Текст книги "Жена двух генералов драконов (СИ)"

Автор книги: Кристина Юраш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Жена двух генералов драконов

Пролог

– Я сразу вас предупреждаю! – произнесла я. – В этом браке нас будет трое: я, он… и ты.

Я сказала это тихо, почти шёпотом, но в тишине пустого холла слова прозвучали оглушительно, как раскат грома среди ясного неба.

Сегодня я выходила замуж за человека, которого ненавидела, за убийцу своего мужа.

Это был мой выбор.

И я не сожалела.

Гостей – четверо.

Леди Мэрион Вестли, моя тётушка, доктор Меривезер, дворецкий Харгривз и скучный чиновник из канцелярии.

Ни музыки.

Ни поздравлений.

Только тиканье часов, словно пульс умирающего.

Тётушка Маргарет стояла сухая, сжатая, в траурной шляпке, с зонтиком, будто боялась, что солнце посмеет заглянуть в окно. Она смотрела на меня – не с жалостью, а с упрёком.

Как будто я уже грешила.

А ведь я ещё не сказала «да»!

Рядом вздыхал Харгривз, с лицом, как у статуи. Он идеально вписывался в любой интерьер.

Доктор Меривезер, друг моей семьи, смотрел с тревогой в глазах – будто пришёл не на свадьбу, а на вскрытие.

И я была многим ему обязана. Например, тем, что шесть лет назад, когда я попала в это тело в разгар моих собственных похорон, он не дал задвинуть огромную каменную плиту с моим именем, первым заметив, что я веду себя немного странно, как для покойницы. Так что именно благодаря ему я до конца очнулась не в каменном саркофаге, а на кровати в окружении перепуганных и в то же время счастливых родственников некой Элис Вентворт.

Лица у всех были мрачными.

В этом траурном холле, украшенном чёрным бархатом и мрачными картинами, всё напоминало о потере, которую я не могла пережить.

А напротив меня – он.

Агостон Моравиа.

Генерал.

Двоюродный брат моего покойного мужа.

Мужчина, которого я ненавидела всей душой и чью жизнь мечтала превратить в ад.

Его фигура была воплощением силы и власти, но в ней было что-то холодное, отчуждённое.

Глаза – серые. Не холодные. Глубокие. Как туман над рекой утром. В них читалась уверенность, сила… и что-то ещё, что я не могла понять.

Тёмные волосы подстрижены, но на чёлке – лёгкая волна, будто даже в армии природа не слушается приказов. В отличие от брата у него была седая прядь волос, хоть он был и молод. Словно снег на чёрной земле. Она добавляла ему издали возраста, хотя он был всего на пять лет старше моего мужа.

Его красота казалась мне насмешкой.

Я могла бы с ходу назвать имена десятка женщин, которые, не задумываясь, продали бы душу за возможность оказаться на моём месте.

Про таких, как он, обычно слагают легенды. «Вы любите моего мужа? Ах, дорогая, вы далеко не первая!»

Его красота была холодной и недоступной, как зимнее солнце, которое лишь на мгновение выглядывает из-за туч, чтобы тут же скрыться. Его взгляд, холодный и проницательный, проникал в самую глубину души, оставляя после себя странное чувство пустоты.

Он стоял, как всегда, прямо, горделиво расправив плечи, словно не замечая напряжения, которое витало в воздухе. Его парадный алый мундир, украшенный орденами, подчёркивал его статус и силу.

Шрам, который коротким аккуратным росчерком рассекал нижнее веко и доходил до середины щеки, вызывал восторг у дам. Этот шрам придавал ему особую харизму, делая его ещё более загадочным и притягательным. Иногда этот шрам казался прядью волос, но стоило ему тряхнуть головой, как становилось всё понятно.

Я не могла смотреть на него, не чувствуя, как острая боль пронзает моё сердце, разрывая его на тысячи осколков. Каждая черта его лица напоминала мне о моей невосполнимой утрате.

На глазах выступили слёзы.

Мой любимый, мой единственный, но теперь недосягаемый. Два месяца назад он стал далёкой звездой, мерцающей в ночи.

– В этот радостный день, – торжественно произнёс чиновник, оглянув траурный холл, – мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать брачные клятвы двух любящих…

Он замолчал.

