Текст книги "Искусство французского поцелуя"

Автор книги: Кристин Хармел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21

В семь двадцать утра мой самолет совершил посадку в аэропорту Ла Гуардиа. Движение на дорогах было не слишком оживленное, поэтому к полудню я уже приехала на студию Кэти Джонс, где в два часа должны были начаться съемки передачи. Сев в кресло, я почему-то почувствовала себя не в своей тарелке. Меня расстраивала мысль о том, что скоро я снова увижу Гийома. Я пыталась забыть о прошлом, но Гийом был его олицетворением.

Начала шоу я дожидалась в одиночестве.

– Вы тут одна? – спросил толстяк справа от меня, который занял свое сиденье и половину моего, так что меня прижало к левому подлокотнику. К счастью, я сидела возле прохода, и слева никого не было.

Я натянуто улыбнулась.

– Да.

– Такая красотка – и одна! – протяжно заметил он. Его жена, сидевшая рядом, захихикала. – Друзей что ли нету?

Я скрипнула зубами.

– Они сидят в другом месте. Толстяк хохотнул и сказал что-то жене. Я закатила глаза. Весь мир словно бы сговорился с Джинни и хотел напомнить мне, какую ошибку я допустила, выбрав одинокую жизнь.

В два часа шоу началось, и я стала слушать вступительную речь Кэти Джонс. Мой сосед техасец счел ее такой смешной, что хохотал каждые несколько секунд, сотрясая весь ряд. Когда шутки закончились, я вздохнула с облегчением.

Вторую половину шоу открывало интервью с Коулом Бранноном, который недавно снялся в самом ожидаемом фильме лета. Поговорив с высоким красивым актером, Кэти повернулась к камере.

– Не переключайтесь: после рекламы у нас в студии самый непредсказуемый рокер Франции – Гийом Риш! Он исполнит для вас свой хит «Город света», который уже несколько недель не покидает десятку «Билборда». – Кэти пригладила безупречно причесанные черные волосы. – А если нам повезет, Гийом расскажет, каково это – мчаться по Сене на водных лыжах в одном белье и цилиндре!

Зрители рассмеялись, и началась рекламная пауза. Я поискала глазами Поппи, но нигде ее не нашла. Работники студии устанавливали на темной сцене ударные, микрофоны и усилители для предстоящего выступления. Я заметила Жана-Марка, барабанщика Гийома, и сердце чуть не выскочило у меня из груди. Я даже не подозревала, что так соскучилась но ребятам.

После паузы свет вновь упал на Кэти Джонс. Она улыбнулась и эффектно произнесла:

– Леди и джентльмены, Гийом Риш!

Мое сердце забилось как сумасшедшее, когда вспыхнули прожекторы и на сцене появился Гийом. Он был еще привлекательнее, чем прежде: строгая рубашка с оторванными рукавами обнажала его мускулистые руки узкие джинсы соблазнительно обтягивали ноги, волосы были профессионально взъерошены – казалось, он только что проснулся, гладко выбритый и безупречно красивый. Образ дополняла гитара с французским флагом и гитарный ремень с именем Гийома, вышитым кристаллами Сваровски.

Когда зрители взревели от восторга и засвистели, я улыбнулась. Итак, слава Гийома Риша пересекла океан. Люди его обожали. Какая-то девчонка передо мной визжала так громко, что я испугалась, как бы ее не хватил удар. Пусть я больше не работала на «KMG», все же я немного гордилась своей ролью в карьере Гийома. И это было в сто раз приятнее, чем успех тех мальчиковых групп, которым я помогла пробиться в свет.

Музыканты начали играть, Гийом запел первые строки «Города света»… и тут к нему подключился хор голосов из зала. Я была потрясена. Гийом тоже сначала удивился, но потом запел еще проникновенней. Девчонки вокруг меня подпевали стоя – потрясающее зрелище! Я вдруг до боли заскучала по работе с Поппи, по «KMG», по сумасшедшим хлопотам над проектом, который был обречен на успех. Я скучала даже по Гийому.

В конце песни зрители аплодировали стоя. Кэти Джонс подошла к микрофону и пообещала, что после рекламы они с Гийомом поговорят о его невиданном успехе и тяге к странным выходкам.

