Текст книги "Искусство французского поцелуя"

Автор книги: Кристин Хармел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Впрочем, через пару недель я вернусь в Орландо… – тихо сказала я.

Там все мое парижское самокопание забудется, как дурной сон.

Поппи молчала.

– Знаешь… я как раз хотела сказать… Мы поговорили с Вероник. Ты отлично работала все это время, и мы предлагаем тебе остаться.

– Что?!

Поппи улыбнулась.

– «KMG» готова заключить с тобой более длительный контракт. На весь следующий год.

– На год?!

– Да. Ну так что? Остаешься?

Когда Поппи легла спать, я еще долго сидела в гостиной, глядя в окно на Эйфелеву башню, пока огни не потухли и она не растаяла в темноте. Мне опять стало одиноко. Я посмотрела на часы: во Флориде только восемь вечера… Я сделала глубокий вдох и набрала номер Брета.

– Я пока остаюсь в Париже, – сказала я, когда он взял трубку.

Брет секунду молчал.

– Это что, шутка? – спросил он.

– Нет, – Я попыталась облечь свои чувства в слова: – Мне здесь хорошо, я счастлива. Наконец-то чувствую себя нужной и при деле.

– А то, что ты нужна мне, значения не имеет? Это для тебя пустяки?

– Я этого не говорила. – Мне вспомнились вчерашние слова Поппи. – И кстати, раз уж я так много для тебя значу, почему бы тебе не приехать? Мне здесь очень хорошо. В Париже мы могли бы начать все заново.

– С ума сошла? Я даже французского не знаю!

– Я тоже. Но ведь ты мог бы взять небольшой отпуск, хотя бы в счет медового месяца. Приезжай сюда, вдруг тебе понравится.

Я испытывала его чувства на прочность, и Брет это понимал. Я протянула ему руку, и если бы он ее взял, я с радостью дала бы Брету еще один шанс и признала, что Поппи ошиблась.

– Разве я неясно выразился, что хочу жить во Флориде? – через несколько секунд спросил Брет. – Если я не переехал в Нью-Йорк, то с какой стати поеду во Францию?

– Потому что я здесь.

В трубке воцарилась тишина, которую я попыталась заполнить (так всегда подсказывала моя природная робость – нарушить тишину, если она становится чересчур гнетущей).

– И вообще, я не прошу тебя переезжать. Просто посмотришь, как я тут устроилась. Теперь это моя жизнь, Брет. И я по-прежнему хочу, чтобы ты стал ее частью.

Не знаю, действительно ли я этого хотела. Но ведь я чем-то обязана Брету, верно? Меня не убудет, если я дам ему последний шанс, пусть он дал мне гораздо меньше. Я старалась жить по своим правилам, а не по его и иногда находила в этом утешение.

– Эмма, – медленно произнес Брет, словно обращаясь к ребенку, в чьих умственных способностях сомневался, – ты же сказала, что скоро вернешься домой.

Я взглянула на едва проступающий из темноты силуэт Эйфелевой башни, и мне вдруг стало спокойно как никогда.

– Да. Кажется, я дома.

Глава 14

Париж – чарующий город, такова его особенность. И дело вовсе не в галантных мужчинах, романтических свиданиях и дивных поцелуях, как убеждала меня Поппи. Дело в самом городе: в его затейливых улочках, живописных мостах, безупречно подстриженных садах, в великом разнообразии цветов, которые весной растут здесь повсюду. Ночью все подсвечено яркими огнями, звезды на небе выглядят так, словно их подвесила чья-то рука, и нежная рябь волнует Сену, похожую на мягкое одеяло, расстеленное между двух берегов. Очарование Парижа – в укромных кафе, в миниатюрных, но жутко самодовольных собачках и в булыжных мостовых, на которые можно наткнуться в самом неожиданном месте. В яркой зелени травы, синеве неба и ослепительной белизне базилики Сакре-Кёр.

Это не город, а мечта. Мечты всегда пленительны. Возможно, если долго прожить в таком совершенном городе, совершенной станет и твоя жизнь.

Накануне отъезда в Лондон я задержалась на работе и возвращалась домой одна, предвкушая вечер, который посвящу только себе. Поппи уехала на день раньше, чтобы навестить лондонских друзей и закончить кое-какие дела. Повернув на свою улицу, я залюбовалась Эйфелевой башней и в сотый раз подумала, какая это удача что я живу именно здесь. Разве можно всерьез думать о возвращении домой, когда рядом такая невероятная красота?

