Текст книги "Искусство французского поцелуя"
Автор книги: Кристин Хармел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Кристин Хармел
Искусство французского поцелуя
Глава 1
Мы назначили свадьбу на сентябрь.
Я уже сходила на последнюю примерку платья, выбрала подружек, заказала цветы и обслуживание, отпечатала пригласительные. Мы наняли музыкантов и решили, как назовем будущих детей. Я исписала несколько листков вот такими каракулями: «Мистер и миссис Лэндстром. Брет Лэндстром. Брет и Эмма Лэндстром. Брет Лэндстром и его жена, Эмма Салливан-Лэндстром. Лэндстромы». Я уже представляла себе наше будущее.
И однажды все рухнуло.
Был жаркий апрельский вечер; я ушла с работы в три, чтобы приготовить романтический ужин в честь первой годовщины нашей совместной жизни. На чистом столике во дворе красовались свежие цветы и любимое блюдо Брета: жареный цыпленок, фаршированный артишоками, вялеными помидорами и сыром «каприно», а на гарнир тонкие спагетти под домашним соусом «маринара». «Само совершенство», – подумала я, наливая в бокалы розовое вино. – Мм, аппетитно, – сказал Брет, пройдя во двор сквозь стеклянные раздвижные двери.
Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, отчего стал выглядеть еще сексуальнее. «Как здорово, что он по-прежнему мне нравится, – подумала я, – Надеюсь, я ему тоже».
– С годовщиной тебя!
– С годовщиной чего? – удивился Брет, проведя рукой по темным волнистым волосам.
Моя улыбка чуть померкла.
– Год назад мы начали жить вместе, – напомнила я.
– О… – Брет откашлялся – И тебя с годовщиной! Несмотря на двухметровый рост, он ловко уместился на стуле возле двери и отпил вина, секунду подержал его во рту, одобрительно кивнул и проглотил.
Я села напротив и протянула ему миску с порубленным салатом, маслинами, сладким перцем, сыром фета и помидорами, политыми лимонным соком. Брет с удовольствием вдохнул запах и положил себе немного салата.
– Греческий!
В его карих глазах засветилась улыбка.
– Да, твой любимый!
После свадьбы я решила всерьез заняться стряпней, хозяйством и вообще стать богиней домашнего очага. Мама Брета (которая, между прочим, держала горничную и кухарку) уже несколько раз напоминала мне, натянуто улыбаясь, что ее сын привык возвращаться с работы в безупречно чистый дом и к накрытому столу. Видимо, она подразумевала, что мне с этой задачей нипочем не справиться – не могу же я вечно разрываться между работой, уборкой и готовкой.
– Милый, – заговорила я спустя несколько минут тишины: Брет уже начал есть и одобрительно мычал. Я помедлила. – У тебя не нашлось минутки для списка гостей?
От Брета мне были нужны лишь имена и адреса родственников, которых он хотел бы видеть на свадьбе. Я уже четыре раза просила его составить список. Да, он ненавидел строить планы, и подготовка к свадьбе была для него тяжким бременем, но ведь я взвалила на себя основные дела: нашла священника и музыкантов, сходила на все дегустации блюд, пять раз встречалась с распорядителем и выбрала пригласительные открытки. Разве я слишком многого хотела?
– Еще нет, – ответил Брет с набитым ртом.
– Ладно, – медленно сказала я и напомнила себе, что он очень занят. Брет недавно начал работать над новым делом, которое занимало у него кучу времени. Я притворно улыбнулась и ласково, чтобы не показаться назойливой, спросила: – А к воскресенью сможешь его составить? Нам уже пора рассылать приглашения.
– Ах да… – Брет подобрал вилкой последние спагетти, доел курицу, отодвинул тарелку на середину стола и залпом допил вино. – Как раз об этом я и хотел поговорить.
– О списке?