Утер платком каплю пота. Посмотрел на моё чёрное траурное платье, потом на Агостона.

– Просто двух сердец, – наконец произнёс он, тяжело вздыхая.

В его голосе звучала горечь, словно он сам не верил своим словам.

Мы стояли в холле особняка – там, где когда-то Анталь Моравиа, мой любимый муж, держал меня за руку и шептал: «Ты – мой свет».

Теперь стены были увешаны чёрным. На его портрете – траурная лента с посмертным орденом.

Говорят, дракона сложно убить. Я и сама в это верила. Я была уверена в этом, когда поцеловала его в последний раз, провожая туда, где рыскает голодная смерть.

И сейчас я не могла думать об этом без слёз.

О! Если бы я знала тогда, отпуская его руку, что это будет последний раз, когда я увижу его живым, я бы не смогла сдержать слёзы. Его пальцы, такие тёплые и родные, выскользнули из моих, словно растворились в воздухе. Я стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как он уходит. В его глазах читалась решимость, смешанная с болью, но Анталь не оборачивался. Он знал, что я не смогу его остановить, и это знание разрывало моё сердце на части.

Если бы я знала, чем это обернётся, я бы кричала, плакала, обнимала его колени! Я бы умоляла его остаться.

Я бы сделала всё, чтобы остановить его. Я бы упала перед ним на колени, цеплялась бы за его одежду, просила бы его вернуться. Я бы сказала ему, как сильно я его люблю, как сильно он мне нужен.

Но я не знала.

Я не знала, что это будет наш последний разговор, наш последний взгляд друг на друга. Что вместо моего обожаемого мужа ко мне вернётся его брат со свёрнутым флагом в руках, письмом от короля и орденом, и хриплым голосом скажет:

«Прости. Не уберёг».

А мне придётся жить с этой болью всю оставшуюся жизнь.

Я сжала в руках белую розу – последнюю, что осталась в саду, где Анталь впервые поцеловал меня. Я осторожно поднесла розу к лицу, вдохнула её слабый аромат и закрыла глаза. Этот цветок был не просто символом, он был частью меня, частью той истории, которая навсегда связала нас.

Он был символом моей любви.

Жених не смотрел на меня. Он смотрел на чиновника, который зачитывал текст бракосочетания, сухим канцелярским голосом, как протокол об убийстве.

И вдруг Агостон сказал:

– Вы читаете это так, будто сами не верите в нашу чистую и искреннюю любовь.

Могу я предложить ускорить процесс? Я, например, уже согласен. А леди, судя по выражению лица, – нет.

Но, полагаю, это редко мешает браку в наше время?

Чиновник замер.

Тётушка Маргарет ахнула.

Доктор Меривезер закашлялся.

Дворецкий вздохнул.

Я смотрела на него. На этого мужчину, который шутит на своей свадьбе,

как будто это комедия, а не трагедия.

– Вы не имеете права, – прошипела я.

– Право есть, – ответил он, не поворачиваясь. – Завещание покойного генерала Анталя Моравиа, статья третья: «Если я умру, Элис должна выйти замуж за Агостона Моравиа. Чтобы он позаботился о моей бедной безутешной вдове».

Он улыбнулся. Не глазами. Только губами.

– Я, конечно, предпочёл бы получить одно без другого. Но, увы, мой брат был сентиментален. И подумал не только о вас, но и о своём имуществе.

Я проглотила эти слова, чувствуя, как внутри меня скрипит отвращение. "Тише, мы ещё успеем!' – мысленно произнесла я жажде мести. – «Не спеши!»

Чиновник дрожащим голосом продолжил:

– Леди Элис Вентворт-Моравиа, принимаете ли вы генерала Агостона Моравиа себе в супруги?

Глава 1

Я молчала.

Долго.

Слишком долго.

Агостон вздохнул, обратившись ко мне со всей раздражающей изысканной вежливостью:

– Радость моя, если вы продолжите молчать, я начну считать это согласием.

А если вы скажете «нет» – мы всё равно подпишем бумаги. Так что, возможно,

стоит сэкономить нам обоим время и нервы. Так что хотя бы кивните!

Я подняла глаза.

На него.

На этого мужчину, которого считала убийцей.

