Текст книги "Камень Чародея"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

«Не скрипи зубами, Джеффри. Молодая женщина говорит правду: в музыке скрыты особые мотивы, которые соответствуют возрасту молодежи. Они порождают приятные ощущения».

– Ощущения, – Магнус не отрывал взгляда от Венны. – Песня говорит о наслаждении, но разве тебе не говорили, что ты не должна… пока не вступишь в брак?

Венна покраснела, а Ално раздраженно сел.

– Разве для тебя нет ничего в жизни, кроме правил и приказов?

– Я говорил только о браке, – небрежно отозвался Магнус, и Ално хотел возразить, но заметил, что женщины смотрят на него, и закрыл рот.

«Действительно, – послышался голос Фесса, – если слова песни оправдывают поведение, которое им нравится, но которое им запрещали, они и сами захотят поверить словам песни. А от этого лишь небольшой шаг до того, чтобы убедить себя: слова эти правдивы».

– Но ведь эта песня – только развлечение, – возразила Корделия.

Фесс промолчал.

– Песня предлагает им есть лотос, сестра, – заметил Джеффри.

– Ну конечно же, – подтвердил Орин. – Я ведь тебе говорил, что в ней правда.

«Вот так, Джеффри, – снова послышался голос Фесса, – это последняя стадия в процессе убеждения – призыв к действию. Песня заканчивается приказом, и его выполняют».

– А этот лотос, – сказала Корделия, испытывая неожиданное подозрение, – он усиливает восприятие музыки?

Иоганн сел и наклонился к ней.

– Откуда ты знаешь?

«И в самом деле, Корделия, стоит взять в привычку употребление лотоса, как он притупляет мыслительные процессы и делает своих жертв еще более восприимчивыми и внушаемыми».

– Потому что лотос принуждает тебя делать то, что тебе приказано, – ответил Джеффри. – Просто надо говорить тебе то, что ты сам желаешь услышать, и примешать то, чего кто-то хочет получить от тебя.

Ално выпрямился.

– Как это?

– Вот в чем суть твоего «понимания», – вмешался Магнус. – То, что звучит в музыке, ты считаешь своим!

Послышался хор отрицаний.

– Нет, это не так!

– Мы верим в то, что видим своими глазами!

– Никто нас не учил, мы научились сами!

– Вздор! – раздраженно воскликнул Джеффри. – Вы повторяете то, чему вас научили камни!

– А разве в их словах нет правды? – вызывающе вопросил Ално.

– Правда в словах, которыми тебя кормят, как отрубями в яслях? – съехидничала Корделия.

– Зачем теперь нужна армия? – со смехом бросил Джеффри. – С несколькими солдатами я мог бы взять любой город, если бы у меня была в запасе такая музыка!

– Завоевать! Сражаться! Править! – лицо Иоганна потемнело. – Разве ты не можешь думать ни о чем, кроме борьбы?

– Если я не подумаю об этом, подумает кто-нибудь другой, – усмехнулся Джеффри. – Это печально, но такова человеческая жизнь. Всегда найдется человек, который не даст другим жить в мире, если может подчинить их себе!

– Ты не поступишь так с нами! – закричал Иоганн и бросился к Джеффри, хватая его за горло.

Джеффри увернулся, и Иоганн полетел в воду, подняв фонтан брызг.

– Спасите, спасите! – закричала Ирене. – Он не умеет плавать!

И тут на Джеффри набросился Орин.

Магнусу удалось оттолкнуть его, но именно в этот момент ему в челюсть пришелся случайный удар локтем. Старший брат на миг потерял ориентировку, Джеффри соскользнул со скамьи и вскочил, но его тут же схватил жилистый Алио, пинаясь и кусаясь. Джеффри вывернулся, зажав горло и запястье Алио и причиняя тому невыносимую боль, но рослый юноша только взвыл, выпучив глаза. Он попытался ткнуть пальцем в глаз Джеффри, а коленом – в пах. Джеффри издал громкий стон, сложился вдвое, но упрямо тащил за собой Ално. Они продолжали сжимать друг друга.

Хорошо еще, Магнус очень своевременно столкнул долговязого парня в воду и поддержал брата.

– Как ты?

– Больно, но я не ранен, – Джеффри застонал и согнулся, чтобы уменьшить боль. – Нужно… немного… прийти в себя, – он постарался перевести дух, тяжело дыша и опираясь на плечо Магнуса. – А что Орин?

