Текст книги "Теневые игры"

Автор книги: Ксения Чайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

И тут я различила едва слышные крадущиеся шаги снаружи. Ветер панибратски старался заглушить их, но храны вполне способы вычленять из сонма звуков самые главные и опасные. Шел кто-то одинокий, легкий, осторожный и грациозный – под ногами не хрустели сучья и не шелестела палая листва, и перемещение выдавало лишь тихое поскрипывание кожи сапог. Стуком копыт движения не сопровождались – наверное, он оставил лошадь где-нибудь на подходе к рощице, возможно, около тех самых кустов, которые я предлагала Торину в качестве временного пристанища. Тихий певучий свист, с каким рассекла бы воздух веревка, использованная для замаха, как плеть, стал последним штрихом к портрету пешего полуночного путника.

Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, пристально посмотрела в пламя невысокого костерка, разведенного, от греха подальше, в яме, словно надеясь найти ответы на все мучившие меня вопросы, и подняла голову как раз вовремя, чтобы в упор встретиться с вопросительно-недоверчивым взглядом огромных раскосых глаз цвета только что вычеканенной серебряной монеты.

– Ну заходи. Чего стоишь как неродной?

Я приглашала его в наспех сооруженное укрытие-шалашик, как пригласила бы на шумный бал в замке, где играла роль хозяйки вечера. Как пригласила бы в небольшой, но уютный холл своего дома. Как пригласила бы в свою душу.

Я знала, зачем он явился. Я не хотела умирать. Но и сопротивляться по большому счету тоже не хотела.

Ворвавшийся в наше нехитрое убежище ветер, вихрясь в обрывках дождя и тумана, отвесил мне мокрую пощечину, и я, поморщившись, ухватилась за свое одеяло, пристроенное на манер полога на входе с шалаш. С другой стороны его держал Вэррэн.

– Заходи же, а то все тепло отсюда выдует.

– Спит? – как-то на удивление мирно, ласково и по-семейному поинтересовался альм, аккуратно входя в шалаш и указывая на Торина. Я прижала согнутые в коленях ноги к груди, давая ему место у огня, и кивнула:

– Спит. На всякий случай говори потише, хотя обычно достопочтенного милорда Лорранского-младшего и пушками не разбудишь.

– А ты?

– Охраняю.

– От кого?

– Да мало ли.– Я пожала плечами и, дабы занять руки хоть чем-нибудь, деловито потыкала в костер веткой, уже слегка обугленной на конце. Шалаш не был рассчитан на троих, поэтому сидеть пришлось едва ли не в обнимку, почти на Торине, и это заставляло меня раз за разом настороженно поводить глазами в сторону альма, ежеминутно ожидая от него какой-нибудь пакости или глупости. Но забредший на огонек нечеловек был удивительно спокоен, будто не темной ночью вместе с храной и графом в шалашике теснился, а на приеме у благороднорожденных светской беседой развлекался.

– Так куда вы едете?

Я оценивающе покосилась на Вэррэна. Уж коль скоро он выследил нас в чистом поле, так конечно же сможет без помех проследовать до самой Кларрейды, ничем не выдавая своего присутствия и в душе тихонько похохатывая над самоуверенной наемницей, преисполненной решимости вывести его на чистую воду.

Если альм вздумает напасть, я умру почти сразу же. Это я понимала. Равно как и то, что в схватке один на один мне с ним не справиться. Одна из основных заповедей хранов гласит: верно оценивай силы своего противника и ни в коем случае не переоценивай себя. Я прекрасно понимала, что в прошлый раз смогла прикончить нечеловека только потому, что он полностью доверял мне и не ожидал нападения. А в этот раз такой номер не пройдет.

Впрочем, пока Вэррэн явно был настроен не драться, а беседовать. И греться у костра.

У моего костра. Почему-то осознание этого в общем-то ничего не значащего факта доставляло мне немалое удовольствие.

– Милорд Торин изволил приказать: в Кларрейду. Я не смею ослушаться.