После короткой рекламной паузы огни в зале снова померкли, и прожекторы осветили зону для интервью, где сидел, скрестив ноги, Гийом. Он потягивал кофе и выглядел очень по-французски. Мое сердце вновь заныло я изо всех сил постаралась не обращать на это внимания.

В зале опять раздались крики, когда Гийом рассмеялся и помахал зрителям свободной рукой.

– Вот это прием! – заметила Кэти, сверкнув фирменной голливудской улыбкой.

– Мне очень, очень повезло, – ответил Гийом.

В зале снова завизжали девчонки, и в знак признательности он помахал им еще раз.

– Многие считают, что дело не в удаче, а в вашем таланте, – сказала Кэти и заглянула в блокнот. – Что ж, ваш дебютный альбом уже вовсю раскупают в Штатах, не так ли?

– Да. Это просто потрясающе, – кивнул Гийом.

Я улыбнулась: наверняка эти слова придумала для него Поппи.

– Я очень признателен, что в Америке слушают мою музыку. Всегда мечтал, чтобы по мне сходили с ума американки.

Снова поднялся девичий визг, и Гийом пустил в зал несколько воздушных поцелуев.

– Обожаю американок, Кэти. Жаль, что вы замужем.

Ведущая снова улыбнулась и покачала головой.

– Что ж, я не могу не спросить про ваши сумасшедшие выходки: вас арестовали за катание на водных лыжах по Сене, заперли в Эйфелевой башне. Это все правда?

Гийом посмотрел за кулисы, откуда, по всей видимости, на него бросала испепеляющие взгляды Поппи.

– Ну, история с Эйфелевой башней – просто недоразумение, Кэти. – Я вздохнула с облегчением. Молодец, придерживается нашей версии! – Нелепая случайность А насчет водных лыж… да, признаю, я немного перегнул палку.

Зрители рассмеялись, и Гийом смущенно потупил глаза.

– Мне просто захотелось покататься.

Он посмотрел на Кэти тем же невинным щенячьим взглядом, каким раньше пытался пронять меня. На публику это подействовало безотказно.

Несколько минут они с Кэти беседовали о Новом сингле, об источниках вдохновения и о предстоящем осеннем турне по Штатам. Затем ведущая заглянула в блокнот и сказала:

– Итак, мне передали, что вы хотите публично извиниться.

Мое сердце на миг замерло, и я подскочила на месте (это далось мне не без труда, учитывая, что половину моего сиденья занимал толстый техасец).

– Да, Кэти. – Гийом напустил на себя пристыженный вид – наверняка он долго тренировался перед зеркалом, чтобы выглядеть как можно трогательнее. Надо признать, это сработало, – Я поступил хреново.

Зрители рассмеялись, а Кэти напомнила Гийому, что на американском телевидении так выражаться не принято.

– Все равно пустят гудок, – сказала она, бросив взгляд в камеру.

– Простите, простите, – извинился Гийом, хотя виноватым вовсе не выглядел. – Дело вот в чем: у меня был прекрасный агент по рекламе, Эмма.

От удивления я раскрыла рот. Мир вокруг меня словно бы замер.

– Она одна умела вытаскивать меня из передряг и при этом нисколько не злилась, – продолжал Гийом.

Из-за грохота, который стоял у меня в голове, я его почти не слышала. Мое лицо побагровело, хотя никто в студии, разумеется, не знал, что речь идет обо мне.

– Каким-то чудом ей всегда удавалось показать меня с лучшей стороны.

– Могу вам только позавидовать, – нашлась Кэти. – Мне тоже пригодился бы такой агент – По залу прошел смешок, и она добавила: – Так в чем дело?

Гийом опустил глаза.

– Ну, видите ли… ей нравился журналист по имени Габриель, и я знал, что он ей нравится.

– О нет, – пробормотала я себе под нос.

Техасец странно на меня покосился. Я этого почти не заметила: мои щеки пылали, ладони вдруг вспотели. Гийом только что заявил на всю страну, что я, как последняя дурочка, влюбилась в журналиста! И от этого мне должно было полегчать?! Я хотела провалиться под землю.

