Текст книги "Жена двух генералов драконов (СИ)"

Автор книги: Кристина Юраш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 73

Я сидела рядом с Агостоном в его кабинете.

Свет лампы мягко ложился на стены, создавая уют, но в воздухе витало напряжение.

Его рука лежала у меня на коленях, и я чувствовала тепло, которое он пытался скрыть за отстранённостью.

Я осторожно наносила мазь. Доктор Меривезер был прав: зелье подействовало.

Раны начали неохотно затягиваться, давая надежду на полное выздоровление.

Мои пальцы скользили по шрамам, словно по нотам невидимой мелодии. Казалось, что именно так я могла сказать ему: «Спасибо…».

– Вы слишком нежны, – пробормотал Агостон, не глядя на меня. Его голос звучал глухо, словно он пытался скрыть что-то, что тревожило его. – Драконы не нуждаются в такой заботе.

Я усмехнулась, чувствуя, как внутри меня поднимается раздражение.

– А люди, которые заявляют, что не нуждаются в заботе, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, – нуждаются в ней больше всех.

Он взглянул на меня, и его губы тронула слабая улыбка.

Но глаза оставались холодными, словно лёд. В них читалась странная грусть, которая заставляла моё сердце сжиматься.

– Вы сегодня какой-то… не такой, – произнесла я, чувствуя, как внутри меня зарождается тревога. – Что-то не так?

Он вздохнул, отводя взгляд. Его пальцы нервно сжались в кулаки.

– Наверное, я переживаю за вас, – сказал он, стараясь не смотреть мне в глаза. – Если проклятие будет снято, то Анталь сможет вернуться.

– Вы переживаете из-за этого? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко, но твёрдо. Я аккуратно накладывала последний слой мази, стараясь не показать, как сильно меня тронули его слова.

Я чувствовала, как по коже пробежал лёгкий холодок. В воздухе витала напряжённая тишина, и я знала, что если ритуал сработает, то всё изменится. Мне предстоял сложный выбор, которого я так боялась.

– Знаете что… – улыбнулся Агостон, глядя на меня своими глубокими серыми глазами. – Я так и не успел побыть вашим мужем. Странно. Другом был, врагом был, а мужем нет.

– Вы сейчас о чем? – спросила я, завязывая на руке аккуратный бантик.

– О том, что у меня есть последний шанс произвести на вас впечатление, – рассмеялся Агостон, и в его смехе прозвучала едва уловимая грусть. – Поэтому сделайте мне одолжение. Разрешите мне сегодня побыть вашим мужем. Настоящим. Не ширмой для общества, не стражем. Просто мужем.

Я сглотнула. Я понимала, что такого поворота событий я не ожидала. Несмотря на всё, что произошло между нами, я чувствовала, что в его словах есть что-то искреннее.

– Чтобы мы с братом были в равных условиях, – продолжал Агостон, положив здоровую руку поверх моей, словно думая, что от такого предложения я тут же вскочу и убегу. – Тем более что наша строгая блюстительница морали болеет. И то, что будет, останется между нами.

– А что будет? – прошептала я, чувствуя, как у меня от волнения пересохло во рту.

– Всё в рамках приличия, – заметил Агостон, с лёгкой улыбкой глядя на меня. – Это не значит, что я потащу вас в постель! Я понимаю, что это будет слишком большим преимуществом с моей стороны…

Я посмотрела ему в глаза, чувствуя, как моё сердце забилось быстрее. В его взгляде была надежда и затаённая грусть. Я знала, что Агостон хочет, чтобы я приняла его предложение, но понимала, что для меня это будет непросто. Я чувствовала, что за его словами скрывается нечто большее, чем просто желание быть моим мужем.

Глава 74

– И с чего вы хотите начать наш «брак»? – спросила я, чувствуя, как его пальцы едва ощутимо сжимают мои.

Его взгляд, глубокий и проникновенный, словно искал в моих глазах ответ, которого я сама еще не знала.

Я смотрела в его глаза, понимая, что это будет справедливо – или, может быть, это просто что-то внутри меня требовало справедливости.

– Наверное, с того, что вы мне сыграете, – заметил Агостон, поднеся мою руку к своим губам. Его прикосновение было легким, почти невесомым, но оно заставило мое сердце забиться быстрее. – К сожалению, я не смогу вам сыграть.

Я почувствовала, как мои губы дрогнули, а в глазах защипало. Но я встала и направилась в гостиную, не позволяя себе показать слабость.

