Текст книги "Гнев троллей"

Автор книги: Кристоф Хардебуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

11

Заседание совета в столь поздний час было делом необычным, но причиной этому, естественно, послужило неожиданное появление невероятных гостей. Прошлой ночью одно из существ чуть не напало на Корнеля, и священник знал почему. «Они духи темноты, создания ночи и воплощают в себе все мрачное в этом мире. Какой позор, что влахаки связываются с такой мерзостью». Но его голос не засчитывали, хотя он не раз высказывал свое мнение.

Совет собрался в большом зале. Так как Стен постоянно расширял этот орган управления, со временем переход из маленькой совещательной комнаты стал неизбежен. В Ардолии шутили даже, что во Влахкисе судьбой страны управляют крестьяне и ремесленники. Корнель знал, что такое утверждение является преувеличением, но все равно тот факт, что воевода так сильно полагался на своих советников, вызывал в нем негодование, так как это противоречило порядку Божественного света. Совет существовал уже давно. Висиния и Стен учредили его вскоре после восхождения на трон. Вначале это были несколько мужчин и женщин из Теремии, торговцы и ремесленники, которые говорили властителям о заботах и бедах своих соотечественников. Но с течением времени советников становилось все больше, и Стен предложил народу самостоятельно выбирать своих представителей, вместо того чтобы назначать их.

Корнель тоже получил место в совете, как официальный представитель ордена Альбус Сунас. Но его политическое положение в полной мере соответствовало тому, как его принимали в Теремии: на него не обращали внимания, презирали и редко прислушивались. Воевода соблюдал основные правила вежливости, хотя сам все так же не любил братство. Но среди остальных советников было достаточно неприязни по отношению к священнику, и каждое выступление Корнеля сопровождал гул пренебрежительных комментариев, сквозь который ему приходилось пробиваться. Тем не менее он пунктуально являлся на каждое совещание и оказывал другим членам совета уважение, которого те заслуживали. «То есть в целом – не очень много», – про себя с иронией заметил священник.

В углу помещения расположились три тролля. Глубинный замер в тени, вдали от всех источников света, что было очевидным доказательством его мрачной натуры. Корнель периодически смотрел на существо, которое буквально притягивало темноту и почти сливалось с ней. По сравнению с этим чудовищем два других тролля казались почти безобидными, хотя они представляли собой не меньшее оскорбление Божественного света. Но они стояли спокойно в свете свечей и не вздрагивали от любого слабого мерцания.

Воевода выбрал место поближе к троллям, а весь совет разместился за длинным столом, на котором для каждого гостя стояли кувшины с вином и водой, а также кубки. Слева и справа от Стена сидели его сыновья, которые в обществе троллей выглядели не такими расслабленными, как отец. На лице Ионниса была смесь любопытства и ужаса, а истолковать мрачный взгляд Натиоле было гораздо труднее.

– Я хотел бы извиниться за то, что собрал вас в столь поздний час, но, к сожалению, для наших гостей возможна только ночная встреча. – Такими словами воевода открыл заседание.

Он лично контролировал транспортировку чудовищ на двух больших повозках. Божественный свет отнял у них силы, и, собственно, одно только это являлось знаком их порочности, но воевода, казалось, закрывал глаза на очевидные вещи.

– Прошлой ночью Винтила, к сожалению, не мог быть с нами, но сейчас Керр, наверное, сможет еще раз сообщить о своей просьбе.

По знаку воеводы тролль вышел вперед. На бедрах гиганта был кусок кожи, небрежно закрепленный двумя перекрещивающимися на груди кожаными ремнями. На ремнях висели какие-то инструменты и мешки, но даже эти простые предметы были сделаны грубо, как отметил Корнель. По всей вероятности, мастерили их тяжелые ручищи этих темных созданий.

Тролль почесал шею. Он выглядел гротескно: узловатый, мускулистый посреди богато убранного зала. «Его род не из мест под небом и Божественным солнцем. Они – создания глубины, темноты. Они должны держаться от нас подальше». И Корнель был не единственным, кто так думал. У некоторых на лице священник прочел отвращение, у других – скрытый страх. Близость этих существ влияла на всех, хоть и не одинаково. «Чего стоит один только их запах». Затхлый и гнилостный, в какой-то степени земляной, но с острым оттенком. Точно так же, как их тела доминировали в зале, их запах проникал повсюду, перекрывал все остальные запахи и привлекал внимание.

