Текст книги "Искусство французского поцелуя"

Автор книги: Кристин Хармел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Племянник снова завопил, побагровел и замахал пухлыми ручками. Джинни вздохнула и отправилась в кладовку за шоколадными шариками. Стоило Одиссею увидеть коробку, как он тут же умолк. Я закатила глаза.

– Джинни, да плевать мне на его работу! – сказала я, когда сестра успешно затолкала ложку шариков в довольный ротик Одиссея. – Он меня бросил! А потом начал спать с Амандой! Разве можно такое простить?

– Эм, тебе почти тридцать. – Джинни скармливала Одиссею шарики, и молоко шоколадного цвета тонкими струйками стекало по его подбородку. – Пора уже повзрослеть. Если твой жених загулял, значит, ему чего-то не хватало дома.

– Да перестань, Джинни! – вспылила я, почему-то разозлившись на нее сильнее обычного. – Ты же не хочешь сказать, что он ушел к Аманде, потому что мы мало трахались?!

– Эмма, не при ребенке! – упрекнула меня сестра.

– Трах-трах-трах! – восторженно заверещал Одиссей, плюясь во все стороны шоколадными сгустками.

– Прости, пожалуйста… – выдавила я, виновато поглядев на племянника. – Серьезно, Джинни. Я не могу вернуться к Брету.

Сестра вздохнула, опустила ложку и отвернулась от Одиссея. Тот сразу опрокинул миску и принялся слизывать со стола шоколадные шарики, сосредоточенно бормоча под нос «трах-трах-трах».

– Эмма, я всего лишь хочу тебе помочь, – сказала Джинни. – Видит бог, мама с папой тут не советчики. Похоже, только я в нашей семье умею строить отношения.

Я решила сменить тему, пока у меня не возникло желания вылить оставшиеся размокшие шарики на безупречную головку идеальной жены.

– В общем, я решила узнать, нет ли на Парк-авеню каких-нибудь новых ресторанов, – сказала я, имея в виду торговый и развлекательный район Винтер-Парка.

– Ты хочешь быть официанткой?! – с ужасом вопросила Джинни.

Я пожала плечами.

– Ну, в «Бой банде» меня не возьмут, а другой работы в музыкальной сфере здесь нет. Можно попробовать устроиться в пиар-агентства, только не знаю, выйдет ли.

– Но пойти в официантки! – Джинни посмотрела на меня едва ли не с омерзением, – Тебе уже двадцать девять!

Я прикусила губу и твердо решила не спорить.

– Что ж, – через минуту сказала Джинни, – в ресторане хотя бы полно богатых мужчин. Главное – флиртуй побольше!

– Я там работать буду, а не на мужа охотиться, – с досадой ответила я – И потом, я, кажется, влюбилась во француза, который терпеть меня не может.

– Что? – рассеянно переспросила Джинни.

Она снова занялась Одиссеем, который доел шарики и разбрызгивал по кухне шоколадное молоко.

– Так, ничего… – вздохнула я.

– Мужа-хот! Мужа-хот! Мужа-хот! – твердил Одиссей – видно, он слушал меня внимательнее, чем его мама.

К концу недели я устроилась официанткой во французско-американский фьюжн-ресторан «Френчи» на Парк-авеню. Его владелец, Пьер, был приятно удивлен, что я недавно вернулась из Парижа, и сразу взял меня на работу.

– Вы знакомы с Гийомом Ришем? – спросил он, прочитав мое резюме.

Я кивнула, подумав про себя, что напрасно добавила эту жалкую строчку в свой послужной список.

– Merveilleux! – оживившись, воскликнул он. – Это же настоящая звезда! Вы слышали его новый сингл, non?

Слышала, как же. «Красавицу», второй сингл с нового альбома, совсем недавно начали крутить по радио. В Сети даже поговаривали, что в десятку «Билборда» могут попасть сразу две песни Гийома – «Город света» и «Красавица».