Поглощенная этими мыслями, я не заметила, как передо мной распахнулись двери Американской библиотеки и из них вышел мужчина с огромной шаткой стопкой книг в руках. Он не смотрел в моем направлении, а я не видела ничего, кроме Эйфелевой башни, поэтому с размаху налетела на него. Книги рассыпались по тротуару.

– О! – в ужасе крикнула я. – Простите ради бога! Э-э… je suis dйsolйe! Давайте я вам…

Я умолкла на полуслове, когда человек выпрямился, и я увидела его улыбчивое лицо.

– Здравствуй, Эмма! Надо же, вот и столкнулись. В прямом смысле слова.

Я изумленно открыла рот и выдавила:

– Гейб… Это ты.

– Собственной персоной! – весело сказал он и поглядел на разбросанные вокруг книги, похожие на груду мусора. – Решила отомстить мне за рассыпанные ручки, да?

– Что? Нет! Я случайно! Я тебя даже не видела! – Ну-ну, – хмыкнул Гейб, приподняв брови.

На секунду я опешила, потом сообразила, что он шутит, и натянуто улыбнулась.

– Кстати, ты тоже не смотрел, куда идешь.

– Верно подметила, – кивнул Гейб с шутливой торжественностью. – Мож ет, все-таки уберем это безобразие?

Я помогла Гейбу собрать книжки.

– На выходные запасся? – спросила я, передав ему последнюю книгу – роман Джеймса Паттерсона.

– Не знаю, как ты, я в выходные еду на лондонскую презентацию, – с улыбкой ответил Гейб – А это так, легкое чтиво в дорогу.

Я тоже улыбнулась.

– Рада за тебя. Слушай, я хотела сказать спасибо за прекрасную статью…

– Ерунда, не стоит благодарности, – отмахнулся Гейб.

– Да, но… – Я умолкла. – Интервью вышло немного странное. Гийом вел себя не слишком… учтиво. Ты мог его разгромить. Я очень ценю твою доброту.

Гейб вздохнул.

– Слушай, мне нелегко это говорить… Парень-то псих. Но он очень талантлив, Эмма, пусть и бывает порядочной свиньей. Я написал о нем чистую правду.

Я не нашлась, что ответить. Помолчав, Гейб закатил глаза и рассмеялся.

– Хорошо, хорошо! Редакторы тоже просили меня не злобствовать.

– А… – проронила я.

И с чего это я как воды в рот набрала? До меня вдруг дошло, что я впервые вижу Гейба в обычной одежде, а не в деловой. На нем были простые темные джинсы, серая футболка и бордовые кроссовки. Пришлось признать, что он вовсе не выглядел назойливым и ушлым журналистом, каким я его воспринимала.

– Вообще-то, Эмма, я очень рад, что мы встретились – сказал Гейб, – У меня к тебе одна просьба.

– Понятно… – Я мысленно застонала. Везет же мне! Столкнулась на улице с самым упертым журналистом на свете! – Какая?

Я морально приготовилась к вопросу о психическом здоровье Гийома. Или о его предполагаемом алкоголизме. Или еще о чем-нибудь ужасном.

– Ты катаешься на роликах?

Я удивленно заморгала. Это что, какой-то жаргон? Так во Франции спрашивают о чем-нибудь неприличном?

– Что? – переспросила я.

– На роликах катаешься? – повторил Гейб.

– В смысле… Просто на роликах? – осторожно уточнила я.

Он покивал.

Я замешкалась. Сверкающие глаза, широкая улыбка… Гейб выглядел таким же ненормальным, как Гийом.

– Э-э, ну да, – не сразу ответила я. – Во Флориде каталась. А… что?

– Отлично! – воскликнул Гейб, просияв, – Тогда ты просто обязана покататься сегодня со мной!

Я наморщила лоб.

– То есть?

– Сегодня же «Pari Roller»! – возбужденно проговорил Гейб, как будто я должна была знать, что это такое.

Разумеется, я понятия не имела.

– Что-что?

– «Pari Roller»! Каждую пятницу двадцать тысяч человек встречаются в четырнадцатом округе и катаются по всему Парижу!

Я не поверила своим ушам.

– Двадцать тысяч? Это же безумие!