Мы ведь уже решили, что пригласим всех, кого захотим! Отец обещал по возможности помочь с деньгами, да и родители Брета, мягко говоря, не нуждались. Они жили в пятнадцати минутах езды от нас, в пригороде Орландо, по соседству с роскошными особняками ребят из «NSync» и Тайгера Вудса. Имение Лэндстромов выглядело ничуть не хуже, а сами Лэндстромы уже объявили, что на свадьбу единственного сына готовы потратить любую сумму.
– Не о списке. – Брет забарабанил пальцами по столу. – О свадьбе.
– А…
Я не очень-то удивилась. У нас с Бретом возникли кое-какие разногласия по поводу того, где проводить церемонию: на пляже в Санкт-Петербурге или в огромном саду его родителей (в итоге я согласилась на сад). Еще мы спорили из-за свадебного торта. Я хотела, чтобы у каждого слоя был свой вкус, но мать Брета настаивала на ванильном.
– В чем дело? Ты насчет сидений? Я не против плюшевых складных стульев, если тебе так хочется. Это все пустяки.
Мне самой больше нравились белые деревянные скамейки, которые бы очень мило смотрелись среди роз. Но дело ведь не в торте и не в стульях, верно? Куда важнее то, что мы с Бретом проведем вместе всю жизнь.
– Нет. – Он покачал головой. – Скамейки отличные, Эмма.
– Хм… – Я даже удивилась: Брет впервые легко со мной согласился. – Чудесно! Тогда о чем ты хотел поговорить?
Он отвел глаза.
– Нам надо отменить свадьбу.
Я подумала, что ослышалась. Брет произнес эти слова так непринужденно, словно сообщил о падении цен на фондовой бирже или о прогнозе погоды на завтра. После этого он спокойно потянулся за вином, налил себе полный бокал и глянул сквозь стеклянную дверь на телевизор, который мы нарочно повернули в сторону дворика, чтобы за едой смотреть бейсбол.
– А? – Я потрясла головой и сдавленно рассмеялась. – Надо же, мне послышалось, что свадьба отменяется!
– Так и есть.
Брет бросил на меня короткий взгляд и опять уставился в телевизор, ничего не объяснив.
Кровь отхлынула от моего лица, в горле пересохло. Я несколько раз открыла и закрыла рот, поразившись тому, как внезапно вокруг меня исчез весь воздух.
– Что ты сказал? – наконец выдавила я тоненьким голоском, который вдруг стал выше на октаву.
– Не обижайся, Эмма. Просто я тебя разлюбил, – непринужденно ответил Брет. – То есть я, конечно, люблю тебя, но по-другому. Нам лучше разойтись.
У меня отвисла челюсть – ощущение было такое, что она действительно слетела с петель и отпала.
– Ка-а-а… – Голос подвел, губы тоже будто отказались иметь со мной дело. Я была так потрясена, что едва смогла выдавить нужные слова: – Как?! Почему?
– Эмма, – начал Брет, снисходительно качая головой (последнее время он часто так делал, и точно так же качал головой его отец, разговаривая с матерью), – я не могу объяснить свои чувства. Ты же знаешь, чувства меняются, и мы над ними не властны.
– Но…
Я снова умолкла, не имея ни малейшего представления о том, что сказать. Тысячи мыслей роились в голове, и ни одну из них я не сумела сформулировать. Как мог Брет меня разлюбить? Неужели наши отношения были насквозь фальшивыми? Как сообщить родителям, что свадьба отменяется? Что мне теперь делать? Брет нарушил неловкую тишину: – Знаешь, Эмма, это к лучшему. Ты все равно не хотела оставаться в Орландо. Я раскрыла рот еще шире.
– Но я осталась! – У меня в груди вдруг вспыхнул гнев. – Ради тебя я отвергла то предложение!
