Текст книги "Камень Чародея"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

Глава одиннадцатая

Спустя некоторое время Магнус, ехавший на спине Фесса, неожиданно остановился и, нахмурившись, посмотрел сверху вниз на Джеффри.

– Что ты сказал?

Джеффри раздраженно глянул на старшего брата и повторил, но Магнус по-прежнему не расслышал ни слова.

– Нет, еще раз! – попросил он громче.

– Ты что, деревенщина, не слышишь, когда к тебе обращаются? – уже изо всех сил заорал Джеффри.

– Эй, кого это ты называешь деревенщиной? А если еле языком ворочаешь, как же я могу тебя услышать?

– Но я не говорил тихо! – вопил Джеффри. – Я говорил, как всегда!

– То есть, нетерпеливо, – указала Корделия. – Магнус, он говорил достаточно громко. Почему ты сегодня его совсем не слушаешь?

– А ты почему кричишь? – отозвался Магнус.

Корделия удивленно остановилась и посмотрела на братьев.

– Я кричала?

– Кричала, – громко заверил ее Джеффри. – Почему?

– Не знаю…

– Потому что иначе мы бы не разобрали ее слов, – разумно предположил Грегори, хотя и говорил гораздо громче, чем обычно. – Но почему? Может быть, сам воздух поглощает наши слова?

Дети недоуменно смотрели друг на друга, пытаясь разгадать загадку, как вдруг все почти одновременно ощутили, что что-то здесь не так. Джеффри поднял голову.

– Что-то изменилось.

– Действительно, – Корделия оглядывалась, сведя брови. – А что?

Магнус подозрительно разглядывал соседние деревья.

Потом Джеффри догадался:

– Музыки больше нет!

Компания обратилась к нему, широко раскрыв глаза.

– И правда! – воскликнула Корделия. Неожиданно звонкий аккорд окружающих камней вновь разорвал блаженную тишину.

Грегори недовольно поморщился и зажал уши руками.

– Вот почему мы так кричали! Музыка стала такой громкой, что заглушала даже наши голоса!

– Кажется, так, – Корделия улыбнулась, наклонила голову и пару раз кивнула в такт музыке. – А мелодия довольно приятная.

– Ну и наслаждайся, если хочешь…

– Как будто дело в том, хочет она или нет, – отозвался Магнус. – Музыка везде вокруг нас.

– Здесь не найти места, где ее нет. Но почему она стала такой громкой?

– Наверное, потому что здесь очень много камней, – предположил Джеффри.

– Может быть… – однако Магнус не выглядел убежденным.

– Тогда почему я не замечала, что музыка стала громче, пока она не прекратилась? – удивилась Корделия.

– И почему она прекратилась? – спросил Джеффри.

– Потому что все камни здесь играют одну и ту же мелодию, – объяснил Грегори, – а она ненадолго прерывается.

– Точно, уступает место тишине, – Магнус кивнул. – Мы идем на запад, количество камней возрастает, и музыка становится громче.

– Но это происходит так постепенно, что мы ничего не заметили! – согласился Джеффри. – Ты правильно объяснил!

Но Грегори все еще сомневался.

– Конечно, музыка должна была стать громче, но не настолько же.

– Грегори прав, – вмешался в разговор Фесс. – Пропорция, в которой увеличилось количество камней, не соответствует усилению музыки.

– Тогда в чем же дело? – спросила Корделия.

– Сама музыка стала громче, сестра, – ответил Грегори, разводя руками. – Ничего другого не придумаешь.

Дети удивленно посмотрели друг на друга.

– И в самом деле, – проворчал Магнус. – Что же еще?

– А мне кажется, что в музыке появилось и еще что-то новое, какое-то отличие, – Джеффри нетерпеливо притоптывал носком сапога. – Но какое?

– Ты отбиваешь в такт музыке, брат, – указал ему Грегори.

Джеффри удивленно посмотрел на свою ногу.

– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь, малыш?

– За своего брата, – ответил Грегори, – который всегда отзывается на бой солдатского барабана.

– Ха… – Джеффри внимательнее прислушался к музыке. – Действительно, барабаны, хотя и разного размера.

– Их больше, чем раньше, – согласилась Корделия.

– И еще в мелодию вплелся скрежещущий резкий звук, которого раньше не было, – добавил Магнус.