– Ага, – восторженно сказал Гейб – Безумнее не бывает! Самое масштабное катание на свете. Дороги блокируют десятки полицейских патрулей. Лучшего способа увидеть Париж не придумаешь, Эмма! Давай пойдем.

Я недоверчиво на него покосилась.

– А ты меня не разыгрываешь?

– Да нет же! Вот, смотри – Гейб вытащил из кармана распечатку. – Это сегодняшний маршрут. Его каждый четверг составляют.

Он передал мне смятый листок бумаги. На нем была карта Парижа, вдоль и поперек разрисованная цветными линиями.

– Это маршрут, – повторил Гейб, указывая на сумасшедшие каракули. – Длиной девятнадцать миль. Фантастика! Мы раньше с младшей сестренкой катались, но потом она уехала к отцу в Бретань. Теперь я катаюсь один, но с тобой тоже будет здорово! Только подумай, когда ты еще так увидишь Париж?

– Ну да… – Я не понимала, какого ответа он ждет. – То есть… ты меня приглашаешь?

Затея была безумная, но, должна признать, чем дольше я смотрела на карту, тем любопытнее мне становилось. Никогда бы не подумала, что можно гулять по Парижу на роликах.

– Да, да, тебе понравится!

Гейб улыбался как ненормальный.

Я подозрительно прищурилась.

– А может, ты хочешь выпытать у меня что-нибудь про Гийома? Или уговорить на очередное интервью?

Гейб опешил.

– Нет, Эмма, я бы никогда так не поступил…

Улыбка сползла с его лица.

Я поморщилась.

– И глазом бы не моргнул!

Он нахмурился.

– Эмма, обещаю, сегодня ты ни слова не услышишь о работе.

– Правда?

– Обещаю, – серьезно сказал Гейб.

Я помедлила.

– Это не очень-то профессионально…

– В каком смысле? – удивился Гейб.

Я покраснела.

– Ну, не знаю… Ты журналист, я агент по рекламе. Профессиональная этика и все такое…

– Эмма, я же не секреты Гийома у тебя выпытываю! И не прошу предоставить мне какие-то особые сведения. Я зову тебя кататься.

А что мне, собственно, терять? Если откажусь, проведу вечер в одиночестве. А когда мне еще выпадет шанс прокатиться по Парижу на роликах? Предложение было заманчивое. К тому же, если мы за весь вечер не вспомним о Гийоме, я смогу немного подмаслить Гейба для «KMG». Его благосклонность мне еще пригодится, когда Гийом в очередной раз что-нибудь натворит.

– Только у меня нет коньков, – сказала я.

– Ничего страшного. Сестренка оставила у меня свои, а если они не подойдут, возьмем напрокат.

– Ну… хорошо, – улыбнулась я. – Давай покатаемся.

– Отлично! Тогда встретимся через час и сперва поедим.

Вопреки собственным убеждениям ровно через час я стояла у двери Гейба в джинсах и рубашке с длинными рукавами, как он мне посоветовал. С моей стороны это было безумием, но я твердила себе, что поступаю так ради Гийома. В конце концов, если мы с Гейбом подружимся, он простит моей рок-звезде пару сумасшедших выходок, верно? Его будет проще задобрить, когда Гийом выкинет очередной номер. Никаких надежд на то, что очередного номера не будет, я не питала.

Да и чего уж там, затея с катанием пришлась мне по душе. Я на всякий случай залезла в Интернет и убедилась, что Гейб ничего не выдумал. Каждую пятницу, с десяти до часа ночи двадцать тысяч роллеров – в основном подростки и молодежь – устремлялись от Монпарнаса к сердцу Парижа, в одном лихом и шумном рывке пролетая на колесах мимо основных городских достопримечательностей.

Дом Гейба действительно был в нескольких кварталах от дома Поппи, на улице Ожеро. Он открыл дверь, держа ролики в одной руке и французский багет в другой.

– Коньки моей сестры, – сказал он вместо приветствия, – и ужин. Вернее, его часть.

– Ты готовил?!

Я-то думала, мы перекусим по дороге сэндвичами или блинчиками.

Гейб пожал плечами.

– Нам будут нужны силы, сама скоро поймешь. И потом, ничего особенного я не готовил, стряпня – не мой конек. Но вот спагетти болоньез у меня фантастические, раз я сам это говорю.

Я засмеялась.