Всего три месяца назад мне предложили работу моей мечты – стать главой пиар-отдела в новой студии звукозаписи, открытой «Коламбиа рекордс» в Нью-Йорке. Брет недвусмысленно дал понять, что никогда не переедет из Орландо; его жизнь всегда была и будет здесь. Я отказалась от предложения (в конце концов, я ведь помолвлена, и будущий муж для меня превыше всего!) и в итоге по-прежнему занималась не самым приятным делом: координировала новые проекты в «Бойз бандс рекордс», процветающей орландской студии звукозаписи, чьим последним творением была мальчиковая группа «407». Совсем недавно их песня «Я люблю тебя, как свой Хbох 360» заняла четвертое место в хит-параде «Билборда».
– Эмма, ты сама так решила, – Брет покачал головой и улыбнулся, словно я ляпнула какую-то милую глупость, – Нельзя же винить меня во всех решениях, которые ты приняла в жизни.
– Но я осталась здесь ради тебя!
У меня закружилась голова. Нет, так не бывает, это попросту невозможно!
– Прекрати, Эмма, ты ведешь себя неразумно. Мы сами в ответе за решения, которые принимаем, – сказал Брет. – Я что, должен жениться нa тебе из чувства долга?
– Я вовсе не это имела в виду!
– Однако прозвучало это именно так, – почти самодовольно возразил Брет, – Ты несправедлива.
Несколько секунд я молча, смотрела на него.
– Неужели все кончено? – выдавила я. – Ведь мы были вместе три года.
– Так будет лучше, – вкрадчиво ответил он. – Кстати, с переездом можешь не торопиться. Поживу пока у родителей.
Я изумленно уставилась на Брета. Мысль о переезде мне и в голову не приходила! Разумеется, я должна буду съехать.
– Куда же мне идти? – тихо спросила я, проклиная себя за отчаянный и неуверенный тон.
Брет пожал плечами.
– Может, к сестре?
Я сразу поджала губы и затрясла головой. Нет уж! Мне было страшно даже подумать о том, как я приплетусь к Джинни и сообщу, что потеряла Брета. Старше меня на восемь лет, она вышла замуж за вялого тихоню по имени Роберт, а их трехлетний сынок был самым избалованным ребенком на свете. Я хорошо представляла себе самодовольное лицо Джинни. «Очередной провал Эммы Салливан», – скажет она.
– Ну не знаю… – раздраженно протянул Брет, вновь пригладив волосы.
«Надо бы ему подстричься», – отвлеченно подумала я и тут же поняла, что напоминать ему о таких вещах – больше не мое дело.
– Поживи у подруг. У Лесли, Моны или Аманды.
Услышав их имена – имена подружек невесты, – я содрогнулась.
Брет отвел глаза.
– Ты ведь понимаешь, почему ты должна уехать? Меня затошнило. Я не верила своим ушам.
– Потому что квартира твоя, – ответила я, стиснув зубы и прищурившись.
За последний год мы не раз поднимали эту тему. Брет зарабатывал больше меня и сделал первый взнос за нашу квартиру.
Хотя месячную плату мы делили пополам, в праве собственности значилось имя Брета. Я несколько раз говорила, что мне это не по душе – в конце концов, половину плачу я. Брет только улыбался и отвечал, что, когда мы поженимся, все имущество будет принадлежать нам обоим и незачем волноваться по пустякам.
– Верно. – Ему не хватило порядочности даже сделать смущенный вид. – С твоими деньгами мы что-нибудь придумаем, Эм. Ты ведь тоже делала взносы. Мы с отцом найдем выход.
Я снова раскрыла рот. Взносы?!
– В любом случае, прости меня, дорогая. Мне сейчас тоже нелегко, но ты, ни в чем не виновата. Дело во мне. Прости.
Честное слово, я едва не расхохоталась. Меня остановила лишь мысль о том, как я зарежу Брета ножом для хлеба.
– У тебя все будет нормально? – помолчав, спросил он.
– Да! – бросила я.
Как он вообще посмел задать мне этот вопрос? Можно подумать, ему есть до меня дело!
На следующее утро, проснувшись в огромной двуспальной кровати, половина которой мне больше не принадлежала, я не нашла ничего лучше, чем отправиться на работу. Я была как неживая; происходящее казалось дурным сном.