– Спит, хотя и не вполне добровольно.

– Помогите Ално! – кричала Адель. – Он не умеет плавать!

– Придется, – Джеффри вздохнул и внимательно посмотрел на бьющееся тело Ално. Оно медленно поднялось из воды и поплыло к плоту.

– Ты колдун, – прошептала Адель.

– Она говорит это со страхом, – пробормотал Джеффри, – а ведь она прижимает к груди магическое средство из-за его сладких слов!

Mагнуc, нахмурившись, повернулся.

– А как же первый за бортом?

– Он уже здесь, братец, – Корделия стояла, руки в боки, ехидно поглядывая на Иоганна, который висел в воздухе, болтая руками и ногами. – Нет, ты не спустишься, пока не перестанешь драться!

– А кто ты такая, чтобы приказывать? – негодующе воскликнула Ирене.

Корделия даже застыла от удивления, потом медленно повернулась к Ирене, сузив глаза:

– Я та, что вытащила этого парня из реки! Бросить его назад?

– Они похожи на наших взрослых, – презрительно прошипела Адель. – Думают, что сила дает им право приказывать.

– Дает! – выпалила Корделия. – Ведь как Иоганн пытался убедить моего брата нежным разговором! Зачем мне поддерживать лицемера?

Иоганн с громким всплеском снова рухнул в воду. Но на этот раз успел ухватиться за край плота и подтянулся, отплевываясь и отдуваясь.

– Бедный! – воскликнула Ирене, опустилась на колени и помогла ему подняться на плот.

– Я… я хочу, чтобы они ушли, – с трудом выдохнул Иоганн и еле-еле встал на ноги. Он стоял перед Гэллоугласами, побитый, но решительный. – Нам здесь не нужны колдуны. Убирайтесь!

– И побыстрее, – Ално, с которого ручьем текла вода, встал за ним. – Уходите! Если не можете спокойно наслаждаться с нами, уходите!

– Верно, – подхватил Иоганн. – Этот плот только для тех, кто любит мир!

– Любит лотос, хочешь сказать, – горько бросил им Джеффри, который все еще стоял, согнувшись и сжимая плечо Магнуса. – И музыку. Да, братья и сестра, пошли отсюда. Пусть живут так, как заслужили.

– Заслужили, заслужили! – взорвалась Венна. – Неужели ты ни о чем другом не можешь говорить?

– Не может, – ответил Магнус, – как ты никогда не задумываешься о тяготении.

– Почему меня должны занимать мысли о тяготении?

– Не должны, но благодаря ему твои ноги остаются на земле.

– Если они вообще есть, – добавила Корделия.

Венна сердито посмотрела на нее, не желая сознаваться, что ничего не понимает.

– Ты думаешь, мысли о тяготении помогают тебе летать?

– Нет, конечно, – возразила Корделия, – хотя некоторые полеты вполне могут отяготить твой живот.

Венна гневно вспыхнула, наконец что-то поняв. Она уже хотела вцепиться ногтями в соперницу, но тут плот ударился в берег.

Иоганн удивился.

– Как мы здесь оказались?

Грегори невинно поглядел с края плота.

– Наверное, причуды течения.

– Или кого-то другого, – глаза Иоганна сузились. – Нет, нам вы точно не нужны! Убирайтесь отсюда!

Магнус вежливо поклонился.

– Мы с радостью доставим удовольствие тому, кого уважаем.

– Да, – согласился Джеффри, удивленно оглядываясь. – Но где нам найти такого человека?

Иоганн покраснел.

– Прочь!

– Ты очень проницателен, – проворчал Джеффри. – Мы уходим, – он последний раз глянул на плот, и тот соскользнул в течение так стремительно, что Иоганн и Венна упали, а остальные пошатнулись и вскрикнули.

Корделия повернулась к Джеффри.

– Ты плохо поступил! Неужели нельзя было дать им уплыть с достоинством?

– Меня больше занимает своя боль, – ответил Джеффри, который все еще стоял полусогнувшись. – А почему ты думаешь, что им не все равно?

– Неужели ты о них такого плохого мнения?

Джеффри пожал плечами и кивнул в сторону плота.

– Взгляни, сестра.

Корделия посмотрела. Иоганн упал рядом с Венной, потянулся к ней, и их губы встретились.