– Пахнет аппетитно!

И я не соврала: манящий аромат помидоров, базилика и чеснока витал в коридоре, приглашая меня внутрь.

– Пойду доготовлю, – сказал Гейб, – а ты примерь Люсины коньки.

Пока он накрывал на стол и рубил салат, я влезла в ролики его сестры и с удивлением обнаружила, что сидят они почти идеально. Я встала и немного покачалась из стороны в сторону. Подошел Гейб.

– Ну как?

– Хорошо.

Он пощупал мыски, как это обычно делают продавцы в обувных магазинах.

– Немного великоваты, но если надеть еще пару носков, будет в самый раз. Сейчас принесу.

Через сорок пять минут мы с Гейбом, наевшись спагетти и нагрузившись коньками, носками, шлемами и защитой, двинулись к станции метро «Ля Мот Пике Гренель», которая была в пяти минутах ходьбы от его дома.

– Ты вроде говорил, что вырос во Флориде, – завела я беседу. – Тогда почему твоя сестра живет в Бретани?

Я переложила коньки из одной руки в другую – они понемногу тяжелели.

– Вообще-то она мне сводная сестра, – ответил Гейб, поглядел на меня и остановился как вкопанный. – Ой, давай я понесу. Надо было сразу так сделать, извини.

Несмотря на мои возражения, он забрал коньки и отдал мне шлем и защиту, которые были намного легче. Я поблагодарила, и мы зашагали дальше.

– То есть Люси – дочь твоего отца? – спросила я. Гейб кивнул.

– Ага. Он до сих пор живет в Бретани, а мама во Флориде. Поскольку я каждое лето жил у паны, мы с Люси очень близки.

Я поразмыслила над его словами и кое-что поняла.

– А, вот откуда ты знаешь, что Гийом рос в Бретани! Вы знакомы с детства?

– Да, – быстро ответил Гейб – Верно. Но я думал, мы не будем разговаривать о работе.

Тут он умолк: нам пришлось повозиться, чтобы с занятыми руками выудить из карманов билетики метро. Когда турникеты были позади и мы сели на поезд, следующий по шестой линии – «Насьон», – Гейб сменил тему, спросив, где я жила во время учебы. Я решила больше не заговаривать о Бретани: в конце концов, ответ на волновавший меня вопрос – почему он так много знает о детстве Гийома – я получила.

Более сумасшедшего зрелища, чем «Pari Roller», я в жизни не видела.

Тысячи роллеров собрались на площади Рауля Дотри, между железнодорожным вокзалом и огромной башней Монпарнас. Организаторы прочли нам короткую лекцию по технике безопасности и правилам дорожного движения. Гейб тихо переводил, пока я влезала в носки, коньки и надевала защиту. Затем он помог мне застегнуть шлем и широко улыбнулся.

– Ты такая красотка, Эмма, – сказал Гейб, легонько похлопав меня по шлему.

Я наморщила нос.

– Ага, мои лохмы сплющились в гриб под огромным твердым шлемом, и теперь я просто неотразима.

– Ты действительно неотразима, – на удивление серьезно проговорил Гейб.

Я хотела было сострить, но в эту секунду раздался свисток, и нас чуть не сбила армия роллеров, обрушившихся на Париж.

– Вперед! – Гейб улыбнулся, положил руку мне на плечо и помог устоять на ногах, пока мы пробирались сквозь толпу людей на роликах. – Готова? – крикнул он сквозь грохот тысяч колес по мостовой.

– Ага! – выдавила я, и мы поехали, подхваченные неудержимой волной роллеров.

За полтора часа нам едва удалось перекинуться словечком, пусть Гейб и оглядывался каждую минуту – не отстала ли я. Я не отставала, хотя всю дорогу благоговейно смотрела по сторонам. Так быстро и лихо я еще никогда не каталась, но отстать было попросту невозможно – огромная волна увлекала за собой всякий раз, когда силы меня покидали. В груди все дрожало от грохота колес, и я любовалась прекрасными видами: далеко слева возвышалась Эйфелева башня, затем мы проехали мимо величественного оперного театра на правом берегу Сены и сквозь девятый округ к Северному вокзалу – здесь я должна была завтра сесть на поезд «Евростар» и отправиться в Лондон. Извилистыми улицами мы прокатились по районам, которых я не знала. Где бы мы ни ехали, всюду на тротуарах стояли люди – они махали нам, кричали, и я чувствовала себя участником грандиозного парада.

