Текст книги "Конечная Остановка (СИ)"

Автор книги: Ксений Белорусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Вооружен я был в тот день и час всего лишь цифровой камерой и диктофоном. Пускай отписываться по событию и по случаю ничуточки не рвался. Озадачил заранее скорым и проникновенным комментарием хорошего молодого автора, предрасположенного к философским размышлениям о жизни и смерти. А бойкий репортаж в редакции могли бы набросать с моих слов и впечатлений.

В то время как неизбывный державный Лука вживе разоблачал извечные происки сионистов, я стоял побок с ним. Его штатные охранники, все их присутствовавшее начальство меня хорошо знали, и служебного беспокойства у них я не вызывал.

Пожалуй, оттого я стал прикидывать, а не смотаться ли мне скоренько неподалек, по соседству к одному русскому офицеру, не разжиться ли у него сувенирами из Чечни: стволом "хеклер-кох" и парой гранат Ф−1. Туда их в сумку, в кофр к репортерскому железу. А там по обстоятельствам... уконтрапупить власть предержащую, коли рубашка "эфки" разлетается убойными осколками в радиусе до двухсот метров, а данный пистолет-пулемет отличается превосходной скорострельностью и кучностью боя на расстоянии кинжального огня.

Накануне вечерком я по-дружески и по-газетному брал забойное интервью у того российского товарища полковника, приехавшего в отпуск с войны погостить к дочери на историческую малую родину. Потом мы оба допоздна интервьюировали основательно приличное количество армянского бренди и начистоту продолжили собеседование легитимной белорусской горелкой тогда еще пристойного берестейского разлива.

От Ямы и от Луки-урода рядом с ней я никуда не пошел, ничего жертвенного не предпринял, столпом соляным простоял до конца планового редакционно-представительского мероприятия...

Поздним вечером дарницкие собеседники неловко расстались, распрощались, воспользовавшись дежурными вежливыми клише. Джентльмен и аудитор Печанский без разговоров, по умолчанию повез хмурого, с потухшей сигарой в зубах, деда Двинько в Семиполки на ночлег и к писательским трудам наутро. Тана безмолвно забралась в прохладную ванну на сон грядущий. Змитер же отрешенно погрузился в молчаливые нераздельные раздумья.

"...А я бы мог? Как поступить на месте Михалыча, причем с его значными оружейными навыками и военными умениями? Вось уж не ведаю, не знаю... Покуда неведомо. Неизвестно, куда, когда и где фишка ляжет. Что окажется в сносе?.. Словно несущаяся куда-то гоголевская птица-тройка... Пока нет ответа..."

Глава пятьдесят первая

Со временем давать отчет

На последовавшей неделе Змитер уехал в Донбасс. Укатил себе потихоньку на перекладных, автостопом с мелкими контрабандистами. Без команды во всех значениях, запросто с фуфельным редакционным предписанием по-свойски от того самого официоза, где он по сю пору не уволен с треском. «Поди же ты! Фрондирует главред, однак...» И оттуда у него второе старинное удостоверение официозного газетчика на собственное двойное прозвище по паспорту РБ. Лиловую паспортину с гербом-капустой он также прихватил с собой в опасный вояж к новороссам-ватникам.

По его отъезду из Минска в Киев бесхлопотно возвратилась Одарка Пывнюк с ветерком в дружеской включенной компании со Львом Шабревичем и с Вольгой Сведкович за рулем долгожданного "туарега" Таны Бельской. "Уйя, наконец-то!" Вперемежку о сделанном и увиденном они отчитались вместе и порознь. Классически отдали каждому свое, что причитается.

Так и так адвокат Шабревич предпочел гласность и открытость заседания не в один присест за обедом и после него у Евгена Печанского в Дарнице.

– ...Заочное событие у тебя, Ген Вадимыч, конечно, скорбное, удручающее. Но прелестно прошло комильфо на Северном кладбище. И благопристойно, включая поминки для титулярных соседей по подъезду и по дому на том микрорайоне Запад.