– Вот как? – В неверных всполохах пригибающегося к земле огня необычные глазищи альма казались световыми заклинаниями. На порванной мочке уха запеклась серебристая кровь, и я почувствовала сильнейшее, почти непреодолимое желание коснуться раны на пепельно-серой коже самого красивого в мире подлунном нечеловека.– Так сам и сказал: едем в Кларрейду?

Я подальше от искуса скрестила руки на груди и нарочито хмуро воззрилась на своего хвостатого собеседника:

– Да какая тебе разница, какими путями я добилась от него подобного заявления? Главное – мы все-таки едем в этот в высшей степени славный и замечательный город. А уж там я найду возможность отыскать одного человека и задать ему несколько весьма неприятных, но злободневных вопросов.

– Мстить будешь? – уважительно приподнял тонкие брови Вэррэн.

– Храны не прощают предательств и измен. Он продал меня вам, и я не собираюсь терпеть такое самоуправство,– равнодушно отозвалась я, вновь принимаясь тыкать несчастной веткой в костер.– Надеюсь, Зверюга все еще там. Его перемещение в другой населенный пункт создаст определенные проблемы. Впрочем, я его хоть из Мрака вековечного достану. Тумаков воспитательных наставлю, пару костей для острастки сломаю и все деньги, за сведения обо мне полученные, отберу. В конце концов, я имею на них больше прав, чем кто бы то ни было.

– А-а… Ну-ну. Удачи, как говорится-а-а-а… – Альм откровенно зевнул, сверкнув в неверных всполохах костра впечатляющими клыками, и смущенно покосился на меня, явно застеснявшись такого поведения, не слишком приличествующего представителю древнего рода.

– Ложись, я покараулю,– предложила я. Вышло это совершенно спокойно и естественно, я точно так же обратилась бы к брату-храну, измотанному и уставшему, нашедшему приют под наскоро воздвигнутой мною крышей.

Однако для Вэррэна такое заявление явно было в диковинку. Судя по всему, в нормальности своей собеседницы он не сомневался – был на все сто убежден, что ничего, похожего на ум или рассудительность, в моей голове отродясь не ночевало.

– Ложись,– не пытаясь реабилитироваться в его глазах, вновь сказала я, гостеприимно рукой обводя все наше временное убежище, как бы предлагая убедиться в его комфортабельности и безопасности.

Альм еще с полминуты посверкал на меня своими невероятными глазищами. Но лег. Тьма, поняв, что меня в качестве грелки ей не дождаться, прошипела явную циничность и переползла поближе к Вэррэну. Тот опустил руку ей на спину так спокойно и безбоязненно, словно к нему каждый вечер демоны под бок подваливались.

– А-а-а! Спасите! Помогите!

Реакцию храна или храны на подобный выкрик в исполнении до боли знакомого голоса клиента невозможно описать словами – это надо видеть. Шалашик снесло единой волной воздуха, поднятой мною, когда я взвилась на ноги. Также в этом нехитром деле поучаствовала моя макушка. Я прыгнула влево – туда, откуда несся вопль. Что-то довольно крупное и грациозное стремительно прянуло вправо, и Торин заголосил еще отчаяннее, вкладывая в звуковое оформление своего сиятельного негодования всю душу. Тьма свечой ввинтилась в серые, по-прежнему плачущие небеса, а потом буквально упала вниз, выискивая неведомого врага.

Оного, впрочем, не наблюдалось ни вблизи, ни вдалеке. Я очумело вертела головой, стараясь одновременно высмотреть опасность, по возможности прикрыть собой причитающего Торина и понять, как ухитрилась заснуть сидя.

Вэррэн по другую сторону ямы с погасшим костерком зеркальным отражением принял ту же боевую стойку, что и я. Впрочем, она пропала втуне, равно как и мой героический порыв, и самоотверженные действия моей отважной Тьмы. Я, на всякий случай, еще раз оглянулась, засвидетельствовала полнейшее отсутствие каких бы то ни было врагов и подступила к своему все еще слегка подвывающему клиенту:

– Ну и чего орем?