Когда мы, взмокшие и запыхавшиеся, въехали в Арман-Каррель – большой парк на противоположном конце города, – было без четверти двенадцать. Я рухну ла на траву и, последовав примеру остальных, легла на спину.

– Это было нечто! – выдохнула я.

Гейб стоял надо мной и весело улыбался.

– Очень рад. Но ты ведь знаешь, что мы проехали только половину маршрута?

– Что?!

Я резко села.

Он рассмеялся.

– Ну да, это середина пути. Мы немного передохнем и через площадь Республики поедем обратно на левый берег.

– О… – через пару секунд выдавила я, снова упав в траву и закрыв глаза.

Еще полтора часа такой езды – ужас!

– Можно остановиться и поехать домой на метро, – предложил Гейб.

Я приоткрыла глаза и покосилась на него. Он все еще разглядывал меня с веселым удивлением.

– Нет уж, я начатого не бросаю.

– А я и не говорил, что бросаешь. Но для первого раза это слишком, и я прекрасно пойму, если…

– Нет! Доедем до конца! – перебила я его и с трудом поднялась.

Ноги были как ватные. Гейб улыбнулся и протянул мне руку; его шершавые и теплые пальцы переплелись с моими.

– Ты точно хочешь?

Я посмотрела Гейбу в глаза, и сердце заколотилось у меня в груди. Я кивнула.

– Да.

Несколько секунд мы стояли, глядя друг на друга Я уже крепко держалась на ногах, но Гейб не отпустил мою руку, а я свою не убрала. На секунду я подумала – вот ненормальная! – что сейчас он меня поцелует. Но когда Гейб наклонился ближе, прозвучал сигнал, и двадцатитысячная толпа роллеров снова помчалась вперед.

– Готова? – крикнул Гейб.

Он стиснул мою ладонь, и меня охватила легкая дрожь.

– Если ты готов, я тоже! – крикнула я в ответ.

За те полтора часа, что мы неслись по восточному краю правого берега, через площадь Бастилии, по мосту Аустерлиц, вдоль левого берега Сены и на юг, к Монпарнасу, Гейб ни разу не отпустил мою руку.

А мне, как это ни странно, вовсе не хотелось, чтобы он ее отпускал.

– Волшебный вечер! – сказала я, когда мы подошли к моей двери.

Был уже третий час ночи, и каждая моя косточка, каждая мышца и каждое сухожилие болели, но я уже несколько лет не чувствовала себя так прекрасно.

– Да, весело! – улыбнулся Гейб. Он поставил коньки на тротуар и коснулся моей левой руки. Кожу легонько защипало. – Я очень рад, что ты согласилась поехать.

– Огромное спасибо за приглашение!

Я не могла поверить, что это тот же самый Гейб Франкёр, который последнее время старательно портил мне жизнь и мешал работать. В обычной жизни он оказался… хорошим. И жутко привлекательным, раз уж на то пошло.

– Я сам очень рад, что пригласил тебя. – Он подошел ближе. Мне вдруг неудержимо захотелось, чтобы он меня поцеловал, – Ты потрясающая, Эмма.

Словно в замедленной съемке, Гейб обвил меня руками и притянул к себе, а потом склонил голову и нежно приник к моим губам. Меня словно молнией ударило; его губы были соленые и сладкие одновременно. Через несколько секунд Гейб отпрянул, поправил очки и откашлялся.

– Ну…

Он взглянул на меня.

– Ну… – неуклюже повторила я.

Поцелуй был чудесный, но такой короткий!

– Я… э-э… наверное, не стоило нам этого делать.

Гейб отвел взгляд.

Я упала духом.

– О…

– Нет, мне очень хотелось! Но работа и все такое…

Он умолк.

Я поспешила согласиться, чувствуя себя полной дурой:

– Конечно, конечно. Это так непрофессионально с нашей стороны!

– Ужасно непрофессионально, – кивнул Гейб. Помолчав, он снова посмотрел на меня – Но ты ведь не против, если я скажу, что было здорово?

Я с облегчением улыбнулась.

– Ага. Если ты сам не против, конечно.

– Вот и славно.

– Да, – робко согласилась я.

– Ну так что, до завтра? Увидимся в Лондоне, – сказал Гейб.