– Я здесь из-за сердца земли, – объяснил тролль. – Из-за Духа темноты. Вангелиу рассказал нам, троллям, что раньше это был хороший дух. Белый…

– Медведь, – подсказал Стен.

Естественно, Корнель знал мифы и легенды влахаков. Но в отличие от них он знал, что эти духи были недружелюбны, и не важно, как они назывались. Они были темными созданиями, которые боялись света и вводили людей в заблуждение. В течение столетий орден Альбус Сунас пытался изгнать из мира опасную ересь, священники молились об этом в храмах и пытались подвести народ ближе к Божественному свету.

– Белый Медведь, – пробормотало создание. – Вангелиу сказал, что Медведь был ранен?

– Да, я помню эту историю. Это было много лет назад, когда золотая империя заявила претензии на страну между гор и Влахкис стал провинцией империи. Принц из Дирии охотился на Белого Медведя и ранил его. Так тот стал Духом темноты. А принц умер от ран, которые ему нанес Дух темноты, – медленно говорил воевода, словно ему приходилось снова вспоминать подробности этой истории.

И пока Стен говорил, все не отрываясь смотрели на него, и Корнеля охватило странное чувство беспомощности.

– Дирийцы переложили на влахаков ответственность за смерть принца, – внезапно взял слово Винтила. – Они убили много людей из чувства мести. Каждый четвертый влахак должен был умереть. Но кровопролитие объединило племена нашего народа, и они собрались под знаменами краля Анеа. У Трех Сестер состоялась битва, и Анеа победил. Дирийские армии были изгнаны из Влахкиса, и наша страна снова стала свободной. Мы потеряли защитника нашего народа, но снова обрели свободу. – Старый прорицатель шумно откашлялся. – По крайней мере, на некоторое время.

Каждый в помещении почувствовал вес этих слов. После дирийцев пришли масриды с их быстрыми и сильными конями, воинами в доспехах и священниками ордена Альбус Сунас. Они захватили страну и разделили ее между собой. Почти все посмотрели на Корнеля, так как для многих он все еще был олицетворением прежних угнетателей, хотя сердце священника принадлежало только одному – Божественному свету, а вовсе не масридам.

– Как дирийцы ранили Белого Медведя? Можно ли исцелить его раны?

Вопросы тролля прозвучали почти с мольбой. Что-то двигало этим созданием, какие-то чувства, но Корнель не мог даже предположить, что это могло быть. Слишком странными были лица этих существ, манера держаться, вся их сущность.

– Я не знаю, – ответил воевода и повернулся к старому прорицателю. – Винтила?

– Это странный вопрос, друг тролль.

Услышав такое обращение, Корнель мысленно саркастически улыбнулся. Как будто старик питал по отношению к этому созданию более дружеские чувства, чем к священнику.

– Много десятилетий и даже столетий мы умиротворяли Дух темноты. Мы пели ему старые песни в правильное время, чтобы смягчить боль и успокоить сны. Но мы никогда не пытались исцелить его. Однако…

Старик потер подбородок, словно только сейчас ему что-то пришло на ум. «Что же ты замышляешь, старый лис? – спросил про себя Корнель. – Что ты снова придумал?»

– Наверное, это все-таки возможно, – продолжил Винтила, отчего тролль оскалил зубы в жутковатой ухмылке.

Его спутники двинулись вперед, даже глубинный тролль подошел ближе к ненавистному для него свету. Корнель не спускал с чудовища глаз. При малейшем признаке нападения он собирался призвать к себе Божественный свет, из самых отдаленных мест мира, где тот сейчас боролся с темнотой. Его орден быстро обнаружил, что свет делает троллей неподвижными, спящими словно мертвые. Хотя эти знания не очень помогли им в битве за Влахкис, священник чувствовал себя уверенно, зная, что может сразить этих троих благодаря милости Божественного света.

– Объясни мне, человек, – дружелюбно потребовал Керр.

– Согласно легенде, принц ранил Белого Медведя копьем. Кровь Духа окропила это оружие. Наверное, можно им закрыть рану, которую оно же нанесло.

– Копьем?

Тролль почесал голову.

Винтила с трудом встал на ноги и пожал плечами.