Мы с Поппи созванивались несколько раз в неделю – только этими разговорами я и жила. И пусть я потратила целое состояние на международные телефонные карточки, мне было бесконечно приятно от мысли, что я могу поговорить с настоящей подругой. А слушая ее болтовню о расцветающем романе с Дарреном и все более редких свиданиях с ничего не подозревающими французами, я хохотала и ненадолго забывала о своем одиноком яситье-бьггье у сестры и о работе, которая приносила мне куда меньше удовлетворения, чем прежняя.

Поппи несколько раз заговаривала о Гейбе: после презентации он ходил как в воду опущенный. Впрочем, она могла нарочно это придумать, чтобы меня подбодрить.

– Хватит уже о нем, – в конце концов сказала я. – Надо жить дальше.

Конечно, легче было сказать, чем сделать, потому что о Гейбе мне напоминало практически все. Каждый раз, включая радио, я попадала на «Город света» или на «Красавицу». – От второй песни мне становилось особенно грустно, потому что Гийом пел ее на презентации, после которой моя жизнь рухнула.

Поппи добросовестно сообщала мне обо всех успехах Гийома, а на той неделе, когда я устроилась на новую работу, по одиннадцатичасовым новостям показали видеоролик: Гийом мчался по Сене на водных лыжах, а за ним – три полицейских катера. Разумеется, из одежды на нем были только трусы с Губкой Бобом и цилиндр. Я немного похихикала, а потом застонала из сочувствия к бедной Поппи. Раньше я думала, что буду безумно рада, когда мне не придется в очередной раз отдуваться за Гийома Но теперь, увидев, как он машет рукой и весело улыбается в камеру, незаконно катаясь по Сене, я заскучала по нему – и по прежней работе – еще сильнее.

– Понятия не имею, как тут можно выкрутиться, – созналась Поппи, в панике позвонив мне с мобильного.

– Скажи, что он не справился с управлением и случайно угодил в Сену, – посоветовала я.

– А почему он был в одних трусах? Я подумала с минуту.

– Потому что перепутал их с плавками. И пусть винится за это досадное недоразумение.

– Эмма, ты гений! – рассмеялась Поппи.

– Я бы так не сказала, – пробормотала я.

Глава 19

Две недели спустя я сидела в гостиной с Одиссеем, смотрела субботние мультики по телевизору и пыталась не дать племяннику лизать ковер (видно, он польстился на новый освежитель для ковров с запахом шоколада, от которого в доме всегда пахло выпечкой). Одиссей лепетал что-то бессвязное – меня это немного беспокоило, все-таки ребенку было уже три года, – но Джинни только радостно сюсюкала ему в ответ.

– Одиссей, говори словами, – тихо сказала я, чтобы сестра не услышала.

Она всегда считала, что упреки могут нанести непоправимый вред хрупкой детской психике. Не мое дело, конечно, но я рассудила, что куда больший вред хрупкой психике Одиссея нанесет реакция сверстников, когда он начнет угукать и агакать на детской площадке.

– У-гу ба а-га ба, – сердито ответил мне Одиссей и снова лизнул ковер.

Тут в дверь позвонили.

– Эмма, откроешь? – раздался сверху голос Джинни. – Я очень занята! – Конечно! – крикнула я, обрадовавшись, что могу на несколько минут снять с себя ответственность за потребление Одиссеем освежителя для ковров и за развитие его речевых навыков.

Вообще, это было вовсе не мое дело, но как любящую тетю и крестную меня многое заботило.

Расправив мятую футболку и пригладив волосы (кстати, а когда последний раз я их мыла? Да какая разница…), я подошла к двери и изумленно раскрыла рот, увидев того, кто стоял на пороге в брюках цвета хаки и строгой рубашке, гладко выбритый, аккуратно причесанный и с букетом роз в руке.

– Привет, Эмма, – сказал Брет и окинул меня удивленным взглядом.

Он явно не ожидал увидеть растрепанную, помятую и нечесаную версию прежней меня.

– Ты что тут делаешь?

Да, не самый вежливый вопрос, прямо скажем. Но все-таки. Что Брет забыл в доме моей сестры?

– Я слышал, ты вернулась.

Он с некоторым испугом посмотрел на мою мятую футболку.

– Слышал? – переспросила я. Потом до меня дошло: – А, дай-ка угадаю. Тебе звонила Джинни.

