Текст книги "Жена двух генералов драконов (СИ)"
Автор книги: Кристина Юраш
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 58
Эта мысль пронзила меня, как раскат грома среди ясного неба. Само осознание, что Агостон был мне небезразличен с самого начала, заставило меня тяжело задышать. Именно поэтому я так остро и больно восприняла его «предательство». Для меня он всегда был чем-то сродни недостижимого идеала. Мне казалось, что он не способен на подлость или предательство. Поэтому новость о том, что он не спас брата, вызвала у меня двойную боль.
Я понимала, что на войне всякое могло случиться. И обвинять живых в том, что они живы, а мертвых в том, что они мертвы, нельзя. Но я понимала, что будь я на его месте, я бы бросила все силы, чтобы спасти. И мне было бы плевать на все! Мне было бы все равно, что обо мне скажут!
Для меня семья важнее всего. И если бы у меня был брат, которого я любила бы. Я бы костьми легла, чтобы вытащить его. Это лучше, чем под грохот праздничного салюта, под крики: «Ура! Победа!» стоять над могилой.
И я была уверена, что Агостон предпочел честь и победу жизни брата. Но сейчас я понимала, что это не так. И мне было ужасно стыдно за то, что я делала, за то, как я себя вела…
Правда была неожиданной, но в то же время неизбежной. Я была уверена в своих действиях, но теперь мне стало ясно, что я пересекла невидимую черту и пора обратно.
В нем было что-то, что заставляло меня обращать на него внимание. Это было не просто его присутствие, а что-то более глубокое и тревожное. Его взгляд, холодный и отстраненный, но в то же время пронзительный, проникал в самую суть. В его сарказме скрывалась горечь, которую он пытался скрыть за маской безразличия. Его боль, тщательно скрываемая за маской уверенности, была очевидна для меня.
Я не могла отвести от него глаз. В его движениях, в его словах, в его молчании было что-то, что притягивало меня, словно магнит. Я чувствовала, что между нами возникла невидимая связь, которая была сильнее, чем мы могли себе представить.
Утром я спустилась к завтраку, надеясь, что рассвет принесет с собой облегчение.
Но свет, проникающий сквозь тяжелые шторы, не смог разогнать тени, засевшие в моей душе. Тревога, которая терзала меня всю ночь, не исчезла. Напротив, она стала еще сильнее, как будто утренний свет только подчеркнул ее присутствие.
– Доброе утро, дорогая, – тетушка Маргарет посмотрела на меня с осуждением. – Вы выглядите ужасно. Бессонница?
– Да, – пробормотала я, садясь за стол. – Что-то не спалось.
Место Агостона пустовало. И меня это тревожило. Но спросить я пока не решалась.
– О, боги, – начала она, поправляя свой вечный черный наряд и зонтик на коленях, – какое ужасное поведение вчера на балу! Я думала – крыша слетит от стыда! Я думала – дом рухнет от позора! Я думала – мы все погибнем от такого неподобающего поведения! И, конечно, всё это – после такой свадьбы!
– Вы слишком строги, тётушка, – заметил он, наливая себе кофе. – Вчерашний вечер был не так уж плох.
– Не так уж плох⁈ – взвизгнула тётушка, поднимая зонтик как знамя. – Она флиртовала с офицером! На глазах всего бала! На глазах своего мужа! Это недопустимо! Вдова не имеет права так себя вести! Я ношу траур уже двадцать пять лет! И я знаю, как нужно вести себя вдове!
– Ах да, – усмехнулся доктор, – ваш муж умер через неделю после свадьбы, и вы с тех пор носите траур. Но, возможно, Элис имеет право жить?
– Жить? – переспросила тётушка, как будто это было самое страшное слово в мире. – Она должна скорбеть! Должна помнить! Должна страдать! Это долг вдовы перед памятью умершего!
Доктор Меривезер посмотрел на меня, и его взгляд был таким же проницательным, как тогда, когда он говорил Агостону:
«Душа болит у неё. Физически она здорова, но душевные дела – всё хуже и хуже. Её подтачивает боль. Каждый день – как удар. Каждая мысль – как нож».
– Мадам, – тихо, но уверенно произнёс он, – вы не видите, что происходит с Элис. Это не флирт. Это не позор. Это – пробуждение. После двух месяцев мёртвой тишины, после того, как она перестала есть, перестала спать, перестала жить… Вчера она впервые за долгое время почувствовала, что она – живая.