На двоюродного брата моего мужа.

На того, кто бросил Анталя умирать. Все восхваляют его мужество. Настоящего генерала, который принял страшное решение. Он не пожертвовал войском ради спасения брата. Не бросил все силы, чтобы спасти того, кто мне дорог, хотя мог это сделать! Но не сделал…

– Я никогда не буду вашей женой, – сказала я чётко и громко. – Хоть вы на мне и женились. Это – наказание. Да. Я согласна.

Я сказала это, но не ему. Не чиновнику, который терпеливо ждал ответ.

Всем. Всему этому молчанию. Всему этому безумию. Я сказала это портрету в холле и своей боли, которая никак не может утихнуть.

– Я принимаю наказание, – произнёс Агостон, глядя на меня и на мою белую розу. Он сделал паузу. – Всегда готов.

Чиновник закончил. Никто не поздравил. Никто не улыбнулся.

Я поставила нервный росчерк на бумаге, словно бросая вызов всем, кто присутствовал на свадьбе.

– О, не переживайте, – усмехнулся Агостон. – Я уже считаю, сколько дней осталось до моей гибели. Хотя, возможно, она уже наступила. Сегодня. В этом чёрном холле. С белой розой и женой, которая ненавидит меня за то, что я жив, а он – нет.

Доктор опомнился, когда его легонько толкнула ручкой зонта тётушка, и протянул нам подушечку с кольцами. Я выставила вперёд руку, словно делая одолжение. Кольцо с оранжевым камнем скользнуло по моему пальцу – и я тут же отвела руку, чтобы не видеть его.

Теперь настала моя очередь. Я взяла кольцо и уронила его на пол. В тишине послышался звон золота о каменные плиты.

Кольцо упало и куда-то укатилось. Но никто не спешил его поднимать. Я смотрела в глаза Агостону.

– О, боги! Это знак судьбы! – в ужасе прошептала тётушка. – Брак будет очень несчастным! Нужно немедленно поднять кольцо, начать церемонию заново, но так, чтобы жених и невеста поменялись местами, после этого нужно, чтобы они три раза обошли алтарь по часовой стрелке и… кажется, я забыла!

– И принести в жертву тётушку, которая даёт полезные советы, – закончил Агостон, глядя на возмущённую тётушку.

Потом взгляд жениха поднялся на чиновника.

– Продолжайте.

– А теперь жених может поцеловать невесту, – заметил чиновник, но в его голосе прозвучала неуверенность.

Он словно оправдывался: «Тут так написано! Я не виноват! Ей-богу! Клянусь королевской пенсией!»

Глава 2

Я подняла розу и приложила её к губам, не сводя взгляда с мужа.

Слёзы сами собой навернулись на глаза, и я, не в силах сдержать их, прижалась губами к лепесткам розы, вдыхая её нежный аромат, который казался мне символом былой любви и утраченного счастья.

Сделав глубокий вдох, я медленно отстранилась от цветка и, не оглядываясь, направилась в свои покои.

Я поднялась по лестнице, ступень за ступенью, словно несла на плечах не только своё тело, но и тень прошлого.

Открыв дверь, я сглотнула. То же кресло у камина. Тот же портрет в раме. Но всё – чужое. Всё – пропитанное болью и воспоминаниями. Я сделала несколько шагов вперёд, чувствуя, как холодный воздух комнаты обволакивает меня, как будто пытался удержать от того, чтобы снова погрузиться в воспоминания.

Мне показалось, что кто-то открыл в комнате окно.

Я подошла к окну. Чёрный бархат штор, тяжёлый и мрачный, словно траур по утраченной любви, не пропускал ни единого луча солнечного света. Я видела, что шторы слегка покачиваются.

Я почувствовала, как моё сердце сжалось от желания увидеть мир за пределами этой комнаты, но в то же время я боялась, что это станет предательством его памяти.

На мгновение я замерла. Потом – медленно раздвинула шторы, чтобы проверить, закрыто ли окно и почему так дует.

Сад был окутан плотным туманом, словно огромное белое одеяло, наброшенное на землю. Воздух был пропитан прохладой, и капли росы мерцали на траве, как маленькие бриллианты. Фонари у ворот особняка горели тускло, их свет дрожал, словно последний вздох.