– Если это вообще можно назвать мелодией, – с механической сухостью сказал Фесс.

– Конечно, это мелодия! – мгновенно вспыхнула Корделия. – Напряжение усиливается и ослабевает, разве не так?

– Действительно напряжение. Используются только четыре ноты. Но должен признать, что технически это мелодия.

– Какая разница, если в барабанах и в басовых тонах так много жизни? – глаза Корделии загорелись, и она изобразила несколько па ногами, словно в танце.

– Что это за танец? – поинтересовался Джеффри.

– Скажу, когда закончу его сочинять.

– Ритмический рисунок стал сложнее, – тем временем вещал Фесс. – Он синкопирован.

– При чем тут синька? – раздраженно спросил Джеффри.

– На твоей голове синька! – Магнус шлепнул его по затылку. – Ты что, не понимаешь, что он говорит о синкопе?

Джеффри ловко уклонился от следующего удара, подпрыгнул и потащил Магнуса на дорогу, уговаривая:

– Какая разница, если ритм так подходит для марша?

– Не для марша, а для танца! – Корделия передвигалась легко, ее движения становились все уверенней.

Магнус искоса глянул на сестру.

– Ты решила потанцевать? Тебя же совсем недавно чуть не поглотил танец.

– Решила, потому что сейчас все не так.

– Ты уверена?

– Термин «синкопированный» означает неожиданные акценты в ритмическом рисунке, – в очередной раз вмешался Фесс. – Обычно такие акценты следуют при движении руки дирижера вниз. При синкопе же они возникают и при движении вверх или даже между движениями.

– О каких движениях ты говоришь? – спросил Магнус.

– Они означают интервалы между нотами, – объяснил Фесс. – Если там, где мы ожидаем перерыва, слышна нота, это можно назвать синкопированием.

– Вот в чем источник возбуждения! – воскликнула Корделия. – Неожиданность, то, чего мы не ожидаем!

Ее танец стал значительно живее, если не разнообразнее по движениям.

– Это джига или рил?[3]3
  Джига – ирландский народный танец. Рил – шотландский народный танец.


[Закрыть] – спросил Джеффри, не отрывая взгляда от ее ног.

– Ни то, ни другое, братец.

– Даже я начинаю приплясывать, глядя на это, – Магнус решительно отвернулся. – Пошли! Продолжим наш поиск!

– Но почему музыка изменилась, да еще так быстро? – задумчиво спросил Грегори. – Разве прежнего воздействия было недостаточно?

– Хороший вопрос, – согласился Фесс. – Но у нас недостаточно данных для ответа на него. Оставим его открытым, Грегори.

Магнус остановился, глядя под себя.

– Может быть, мы нашли твои данные, Фесс.

– О чем ты говоришь? – конь остановился, и все дети собрались вокруг.

На земле лежал камень. Он аж вибрировал от громких звуков.

– А это что за музыка? – спросил Магнус.

– Да это всего лишь развлечение, – ответил камень.

– Он блестит, – прошептала Корделия.

Джеффри нахмурился.

– Влажный? – и протянул руку.

– Джеффри, нет! – быстро крикнул Фесс, и мальчик, руководствуясь опытом своего давнего знакомства с роботом, сразу остановился.

– Слушаюсь. Твои суждения никогда не бывают неправильными. Но к чему такая осторожность?

– Камень блестит, а воды поблизости нет, – объяснил Фесс. – Я не доверяю природе этой жидкости.

– Но он не злой, – протянула Корделия. – Правда, камень?

– Конечно, – отозвался камень, и дети удивленно посмотрели на него, потому что камень говорил, изменяя мелодию музыки. – Это всего лишь развлечение.

Грегори склонил голову, внимательно вслушиваясь.

– Какой-то иной звук.

– Может, небольшие вариации… – предположил Фесс.

– Нет, он просто совсем новый! – Корделия пыталась ступать в соответствии с ритмом и новым неприятным звуком. Ей пришлось изрядно потрудиться. Она завертелась и воскликнула: – Звук резкий, но полон огня!

Магнус смотрел на сестру, пораженный ее гибкими движениями.

Джеффри неудовлетворенно покачал головой.

– Звук неподходящий. Слишком неровный ритм.