– В обществе лучшей подруги покойной, с отставной дворничихой Антуанеттой?

– Куда ж без нее? Она на пару с нашей Одаркой прелестно распорядилась поминальным угощением. От нее наша журналистка выведала некоторые детали упокоения Индиры Викентьевны Печанской.

Дарья свет Игоревна! Вам свидетельское слово.

– Мне, право, не до шуток, спадар Евген. Но эта юркая старуха обвиняет в смерти вашей матери тамошнего заместителя приходского священника. Дескать, увидала Индира в дверной глазок черного могильного человека, страховидного, в рясе, напугалась до смерти, тут, говорит, ее и кондрашка хватила, гробанулась об пол, цитирую. Пока неотложка, то да се, матушка ваша преставилась на глазах у подруги Антуанетты.

– Инсульт и гематома зафиксированы заключением судмедэкспертизы, ― дал адвокатское пояснение Шабревич. ― Со всем тем преподобный Власий, то есть священнослужитель, собиравший в тот день пожертвования на воскресную школу, утверждает, как если б к двери квартиры гражданки Печанской И. В. он и близко не подступал и старушку ничем побеспокоить никак не мог.

Копать, окучивать и душить коллизию далей, Вадимыч?

– Не стоит. Пусть покоится с миром. Коли есть дела поважнее.

– Согласен де-факто и де-юре. В общем и в частном отдаем приоритет вашим уголовным делам в той еще Республике Беларусь, дороженькие мои Тана и Евген.

Спешу рапортовать: мне, соответственно, удалось добиться передачи наших уголовных дел и делишек в Мингорсуд по первой инстанции. День судебного присутствия по делу гражданочки Бельской Т. В. ужотка прелестно назначен.

Шумим, душим и давим врагов наших и ваших с позиции неодолимо международной правовой силы!

Тем не менее, розыскная ментовская и гебешная суетня, митусня против вас все еще не отменена на суверенной территории РБ. Любят у нас казенные людишки отчитываться в том, чего сделать невозможно.

Тана Бельская остро взглянула на Вольгу Сведкович, и во всеуслышание анонсировала нарочито сглаженным тоном:

– Завтра я вылетаю в Вильню. Гайда и заберу у моих слуцких предков Курша-Квач дочь Елизавету. А вось там посмотрим, удастся ли менским боярам Бельским так просто откупиться от меня внучкой и дочерью. Чтоб им...

Тана снова демонстративно воздержалась в обществе Двинько и Печанского от не удобь сказуемых выражений и нецензурной колючей словесности.

– Что ж, пора и мне домой ворочаться, отправляться, ― с небольшой расстановкой поведал о своих планах Алесь Двинько, ― буде загостился.

– Алексан Михалыч, могу оперативно подбросить в Минск на "ладе-калине". С небольшеньким приграничным крюком и финтом с транзитными госномерами через Россию, ― доверительно и деликатно предложила Ольга Сведкович.

– Ой, спасибо, милая Ольга Сильвестровна. Ведомо-неведомо, однак нам с Лев Давыдычем вдвоем лучшей поездом, чугункой, не спеша, легально, видимым макаром с билетом для неусыпной вражеской системы "Магистраль"...

"Одни гости разъезжаются, другие съезжаются, ― тем временем своемысленно прокомментировал Евген Печанский, ― чего-ничего, а милости просим в нашу эмигрантскую Дарницу...

Родина нас не забывает, и мы ей кое-чего вскоре припомним. Кое-кому всенепременно. Или же всем там сразу скопом, коли ласка", ― он также не мог не планировать. Стратегически и оперативно-тактически, оставляя чистую тактику программно дефолтом здесь в Киеве, отрадно гостеприимном к политэмигрантам с севера.

Спустя несколько дней Евген сошелся без затруднений и закавык с маленькой Лизой Бельской. Даже сам того-сего не ожидал, не мыслил, ранее не имея какого-нибудь продолженного утилитарного опыта в обращении с малыми детьми. "В шерсть мало-мальски с ребятами-зверятами..."