И вдруг – я увидела.

Он шёл прочь.

Не мимо.

Не издалека.

От самых ворот особняка.

От места, где только что сыграли свадьбу.

Человек в длинном плаще двигался медленно, его походка была лёгкой и уверенной. Я узнала бы эту походку среди тысячи других.

Фигура, словно воскресшая из воспоминаний, стремительно направлялась к воротам.

Я не успела подумать. Не успела испугаться.

Сердце – дрогнуло.

Не как от страха. Не как от боли.

Оно дрогнуло, как тогда, когда он стоял у двери, поцеловал меня и пообещал: *«Я вернусь»*.

То же самое ёканье в груди, та же вспышка тепла в пустоте, тот же мгновенный, безумный, невозможный шёпот души: *«Он. Это он»*. Я не могла поверить своим глазам. Не могла поверить, что тот, кого я оплакивала, действительно здесь.

Человек в плаще остановился на мгновение, будто почувствовал мой взгляд. Но потом поспешил дальше.

Я рванула штору с крепления, и бархат тяжело рухнул на пол, обнажив окно, за которым простирался туманный сад. Холодный ветер ворвался в комнату, заставляя меня вздрогнуть. Я стояла у окна, сжимая кулаки, и смотрела в пустоту, словно надеясь увидеть там ответ на мучивший меня вопрос.

Но я знала. Я чувствовала.

Он был здесь. На свадьбе. В тени. Смотрел. Слушал. И не вмешался.

А потом – просто ушёл.

И теперь, стоя у разорванного окна, с дрожащими руками и разбитым сердцем, я задала себе вопрос, от которого кровь застыла в жилах:

Если это был мой муж… почему он не остановил меня?

Глава 3

Я не помнила ничего: как добралась до двери, как сорвала перчатки, как на ходу стала стаскивать с себя туфли.

Они были нелепые, с высокими каблуками, в которых я не могла сделать и шага по мокрой траве. Эти туфли, купленные наспех в модном магазине, казались теперь символом чужой, ненужной мне жизни.

Я задыхалась. Каждый вдох отзывался острой болью в груди. В этих туфлях я не могла бежать, не могла двигаться. Они сковывали меня, как невидимые цепи. Я бросила их у лестницы, словно отшвырнула ненужный груз, и выбежала на улицу босиком.

Холодный ветер ударил по лицу, как пощечина. Он был пронизывающий, свежий, и я жадно вдохнула его. Он был живым, он был настоящим, в отличие от душного, тесного мира, из которого я вырвалась.

Дождь лил тонкой, холодной сетью. Трава хлюпала под босыми ногами. Я бросилась к воротам. К тому месту, где он исчез, где я видела его в последний раз. Сердце колотилось так, что казалось – оно вырвется из груди.

Чёрное платье мгновенно промокло и стало тяжёлым, как саван.

Проклятое платье цеплялось за ветки кустов, тянуло вниз, словно пыталось удержать.

Но я не остановилась.

Мне казалось, что сердце узнало!

Его уверенную походку.

Его плащ – тёмный, почти чёрный, с капюшоном, который скрывал лицо, но не мог скрыть его силу и уверенность.

То, как он исчезал в тумане, словно растворялся в воздухе, оставляя за собой лишь призрачный след.

– Анталь! – крикнула я, мой голос сорвался на хриплый шёпот, полный отчаяния. – Анталь, стой!

Тишина.

Только шелест листьев и шелест дождика. Всё вокруг словно издевалось над моим горем.

Я бросилась к калитке, надеясь, что она окажется открытой, что это всего лишь иллюзия, что я ошиблась. Но замок был на запоре, холодный металл неприятно холодил пальцы. Я дёрнула за ручку, но тщетно – калитку никто не собирался открывать.

Сжав кулаки, я высунула голову между прутьями, пытаясь разглядеть что-нибудь на улице. Но улица была пуста, словно время здесь остановилось. Только туман, густой и вязкий, как дым над могилой, медленно плыл, обволакивая всё вокруг. Он казался живым существом, скрывающим в своих объятиях всё, что я хотела увидеть.