– Действительно, странная мелодия, – но Грегори выглядел заинтересованным. – Тут интересное переплетение двух рядов звуков…

– В одно и то же время используются два ключа, – резко бросил Фесс. – Это вполне элементарно.

– Конечно! – воскликнул Грегори. – Как изобретательно!

– Боюсь, в основном инстинктивно, – заметил Фесс.

– А мелодия! Две линии постепенно сближаются, так что две ноты почти сливаются в одну, но не до конца! Сейчас они усиливают друг друга, а в следующее мгновение борются!

– Действительно, то, что возникает в результате взаимодействия фаз, называется частотой ритма, Грегори. Нельзя недостаток мастерства называть изобретательностью…

– А если это делается сознательно? – возразила Корделия.

– Мне это не нравится, – Джеффри снова протянул руку к камню. – Давайте отбросим его подальше.

– Нет, Джеффри! Прошу тебя, прежде чем дотронешься, проведи простое испытание.

Мальчик неохотно распрямился.

– Какое испытание?

– Проверка на кислоту. Поищи в моей седельной сумке и достань ящик для химических исследований.

Нахмурившись, мальчик порылся в сумке и достал металлическую шкатулку.

– Открой ее, – давал указания Фесс, – и достань пробирку с голубыми полосками.

– Лакмусовая бумага? – Грегори удивился. – Что это, по-твоему, Фесс?

Джеффри положил шкатулку на землю, поднял крышку и достал прозрачную пластиковую пробирку.

– Достать оттуда полоску?

– Конечно, и коснись ею камня.

Джеффри достал полоску и коснулся камня; камень захихикал.

Бумага покраснела.

Потом потемнела и задымилась. На краю появилась дыра, которая начала быстро поглощать остаток полоски. Джеффри с проклятием отбросил последний клочок как раз перед тем, как он весь исчез, оставив только облачко дыма.

– Что это было? – изумленно спросила Корделия.

– Камень покрыт кислотой, – объяснил Фесс. – Я думаю, он ее выделяет. Убери шкатулку, Джеффри.

– Хорошо, Фесс, – Джеффри закупорил пробирку и аккуратно уложил ее назад в ящик. – И спасибо. Моя кожа так же горела бы, если бы я коснулся камня?

– Не сомневаюсь… Назад в седельную сумку, вот так, правильно.

– Но что нам с ним делать? – Магнус задумчиво посмотрел на камень. – Мы не можем оставить его здесь. Он проест любое живое существо, которое случайно до него дотронется.

Корделия содрогнулась.

Фесс поднял голову, поймал ноздрями ветерок – и направил его в анализатор молекулярного состава.

– Я чувствую знакомый запах…

Джеффри отошел.

– Я вижу небольшую яму, примерно в ярд в поперечнике, полную какого-то белого порошка.

– Это щелочь, я узнаю по запаху. Проблема решена, по крайней мере, на время. Джеффри, возьми палку и подтолкни камень к этой яме.

Джеффри наклонился и поднял четырехфутовую ветку. Подошел к камню и замахнулся веткой. Камень почуял это и в тревоге воскликнул:

– Не бей камень! – но Джеффри уже набрал скорость и не смог остановиться: палка треснула камень, тот полетел в воздухе, издавая пронзительные вопли, и приземлился точно в яму с порошком.

– Хорошо прицелился, Джеффри, – одобрил Фесс.

Мальчик же смотрел на дело рук своих.

– Что с ним?

Камень на глазах у детей усох и покрылся странной шероховатой корочкой, местами отражавшей свет. Музыка тоже преобразилась, в ней появилось какое-то настойчивое постоянное звяканье.

– Его поверхность химически изменилась, – объяснил Фесс. – Он выделяет кислоту, но ты отправил его в яму со щелочью, которая является основанием.

– Значит, я загнал его в основание?

– А основание и кислота дают соль! – вспомнил Грегори. – Но почему он так сверкает, Фесс?

– Вероятно, в состав щелочи входит один из тяжелых элементов, дети. А может, этот элемент присутствовал в кислоте. Во всяком случае, явно образовалась соль металла.

– Да, что-то такое звенит в этих звуках, – Корделия склонила голову набок, прислушиваясь.

– Но как мягкий камень может превратиться в кислотный камень? – удивился Грегори.

