Текст книги "Блистательный обольститель"
Автор книги: Кристин Монсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Он любил моего отца.
Анне-Лиз отказалась от маленьких анисовых бисквитов, посыпанных сахарной пудрой, а лишь отхлебнула чаю.
Миссис Квилл подняла темно-рыжие брови:
– А может быть, ему нравитесь именно вы?
Анне-Лиз холодно взглянула на нее:
– Простите?
– Вы понимаете, что могут пойти сплетни, поскольку полковник поселил вас здесь?
– Мне кажется, вы-то не из тех, кто обращает внимание на какие-то сплетни? – возразила Анне-Лиз твердо.
Миссис Квилл улыбнулась:
– Браво! Вам еще не раз потребуется такая сила духа, если вы собираетесь водить компанию с полковником Клавелем… Я могла бы прийти и в ваш дом, но полковник решил, что здесь вам будет легче забыть о случившемся и такая перемена развлечет вас. Тем более, что его дом будет свободен в течение нескольких месяцев.
«Он мог бы спросить меня, нравится ли мне такая идея», – подумала Анне-Лиз, но ничего не сказала. Не считаться с добрыми намерениями Дерека было недостойно ее. Наверное, отец имел в виду нечто больше, чем ее удобства, назначая Дерека ее опекуном. Поняв это, она с удовольствием играла свою роль. Если же в дальнейшем она разойдется во мнении с отцом, она может вежливо отказаться.
Дни до отбытия Дерека в Афганистан пролетели быстро, и к Анне-Лиз вернулась ее печаль. Роскошь огромного дома с его великолепными картинами и трофеями, оттенявшими темную азиатскую мебель, казалась ей чужой, и, хотя она предпочла бы простоту и уют родного бунгало, она была благодарна за внимание слугам, миссис Квилл и множеству офицеров, заходивших к ним. Реже всех бывал сам Дерек, и Анне-Лиз подозревала, что он появлялся бы чаще, если бы здесь не было ее. Однажды вечером, прощаясь с Анне-Лиз, он потрепал ее по щеке. Она сжала губы. Помахав ему на прощание, она подумала, как грустно, что он, наверное, будет видеть в ней ребенка и в следующие двадцать лет.
Анне-Лиз встала перед рассветом и спустилась к миссис Квилл и слугам, ожидавшим на ступенях отбытия хозяина в Кабул. В дрожащем свете факелов она увидела следы слез на многих лицах. Анне-Лиз пыталась скрыть дрожь, когда Дерек сжал ей руку на прощанье. События на афганской границе занимали мысли Анне-Лиз, волновавшейся о Дереке, уже несколько дней. Более пятнадцати лет назад британское правительство вступило в кровавую войну с Афганистаном, длившуюся несколько лет, а в результате было принуждено к гибельному отступлению, во время которого потеряло четырнадцать тысяч английских и индийских солдат. Их тела разлагались на одном из самых высоких перевалов Гиндукуша. Даже в мирное время афганцы были кучкой враждующих племен, обычным делом у них считались кровная месть и убийства.
Анне-Лиз поймала руку Дерека, когда тот уже сидел на лошади:
– Будьте осторожны. Я буду молиться о вас и ваших людях.
Он улыбнулся ее порыву:
– Очень благодарны за вашу заботу, но не надо слишком волноваться. Мы – отважная компания, привыкшая к тяжелым испытаниям. – Глядя сверху вниз, он снова сжал ей руку: – Я дал миссис Квилл инструкции позаботиться о вашем гардеробе. Мистер Девон хотел, чтобы вы одевались в яркие цвета, ведь срок траура скоро пройдет. Когда вернусь, познакомлю вас со всеми молодыми офицерами моего полка.
«Интересно, как поведут себя офицеры, когда узнают, что у меня нет приданого, если только Дерек не даст мне его в придачу к новому гардеробу? Его щедрость, видимо, продиктована желанием поскорее избавиться от меня», – подумала Анне-Лиз. Но, честно говоря, ей не в чем было его винить. В конце концов, она не была ни его родственницей, ни хотя бы полковой вдовой. И вообще, раньше Дерек вел образ жизни, совершенно не подходящий для опекуна молодой девушки, и не собирался его менять. Подавив свои невеселые мысли, она сказала:
– Пожалуйста, не беспокойтесь на мой счет, полковник. Миссис Квилл и я будем заняты в миссионерской школе.