Сердце подпрыгивало от мысли, что сегодня, за все недолгое время нашего брака, что-то будет иначе. Что-то, что изменит все.

Мы подошли к роялю.

Я начала играть по цифрам, пытаясь сосредоточиться на мелодии, а не на том, что происходит вокруг. И уж тем более не на том, что происходит сейчас в моей душе.

Агостон устроился рядом, его присутствие было почти ощутимым. Он положил здоровую левую руку на клавиши, и я почувствовала, как он слегка улыбается.

– Вы играете только правой, – заметил он, его голос был низким и бархатистым. – А я могу играть только левой… Забавно, не так ли?

Я осторожно заиграла мелодию, чувствуя, как к ней под его пальцами рождается аккомпанемент.

Это было удивительно – комната наполнилась музыкой, словно кто-то невидимый создал симфонию из наших усилий.

Двое людей, два разных мира, подстраиваются друг под друга.

Это было как танец, в котором каждый шаг должен быть точным и своевременным.

Я сначала торопилась, но потом замедлилась, пытаясь подстроиться под его ритм. Агостон, в свою очередь, стал немного поторапливать мелодию, его пальцы скользили по клавишам с легкостью, которая завораживала.

Мы играли вместе.

Мягко.

Тихо.

Как будто боясь разбудить спящую боль.

Я подхватила мелодию, пытаясь не отставать.

Когда я задерживалась на какой-то ноте, он замирал, ожидая меня.

Когда я ошибалась, он мягко подталкивал меня в нужном направлении.

В этот момент я поняла, что уже сделала выбор. Я выбрала этот путь, этот брак, эту жизнь. И, возможно, это было самое важное решение, которое я когда-либо принимала.

Музыка продолжала звучать, наполняя комнату теплом и светом.

Агостон и я, два человека, которые, казалось, никогда не должны были встретиться, теперь играли вместе, создавая нечто большее, чем просто мелодию.

Мы создавали гармонию, которую никто другой не мог бы понять.

Не словами.

Не поступками.

Но сердцем.

Сердцем, которое билось в унисон с его мелодией.

Сердцем, которое больше не билось так при мысли об Антале.

Я посмотрела на Агостона.

Его профиль был высечен из камня, словно древний скульптор придал ему черты, которые могли бы принадлежать герою мифов.

В свете лампы его шрам на ладони казался глубже и темнее, чем я помнила. Он пытался скрыть за сарказмом боль, что разрывала его изнутри, но я видела её, как острый нож, который пронзал моё сердце.

И вдруг я поняла: «Это чувство – не предательство. Это выбор. Это спасение».

С Анталем всё было иначе. Я любила его. Искренне. Глубоко.

Его глаза, полные нежности, его улыбка, что могла растопить даже самые ледяные сердца, его прикосновения, которые заставляли меня трепетать.

Но он ушёл.

Ушёл, оставив меня в темноте, без объяснений, без прощания.

Просто исчез, как утренний туман, растворился в воздухе, оставив после себя лишь пустоту и боль.

Он ушел, и я плакала, пока слезы не высушили мою любовь.

Теперь он был для меня как призрак – знакомый, но недостижимый. Как воспоминание, которое теряет цвет со временем.

Если бы он пришел ко мне сразу, сказал о проклятии, попросил о помощи, всё было бы иначе.

Но он не пришел.

Он оставил меня одну с моей болью, моими слезами, моим горем.

И я похоронила нашу любовь под монотонное тиканье часов, под бархатом задернутых штор, под траурной лентой на портрете.

А Агостон… Он остался. Он выдержал мою ненависть. Он терпел мою боль. Он защищал меня, даже когда я пыталась его убить. И сейчас, сидя рядом с ним у рояля, я чувствовала то, чего давно не чувствовала:

– Простите, – послышался голос дворецкого. – Что прерываю вас. Но вы просили сказать, когда все будет готово. Так вот. Все готово!

– Харгривз, – Агостон вдруг повернулся к дворецкому, который стоял в дверях. – Вы выполнили все мои распоряжения?

– Да, господин, – ответил дворецкий, протягивая ему список. – Всё собрано, как вы просили.

Агостон пробежал глазами по бумаге.

Его пальцы слегка дрогнули, но он тут же спрятал руку со списком в карман.

– Благодарю, – сказал он. – Можете идти.