– А… А… – Потрясение оказалось слишком серьезным, чтобы Торин смог изъясняться четко и внятно. Поэтому аристократеныш, прикрываясь одеяльцем как щитом, сумел только простереть перед собой руку и указать дрожащим перстом в сторону Вэррэна. Потом посмотрел в мои удивленно округлившиеся глаза и постарался объясниться более ясно и подробно: – А вот… Э-э-э…

– Так это же наш альм. Не узнал, что ли?

– Наш? Наш?! – Кажется, я сказала что-то не то. Во всяком случае, Торин прямо задыхаться начал, глядя то на меня, то на первопричину своих воплей расширенными от потрясения глазами,– Наш?! Наш?! Почему здесь?…

– Так наш же,– совершенно спокойно пояснила я, поняв, что именно хотел узнать мой бесценный подопечный.

– Наш, наш, наш… – тупо, как зомби, забубнил графенок, словно пытаясь уразуметь эту простую истину.

– Наш, наш,– охотно подтвердила я. Вэррэн покосился на меня, как на редкостную гадюку в королевском зверинце, но смолчал, что дало мне возможность развернуть свой тактический гений во всю ширь: – Вставай, Торин, нас ждут великие дела, а земля холодная, эдак и застудиться можно. Поедем в Заверну, говорят, бушующее море – это очень красиво!

– Нет! – тут же с готовностью переключился на сулящую скандал тему Торин.– Мы не поедем в Заверну! Что гам хорошего? Порт – он и есть порт. Говорят, там даже крысы бегают, вот! Нет, такого счастья нам не надо. Мы поедем в Кларрейду! Я гам уже лет пять не был, если не больше.

Если Торин ожидал, что после сообщения о крысах я незамедлительно взвизгну и грохнусь в обморок от ужаса, а потом живенько откажусь от идеи ехать в прибрежный город любоваться штормовым морем, то он жестоко просчитался. Правду сказать, в Заверне мне бывать приходилось и тамошних грызунов созерцать довелось, и не раз. Размерами только чуть меньше откормленных поросят, милые создания сбивались в стаи и с воинственным писком нападали на прохожих. Они настолько преуспели в деле устрашения коренного населения и приезжих, что даже сильные мужчины не рисковали ходить по узким улочкам в темноте поодиночке и без увесистого булыжника в кулаке или кармане. Впрочем, Заверна была городом портовым, а не курортным, праздных гуляк и любителей покутить не привлекающим, поэтому известий о том, что крысы полакомились нежными косточками кого-то из аристократов, не приходило, кажется, еще ни разу. Что, впрочем, не мешало мне относиться к сему славному поселению с изрядной долей настороженности и опаски. Моему не отличающемуся особым умом и умеющему влипать в сомнительные ситуации подопечному там в любом случае не место.

– В Кларрейду, в Кларрейду! – слегка подскакивал на заду Торин, в полной мере отдавая дань своей недавно проявившейся привычке повторять сказанное по нескольку раз. Откуда она у него – ума не приложу, я же, кажется, не давала повода усомниться в своей интеллектуальной состоятельности и никогда не заставляла его воспроизводить просьбы но два раза. Да, бывало, я не выполняла их, но всегда четко и ясно аргументировала свой отказ.

Я, торжествуя в душе, изобразила крайнюю степень обиды и негодования, потом все же со скрипом согласилась:

– Хорошо. В Кларрейду так в Кларрейду. Но запомни: я этой затеи не одобряю!