– Вот негодяй! – шокировано воскликнула Корделия. – Разве он не парень Ирены?

– В данный момент, – проговорил Магнус, – им все равно, чьи губы они целуют.

– Он парень всех девчонок, – заметил Джеффри.

Корделия отвернулась, покраснев. Магнус озабоченно посмотрел на нее.

– Я должен идти или охромею на время, – простонал Джеффри. – Брат, помоги.

– Грегори! – воскликнула Корделия. – Не смотри! Не смотри на то, что они делают! Отвернись!

Грегори удивленно посмотрел на сестру, потом отвернулся, пожав плечами.

Магнус расслабился.

– Думаю, мы больше не захотим иметь ничего общего с этим плавающим табором.

– Да, никогда, – горячо согласилась Корделия. – Сначала кажется приятно, но эти люди ни о чем не заботятся, и им нельзя доверять.

– Ни тому, что они делают, ни тому, как относятся друг к другу, – подтвердил Джеффри. – Да, я это понял.

– Вот именно, – подхватил Магнус. – Для них честь – простое украшение, и на этом их катехизис кончается.

Глава тринадцатая

Тем временем старшие Гэллоугласы продолжали свою часть поиска.

Солнце садилось, окрашивая небо в розовый цвет, протягивая свои длинные пальцы-лучи к Роду и Гвен, которые шли ему навстречу.

– Я точно знаю, что устала, – заявила Гвен, – и проголодалась, но сейчас почему-то снова полна сил, а голод смягчился.

– Наживка, которую я бы с удовольствием проглотил и попал в ловушку, – отозвался Род. – Но я понимаю, что ты имеешь в виду: я тоже как будто вполне готов встречать новый день. Но сейчас-то вечер.

– Может, музыка сделала такое с нами? – спросила Гвен.

– Неужели это можно назвать музыкой? – возразил Род.

– Чем бы это ни было, а чувство замечательное, – ответила Гвен.

Действительно – звуки музыки теперь волшебно сливались и словно приподнимали их и несли на своих крыльях. Они энергично шагали на запад. Почти не сознавая этого, взялись за руки.

Да и розовый закат держался на небе гораздо дольше, чем обычно. Солнце давно уже должно было сесть! Но небо оставалось розовым, и Род неожиданно понял, что все вокруг тоже порозовело.

– Гвен, мы смотрим на мир сквозь розовые очки!

Гвен оглянулась широко раскрытыми глазами.

– Кажется, да, хотя у нас и нет очков. Как это возможно, милорд?

– Не спрашивай меня: ведь это ты у нас эксперт по волшебству, – Род улыбнулся. – Но к чему тревожиться? Давай просто наслаждаться.

Он мог бы поклясться, что ветерок прошептал ему на ухо: «Это всего лишь развлечение», – но Род знал, что это, должно быть, просто его воображение.

– Действительно, как сквозь розовые очки, – пробормотала Гвен немного погодя. – Розовый цвет стал гораздо более глубоким.

– Похоже, – согласился Род. – Вообще-то, кое-где он стал просто-таки красным.

Неожиданно музыка, которая раньше звучала повсюду, осталась только спереди. Сквозь листву впереди мелькнул алый отблеск.

– Что у нас здесь? – шепнула Гвен.

– Пошли потихоньку, – тихо позвал супругу Род.

Вместе они раздвинули листву и выглянули.

Перед ними открылся тронный зал – только так можно было его назвать. Огромное кресло на высоком помосте могло соответствовать только трону, а перед ним гудела толпа придворных. Все они носили красное разных оттенков: рубиновое, алое, темно-розовое, а человек, сидящий на троне, был одет в ярко-алое, с короной красного золота с рубинами на голове. Он кивал и отбивал такт скипетром, а придворные танцевали под звуки музыки камней. Но даже самый высокий из них едва достигал Роду до колена.

– Мне казалось, я знаю весь малый народ или, по крайней мере, все его царства, – прошептала Гвен, – но о таких никогда не слышала.

– Может, их раньше и не было, – прошептал в ответ Род. – Ведь и музыки, под которую они танцуют, мы раньше не встречали. Может, они появились вместе с нею.

Придворные кланялись и приседали, вставали и вертелись, а алый король кивал и улыбался, радуясь счастью своих подданных.