По всей очевидности и без того немалый авторитет его поднялся в ее глазах однажды до фантастических, непредвиденных высот. Поскольку Лизу до глубины души экспрессивно впечатлила за завтраком длинная рифленая рукоять большого черного пистолета в кобуре под мышкой поверх кожаного облегченного бронежилета у Евгена. Это он рутинно отправлялся на загородную ревизию к невразумительным деловым партнерам питерского брательника Севастьяна Печанского. Ему было по пути, и он подвез ее к школе, дорогой клятвенно обещав вскорости научить пейнтбольной стрельбе.

– ...Как ни крутят поганые державники, но право народа хранить и носить оружие не подлежит принципиальным ограничениям. Истина, Елизавета моя Мечиславна, она в оружии, на расстоянии действительного огня или в прицельной дальности!..

Тана срочно умотала далеко в Дюссельдорф на женскую конференцию в Германию, в устоявшуюся Европу. Почему бы и нет? Если поездка цельным образом проплачивается евроспонсорами. Тем часом нужные замежные контакты на больших украинских дорогах просто так не валяются.

Так что в середине октября ребенок на три дня благонадежно оставлен на попечение Евгена. Чем Лиза очень даже довольна. Да и авторитетному дядь Жене она ни в малой степени не мешает, не капризничает. "С первого предъявления и знакомства не шаляй-валяй". А его быстрой вкусной кормежке в непостижимом ею раньше мужском технологичном исполнении несомненно отдает предпочтение перед материнской стряпней на скорую руку.

Отощавший и уставший дядя Змитер после командировки в Донбасс отоспался, ускоренно отписался, отъелся стараниями Евгена. И по прошествии неполной недели укатил в Мариуполь. Возможно, и дальше за линию фронта и в прифронтовые российские регионы.

Тогда как Лиза очень удивилась, узнав от матери, что Змитер с Евгеном вовсе не родные братья и ничуть не близкие родственники.

– Вы с ним очень-очень похожи, дядь Жень, как я у мамы мамина дочка. А в старости буду бабушкиной внучкой.

"Да уж! В добра-пирога живем навроде как по-родственному. Братско-сестринская семейка эмигрантов. Что в лобок, что по лбу. В залихватском стиле двиньковской героини будь сказано... Ну а секс ― это на стороне, мужского гормонального здоровья ради..."

С Одаркой Пывнюк у Евгена Печанского получалось довольно прилично. Для достоверности сказать, это ей лично удается час от часу затаскивать Евгена к ней на съемную квартиру. И так далее распространенно по сексуальным обстоятельствам обоюдной настроенности.

Во многом Евген с благими намерениями не давал себе ретроспективный отчет в том, что происходит с ним, отчего так было и есть с его ближними и дальними. Живет как живется, насколько, почитай, прижился. "До поры до времени, надо полагать, в перспективе предполагать, на севере, на юге, начнем то ли обороняться, то ли наступать по всем азимутам..."

По возвращении с юго-востока Змитер не то чтобы отчитался перед Евгеном, но поделился своими не столько корреспондентскими впечатлениями от увиденного и услышанного. Об этом и о том можно будет у него прочитать в файлах, посоветовать в качестве благосклонного читателя чего-нечего. Постольку отчаянный фрилансер Дымкин-Думко специально рассказал испытанному напарнику, какие душевные мотивы его подвигли предпринять два опаснейших журналистско-разведывательных рейда по обе стороны тлеющего военного конфликта, готовящегося перерасти в континентальную войну неосоветской России против евроатлантической солидарности. Так оно выйдет, выходит по его наблюдениям.

– ...Деньги они, конечно, почтенным гонораром, Вадимыч. Гормоны, понятное дело, яростным ражим адреналином и боевыми эндорфинами упоенно выделяются. Но однольково хотелось доказать себе самому, не совсем по Достоевскому, что я не карамазовская тварь гормонально дрожащая, но человек, имеющий право носить и применять оружие.