– Прекрасный вопрос, Грегори. Я уверен, мы найдем на него ответ, если пройдем еще дальше на запад, – Фесс повернулся спиной к яме со щелочью. – Пошли, юные друзья. Признаюсь, мне тоже любопытна причина подобной трансформации, потому что раньше я такого на Греймари никогда не видел.

– Ага! – Корделия бегом присоединилась к нему. – Это так удивительно – и ново!

Братья с разной степенью живости последовали за сестрой и двинулись вслед за проводником-конем.

А позади с резким неожиданным щелчком из ямы в сторону востока вылетели два новых камня. Летели они по длинным пологим дугам, расходясь на девяносто градусов, и когда упали на землю, их музыка стала еще громче.

Глава двенадцатая

День уже подходил к концу, когда они вышли на берег реки. Корделия устало опустилась на землю.

– Проведем ночь здесь, Фесс, прошу тебя! Я сегодня очень устала и должна отдохнуть.

Фесс своими электронными сенсорами измерил ветерок.

– Не здесь, юные друзья, здесь деревья слишком близко к воде. Чуть дальше, прошу вас.

– Смелее, сестра, – Магнус протянул руку. – Осталось совсем немного. Обопрись на мою руку.

– Я еще могу выдержать собственный вес! – Корделия с помощью брата тяжело поднялась. Меня тяготит только все увиденное сегодня.

– Меня тоже, – вздохнул Грегори.

– И меня, – согласился Джеффри, – все мы устали от непривычных усилий, брат, – он еле-еле заставил себя выпрямиться. Вместе пошли они за черным конем, чьи очертания уже начали скрываться в сумерках.

Грегори изо всех сил пытался бороться с сонливостью.

– Что это значит: непривычные усилия?

– Как что? – удивился Джеффри. – Я устаю от переходов и схваток, а ты – от того, что пытаешься понять окружающее.

– Все можно понять, – мягко сказал Грегори. – Нужно только постараться, и все станет ясно.

– Верно, – согласился Фесс. – Но для решения некоторых проблем требуются усилия многих поколений.

– Что ж, это правда, – подтвердил мальчик. – А обычные загадки я разрешаю за несколько часов. Такие, для решения которых у меня достаточно знаний.

– Мне кажется, все необходимые знания мы еще не собрали, – Магнус хлопнул младшего брата по плечу, одновременно помогая ему держаться на ногах. – Я тоже устал не только от ходьбы, но и от усилий понять.

– Разгадай мою загадку, разгадай мою загадку! – пропела Корделия. – Я устала искать разгадки.

– Все дела в странных личностях, которых мы встретили, и в этом шуме, – подытожил Магнус.

– И в их странном поведении, – Джеффри покачал головой. – Я его не понимаю.

Грегори упорно шел вперед, стараясь не закрывать глаза.

– Почему музыка меняется так часто? Разве одной мелодии недостаточно?

– И меняется ли она на самом деле? – возразил Магнус. – Это не такое уж большое изменение в конечном счете. Музыка действительно меняется, или нас обманывает слух?

– Оставь! – раздраженно бросил Джеффри. – Ты еще скажешь, что вся жизнь – это только сновидение!

– Тогда не будите меня! – прошептала Корделия, глядя прямо вперед. – Потому что я вижу там такое зрелище, которое днем простой смертный ни за что не увидит!

Река здесь расширялась, превращаясь в небольшое озерцо, занавешенное по берегам ивами. Лес тоже раздался, оставив между собой и берегом небольшой луг. Течение замедлилось, водную гладь покрывало множество водяных растений. Вечер смягчал очертания заливчиков, а сгущающиеся сумерки действительно придавали картине нечто нереальное, словно из сновидения.

– Прошу вас, давайте наконец-то отдохнем, – Корделия обессилено опустилась на мягкую луговую траву.

– Да, это место подходит, – вынес долгожданный вердикт Фесс. – Мальчики, наберите дров.

– Сейчас, Фесс, – но Грегори едва не падал, прислонившись к колену Большого Брата.

– Он почти отключился, – мягко сказал Магнус.

– Ну уж нет! – Грегори выпрямился, явно заставляя себя не уснуть. – Я могу не хуже вас! – он посмотрел на озеро. – Что это за цветы, Фесс?

– Тут есть водяные лилии, Грегори, но большинство – лотосы.

– Лотосы? – повторил Магнус. – Никогда раньше их не видел.