– Мы никогда не пытались этого сделать. Возможно, я и ошибаюсь. Что я могу знать. Ведь я всего лишь старый человек.

Корнель чуть не хмыкнул, развеселившись. Его удивляло, что никто не мог разглядеть игру старика. Члены совета смотрели на него так, словно они были стадом баранов, а он – их верным поводырем. Даже кровожадные тролли ловили каждое слово старого прорицателя.

– Зачем тролли хотят все это знать? – спросил Корнель в тишину. – Дух темноты долго спал, и это хорошо. Зачем сейчас нужно искать это оружие?

Из тени в конце зала раздалось рычание, и священник почти пожелал, чтобы глубинный тролль напал на него. Но создание лишь рычало, оскалив свои мощные клыки.

– Дух темноты спал не спокойно, если я правильно помню, – вмешался Винтила. – Более того, разве твой орден в монастыре Стариг Яцек не проводил изуверские ритуалы, чтобы разбудить его?

Внезапно советники заговорили все сразу, и на Корнеля устремилось много мрачных взглядов. Тролли подступили ближе к столу, опасно выпрямились, но священник не удостаивал их и взглядом.

– Эти священники предали также и мой орден. Они – отверженные, – заявил он спокойно, но громко, и его голос прорезал общий шум, словно Корнель вбил клин.

– Потому что это было требованием моей матери, условием, при котором вам разрешили вернуться на запад.

Натиоле встал и, сверкая глазами, смотрел на Корнеля. Юный принц показывал пальцем на священника, словно тот был обыкновенным преступником.

– Больше года вы ничего не предпринимали против этих так называемых отверженных!

– Потому что мой орден ничего не знал о том, что они делали. За исключением некоторых слухов, никаких докладов об их деяниях не было, немес Натиоле. Ситуация тогда была сложной, и ваш отец наверняка сможет подтвердить это вам. Были преследования, священников убивали. Сообщения из Влахкиса были полны противоречий.

– Противоречий! – передразнил его Натиоле. – Ваш орден слушал поджигателей войны. Вы не хотели верить тому, что говорили вам простые влахаки!

Корнелю стоило немалых усилий оставаться спокойным. Он с достоинством скрестил руки за спиной и поднял подбородок.

– Вполне возможно. Как я уже говорил, тогда ситуация была сложной. Для всех нас. Но даже ваша тетя, воевода Ионна, никогда не упрекала мой орден в том, что произошло в монастыре Стариг Яцек.

– Потому что она хотела мира; и уж точно не потому, что доверяла вам и вашей проклятой вере, – холодно возразил Натиоле.

Принц Ионнис, который тоже встал, примирительно положил брату руку на плечо, но немес Натиоле зло дернул головой и с силой сбросил руку.

Только воеводе удалось несколькими тихими словами, сопровождавшими грозный взгляд, заставить сыновей снова занять свои места.

– Я не могу судить о том, какими были побуждения воеводы. Даже если я уже тогда был членом Альбус Сунаса, я не знал ее лично. Но ваша мать позволила моему ордену вернуться во Влахкис…

– С обязательствами, – перебил его Натиоле, на что Корнель согласно кивнул.

– С обязательствами, которые мы неизменно соблюдаем. Мой орден отверг предателей из Стариг Яцека и запретил практику подобного рода. Некоторых уже нет, и мы все готовы отвечать за последствия, но это не отвечает на мой вопрос касательно мотивации этих… троллей.

На этот раз Натиоле не ответил. Корнель видел гнев принца. Весь его облик был буквально исполнен ярости. Принц Ионнис тоже помрачнел, но молчал. А тролли хоть и прислушивались к их разговору, но Корнель не смог разглядеть понимания на их лицах.

– Действительно, вопрос справедлив, – тем временем констатировал воевода и снова повернулся к троллю. – Керр, а ты можешь объяснить нам, почему тебе все это так важно?

Создание помедлило. Оба его спутника отошли от света назад в тени между колонн, где они затаились, словно ночные кошмары.

– Это важно для троллей. Для всех троллей, для ветви Анды тоже. Я думаю… я надеюсь, что мы сможем усмирить Дух темноты. Что это сделает проще нашу жизнь. Я давно знаю, что его дыхание – это наше биение сердца. Я хочу исцелить его.