– О, неужели? – Кэти с интересом подалась вперед.

– Да, – робко ответил Гийом.

– Прошу тебя, заткнись, – бормотала я, – пожалуйста, заткнись.

Но Гийом, по всей видимости, меня не слышал. Чего нельзя было сказать о толстяке – посмотрев на меня как на сумасшедшую, он наконец-то отодвинулся на пару дюймов.

Гийом, вопреки моим беззвучным яростным мольбам, спокойно продолжал:

– Понимаете, я уже лет тридцать пытаюсь насолить Гейбу.

Стоп. Что?! Тридцать лет? Что он несет?

– Я, конечно, кретин, но тут я поступил по-настоящему плохо. Это была уже не безобидная шалость. Я все испортил.

– А почему ты уже тридцать лет пытаешься насолить Гейбу? – спросила Кэти.

«Хороший вопрос», – подумала я.

Гийом пожал плечами, и на его лице появилось озорное выражение.

– Да глупости это все. Братское соперничество.

Я охнула. Что он такое говорит?!

– Видите ли, он мой сводный брат, – продолжал Гийом.

– Что?! – вырвалось у меня.

Техасец с тревогой покосился на меня и еще ближе придвинулся к жене.

– Леди, вы спятили?

Я почти его не услышала.

– Но Гейб рос в Америке, со своей матерью, – пояснил Гийом. – Он старше меня на полтора года. И когда он приезжал на лето во Францию, к нам с папой, в него влюблялись все девчонки: Гейб был сильнее, старше, да к тому же наполовину американец. И хотя он каждое лето учил меня английскому, я все равно оставался для девчонок обычным соседским парнем.

Гийом замолчал и улыбнулся.

– Вот почему я создал группу. Только так я мог затащить девушку в постель раньше Гейба.

Все засмеялись над его шуткой, а я молча глазела на сцену. «Они братья?!» – прошептала я. Неужели это возможно? Почему Гейб раньше ничего не говорил? Конечно, это многое объясняло: вот откуда он столько знать про детство Гийома и всегда в курсе, чем тот занимается. Вот почему он никогда не верил моему вранью о странном поведении Гийома.

Да, раньше я об этом не задумывалась, но их родство было очевидно как дважды два! Они и внешне были очень похожи. Только Гийом ходил с сексуально взъерошенными волосами, а Гейб зачесывал их назад. Зеленые глаза Гийома с густыми черными ресницами удивительно напоминали глаза Гейба, которые тот всегда скрывал за очками в тонкой оправе. Младший брат щеголял в обтягивающем рокерском прикиде, а старший предпочитал более скромную и деловую одежду, но наверняка и телосложение у них было похожее. Французский акцент у обоих звучал одинаково, хотя Гийом сильнее тянул окончания. Это легко объяснялось тем, что у них один отец, к тому же Гейб с детства учил младшего брата английскому.

Когда я мысленно вернулась в студию, все еще обескураженная своим открытием, Кэти по-прежнему щебетала.

– …Мне сейчас сказали, что ваш брат здесь, за кулисами. Давайте пригласим его к нам!

Мои глаза распахнулись еще шире, когда Гейб – в сто раз красивее, чем я его запомнила, – неохотно вышел на сцену. Он был одет совсем просто, в темные джинсы и серую футболку, под которой я впервые заметила контуры его красивых рук и груди, обычно скрытые под строгой рубашкой. Никогда еще он не был таким привлекательным.

Ему указали на кресло рядом с Гийомом и пристегнули микрофон.

– Привет, старший братец, – поздоровался Гийом.

Гейб только бросил на него сердитый взгляд.

– Слушай, мне правда очень жаль.

Я затаила дыхание, когда Гейба показали крупным планом. На экране было видно, что он стиснул зубы и нервно озирается по сторонам. Ему не нравилось быть в центре внимания, а уж тем более – на сцене.

– Все нормально, – буркнул он.

– Нет, Гейб, не нормально. – Камеры сосредоточились на Гийоме. Выглядел он по-настоящему огорченным, хотя я бы не удивилась, если он часами корчил перед зеркалом скорбное лицо. – Эмма – прекрасная девушка. А я все испортил, не дав тебе сделать даже первый шаг.