– Мы никогда не заходили так далеко на запад, братец, – напомнила ему Корделия.

Магнус почувствовал, как что-то придавило ему ноги. Посмотрев вниз, он увидел, что Грегори все-таки уснул. Старший брат с улыбкой уложил младшего на мягкую траву.

– Я наберу дров, Фесс. Сестра, а ты… – тут он остановился, заметив, как Корделия подняла голову. – Что ты увидела?

– Ничего, – ответила она, – но я слышу новую музыку.

Магнус наклонил голову и прислушался. Немного погодя он подтвердил:

– Я тоже что-то слышу.

– И я, – Джеффри наморщил нос. – Почему она снова изменилась?

– Я тоже это слышу, – сообщил Фесс и тем самым, конечно, решил вопрос.

За поворотом реки показались огни, они словно плыли по поверхности воды. Один огонек поднялся чуть выше других.

– Что это такое? – удивилась Корделия. Музыка приблизилась, и стало видно, что огни – это костры, вокруг них собрались молодые люди, они смеются, разговаривают, а кое-кто занимается и более интимными делами. Корделия сконфуженно отвернулась, потом с тревогой взглянула на младшего брата, но он крепко спал.

– Что это? – удивленно спросил Джеффри. – Они плывут по воде?

– Нет, Джеффри, – ответил Фесс, – они на плотах.

Действительно, это были плоты, с полдесятка или больше, и на каждом плыли юноши и девушки. И на каждом плоте на столбе горел фонарь.

– А как могут гореть на плотах костры, не прожигая бревна? – поинтересовалась Корделия.

– Может, огонь разложен на камнях, – предположил Джеффри.

Один из плотов уткнулся в берег недалеко от них, и негромкий голос окликнул усталую компанию:

– Почему вы остаетесь одни?

– Присоединяйтесь к нам! – с улыбкой поманил их коренастый молодой человек. – Проведите с нами несколько счастливых часов…

– Идите к нам! – позвала темноволосая красотка. – В наше речное жилище!

– Идите к нам! – закричали они все вместе.

– Сомневаюсь… – начал было Магнус, но Корделия не колебалась ни секунды.

– Вставай, засоня! – она решительно разбудила Грегори. – Они избавят нас от долгого завтрашнего перехода!

– Нет, – возразил Джеффри, – мы не знаем их намерений…

Но Корделия уже ступила на плот, и что им оставалось делать, как не последовать за сестрой?

«Прошу вас, молодые друзья, не надо, – услышали они в головах голос Фесса. – Не стоит полагаться на милость людей, которые могут оказаться вашими врагами».

«Фу! Если мы не сможем защититься от таких, плохие мы бойцы! – презрительно заявил Джеффри. – А если что-то и случится, мы всегда сможем улететь».

Магнус тоже перешел на плот.

«Пошли, брат. Если это какая-то ловушка, мы подхватим сестру за руки и улетим», – он повернулся и перенес Грегори на борт.

«Я пойду параллельно вам по берегу, – заверил их Фесс. – Будьте осторожны».

– Будем, – вслух ответил Магнус. Жилистый молодой человек оттолкнулся шестом, и плот тихо поплыл по течению.

– Иди, посиди со мной! – красивый юноша протянул руку Корделии. – Меня зовут Иоганн, и в моем гнездышке из ароматных ветвей достаточно места для двоих. Давай восславим праздность!

– Благодарю тебя! – Корделия села и аккуратно подоткнула под себя юбку. – Мне нужно отдохнуть.

Иоганн улыбнулся, дружелюбно принимая этот отказ.

– Да, ты и в самом деле кажешься усталой.

– Конечно, – согласилась Корделия, – потому что мы пришли издалека и многое видели.

– И много слышан, – добавил Джеффри. – Какофонию звуков, которая все усиливается.

– Все ужасно запуталось, – вздохнул Грегори.

– Оставьте это, – темноволосая девушка улыбнулась Магнусу. – Я Венна. Перестань морщить лоб и отдохни со мной, – она откинулась на спину, положив руки под голову, и гибко потянулась.

У Магнуса перехватило дыхание, он не мог оторвать от девушки взгляда, да и Джеффри тоже зачарованно смотрел на нее.

Корделия подняла голову, нахмурилась, а Иоганн спросил:

– Но что вас так смущает?