Пока другие члены совета слушали слова тролля, кивая, Корнель громко вздохнул и покачал головой. Объяснение было таким же бессмысленным, каким его и можно было ожидать от создания темноты, но другие, казалось, приняли его. Вместо того чтобы чтить Божественный свет, они следовали переплетающимися, неправильными путями в темноту, придавая словам тролля больше веса, чем словам священника.

– Винтила, ты знаешь о том, где находится копье? Ты слышал что-нибудь о нем? – поинтересовался Стен, но старый прорицатель только покачал головой и со вздохом снова опустился на стул.

– Тогда мы едва ли сможем помочь вам, – опечаленно продолжил Стен. – Эти события произошли давно, и многое забыто.

Корнель ощутил облегчение. Скорее всего, влахаки, хоть и не благодаря правильной вере, а только лишь фактам, в конце концов будут вынуждены прислушаться к голосу разума.

– Артайнис может что-то знать об этом! – внезапно крикнул Ионнис. – О том, что мы утратили, может быть известно в Дирии.

С громким вздохом Корнель тоже сел. «Тролли, дирийская девочка, слепые влахаки! И почему в этой каше оказался именно я?»

12

Судя по неуверенным и беспокойным движениям, Воиса нервничала. Еще бы: быть вызванной к воеводе посреди ночи… Это выглядело в ее глазах чем-то ужасным. По всей видимости, девушка лихорадочно перебирала про себя, какие ошибки нужно было совершить, чтобы спровоцировать подобное происшествие. Артайнис же, наоборот, была скорее заинтригована, чем испугана. С одной стороны, поведением Воисы, с другой – раболепным поведением посланника, который принес ей весть и теперь ждал за дверью. Во Влахкисе ночь с ее темнотой означала конец любой деятельности; а вот в золотой империи это нередко было только началом самых интересных событий. В Дирии дни часто были настолько жаркими, что их заполняли лишь отдых и трапезы. Соответственно, те, кто мог это позволить себе, переносили свою деятельность на вечер и ночь. Свет был проблемой только для беднейших из бедных. В кругах Артайнис ночь сияла так же ярко, как день.

Так как Воиса была слишком медлительна, дирийка и влахака совместными усилиями уложили кипасис, а волосы Артайнис уложила сама. Мысленно она снова отругала себя за то, что перед отъездом решила не брать с собой слуг. Тогда она решила, что так заставит отца испытывать угрызения совести и отчетливо покажет ему, что воспринимает поездку в отдаленный Влахкис как ссылку. Однако постепенно она начала понимать, что таким образом наказала только себя. «Наверное, поэтому папа так насмешливо улыбался и таким елейным голосом говорил мне, что все сопутствующие обстоятельства будут чисто моими проблемами. Ха!»

Неожиданно девушка позади дирийки всхлипнула. Артайнис удивленно обернулась к ней, но Воиса отступила на шаг и закрыла руками лицо.

– Воиса? Что случилось? – мягко спросила юная красавица.

– Я… воевода… я, – запинаясь, бормотала горничная, и по ее лицу катились слезы.

Почти с мольбой она протянула руки к Артайнис, словно влахаке грозило утопление и только золотоволосая госпожа могла спасти ее.

Артайнис украдкой глянула на дверь. «О святая Агдель! Надеюсь, у этого посланника достаточно терпения».

– Спокойно. Расскажи мне, что произошло. Ведь все хорошо.

– Праздник… Он был таким… милым. И он сказал, что взберется ради меня на самые высокие горы… – всхлипывала Воиса между рыданиями, но Артайнис перебила, так как ей стало любопытно:

– Что? Воевода?

– Нет! – взвизгнула юная горничная так резко, будто села на ежа, при этом бедняга сильно трясла головой, и Артайнис испугалась, как бы влахака не свернула шею. – Михалес. Он – солдат, здесь, в крепости.

– Юноша с локонами? Который всё время ошивается во дворе? – спросила дирийка.

– Он всегда ждет меня, – гордо ответила Воиса, только чтобы затем снова разрыдаться.

Ее плечи сильно тряслись, когда она с трудом вдыхала и выдыхала.

Артайнис осторожно подошла к девушке и взяла ее за руку, но при этом следила за тем, чтобы слезы глупышки не оставили пятен на кипасисе.

– Милый юноша с темными локонами строил тебе глазки, и на празднике?..

