в ожерельях и браслетах из чужих клыков и резцов.

– Чего-чего? – наклонился к этой неприятной особе Жун, страстно мечтая, чтобы она сказала что-нибудь типа: «Скучно у вас тут как-то сегодня, пойду-ка я, пожалуй, в другое место», убралась из его скромного заведения куда подальше и не появлялась в нем еще лет десять. Но увы, девушка лишь вскинула на него мрачные темно-шоколадные глаза и отрицательно качнула головой. Мол, все в порядке, лучшего и пожелать нельзя.

Внезапно она, с ледяным равнодушием, сделавшим бы честь всем ветрам Холодных гор, проигнорировавшая очередной взгляд разряженного в пух и прах темноволосого мужчины, с любопытством потянулась к своей сотрапез– нице:

– Ой, Лиса, а что это у тебя? А ну показывай!

– Да, право, ерунда,– жеманно отмахнулась Лиса, доставая тем не менее заинтересовавший ее подругу предмет.

– Какая прелесть! – восторженно выдохнула та, вертя в руках плоское кольцо с острыми, заточенными до полупрозрачности краями. Радиус странного предмета был примерно с два безымянных пальца девушки.– Как называется это чудо?

– Чакрам,– с гордостью отозвалась зеленоглазая, перехватив очередной взгляд щеголя из угла и подчеркнуто медленным, кокетливым и томным движением поправляя белокурый водопад волос. Тот, правда, ею не заинтересовался, продолжая поглядывать на занявшуюся новой игрушкой скандалистку, и Лиса обиженно надула губки. Она была очень хороша собой и не привыкла, чтобы ее так откровенно игнорировали.

– У Ролника заказывала? – понимающе поинтересовалась пепельноволосая, рассмотрев и узнав маленькое, едва заметное клеймо на внутреннем крае кольца.

– У него, дорогого,– подтвердила Лиса.– Разве Айранэт так сделает?

– Не скажи, он отличный мастер. Разве что… – Ее собеседница грустно вздохнула и сделала быстрое движение рукой около шеи, обозначающее любовь к обильным возлияниям. Храны не особенно суеверны, но о некоторых вещах и проблемах они предпочитают не говорить вслух, словно боясь накликать их на свою голову.– А в последний год он вообще сдал.

Сидящие за столом мужчины печально покивали и тоже потянулись к необычному кольцу, стремясь рассмотреть оружие поближе, но темноглазая не собиралась так просто отпускать попавшую в ее цепкие руки игрушку. Она привстала, быстро обежала взглядом трактир и остановилась на длинных плетенках чеснока и лука, висевших на толстых потолочных балках над стойкой.

– Жун, можно? – и, не дожидаясь ответа, легко метнула кольцо в сторону приглянувшейся ей связки. Трактирщик испуганно охнул – он прекрасно понимал, что может натворить девушка, непривычная к новому виду оружия. Храны, надо сказать, тоже переполошились и на всякий случай даже пригнулись к столу, явно опасаясь, что кольцо, на манер бумеранга, иногда используемого в бою гномами, может вернуться к бросившим его рукам да заодно пройтись по головам соседей.

Но чакрам, свистнув в воздухе, стремительным стальным оводом расчертил весь зал, начисто срубил длинную плетенку чеснока и вонзился в стену над стойкой. На прибитой рядом полке слегка покачнулась большая бутыль дорогого толканского вина, словно прикидывая, не познакомиться ли ей с напольным покрытием, но падать и разбиваться все-таки раздумала.

Чеснок с тихим шелестом рухнул вниз. Прямо на голову одной из девушек-разносчиц, словно специально выбрав самую бестолковую и взбалмошную из всего обслуживающего персонала «Сломанного меча». Та, естественно, тут же выронила поднос, полный грязной посуды, и дико завизжала:

– Змея, змея! – чем во мгновение ока повергла в большое смятение и едва ли не панику почти половину посетителей, которые, как выяснилось, только с виду такие сильные да отважные, а на самом деле орать умеют еще громче и пронзительнее девушек.