Он сочувственно рассмеялся:
– Такая рассудительность делает вам честь, но вряд ли добавит румянца вашим щечкам. Тем не менее я не буду поучать дочь священника, – он взялся за поводья. – До свидания, и не забудьте, – громко крикнул он, – когда я вернусь, на столе должен быть горячий ростбиф!
Наконец, коснувшись пальцами своего шлема – как бы отдавая честь, он тронул лошадь, а потом пустил ее рысью, чтобы возглавить колонну всадников, ожидавших его под тамариндовыми деревьями. Анне-Лиз смотрела вслед эскадрону, пока он не скрылся за стальными воротами, потом повернулась к миссис Квилл:
– Я хочу быть очень занятой до тех пор, пока не придет первое письмо из Кабула.
Миссис Квилл улыбнулась:
– У вас прекрасные задатки жены военного, моя дорогая.
– Вот это Кибер-Пасс, – пробурчал лейтенант Сматерс.
– Что? – спросил Дерек, всматриваясь в вершины.
– Кибер, – повторил Сматерс. – Вы знаете, сколько времени требуется армии, чтобы перейти через него? Греческий полководец Гефестон прошел здесь с частью армии Александра Македонского…
– Где прошел Александр? – спросил Дерек с отсутствующим видом. Он и его старший сержант ехали на лошадях колено к колену, внимательно глядя каждый по свою сторону тропы.
– О, где-то севернее, среди гор.
– Чертов сукин сын! – закричал сержант. Быстро оглянувшись на лейтенанта Сматерса, он добавил: – Извините, сэр. Я имел в виду Александра, а не вас. Я хотел сказать…
– Спокойно, сержант. Я понял, что вы хотели сказать. Теперь осталось меньше мили до форта Али-Масджид.
– Отлично, – сержант с облегчением вздохнул.
– Не очень. Нам еще предстоит преодолеть самую узкую часть тропы. Это будет непросто.
– Да уж, наверно, потруднее, чем разобраться с девственницей, – пробормотал еще тише сержант.
Усыпанные валунами склоны, сближаясь, все сужали тропу. Реки больше не было, на ее месте зияла глубокая скалистая пропасть. Проход в ущелье составлял уже менее пятидесяти футов в ширину. Отвесные стены из скал поднимались с обеих сторон. Горных вершин совсем не было видно. Ведя свою лошадь в тени и продолжая оглядывать скалы, Дерек злился на Сматерса за его болтовню о греческих полководцах. Сам он напряженно вслушивался, стараясь не звенеть сбруей и не скрипеть седлом. Он пытался различить хоть малейший звук от соприкосновения стали и камня, любой звук, свидетельствующий о том, что где-то там, наверху, могут быть враги. Так ничего и не услышав, он мрачно улыбнулся. Значит ли это, что наверху никого нет? В этом он сильно сомневался, вспомнив о двух тюрбанах, увиденных ими за последние полчаса. Или наверху просто не было неосторожных людей. Странно.
Солнце слепило глаза после тени, когда они наконец выбрались с узкой тропинки. Небольшие грязные башни Али-Масджида виднелись за соседней горой. Всем стало заметно легче, снова послышались разговоры. И вдруг сзади раздался треск мушкетных выстрелов. Дерек почувствовал, как струйка пота пробежала по спине. Он развернул свою белую кобылу и увидел, как ущелье быстро заполняется бегущими волами, верблюдами, людьми и лошадьми. Обоз пытался как можно быстрее пробиться сквозь самую узкую часть тропы; люди и животные, подгоняемые ими, толкали друг друга. Полдюжины волов уже разбились и лежали на дне ущелья. Мушкетный огонь продолжался. Это были либо воры, намеревавшиеся прирезать несколько волов, либо афганское племя закахелов, собиравшееся захватить обоз.
Как будто пчела пролетела возле уха Дерека – сипай позади него вскрикнул и схватился за лицо, заваливаясь на спину своей лошади. Дерек увидел на вершине скалы полдюжины тюрбанов, которые осматривали их позицию. Атакующие, хорошо организованные, вряд ли были бандитами.