– Было весело. Все смеялись и танцевали. Я выпила вина и тоже танцевала. И он позвал меня на стену и показал мне город, а потом…

Артайнис, улыбаясь, гладила ее по спине. «Девичество уже, наверное, осталось позади».

– Это было плохо? Или это было прекрасно?

– Это было прекрасно, – прошептала влахака.

– А после того он уже не ждет тебя во дворе?

– Почему, ждет.

– Почему ты тогда плачешь?

– Воевода. Он позвал вас, потому что знает об этом. Он отошлет меня прочь.

Артайнис попыталась объединить для себя образ улыбающегося Стена с образом Стена, разгневанного из-за любовных похождений девушки… или стражника, но у нее ничего не получилось. «Я не могу себе даже представить, чтобы воевода так сильно вникал в подобные вещи». Но кто мог знать наверняка, какие нравы царят в этой варварской стране? Возможно, были предписания, о которых она не знала. Может быть, воинам воеводы не разрешалось делить постель с кем бы то ни было. Или только с определенными женщинами… Или они должны были сначала получить согласие своих многочисленных духов?

– Воевода позвал меня по совсем другим причинам, – уверенно заявила Артайнис. – Не из-за тебя. Сейчас ты снова ложись и перестань волноваться. Тебя не отошлют, и с твоим Михалесом ничего не произойдет. Мы подумаем об этом завтра, а сегодня ночью ты не должна бояться. Понятно?

Воиса с благодарностью кивнула и попыталась выдавить робкую улыбку. Артайнис убрала пряди волос с ее лица.

– Ты такая красивая, ты не должна лить слезы. Я скоро вернусь.

С этими словами она оставила горничную и открыла дверь. Посланник не повел и бровью, когда увидел ее и чопорно попросил:

– Следуйте за мной, пожалуйста.

– С удовольствием, – ответила она с невинной улыбкой.

Его лицо осталось бесстрастным. И у Артайнис появилось подозрение…

– Если ты расскажешь кому-нибудь хоть слово из того, что только что, возможно, услышал, я подмешаю тебе в еду яд, который отнимет у тебя всю мужскую силу.

Мгновение посланник ошеломленно медлил, но затем двинулся вперед, опустив голову.

– Я ничего не слышал, – наконец пробормотал он, на что она ответила:

– Тогда ладно.

И в раздумьях отправилась следом. На родине она, несомненно, была бы осторожнее, если бы хозяин дома позвал ее себе в такой поздний час. При других обстоятельствах она приняла бы во внимание то, что у воеводы был к ней некий личный интерес. Но здесь такая перестраховка была излишней, это было не в духе Стена – пользоваться своим положением властителя для каких-то низменных целей, тем более что его чувства к ней были скорее отеческим расположением, в этом она была уверена. Мысли Артайнис вернулись к Воисе, которая так сильно беспокоилась из-за такого маленького промаха. Конечно, поверить сладким речам первого встречного кавалера было не очень умно. Однако Михалес не казался юной дирийке прожженным ловеласом. Напротив, он был скромным, и она уже не раз умудрялась вогнать его в краску простым вопросом, он даже заикаться начинал. Потому вполне может быть, что его намерения были абсолютно серьезны. «А если нет… Ей понравилось. Ему, наверное, тоже. Так что все хорошо. Почему во Влахкисе даже такому маленькому любовному приключению придают столь большое значение? Варвары!»

Когда слуга ввел ее через вестибюль в большой зал, она была поражена: на такое собрание людей дирийская гостья не рассчитывала… А затем… Ее взгляд упал на существ, которые замерли в задней части зала, и у нее перехватило дыхание. Она сразу же поняла, кто перед ней. Все-таки это ее отец написал трактат о троллях. Но читать описания – одно, а видеть живьем этих огромных необыкновенных существ – совсем другое! Один из них был почти в три шага ростом, а двое других и того больше. Люди за столами на их фоне казались почти гномами.

– Артайнис, надеюсь, мы вас не разбудили? – спросил Стен, поднимаясь со своего места на другом конце зала.

Рядом с ним сидели Ионнис и Натиоле. Оба принца сразу же обернулись к ней. Ионнис подарил ей быструю улыбку, и ее сердце забилось быстрее. Радость юноши при виде дирийки была очевидной. Такой же очевидной была неприязнь на лице Натиоле.