Брет пожал плечами.

– Ну да, она подумала, я захочу тебя увидеть.

– Как мило с ее стороны. Он немного помолчал.

– Я тут… цветы принес, – наконец сказал он, протягивая мне букет.

– Вижу, – безучастно проговорила я, даже не шевельнувшись.

Брет помедлил и опустил розы.

– Ты не хотела мне звонить, да?

Он неловко переступил с одной ноги на другую.

– Нам вроде не о чем разговаривать.

Брет попытался сразить меня своей коронной улыбкой, от которой я всегда таяла.

– Ну, не знаю. Мне кажется, мы о многом должны поговорить. Я войду?

Я вздохнула и, подумав, ответила:

– Входи.

Он прошел за мной по коридору в гостиную. Там, разумеется, нас поджидала Джинни.

– О Брет! – заворковала она, покосившись на меня. – Как я рада тебя видеть!

– Я тоже, Джинни.

Они по-европейски расцеловали друг друга в щеки, от чего я едва не расхохоталась. То, что в Париже казалось таким естественным, в их исполнении выглядело претенциозно и неуклюже. А они об этом даже не догадывались.

– Ну, оставлю вас наедине, – пискнула Джинни через минуту, – Вам наверняка есть о чем поболтать! – Она бросила на меня еще один заговорщицкий взгляд и добавила: – А я и забыла, какая вы красивая пара!

С этими словами она радостно хлопнула в ладоши и вылетела из комнаты, сюсюкая: «Одиссей! Одиссей! Мамочка уже идет!» Я закатила глаза. Ох, скорее бы отсюда съехать! Я села на диван и без особого воодушевления указала Брету на кресло, но он сел рядом и печально заглянул мне в глаза.

– Я так рад, что ты дома, малыш.

У меня внутри все перевернулось, и я отсела подальше. Брета это задело.

– Эмма, ты же знаешь, я всегда тебя любил.

– Неужели? – мило спросила я. – Даже когда трахал Аманду?

Брет распахнул глаза и закашлялся.

– Пойми, я просто пытался тебя забыть. Это ничего не значило.

– Ах да, конечно. Как глупо обижаться на то, что ты трахнул мою лучшую подругу!

Брет начал сердиться. Видимо, он не готовился к такому разговору. Наверняка сестра намекнула ему, что я по-прежнему не могу без него жить (несомненно, так она и думала). А Брет по глупости решил, будто может меня бросить, переспать с моей лучшей подругой и вернуться в мои всепрощающие объятия.

– Как я понял, в Париже у тебя не сложилось, – через минуту сказал Брет с легким самодовольством. – Ты была там несчастна.

– Вообще-то я еще никогда не была так счастлива.

Брет изумился.

– А со мной?

– Говорю же, я никогда не была так счастлива, как в Париже.

Брета глубоко потрясли мои слова, как будто мысль о том, что на нем свет клином не сошелся, прежде не приходила ему в голову. Он долго смотрел на меня, затем откашлялся и сказал:

– Послушай, мы оба совершали ошибки. Может, пора о них забыть?

Не успела я ответить, как в комнату вошла Джинни с Одиссеем на руках. Он размахивал пластмассовым грузовиком, рычал и бил им маму по голове. Она этого будто не замечала.

– О, как мило, голубки уселись рядышком! – проворковала сестра и несколько раз подкинула Одиссея в воздух. – Посмотри на тетечку Эмму и дядечку Брета! – засюсюкала она. – Разве они не прелесть?

Одиссей посмотрел на нас без особого интереса и снова стал бить ее грузовиком по голове.

– Трах, трах, трах! – восторженно завопил он, вспомнив урок, который я преподала ему за завтраком.

Джинни покраснела.

– Одиссей! В нашей семье никто не говорит «трах»! Она бросила на меня злобный взгляд, и я пожала плечами.

– Трах, трах, трах! – настаивал Одиссей.

Брет явно смутился – очень странно, учитывая, как охотно он занимался этим делом с Амандой. Джинни прикрыла Одиссею рот.

– Ты уж его извини, – сказала она Брету. – Он сам не свой с тех пор, как приехала Эмма.