– Да ты ничего никогда не одобряешь! – радостно подскочил аристократенок. Он был настолько горд своей победой, что даже от завтрака попробовал отказаться, мотивируя это страстной охотой подальше убраться от стен стольной Каленары и поскорее пуститься в путь к желанной цели. Однако я, немало удивленная (обычно мой подопечный был на пузо ой как плечист note 5), мгновенно пресекла эту попытку броситься в дорогу на голодный желудок и напичкала Лорранского вчерашними пирогами, заботливо завернутыми нам старой нянькой Торина. Вэррэн, тоже получивший немного выпечки, был удостоен графенком такого злобного и возмущенного взгляда, что я демонстративно отложила свою порцию обратно в сумки, взяв только один пирожок – для Тьмы. Правда, вонато, чувствуя негодование наравне со своей хозяйкой, тоже отказалась от еды, быстрой цепочкой мыслеобразов поведав мне об удачной охоте на полевых мышей, проживающих в этой рощице.

Вэррэн потащился за нами. Я его не гнала, не зная, что лучше – ожидать покушения от того, кто открыто и демонстративно едет рядом, или от того, кто ползет сзади по кустам и строит коварные планы по отнятию моей несчастной жизни. Кроме того, общение с Тори ном (да и с некоторыми предыдущими клиентами) научило меня ценить сильных, самостоятельных и не зависящих от меня людей и нелюдей. А Вэррэн был из таких, кто подставляет плечо, а не подножку. Это я чувствовала. И потому тихо и спокойно уважала альма, не позволявшего себе особой фамильярности, но никогда не забывавшего помочь мне с переноской сумок или уходом за лошадьми. Но не переставала его опасаться.

Тори н же пребывал в расстроенных чувствах. До него наконец-то дошло, что событие, сильно смахивающее на изгнание, спровоцировано лишь его глупостью и отсутствием практической жизненной сметки. Череда идиотских поступков – кража кристалла, участие в дуэли, появление под стенами тюрьмы – на мой взгляд, лишь доказали несусветную глупость и изумительную безалаберность Лорранского-младшего, заботливо выпестованные в альковах и залах замков благороднорожденных.

Погода продолжала радовать нас мелким холодным дождичком. К полудню от падающей с неба мороси, покрывшей нас, лошадей и сбрую серебристо-прозрачным пологом, все поседели. Не спасали ни капюшоны плащей, ни плоский, как блин, чудовищно безвкусный беретик, который Торин торжественно извлек из сумки и водрузил на свою сиятельную макушку. Павлинье перо, прикрепленное к нему рубиновой заколкой, намокло и обвисло, как хвост помойной кошки. Вид мой аристократичный подопечный имел как нельзя более жалкий. Поелику злиться на себя он не умел, то виновный, вернее, виновная во всех неприятностях была найдена на удивление быстро. То ли мерзкая погода оказала свое тлетворное влияние на рассеянный и философский склад ума Торина, то ли дорога на пользу не пошла, но вскорости я оказалась единственной, кто был должен отвечать и за дождь, и за холодный ветер, и за злобного крестьянина, который посмел обругать его сиятельство. Разумеется, виновна я была и в ехидных ухмылках, которые не слишком старательно пытался скрыть «наш» альм.

Я на провокации не поддавалась. Были проблемы и поважнее. Я не знала, сколько продлится затишье, но на всякий случай готовилась к худшему. И этим худшим отнюдь не были стоны и жалобы моего драгоценного подопечного. Хотя, видят боги, достал он меня уже до печенок.

Турец, до которого мы добрались через шесть дней, был городом по райдасским меркам большим, уступавшим в размерах лишь стольной Каленаре да знаменитой Веселой, Беззаботной Тинориссе. В крепостных стенах ему было определенно тесно, и небольшие домишки небогатых купцов и корчмарей уже начали постепенное освоение прилежащих к городу территорий, испещряя луга точечками жилых домишек, изб, сараев, трактиров, постоялых дворов и прочих строений. Городская стража это стихийно возникшее поселение под свою опеку брать отказывалась, что, разумеется, не способствовало воцарению правопорядка и законопослушания в пригороде. Там можно было легко распроститься не то что с кошельком – с головой.