– Ах да, – с серьезным и профессиональным видом ответила я. – Конечно. Мы с большим удовольствием познакомим вас с творчеством Гийома.

Он улыбнулся.

– Да, точно. Мне обязательно понравится.

– Надеюсь.

Гейб внимательно на меня поглядел и кивнул.

– Спокойной ночи, Эмма.

Затем он поднял коньки с тротуара и без слов зашагал прочь.

Несмотря на то что завтра мне предстоял тяжелый день, всю ночь я почти не спала и по-прежнему чувствовала, как пальцы Гейба переплетаются с моими.

Глава 15

Утром в лондонском поезде я задремала. Мне полагалось присматривать за Гийомом, который ехал первым классом, – как бы он не начал сверкать голой задницей перед пассажирами или не устроил стриптиз в вагоне-ресторане, – но я решила временно поручить эти обязанности Эдгару и Ришару. У меня просто не было сил.

– Поздно легла, Эмма? – спросил Гийом, многозначительно ухмыльнувшись, когда я заняла свое место.

– Я всего лишь каталась на роликах… Так что обойдемся без сальных шуточек.

Он приподнял брови.

– Ну, не знаю. Кататься можно очень пылко и страстно.

Я закатила глаза. Видимо, у нас были совершенно разные представления о массовом катании.

Каждый раз, засыпая, я вспоминала губы Гейба, и меня охватывало блаженство, смешанное с чувством вины. Поцелуй был волшебный, но разве агентам по рекламе положено целоваться с журналистами? Я словно бы нарушила какой-то важный закон профессиональной этики Брет тоже не покидал моих мыслей, затаившись где-то на задворках сознания. Конечно, я уже не раз целовалась с парнями – по наказу Поппи, – но Гейб был первым, к кому я прониклась какими-то чувствами. Да, это безумие, но меня почему-то мучила совесть, словно я изменила Брету.

Через три часа водитель лимузина, забравший нас четверых с вокзала, подъехал к отелю «Ройял Кенсингтон». Прежде чем лакей помог мне выйти из машины, я восторженно осмотрелась. Здание было дивной красоты: огромное и величественное, с мраморными колоннами и роскошными цветочными клумбами на окнах, которые придавали фасаду более мягкий и уютный вид. Над стоянкой, выложенной мрамором, порхала стая флагов. Десятки лакеев и носильщиков в смокингах и цилиндрах носились между машинами, ловко извлекая чемоданы из багажников. Если приглашенные журналисты испытали хоть половину моего восторга, я могла с уверенностью сказать, что начало презентации положено хорошее.

Когда мы зарегистрировались, я отыскала Поппи – ее номер был рядом с моим. Чтобы определить, кто из нас пойдет в номер Гийома и проверит, всем ли он доволен (а заодно не отыскал ли он где-нибудь пару несовершеннолетних красоток), мы сыграли в камень-ножницы-бумагу. Мои ножницы затупились о камень Поппи – идти было мне.

– Я пока хорошенько отмокну в ванне! – пропела моя подруга, когда я обувалась. Откуда ей было знать, что вчера я стала чемпионкой Парижа по катанию на Ликах и ради горячей ванны готова отдать левую руку? – Я буду нежиться в пене, потягивать каву, читать «Гламур» и думать только о тебе!

– Убила бы, – буркнула я и вышла в коридор.

У нас с Поппи были прекрасные номера, а нашего рокера, конечно же, поселили в люксе на последнем этаже. Я не представляла, что там может не понравиться, но в мои задачи входило следить за настроением Гийома, тем более перед презентацией. Так что я безропотно пошла наверх.

Мне ответили только на второй стук.

– Кто там? – раздался приглушенный голос Гийома.

– Эмма! – завопила я в ответ, чем привлекла насмешливый взгляд коридорного – тот нес чемоданы «Луи Вуиттон» в номер напротив.

Похоже, вопить в этом отеле считалось верхом неприличия.

– Минутку! – крикнул Гийом.

Я услышала его шаги, и через несколько секунд дверь отворилась.

– Привет, – с улыбкой сказал он.

Я не знала, чего ждать, но почему-то не сомневалась, что без обнаженки не обойдется. К моему удивлению, Гийом был полностью одет и вообще выглядел нормально: зеленая рубашка с длинными рукавами, темные джинсы. Если бы я не знала, что он полоумный, приняла бы его за обычного привлекательного… ладно, ладно, дико привлекательного парня с рекламного щита «Кельвин Кляйн».