Я встала, как обычно, приняла душ, высушила волосы, накрасилась, выбрала подходящую одежду и вышла на улицу. В привычных действиях было хоть какое-то утешение.
Контора «Бой банде рекорде» располагалась в центре города, в здании бывшего вокзала и всего в квартале от юридической фирмы Брета. Иногда мы случайно встречались с ним на Черч-стрит, когда он шел обедать с коллегами в «Крес», а я забегала в «Лоренцо» за куском жирной пиццы. Только бы не столкнуться с ним сегодня! Этого я точно не вынесу.
Я села за стол примерно в полдевятого и тупо уставилась в монитор, ничего не соображая. Работы было навалом: пресс-релиз о «407», рассылка дисков «O-Girlz» (девичьей группы, недавно созданной президентом нашей компании и продюсером мальчиковых групп Максом Хеджфилдом), несколько звонков в газеты… но я не могла заниматься делами, когда моя жизнь рушилась.
После десяти подошла Андреа, моя начальница. Я только что закапала в глаза третью дозу «Визина», чтобы скрыть красноту, и надеялась, что никто ничего не заметит. Бесчувственная Андреа терпеть не могла, когда личные неурядицы мешали ее сотрудникам работать.
– Ты отлично потрудилась над «407», – сказала она.
Группа получила такое название благодаря Максу Хеджфилду (для всех – просто Хедж), которому, в кон це концов, надоело выдумывать глупые фразы, и он решил ограничиться телефонном кодом Орландо, родины современных мальчиковых групп.
– Спасибо, – чирикнула я, натянуто улыбаясь и глядя на Андреа сквозь глазные капли.
Поработала я действительно на славу. За неделю до выпуска альбома один парень из «407» решил поведать миру о своей нетрадиционной ориентации, и я ловко управилась с поднявшимся газетным переполохом. Теперь нашего главного вокалиста Дэнни Рубена радушно принимали во всех журналах и газетах, отчего альбом «407» стремительно взлетел на вершины хит-парадов.
– Надо поговорить, – сказала Андреа, внимательно изучая безукоризненный маникюр на своей левой руке.
– Давай.
«Может, меня хотят повысить?» – с надеждой подумала я. Уж кто-кто, а я это заслужила: проработав в компании четыре года, я в одиночку вела «407» и «O-Girlz», но по-прежнему числилась координатором проектов. Слухи о грядущей реорганизации в «Бой банде» ходили давно, и я облизывалась на должность пиар-менеджера, которая сулила неплохую прибавку к жалованью.
– Эмма, дорогая, – проворковала Андреа, переводя взгляд на свою правую руку, – Хедж решил немного сократить кадры, и, боюсь, нам с тобой придется расстаться.
У меня перед глазами все поплыло.
– Что?! – переспросила я, подумав, что ослышалась.
– Не волнуйся! – радостно продолжала Андреа, глядя в сторону. – Мы выплатим тебе выходное пособие за четыре недели и напишем рекомендательное письмо.
– Погоди-ка. Меня увольняют?!
Андреа весело улыбнулась.
– Нет, Эмма, сокращают! Это совсем другое дело. Будь так добра, освободи стол до полудня. И пожалуйста, не закатывай истерику.
– И… истерику? – выдавила я.
Может, Андреа решила, что я со злости швырну компьютер в стену? Хотя… если подумать, почему бы и нет?
Она наклонилась поближе и заговорщицки произнесла:
– К тебе здесь очень хорошо относятся, Эмма, и скандалы не пойдут на пользу корпоративному духу. Ради «Бой банде», не шуми! Нам действительно очень жаль, что приходится тебя сокращать.
Я попыталась переварить услышанное. Меня словно с размаху ударили по лицу.
– Но… почему? – наконец спросила я. Мои внутренности спутались в какие-то странные тугие узлы. На секунду я даже подумала, что скоро вновь увижу батончик мюсли, съеденный по дороге на работу, – Почему вы увольняете именно меня?