Мы, все трое, были хмурыми и злыми. Как всегда, мой ненаглядный клиент нашел проблемы на свою голову там, где у нормальных людей и нелюдей ничего необычного и случаться не думает. Дело в том, что у его коня разболталась, а потом и вовсе отвалилась подкова с передней левой ноги. Бестолковый Торин и не подумал встревожиться, когда седло под ним начало покачиваться, а жеребец – спотыкаться. Когда же я заметила неладное и в ужасе остановила лошадей, было уже поздно. Очаровательный породистый красавец из графских конюшен косился на меня страдальческими карими глазами, а его копыто пребывало в столь жутком состоянии, что на него и смотреть-то было больно. Как на грех, дорогу, по которой мы ехали, недавно покрыли гравием, и гнать по ней коня без подковы было никак нельзя. Увы, Торин, не приученный обращать внимание ни на людей, ни на животных, которые его окружали, даже не понял сперва, отчего его жеребец замедляет ход и все чаще спотыкается. Как оказалось, в копыте у длиннохвостого бедняги появилась трещина, и в нее попадали острые камни. Какие мучения они причиняли – оставалось только догадываться. Диво еще, что конь сумел вытерпеть их и не упасть, как часто случалось в подобных случаях с лошадьми. А то мой безголовый подопечный имел бы все шансы вылететь из седла и свернуть свою благороднорожденную шею.

Человеку я бы еще попробовала оказать помощь магией. Но как отреагирует на лечение чародейством гордый породистый жеребец, неизвестно. Поэтому я предпочла не рисковать – пересадила Торина на свою Луну, аккуратно перевязала пострадавшее копыто коня платком и, взяв его под уздцы, медленно двинулась к городу. Бедняга шумно вздыхал и хлестал хвостом, будто отгоняя мух, но послушно переставлял ноги, словно понимая, что я сама ничем не могу ему помочь, хотя и сопереживаю всем сердцем, и почти чувствую ту же боль, что и он. Еще повезло, что сие прискорбное событие свершилось в трех верстах от городских стен. Не знаю, что бы я делала, если бы до поселения было далеко. Наверное, тащила бы коня на своих плечах.

Турец встретил нас длиннющей очередью перед городскими воротами. Отчего она разрослась до столь внушительных размеров, оставалось только гадать. Может, город некоторое время был закрыт для приезжих – устраивают у нас иногда такое, если криминогенная обстановка слишком накаляется или приключаются эпидемии каких-нибудь смертельных хворей вроде моровой язвы или оспы. А может, стражники на воротах просто ленивы и мздоимисты сверх всякой меры, вот и вытряхивают из путешественников все, что могут. А на это, как известно, время нужно, так как с нажитыми потом и кровью денежками мало кто согласится расстаться добровольно.

Стражники, дежурившие у толстенных створок со знатным, но явно декоративным запором, трудились не покладая рук. Один без устали взимал мзду с желающих попасть в город и бегал ее прятать в караульную будку, стоящую здесь же. Другой, отличавшийся не столь завидным рвением к государственной службе, лениво приоткрывал ворота на узкую щелочку – только-только всаднику или пешему протиснуться – и тут же захлопывал их опять, дожидаясь, пока товарищ стребует деньги со следующего путника.

– Что будем делать? – разочарованно поинтересовалась я, косясь на небо. Оно, как и в предыдущие недели, было от горизонта до горизонта обложено хмурыми серыми облаками, изредка метко плюющимися в путешественников мелкой моросью или крупными ливнями. Судя по тому, как из оврагов, ям и канав постепенно поднимались сумерки, до ночи оставалось часа полтора, не больше. Городские ворота окончательно закрывали на замок и внутренние засовы с наступлением темноты. А это значило, что придется заночевать за городскими стенами, если не сумеем попасть в Турец до той минуты, когда потемки окончательно предъявят свои права на мир подлунный. Это вам не стольная Каленара, открытая для приезжих и днем и ночью. Конечно, просто гак на землю ложиться не придется, можно будет остановиться в любой гостинице или на постоялом дворе, но драли в них втридорога, да и с криминальной обстановкой там все отнюдь не так гладко, как обычно докладывается бургомистру.