– Не хочется их тревожить, – прошептала Гвен.

– Пойдем дальше, милорд.

И они украдкой ушли, оставив короля и двор с их бесконечным балом.

По мере того как они углублялись в лес, менялись и цвета: темно-красный, пурпурный, индиго – да и музыка становилась слабее. Теперь она навевала печаль, но в ней слышался и резкий ритм, от которого поднимался дух.

– Что-то мне грустно, – Гвен положила голову на плечо Роду. – Для этого нет причины, я знаю, но мне грустно.

– Должно быть, это делает музыка, – Род прижал ее к себе и попытался покачать на ходу. – Я тоже это чувствую. Прислонись ко мне, любимая, так тебе будет легче.

– Хорошо, – согласилась она. – Ты теперь должен поддерживать меня.

– Разве я не обещал это однажды в присутствии множества эльфов? – Род улыбнулся. – Нам давно пора обвенчаться в церкви.

– А не будут ли шокированы дети? – спросила она.

– Ты шутишь? Тебе придется силой удерживать Корделию, чтобы она не переусердствовала в приготовлениях.

Гвен подняла голову и улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Ты всегда помогаешь мне, Род Гэллоуглас, когда я падаю духом. Может, за это я тебя и люблю.

– Ну, ты весьма решительно сумела изменить мой темперамент, – напомнил Род жене. – Ты не одна печалишься время от времени.

– Теперь чаще, чем раньше, – проговорила она. – Пойдем быстрее. Надо уйти из этого места синих цветов, иначе мы опечалимся до смерти.

– Осталось немного, – ответил он. – Уже темнее.

– А хорошо ли это?

– Конечно. Ведь должно стемнеть, прежде чем снова станет светло, верно?

Она чуть-чуть улыбнулась в ответ, но лицо ее побледнело. Род с тревогой заметил, что Гвен как-то странно отяжелела, как будто какой-то груз тянет ее вниз. Посмотрев вверх, он увидел, что вся листва здесь опала, и в звездном свете видны только голые ветви. Справа, как место сбора всех разбитых надежд, лежало темное озеро – источник отчаяния. Род содрогнулся и поспешно зашагал дальше, почти что неся жену. Она по-прежнему переставляла ноги, но глаза закрыла и что-то бормотала, как в бреду. Музыка вокруг звучала медленно, печально и одиноко. Иногда сквозь мелодию пробивался, как арпеджио, далекий причудливый вой, который переход ил в насмешливый хохот. Он был как будто далеко, но Род весь содрогнулся. И пошел чуть быстрее.

Наконец призрачный лес остался позади, но они оказались в еще более мрачном месте, на пустынной равнине, усеянной высокими камнями с острыми несточенными краями, как кремни только что сотворенного мира. На этих острых краях поблескивали отражения света, но только звездного. Это не тревожило Рода: он вырос на астероиде, и такая картина казалась ему привычной и родной. Да, совсем как на Максиме или, может быть, на Луне, после захода и до восхода солнца – на темной стороне Луны.

Род глубоко вздохнул и чуть расслабился – картина резкая, но по крайней мере чистая. А раньше он испытывал ощущения болезни и разложения.

Гвен подняла голову, ресницы ее дрогнули, она открыла глаза.

– Милорд… что я…

– Это все синева, дорогая, – негромко ответил он. Приятно было сознавать, что он снова ей помог. – Теперь мы в новом месте. Оно выглядит очень и очень новым.

Гвен осмотрелась и вздрогнула. Прижалась теснее к Роду.

– Холодно… только я замерзла…

– Ну, ты вроде только что проснулась. Но продолжай идти, дорогая. Скоро рассвет. Просто переступай ногами, и мы минуем это место.

– Хорошо, – прошептала она. – Теперь это нетрудно. Музыка помогает.

Действительно, здешняя музыка бодрила, по-прежнему с резким ритмом, но теперь приходилось вслушиваться, чтобы его уловить, и Род даже узнал звуки струнных инструментов.

Молча шли они и так достигли места, где равнина спускалась к реке. По-хорошему, река должна была бы казаться серебряной или по крайней мере отражать звездный свет, но она была черной, абсолютно черной, черной, как бархат. Тропа пошла под уклон, на берегу ждала лодка, паромщик опирался на шест, опустив голову.

– Мне не нравится эта река, – прошептала Гвен.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Род. – Но то, что осталось за нами, нравилось мне еще меньше. Пойдем, дорогая, лодка выглядит безопасной.

Но когда они подошли к причалу, старик поднял голову и преградил им дорогу своим шестом.

– Ты не перевезешь нас? – спросила Гвен, но паромщик покачал головой.

– Может, ему нужны деньги, – Род раскрыл сумку на поясе и достал серебряную монету. Держа шест одной рукой, старик протянул вторую. Род опустил ему в руку монету и снова порылся в сумке.

– Может, еще…

Но старик снова покачал головой и отвернулся. Он уперся шестом в темную воду и махнул рукой в сторону сидений.

Род придерживал лодку, пока Гвен садилась – слегка неуклюже, но ей не часто приходилось пользоваться лодками. Потом Род запрыгнул сам и сел рядом с женой, прижав ее к себе. Выражение лица у старика было доброе, хотя все равно что-то в нем казалось устрашающим и запретным. Он оттолкнулся шестом, и лодка вошла в течение.

Необыкновенное плавание происходило в полной тишине, если не считать музыки, доносившейся с берега. Но и она становилась все тише по мере того, как они приближались к середине реки. Здесь их окружила совершенная тишина. Клочья тумана поплыли по реке, их становилось все больше и больше, они сливались и становились все гуще, приобретая отдаленно человекообразные формы с темными провалами вместо глаз и ртов, а со временем даже начали рьяно жестикулировать и манить к себе. Гвен ахнула и еще теснее прижалась к Роду, чему тот очень обрадовался, потому что и сам не испытывал особой бодрости духа. Они скользили среди молчаливых очертаний, вокруг извивались туманные призраки, однако вскоре снова послышалась музыка, слабо, но безошибочно – приближался противоположный берег.

Увидев его, они поняли, что рассвет близок.

Паромщик подвел лодку к причалу, и они вышли на мостки в предрассветных сумерках. Род снова сунул руку в сумку, но паромщик уже повернул, качая головой и отталкиваясь на середину реки.

– Странный старик, – прошептал Род, но в его словах бодрые нотки казались фальшивыми.

Супруги рука об руку поднялись на луг.

И Род вскрикнул от боли и неожиданности. Какой-то странный снаряд ударил его, отскочил и снова устремился к нему. Это был диск, похожий на две тарелки, склеенные по краям, но сделанные из металла.

– Падай! – крикнул Род. – У него острые края!

Они упали на землю, необычный снаряд пролетел едва не в футе над ними, и к нему присоединилось еще несколько таких же – десяток, два десятка. На лету они издавали гудящую синкопическую мелодию, заглушавшую звуки, которые Гвен и Род слышали всю ночь.

Гвен покосилась на снаряды. Род с радостью вспомнил, что она обладает телекинезом. Потом вспомнил, что и сам он тоже, – и напряженно уставился на устремившееся к нему блюдце, думая «вниз» и «прочь».

Но оно спокойно продолжало свой путь.

Род возмутился – как смеет это блюдце игнорировать его! А Гвен уже говорила:

– Милорд, они не отвечают!

– Тогда не спрашивай! – рявкнул Род. Потом понял, что она сказала, и повернулся к ней.

– Что?

– Они не отвечают, – повторила она. – Я направляю к ним мысль, пытаюсь отвернуть их, но они не отвечают.

– Ты хочешь сказать, что эти летающие штуки не подчиняются силе мысли? – Род нахмурился. – Ну, все равно придется как-то с ними справиться.

– Что мы можем сделать? – спросила Гвен.

– Подняться выше их! – ответил Род. – Готова, дорогая? Вверх и прочь отсюда!

Гвен на метле в крутом вираже взлетела прямо в утреннее небо, Род поднимался рядом с нею. Диски нацелились на них и погнались было следом, но явно оказались не в той лиге, и Верховный Чародей и его жена оставили их далеко позади.

Глава четырнадцатая

Усталые дети упрямо тащились по берегу реки.

– Мы еще не нашли волшебство, которое заставляет мягкие камни выделять кислоту, – напомнил Грегори.

– Не сомневаюсь, мы его найдем, – мрачно буркнул Магнус, – если только тот камень не был единственным в своем роде.

– Ну, кое что мы уже нашли, – Джеффри остановился, глядя вниз.