Корделия снова повернулась к незнакомцу, радуясь возможности поговорить с новым человеком.

– Мы нашли камни, которые играют музыку, а когда пошли за ними, встретили целый ряд странных существ и видели многих людей, которые бессмысленно ведут себя. И не можем разгадать эту загадку.

– Действительно, загадка, – проговорила девушка рядом с Иоганном. – Как иногда трудно бывает понять, что делают даже твои отец и мать.

Иоганн кивнул.

– Ирене говорит правду.

– И то правда, – согласился жилистый молодой человек. – Зачем они преклоняются перед священником или подчиняются рыцарям? В этом нет смысла.

– Никакого, Ално, – подтвердила Ирене. Но Грегори возразил:

– Они преклоняются пред Господом, а не перед священником. А рыцарь занимает более высокое положение, чем простолюдин.

– Все равно, – проворчал, недовольно мотнув головой, неуклюжий молодой человек. – Когда мне было десять лет, все казалось так просто. Но потом, когда я начал становиться мужчиной, я решил и действовать, как должен действовать мужчина. И тут я возмутился. И когда я объявил, что не буду больше поступать, как они, мне ответили, что я ничего не понимаю.

– Да, Орин, я знаю, каково это, – сочувственно кивнул Иоганн. – Мне потребовалось много времени, чтобы разрешить эту загадку.

– Так ты ее разрешил? – Грегори даже приподнялся на локте, ему больше не хотелось спать. – А как?

– Да просто понял, что ничего не нужно делать, – ответил Иоганн с ясной обезоруживающей улыбкой. – Таково мое великое открытие.

Алдо кивнул.

– И мое тоже.

– И мое, – подхватила Ирене, – и нас всех. И какой великий мир оно принесло нам!

– Чего-чего? – недоверчиво переспросил Грегори. – Вы все в одно и то же время получили абсолютно одинаковый ответ?

– И одну и ту же мысль, – пробормотал Джеффри.

– Вот именно, – Иоганн улыбнулся, очень довольный собой. – Неожиданно мы все поняли, что ничего разгадывать не нужно – нужно просто отдаться течению и быть счастливыми.

– Нам потребовалось только построить плоты и сесть на них, – добавил Орин. – И мы прихватили с собой камни, которые играют нашу музыку.

– О, так это ваша музыка? – выдохнул Джеффри.

– И ничего, кроме музыки? – Грегори смотрел на них широко раскрытыми глазами. – А что вы едите?

– Река снабжает нас едой, – Ално наклонился и сорвал цветок лотоса, мимо которого проплывал плот. Грегори увидел, что остальные тоже жуют цветы. Он зажмурился и посмотрел снова.

– И ты говоришь, что больше не нужно разгадывать смысл мира и жизни людей?

– Да, и это приносит мир в наши души! – вздохнула рыжеволосая девушка.

– Действительно, мир, Адель. Благословен будь конец всякого смятения, – согласилась Венна.

Орин убежденно кивнул.

– Именно в этом заключалась наша ошибка – в стремлении познать мир, бороться с ним.

– Вот именно, конечно, – поддакнула темноволосая красавица, – а когда мы перестали бороться, всякая борьба закончилась.

– Но тем самым ты говоришь о том, чтобы перестать думать!

– Правильно, – подтвердил Иоганн, – на этом и покоится наше спокойствие. Мы перестаем задумываться.

– И достигаете мира, – подытожил Джеффри.

– Но как можно заставить мозг перестать работать? – спросил Грегори.

– Слушая музыку, – объяснил Иоганн. – Когда думаешь только о сладких звуках, все остальное незаметно исчезает из головы.

– Не могу поверить, – возразил Грегори. – Слушание музыки не может уничтожить мысль.

«Может-может, – услышал он в голове голос Фесса. – Сосредоточенность на одном устраняет все остальное. К тому же этот лотос притупляет разу! и вызывает эйфорию. Это своего рода наркотик».

– Наркотик, – задумался Джеффри. – Это слово означает «подобный смерти».[4]4
  Греческое слово «наркотик» действительно означает «приводящий в состояние оцепенения, подобное смерти».


[Закрыть]

«Более точное определение. – «похожий на смерть». Обычно оно означает состояние, схожее со сном», – передал Фесс.

– А Сон – брат Смерти, – подвел итог Грегори. Иоганн протянул Корделии цветок лотоса.