– Чушь! – воскликнула тётушка. – Она оскорбляет память своего мужа! Как можно танцевать с другим мужчиной, когда твой супруг лежит в могиле⁈
– Ее нынешний супруг жив. Не надо хоронить его раньше времени! – усмехнулся доктор, глядя прямо на меня. – Если танец с офицером вернул её к жизни, то, возможно, это как раз то, что ей нужно.
Я подняла глаза, чувствуя, как сердце колотится. А где он? Где Агостон.
– Но так нельзя! – настаивала тётушка. – Она должна скорбеть! Должна помнить! Должна страдать!
– Страдание не делает человека лучше, – возразил доктор. – Оно только убивает. И если Элис хочет жить, то кто мы такие, чтобы её останавливать?
– Я её тётушка! – возмущённо заявила женщина. – Я должна следить за её репутацией!
– А я её доктор, – парировал доктор. – И я должен следить за её здоровьем. И поверьте, здоровье важнее репутации.
Тётушка побагровела, но не нашла, что ответить. Она повернулась ко мне, ожидая поддержки, но я молчала. Впервые за всё это время я чувствовала, что кто-то действительно понимает меня.
– Но как можно забыть своего мужа? – прошептала тётушка. Я видела, как она превратилась в сплошную нервную клетку.
– Не забыть, – ответил доктор. – Вспомнить, что жизнь продолжается. Даже после его смерти. Знаете, мы с вами очень разные. Вам нравится смерть, вы романтизируете ее! А я вот люблю жизнь. Я борюсь за чужие жизни каждый день… И смерть для меня – враг, которого я должен отбросить подальше.
– Вы не знаете, где Агостон? – спросила я, наконец-то набравшись храбрости.
– К сожалению, нет, – ответил доктор. – Он должен был зайти ко мне с утра, но так и не зашел.
– И ты еще удивляешься? – произнесла тётушка. – После того, что ты вчера натворила, я бы на месте твоего нынешнего супруга перестала бы с тобой разговаривать! Я уверена, не спустившись на завтрак, он выказывает тебе свое презрение!
– А ко мне он тоже выказывает презрение, раз он ко мне не зашел? – спросил доктор. – Знаете, мадам. Я был хорошим доктором. И не танцевал на балу с офицерами!
Глава 59
Сердце было не на месте. Я понимала, что предчувствие меня не обмануло. Что-то случилось! Теперь я не могла усидеть на месте, поглядывая в сторону двери.
Только я решила встать и направиться на поиски Агостона, как дверь открылась, и я увидела его на пороге.
Внезапно дверь открылась.
И он вошел.
Агостон.
Но не тот Агостон, которого я знала.
Он был бледным.
Его шаги были медленными, словно каждый шаг давался с трудом.
Но больше всего меня поразила его правая рука. Она была перемотана бинтом от запястья до локтя, и сквозь ткань проступали тёмные пятна, напоминающие следы крови.
Я почувствовала, как сердце сжалось в груди.
Что-то случилось.
Что-то серьёзное.
– Доброе утро, мадам, – сказал он, наконец садясь напротив меня. Его голос звучал слабо, но в нём всё ещё угадывалась привычная насмешливость. – Вы выглядите так, будто увидели призрака.
Я смотрела на него, не зная, что сказать. Его лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени, а взгляд казался пустым и отстранённым. Он выглядел так, будто видел что-то, чего не видел никто вокруг.
– Агостон, что с тобой произошло? – выпалила я, не в силах сдержать тревогу. В моём голосе звучала смесь страха и беспокойства, и я не могла скрыть это.
Он пожал плечами, и я заметила, как его пальцы дрожат. Это было так не похоже на него – всегда уверенного, всегда готового подшутить. Сейчас он казался уязвимым, и это пугало меня больше всего.
– Небольшая неприятность, – ответил он, стараясь говорить беззаботно, но я видела, как он старается скрыть боль. Его голос звучал неестественно, будто он пытался убедить себя самого, что всё в порядке. – Если кому-то нужно передать приветы на тот свет родственникам, обращайтесь. Сегодня я там почти побывал.
Агостон усмехнулся, но эта усмешка была горькой, лишённой прежней лёгкости. Его глаза блеснули на мгновение, но затем снова погрузились в пустоту.
– Вы… вы живы, – прошептала я, не веря своим ушам. Слова вырвались сами собой, как будто я не могла их удержать.
– Как видите, – ответил он, но его улыбка не коснулась глаз. В его взгляде было что-то, что заставляло меня чувствовать себя ещё более тревожно. – Хотя, возможно, это временно.
– Что с вашей рукой? – спросила я, не в силах отвести взгляд от бинта.