Когда Харгривз ушел, Агостон посмотрел на меня.

В его глазах читалось что-то, что я не могла понять. Что-то похожее на прощание.

– Так. На всякий случай. Я рад, что ты была в моей жизни, – произнес Агостон, глядя на меня. – Рад, что ты была ее смыслом.

Он наклонился ко мне.

Сначала я подумала, что он хочет сказать что-то на ухо.

Но вместо этого его губы коснулись моих.

Глава 75

Это был не поцелуй.

Это был взрыв.

Не громкий, не яркий, но такой мощный, что земля словно ушла из-под ног.

Воздух вокруг казался густым и вязким, как смола, и я не могла сделать ни единого вдоха.

Его рука коснулась моего лица, как будто он боялся сломать что-то хрупкое.

Пальцы были нежными, но в них чувствовалась такая сила, что я замерла, не в силах пошевелиться.

Его дыхание смешалось с моим, и в этот момент я осознала: это то, чего я ждала всю свою жизнь.

Почему-то именно сейчас, именно с ним, именно так.

Его губы были мягкими, но в их прикосновении было столько страсти и нежности, что я растворилась в этом мгновении.

Время словно остановилось, и весь мир исчез, оставив нас двоих наедине.

Когда он наконец отстранился, я почувствовала, как будто из меня выбили весь воздух. Дыхание сбилось, мысли путались, и я не могла понять, что только что произошло. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и я не знала, что делать дальше.

Всё вокруг казалось нереальным, словно я попала в сон.

– Простите, – прошептал Агостон, его голос дрожал, как и я сама. Он смотрел на меня, но глаза его были полны тени, словно он скрывал что-то важное.

– Почему? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. Мои руки все еще дрожали, а сердце билось так, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Он вздохнул, его взгляд стал еще более глубоким и загадочным.

– Потому что… – начал он, но вдруг замолчал, будто слова застряли у него в горле. В его глазах мелькнуло что-то, что я не могла понять, но что-то, что заставило мое сердце сжаться. – Потому что я не имею права.

Он встал, его движения были быстрыми и резкими, как будто он пытался убежать от самого себя. Он направился к двери, но на пороге остановился. Его спина была напряжена, а плечи слегка дрожали.

– Я не знаю, когда вернусь, – сказал он с усмешкой. – Я уеду к брату. Иначе он там без меня что-то по-любому наколдует. Не знаю, сколько времени займет ритуал, но чувствую, придется повозиться всю ночь.

И с этими словами он вышел, оставив меня одну в комнате.

Его шаги эхом разнеслись по коридору, а затем затихли.

Он забрал с собой не только слова, но и все те чувства, которые я только что испытала.

Я направилась к его кабинету, чувствуя, как каждый шаг отдается в сердце.

Дверь тихо скрипнула, и я вошла в полумрак комнаты, где воздух был насыщен запахом старых книг и чернил.

Сердце колотилось быстрее, когда я приблизилась к столу, за которым он сидел. В большом кожаном кресле, казалось, еще ощущалось его тепло, и я осторожно села, стараясь не потревожить тишину.

Мои пальцы нежно скользнули по обложке его дневника, лежащего в углу, как забытый свидетель его тайн.

Я почувствовала легкое покалывание в ладонях, словно дневник хранил в себе энергию его мыслей и чувств.

Я хотела открыть его, узнать, что скрывается за этими страницами, но вдруг остановилась.

Некоторые тайны, как я поняла, лучше узнать из уст того, кто их хранит.

Я медленно поднялась и подошла к окну.

В комнате царил мягкий свет, проникающий сквозь тяжелые шторы, создавая причудливые узоры на полу.

Я выглянула наружу и увидела сад, который был свидетелем многих наших встреч.

В углу сада стоял старый фонарь, под которым я оставляла свои записки.

Я помнила, как ждала там призрака любимого мужа, надеясь, что он прочитает их и поймет, как сильно я его люблю.

Теперь я знала: призраки существуют.

Они не те, кто бродит в тумане, их не увидеть глазами, но они ощущаются кожей, холодят душу и напоминают о том, что давно ушло.

Настоящий призрак – это прошлое, которое не отпускает, словно невидимая цепь, тянущая обратно в ту реальность, где всё было иначе.

Любовь, которая уже не горит так ярко, как раньше, а тлеет слабым огоньком, оставляя пепел воспоминаний.

Сердце, которое медленно, но верно забывает, заменяя боль привычкой и спокойствием.