– Ничего страшного, – выдавил Брет.

– А ты ее уже попросил? – как бы невзначай осведомилась Джинни.

– О чем? – не поняла я.

Брет кивнул Джинни и повернулся ко мне.

– Я хотел попросить тебя вернуться, Эмма. Давай снова жить вместе. – Он покосился на мою сестру, и та весело закивала. Сговорились они, что ли? – Мы ведь созданы друг для друга.

– Раньше я тоже так думала, – ответила я через несколько секунд. – Но это было давно.

– Прошу тебя, Эмма…

Брет сполз с дивана и неуклюже встал на одно колено в знак примирения протянув мне розы. Я еще раз подумала, с каким удовольствием огрела бы его этим букетом по голове. Но бедный Одиссей и так пострадал от моей несдержанности, и я решила, что нехорошо бить мужчину цветами на глазах у ребенка.

– Просишь о чем? – устало спросила я.

– Подумай хорошенько и возвращайся. Я поджала губы.

Брет неловко поерзал на месте и опустил цветы.

– Хотя бы поужинай со мной завтра! – взмолился он. – Позволь мне все объяснить.

Я хотела отказаться, но Джинни, как всегда, ответила за меня.

– Конечно, поужинает! – уверенно заявила она. Я попыталась возразить – бесполезно. – Заедешь за ней в семь? Я прослежу, чтобы она была готова.

– Отлично! – Брет положил розы на стол и бросился к выходу, не успела я и слова вымолвить. – Пока, Одиссей! – весело попрощался он с моим племянником и чмокнул его в темечко.

Одиссей в ответ треснул его грузовиком.

– Мужа-хот! Мужа-хот! Мужа-хот! – кричал он, пока Брет удивленно потирал затылок. – Трах-трах-трах!

Верный своему слову, в семь часов Брет стоял на крыльце дома Джинни в темно-серых брюках, голубой рубашке и при сером галстуке. В руках он держал новенький букет алых роз.

– Прекрасно выглядишь, Эмма, – ласково соврал он. Я была непричесанная, в футболке, рваных джинсах и шлепках на босу ногу.

Я сухо улыбнулась. Надо признать, Брег выглядел отменно, но я бы никогда ему этого не сказала.

– Спасибо.

– В Торнтон-Парке на днях открыли новый ресторанчик, – заговорил он, нарушив неловкую тишину в машине. – Тебе понравится. Там даже лучше, чем в «Руте Крис».

Я рассердилась при упоминании шикарного ресторана, где три года назад прошло наше первое свидание, в уголках моих глаз появились слезы, но я быстро их сморгнула.

Через сорок пять минут мы сделали заказ: филе миньон средней прожарки для Брета и с кровью для меня, большое блюдо спаржи, картофеля с чесноком и шпината со сливками. Прежде чем уйти на кухню, официант откупорил бутылку «Пино нуар» и налил нам вина.

Брет поднял бокал.

– За нас, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Я помедлила и поставила свой бокал на стол.

– Не могу за это пить.

Брет задумался на секунду, сделал большой глоток и тоже опустил бокал.

– Почему? – осторожно спросил он.

– Ты шутишь? Ты серьезно не понимаешь, за что я тебя ненавижу?!

Брет вздохнул.

– Эмма, ты не можешь меня ненавидеть… ведь правда? – У него были очень грустные глаза, казалось, он вполне искренен. – Послушай, я знаю, что причинил тебе много боли. Я буду жалеть об этом до конца своей жизни. Ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь.

Я покачала головой.

– Ни в чем ты не раскаиваешься. Брет упал духом.

– Неправда, Эмма. – Он внимательно на меня посмотрел. – Это была самая большая ошибка в моей жизни.

– Ну, может, оно и к лучшему, – пробормотала я.

Сделав большой глоток вина, я пожалела, что вообще согласилась прийти.

– Пожалуйста, Эмма, выслушай меня. – Брет положил руку на мое плечо. – Я очень виноват. Мою вину не выразить словами. Но я тебя люблю, Эмма. Правда. Всегда любил. Я просто испугался.

Я подумала над его словами. Такое же объяснение дала мне Джинни, и, в общем-то, оно имело смысл.