Бедный жеребец потянулся ко мне и мягко дотронулся бархатными губами до моего плеча, словно напоминая о себе и прося поскорее придумать что-нибудь с лечением. Я рассеянно погладила шелковистую шерсть на умной большеглазой морде и посмотрела на своих спутников, словно ожидая получить ответ на в общем-то риторический вопрос.

– Не знаю,– растерянно отозвался аристократеныш, окидывая грустным взглядом необъятную очередь. За ту минуту, что мы простояли в ее хвосте, за нами уже успели пристроиться двое орков-наемников, высоченный тип на серой мышастой лошади, три гнома с женами и секирами да воз со стогом сена, на котором сидели краснощекий мужик, дородная баба в цветастом платке и пятеро детей разной степени чумазости. Тучный круторогий вол, запряженный в их телегу, время от времени поднимал лоснящуюся морду с медным кольцом в носу и оглашал окрестности таким противно-низким мычанием, что после третьего же его сольного выступления хотелось повеситься.

– Если до темноты в город попасть не успеем – придется здесь ночевать,– мрачно констатировала я, бросая хмурые взгляды на вывески и окна трактиров, находящихся в пределах моей видимости. То, что я заметила, меня не утешило ни в коей мере: подобные заведения – явно не место для девушки. И даже для наемницы. А уж для благороднорожденного графа и беглого альма – тем более.

Время тянулось медленно. Очередь потихоньку продвигалась вперед, но куда с большим энтузиазмом отращивала себе все более удлиняющийся хвост, состоящий исключительно из оптимистов, уверенных, что без проблем попадут в город до темноты. От нечего делать я разговорилась с пристроившимися за нами гномами. Те заверили, что до полной темноты еще часа два, не меньше, а стражники, стремясь заработать как можно больше за сегодняшний день, все увеличивают пропускную способность ворот, так что в город мы попадем без проблем. И бородачи оказались почти правы: в Турец мы и впрямь попали без проволочек. То есть только мы с графом и альмом. Прочим пришлось ночевать за стенами: прямо за нашими спинами ворота захлопнулись. Стража, вежливо пояснив: «Стемнело. Приходите завтра!» – стала перед ними неприступными монолитами, готовясь, чуть что, грудью защитить родной город от пытающихся прорваться в него приезжих.

Вэррэн оглянулся и нервно передернул плечами:

– А если бы мы не успели?…

– Да ладно тебе,– легкомысленно отозвалась я.– Мы уже в городе, так зачем задумываться, если бы да кабы?

– И куда теперь?

– А куда милорд Торин прикажет.

Графенок надулся от сознания собственной значимости, но не успел он раскрыть рот, как я спокойно продолжила:

– Но сначала нужно отыскать хорошего врача для бедного коня.

– А потом? – тут же влез Торин, не желающий сдавать любезно предоставленных ему позиций лидера.

– На постоялый двор, вестимо. Или в гостиницу какую-нибудь.– Я слегка пожала плечами, удивляясь аристократенковой глупости. Ну куда еще можно отправиться такой оригинальной компании в незнакомом городе вечером? Не в публичный же дом, в самом деле…

Лорранский слегка надулся. Потом воспрянул вновь:

– А можно, я гостиницу выберу?

– Да пожалуйста.– Я покосилась на своего подопечного и вздохнула. Ну как дитя, честное слово! Даже не знаю, смеяться или плакать мне порой над этим странным человеком хочется. И ведь достанется же такое сомнительное сокровище в мужья кому-нибудь, будет не защитой и опорой, а обузой, ребенком до седых волос…

Хранители Сенаторны смотрели на нас с небес: врач и маг по совместительству, специализирующийся на болезнях животных, был найден на удивление быстро, и сумму за свои услуги он запросил вполне пристойную. Правда, на этом свое везение наша компания и исчерпала: полный лысоватый мужчину назначил коню припарки на больное копыто, какие-то травы и корешки в дополнение к обычному рациону и полный покой как минимум на две недели.

От него мы вышли в расстроенных чувствах.