– Они пытаются разбить колонну на две части и уничтожить арьергард, – прокричал Дерек Сматерсу и сержанту.
Дерек выхватил саблю из ножен и взмахнул ею над головой. Перекрывая свист клинка, он закричал своим сипаям:
– Вперед, дети мои! Разобьем этих разбойников, – и направил свою лошадь прямо вверх по склону скалы по направлению к тому месту, где засели афганцы, видимо, намеревавшиеся перекрыть англичанам обратный путь через ущелье. С гортанным криком всадники-сипаи последовали за ним.
Вид целого отряда, несущегося по склону скалы прямо на них, так ошарашил афганцев, что некоторые, сверкая пятками, взбирались еще выше на гору. Остальные бешено работали, перезаряжая свои допотопные ружья. Однако атака быстро выдохлась: ноги запыхавшихся лошадей скользили по камню. Дерек выхватил пистолеты из седельных сумок и спрыгнул с лошади. Выстрел из третьего пистолета – и голова с тюрбаном, только что видневшаяся за утесами, исчезла.
– Пошли, дети мои, – закричал он сипаям, спешившимся вокруг него. – Они бегут от ваших клыков.
Дерек стал взбираться на гору, перепрыгивая с камня на камень, а где возможно, карабкаясь вверх по свободным проходам между валунами. Его сердце бешено билось, а горло пересохло. Пуля сбила эполет с его плеча, в то время как он прокричал:
– Пошли, ребята, кого они смогут убить из своих поганых ружей? – и подал сигнал к атаке.
Еще два сипая упали, пока отряд достиг вершины маленькой круглой горы.
Две кучи лохмотьев, которые только что были мужчинами, лежали у их ног. Афганцы истекали кровью, тогда как третий, раненный, пытался спастись бегством. Сипай ударил его, и раненый больше не двигался.
– Грязный ублюдок! – выдохнул сержант, пнув ногой его тело. – Все они грязные воры и негодяи.
Дерек тяжело дышал, опершись на саблю и оглядываясь вокруг. Эта диспозиция была выбрана афганцами удачно: в то время как горы поднимались сзади, отсюда были хорошо видны оба конца тропы, но главное – можно было вести огонь по сгрудившейся толпе в ущелье. Сидящие в засаде афганцы сами теперь оказались в ловушке.
– Лейтенант Сматерс, будьте добры взять дюжину солдат у подножия горы и приведите их сюда. Если мы сметем эти тюрбаны с горного хребта, наши люди смогут пройти по тропе. Это слишком большое расстояние для пистолета, поэтому надо подобрать пару их ружей и послать одного из наших людей вниз, к лошадям, и пусть он принесет карабинов сколько сможет. А другого пошлите за флягами с водой, если ему удастся поймать лошадей. Сержант, мы с вами расставляем людей по периметру на случай контратаки. Мы захватили прекрасную позицию. Теперь мы должны удержать ее.
Выстрелы с вершины небольшой круглой горы хлестнули по склону. Удивленные крики афганцев, в то время как они сгибались, увертываясь и защищаясь, отчетливо разносились над схваткой в ущелье. Сипаи, взгромоздившиеся на повозки, и гуртовщики быстро воспользовались ситуацией и прорвались к Али-Масджиду.
Дерек и его люди начали укреплять свою позицию. Материала было предостаточно, и примитивные баррикады защищали теперь каждую группу сипаев из трех человек. Дерек сделал глоток теплой, неприятно пахнущей воды из бурдюка и посмотрел на свою работу. Его отец никогда не одобрил бы такую хлипкую конструкцию, но сейчас она вполне сгодится. Внезапно из-за соседней вершины послышался шум. Сипаи бросили перевязывать раненых и стали укреплять баррикаду. Положив свои карабины рядом с пистолетами на камни и выглядывая из-за тел убитых, они приготовились к атаке. Они смотрели на горячее палящее солнце, туда, где все громче слышался свист и звук литавр.
– Спокойно, солдаты! – прокричал сержант. – Ни в одном уставе не говорится, что враг появляется оттуда, где раздается самый сильный шум.
Но они шли, человек сто или даже больше; длинные черные халаты развевались, как гигантские крылья хищных птиц с длинными, кровавыми, стальными когтями. Флаги, обрамленные белым шелком, с золотой отделкой, с красными и черными эмблемами колыхались впереди наступающей орды. Времени хватило для двух сокрушающих залпов, которые смели переднюю линию атакующих, но основная масса мерзавцев вскоре оказалась около небольшой баррикады, где и началась кровавая бойня.