– Пустяки! – заметил Агостон, но я понимала, что это не пустяки! Я была замужем за драконом, если что! И знала, что раны на нем заживают со скоростью звука. Мелкие порезы затягиваются за считанные минуты. И то, что я сейчас видела, это не мелкий порез.
Агостон ел. Он ел левой рукой, пока я смотрела на правую.
Мои глаза скользили то по тетушке, то по доктору. Но все молчали.
– Давайте я осмотрю после завтрака, – заметил доктор Меривезер.
– Не стоит! – заметил Агостон, нахмурив брови. – Само как-нибудь заживет.
Завтрак закончился, а Агостон направился в кабинет. Я бросилась за ним так быстро, как только могла. Дверь кабинета едва ли не закрылась перед моим носом, но я ее удержала.
– Что с вашей рукой? – спросила я, не в силах отвести взгляд от бинта.
– Заклинания, которые использует мой брат, – ответил он с сарказмом, – иногда нужно проверять. Под словом «иногда» я имею в виду «всегда»!
– Я немного не поняла, – прошептала я, закрывая за собой дверь. О, боже! Как меня пугала эта рука. Чтобы такие раны! У дракона!
– Скажем так, – усмехнулся Агостон. – Ваш дорогой муж так хотел увидеться с вами, что решил укрепить заклинания на перчатках. Нашел какой-то древний ритуал на исмерийском. Но я подумал, что для начала неплохо было бы испытать прикосновение на мне. Скажем так, результат меня не порадовал.
Он усмехнулся, а я смотрела на его руку, словно загипнотизированная.
Он сделал это ради меня.
И эти слова болью отдались внутри.
А что было бы со мной, если бы прикоснулась я?
Ничего хорошего! Познакомилась бы с чудесным дядюшкой Джорджем Мэрион Вестли, покойным мужем тетушки Маргарет.
– Но почему вы не сказали? – спросила я, чувствуя, как внутри меня поднимается волна тревоги. – Почему не попросили помощи?
– Потому что мне не нужна помощь, – ответил он, но его голос дрогнул. – Это всего лишь царапины. У драконов раны заживают быстро.
– Но они не заживают, – сказала я, и в моем голосе прозвучала не нотка жалости, а уверенность. – Я вижу. Они не заживают так, как должны.
– А с каких пор вас, дорогая моя, стало тревожить мое самочувствие? – спросил Агостон.
Он усмехнулся, но улыбка была вымученной.
– Давайте я посмотрю, – сказала я, протягивая руку. – Возможно, я смогу помочь.
– Мадам, я пугаюсь вашей заботы, – заметил он, глядя мне в глаза.
– Позвольте мне посмотреть, – повторила я твёрдо, и в моём голосе прозвучала не просьба, а приказ.
– Пожалуйста, – добавила я, стараясь смягчить тон, но не отступая от своей решимости.
Я не могла больше терпеть неизвестность. Я чувствовала, что должна увидеть всё своими глазами, чтобы наконец-то понять, что же произошло.
– Я же попросила прощения за то, что сделала… И за то, что наговорила… Вы не убийца. Вы герой.
Агостон смотрел на меня долго, словно пытаясь прочитать мои мысли. Его взгляд был полон сомнений и боли, но в нём также проскальзывала благодарность за то, что я не отвернулась от него. Наконец, он кивнул, и в этом движении было столько всего: усталость, смирение и что-то похожее на уважение.
Я подошла ближе, стараясь не выдать дрожь в руках.
Осторожно, словно боялась, что любое резкое движение может причинить ему боль, я начала разматывать бинты.
Каждый слой ткани я снимала медленно, с трепетом, который не могла скрыть.
Эти мгновения я чувствовала, как моё сердце сжимается от страха и сострадания.
Что же я увижу?
Смогу ли я выдержать это?
Но когда бинт упал на пол,
я едва сдержала крик.
Глава 60
Когда последний слой бинта упал на пол, я едва сдержала крик. Передо мной открылась рана, глубокая и кровоточащая. Кровь медленно стекала по коже, оставляя за собой алый след. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но я не могла отвести взгляд. Я должна была увидеть всё до конца.
Он тихо застонал, и в этом звуке было столько страдания, что моё сердце сжалось ещё сильнее. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, но я не позволила им пролиться. Я должна быть сильной. Я должна помочь ему.
– Всё будет хорошо, – прошептала я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. – Я здесь, и я не оставлю тебя.
Его рука была покрыта глубокими ранами, которые едва начали затягиваться.
Черные шрамы пересекали кожу, словно кто-то провел по ней раскаленным железом.
У дракона такие раны должны были зажить за несколько часов.