– И что, мы так здесь все это время и просидим? – донельзя печальным и тоскливым голосом поинтересовался Торин, оглядываясь по сторонам и с неудовольствием морща нос. Турец был городом хоть и большим, но ничем особенно не примечательным. Он не мог похвастаться ни огромными храмами, ни древними замками, ни садами, ни театрами, ни домами развлечений, ни какими-либо кустарными ремеслами. И уж где-где, а здесь Торину застревать точно не хотелось. Он предпочел бы дожидаться выздоровления своего скакуна в Каленаре, Тинориссе или той же Кларрейде. Но увы…

Мне тоже совершенно не улыбалось задерживаться на одном месте так долго. Что ни говори, а молодой, не приспособленный к жизни щеголь с деньгами и вечно хмурящейся «подружкой», у которой на плече меланхолично вылизывает крылья хищный демон,– это не та компания, которая будет незаметна в любом окружении. А уж если за ними след в след тащится мрачный, поразительно красивый альм, то становится ясно, что повышенного внимания со стороны окружающих не избежать.

– Нет. Так надолго здесь оставаться небезопасно. К тому же не так уж далеко мы от Каленары убрались. Купим тебе коня взамен пострадавшего и продолжим путь. Только пообещай обращаться с ним хорошо и бкть внимательным! А то тебя страшно на дорогих породистых животных сажать…

Я поймала себя на том, что говорю с Торином, как с малолетним ребенком – мол, не плачь, лапочка, куплю тебе новую игрушку, только ты не сломай ее, как старую,– и поспешно закрыла рот, опасаясь, как бы аристократенок не разобиделся. У него это легче легкого. Впрочем, мой подопечный оскорбляться и не думал: он оживленно вертел головой, высматривая гостиницу, которую, как я и обещала, мы с Вэррэном торжественно доверили ему выбрать.

Надо было, конечно, не быть такой легкомысленной и не позволять не шибко умному, обожающему публичность и развлечения Торину подыскивать нам пристанище на ночь. Но что сделано, то сделано. Попробуй теперь слово поперек скажи, так он же склоку начнет или разнюнится, да так, что я света белого не взвижу. Поэтому я лишь страдальчески поморщилась, когда празднующий свою значимость Лорранский торжественным кивком выказал свое желание свернуть на улицу, которая, как сообщали вывески на домах, называлась аллея Мечтателей. Как правило, так именуют далеко не самые бедные кварталы, следовательно, цены в местных заведениях могут оказаться весьма отличными от разумных.

Как выяснилось, я не ошиблась. Аллея Мечтателей оказалась очень красивым и примечательным местом, засаженным кленам и липами, уже начавшими убираться в багряные и золотистые осенние наряды. Дома были солидными, добротными, не слишком роскошными, но и не бедными. В них вполне могли жить купцы, судьи и прочие почтенные, достойные и серьезные господа. Шушере вроде воров, даже разбогатевших, стражников, ремесленников, семей обозников здесь делать нечего. Наемники, в том числе из других рас, на эту аллею явно не забредали. И благодарение за это богам, ибо та вывеска, которая красовалась на стене приглянувшейся Торину гостиницы, лично у меня вызывала какие угодно чувства, кроме положительных. Она гласила «Пьяный орк», и лично я, если бы была орком, при виде ее наверняка не выдержала бы и полезла в драку. Причем в драку большую и серьезную, в которую в конце концов оказались бы втянуты все окружающие и которая наверняка закончилась бы смертоубийством, ибо такой потрясающей по бездарности вывески мне лицезреть еще не доводилось. На едва ли не аршинную заглавную руну названия, висящего на совершенно гладкой стене и подсвеченного магией, опирался выпиленный из дерева и мастерски раскрашенный тип, долженствующий, видимо, изображать того самого пьяного орка.