– Остановите их здесь, солдаты! Если вы дрогнете, они перебьют нас всех.
Дерек повернулся лицом ко второй волне чернобородых воинов, достигших вершины оборонительного вала. Вдруг сзади раздался залп из мушкетов; пуля задела его щеку, и тут же афганские воины попадали к его ногам.
– Ура!.. – победный крик игрока в регби из школьной команды донесся оттуда, где находился Сматерс, ведший остатки своего отряда в пролом. Отчаянные ребята остановили поток афганцев, но лишь на мгновение.
Тяжелое дыхание, звон и последние вздохи умирающих слились воедино. Сматерс и Дерек сражались плечом к плечу, вдвоем против пятерых: отменная выручка и школьное братство против одержимости и звериной злобы. Когда врагов уже оставалось трое, косой удар обоюдоострого ятагана раскроил шею Билли Сматерса. В дальнем уголке сознания Дерека промелькнула мысль: две тысячи фунтов на образование пропали из-за пятирупиевого клинка. В этот же момент Дерек услышал свист сабли афганца и упал от удара, который сорвал второй эполет. Его левая рука онемела.
Сержант навис над ним, его лицо напоминало кровавую маску, он размахивал карабином, как дубинкой. Двое афганцев кинулись на него, но тут же рухнули под сумасшедшим ударом. Опираясь на ножны, Дерек поднялся и встал спиной к спине с сержантом, дико вращавшим глазами. Дерек почти ничего не видел, дыхание его было хриплым, а ноги и сабля сделались свинцовыми. Так с сержантом и последним уцелевшим сипаем они отчаянно рубили нападавших. Сзади снова раздались звуки литавр и воинственные крики еще одного отряда бородатых воинов, приближавшихся к ним. Шелковые зеленые флаги поднимались теперь с востока. Дерек отступил назад и вдруг издал страшный крик: его нога попала в трещину в скале. И в то самое время, как нога хрустнула в лодыжке, пуля джезаила вонзилась ему в спину. Острая боль прошила его мозг, и Дерек провалился в черный колодец тишины.
Через час после того, как стычка закончилась, два толстых закахела в развевающихся халатах и черных тюрбанах стояли над грудой тел среди голых камней баррикад, построенных сипаями. Они лениво тыкали в убитых саблями. Один, с красной, выкрашенной хной бородой, ссорился с темнолицым со срезанной челюстью, глаза которого не отражали солнечного света.
– Гильзаи – собаки. Нечего им отбивать законную дань у нас, закахелов. – Он повернулся к своим товарищам, которые задумчиво смотрели на мертвых сипаев. – Этот британец хорошо дрался. Жаль, что мы не успели защитить их от этих гильзайских собак, растерзавших их. Может, нам взять наше законное серебро, а оставшихся в живых отпустить с миром?
Кто-то добавил, ткнув неподвижное тело Дерека:
– Этого мы могли бы взять в Пешавар. Это офицер, и, если он жив, мы получим солидный выкуп.
Его товарищ глядел с сомнением:
– Могу поспорить, что он не выдержит и половины пути до Пешавара.
– Согласен.
III
Те, кто ждет
– Почти четыре месяца – и ни единого слова, – заметила Сара Квилл. – Как вы можете быть такой спокойной?
– Наши волнения не заставят письма полковника Клавеля идти быстрее, – ответила Анне-Лиз. Она воткнула иглу в вышивание недрогнувшей рукой. Сосредоточенность на работе была единственной возможностью отвлечься от мрачных мыслей, которые занимали ее гораздо больше, чем Сару. Лен требовал предельной аккуратности, четких стежков и многочасовой усидчивости.
Сара подошла к окну:
– От полковника Клавеля будет не много пользы в Кабуле, но вот установить мир в Кибере… – Она пожала плечами. – На афганцев нельзя полагаться.
– Ну, если считать надежностью послушание… – спокойно отвечала Анне-Лиз. – Я думаю, нет… но полковник Клавель предполагал, что служба будет опасной и там могут быть беспорядки, потому отправка писем и задержана. Опять же, – она завязала узелок на конце нитки, – полковник, может быть, не любит писать письма.