Андреа на мгновение помрачнела, затем одарила меня сияющей улыбкой.
– Эмма, дорогая, мы просто сокращаем кадры. Ничего личного, поверь. Ты заслуживаешь гораздо более высокой должности, а в нашей компании расти уже некуда. К тому же ты очень быстро найдешь себе новую работу! Я с удовольствием напишу рекомендательное письмо.
Я не стала напоминать ей, что «Бой банде» – единственная звукозаписывающая студия в городе, а более чем щедрое предложение от «Коламбиа рекорде» я отвергла три месяца назад. Моя жизнь разваливалась на части.
– Понятно, – промямлила я, не зная, что еще сказать.
Мой мозг словно работал в замедленном режиме.
– Уходи до полудня, – повторила Андреа. – Никаких сцен. И еще раз: мне очень жаль.
Я открыла и закрыла рот. Слов из меня так и не вышло, поэтому я просто кивнула.
Странно: я не запаниковала, хотя мне и хотелось. Я беззвучно собрала вещи, пошла домой и проревела весь оставшийся день.
Очнувшись от тревожного сна на следующее утро, измотанная и растерянная, я изо всех сил постаралась взять себя в руки: включила компьютер, зашла на сайт поиска работы и просмотрела вакансии пиарщиков. Их было одиннадцать, и я наивно подала заявления во все фирмы, разослав факсы с моим резюме из ближайшей федэксовской конторы. Уже в полдень я притащилась домой, чувствуя себя подавленной и никчемной.
За две недели, которые я провела дома, отказываясь даже разговаривать с друзьями, меня пригласили на шесть собеседований. Увы, на пяти из них я рыдала в голос (вообще-то я не плаксива и списываю это на постбретовый синдром). На шестом собеседовании я сразу поняла, что меня не примут: на вопрос, почему я хочу стать представителем «Дж. Кэш стил», я не смогла придумать ни одной причины, по которой действительно хотела бы рекламировать производителя стали.
За это время Брет звонил трижды и безразличным тоном спрашивал, как дела. Сперва меня смутила такая забота с его стороны, но к концу второй недели истинная причина его беспокойства стала ясна.
– Послушай, Эм, я узнал, что ты потеряла работу, и мне очень тебя жаль, но я бы хотел поскорее вернуться в свою квартиру. Когда примерно ты можешь съехать?
Я обозвала его словом, за которое мама однажды прополоскала мне рот с мылом, и с такой силой бросила трубку, что та треснула.
Потом, вернувшись к покалеченному, но исправному телефону, я позвонила трем своим подругам. Они не звонили мне с тех пор, как я рассталась с Бретом, и я тоже не выходила на связь – не хотела обсуждать наш разрыв. Конечно, я полагала, что эта весть их потрясет, и надеялась на сочувствие.
«Уж они-то будут на моей стороне, – думала я, набирая Лесли. – Уж они-то меня не обидят».
И опять ошиблась.
– Мне ужасно неприятно тебе это говорить, – сказала Лесли, непринужденно подметив, что ей известно о расторжении нашей помолвки, – но ты должна знать.
– Ну, так говори…
Я ждала объяснений и задавалась вопросом, почему Лесли не зашла ко мне и даже не позвонила, узнав о моей беде.
– С другой стороны… может, и не стоит, – быстро добавила она.
Я вздохнула. Мне было не до глупых загадок.
– Лесли, любая плохая новость – ничто по сравнению с тем, что я переживаю сейчас.
В конце концов, что могло быть хуже разрыва помолвки и увольнения на следующий же день?
– Ну, если так… – протянула моя подруга и умолкла. – Тогда слушай. Я не знаю, какие слова полагается говорить в таких случаях, поэтому скажу прямо: Аманда спит с Бретом.
Понятно. Вот что может быть хуже разрыва помолвки и увольнения на следующий же день.