Пепельноволосая звонко хохотала, уперев руки в боки и с явным удовольствием взирая на поднявшееся в трактире волнение. Ее веселым гоготом поддерживали все сидящие за ее столом храны, и даже Лиса, пораженная таким небрежным обращением с ее новым оружием, которое она, если честно, и сама еще толком не освоила, согласно похохатывала, слегка взвизгивая и демонстративно вытирая вроде бы слезящиеся глаза.

Жуну было не до смеха.

– Те-э-энь… – страдальчески простонал он, мысленно давая себе самые страшные клятвы никогда больше не подпускать эту скандалистку и возмутительницу спокойствия ближе, чем на арбалетный выстрел к своему солидному, почтенному, достойному всяческого уважения заведению. Наглая особа ответила ему бесшабашным, безнадежно-веселым взглядом давно уставшего от развлечений человека и нахально поинтересовалась:

– Ну и где же обещанные музыканты? Мы танцевать хотим! Правда?

Сидящие за столом мужчины поддержали ее согласным, хотя и нестройным хором. Жун безнадежно всплеснул руками и, прекрасно зная, что слухи о бешеном нраве большинства хранов почти не преувеличены, поспешил перевести беседу с опасной темы на что-то более спокойное:

– Жуть-то какая! Нет, меня этот чакрам не устраивает, мне метательные звезды больше по сердцу. Или уж дротики да кинжалы, на самый крайний случай.

Старый трактирщик знал, о чем заговаривать: храны тут же отвлеклись от неприятной темы, сблизили головы и принялись с увлечением обсуждать все виды знакомого им метательного оружия. Из-за высокой квалификации и немалого боевого опыта сидящих за столом беседа эта грозила затянуться до рассвета. Жун, поняв, что с присущим ему тактом и дипломатичностью сумел справиться и с этой проблемой, облегченно перевел дух и отправился разбираться с последствиями учиненного Тенью безобразия. Чакрам так и остался торчать в стене, слегка поблескивая своими хищно заточенными гранями в свете многочисленных магических светильников, в изобилии развешанных под потолком.

Молодой щеголь за угловым столиком перевел неописуемо печальный и одухотворенный взгляд с остатков плетенки и двух головок чеснока, сиротливо покачивающихся под потолочной балкой, на стол хранов и испустил долгий, протяжный, преисполненный тоски и уныния вздох. Впрочем, нечуткие окружающие и не подумали посочувствовать страдальцу. Его попросту никто не услышал.

Дверные петли «Сломанного меча» – отдельная песня, достойная восславления самым сладкоголосым и поэтичным из трубадуров. С каких пор они скрипят, отчаянно и истошно, причудливо мешая в издаваемых ими звуках стоны хамуна, русалочий визг и кошачьи вопли но весне,– неизвестно даже самому трактирщику. Но никто из посетителей «Сломанного меча» отчего-то не сомневался, что петли еще всех их переживут и благополучно поприветствуют своим мерзким скрипом последние дни мира подлунного. Поэтому завсегдатаи даже не обратили внимания на истошные вопли, раздавшиеся при открывании дверей, и соизволили повернуть головы лишь тогда, когда, не сумев перебить глухое гудение расстроенного ат'тана, по трактиру пронесся торопливый, легкий в своей стремительности перебор струн. Как выяснилось, это прибыли музыканты, заказанные почтеннейшей публикой.

Эльфийская лютня – не соперница ат'тану, особенно если она находится в тонких девичьих руках, а он в короткопалых мужских лапищах со сбитыми до язв костяшками пальцев и многочисленными ссадинами. И так бы и стоять молодой менестрельке лет семнадцати, подпирая стену и прижимая к груди свой инструмент, если бы не объединенные усилия всех посетителей и явившихся с ней музыкантов, дружно согнавших с помоста обиженного, негодующего вышибалу, так, кажется, до конца и не понявшего, отчего его высокое искусство не нашло должного отклика в сердцах слушателей. Грубые нынче люди пошли, неотесанные, к музыке равнодушные да друг к другу невнимательные…

Но, как выяснилось, такое вопиющее пренебрежение невоспитанные окружающие выказывали лишь к творениям сомнительного музыкального таланта вышибалы. А вот к гибкому выразительному голосу менестрельки под аккомпанемент вкрадчивого шепота струн все прислушивались с явным удовольствием. Даже девушки-храны позабыли про свои танцевальные порывы и невидящими глазами уставились в стену, стараясь не смотреть на певицу и делая вид, что баллада с печальным рефреном их ничуть не тронула.