– Ну спасибо, теперь весь мир знает, что я и первого шага не сделал, – закатил глаза Гейб.

Зрители рассмеялись, и Гейб покраснел. Мне было ужасно его жаль. И ведь все из-за меня!

Гийом коварно улыбнулся.

– Кстати говоря, Гейб, пора перестать быть таким тихоней и пригласить наконец девушку на свидание.

В зале снова захохотали, и Гейб покраснел так же густо, как я. У меня вдруг сжалось горло.

– Так ты прощения не заслужишь.

Гейб опустил глаза, его лицо исказила недовольная гримаса.

Гийом пожал плечами.

– Я всего лишь хотел извиниться. На звонки ты не отвечаешь, так что ничего другого мне не оставалось. Между нами с Эммой ничего не было, пусть и выглядело это иначе. Она как раз говорила о тебе, когда я наклонился и поцеловал ее. Во всем виноват только я.

Гейб поднял глаза, и впервые на его лице не было ни гнева, ни смущения.

Гийом продолжал.

– Эмма, где бы ты ни была, – он посмотрел прямо в камеру. Я выпрямилась и уставилась в телевизор, висевший надо мной, – Я хочу перед тобой извиниться. Пожалуйста, дай моему братцу шанс, хорошо? А когда вы все уладите, возвращайся в Париж. Мне необходим такой агент по рекламе, как ты. С «KMG» я договорюсь. Похоже, я никогда не перестану ввязываться в неприятности. Ты мне нужна.

Зрители снова посмеялись, а я сидела неподвижно, будто меня пригвоздили к креслу.

– Ну, Гейб, хочешь сказать что-нибудь Эмме? – вмешалась Кэти.

Он покраснел еще сильнее и покачал головой. Из зала донеслись неодобрительные возгласы, а Гийом пришел в восторг от его смущения.

– Да ладно, братец, ты же на национальном канале! Отличная возможность сделать первый шаг. Хоть раз в жизни.

Я готова была умереть от стыда. И в то же время мне хотелось, чтобы Гейб что-нибудь сказал. В конце концов, я понятия не имела, что он чувствует. Простил он меня или все так же злится?

– Хорошо, – проронил Гейб и глубоко вдохнул.

Я села на краешек кресла и замерла. Сердце билось как сумасшедшее.

– Я бы хотел… – Он на секунду умолк и посмотрел прямо в камеру, так что казалось, он смотрит мне в глаза. – Я бы хотел попросить прощения за то, что не счел нужным выслушать ее и убедиться, что это очередная проделка Гийома. – Он вновь замолчал и опустил глаза.

Когда он их поднял, щеки у него опять были красные – И еще я, кажется, в нее влюблен.

Зал восхищенно охнул, а я не смогла даже вдохнуть Гейб меня любит?!

– Эй, полегче, братец! – с ухмылкой сказал Гийом.

– Ладно, ребятки, целоваться и мириться будете во время рекламной паузы, – улыбнувшись, перебила их Кэти. Она посмотрела в камеру и обратилась к телезрителям: – Никуда не уходите, сразу после рекламы Гийом исполнит «Красавицу», второй сингл из своего дебютного альбома!

Оркестр Кэти Джонс сыграл несколько аккордов, и в зрительном зале снова вспыхнул свет. Я неподвижно наблюдала, как Гейб отстегнул микрофон, сказал что-то Гийому и ушел за кулисы.

– Эмма! – раздался надо мной женский голос. Я подняла голову и увидела улыбающуюся Поппи. – Гейб за кулисами, пойдем!

Я изумленно посмотрела на нее.

– Ты… ты знала, что так будет? Она кивнула и улыбнулась.

– Гийом всю неделю готовился. Ему действительно очень стыдно. Он даже выпросил для Гейба недельный отпуск в отделе некрологов UPP, чтобы тот мог слетать в Америку! Все вышло даже лучше, чем я рассчитывала! Слышала Гейба? Он признался тебе в любви!

Я встала и словно во сне пошла за Поппи. Толстяк – техасец бросил на меня подозрительный взгляд и пробормотал жене: «Куда это она направилась?»