– Нет, я еще не спала, – заявила она и медленно направилась мимо столов к воеводе.

Свечи и лампы с маслом были зажжены лишь в передней части зала. В задней части между колонн царила темнота, скрывавшая двоих троллей. Третий стоял впереди, прямо возле Стена, и, как показалось Артайнис, смотрел на нее с дружелюбным любопытством, хотя она и не была уверена, правильно ли ей удалось истолковать выражение его глаз. Она спросила себя, была ли его кожа, напоминавшая камень, столь же твердой.

– У нас появились вопросы по истории вашей родины, на которые никто из нашего круга не смог ответить, – громко заявил воевода. – Поэтому мы позвали вас. Все, кого вы здесь видите, входят в мой совет. Тролли – наши гости.

Воевода начал перечислять членов совета. Уже после нескольких имен Артайнис потеряла способность запоминать и каждый раз только дружелюбно кивала, когда представляли следующего вельможу. Девушка периодически посматривала на троллей, вид которых завораживал. Ее впечатляла не столько экзотичность, сколько почти ощутимое физическое давление от одного только присутствия. Эти существа занимали место. Сознательно и гордо. И они излучали ощутимую силу и самоуверенность.

Ее отец иногда рассказывал о своих встречах с троллями, многочисленные дети Саргана с большим удовольствием слушали жуткие истории о клыкастых людоедах. Прикладывая пальцы ко лбу, отец изображал рога и бегал за визжащей толпой, фыркая и рыча, только чтобы затем позволить им побороть себя, падал на пол, а дети превращались в могучих героев из сказаний. При этих воспоминаниях Артайнис не удержалась от улыбки, и наконец Стен закончил представление.

– Надеюсь, меня простят, что я не смогла запомнить сразу все имена, – сказала она с кокетливой улыбкой, на которую многие ответили.

– Я уверен, что никто не упрекнет вас в этом, – вмешался Ионнис. – Совет за последние годы сильно разросся.

Мгновение она наслаждалась своей способностью располагать к себе всех присутствующих. Но потом она перехватила мрачный взгляд Натиоле и скорректировала свою оценку. «Почти всех присутствующих».

– Но я хотел бы также представить вам и троллей, Артайнис. Это Керр, старый друг. Двух его спутников зовут Врак и Цран.

Артайнис с любопытством подошла к троллю. Несмотря на его впечатляющий вид, он казался неагрессивным. Он был почти в два раза крупнее Артайнис, и ей приходилось сдерживаться, чтобы не провести рукой по его грубой коже и не попробовать, какая она на ощупь. Даже запах был почти осязаемым, проникающим и земляным.

– Рада встретиться с вами, – честно заявила юная дирийка. – Я так много слышала о троллях.

Где-то в сумерках за Керром раздалось сопение, но огромный тролль не стал отвлекаться на него. Он осторожно наклонился к ней, и она услышала, как он потянул воздух своим широким носом.

– Ты пахнешь, как полугном, – прозвучал неожиданный вердикт, отчего Стен разразился неудержимым приступом смеха.

Артайнис растерянно взглянула на воеводу, который в самом деле хохотал как мальчишка.

– Я не понимаю… – сказала Артайнис.

– Ваш отец. Некоторые тролли называли его так.

– Ты пахнешь, как он, – уверенно констатировал Керр. – Как полугном. Но ты больше.

Не уверенная в том, не стала ли она объектом коварной шутки, Артайнис прищурилась.

– Полугном? Мой отец?

Она почувствовала, как к горлу поднимается смех, и, когда Стен кивнул, она чуть не поддалась чувствам. Но вместо этого она коротко задержала воздух. Весь гнев на тролля и его странное поведение был забыт. «Полугном! Превосходно! Я не могу дождаться, когда вернусь домой. Папа всегда отрицает, что я уже на целую ладонь выше него».

Пока она раздумывала над тем, лучше ли будет сразу во время приветствия обратиться к Саргану этой кличкой или мягко шантажировать своим новым знанием, Стен сказал:

– Надеюсь, это не вызовет никаких проблем в семье.

– Нет, – солгала Артайнис и сладко улыбнулась. – Ни в коей мере. Мой отец просто забыл упомянуть эту деталь в своих путевых заметках.