Я хотела сказать Анталю:

«Ты мне дорог. Но не настолько, чтобы я осталась с тобой. Если ты поставишь условие – я не разведусь. Я хочу остаться женой Агостона».

Эти слова были для меня как нож в сердце.

Как можно признаться, что твоё сердце предало тебя, что ты больше не любишь того, кого когда-то обожала?

Как объяснить, что любовь, которая казалась вечной, теперь кажется призраком.

Я не знала, как сказать Анталю о своих чувствах.

Как признаться, что моя любовь к нему угасла, что моё сердце принадлежит другому? Я боялась его реакции, боялась, что он не поймёт меня, что он будет обижен и разочарован.

Но больше всего я боялась, что он не отпустит меня, что он не сможет принять мою правду.

В этот момент я поняла, что любовь – это не только радость и счастье, но и боль, и разочарование.

Любовь – это выбор, который мы делаем каждый день, каждый миг.

И иногда этот выбор оказывается самым сложным и мучительным.

– Мадам, – Харгривз появился в дверях, прерывая мои мысли. – Это пришло из академии. С пометкой «срочно».

Он протянул мне конверт. Я взяла его дрожащими руками.

Разорвала печать.

Прочитала первые строки.

И в этот момент мир перед глазами покачнулся.

Глава 76

Я прочитала письмо, потом прочитала его еще раз.

Господин генерал!

Как я вам уже писал ранее, проклятие, наложенное на носителя, может быть снято только через жертву. Но не жертву носителя, а жертву того, кто любит его. Тот, кто любит, должен пожертвовать собой, чтобы снять проклятие. Я упоминал о том, что любовь не обязательно должна быть страстной и романтичной. Это может быть и родственная любовь. Так вот, мне удалось раздобыть недостающий том. Не спрашивайте, как я это сделал, но в нем есть отдельные пояснения. Так вот, любовь можно заменить симпатией. Добротной симпатией. Были случаи, когда заменяли любовь симпатией или влюбленностью. На всякий случай напоминаю, что человеческие жертвоприношения запрещены законом. С уважением, ректор Академии Магии Абсалом Финчер.

Письмо выпало из рук.

Я стояла, словно прикованная к месту, и смотрела на закрытую дверь, за которой исчез Агостон.

Его силуэт ещё стоял перед глазами, такой живой, такой реальный, и вдруг всё стало так ясно.

Я знала, что произошло, хотя он ничего не сказал. Его прощальный взгляд, тихий, но полный боли, всё сказал за него.

Он собирался умереть.

За своего брата.

За меня.

Письмо лежало на полу, как на приговор.

Каждое слово врезалось в сознание, как нож: 'Тот, кто любит, должен пожертвовать собой…"

Мое сердце заколотилось так, что, казалось, разорвет грудную клетку.

Я не могла дышать.

Не могла думать.

Не могла стоять на месте.

Я не могла дышать, не могла думать, не могла стоять на месте. Всё, что я могла делать, это кричать.

– Харгривз! – мой голос сорвался на крик, когда я бросилась к двери. – Карету! Срочно! Готовьте карету!

Я бежала по коридорам, не обращая внимания на слуг, которые с удивлением смотрели мне вслед. В голове была только одна мысль: я должна успеть. Должна спасти его. Должна сделать хоть что-то, чтобы остановить этот ужас.

Мир вокруг размылся,

оставив только одну мысль:

Он умрет.

Я не успею.

Я потеряю его.

Когда я выбежала во двор, моя грудь тяжело вздымалась, а в глазах читался страх. Карета уже стояла, ожидая меня. Кучер, седой мужчина с глубокими морщинами на лице, выглядел обеспокоенным. Он поправлял упряжь, его движения были точными, но в них чувствовалась тревога.

– Мисс, что случилось? – спросил он тихо, но настойчиво.

Я не могла ответить. Слова застряли в горле, а сердце билось так сильно, что, казалось, готово выпрыгнуть из груди. Я лишь схватилась за край кареты, пытаясь удержаться на ногах, и, задыхаясь, прошептала:

– Вперёд! Мы должны успеть!

Кучер нахмурился, его взгляд стал более тревожным. Он явно не понимал, что происходит, но не стал спорить.

– Мадам, прошу вас, успокойтесь, – сказал Харгривз, подбегая ко мне. Его лицо было бледным, а руки дрожали. – Дайте время подготовить карету как следует.