А здесь…
Здесь было видно, что заживать это не собирается!
– Что это? – прошептала я, словно боясь нарушить тишину. Мои глаза, полные тревоги, не могли оторваться от странного рисунка на его коже.
– Проклятие, – коротко ответил он, глядя на меня с усталой решимостью. – То самое. Оно не позволяет ранам заживать. И если бы я был человеком, то вы бы уже овдовели… Мы уже это проходили…
Агостон показал шрам на ладони.
Я вздрогнула, словно ледяной ветер пробежал по моей спине. Внутри меня зародилось чувство беспомощности, смешанное с яростью. Я развернулась к двери, готовая бежать за помощью.
– Не стоит, – произнес Агостон, его голос звучал мягко, но в нем проскользнула нотка предостережения. – Это пройдет само. Я не хочу, чтобы доктор о чем-то догадался!
– Но мы же можем не говорить ему правду? – произнесла я дрожащим голосом. – Мы можем свалить все на… на какой-нибудь семейный артефакт! Поверьте, даже если доктор Меривезер о чем-то догадается, он не станет выносить это на всеобщее обсуждение. Я ручаюсь за него! Так что я сейчас его позову. Пусть он осмотрит раны. Быть может, у него есть что-то, что ускорит заживление…
– Ты заботишься обо мне потому, что чувствуешь себя виноватой? – спросил Агостон, ревностно оберегая руку.
– И да, и… нет… Не задавайте мне эти вопросы! – вспылила я, но тут же устыдилась своего порыва. – Я просто… не хочу, чтобы вам было больно. Вот и все!
Я остановилась, обернулась и посмотрела ему в глаза. В них я увидела смесь боли и упрямой решимости.
– Может, само пройдет? – спросил Агостон.
– Нет, – сказала я твердо, не отводя глаз. – Не пройдет. Я сама в этом убедилась.
С этими словами я бросилась к двери, готовая искать помощи у доктора.
Когда мы вернулись в комнату, Агостон сидел за столом, на котором лежали стопки бумаг. Его взгляд был устремлен на них, но я знала, что он притворяется, что читает. Его правая рука, покрытая странными символами, лежала на столе, словно чужая, будто она принадлежала кому-то другому.
– Раны очень серьезные, – поправил очки доктор, присматриваясь.
Его взгляд был полон сочувствия, но в нем также читалась осторожность.
Я стояла рядом, чувствуя, как мое дыхание становится неровным. Внутри меня бушевала буря эмоций: страх, беспокойство, но в то же время и решимость.
– Я посмотрю, что у меня есть, – заметил доктор Меривезер.
Доктор Меривезер поставил на стол свой старый, потертый саквояж и начал доставать из него склянки и инструменты. Его движения были точными и уверенными, но я видела, что он тоже нервничает. Он знал, что это будет нелегко, и что от его действий зависит многое.
– Что нужно делать? – спросила я, чувствуя нетерпение.
– Мазать это три раза в день, – ответил доктор, передавая мне склянку с зеленоватой жидкостью. – И не допускать, чтобы раны загрязнялись.
Я кивнула, стараясь не показать, как сильно бьется мое сердце. Я взяла склянку, чувствуя, как ее прохладная поверхность обжигает мои пальцы.
Внутри меня все сжалось от волнения, но я не собиралась отступать. Я знала, что это мой путь, мой шанс искупить вину.
Агостон, стоявший рядом, вдруг вмешался. Его голос был резким, почти командным.
– Я сам справлюсь, – сказал он, глядя на меня с вызовом. – Не нужно тебе в это лезть.
Я посмотрела на него, чувствуя, как внутри меня поднимается волна гнева. Как он не понимает? Как он не видит, что это мой шанс? Мой единственный шанс исправить то, что я натворила.
– Нет, – сказала я, забирая склянку у доктора. – Я буду этим заниматься.
Агостон посмотрел на меня, и в его глазах я увидела смесь удивления и раздражения. Он явно не понимал, почему я так настаиваю. Но я не собиралась объяснять. Я просто знала, что это – мой путь.
– Ты уверена? – спросил он, его голос был полон сомнения.
– Да, – ответила я, не отводя взгляда. – Я уверена.
Доктор Меривезер наблюдал за нами, его лицо было непроницаемым. Он понимал, что происходит что-то большее, чем просто лечение ран.
Но он не вмешивался, давая нам самим разобраться.
И тут я чуть не выронила склянку. Откуда-то сверху послышался пронзительный, захлебывающийся ужасом крик тетушки Маргарет.