Я беззвучно раскрыла рот. У меня из груди словно выкачали весь воздух, я даже вдохнуть не могла. Лесли нарушила тишину:
– Эмма? Ты еще здесь?
– Арграргр…
Из горла шли только какие-то булькающие звуки.
– Ты как?
– Арграргр…
– Послушай, Эмма, когда это произошло, вы уже расстались. Аманда говорит, первый раз они переспали через три дня после вашего разрыва. Брету нужно было где-то переночевать, понимаешь? Все вышло случайно.
Меня затошнило, причем по-настоящему.
– Ты об этом знала? – спросила я, несколько раз сглотнув слюну. – И Мона тоже?
– Ну… да.
– С каких пор? Молчание.
– С каких пор, я спрашиваю?
– С прошлой недели.
– Убью эту сволочь, – выдохнула я, вдруг возненавидев Аманду всей душой.
– Эмма, не говори так, – ласково пролепетала Лесли. – Признай, вы с Бретом к тому времени уже расстались.
От удивления я подавилась кислотой, которая поднялась к моему горлу.
– Ты ее защищаешь?! – прошептала я, когда голосовые связки снова заработали.
– Нет, вовсе нет! – вскричала Лесли, – Но подумай логически: Брет ведь тебе не изменил.
– То есть…
– Эмма, мы с Моной уже все обсудили и не считаем, что Аманда поступила дурно. Ситуация, конечно, неприятная, однако через пару недель тебе полегчает. Давайте встретимся и вместе поужинаем. Аманда будет рада тебя увидеть.
Я оторопела.
– Мне пора, – буркнула я и повесила трубку, чтобы не разрыдаться при Лесли.
Затем я позвонила Джинни, почему-то рассчитывая на поддержку и утешение. Шесть лет назад отец переехал в Атланту с новой женой, которая была младше его на двадцать лет, а три года назад мама умотала в Калифорнию с мужем – на двадцать лет ее старше. Словом, из родни поблизости жила только сестра. Увы, мы с ней были разные, как день и ночь. Разговор по душам в ее представлении сводился к тому, чтобы довести меня до слез и убедить, что я – полное ничтожество.
«Может, на этот раз она меня утешит, – подумала я, – Разве не для этого нужны сестры?»
– Посуди сама, Эмма, – начала Джинни, когда я объяснила ей свое положение. На заднем плане громко завопил их сынок Одиссей, и она картинно вздохнула, – Брету предстоит серьезный шаг в жизни. Нормально, что он волнуется. Твой жених всего лишь испугался.
– Джинни, ты вообще меня слышала? – медленно спросила я, – Он спал с моей лучшей подругой!
– Эмма, ты драматизируешь. – Сестра опять вздохнула. – Впрочем, как всегда. Роберт тоже струсил перед свадьбой, но мы сели и спокойно все обсудили. Иногда мужчин приходится уговаривать.
– Джинни, он…
– Эмма, когда ты перестанешь быть такой привередливой? – перебила меня сестра, самая большая привереда на свете, – Постарайся его вернуть. Господи, тебе ведь почти тридцать! Скоро ты никому не будешь нужна. Я, например, вышла замуж в двадцать три, помнишь?
– Еще бы, ты мне вечно напоминаешь!
Я с отвращением повесила трубку и позвонила единственной подруге из оставшихся – Поппи, с которой мы восемь лет назад вместе проходили летнюю практику. Она уже три года жила в Париже, где поначалу работала на «Колен-Миттеран», международное пиар-агентство, а в прошлом году ушла на вольные хлеба и открыла небольшую частную фирму. Недавно за услугами Поппи обратилась «KMG», парижская звукозаписывающая студия.
Я скрестила пальцы и набрала последнюю цифру ее номера. Если и Поппи меня не поддержит…
– Что-что твоя подруга сделала?! Ну и сволочь! – с рубленым британским акцентом воскликнула Поппи, когда я все ей объяснила.