– Если ты испугался, – медленно произнесла я, – то почему не поговорил со мной? Почему не попросил отложить свадьбу? Почему бросил меня и выгнал из дома?

Брет огорчился.

– Господи, Эмма, не знаю! Я уже тысячу раз задавал себе этот вопрос. Мне нет оправдания. Одно могу сказать: с тех пор я каждый день жалел о своем поступке. Да, тогда я не был готов к свадьбе, но теперь я готов, Эмма. Честное слово. Я понял это, когда потерял тебя.

Мое сердце начало оттаивать. Простить Брета я не могла, но, возможно, я смогла бы принять его извинения и жить дальше. Ведь у меня теперь другая жизнь, верно? Едва ли Габриель Франкёр примчится в Орландо и заключит меня в объятия. Я живу в доме у сестры, которая относится ко мне как к ребенку, я разругалась со всеми подругами. Так дальше нельзя.

Подали мясо, и несколько минут мы ели молча. Я то и дело чувствовала на себе испытующий взгляд Брета. – Почему Аманда? – тихо спросила я. Брет с трудом проглотил, но, кажется, нисколько не удивился. Он ждал этого вопроса.

– Ты не представляешь, как я раскаиваюсь, – осторожно заговорил он и посмотрел мне в глаза. – Мне нет прошения, Эмма. Я испугался, а она была рядом, и я сделал то, чего не должен был делать. В этом виноват только я.

– Не только, – пробормотала я, вспомнив старую поговорку: «Чтобы станцевать танго, нужны двое».

– Ну, я должен был понимать, чем все закончится. Тем более она была твоей лучшей подругой. Мне так стыдно.

Я выпила еще вина. Мой стейк остался почти нетронутым, но есть не хотелось.

– Мне надо домой.

Брет удивленно поднял глаза.

– Мы же еще не доели!

– Да, но я больше не хочу тут сидеть.

Он внимательно на меня посмотрел и кивнул.

– Хорошо. Понимаю, тебе трудно. Спасибо, что хотя бы дала мне шанс объясниться.

Я тоже кивнула. Казалось, Брет искренне сожалеет о своем поступке. Гнев и ненависть, не покидавшие меня последние два месяца, вдруг потеряли всякий смысл. Да, он причинил мне огромную боль – я даже не знала, что бывает так больно. Но теперь он вроде бы раскаялся. Можно подумать, я в своей жизни никогда не ошибалась. Если я не в состоянии даже выслушать извинения, то разве я не так же слепа, как Гейб?

При мысли о Гейбе – и о его нежелании отвечать на мои звонки – мне вдруг стало дурно. Я вышла из-за столика и едва успела дойти до туалета, как меня сразу стошнило.

Глава 20

На той неделе я еще два раза встретилась с Бретом. Однажды он заехал во «Френчи» и подарил мне мои любимые белые лилии. Словом, он делал все, чтобы меня вернуть. Но я пока не приняла решения.

С одной стороны, каких-то два месяца назад Брет был моим Единственным и я с нетерпением ждала нашей свадьбы. Если бы он тогда не испугался, возможно, я бы прожила с ним всю жизнь. До свадьбы оставалось всего ничего.

С другой стороны, его поступок заставил меня по-новому взглянуть на наши отношения. Брет часто вел себя снисходительно и властно, порой не слушал меня и обращался со мной, как с ребенком. Но в целом мы хорошо ладили. Он меня любил – по крайней мере раньше. Да и его последние признания в любви звучали искренне.

Возможно, Брет действительно ошибся. Возможно, он заслуживал прощения.

– Ты всерьез подумываешь к нему вернуться? – строго спросила Поппи, когда я позвонила ей после третьего свидания с Бретом и робко во всем призналась, понимая, что новость ей не понравится.

– Не знаю… Может, стоит дать ему последний шанс.

– Эмма, – медленно проговорила она, – ты забыла, что он тебе изменил? С твоей лучшей подругой?

– Ну, это не совсем измена, – возразила я – Они сошлись уже после нашего расставания. К тому же Брет признал свою ошибку. Ты бы видела, как он раскаивается.

Поппи фыркнула.