Глава 61
– О боже! О боже мой! – доносилось сверху, из библиотеки.
Мы замерли, словно пораженные молнией. Даже Агостон, всегда такой невозмутимый и хладнокровный, побледнел, его лицо исказилось от тревоги.
– Это тетушка Маргарет! – воскликнула я, вскакивая.
Не теряя ни секунды, мы бросились к библиотеке. Доктор бежал впереди, его шаги были быстрыми и решительными. Агостон, несмотря на свою перевязанную руку, держался рядом, его лицо выражало смесь страха и решимости. Я едва поспевала за ними, задыхаясь от волнения и тревоги.
Когда мы ворвались в библиотеку, перед нами предстала ужасающая сцена.
Тетушка Маргарет лежала у стеллажа с магическими книгами. Ее лицо было белым как мел, губы посинели от холода или страха, а тело сотрясала мелкая дрожь. Она судорожно хватала воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Рядом с ней лежал ее траурный зонтик.
– Призрак! – прошептала она пересохшими губами, ее голос был хриплым и прерывистым. – Я видела призрака! Призрака Анталя! Я видела его своими глазами! О, боги!
Я замерла, словно окаменев. Слова тетушки обрушились на меня, как холодный поток воды. Сердце заколотилось в груди, и я почувствовала, как страх сковывает меня изнутри.
– Что вы говорите, тетушка? – спросила я, опускаясь на колени рядом с ней. Мой голос дрожал, но я старалась говорить спокойно и уверенно.
– Он стоял там… у стеллажа… – тетушка Маргарет показала дрожащей рукой в дальний угол комнаты. Ее пальцы тряслись, а глаза были полны ужаса. – С книгой в руках… такой молодой… такой красивый… О, как он похож на него!
Агостон резко выдохнул и повернулся к нам. Его лицо было напряженным, а в глазах читалось раздражение.
– Призраков не существует, – произнес он холодно, его голос звучал резко и категорично. – Это игра воображения, вызванная старостью и страхом.
Но тетушка Маргарет не собиралась успокаиваться. Она подняла голову, и в ее глазах вспыхнул огонь, который я никогда раньше не видела.
– Не смейте так говорить! – закричала она, и в ее голосе прозвучала необычная для нее сила. – Я своими глазами видела! Увидеть призрака – к близкой смерти! Загробный мир уже плачет по мне!
Ее слова повисли в воздухе, как предсмертный хрип, и она обмякла.
– О, боже! – прошептала я, чувствуя, как внутри все сжалось. – Она умерла?
Доктор склонился над ней, осторожно прощупывая бледную руку. Его лицо было сосредоточенным, но в глазах мелькнула тревога.
– Нет, – сказал он тихо, но твердо. – Просто очень глубокий обморок.
Мы осторожно перенесли тетушку в ее уютную комнату, где все еще витал запах ее любимых духов. Ее глаза были закрыты, а дыхание было едва уловимым. Доктор Меривезер достал из своего черного чемоданчика несколько флаконов с зельями и осторожно поднес их к ее губам. Но тетушка резко оттолкнула его руку.
– Уйдите… все уйдите, – прошептала она, сжимая руку в кулак, будто пытаясь удержать что-то невидимое. – Оставьте меня с Элис… только с ней…
Мы переглянулись.
Агостон кивнул.
– Я подожду за дверью, – сказал он, и его взгляд был полон предупреждения.
Когда дверь за ним закрылась, тетушка схватила мою руку. Ее пальцы были ледяными, словно прикосновение к мертвому.
– Я боюсь… – прошептала она, и в ее голосе звучала мольба. – Я так боюсь смерти…
– Но вы же всегда говорили, что хотите к своему мужу, – попыталась я успокоить ее, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Тетушка лихорадочно перебирала мои пальцы. – Что вы так его любите…
Тетушка внезапно подняла голову и посмотрела на меня своими глубоко запавшими глазами. В них блеснули слезы, и она резко выдохнула.
– Я лгала! – выкрикнула она, и ее голос эхом разнесся по комнате. – Все эти годы я лгала!
Она замолчала, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Ее лицо исказилось от боли, и я почувствовала, как мое сердце сжимается от жалости.
– Что вы имеете в виду? – спросила я тихо, не в силах скрыть тревогу в своем голосе.
Тетушка наклонилась ближе, и ее губы едва коснулись моего уха. Ее шепот был едва слышен, но от него по моей спине пробежали мурашки.
Она замолчала, тяжело дыша.
Потом продолжила, словно исповедуясь:
– Я… я… должна сказать правду. Сейчас, на пороге смерти….