– Мне кажется, что он охотно упускал одну-другую деталь. Он очень… скромный.

Артайнис внезапно осознала, что на нее и воеводу смотрят члены совета, и постаралась взять себя в руки. Ее маленькая месть отцу за поездку – это одно, но демонстрировать чувства в обществе… Она виновато потупила глазки.

– Мой отец действительно может быть очень скромным. Но его первая мысль всегда посвящена благополучию других.

Казалось, будто воевода хочет еще что-то сказать, но Керр опередил его:

– Копье?

– Да, правильно, копье, – согласился с ним Стен, затем снова повернулся к юной дирийке: – У нас есть одна легенда.

Она внимательно выслушала рассказ воеводы. Это была печальная история, в которой дирийцы, с точки зрения влахаков, выступали не в лучшем свете.

Воспоминания о годах захвата империей причиняли влахакам боль. Артайнис часто замечала, что их сердца наполняла труднопостижимая смесь гордости и печали, глубокая меланхолия, пропитанная пылающим чувством собственного достоинства.

Когда Стен закончил, он с надеждой посмотрел на нее. Все присутствующие, включая троллей, по всей видимости, очень надеялись на ее ответ.

Вначале она немного откашлялась и была сама удивлена, насколько сейчас ей тяжело говорить.

– Время, когда Влахкис был провинцией моей родины, любят называть золотым веком. Но не только поэтому, – поспешила уверить она, – а потому что империя тогда значительно увеличила свою территорию и много прекрасных художников и ученых со всех концов мира устремились в Дирию. Я знаю, что когда Влахкис взбунто… я имею в виду, вернул себе свободу, на золотом троне сидел император Аркидес, седьмой по имени.

Если бы Ионнис в этот момент не подмигнул ободряюще, она бы раскраснелась. «Проклятая нервозность».

– Его сын, принц Аркидес, погиб во Влахкисе, и его тело провезли через Соркаты в Колхас. Там он был положен в гроб для торжественного прощания. Его отец был вне себя от горя и велел построить мавзолей для своего любимого сына, который он…

Ее голос замер, пока она откашливалась. Потом она внутренне заставила себя продолжить речь:

– …который он возжелал наполнить костями убийц сына.

Артайнис ожидала криков, ну, как минимум, смятения, но никто не проронил ни слова. Она растерянно запнулась и заморгала, пока Керр не спросил:

– Я не знаю, что такое мавзолей. Но что с копьем?

– Если оно еще существует, то только в том мавзолее. Аркинес, седьмой по имени, не дал священникам богини Агдель провести необходимые ритуалы и передать тело богине. В своем горе он запирался в мавзолее, оставаясь наедине с мертвым сыном. Он никого не подпускал к телу. Священники предрекли ему гнев Агдель и объявили, что император наказан богиней сумасшествием. В любом случае, Золотой Император велел запечатать мавзолей, после того как туда было отнесено все мирское имущество юного принца.

– И? – спросил Натиоле с холодной издевкой в голосе. – Ваша богиня наказала вас и вашего непослушного императора?

Артайнис сердито глянула на него сверху вниз.

– Аркидес, седьмой по имени, так и не оправился от удара судьбы. Он был слабым регентом, примеру Влахкиса последовали и некоторые другие провинции, и в течение нескольких столетий империя продолжала уменьшаться, варвары на границах жаждали золота и крови моей родины. Возможно, это действительно был гнев Агдель, который богиня ниспослала на империю из-за еретика-императора.

– Конечно, об этом не может судить ни один смертный, – миролюбиво вмешался Ионнис.

– По крайней мере ни один смертный, который больше не знает, где его корни, – пробормотал Натиоле, чем вызвал строгий взгляд воеводы.

Артайнис почти неохотно перевела взгляд с принца на крупное существо перед ней. Тролль все еще смотрел на юную дирийку. Его брови сошлись на переносице, словно он раздумывал над важными вопросами. «Для него, наверное, совсем не просто понять человеческую историю», – подумала она.

– Копье на твоей родине? – наконец медленно и осторожно поинтересовался Керр.

Артайнис, раздумывая, склонила голову к плечу.

– Этого я точно не знаю, – честно ответила она. – Но если оно вообще существует, то только там.

– Тогда мы идем туда, – констатировал тролль, и его слова прозвучали непоколебимо, словно это была неоспоримая истина.