Спасибо тут тебе, брате! Вмале обучил-таки штатского дурня, как с огнестрельным стволом классно обращаться. Когда-никогда и журналеру писучему требуется ощутить себя человеком вооруженным, в драйв ко всему готовым...

Хочу вось сказать, чего тамотка, на фронте, на собственной шкуре прочувствовал. Так-то порой на войне чувство преодоленной опасности выходит круче кайфом, чем самый заковыристый гражданский секс по обстоятельствам и необходимости мужественной борьбы со спермонаполнением...

Пока Змитер отсутствовал, Евген убедился, насколько Тана владеет не только холодным оружием. Как-то раз на стрельбище у добровольцев она показала ему хороший класс боеготовности. Причем в приложении к дурному короткоствольному ПМ. Хотя, каб полноценно иметь при делах "гюрзу", "стечкин" и прочий удобоваримый арсенал, ей стоит хорошенько потренироваться.

"Прочные навыки меткости и кучности ― дело наживное. Коли руки по команде голове помогают, а глаза не боятся".

Евген внимательно и участливо выслушал кое-что из фронтовой риторической отчетности Змитера. Подытожил в ажуре по бухгалтерскому обыкновению:

– Ты, братка, молодец. И советовать здесь тебе я ничего не советую. По-товарищески в лучшем смысле, сам понимаешь.

Но вось напоминаю. Жизнь-то наша день в день отнюдь не похожа на выдуманный боевик или триллер. Любая операция со стрелковой зброей в руках ― сплошная рутина. Так или эдак устранение противника ― скучная, нудная, будничная работа. Эндорфины, какие безграмотные лохи в отличие от тебя, знающего что к чему, обобщенно обзывают адреналином, обязательно бодрят, тонизируют, снимают боль и неудобство за душой. Ан лишь на время, когда ты в действии. Сначала надоевший страх неразумной плоти. Потом во второй натуре, доставучий, противно задушевный отходняк в теле. Вроде того, который сейчас у тебя с добрым "Немировым" в активный метаболизм включается...

Глава пятьдесят вторая

Чего ж вам больше?

С приездом и легальным размещением Лизы Бельской дарницкий эмигрантский быт окончательно организовался, оформился. Приобрел по-хорошему семейную, саму собой подразумевающуюся устойчивость, где каждый нашел, занял соответственные ему или ей ячейку, время, пространство ― удобно устроившие каждого по отдельности и всех вместе.

Евген заменил прежнюю уродливую люстру в гостиной на плоскую светодиодную панель регулируемой яркости. Она, сдается, слегка приподняла безобразно низкий потолок советской планировки. Для того и светлые потолочные обои в мелкую голубую крапинку отменно приобретены. Точь так же насыщенный бирюзовый колер керамической плитки и вдумчиво замененной сантехники впечатляюще поспособствовал комфортной и эстетичной завершенности релевантно реорганизованного квартирного дизайна.

– Кроме шуток, у вас восхитительно европейский вкус к жизни, спадар Евген, кардиологически завидую, ― не экономила на продвинутых разностилевых комплиментах Одарка Пывнюк, тож Дашутка Премирова. ― Не то что уделанное жилье мое на Подоле. Не себе раком по буеракам, но обыкновенная хрущоба в Дарнице у вас с Таной чудесно, эргономично превратилась в Европу. Дышит, веет... Ни дать ни взять ― чудо и диво, не до шуток...

"Одарка у нас ― друг дома и семьи. Потому и приглашена торжественно от имени и по поручению на поздний воскресный обед по случаю счастливо воротившегося апосля войны, с крайнего юго-востока нашего фронтового корреспондента Змитера Думко. К шестому часу ввечеру ласкаво просимо..."

Смотря с какой стороны взглянуть, холодная и мокрая, слезливая осенняя непогода в конце октября придавала вечерней дружеской трапезе особый теплый уют и прием. Если единственную гостью никто не помышлял затем отправлять в темень, в слизь и в холод за окном на ночь глядя. "Переночевать Дашутке найдется где-нигде". Да и самой ей спешная и неотложная журналистская работа сегодня никак не угрожает. А знаменательные застольные разговоры ее привлекают не меньше приятных собеседников и сотрапезников.