Лишь когда Поппи показала охране свой пропуск и мы нырнули за кулисы, я вновь обрела дар речи.

– Поппи, – сказала я, по-прежнему сгорая от стыда, – а Гейб знает, что я здесь?

– Нет. – Она широко улыбнулась. – Но скоро узнает.

Мы подошли к сцене слева, и я увидела, что Гийом с музыкантами уже готовятся играть «Красавицу». Всего в нескольких шагах от меня стоял Гейб. Он наблюдал за группой из-за занавеса. Я несколько секунд разглядывала его широкую спину, пытаясь угадать, о чем он думает. Что же ему сказать? Меня вдруг охватит страх. Я замерла на месте, не в силах пошевелиться.

И тут меня увидел Гийом, поправлявший микрофонную стойку.

– Эмма! – изумленно воскликнул он, улыбнулся и помахал рукой.

Гейб резко обернулся.

– Ты здесь… – потрясенно сказал он.

Не успела я ответить, как на сцене загорелся свет, и я увидела Кэти Джонс.

– Леди и джентльмены, Гийом Риш снова с вами! – восторженно объявила она.

Музыканты заиграли «Красавицу», и Гийом, отвернувшись от нас, запел. Гейб еще несколько минут сверлил меня взглядом, потом сунул руки в карманы и шагнул вперед.

– Привет, – тихо сказал он.

Гийом на секунду повернулся к нам и поднял большие пальцы.

– Привет, – робко ответила я.

Мы помолчали. Музыка, яркий свет, люди, которые смотрели на нас и шептались, – все это ушло на задний план. Я словно попала в кино – знаете, когда четко показывают только двух людей, а все вокруг размывается.

Целую вечность мы с Гейбом молча смотрели друг на друга. У меня в горле застрял комок, на глаза навернулись слезы. Щеки пылали, сердце отчаянно колотилось. Мир вокруг нас замер. Потом Гейб протянул руку и дотронулся до моего плеча.

– Прости, – сказала я, нарушив колдовскую тишину, – прости меня, Гейб. Я не хотела причинить тебе боль.

Несколько секунд он смотрел мне в глаза, и мое сердце билось в два раза быстрее. Я не представляла, что он скажет. Хочет ли он меня простить? Сможет ли забыть то, что случилось? В конце концов, пусть Гийом и устроил все это с одной целью – насолить Гейбу, факт оставался фактом: я поцеловала его брата.

– Нет, – наконец проронил Гейб, – это ты меня прости. За то, что не дал тебе шанса все объяснить.

Он бросил взгляд на сцену, где Гийом самозабвенно пел под аккомпанемент восторженных криков из зала.

– Я так привык, что Гийом отбивает у меня девушек – последние лет десять по крайней мере… Вот и подумал, что на этот раз произошло то же самое.

– Но это не так, – прошептала я.

– Знаю. – Гейб едва заметно улыбнулся. – То есть теперь знаю. Мы с ним привыкли соперничать, а в таких делах, сама знаешь, журналист рок-звезде не ровня.

Я улыбнулась. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: любая девушка предпочтет соблазнительного рокера скромному журналисту. Только я – не любая.

– И ты прости. Нельзя было позволять Гийому меня целовать. Знаю, оправдание никудышное, но… просто шампанское в голову ударило.

Гейб кивнул и снова прикоснулся к моей руке. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом перевели взгляд на Гийома, который по-прежнему пел «Красавицу». Он покосился на нас и улыбнулся.

– А это разве не нарушение профессиональной этики? – спросила я Гейба. – Ну, ты ведь его брат, а пишешь о нем хвалебные статьи для UPР.

Он пожал плечами.

– Может быть. Но мой редактор с самого начала все знал. Видишь ли, я уже пять лет – главный музыкальный обозреватель в UPP и стал им куда раньше, чем Гийом заключил контракт со звукозаписывающей компанией. Было бы глупо ничего не писать о такой звезде.

– Даже если ты не можешь писать беспристрастно?

Гейб улыбнулся.

– Наверное, ты заметила, что я пишу только правду. Даже когда мне хотелось придушить брата, я придерживался фактов. А рецензию на его альбом написал мой редактор – мы тоже решили, что будет нечестно с моей стороны оценивать его творчество.