По полоске голой земли бодро шагал пучок травы.

– Что это? – выдохнула Корделия.

– Кажется, пучок укропа сорвался с корней, – заметил Грегори.

– Пучок укропа? Но как он может ходить?

– А как пристукивают пальцы твоих ног? – ответил Джеффри. – Эта музыка даже мертвого заставит плясать, сестричка! А особенно она действует на все живое.

Грегори, более практичный, заметил:

– Эта штука из ведьмина мха.

– Не сомневаюсь, – согласился Магнус. – Как, наверное, и все эти музыкальные камни.

– Смотри! Опять наши жуки! – воскликнул Джеффри, показывая.

Вся компания кинулась посмотреть. Четыре coвершенно одинаковых насекомых расположились кругом, внимательно следя за пучком укропа.

– Скарабеи, – провозгласил Фесс. – Они идентичны тем, что вы видели раньше.

– Может, это те же самые? – спросила Корделия.

Магнус свел брови.

– Но как они смогли так быстро оказаться здесь?

– Да, это было бы удивительно, – Джеффри задумчиво смотрел на маленькую панораму. – А что делает укроп?

Ожившее растение уверенно пробиралось к мягкому камню, который лежал на краю полоски голой земли. Добравшись до него, укроп коснулся камня стеблем и замер.

– Неужели ему так нравится эта музыка, что он должен испить из источника? – спросил Грегори.

От камня поднялся тонкий лавандовый завиток.

– Что это за дым? – спросил Грегори.

– Может, это опасно, – Корделия схватила брата за руку и отдернула. – Поберегись, маленький! Обожжешься!

– Тихо! Музыка стала жестче! – указал Джеффри.

Грегори смотрел широко раскрытыми глазами: тембр музыки действительно изменился, стал пронзительней и резче.

– Он блестит! – выдохнула Корделия.

И в самом деле, в том месте, где его коснулся укроп, на камне появилась и начала растекаться по всей поверхности какая-то маслянистая жидкость.

Укроп разорвал контакт и повернулся к скарабеям широким, почти хвастливым движением.

Скарабеи замахали антеннами, потом убежали в траву.

Дети, изрядно удивленные, посидели молча несколько секунд.

– Что они сделали? – спросила Корделия.

– Пошли за ними! – воскликнул Джеффри.

Дети разбежались в стороны, отыскивая скарабеев.

– Твой повернул на север, Джеффри, – подсказал Фесс, следя за серебряным пятнышком с помощью радара. – Магнус, твой свернул направо. На юг и юго-восток, Корделия… Грегори, ты пробежал мимо: твой остановился.

Грегори резко затормозил, развернулся и шагнул назад, не отрывая глаз от земли. Потом негромко сообщил:

– Он нашел мягкий камень, Фесс.

– Мой тоже, – отозвалась Корделия.

– Что они делают, дети?

– Мой протянул к камню антенны, – отозвался Грегори. – Трогает камень.

– Мой тоже, – крикнул Магнус.

– И мой! – подхватил Джеффри.

Четыре завитка лавандового тумана поднялись из травы; туман по мере подъема темнел.

– Это невозможно, дети! – Фесс подошел поближе, чтобы взглянуть. – Как могут серебро и кремний создавать кислоту?

– Может, серебро – это только оболочка скарабеев, – предположил Грегори. – А внутри у них прячется жидкая кислота.

– Как бы то ни было, это происходит, – заметил Джеффри. – Ты сомневаешься, Фесс? Подобрать один?

– Нет, не нужно! – быстро ответил робот. – Можно судить по музыке, дети: камень действительно превращается в кислоту.

– Но какое вещество укроп передал скарабеям, чтобы и они преобразовали по камню? – удивился Грегори.

Джеффри поднял голову, наморщив лоб.

– Уже стемнело?

Все осмотрелись.

– Кажется, да, – пробормотал Магнус.

Фесс молчал, анализирую среду с помощью спектрометра и химических датчиков. Спустя минуту он передал результат:

– Теперь не солнечный свет, дети, а какое-то вещество локально заполняет здесь воздух.

– Пурпурный туман! – воскликнул Грегори. – Он поднялся и создал эту дымку!

С поляны поднялось еще пять столбов тумана, темнея и добавляя темноты.

– Что это за туман? – спросил Грегори.