Присоединяйся к нашему блаженству.

– Перестав думать? – потрясенно воскликнула она.

– Вот именно! Отключи свой мозг.

– Расслабься… – Адель соблазнительно улыбнулась.

– Поплыли со мной по течению, – Венна шаловливо взглянула на Магнуса. Она снова откинулась и лениво потянулась, протягивая руки к Магнусу. Он зачарованно смотрел на девушку. Джеффри тоже.

– Нет! Можете ли вы или нет, вы не должны! – Грегори был близок к слезам. – Думать необходимо, потому что все остальное – ложь!

– Но какой в этом смысл? – со скептической улыбкой поинтересовался Ално.

– Должен быть смысл! Иначе зачем у нас мозг? «В этом утверждении большой смысл, – вновь в головах детей послышался голос Фесса, – потому что ваш вид выработал разум, чтобы справляться с окружением. Развивая способность мыслить, люди получили больше возможностей для выживания и процветания. Если бы мир действительно был лишен смысла, тогда разумные существа имели бы столько же шансов на выживание, как и неразумные. Они не выжили бы».

– Точно, – радостно воскликнул Грегори. – Более острый разум был бы хуже приспособлен к жизни – потому что мир свел бы его с ума!

– Все не так уж плохо, малыш, – Ирене сочувственно улыбнулась и протянула ему руку. – Мир таков, каков есть. Мы не можем изменить его. Можем только наслаждаться, пока живы.

– Но как же завтра?

– Завтра мы тоже будем плыть по реке.

– Но все реки впадают в море! – настаивал Грегори. – Что вы будете делать, когда окажетесь в океане?

Адель нахмурилась.

– Успокойся, малыш!

– Не говори так с моим братом! – выпалила Корделия, потому что могла бы так сказать и сама.

Адель смерила ее презрительным взглядом и уже собралась ответить, но ее опередил Иоганн.

– Когда окажемся в океане? Продолжим плавание!

Грегори раздраженно закатил глаза.

– Нет, подумай! А как же бароны, через земли которых протекает эта река? Неужели они позволят вам беззаботно предаваться удовольствиям?

– А почему бы и нет? Мы же их не трогаем.

– Ты можешь не трогать Жизнь, но Она всегда тронет тебя. И что ты будешь делать, когда она тебя затронет?

– А разве мы обязаны что-то делать? – Ално смерил его строгим взглядом. – У нас есть выбор. Разве существует закон, по которому мы обязаны жить?

– Существует, – негромко ответил Иоганн, – но нам не смогут его навязать.

– И то верно! Как нас достанут? Мы плывем по реке!

– Запрудят реку, – закричал Грегори, – и достанут!

Иоганн с первыми признаками раздражения отмахнулся от этого детского замечания.

– Мир, мир!.. Когда наступит такой день, тогда и постараемся найти ответ. Успокоило тебя это?

– Нет, – твердо ответил Грегори. – Разве ты не понимаешь, что нужно придумать выход раньше, до того, как наступит этот день?

– А разве ты не понимаешь, что даже самый настойчивый искатель нуждается в отдыхе? – возразила Ирене, стараясь говорить мягко.

Грегори помолчал и наконец признал.

– Да. Даже разум нуждается в отдыхе. Но скажите, каким долгим должен быть этот отдых?

– А-а… день, неделю, – небрежно отозвалась Адель. – Какая разница?

– Но ведь долгий отдых – это сон, – пояснил Грегори.

– Ну и что? – ответила Ирене, забавляясь. – Это маленький сон, не большой.

Джеффри нетерпеливо пожал плечами.

– Большой сон, маленькая смерть – действительно, какая разница?

– Испытай Малую Смерть со мной – и поймешь, – Венна протянула руки.

– Давай расслабимся, – Иоганн потянулся к Корделии, – и золотой сон поцелует твои глаза. А разбудят тебя улыбки!

– Нет, – с трудом возразила Корделия, словно слова из нее клещами вытягивали, – я не должна спать.

Адель раздраженно вздохнула, а Иоганн с вымученной улыбкой решил предпринять последнюю попытку:

– Но даже часовой рано или поздно должен отдохнуть. Пусть твой мозг отдохнет, как у всех нас. Слушай слова музыки, и пусть они заполнят твое сознание.