– И вообще, ты же простила Даррена!

После презентации она регулярно встречалась со своим бывшим, и я чувствовала, что она понемногу отказывается от теории французского поцелуя.

Поппи долго молчала.

– Эмма, у нас все иначе, – тихо сказала она. – Мы оба причинили друг другу немало боли. Мы оба совершали ошибки. И я не знаю, что будет дальше, мы пока ничего не решили. Надо посмотреть, как пойдут дела.

– Вот и мы посмотрим! – защищаясь, сказала я.

– Эмма, у вас по-другому. Брет переспал с твоей лучшей подругой! И вы уже не просто встречались, вы были помолвлены. Он выгнал тебя из дома.

– Ну и? – выдавила я.

– Подумай, что движет им теперь? – мягко спросила Поппи. – Почему он так быстро вернулся? Мне кажется, тут что-то неладно.

На следующий день Брет снова повел меня ужинать, на этот раз в «Seasons 52», чудесный ресторан на Сэнд-Лейк-роуд. Брет забронировал столик, который я любила больше всего, – с видом на озеро, заказал бутылку моего любимого вина и артишоки с козьим сыром, которые я обожала.

– Видишь, милая? – спросил он, когда мы начали пить вино. – Я помню, что ты любишь. Мы идеальная пара.

Слова Поппи никак не выходили у меня из головы.

– Почему? – медленно спросила я. Брет растерялся.

– В смысле?

– Почему мы идеальная пара? Почему ты думаешь что мы созданы друг для друга? И почему так хочешь, чтобы я вернулась?

– Потому что люблю тебя, – без раздумий ответил Брет, – Я совершил ужасную ошибку. Перестань, Эмма, мы ведь это обсуждали. Ты знаешь о моих чувствах.

Я на секунду задумалась.

– А твои родители? Они всегда считали, что я тебя не достойна. Хотели, чтобы ты женился на какой-нибудь спортсменке из «Лиги плюща» или вроде того.

– Неправда.

– Правда. Мне это прекрасно известно. Они считали, что ты заслуживаешь большего.

– Тогда почему они так хотят, чтобы мы помирились? – ликуя, спросил Брет.

– А они этого хотят?! – изумленно воскликнула я. Мне казалось, что операция «Вернуть Эмму» проходит втайне от его родителей.

Брет уверенно закивал.

– Да! На следующей неделе будет семейный ужин. Они ужасно за нас рады!

– Правда?

Брет снова кивнул.

– Весть о нашем расставании их убила. Они испугались за семейную репутацию и даже перестали платить мне пособие.

– Пособие?!

Он заморгал и густо покраснел.

– Ну да. Я раньше не говорил… Каждый месяц они давали мне деньги. Вроде как для списания налогов.

– Сколько? – осведомилась я, вспомнив, как Брет всегда настаивал, чтобы счета в ресторанах мы оплачивали раздельно.

Он немного помолчал.

– Пять тысяч долларов.

Я уронила вилку.

– В месяц?! – уточнила я дрогнувшим голосом, который вдруг повысился на пару октав.

Брет кивнул. Ему даже хватило такта сделать пристыженный вид.

Несколько минут я переваривала услышанное.

– Значит, они перестали платить тебе «пособие»? – переспросила я. Меня начинало мутить, – Ждут, когда мы помиримся?

Брет опять кивнул, видимо не сознавая, что сам роет себе яму.

– Они назвали это «детским капиталом». – Он хихикнул. – Хотят, чтобы мы скорее поженились и родили им внуков. Не знаю, какие еще доказательства любви тебе нужны.

– Брет, – терпеливо начала я, – это вовсе не доказывает их любовь ко мне. Твои родители просто боятся, что подумают о них другие, и мечтают о внуках. А я для них – самый легкий путь к этой цели.

Брет склонил голову набок.

– Неправда, они тебя любят, Эмма. Как и я.

– А любишь ли? – напрямую спросила я. – Или просто хочешь меня вернуть, чтобы снова получать «пособие»?

Брет беззвучно открыл и закрыл рот, словно рыба.

– Не могу поверить, что ты так подумала, – наконец произнес он.