– Что бы это ни было, я ему не доверяю, – Фесс прошел в глубину мешанины пульсирующей музыки. – Здесь нет естественной химической реакции, дети! Просто так такое не происходит – вполне очевидно чье-то вмешательство!

– Волшебство! – выдохнула Корделия.

– Иллюзия, посланная врагами! – рявкнул Джеффри.

– Проектируемая иллюзия, переданная камнями и усиленная жуками, – заключил Грегори. – Какой гений волшебства мог сотворить такие чары?

– Действительно, гений, – послышался хрипловатый голос, – если он привел меня к вам.

Это была нимфа, едва видная сквозь туман, одетая в платье из прозрачной дымки, с длинными пурпурными волосами, которые покрывали почти всю ее фигуру. Она поплыла по воздуху, изгибаясь навстречу Магнусу.

– Суккуб![5]5
  Демон-соблазнитель женского пола.


[Закрыть] – Корделия негодующе топнула. – Убирайся прочь, ведьма!

Но Магнус стоял как зачарованный.

– Не будь такой жестокой, – послышался теплый мужской голос. – Оставь их и приди ко мне.

Поразительно красивый молодой человек, одетый в пурпурный камзол и обтягивающие брюки, подплыл к Корделии и низко поклонился девушке, попытавшись взять и поцеловать ее руку.

– Нимфа отвратительна, а ты еще хуже! – Джеффри достал кинжал из ножен. – Держись подальше от моей сестры!

Но пурпурный человек только рассмеялся.

Джеффри покраснел и взмахнул кинжалом, нацелившись в горло незнакомца.

Кинжал разрезал кожу.

Корделия в тревоге вскрикнула.

Но незнакомец снова лишь рассмеялся и скользнул по лезвию к Джеффри.

– Твой меч ничего тебе не даст, глупый парень, потому что он – сновидение, а я реален.

– Ты лжешь, подлая выдумка! – закричал Джеффри. – Меч реален, это самая настоящая сталь!

– Ну уж нет, – ответило привидение, – это я реален. Взгляни-ка на мои богатства, – молодой человек картинно повернулся и показал на замок, возвышающийся над ними. Подъемный мост был спущен, решетки подняты, и сквозь ворота виднелись золотые кресла, аметистовые кубки и шкатулки, полные рубинов и сапфиров.

– Вот что реально, – объявил молодой человек.

– Пойдем со мной.

– И со мной, – ворковала нимфа.

– Как это? – Грегори смущенно шагнул вперед.

– Как это может быть реально? Ведь ты только видение из пурпурного тумана!

– Я? – незнакомец рассмеялся. – Я реален, я человек из прочного вещества! Это ты мой сон, дитя, и вся твоя жизнь – создание моего спящего разума!

– Не может быть! – решительно возразил Грегори. – Я существую, потому что мыслю!

– Тебе только кажется, что ты мыслишь, – прошептала нимфа. – Это все часть сна моего брата – что ты ходишь, вспоминаешь, говоришь и думаешь.

– Но… но… – заикался Грегори, не в силах доказать собственное существование.

– Смотри! – молодой человек картинно повернулся. – Там находится то, о чем мечтают все дети! Я знаю все твои желания, потому что сам создал их!

На золотом столе в замке появился огромный леденец в два фута в поперечнике.

Глаза Грегори стали огромными, он механически сделал шаг вперед.

Фесс увидел, как побелела кожа вокруг глаз Грегори, и понял, какую душевную боль испытывает мальчик.

– Не обманывайся, Грегори. Ты реален, а эти всадники из пурпурного тумана – всего лишь сны.

– Ты, иллюзия! – насмехался молодой человек. – Откуда тебе знать, что ты реален?

– Потому что я не органическое существо, и меня не обманут ни благовидные аргументы, ни сияние тумана. Я не был рожден, меня сделали на фабрике, и я помню каждую секунду из своих пятисот лет жизни. А ты существуешь ровно семь минут тридцать четыре секунды… сейчас уже тридцать пять. И не дольше!

Молодой человек недоверчиво посмотрел на робота, потом отрывисто и издевательски рассмеялся. Фесс повернулся спиной к иллюзии.

– Пошли дальше, дети! Вы реальны, и у вас есть оружие против обмана – вы из рода д'Арманд! Идемте вперед! Реальность ждет нас!

И он зашагал в лес, не оглядываясь, чтобы проверить, последовали ли дети за ним.