То ли неведомый мне художник никогда не видел представителей этой степной расы, то ли обладал изощренным чувством юмора и стремился с ними поквитаться за давнишние обиды, но жуткая образина с пивной кружкой и чудовищных размеров воблой в руках была похожа на орка примерно так же, как я на представителя любой из разумных рас – го есть две руки, две ноги, одна голова. На этом сходство, собственно говоря, и заканчивалось. Внушительный хвост непонятного создания с вывески мог посрамить любого альма, борода лопатой вызвала бы приступ жесточайшей зависти у каждого гнома, ошеломляющие черные зенки без зрачков оскорбили бы всякого эльфа, тонкий породистый нос восхитил бы человека, а жуткие клыки, которыми щерилась огромная лягушачья пасть, впечатлили даже Тьму – вонато затопталась на моем плече, расправила крылья и сердито зашипела, бросаясь обрывками встревоженных и негодующих мыслеобразов. По мнению демона, нам не следовало даже приближаться к воротам, за которыми могут водиться столь жуткие зубастые твари. Оставалось только гадать, кто позволил повесить такую ужасающую вывеску в приличном и обеспеченном районе.

Вокруг гостиницы наблюдался нездоровый ажиотаж, на окнах снаружи висли люди, а около дверей толпилась публика самого почтенного и солидного вида. Афиши, наклеенные на заборе и стенах, обещали выступление какой-то не то дивной красавицы, не то заморской птицы – я гак и не поняла, кого именно.

– Торин, ты что, и в самом деле хочешь остановиться именно здесь? – в ужасе поежившись, поинтересовалась я, с трудом отрываясь от потрясенного созерцания невероятного чучела на вывеске и с профессиональным неодобрением начиная разглядывать толпу.

– Именно! Мы здесь будем концерт слушать! – высокомерно подтвердил несносный аристократенок, направляя Луну в ворота. Больной жеребец вздохнул над моим ухом столь беспомощно и болезненно, что я решила не мучить и без того настрадавшееся животное, не вступать в конфликт и послушно шагнула за своим подопечным.

Места для нашей компании нашлись сразу, хотя хозяин не раз и не два подозрительно покосился на странную четверку. Хмурая девушка, ручной демон, молодой щеголь и величественный альм – такой набор спутников-попутчиков кого хочешь смутит и заставит призадуматься.

Концерт меня в восторг не привел. Наверное, потому, что я не столько прислушивалась к хрустально чистому девичьему голоску, тянущему какую-то старинную балладу, сколько щурилась на лица посетителей, пытаясь выявить того, кому может взбрести в голову дурная идея напасть на моего подопечного. Таковых не наблюдалось, что, впрочем, отнюдь не способствовало сосредоточению моего внимания на высоком искусстве песнопения. Впрочем, молодая певичка понравилась мне все же больше альмовской оперы. Видимо, сыграли свою роль расовые заморочки и предрассудки.

Спать я устроилась, как всегда, на пороге комнаты своего подопечного. Торин попробовал отделаться от моего общества и даже снял отдельный номер и попытался ненавязчиво меня в него впихнуть. Разумеется, ничего у самоуверенного графенка не получилось. Я скептически обозрела предоставленные в мое распоряжение площади и с безапелляционным апломбом разместилась в обиталище Торина, привычно стянув себе с кровати покрывало и подложив под голову свернутый в тючок свитер. Мой драгоценный подопечный засопел и с видом смиренного страстотерпца, сознательно идущего на муки во искупление всех грехов мира подлунного, возлег на кровать. Молоденькая служанка, совсем еще ребенок, принесшая кувшин воды для омовений перед сном, несмело шагнула через порог, пугливо косясь на мое оригинальное ложе, споткнулась о пристроившуюся на полу Тьму и с визгом начала стремительное неконтролируемое движение к полу. Дернувшись вверх из положения лежа, я успела поймать и ее, и кувшин и, не слушая испуганного благодарного лепета, выдворила неловкую девчонку из комнаты. Еще, не приведи боги, свалится на моего подопечного и напугает, а то и ушибет его. Кувшин, разумеется, я оставила себе. Мало ли, вдруг Торин вздумает умыться (хотя это с ним ой как редко случается) или мне пить захочется…