Я облегченно выдохнула и даже чуть-чуть улыбнулась.
– Ты не представляешь, как я рада это слышать.
– К черту такую подругу! – с жаром выпалила Поппи. – И остальных тоже! Как они посмели ее защищать?
Я воспрянула духом.
– Вот-вот.
– И если уж на то пошло, я всегда считала, что Брет тебя недостоин, – продолжала моя утешительница, – Избалованный маменькин сынок! Туда ему и дорога! Зато ты теперь сможешь больше работать.
– Не совсем, – промямлила я, вдохнула поглубже и закрыла глаза. – Меня уволили.
– Что? – вскричала Поппи. – Уволили?!
– Ну, точнее, сократили. Хотя по сути это одно и то же.
– Черт возьми! – Поппи на секунду умолкла. – Послушай, Эмма, у тебя все будет хорошо. Обещаю. Есть одна мысль… Давай я позвоню тебе завтра, хорошо?
Ее воодушевление придало мне сил, но в то же время я не хотела вешать трубку. В конце концов, Поппи была единственным нормальным и готовым помочь человеком в моей жизни.
Она перезвонила на следующий день, как и обещала.
– Эмма, я придумала, как решить все твои проблемы!
– Как?
Я высморкалась, вытерла слезы и закрыла упаковку мятного мороженого с шоколадной крошкой. Слава богу, никто не видел, что я поедаю четвертую пинту мороженого за день. Меня вдруг затошнило.
– Я поговорила с Вероник из «KMG» и спешу сообщить отличную новость! – продолжала Поппи, явно не догадываясь о моей тошноте, – Я тебе еще не рассказывала, но «KMG» поручила мне заняться британской и американской прессой в связи с выпуском первого альбома Гийома Риша на английском языке.
Гийом Риш был французской телезвездой и прославился на весь мир шашнями с американскими актриса ми и годичным романом с английской супермоделью Дион Деври, который закончился фомким скандалом, выплеснувшимся на страницы всех газет и журналов. На прошлой неделе в «Пипл» появилась статья об альбоме Риша на английском языке, но я и понятия не имела, что моя подруга имеет к нему отношение.
– Замечательно!
– Да, вот только его агент по печати и рекламе недавно уволилась, и раскруткой альбома я занимаюсь в одиночку, – быстро проговорила Поппи.
– Здорово! – воскликнула я, гордясь достижениями своей подруги.
Похоже, дела у нее шли отменно – не то что у меня.
– До большой пресс-конференции в Лондоне осталось всего пять недель! – Поппи перевела дух. – Я убедила Вероник, что с такими связями и опытом ты станешь мне отличной помощницей, и она согласилась выделить еще немного денег. Ну, Эмма, что скажешь? Не хотела бы приехать на месяц и помочь мне с выпуском альбома?
– Приехать в Париж? – переспросила я и выронила ложку, которая с громким стуком упала на пол.
– Ну да! – воскликнула Поппи, – Будет весело! Подработаешь немного, пока не найдешь постоянное место. И я помогу тебе забыть о Брете!
Предложение было заманчивое, но явно не слишком разумное.
– Я ведь совсем не знаю французского…
– Ерунда! Я буду тебе переводить. К тому же альбом выходит на английском языке. Возьмешь на себя американских, британских, ирландских и австралийских журналистов. Для тебя это пара пустяков!
– Ну…
– Эмма, послушай, – деловито заговорила Поппи. – Ты потеряла жениха. Ты потеряла друзей и работу. Что ты потеряешь, если месяц поживешь в Париже?
Я задумалась. Ну, если рассуждать логически…
– Ты права, – тихо пробормотала я.
– И уж поверь, здесь ты моментально забудешь о Врете! – добавила Поппи.
К сожалению, мне и в голову не пришло расспросить ее о Гийоме Рише и поинтересоваться, почему его агент по рекламе уволилась незадолго до презентации альбома. Иначе, возможно, я бы никогда не села в тот самолет.