За спиною крылья скомканной бумаги,

И гуляет вечный ветер в голове.

Там над башней реют вражеские флаги,

Ты взлетаешь в небо, лежа на траве.

Ничего не значат признанные боги,

Не страшны отныне жизнь и даже смерть,

Если ты душою легок и свободен,

Прыгая с обрыва, вновь взлетаешь вверх.

Все проходят войны, заживают раны,

На полях сражений вновь растут цветы,

Что казалось вечным – поросло бурьяном,

Ветреный, счастливый – вечен только ты.

note 1

Мягкое, чуть глуховатое сопрано девушки тосковало, подкрепляемое печальными вздохами подпевающих ему струн. Конечно, «Сломанный меч» – не то заведение, где стоит исполнять подобные песни, но и посетители сего славного места оказались вполне способны воспринять грустную меланхолию баллады времен войны Ветров, за давностью лет уже утратившей автора и ставшей известной благодаря бродящим по землям Сенаторны менестрелям. Правда, когда песня наконец отзвучала и последний аккорд замер дрожа под потолком, все зашевелились и заговорили так облегченно, словно им в тягость было слушать напевы нежного молодого голоса под неспешный перебор струн и легкие притопы одной ногой. А потом и музыканты, посовещавшись, разразились веселой и насмешливой мелодией, и Лиса со смехом первая выскочила из-за стола.

Тут зашевелился и щеголь в углу. Он зачем-то пригладил волосы, и без того лежащие в идеальном порядке, поправил свои роскошные запонки и решительно встал. Правда, потом не менее решительно сел. И крепко задумался.

А Лиса уже отплясывала с кем-то из хранов, и веселилась, и пересмеивалась с партнером, и кидала ехидные иронические взгляды на свою товарку, замершую за столом с таким серьезным и задумчивым выражением на лице, словно танцы были не ее идеей. На лавке рядом с ней лежало нечто, принятое сперва щеголем за какую-то странную шапку необычного покроя. Правда, когда «шапка» распахнула огромные глазищи, пламенеющие диким алым колером радужек, и зашевелилась, перебираясь поближе к девушке, стало ясно, что никакой это не головной убор, а ручной демон, отлично выдрессированный и хорошо воспитанный. А может, просто очень любящий свою хозяйку и не желающий огорчать ее дурным поведением.

Вид аккуратной руки с глубоким, плохо зажившим шрамом на указательном пальце, рассеянно легшей на голову демона и принявшейся почесывать его за ушами, придал моднику сил и отваги – он вновь преисполнился решимости, встал и, пока запал не прошел, быстро пересек зал. Жун, поняв, куда направляется разряженный в пух и прах посетитель, нахмурился, подозвал одну из самых фигуристых разносчиц, сам снял с ее глубокого декольте скромно повязанную поверх пышной груди косынку и послал девушку наперехват. Правда, щеголь остался равнодушен к старательно демонстрируемым ему полуобнаженным прелестям и с достойной уважения целеустремленностью продолжил путь.

Жуй скорчил такую мрачную гримасу, словно на его глазах дюжие молодцы из гильдии грабителей вскрыли тщательно запрятанный под половицей тайник и теперь с превеликим энтузиазмом вытряхивают все, что нажито непосильным трудом за десять лет содержания прибыльного трактира. Что делать дальше, он не знал. Оставалась, правда, надежда на благоразумие и рассудительность объекта притязаний щеголя, но что-то подсказывало бывшему храну, что надежда эта настолько зыбкая и иллюзорная, что на нее и внимания обращать-то не стоит.

– Миледи, не соизволите ли вы осчастливить меня до конца моих дней и подарить мне вальс, на который я дерзаю вас пригласить? – безукоризненно вежливо и учтиво выпалил щеголь, склонив голову и щелкнув каблуками около стола, за которым остались сидеть двое мужчин и та самая пепельноволосая скандалистка, что одним движением ухитрилась бессовестно возмутить спокойствие и нарушить покой в мирном трактире. Теперь девушка равнодушно почесывала ушастую башку своего демона, делая вид, что это не она полчаса назад громогласно требовала хорошей музыки и танцев.