– ...Тебе, девчо Одарка, надобно понимать, почему мы втроем ― как если б выходцы из твоего прошлого, считай, из страны, сходной с Украиной времен Януковича. Что в лобок, что по лбу, ― Тана Бельская старалась говорить умно, разумно и без нецензурщины, определенно приноравливаясь к манере общения Евгена и Змитера.

Тем более Змитер как-то на кухне под утренний кофе обронил небрежно, ни на что, ни на кого не намекая. Мол, они на двоих содружно кинули курить и матерно сквернословить, дав заповедный зарок сидючи на нарах в Американке. Как только на волю ― так сразу!

Змитер по существу моментом иронично дополнил замечание своей полной ровесницы Таны:

– Нашу с тобой небольшенькую разницу в возрасте, Одарка, мы плюс-минус не учитываем. Разве что Евген у нас ― по-разному долгожитель и библейский патриарх Мафусаил, урожденный в СССР.

– Маленький я был тогда-то, чего-нибудь сущностного не помню, ― пустился рассуждать Евген, мимоходом отдавая дань родному белорусскому языку в лексике и в расстановке ударений. ― Все объективные и субъективные данные о минулом у меня со слов старшего поколения. По ним и сужу о нашей вышеозначенной проблемке отцов и детей, о прошлом и настоящем. Она таки есть, невзирая на некоторую общность политических взглядов. Скажем, углубленно у меня и отца, у того же деда Двинько, с которым я прекрасно общаюсь, дружу много лет.

– That is the generation gap, ― мысли Евгена веско подтвердил английской мовой Змитер. ― У меня с моим родителем то ж самое, разлом поколений. Другие они, и все тут! Извините за молодёвую речевую банальщину, шановное шляхетство.

– Так вось, панове, ― нимало не сбился с намеченного дискурса Евген, ― брать на веру батьковскую политическую словесность мы должны с существенными оговорками, с поправками, сверяясь с европейскими и американскими источниками. Если в Европе и в Америке получилось, то и у нас наладится. Меж тем брести в никуда, каким-нибудь другим путем, мы не станем. Третий путь и Третий Рим непоправимо ведут в третий мир, по-русски навечно недоразвитый и непутевый.

Хуже того, в их родительских суждениях и доводах я частенько вижу маразматическое слабоволие, какое у них выразно прослеживается на протяжении двадцати пяти суетливо и митусливо минувших посткоммунистических лет. С мозгами у них неладно и неустойчиво, как бы там ни было. Как бы они ни были умны, стариковская премудрость встречается гораздо реже, чем старческое слабоумие.

Думаю, психологическое дело в том, что каждый из них строил личную карьеру на неизбежном крахе Совсоюза. Притом начинали-то они ее в регрессивных условиях разложения, упадка и загнивания реального коммунизма.

Не приходится сомневаться, генерация тех, кто родился в пятидесятые годы прошлого века, достигла больших и очень больших денег, раскассировав естественным путем коммунистическую тоталитарную систему. Ее представители преуспели и в популистском захвате верховной власти в наших странах. Хотя, что делать с деньгами и с властью, они доселе знать не ведают. Не догоняют отстойно расслабленные умом и духом. То ли обществом им либерально управлять, то ли государством тоталитарно править. Дожидаются пассивно, безвольно конца света, темнейшего хаоса в своих отдельно взятых недочеловеческих царствах-государствах. Сумбурно латают естественно образующиеся энтропийные дыры в политике и в экономике. Полшага вперед суматошно и три шага в сторону с оглядкой назад в совковское прошлое. А так и навернуться с грохотом недолго. Верней, грохнуться, ляснуться они императивно. Скорей поздно, но раньше, чем неразумное демократическое большинство поймет, что происходит в основе перемежающееся разрушение старого, но далеко не созидание нового. Далеко не воспроизведение иностранного нормативного опыта, доказавшего с большего базисную предметную эффективность.

Самокритичный и глубокомысленный вывод из несколько косноязычных рассуждений Евгена извлекла Тана:

– Да и мы втроем в Белорашке в естестве неслабо обломались, потому как задумали и строили наш нормальный частный бизнес по евроатлантической модели на виляниях и колебаниях государственного лукашизма. Там, где само собственническое антисоциальное государство временно отступало, лукаво мудрствуя отдавало нам инициативу, мы брали свое, частное и общественное...

– Либо пытались совместить несовместимое, скрестить быка с индыком, ужа и ежа, государственное с частным в нашей работе на общество для тех, кто умеет читать и стрелять. Гибридно и обидно по рогам получили, кроме шуток, колючку и спираль Бруно поверху прогулочного дворика в лукашистской тюряге по прозванию Американка, ― с горечью перебил ее Змитер. ― Какая-то у нас шизанутая раздвоенность туда-сюда, между людьми и государством... Ни тпру ни ну, ни так ни сяк болтаемся маленькой мешалкой в великой бочке с державным дерьмом...

К месту и ко времени отметим кое-какое немаловажное попутное обстоятельство. В противоположность обыкновению, Евген-то в режиме реального времени не позволил Змитеру особо расшататься, разболтаться, распускаться занадта с пивом и водкой после двойного вояжа на кошмарный юго-восток:

"Чего-ничего доброго еще какая смешанная психастения в бошку мальцу полезет! С морального устатку, со злого отходняка..."

Для этого он слегка надавил, призвал малого к порядку. Обходительно, смиренно выслушивал его малотрезвые бессвязные откровения. Делал вид, будто тоже пьянствует с эмигрантской тоски наравне с ним. И не давал слишком уж подливать, добавлять, продолжать не сказать чтоб чрезмерно запойные и запьянцовские настроения журналиста.

В аналоге дальнейшей психотерапии подумал было попросить Тану оказать Змитеру интимно сексологическую помощь. "По-дружески, ничего личного, удержать от депрессняка хлопчука..." Однак по здравом размышлении отказался от этой психологически несостоятельной идеи, проплатив авансом, заказав для Змитера предоплатой массажные, релаксационные и другие телесные услуги у двух дорогостоящих сестер-профессионалок с Бибиковского бульвара.

Евген Печанский, как аудитор и контролер, не находил больших социометрических трудностей в том дарницком политэмигрантском общежительстве. С дальним прицелом он присматривался к себе и соратникам скрупулезно, педантично, словно на ревизии. И халатно не благодушествовал, предвосхищая будущие неминуемые перипетии, пертурбации и турбулентности в жизни трех заправских врагов предержащего государства белорусского.

"Не хвались на рать идучи, но хвались идучи с рати", ― сама собой спонтанно ему припомнилась знаменитая малоприличная классическая цитата, имеющая смысл как на русском, так и на белорусском языках. "Играть по-русски, гулять по-белорусски".

К тому же злоязычная по-журналистски Одарка Пывнюк негласно донесла, доложила Евгену о том, как Змитер Дымкин когда-то ходко перепихнулся в общей ванной комнате с гомельской девчонкой Инессой:

– ...У охраны Петровича там везде микрофоны понатыканы...

Заложила и другую парочку тайных греховодников, поведав о недавних периодических интимных двуспальных сношениях Таны Бельской и Алеся Двинько в Семиполках. Но это, наверное, небольшое гендерное усложнение дня завтрашнего, но не сегодняшнего текущего момента. "Отцы и дети без различия поколений, дочки-матери, в дебет и кредит... днем и ночью... во сне и наяву...кому как нашлось с кем переспать..."

Тут по первости Змитер, за ним и Тана, как на духу выложили Евгену рассказики об одном и том же повторявшемся неоднократно тревожном сновидении. Снилось, предстало им, как будто их арестовывают в Минске и в иных белорусских краях. Позже такое крайнее безобразие в недобрый ночной час заразно приснилось, привиделось и самому Евгену.

В пророческие сновидения он верил еще меньше, чем в народные приметы. Потому любой сон старается сразу же побыстрее забыть по пробуждении, избавившись от идиотской сонливой одури. Поскольку полагает веру в сны, особенно толкование сновидений, сродни навязчивым состояниям и идеям в классификации психических расстройств.

Вот и сейчас снулую психастеническую глупость Евгений Печанский отраз и решительно отбросил, отверг:

"Не бери сонное глупство и дурнотье в голову! Возьми волыну в руки!"

То же тождественно и друзьям авторитетно рекомендовал, не спросонок предписал ненавязчиво партнерам и соратникам. Истина в оружии! Без каких-либо idee fixe и обсессий...

В скором быстротечном времени практически той же датой на конец октября им троим пришли прелюбопытные известия от Льва Шабревича, Михаила Коханковича, Алеся Двинько и Вольги Сведкович. Из Беларуси с любовью по электронной почте. Вось так вот! Выходит, оказалось, едва ли не в один день состоялись целых три судебных заседания, где с Евгена и Таны была процессуально снята народная уголовная статья за номером 328. А Змитеру, хоть и признанному уголовником, но по его беспримесно политической статье 130 часть вторая в самом Верховном суде засчитали, зачли ему один месяц в тюрьме за три года зоны.

Не обошлось, право и правда, без подвоха и судейского крючкотворства. Со всем тем оправдательным, на них троих криминальная ответственность по статье 413 УК РБ за побег из следственной тюрьмы КГБ осталась в подсудности, в частном определении. Несмотря на присяжное красноречие адвокатов и внушительные усилия многогранной прогрессивной общественности, не допущенной, однако, на заседания двух составов Мингорсуда в закрытом режиме. О заочном рассмотрении, о казуистике в Верховном суде и говорить-то нечего.

Согласно принятым так или иначе судебным решениям, столь же официально прекращена милицейская и гебешная служебно-розыскная деятельность по поимке трех дерзких беглецов. Формализовано и публично заявлено.

– Надо ведь! Нам лукашане в намек предлагают: добро пожаловать, вертайтесь-ка, дороженькие, с повинной на Беларусь, сдавайтесь на самодержавную милость, надеясь на снисхождение при условии, стоит предполагать, отказа от эмигрантской, по факту антигосударственной подрывной деятельности за межами страны, ― пришел к саркастическому индуктивному умозаключению Евген Печанский. ― Они, Вовочка, шутят, головка у тебя не квадратная.

Он и угловатым жестом продемонстрировал, какую кубическую форму черепа надо иметь в виду.

Евгеновы соратники и сподвижники переглянулись, втроем они дружно прониклись анекдотическим государственным подходом, что и подтвердили громовым неукротимым хохотом.

– Добре смеется завсегда последний, но не тот, кто оказывается крайним посередь дурней и дурниц, ― еле отсмеявшись, отреферировала на белорусской мове Тана Бельская. Для четкости перейдя на провербиальный благопристойный английский:

– Nobody"s fool!

– А может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля? ― бесконечно фальшивым, противно эстрадным плачущим голосом пропел Змитер Дымкин.

Со смехом они быстренько организовали, сообща обустроили на славу праздничное застолье. Выпили и закусили во благовремении за благодатное возвращение на белорусскую сторонку. Но на своих собственных условиях! Предупреждают на благо.

Не верь, не бойся, ничего не проси у державы альбо у сильных мира того-сего. Не плачь, сами все отдадут, коли на них надавить, придавить недовярков и недотык, як следует.

На осенних школьных каникулах в холоднючем ноябре в рай земной вслед за птичками Тана с Лизой уехали, улетели в теплые средиземные края. Куда-то в Анталию, на южный берег турецкий. Все там у них включено в современном отеле, словно в саду Эдемском у старозаветных прародителей. Приедут ― расскажут о туристических впечатлениях, где и как им отдыхалось у райского моря спустя шесть тысяч библейских лет от сотворения святописаного легендарного мира.

И Змитера, и Евгена немножечко зависть разбирала. Эх, маринистика кому-никому стороной...

Глава пятьдесят третья

Прикажут Ольге чай готовить

Тем утром краткое оперативное сообщение из Минска от Вольги Сведкович застигло Евгена Печанского врасплох. Мобильно, в дороге, за рулем. От внезапности злоключившегося, по-простому не желая поверить, вполне осознать, не в силах уяснить невообразимо недобрый смысл нескольких фатальных строк, он не сразу и не вдруг вчитался в отчетливый излучающий текст черным по белому на экране смартфона. Припарковал мышасто-темного «мерина» механически куда-то и где-то, въехал машинально двумя колесами на тротуар. Добавил излишней яркости дисплею. Во второй или в третий, может статься, в четвертый раз прочел, соотнес со свершившейся действительностью. Теперь сколь возможно уравновешено, без ненужной ажитации. Дело слишком серьезно, чтобы туда-сюда дергаться и скорбеть не вовремя, причитать понапрасну.

Всякую скорбь в виду и на виду о далеких и близких изволь отложить до уместного часа.

Итак, ― собранно и сдержанно приступил к осмыслению поступивших вводных Евген, ― вчера вечером по местожительству произошло преднамеренное убийство Льва Шабревича и его жены Альбины Болбик. По факту обнаружения тел погибших со следами огнестрельных ранений начато расследование заинтересованными в раскрытии преступления лицами и сторонами.

Во второй эсэмэске Вольга гарантировано обязуется постоянно держать Евгена в курсе дела посредством оперативно известных ему адресов электронной почты и средств адекватного шифрования.

"Насколько у нее деликатно получится с разведданными в кредит или дебет", ― на время Евген отрешился от эмоций и аффектов в аудиторской ипостаси.

Понятно, следовало бы дополучить из Беларуси целый ряд протокольных подробностей случившегося вчера. Точнее, до того. Поскольку в заказном характере убийства Евген ни на йоту профессионально не усомнился.

"В человеческой жизни и смерти ничего внезапного не случается. Если что-ничто выходит как вдруг, то ищи того и тех, кто все это организовал и обеспечил. Не считая непосредственных исполнителей преступного заказа на устранение адвоката Шабревича и супруги Альбины, скоропостижно попавшей в нежелательные свидетельницы. То ли неудачно для нее просто-напросто подвернулась девчо под руку убийце либо убийцам".

Могло быть отчасти иначе, если Альбина погибла из-за того, что формально и легально значилась защитником Татьяны Бельской, рассудил затем Евген; перебрал еще несколько версий насчет политики с криминалом. На том и закончил, поехал себе дальше по аудиторским надобностям.

"Хорош рассуждать, развожжаться и грузиться без толку, коль скоро данных покуль недостаточно! Будьмо ждать дальнейших сведений и донесений, так скажем, от свояков и своячениц с белорусской сторонки".

В свой черед Змитер Дымкин о заказном политическом убийстве в Минске узнал пополудни, походя и нежданно в редакционной курилке. Независимо от контекста выдержанно, он нигде не курит, ажно на войне. Но табачные новостные разговорцы и разговорчики в журналерской курной избе его интересуют, а пассивное курение ему до известного места, где кучкуются курильщики. "До фени и по барабану..."

Адвокатессу Альбину Змитер совсем не знал, в глаза ее, несчастненькую, ни разика не видел. И с убиенным Львом Шабревичем не сказать чтобы близенько сошелся, когда тот пару раз живьем приезжал сюда к ним в Киев. Потому небрежно глянул, пролистал кой-какие странички в байнете, чего-ничего тамотка отбарабанят. Эге-ге-ге! горячо сообщают, извещают взволнованно, в шоке комментируют накоротке.

"Вадимыч здесь и Михалыч там с толстопятой Вольгой верняк поболе ведают с их каналами и контактам. Анияк доведут компетентно до моего ведения и видения, что почем произошло с нашей адвокатурой, нечаянно и отчаянно угодившую под нехилую раздачу".