Я посмотрела на него с яростью, не веря своим ушам.

– Нет времени! – крикнула я ему в лицо. – К старому поместью! Немедленно!

Кучер и Харгривз обменялись взглядами, но никто не посмел ослушаться. Кучер хлестнул лошадей, и карета тронулась с места, набирая скорость.

Внутри кареты было душно, но я не замечала этого. Моё сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвётся. Каждая секунда тянулась, как вечность, каждая миля казалась бесконечной. Я знала, что если не успею, если Агостон умрёт, я не смогу жить дальше.

Не после того, как я наконец-то обрела его. Не после того, как он поцеловал меня, словно прощаясь. Не после того, как я поняла, что он. И только он. Может, это еще не та любовь, о которой говорят. Но я знала одно. Сейчас он для меня все! И я не позволю ему провести этот ритуал!

Если успею.

Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но слёзы всё равно текли по моим щекам. Я знала, что время уходит, и что каждая минута может стать последней. Но я не могла позволить себе сдаться. Я должна была успеть.

Карета мчалась сквозь ночь, как пуля, разрезая тишину и оставляя за собой лишь эхо собственных колес.

Каждый поворот заносил нас, словно к краю пропасти, и я чувствовала, как мое сердце замирает в груди. Страх, который раньше сковывал меня, теперь уступил место панике. Я не могла дышать, не могла думать. Все, что я ощущала, – это боль, разрывающую мою грудь, как будто кто-то сжимал мое сердце стальной рукой.

Я сложила руки на коленях, закрыла глаза и начала молиться. Не громко, не отчаянно. Тихо, словно боялась, что боги не услышат. Или, что еще хуже, услышат и не ответят.

– Пожалуйста, – шептала я, чувствуя, как слезы катятся по моим щекам. – Пусть я успею. Пусть я успею. Только не это. Только не его смерть. Я не переживу этого. Не после того, как потеряла Анталя. Не после того, как думала, что потеряла его. Не после того, как он стал для меня всем.

Если бы я только знала раньше. Если бы я только сказала ему раньше. Если бы я только поцеловала его первой. Если бы я только обняла его, как тогда, у рояля. Если бы я только дала ему понять, что он нужен. Может, он передумал бы. Может, он остался бы. Может, все было бы иначе.

Эти бесконечные «если» крутились в голове, рисуя картину будущего, которого не будет.

И теперь, мчась сквозь ночь, я поняла: его смерть будет для меня хуже, чем смерть Анталя.

С Анталем было больно.

С Анталем было горько.

Но с Агостоном…

С Агостоном было как дома.

Как впервые за долгое время.

Как будто я наконец-то нашла то, что искала.

И теперь я могла потерять это.

Сейчас.

Сразу после того, как обрела.

Карета ворвалась во двор старого поместья, разбрасывая пыль и листья. Я выскочила из неё прежде, чем экипаж остановился, и бросилась к массивной двери. Сердце колотилось в груди, как птица в клетке, а дыхание сбивалось от волнения и тревоги.

Дверь была заперта.

Конечно, она была заперта!

Я не должна была надеяться на чудо, но почему-то всё же позволила себе верить, что всё будет иначе. Что этот старинный дом, окружённый вековыми деревьями и густым туманом, откроет мне свои тайны и позволит войти.

– Откройте! – закричала я, колотя в тяжёлую дубовую дверь кулаками. – Откройте немедленно!

Глава 77

Звук моего голоса эхом разнесся по пустому двору, словно жалобный стон, потерявшийся в гуле ветра.

Но ответа не последовало, лишь тишина давила на уши, как тяжелый груз.

Ветер завывал, словно предупреждая меня о тщетности всех моих усилий, о неизбежности того, что должно было случиться.

Я стояла, прижавшись спиной к двери, и чувствовала, как отчаяние медленно, но верно заполняет меня, вытесняя хрупкую надежду, которая еще теплилась в сердце.

Внезапно я услышала торопливые шаги. Кучер спрыгнул с козел и подбежал ко мне, его лицо было напряжено, а дыхание сбивчиво.

– Мадам! В сторону! – хрипло крикнул он.

Я отпрянула, и его плечо ударилось о дверь, но та не поддалась, словно была заколдована.

– Еще раз! – крикнула я, чувствуя, как сердце разрывается на части. – Еще!

Кучер выдохнул и снова ударил, с такой силой, что дверь затрещала. Но она оставалась неподвижной.