Тут зазвонил мой мобильный. Обрадовавшись поводу хоть ненадолго прекратить этот разговор, я полезла за телефоном в сумку. Брет нахмурился.

– Ты ответишь? Мы ведь ужинаем.

– Отвечу. – Я посмотрела на дисплей: «Номер засекречен». Скорее всего звонили с каким-нибудь коммерческим предложением – ну и пусть, лишь бы сбежать отсюда. – Это важный звонок.

Я встала и вышла на улицу. Зная, что Брет за мной наблюдает, я села на диванчик спиной к нему и нажала «Ответить».

– Эмма! – Звонила Поппи, и голос у нее был взбудораженный. – Ты где?

– Ужинаю с Бретом, – пробормотала я.

– Что?

– Не спрашивай. – Я вздохнула. – Что случилось? У вас там уже поздно. – Я мысленно подсчитала разницу во времени. Если здесь полдевятого, то в Париже уже полтретьего утра. – Все нормально?

– Просто отлично! – По голосу было слышно, что она улыбается. – Я не в Париже, я в твоем часовом поясе!

Я подскочила на месте.

– Что? Где?!

– В Нью-Йорке! – радостно ответила Поппи.

– В Нью-Йорке?! – переспросила я. – Что ты там делаешь?

– В общем, тот случай с водными лыжами пошел Гийому на пользу. Нам стали звонить из разных американских СМИ. Мы только что прилетели, завтра участвуем передаче «Сегодня с Кэти Джонс», а в пятницу нас пригласили на «Доброе утро, Америка»!

– Ты шутишь! – воскликнула я – Поппи, это же чудесно! Почему ты раньше не предупредила?

– Хотела сделать тебе сюрприз.

– Сюрприз?

Она помолчала.

– Я надеялась, что ты приедешь.

Я упала духом.

– Поппи, я бы с удовольствием, но сейчас не могу себе этого позволить. Ты же знаешь…

– Хорошо, скажу иначе: на твое имя уже забронирован билет на самолет и номер в «Хайатт гранд сентрал». Вылетаешь завтра утром, так что возьми выходной. Честно говоря, не приехать с твоей стороны будет ужасно глупо.

– Поппи…

– Гийом за все заплатил! – перебила она меня. – Он все еще жутко переживает из-за того, что случилось, – и поделом! Так что ты можешь слетать за его счет.

Я немного поразмыслила и решила, что Поппи права. Тем более билет уже куплен…

– Хорошо, – медленно ответила я. – Тогда, наверное, приеду.

– Здорово! – воскликнула Поппи. – Завтра в полдень приезжай на студию Кэти Джонс, это на пересечении Бродвея и Пятьдесят третьей. Билет тебя ждет. После шоу поужинаем!

– Я так рада, – тепло сказала я. – Не знаю, как и благодарить.

– Зато я знаю!

– Как?

– Соберись с духом и беги от Брета, пока не поздно – ответила Поппи. – Эмма, я понимаю, тебе сейчас одиноко и трудно, но ты не должна сдаваться.

Я поразмыслила над ее словами и тихо сказала:

– Ты права.

– Вот и умничка! До завтра, Эмма! Au revoir! Повесив трубку, я несколько минут сидела на месте.

Что я творю? Как я до этого докатилась? Почему снова решила, что мы с Бретом созданы друг для друга? Видимо, так на меня подействовали три недели тирад Джинни с общим посылом «вернись к нему, дура», и от безысходности я впала в уныние.

Но ведь и поездка в Париж не прошла для меня даром. Я впервые заглянула в себя и научилась себя понимать. Дело было не в работе, не в бессмысленных свиданиях и даже не в саморазрушительной тяге к Гейбу. Просто я впервые за три года осознала: быть одной не так уж и плохо.

Я глубоко вдохнула, встала и вернулась за столик.

– Это очень некрасиво, Эмма, – сказал Брет, покачав головой. – Я никогда не разговариваю по телефону за ужином.

Я удивленно на него посмотрела.

– Брет, сколько себя помню, ты всегда отвечал на звонки!

– Только на деловые.

– Мне тоже звонили по работе.