– Откуда вы так хорошо его знаете? – спросила Сара насмешливо.
– Совсем не знаю. Он был всего лишь другом моего отца.
Сара села рядом с нею. Глядя через плечо Анне-Лиз, она рассматривала вышивку.
– Мы с Тимми могли бы умереть с голоду, если бы полковник Клавель не помог нам. Мы очень многим обязаны ему.
– Так же, как и я. Вы говорите, что он помог многим вдовам своего полка?
Сара кивнула:
– Полковник Клавель многое сделал, чтобы они вернулись домой.
– Похоже, он хочет всех отправить домой. – Анне-Лиз вдела в иглу новую нитку. – Он убежден, что в ближайшем будущем в Индии будут волнения.
– Не думаю, – ответила Сара. – Наши индийцы не такие хитрые, как афганцы. К тому же мы дали им заботливое правительство, железные дороги, улучшили санитарные условия…
– А что, если они не хотят всех этих новшеств? Что, если они хотят, чтобы жизнь текла своим чередом?
– Какая же это жизнь! Самосожжение вдов вместе с умершими мужьями и удушение невинных людей для восхваления языческой богини Кали! Вы действительно хотите, чтобы это продолжалось?
– Я считаю это отвратительным, но я также вижу, как мы, иностранцы, диктуем наши условия народу, который не желает принимать перемен. Как пригоршня желтого песка, брошенная на черный вулканический берег, каждое утро с рассветом мы ждем, чтобы весь берег стал желтым. – Она сделала три стежка. – И когда желтое отказывается смешиваться с черным, это кажется нам совершенно неразумным. Странный взгляд на вещи! Не так ли?
Сара посмотрела на нее с уважением:
– Вы бунтовщица. А полковник Клавель поддерживает ваши взгляды?
– Понятия не имею. Отец поддерживал. Остальное не имеет значения.
Сара нахмурилась:
– Вам нравится полковник Клавель, ведь так?
– Трудно сказать, с одной стороны, он упрям, как осел, дерзок и испорчен. С другой – восхитителен! Мой отец обожал его, что делает ему честь, но отцу нравилось множество людей, особенно китайцы, тем, что у них почти бесконечное терпение. Папа был уверен, что все люди прекрасны.
– Если ваш отец так думал, он мог бы исправить Дерека!
Употребленное Сарой имя «Дерек» больно кольнуло Анне-Лиз. Это значило, что она была Дереку ближе, чем думала Анне-Лиз.
– А вы? – спросила Анне-Лиз.
Сара была озадачена:
– Что я?
– Собираетесь изменить Дерека?
Сара вспыхнула.
– Я полагаю, что я слишком много говорю о полковнике… это может быть вами неправильно понято… – Она запнулась, затем добавила: – Он был так добр ко мне и Тимми. Благодаря его поддержке мы отправили свои деньги в Англию несколько месяцев назад. Он предложил нам деньги сразу после того, как Джордж умер от холеры… но я не могла бы взять их просто так, – она колебалась. – Я не хотела попасть в зависимость… от такой большой заботы… ну, вы понимаете.
Анне-Лиз понимала. У них обеих, значит, были одинаковые проблемы. Она дотронулась до руки Сары:
– Не волнуйтесь. Я никогда ничего не скажу… И я понимаю больше, чем вы можете себе представить. – Видя мрачное лицо Сары, она обняла ее. – Возможно, письмо придет сегодня.
Но писем не было ни в этот день, ни на следующий. Отвратительная жара июля сменилась выматывающей духотой августа.
Вечером шестнадцатого августа, когда жара окутала дом, как душное одеяло, пыльная повозка, запряженная двумя лошадьми, медленно въехала во двор. Ахмед, конюх Дерека, приказал вознице подать ему руку. Обе женщины, сопровождаемые горсткой слуг, поспешили во двор, руками заслоняя лицо от жаркого заходящего солнца. Женщины подошли к повозке. Ахмед и возница вытащили слабое тело Дерека, который был без сознания. Сара издала пронзительный крик:
– Он ранен!