Девушка вскинула на «дерзающего» изумленные глаза и захохотала в голос:

– Ты что, белены объелся, Торин? Какой тебе вальс? Здесь же не светский раут! И с каких это пор ты стал обращаться ко мне на «вы»?

– Не вальс? А что же тогда тут танцуют? – в свою очередь удивился мужчина, привычно пропустив мимо ушей остальные подковырки.

– Ну скажем, верруту,– передернула плечами девушка. Судя по лицу Торина, такое слово он слышал впервые в своей жизни. Храна горько вздохнула и тут же, разобрав первые аккорды мелодии, которую начали наигрывать музыканты, порывисто вскочила: Смотри и учись!

Франту действительно осталась только роль пассивного наблюдателя: ничего подобного танцевать он не умел, и теперь бестолково таращил глаза на быстро образованные троицы – одна девушка и двое мужчин, с явным удовольствием прихлопывающие в такт, а потом легко и грациозно срывающиеся с места. Веррута была старинным народным танцем, любимым жителями Райдассы вот уже не первое столетие и требующим немалого умения и сил. Стремительный темп не давал ни секундной передышки, девушка резво перелетала от одного партнера к другому, да еще ухитрялась, не сбивая дыхания, мурлыкать песенку о том, как тяжело выбрать одного ухажера из двух, одинаково сильных, умелых и красивых. Певичка в расшитом блестками шелестящем платье, стоя на сцене, старательно выпевала те же слова, но они звучали отнюдь не так легко и насмешливо, как у танцующих девушек.

А Торин безнадежно смотрел на беспечно веселящуюся наемницу и вспоминал, как она, разряженная в шелка и атласы, вальсировала с благороднорожденными на приеме, и улыбалась им, и обмахивалась веером, и старательно прятала недобрых демонят, пляшущих в глубине мрачных темно-шоколадных глаз. Приходилось признаться: узкие штаны из потертой кожи и тонкий темно-синий свитер, а также стремительная народная пляска с быстрыми напевами и прихлопами в такт шли ей намного больше, чем роскошное кружевное платье цвета облитой сливками лаванды и неспешный чинный вальс под томные звуки оркестра. А сильные, гибкие наемники, продающие свои умения и жизнь за звонкую монету, годились в партнеры этой мрачной темноглазой девушке уж точно больше, чем слащавые, выхоленные до кончиков ногтей и насквозь фальшивые аристократы. Да, здесь – в третьесортном трактире, танцевать под пронзительные звуки расстроенных лютен и щемящие душу напевы менестрелей, в компании наемников, телохранителей и убийц,– Тени самое место. А вовсе не в трепещущем свечными огоньками зале, на обитой бархатом кушетке, с бокалом дорогого вина в руке и с легкой светской беседой на чуть подкрашенных алым устах.

Но попробовать обтесать ее все же определенно стоило. Торин, минут двадцать наблюдавший за отчаянным весельем людей, привыкших при первой же возможности хватать счастье огромными кусками и не знающих, доживут ли они до следующей порции положительных эмоций, весьма неразумно решил высказать наемнице свои благие намерения и попытался перехватить ее. Да куда гам! Не родился еще тот благороднорожденный, который смог бы остановить храну, если той этого не хочется. Тень казалась Торину приливной волной: она была быстра и стремительна, могла сбить с ног и даже потащить за собой, но удержать ее не было никакой возможности; сколько бы он ни разводил руки и не сжимал пальцы, в них оставался только воздух. А наемница ускользала, и улыбалась, и даже ухитрялась изредка подмигивать надувшемуся аристократу, и слегка помахивала рукой, словно приглашая его встать и разделить простонародное веселье. Это Торина-то, единственного наследника райдасской ветви графов Лорранских, лучшего среди благородных танцора и галантного шутника, способного развеселить любую девушку и развлечь любую матрону!

Обозлившись, Лорранский с небывалой для него сноровкой сделал выпад и поймал наемницу за запястье. Та лишь улыбнулась, чтобы через секунду одним неуловимо-изящным движением выскользнуть из захвата, а вот одному из партнеров Тени это отчего-то очень не понравилось.