Я огляделась по сторонам, но вокруг не было ни души. Пустота. И в этот момент во мне всё оборвалось. Горечь, боль, стыд – всё это нахлынуло на меня, как волна. Я обманулась. Бежала за тенью, за воспоминанием, за мечтой, которую не имела права лелеять.

Моё сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Я панически озиралась вокруг, искала его – в кустах, за фонарём, в тени стены. Может, он притаился? Может, ждёт? Может, зовёт без слов? Но всё было тихо, как в могиле.

Я развернулась, чтобы броситься к дворецкому, отчаянно требуя у него ключи от заветной двери. Но внезапно налетела на что-то твёрдое и неподвижное. Это оказался не пень и не забор. Это был человек. Его присутствие застало меня врасплох, как внезапный удар.

Глава 4

Я ойкнула от неожиданности и отшатнулась, чувствуя, как ледяной пот стекает по спине. Ноги подкосились, и я едва удержалась на ногах, хватаясь за воздух, как утопающий.

Агостон Моравиа стоял позади меня. Он сложил руки за спиной, словно был совершенно спокоен и расслаблен, но его взгляд был холодным, как лёд, и пронизывал меня до глубины души. Его лицо было непроницаемым, как каменная маска, скрывающая все его мысли и чувства. В его глазах не было ни капли тепла, ни сочувствия, ни намёка на то, что он понимает, как сильно он меня ранил.

– Что вы здесь делаете? – вырвалось у меня. Мой голос дрожал от злости, боли и отчаяния. Мне нужно спешить, я хотела броситься к дому, но меня удержали за плечи.

– Провожал чиновника, – ответил Агостон спокойно. – Ему и так сегодня досталось.

Теперь он будет вспоминать нашу свадьбу до конца своих дней.

Я смотрела на него.

В глазах – слёзы.

В груди – пустота.

– Он был здесь, – прошептала я, мой голос дрожал, как лист на ветру. – Я видела. Это был он. Мой настоящий муж. Вы должны были его узнать. Вы должны были его тоже видеть.

Агостон поднял взгляд, его глаза встретились с моими. В них не было ни тени сомнения или сожаления. Только понимание.

– Ваш муж мёртв, – сказал он. – А я жив. И, судя по всему… с этого дня принадлежу вам.

Я попыталась вырваться из его рук, но он не препятствовал. Его хватка была стальной, но не жестокой.

– Успокойтесь, мадам. Ворота заперты. А в тумане легко потеряться. Особенно тем, кто… – взгляд мужа опустился на мои ноги. – … босиком гоняется за призраками.

Я снова бросилась к воротам, боясь упустить что-то важное. Но нет. Ничего не изменилось. Неужели Агостон прав? Неужели это был призрак?

Но… но в глубине, в самой тёмной щели сердца, оставалась крошечная надежда. А вдруг? А вдруг это был он? А вдруг он жив? А вдруг я не сошла с ума?

Я обернулась к мужу. Он стоял на том же месте, что и раньше, его силуэт едва виднелся в густом тумане. Он не двигался, не говорил, просто стоял и смотрел на меня. Его лицо было непроницаемым, как маска, и я не могла понять, о чём он думает. Но в этом молчании было что-то пугающее и одновременно завораживающее.

Я повернулась к Агостону, чувствуя, как внутри меня закипает гнев и обида. Его присутствие раздражало, но в то же время я не могла отвести взгляд. Его холодные, отстранённые глаза смотрели прямо на меня, словно он видел насквозь все мои мысли и чувства.

И в этот момент я сорвалась!

– Вы меня не остановили! – выкрикнула я, мой голос дрожал от негодования и боли. – Почему? Вы могли сказать: «Там никого нет!». Вы могли схватить меня! Вы могли… – я запнулась, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, – вы могли поверить!

Агостон не изменился в лице. Его губы остались плотно сжаты, а взгляд оставался холодным и проницательным. Он медленно, словно обдумывая каждое слово, произнёс:

– А вы хотели, чтобы я остановил? Или вы хотели, чтобы я тоже поверил в призраков?

Глава 5

Я не ответила. Только стояла промокшая, дрожащая, с разбитым сердцем. В его словах была правда, но от этого мне становилось только больнее. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле.

– Идёмте, – его голос прозвучал спокойно, но в нём чувствовалась скрытая угроза. – Вам нельзя простудиться. Вам ещё мне мстить.