Ахмед угрюмо кивнул:
– У господина сломана нога, а спина прострелена пулей гильзаев – да покарает Аллах их вероломные сердца! – они напали на господина и его отряд в ущелье Кибер. Господин и несколько его солдат помогли нам избежать захвата гильзаями. Спасшиеся вернулись с повозками, чтобы вывезти раненых и прикрыть отступление. Господин очень плох.
«Но зачем доктор отправил его домой в такую жару, когда ему лучше было бы остаться в Кабуле?» – хотела спросить Анне-Лиз, но сдержалась. Она быстро направила людей в комнату Дерека. Сара, как помешанная, шла за ними. Когда Дерека положили на кровать, Анне-Лиз приказала вознице привести врача, затем велела Саре проследить, чтобы слуги принесли холодной воды и лимонада, если Дерек проснется. Когда Сара вышла из комнаты, Анне-Лиз повернулась к Ахмеду:
– Почему доктор отправил господина из Кабула, если он так тяжело ранен?
Когда он ответил, она побледнела:
– А господин знает?
– Нет, госпожа. Он был слишком плох, чтобы интересоваться этим.
– Хорошо. Ничего не говори остальным, я расскажу полковнику сама, когда ему станет лучше. Он должен направить все свои силы на выздоровление.
Анне-Лиз оставила Ахмеда, чтобы он раздел господина; на лестнице она столкнулась с Сарой, несшей кувшин с водой.
– Дай Ахмеду пять минут, а потом пусть он вымоет полковника. Я пошлю ему немного овсянки чуть позже.
С этими словами она оставила Сару, чтобы та позаботилась о Дереке, зная, что так Саре будет легче. Она успокоила ее только к ночи, и сама села дежурить у кровати Дерека. Под утро Дерек начал шевелиться. Его потное лицо было наполовину скрыто повязкой. Изогнувшись от боли, он оторвал кусок простыни, обнажив верхнюю часть тела и бедро.
«Он потрясающий мужчина!» – подумала Анне-Лиз, и краска стыда залила ее лицо. Широкоплечий, с черными волосами, покрывавшими грудь и выглядывавшими из-под повязки. У Дерека был плоский живот и изящные бедра наездника. Под простыней четко вырисовывались его длинные ноги. Сильная мускулистая рука протянулась к ней, он что-то пробормотал на пушту, потом закричал:
– Черт бы вас побрал, ублюдки!
Затем снова послышалось бормотание: он просил воды. Она быстро налила воды и приподняла ему голову. Голова была тяжелой, но она влила немного воды в его спекшиеся губы. Когда он отпил, глаза его открылись и он попытался что-то сказать.
– Почему… так темно? Где… что случилось?
– Потому что сейчас ночь, а вы в безопасности, в Канпуре. Большая часть вашего отряда в Кабуле, – она взяла его руку.
Он взглянул на нее: в его глазах были боль и слабость, вызванная настойкой опиума, которую дал ему врач.
– Это… Анне-Лиз?
– Да.
Его пальцы дотронулись до нее.
– Ты похожа… на конец тяжкого кошмара. Я чувствую… как будто я все еще сплю, только теперь… я вижу райский сон…
Она тихо рассмеялась:
– Ваш сон вполне реален, поскольку я ангел.
– Ты не знаешь… на что это похоже. – Его лицо покрылось испариной, но он пытался продолжить: – Они резали нас на полосы…
– Теперь все прошло. Не надо больше говорить, только отдых поможет вам встать на ноги.
Казалось, он не слышит ее:
– Сколько… сколько человек вернулось?
– Я отвечу вам утром… но вернувшиеся уверяли, что выжили многие.
Несмотря на слабость, он продолжал крепко сжимать ее руку:
– Останься со мной еще. Поговори со мной об Англии… о чем-нибудь. Я должен освободить мое сознание… думать об обычной жизни.
Она улыбнулась:
– Я совсем не помню Англии. Я провела пятнадцать лет в Китае. Моей первой игрушкой были счеты.
Пот от боли и жара заливал его глаза.
– Тогда расскажи мне о Китае.
И она рассказала ему, как все свое детство проходила в стеганой пижаме, о тутовых шелкопрядах, как они кружились, об ужимках ее любимиц, кантонских мартышек. Вскоре его дыхание сделалось ровным, и он уснул.