Я нерешительно кивнула.

– И что теперь? – спросила я, когда Гийом запел припев.

– Ты вернешься в Париж? – тихо спросил Гейб. – Гийом договорится, чтобы тебя приняли, а я все улажу между «KMG» и UPP. Будешь работать, как раньше. – Он умолк и, покраснев, добавил: – Посмотрим, что у нас получится, когда нам не будет мешать мой братец.

Я, молча, посмотрела на Гейба. Все мои сомнения вдруг исчезли. В конце концов, из Парижа я уехала лишь потому, что допустила профессиональную ошибку – из-за нее презентацию моего клиента почти не осветили в прессе. А теперь я поняла, что это не моя вина – точнее моя лишь отчасти, – и могла с чистой совестью вернуться на работу.

Внезапно, сама не знаю почему, я вспомнила о Брете. Нет, я больше не питала к нему никаких чувств, но его отказ уезжать из Орландо по-прежнему не давал мне покоя.

– А что, если я захочу остаться в Орландо? – неожиданно для самой себя спросила я Гейба.

Вопрос был глупый; я не желала здесь оставаться. Однако почему-то мне захотелось услышать ответ. Он опешил и, подумав, сказал:

– Ну… Наверняка там найдется филиал UPP, где я смогу работать.

Я уставилась на него в недоумении.

– Ты уедешь из Парижа? Гейб помедлил.

– Париж – мой дом и всегда им будет, а тебя я могу потерять. Сначала надо посмотреть, что у нас получится. И если ты хочешь остаться в Орландо, что ж, я перееду в Орландо. Как-нибудь разберемся.

У меня перехватило дыхание. Гейб, который знал меня всего два месяца, произнес именно те слова, которых я бы никогда не добилась от Брета! А ведь Брет утверждал, что любит меня.

– Нет, я вернусь в Париж, – наконец сказала я.

– Здорово! – Гейб вздохнул с облегчением, улыбнулся и посмотрел на Гийома. – Потому что мой полоумный братец ни за что без тебя не справится.

Я рассмеялась.

– Это уж точно! К тому же Париж – самый романтичный город на свете.

Гейб закатил глаза.

– Да, Гийом рассказал мне про вашу охоту на французские поцелуи.

Я покраснела. Глупая была затея, если подумать.

– А знаешь, кто целуется еще лучше, чем французы? – спросил Гейб.

– Нет, – удивленно ответила я. Почему он считает, что кто-то целуется лучше его соотечественников?

Гейб улыбнулся.

– Французы американского происхождения.

С этими словами он наклонился и легко приник к моим губам. У меня по телу побежали мурашки.

Если несколько минут назад мне казалось, что мир вокруг нас размывается, то теперь все было иначе. Мир попросту исчез, когда мои губы разомкнулись, и поцелуй Гейба стал еще более пылким. На самом деле то был идеальный французский поцелуй, на поиски которого меня так усердно подбивала Поппи. Все это время он ждал меня здесь, с Гейбом Франкёром.

Гейб прижал меня к себе, и я забыла обо всем на свете. Пока не услышала вопли Гийома.

– Молодец, Гейб! – крикнул он в микрофон – Леди и джентльмены, это мой брат!

Я в ужасе отстранилась от Гейба и поняла, что Гийом не только закончил петь, пока мы целовались, но теперь на нас были наведены все камеры, ловившие каждое наше движение. Зрители ликовали, и я увидела на экранах телевизоров наши с Гейбом лица. Подозреваю, что такими красными они были вовсе не от освещения.

– Давай еще разок, Гейб! – подзадорил брата Гийом.

В зале одобрительно засвистели, и кто-то крикнул:

«Целуйтесь!» Мы с Гейбом посмотрели друг на друга.

– Похоже, выбора у нас нет, – улыбнувшись, сказал он.

Я тоже улыбнулась.

– Похоже.

Медленно, перед десятком камер и всей Америкой, Гейб заключил меня в объятия и склонил голову. Крики, свист и даже припев «Красавицы», вновь заигравшей на сцене, исчезли, когда наши губы слились в идеальном французском поцелуе.