Лорранский, как и каждый представитель всякой расы мира подлунного, знал, что с хранами лучше не связываться. Любой, даже раненый, обессилевший от боли и потери крови представитель этой гильдии способен в одиночку разметать команду из пяти, а то и десяти привыкших действовать вместе солдат. Но в жизни каждого человека случаются ситуации, когда здравому смыслу просто не под силу докричаться до своего хозяина. Вот подобный случай и произошел с Торином. Нашла, как говорится, коса на камень.

Впоследствии Лорранский и сам не мог понять, как он, в общем-то довольно неуклюжий, слабый и трусоватый человек, смог ударить храна. Да еще и не схлопотать ответную, наверняка прикончившую бы его оплеуху. Правда, в последнем была повинна исключительно Тень: поняв, что незадачливый претендент на ее общество вздумал ввязаться в потасовку с человеком, намного превосходящим его и силой, и умениями, девушка легко вклинилась между ними, в стремительном рывке поймала уже занесенную для воспитательного удара руку храна и попыталась погасить скандал в зародыше. Увы, легче было перекрыть широкую, полноводную Неарту, омывающую своими водами набережные в самых престижных районах столицы, чем пресечь распространение скандала и драки в трактире «Сломанный меч». Разумеется, не все посетители были объяты героическими порывами, но и тех, кто мигом возжелал показать свою силушку и удаль, как раз хватило для большой, крупномасштабной потасовки. Той потасовки, которую завсегдатаи потом вспоминали долго и с удовольствием, удовлетворенно констатируя: «А неплохо мы тогда повеселились» – и перечисляя свои синяки, ссадины и ушибы, а также имена тех, кто их нанес.

Торину отличиться на ратном поприще не дали: сильная рука без сантиментов сгребла его за шиворот и поволокла к окну, а ноги, обутые в невысокие сапожки на каблуках, лишь раз отвлеклись от поспешных шагов ради того, чтобы поощрительно подтолкнуть растерявшегося аристократа коленом чуть пониже спины.

– Тьма, за мной! – повелительно крикнул звонкий, чуть встревоженный и одновременно бесшабашно-веселый голос, пока руки, отпустившие Лорранского, быстро открывали оконные шпингалеты и распахивали створки.– Торин, не стой овцой! Лезь!

– Куда? – искренне удивился он. Вместо ответа девушка быстрым, выверенным и отточенным движением пригнула голову аристократа к груди и легко толкнула его под колени, вынуждая присесть. Над стремительно опустившейся на пол парой с душераздирающим визгом пролетел чакрам, который кто-то выдернул из стены и довольно умело использовал по назначению. Следом просвистела тяжелая глиняная кружка. Потом тарелка. Потом большое блюдо. Потом табуретка.

– Эге, а здесь становится жарко! Как бы столы вскоре летать из угла в угол не начали,– глубокомысленно заметила Тень, стоя на полу на четвереньках и удерживая в такой же не внушающей уважения позе Лорранского. Тот только промычал в ответ нечто неясное, но явно лишенное восхищения и удовольствия. А то он сам не видит, что из трактира лучше убираться, да поскорее! Ведь в «Сломанном мече» не становилось, а уже стало жарко. Менестрелька грациозно-легкими прыжками серны взлетела сначала на табуретку, потом на стол, а с него и на верх шкафа с посудой и, прижимая к себе лютню, посверкивала оттуда испуганными, невольно округлившимися глазами, как кошка, загнанная псом на дерево. Девушки-разносчицы многоопытно определили степень опасности еще в самом начале стихийно возникшей свалки и успели скрыться на кухне. Музыканты красивым полукругом организованно двинулись к выходу и на редкость дружно (сразу видно – давно люди вместе работают) выскочили через двери. Туда же отступили несколько посетителей, не пожелавших принять участие в общем мордобое. Таких, к слову сказать, нашлось мало – всего пара человек. Все прочие упоенно гвоздили друг друга всем, что под руки подвернется. Оставалось только радоваться, что среди драчунов не нашлось ни одного мага, иначе неизвестно, чем бы закончилась потасовка, в которую с таким удовольствием и готовностью ввязались храны и прочие посетители.