Следующие недели были для Дерека продолжением ночных кошмаров о Киберском ущелье. Ворочаясь в постели, он все время был в горячке. Его нога причиняла ему ужасную боль, но в конце концов начала заживать, но спина была покрыта сыпью, которая превращалась в ужасные язвы.
– Найдите овечью шкуру, – приказал доктор.
– Зачем? – возразила Анне-Лиз. – Он и так весь горит.
– Я не собираюсь его накрывать. Вытрясите овчину и подложите под него. Ланолин принесет ему облегчение.
Язвы зажили, но Дерека продолжало лихорадить. Однажды, когда он горел как в огне, ужасный крик страдания вырвался из его груди. Волосы упали ему на лицо, а темные глаза раскрылись. Увидев Анне-Лиз, стоящую к нему спиной, он с трудом приподнял голову.
– Мариан? – прошептал он слабо в каком-то замешательстве. – Как ты оказалась здесь?
– Я Анне-Лиз, – сказала она мягко. – Вы не узнаете меня?
Он долго с удивлением смотрел на нее:
– Я… в Канпуре?
– Да, и в полной безопасности, – она взяла его горячую руку. – Вы были ранены, но теперь выздоравливаете. Все, что вам нужно, это покой, и разрешите нам ухаживать за вами.
Он все еще сомневался:
– Но где… где же Мариан? Она должна быть здесь.
Анне-Лиз дотронулась до его лба: Дерек еще в горячке, потому бредит. Хотя рана, которая еще недавно разрывала его спину, стала едва заметной.
– Мариан в Англии. Вы забыли? Она ждет, когда вы поправитесь настолько, чтобы написать ей.
– Напиши… за меня, – прошептал он. – С моей… любовью. Скажи, что я… забыл…
– Не беспокойтесь, – убеждала она его, чувствуя приступ острой боли от его слов. – Уверяю, Мариан ждет вас и вы снова будете вместе.
Казалось, он все еще не понимает.
– Мариан, не подчиняйся моему отцу… и уезжай… в Индию, ко мне, так долго… без тебя.
Немного сбитая с толку, Анне-Лиз пробормотала:
– Я не понимаю…
– Поцелуй меня, Мариан, – прошептал он. – Сейчас, здесь. Ты нужна мне.
Пока Анне-Лиз сообразила, что происходит, его горячечные пальцы погрузились в ее волосы и притянули к себе. Его раскаленные губы нашли ее губы. Его поцелуй был жадным, поцелуй мужчины, теряющего последнее, что он любил. Несмотря на слабость, руки Дерека крепко обхватили ее, его губы прижимались все крепче, как будто только в ней была вся его жизнь. Голова Анне-Лиз кружилась, ее разум уносился вдаль под прикосновением его губ. Волосы выбились из-под шпилек и упали ему на плечи. Когда она поняла, что уступает его сильному желанию, она вернула поцелуй с неловким, медленно растущим жаром, который разжигал его страсть.
– Позволь мне заняться любовью с тобой… последний раз, – прошептал он сипло. – Жди меня в сарае для лодок сегодня вечером.
– Что? Я не могу, – Анне-Лиз заикалась, ее лицо густо покраснело. – Как вы могли подумать, что я?..
Его лицо резко отстранилось, его наполненные страстью глаза сузились, как будто он очнулся.
– Кто… ты, черт тебя побери? – он присмотрелся. – Анне-Лиз! Черт… Прости меня. Я, должно быть… сошел с ума. – На его губах появилась изумленная улыбка. – Ан-не-Лиз. – Он произнес ее имя мягко, как будто услышал его в первый раз, произнося каждый слог, словно это был сладкий, нежный звон. – Ангел Анне-Лиз. Моя маленькая защитница.
С улыбкой на губах Дерек наконец погрузился в сон.
Когда он проснулся, казалось, что он забыл и о письме, и о жарком поцелуе, и о том, что она ответила на него. Ей было ужасно стыдно: она боялась, что он вспомнит о страстном желании, на какое-то мгновение охватившем ее. Внешне она была спокойной, как всегда, но еще много дней не могла забыть этого поцелуя. Иногда, когда она шила или отдавала приказания слугам, воспоминание о том, как Дерек прижимался к ее губам, вдруг захватывало ее всю. Ее веки опускались, а краска заливала лицо, когда она представляла его объятия, погружавшие ее в огненную страсть. В конце концов она с усилием отгоняла эти мысли: ведь он целовал с такой страстью все-таки не ее, а Мариан. Для Дерека Клавеля она была всего лишь смиренной и порядочной дочерью миссионера. Она хотела вернуться к этой роли снова.