– Слова? – Джеффри с тревогой поднял голову. – Какие слова?

– Слова в музыке, – ответил Орин. – Разве ты не слышишь их?

– Послушай, – предложила Ирене. Гэллоугласы нахмурились, вслушиваясь.

– Слышу, – наконец признала Корделия, – но это не голос. Говорит сама музыка.

– Но я не понимаю смысла, – с сомнением пробормотал Джеффри.

– Ты только слушай, – заверила его Ирене. – И начнется снова. Это всегда начинается.

Действительно, слова повторились. Несколько минут напевная речь переплеталась с мелодией и почти немедленно начиналась снова – и опять, и опять, по кругу. Постепенно слова становились все яснее.

 
Зачем существуют все вещи?
Зачем существует мир?
Зачем обычаи и законы?
Почему мы должны работать без отдыха?
Зачем мы живем и в чем причина этого?
И почему мы не можем остановиться и отвернуться?
 
 
Почему так живут наши родители?
Кто заставляет их так тратить свое время?
Почему они должны весь день возиться в земле?
Почему так много печали и труда?
Почему они должны сохранять верность тем, кто приказывает?
Почему так много вопросов вызывают смятение?
И почему мы должны подчиняться?
Почему не можем просто уйти?
 
 
Почему существуют правители и почему мы должны им кланяться?
Какова их ценность для мира?
Почему существуют короли и лорды?
Почему они носят доспехи и мечи?
Почему существуют скупцы, дрожащие над своими сокровищами?
И почему мы должны подчиняться?
Ведь разве нельзя просто уйти?
 
 
Почему так много хмурых лиц?
Почему так мало улыбок?
Почему девушки отказываются от наших объятий?
Почему мы не должны их ласкать?
Почему так много «нет» и так мало «да»?
Почему мы должны подчиняться?
Почему бы просто не уйти?
 
 
Почему мы должны делать то же, что и все?
Почему мы никогда не ищем радости?
Почему так много печали и боли?
Зачем напрягаться бесцельно?
Почему эти вопросы отягощают мой ум?
Почему бы просто не уйти?
Не уйти немедленно?
 
 
Почему мы должны поступать, как наши родители?
Зачем носить их кандалы и цепи?
Почему бы не вкусить лотоса и не предоставить мир самому себе?
Отыщи лотос на реке, текущей к морю!
Попробуй лотос, склонись и изведай наслаждение со мной!
Попробуем друг друга и уплывем, свободные!
Уплывем немедленно, уплывем прочь…
 

Глаза Грегори стали огромными.

– Что это за песня?

– Странная, – согласился Магнус, – в ней нет ни размера, ни ритма.

– И еще меньше смысла, – заявил Джеффри. – Все равно что спросить: почему я не бью соседа в глаз? Разве непонятно, что человек должен бороться?

– Зачем? – просто спросил Иоганн.

– Зачем? – ошеломленно повторил Джеффри. – Как зачем? Без этого он не имеет цены!

– Но в самом труде нет никакой добродетели, – возразил Орин. – Какой цели он служит?

– В нем есть добродетель! Людям нужен труд, как растениям солнце!

– Что за глупая ложь! – нетерпеливо бросил Ално. – Ты разве не слышал? В труде нет никакого смысла!

Грегори настаивал:

– А кто тебе это сказал и каковы доказательства?

– Никто не должен говорить. Это и так ясно!

– И ты в это веришь?

– Верю! Почему бы и нет?

– Но почему ты в это веришь? – негромко сказал Джеффри.

«Потому, – ответил голос Фесса, – что об этом говорится в песне. Он слышал это много раз, не вдумываясь в слова, но они регистрировались его подсознанием. Потом он их понял и несколько раз обратил на них внимание. А после этого он слушает песни и даже не слышит слов».

– Твое подсознание слышит слова, которых ты даже не понимаешь, – объяснил Джеффри Ално.

Орин нахмурился, не зная, оскорбление ли это.

«Это так, – говорил тем временем Фесс, – потому что они не ожидают, что их будут убеждать; они хотят только развлекаться. Простое повторение убеждает их, если оно воспринимается на таком фундаментальном уровне».

– Зачем вам слушать песню, если вы не понимаете ее слов? – удивился Джеффри.

– Ради удовольствия музыки, – ответила Венна, чувственно потянувшись.