Я в панике посмотрела на окна, намереваясь залезть внутрь, но мысль, что я могла ошибиться, что это не то поместье, заставила меня похолодеть.

Что, если меня нарочно ввели в заблуждение, чтобы я не помешала?

Что, если я уже опоздала?

Кучер ударил снова.

И снова.

С каждым ударом я чувствовала, как время ускользает сквозь пальцы, как песок в песочных часах. С каждым ударом передо мной вставал образ Агостона, лежащего на полу, его жизнь, вытекающая вместе с последним вздохом.

Его глаза, полные боли и отчаяния, его губы, шепчущие мое имя.

– Еще! – закричала я, уже не своим голосом, а каким-то хриплым, надломленным. – Еще!

Наконец дверь треснула и с оглушительным грохотом вылетела из петель.

Я бросилась внутрь, спотыкаясь о разбитые доски и хрустя осколками стекла. Воздух был холодным и затхлым, как в склепе.

Поместье казалось мертвым.

Темным, разрушенным, словно оно было свидетелем бесконечных трагедий.

Тишина давила на меня, как невидимая рука, и я бежала по коридору, выкрикивая имя Агостона, но ответа не было.

Только эхо моих шагов, как призраки прошлого, сопровождало меня, напоминая о том, что здесь происходило.

В конце коридора я увидела свет – слабый, мерцающий, как огонек надежды в бездне отчаяния. Это была свеча или факел, и я знала, что он там.

Что он умирает.

Я бросилась туда, уже зная, что опоздала.

Уже зная, что он мертв.

Уже зная, что я потеряла его.

Навсегда.

Я ворвалась в дверь, едва не споткнувшись о груду разбитых досок.

Они громко хрустнули под моими ногами, как сухие кости.

В воздухе висел запах сырости и пыли, а в ушах стоял оглушительный шум моего бешено колотящегося сердца.

Оно билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвет мою грудь, как тонкая бумага.

Легкие горели огнем, но я заставила себя двигаться вперед, не обращая внимания на боль и страх.

И тогда я увидела.

В центре помещения, освещенный мерцающим тусклым светом свечей, был начертан огромный ритуальный круг.

Он выглядел как зловещий символ, вырезанный в самом сердце тьмы.

Внутри круга, с поднятыми руками, стоял Агостон.

Его лицо было бледным, но в глазах горел решительный огонь.

Я не могла понять, что он делает, но одно было ясно: это не сулило ничего хорошего!

Его лицо было бледным, но решительным. Руки, даже больная, были подняты, готовые начать ритуал.

Рядом с Агостоном, привязанный к грубому деревянному столбу магическими путами, стоял Анталь.

Его руки были скованы, а глаза полны отчаяния.

Он извивался, пытаясь освободиться, но путы держали крепко.

Его голос дрожал, когда он закричал:

– Элис! Элис! Скажи ему, чтобы он этого не делал! Скажи ему, чтобы он остановился! У меня нет никого дороже брата! Я не приму эту жертву!

Его слова разрывали мне сердце.

Я бросилась к Агостону, обняла его так крепко, как только могла. Мои пальцы впились в его плечи, словно я пыталась удержать его от падения в бездну. В этот момент я чувствовала, что если отпущу его, то потеряю навсегда.

– Я не позволю! – закричала я, чувствуя, как слезы текут по моим щекам. – Я не позволю тебе умереть ради него! Я что? Для этого лечила тебе руку? Чтобы ты провел ритуал? Да если бы я знала, то я бы… я бы… Сломала ее тебе в трех местах!

Я начала осторожно стирать ногой линии ритуального круга. Я знала, что если удастся разорвать узор, то ритуал не состоится.

Быть может, это даст мне шанс убедить Агостона отказаться от своей безумной затеи.

Я-то знаю упрямство драконов.

Агостон обернулся. Его глаза – не серые. Чёрные. Как ночь. В них читалась боль, которую он пытался скрыть за сарказмом.

– Мадам, вы немного мешаете, – сказал он. – Не могли бы вы поплакать в сторонке, а потом обнять мое бездыханное тело. Разрешаю ходить на мою могилу раз в неделю. Если что, я не люблю цветы. И памятника тоже не надо. Просто все заровнять, как плац. Будет достаточно! Можете первенца назвать в честь меня, если не боитесь, что он разнесет дом и научится хамить раньше, чем разговаривать!