Дерека все еще мучили сильные боли, особенно в жгучую летнюю пору. Когда накатывала боль, он кричал и рвал мокрые от пота простыни. Анне-Лиз и Сара пытались читать ему, когда он приходил в себя, но ему все было безразлично. Наконец, Анне-Лиз приказала поместить его на верхнюю веранду, где было более прохладно. Теперь их вечера проходили в разговорах при свете масляной лампы, привлекавшей мириады насекомых, которых не мог разогнать даже конюх специальной хлопушкой. Крики попугаев и обезьян, раздававшиеся в деревьях над верандой, странно сочетались с мягким голосом Анне-Лиз, читавшей Дереку Мильтена и Теккерея. Временами Дерек пытался ходить по комнате при помощи костылей, но хрупкая мебель вскоре была вся переломана.
– Проклятая бесполезная нога! – ругался он и шел в другом направлении. – Я чувствую себя как слон в посудной лавке. Когда только этот чертов осколок выйдет?
Видя, как мучается Дерек, Анне-Лиз посчитала, что нельзя больше оттягивать это. Однажды ранним вечером, когда теплый день угасал в пурпурной пыли, она попросила доктора, чтобы тот занялся осколком Дерека.
Отказавшись от посторонней помощи, Дерек прошелся по библиотеке, но на полпути нога отказалась служить ему. Поспешность привела к тому, что она изогнулась под неестественным углом.
– Черт бы побрал эту дурацкую ногу! – сердито ругался он, пока Анне-Лиз и Сара спешили ему на помощь. – Я даже не могу прилично ходить, а тем более ездить на лошади, – сказал он доктору, крепко стиснув зубы, когда тот извлекал осколок. – Как вы полагаете, я смогу присоединиться к моему эскадрону в следующем месяце?
– Вам грех жаловаться. Вы давно уже должны были быть на том свете! – резко возразил доктор. – На вашем месте я бы вышел в отставку. Вполне возможно, у вас повреждены нервы из-за этой раны в спине. Чем меньше вы будете двигаться в следующие несколько лет, тем лучше, – он бросил осколок на стол. – В любом случае, сэр, вы стали инвалидом.
Пройдя мимо доктора, Анне-Лиз взяла Дерека за руку:
– Пойдемте наверх. Я помогу вам.
Дерек не принял ее помощь. Хотя и с трудом, он взобрался наверх самостоятельно. Сара шла рядом, стараясь помочь.
– Это слишком опасно, – запротестовала Сара, когда он резко отказался от ее руки.
– Ради Бога! Я же солдат, – он вырвался, оттолкнув ее.
– Оставьте его, – мягко проговорила Анне-Лиз. – Он должен сам всему научиться.
– Но это бессердечно…
– Тем не менее. Он должен продолжать делать то, что может, – проговорила Анне-Лиз, затем заботливо добавила: – Полковник Клавель прекрасно справится сам. Вы не думаете, доктор?
– Да, – уступил доктор, – его позвоночника и упорства хватит на троих. – Поморщившись, он закрыл свой саквояж. – Такая сила духа даст ему жизнь… или смерть…
Сделав вид, что не спешит, Дерек скрылся в своей комнате.
На рассвете следующего дня Анне-Лиз быстро оделась и поднялась на крышу внутреннего дворика. Как она и ожидала, Дерек сидел там, лицом к начинавшему светать горизонту. Она тихо опустилась рядом с ним, и они стали ждать восхода. Огромный красный шар постепенно поднимался, наполняя небо желтым и лиловым светом. Контуры военного городка приобретали все более отчетливые очертания. Стадо коз, позванивая колокольчиками, поднималось по пыльной дороге, проходя под золотыми мохуровыми деревьями. Городские минареты и верхушки соборов становились розовыми от лучей восходящего солнца, окрашивавшего все в цвет румяной зари; стволы деревьев отливали бронзой. Крики с ближайших минаретов созывали правоверных на молитву. Через несколько минут звуки колокольчиков затихли: стадо исчезло из виду.