– Что, из ресторана? – усмехнулся Брет. – По какому-то важному официантскому делу?

– Нет, звонила Поппи. Насчет Гийома Риша.

– Тебя вроде уволили с той работы. Я кивнула.

– Похоже, настало время побороться за то, чего я заслуживаю.

Я все еще стояла, и Брету явно было неловко от этого.

– Ты не хочешь сесть, Эмма? На нас смотрят.

Я пропустила его просьбу мимо ушей.

– Ответь мне на один вопрос, Брет. Почему ты хочешь меня вернуть?

Он смутился.

– Потому что люблю тебя.

– Почему? – настаивала я, – Почему ты меня любишь?

– Не знаю… – смешался Брет – Просто люблю, и все.

– Почему меня, а не Аманду?

– Давай не будем ее впутывать, – пробормотал Брет.

– Ты сам ее впутал, – пожав плечами, ответила я.

Он изобразил пристыженный вид.

– Не знаю, Эмма, – с досадой сказал он – Я люблю тебя, потому что ты всегда была рядом. Потому что ты меня знаешь и мы хорошо ладим. Я люблю тебя, потому что ты будешь хорошей матерью нашим детям. Мы прекрасная пара. Не знаю, какого еще ответа ты от меня ждешь.

Я молча посмотрела на Брета. Ни одна из этих причин не имела прямого отношения ко мне самой. Впрочем, так было всегда, верно?

– Ты прав, – наконец сказала я.

Брет кивнул, приняв мои слова как должное.

– Насчет чего?

– Насчет нас.

Он улыбнулся.

– Ну, наконец-то договорились! Хочешь переехать? Или не будем торопить события?

Я покачала головой.

– Нет, ты был прав в первый раз.

– То есть?

– Когда сказал, что мы не подходим друг другу. Когда вышвырнул меня из дома.

– Так, постой, Эмма! – Брет нетерпеливо поднял руку. – Это глупости.

– Нет. – Я печально покачала головой, – Глупостью с моей стороны было предположить, что мы можем помириться.

Брет вытаращил глаза.

– Эмма, ты совершаешь ужасную ошибку. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет?

– Отдаю, – медленно и спокойно ответила я. – И не хочу быть с тобой.

Он молча смотрел на меня, как будто не мог уловить смысл моих слов.

– Ты никогда не найдешь мужа лучше, чем я. Только не в твоем возрасте.

Почему-то я вдруг подумала о Гейбе, которого, возможно, никогда больше не увижу.

– По-моему, уже нашла, – тихо ответила я.

Домой я вернулась на такси. У двери меня поджидала сестра.

– Звонил Брет, – сказала она, сердито подбоченившись.

– Правда? Как мило. Вы хорошо поболтали?

Джинни не обратила внимания на мою издевку.

– Ты хоть знаешь, что натворила?

Наверху нечленораздельно заголосил Одиссей. Она будто и не услышала.

– Да, я прекрасно знаю, что натворила, – спокойно ответила я. – Сказала Брету, что не хочу к нему возвращаться.

Не понимаю, зачем Джинни понадобились мои разъяснения, ей ведь и так все доложили.

– Эмма! Зачем? Он же само совершенство!

Я безучастно на нее посмотрела.

– Почему ты так думаешь? – наконец спросила я, – Почему он само совершенство?

Мой вопрос застал Джинни врасплох.

– Ну… не знаю. Он классно выглядит и хорошо зарабатывает! Да и вообще, он милый парень. О чем еще можно мечтать?

Я медленно кивнула. Какое счастье, что мы выросли с совершенно разными взглядами на жизнь, хотя родители у нас одни.

– Верно, Джинни. – Я посмотрела ей в глаза. – Но он никогда не будет любить меня так, как любит себя. А я хочу жить с человеком, который меня полюбит и захочет сделать меня счастливой. Брет не из таких, его волнует только собственное счастье.

Джинни поджала губы.

– Ты совершаешь огромную ошибку. Когда-нибудь ты повзрослеешь и поймешь, что люди не всегда получают то, чего хотят.

С этими словами она резко развернулась и вылетела из комнаты, как будто своим поступком я нанесла ей личное оскорбление.