Но, увы, он был псих. Да к тому же мой клиент.

– Как дела, Эмма? – спросил Гийом, жестом приглашая меня в номер, – Входи, входи.

– Спасибо, я тут постою, – поспешно ответила я вспомнив, что обычно творится в номерах у Гийома. Да и в покер я играть не умею.

– Как скажешь. – Он пожал плечами и загородил собой дверь. – Чем могу помочь?

Пожалуй, более нормальной светской беседы у нас еще не бывало.

– Да так… хотела узнать, все ли хорошо с номером, – неуверенно проговорила я.

– О, не просто хорошо – великолепно!

– Я рада.

– Я тоже.

– Тебе что-нибудь принести? Ничего больше не нужно? – спросила я.

– Нет. – Гийом внимательно на меня посмотрел, – Можно задать тебе один вопрос?

– Э-э… конечно.

Я приготовилась к худшему. Сейчас он спросит, не интересует ли нас с Поппи групповой секс. Или где в Лондоне можно раздобыть крэк. Или в каком из местных архитектурных памятников лучше всего раздеться. Я бы предложила Биг-Бен.

Но ничего подобного Гийом не спросил.

– Эмма, я только хотел узнать, все ли у тебя хорошо, – медленно произнес он.

Я изумленно распахнула глаза.

– Что?! Ну да, все хорошо. – Я опомнилась и широко улыбнулась. – А в чем дело?

Гийом неловко пожал плечами.

– Не знаю. Ты сегодня сама не своя. Какая-то расстроенная была в поезде.

Я прямо вздрогнула от удивления.

– Спасибо, у меня все нормально. Я еще раз натянуто улыбнулась.

– Точно? – с искренней заботой спросил Гийом. Что на него нашло?

– Да-да, точно.

Он еще раз окинул меня проницательным взглядом.

– Знаешь, я ведь не такой плохой. Ну, то есть от меня хлопот не оберешься, но в душе я не злой.

Куда он клонит?!

– Знаю, – ответила я, чувствуя, как часто забилось мое сердце.

– Я в том смысле… Ну, если хочешь о чем-то со мной поговорить, не стесняйся.

У меня в прямом смысле слова отвисла челюсть. Неужели это тот же человек, с которым я на прошлой неделе пела смертельно опасный дуэт, болтаясь на канате между двумя домами? И у которого в трусах лежит пара тысяч евро – так, на всякий пожарный?

– А… ну… спасибо. Очень мило с твоей стороны.

– Да… – Гийом пожал плечами и отвел взгляд, – В общем, не грусти. Что бы там ни случилось.

– Хорошо, – ответила я, по-прежнему недоумевая. Гийом неуклюже обнял меня, чмокнул в обе щеки и закрыл дверь.

Я еще долго стояла в коридоре, не понимая, что произошло.

Шесть часов спустя мы с Поппи провели небольшой инструктаж для двадцати ассистентов – их нам предоставило британское агентство временного найма, специализирующееся на СМИ и связях с общественностью. На приеме, который начинался через полчаса, у каждого ассистента были свои обязанности. К примеру, блондинке по имени Уиллоу и брюнетке Меликсе полагалось стоять в вестибюле и регистрировать журналистов. Двух похожих друг на друга брюнеток мы отправили в зал для прессы – раздавать буклеты, а двум парням поручили накрыть в соседнем номере небольшой стол с фруктами выпечкой, содовой и кофе. Девушка по имени Джиллиан была у нас за посыльного: бегала туда-сюда между вестибюлем, залом и номерами, сообщая нам с Поппи о любых заминках. (Тьфу-тьфу, пока ничего страшного не случилось. Разве только светскую обозревательницу из «Нью-Йорк дейли ньюс» поселили в номере с двумя кроватями, а она просила одну «королевского» размера.) Остальные работали за кулисами, заканчивая последние приготовления к сегодняшнему концерту.

– Я так волнуюсь, – сказала Поппи, когда мы сели за регистрационную стойку у входа в зал.

Все должно было начаться через десять минут: толпа тележурналистов и газетчиков соберется на торжественное открытие презентации, гвоздем которого будет концерт-сюрприз от Гийома. Он споет три песни, начав, разумеется, с первого сингла и закончив моей любимой «La Nuit» [23]23
  Ночь (фр.).