Грегори посмотрел вслед Фессу, потом побежал за ним. Джеффри тоже побрел следом, лицо его горело от гнева, но он выполнил приказ.

– Убирайся, шлюха! – Корделия схватила Магнуса за руку. – Как, брат? Неужели тебя поработит твое собственное ходячее сновидение?

Магнус встряхнулся и отвернулся от пурпурной нимфы. Двигался он медленно и механически, но двигался.

– Это я буду твоим рабом, – замурлыкал пурпурный юноша. – Только останься со мной!

Корделия дрогнула, готовая упасть в его объятия.

Голова Магнуса вздернулась, словно его ударили. Глаза его сузились, он схватил Корделию за запястье.

– Гнусная ложь! Заключить девушку в объятия ее собственного воображения! Убирайся, подлый соблазнитель! Моя сестра не для тебя! – а Корделии он сказал: – Неужели ты не подождешь настоящей любви? Разве реальный человек не лучше пустых снов?

– Может, и нет, – ответила она, но пошла с братом. – Не могу сказать…

– Зато я могу! – Магнус предложил сестре руку, не выпуская ее запястья. – Идем, моя прекрасная сестра! Иди со мной… вот так! Мы всегда будем вместе… и так спасем друг друга!

Так и получилось, они помогали друг другу и шаг за шагом выбрались из тумана иллюзий, вернулись к свету дня.

Перед ними вслед за роботом, чьи чувства пробивали любую иллюзию, шли их братья.

Когда Магнус и Корделия поравнялись с ними, Грегори жалобно спросил:

– Но как мне доказать это, Фесс? Откуда я знаю, что я реален?

– Этот вопрос решен много лет назад, – ответил Фесс, – если его вообще можно решить, – он ударил копытом, камень взлетел в воздух, ударился о дерево и упал на лесную почву, а Фесс при этом даже не сбился с ритма. – Вот так доктор Джонсон опроверг Беркли, – продолжал робот. – И я утверждаю, что подобно доктору Джонсону ты, Джеффри, дал лучшее доказательство, когда сбросил кислотный камень в яму со щелочью.

Грегори приободрился.

– Как, разве это доказательство? Если наши глаза и слух обманывают нас, то на самом ли деле мы видели, как камень летит в воздухе, или только вообразили себе это?

– Для меня этого вполне достаточно, – заверил его Джеффри. – Камень действительно летел в воздухе, я видел это и чувствовал, как палка ударила камень!

– Таков и был аргумент доктора Джонсона, Джеффри, когда он пнул булыжник.

– Но твои глаза могу обмануть так же легко, как мои уши, – возразил Грегори.

– А как же его нога? – усмехнулся Джеффри.

– Но все равно это может быть иллюзией! Зрелище камня, летящего в воздухе, – это только то, что говорят мне мои глаза! Но оно может быть такой же иллюзией, как этот пурпурный туман – потому что и о нем мне сообщили мои глаза!

– Может, – согласился Фесс, – но твои чувства были искажены, когда воспринимали это впечатление, искажены пурпурным туманом.

– Неужели? – вызывающе спросил Грегори. – Откуда мне это знать?

– Потому что я ничего не видел, – ответил Фесс. – Я воспринимал туман опосредованно, только через ваши мысли.

Грегори остановился, взгляд его утратил сосредоточенность.

– Ну, тогда… конечно, их там не было…

– Но, Фесс, ты ведь не всегда будешь с нами, – сказал Магнус.

– Боюсь, что нет. Вспомните, что главный аргумент епископа Беркли сохраняет свою силу: мы не можем окончательно доказать, что реально, а что нет; всегда необходима какая-то доля веры, даже вера в то, что воспринимаемое нашими органами чувств есть реальность.

– Но тогда как же нам знать, что реально, а что нет?

– Вы должны судить по тому, сохранятся ли эти образы при свете дня, – строго указал Фесс, – увидите ли вы утром то, что видели ночью; вы должны судить по своим взаимодействиям с другими объектами и по их взаимодействию с вами. Булыжник мог быть иллюзией, но это была очень убедительная иллюзия, когда отлетала от ноги доктора Джонсона. Доктор Джонсон тоже мог быть иллюзией, но я подозреваю, что он испытал очень убедительное чувство боли, когда ударил ногой по камню.