Дворецкий появился, как тень. Он подошёл ко мне и аккуратно накинул на мои плечи тяжёлый бархатный плащ. Его прикосновение было тёплым и успокаивающим, а запах камфары и старого дерева напомнил мне, что где-то есть тепло потрескивающего камина и уют.

– Спасибо, – прошептала я, не поднимая глаз.

– Всегда к вашим услугам, миледи, – ответил дворецкий Харгривз с лёгкой улыбкой.

Я почувствовала, как тепло плаща окутывает меня, и на мгновение мне стало легче. Но я знала, что это всего лишь иллюзия. Боль в сердце никуда не исчезла, и я понимала, что мне ещё предстоит многое пережить.

Я послушно пошла. Не потому что поверила. Не потому что сдалась. А потому что поняла, что уже поздно. Если кто-то хотел скрыться, то он уже далеко.

Но если это – мой муж? Что, если чудеса всё-таки случаются? Почему тогда он скрывается? Почему он не ворвался во время свадьбы, не сказал: *«Остановите свадьбу! Я жив!»*?

И мысли об этом были страшнее, чем тень в тумане. Я не боялась призраков. В поместье, где я жила, была парочка привидений. Безобидных и жалких. Дама на лестнице, которую я мысленно прозвала *«Тётя Лифт»*, потому как она спускалась и поднималась со слезами на глазах. И *«Дядя Слон»*. Этого призрака я видела мельком. Он только и делал, что ходил по ночам по коридору и топал.

– Те, кого мы хороним, иногда возвращаются, – прозвучал тихий, почти неслышный шёпот, словно призрачный ветер сквозь листву. Я обернулась.

Тётушка Маргарет стояла возле кареты с зонтиком, в чёрном, с лицом, застывшим в вечном трауре. Она носила этот траур по мужу уже лет двадцать. Носила с такой гордостью и упоением, словно это было её единственное достижение в жизни. Утирая слёзы платочком, она могла часами рассказывать о супруге. Я поначалу ей внимала, но потом, когда мне сказали, что знакомы они были всего неделю, её душевные рассказы перешли в категорию художественной литературы.

Её голос был не зловещим, а холодно-спокойным, как приговор, который давно подписан.

– Вы страдаете, Элис? – спросила она. – Для мёртвых важно, чтобы мы по ним страдали!

– Для мёртвых важно, что мы хорошо кушали, не спешили к ним навстречу и регулярно носили цветы на их могилу! А теперь пустите, тётушка, – с усмешкой заметил Агостон.

Я не ответила. Только пошла дальше.

С плащом на плечах. С холодом в груди.

Я почувствовала, как тепло плаща окутывает меня, и на мгновение мне стало легче. Но я знала, что это всего лишь иллюзия. Боль в сердце никуда не исчезла, и я понимала, что мне ещё предстоит многое пережить.

Я поднялась в свои покои, словно измученная призраками прошлого. Дверь за мной закрылась с глухим, почти зловещим звуком, отрезав меня от внешнего мира. Мои шаги эхом раздавались по просторному коридору, пока я не достигла своей комнаты.

Бросилась на кровать, не снимая мокрого платья.

Войдя внутрь, я не стала тратить время на свет или порядок. Бросилась на кровать, не снимая мокрого платья, которое прилипло к коже, как холодная, тяжёлая пелена. Я рухнула на подушки, но не смогла уснуть. Закрыла глаза, пытаясь убедить себя в чём-то, что звучало абсурдно даже для меня:

«Ты видела тень. Ты бежала за воспоминанием. Возможно, это был лишь плод твоего воображения, ведь ты сошла с ума на этой свадьбе. И это нормально».

В голове крутилась одна мысль, как навязчивый мотив: *«А вдруг он жив?»* Мысль была безумной, но она не давала мне покоя. Я знала, что он мёртв, но сердце отказывалось верить.

Но сон не шёл. Каждый шорох в саду казался шагами.

Каждый порыв ветра – словно кто-то шепчет моё имя.

Я лежала, не в силах пошевелиться.

В голове – только одна мысль:

«А вдруг он жив?»

И вдруг – музыка.

Тихая.

Медленная.

Знакомая до боли.