[Закрыть]– чарующей балладой о безответной любви, написанной частично по-английски и частично по-французски.

– Я тоже, – созналась я, листая бумаги в поисках списка приглашенных.

Большая часть репортеров прибыла на двухдневную презентацию сегодня, но кое-кто решил не идти на открытие и погулять по Лондону (они ведь не знали, что Гийом будет петь). Впрочем, девяносто процентов журналистов явились на прием, а значит, у нас будет больше ста гостей.

Мы обе были в черных коктейльных платьях, о чем немного поспорили на прошлой неделе, когда отправились за покупками в «Галерею Лафайет». Я хотела подобрать нам строгие костюмы, дабы соответствовать образу организаторов мероприятия. Поппи только закатила глаза и сказала, что раз вечеринка коктейльная, платья должны быть такие же.

– Больше половины журналистов – мужчины, – напомнила она, подмигнув. – Так пусть им будет на что посмотреть, слушая песни о любви!

К семи тридцати почти все приглашенные уже зарегистрировались. Мы с Поппи радушно их приветствовали, спрашивали, все ли их устраивает, и отправляли в зал, убранство которого Поппи продумывала несколько месяцев.

На стенах висели огромные фотографии Гийома в разных позах и одежде, а между ними – увеличенные обложки альбома. Свет был приглушенный, а зеркальные шары под потолком отбрасывали на стены яркие блики, похожие на снежные хлопья. Поппи заказала и ароматерапию, так что всюду витал аромат французской лаванды.

– Ну, пойдем? – спросила Поппи без четверти восемь, сложив пополам список журналистов и убрав его в сумочку.

Последние десять минут к нам никто не подходил, а судя по смеху и голосам, доносившимся из зала, вечеринка была в полном разгаре.

Я посмотрела на часы.

– Давай посидим еще пару минут.

– Но через пятнадцать минут нам уже приглашать на сцену Гийома! Не хочешь перед этим выпить бокальчик шампанского?

– Лучше подождем, пришли не все.

Поппи на минуту смутилась и снова заглянула в список.

– Да ладно, пять человек не хватает!

– Я посижу здесь.

Она странно на меня посмотрела и пожала плечами.

– Ты как хочешь, а я пошла.

Гейб не появился и через десять минут. «Он не может не прийти! – огорченно подумала я. – И вообще, с какой стати я так за него волнуюсь?»

Я вздохнула и встала, велев одной из ассистенток посидеть за стойкой на случай, если придет еще кто-нибудь.

Прием действительно был в полном разгаре, и выглядело все еще лучше, чем я рассчитывала. Официант в смокинге поднес мне розовое шампанское, и я одним глотком выпила полбокала, пытаясь успокоиться. В зале собралось около сотни журналистов, лица почти у всех были довольные. Неудивительно: официанты разносили бесчисленные подносы со всевозможными закусками, розовым шампанским, божоле, мохито и «Риштини» – фирменным коктейлем из шампанского, водки, смородинового ликера и «спрайта», который мы с Попии придумали специально для презентации.

По пути к сцене я пожала руки нескольким знакомым. Никто из репортеров не догадывался о концерте, и мне не терпелось увидеть их ошарашенные лица, когда главный виновник торжества выйдет на сцену.

– Ты ждала какого-то конкретного человека? – спросила Поппи, как только я скользнула за кулисы.

Она стояла одна, в очках, и читала свою наспех записанную речь.

Я отрицательно качнула головой, пытаясь не покраснеть.

– Надеюсь, ты не в журналиста влюбилась?

– Нет! – возмущенно ответила я. Поппи внимательно на меня посмотрела.

– Я ведь предупреждала, будь осторожнее с французами. Они разобьют тебе сердце.

Я кивнула, стараясь при этом не выглядеть виноватой. Я ведь не влюбилась в Гейба!

– Знаю.

Поппи сняла очки и убрала их в чехол, пригладила волосы и спрятала заметки в сумку.

– Готова? – спросила она.

– Да, если ты готова.

Она кивнула, и мы вместе вышли из-за кулис на сцену.

– Всем здравствуйте и добро пожаловать! – сказала Поппи в микрофон.

Разговоры тут же утихли, взгляды сосредоточились на нас. Я вежливо улыбнулась, а Поппи продолжала: