Текст книги "Загадочный мужчина (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

– Мне кажется, нам стоит пройти в другую комнату, где мы будем в большей безопасности, – быстро заявила я, осматриваясь по сторонам и остановившись взглядом на Ширлин с желтовато-карими глазами, по-прежнему сидящей за стойкой регистрации. – Ширлин? Вы не покажите нам, куда идти?

Она моментально подскочила со своего кресла.

– Это часть моей работы.

– Отлично, – ответила я, но голос звучал у меня неуверенно.

Ширлин обогнула стойку и взглянула на Джинджер, пока мужчины направились к двери. Она обхватила ее за плечи и потянула за собой.

Я все еще смотрела, как уходили мужчины, пока за последним из них не закрылась дверь, но он оглянулся и встретился со мной глазами.

– Будьте осторожны, – прошептала я, он кивнул, – и верните его мне.

– Меньше, чем через час, Гвен, он недалеко отсюда, – прошептал Ли в ответ, и слезы навернулись у меня на глазах, скатываясь по щекам.

– Спасибо, – прошептала я в ответ еле слышно.

Трейси обхватила меня за талию, я по-прежнему смотрела на Ли, который поднял вверх голову, выставив подбородок вперед, и скрылся за дверью.

* * * 

Трейси, Джинджер, Ширлин и я находились в другой комнате.

Она была не очень большой, мы похрустывали печеньем и смотрели фильм 300 на плоском экране телевизора. Я подозревала, что Ширлин смотрела его много раз, в основном потому, что она постоянно его цитировала, выдавая все реплики актеров. Я также подозревала, что она смотрела его ни один раз, поскольку этот диск уже находился в DVD-плеере. И, наконец, мои подозрения окончательно укрепились, потому что она не спрашивала нас, что мы хотели бы посмотреть, она просто включила, и мы стали смотреть.

В комнате находилась двуспальная кровать, кресло и полки с DVD-дисками. Джинджер обосновалась в кресле. Я свернулась в кокон на кровати, прижавшись к стене. Трейси сидела рядом со мной, держа меня за руку. А Ширлин полулежала сбоку на кровати.

Джинджер и Ширлин смотрели фильм. Не уверена, что Трейси тоже следила за ходом событий на экране, не могу точно сказать, поскольку для меня время словно остановилось.

Внезапно дверь открылась, мои глаза метнулись в ту сторону, и я увидела входящего Хока.

У меня остановилось дыхание, а сердце перестало биться.

Его волосы все еще были мокрыми от душа, на лице не было видно крови, он был одет в чистые черные штаны карго и темно-синюю обтягивающую футболку. Губа была рассечена, такой же свежий ужасный порез был на щеке и припухлость, видно от побоев, у глаза. Порез на щеке был заклеен тремя тонкими белыми полосками пластыря. И я увидела красные следы от наручников у него на запястьях.

Помимо всего это, с ним было все в порядке. Он стоял передо мной, дышал, передвигался.

И смутно в глубине моего сознания у меня появилась мысль, что похоже он на что-то злился, меня это слегка поразило.

Но мало заботило, если честно.

Я подскочила с кровати, вскочив на ноги. Я перепрыгнула через полулежащую Ширлин, уперлась в край кровати и прыгнула вперед к нему.

Он поймал меня, заворчав, но устоял на ногах.

Я обхватила его ногами и руками, и просто начала покрывать бесконечными поцелуями, любой кусочек его кожи, который попадался под мои губы.

– Детка, – пробурчал он, подхватив одной рукой меня под задницу, другой – обхватив за спину.

Я проигнорировала его, продолжая целовать шею, подбородок, горло, скулы...

– Душистый горошек, – позвал он, он передвинул свою руку с моей поясницы в мои волосы.

Я все еще продолжала игнорировать его, продолжая покрывать поцелуями.

Он дернулся головой назад, и накрутил мои волосы себе на руку.

– Гвен, Душистый горошек, со мной все в порядке, – прошептал он, и я посмотрела ему в глаза.

Я смотрела на него так, словно не могла напиться, чувствуя его силу, его теплое тело, чувствуя всего его, обхватывая своими руками и ногами. Потом я почувствовала, как его лицо начинает расплываться у меня перед глазами, поэтому зарылась ему в шею с правой стороны, громко всхлипнув, дыхание сбилось, и дала волю слезам.

Он повернул ко мне голову, и его рука сильнее сжала мне волосы.

– Детка, – прошептал он мне на ухо.

Я подняла голову, взглянув на него и закричала:

– Я не могу поверить, что ты сначала принял душ, а потом появился передо мной!

– Гвен…

– В следующий раз я перешлю тебе страшную смс-ку с фоткой, где у тебя идет кровь из уха и ты подвешен на чем-то, это будет новое правило! – прорыдала я. – Ты немедленно идешь ко мне, сразу же, как тебя спасли!

– Это не совсем было спасением, – произнес Люк Старк, я повернула голову, он стоял в двух шагах от меня и Хока. – Больше походило на зачистку кое-кого, – закончил он.

– Что? – спросила я.

– Рад, что я работаю на Ли, – пробормотал Вэнс Кроу, посмотрев в противоположную сторону, где стоял Ли. – Ли не любит такой беспорядок. Гребанный ад. – Вэнс наклонился вперед к Люку. – Ты видел Хорхе? Он убрал его, даже не моргнув.

– Ему не ведом запах, – проворчал Люк, шокировано качнув головой, – страха.

О, парень!

Я посмотрела на Хока.

– Что ты сделал?

Хок взглянул на меня.

– Я не большой поклонник шокера, и подвешивания на крючке, когда парень использует меня как грушу, для своих кулаков, детка.

Это был не ответ.

– Что ты сделал? – повторила я.

– Да, что ты сделал? – спросила у меня из-за спины Ширин, и в ее голосе послышалось любопытство, но на самом деле, она была очень взволнована.

– Мне казалось, что мы договорились, чем меньше знаешь, тем… – сказал Хок.

– Что, – начала я. – Ты сделал? – закончила я, он ухмыльнулся, тут же появились ямочки на щеках, и увидев его ямочки, меня испугала мысль – я думала, что больше никогда не увижу их, и у меня екнуло сердце.

– Первый урок коммандос, – ответил Хок. – Если ты стал заложником, но знаешь, что хорошо обучен и сможешь вывести охрану из строя. Им следовало чем-нибудь опоить меня, чтобы я не смог этого сделать, но они… Они связали мне щиколотки и подвесили за руки. Щиколотки, детка, не обладают «тайной» силой. Вся сила, детка, заключается в моих ногах. Поэтому я подтянул ноги и опустил голову между коленями, вытянул шею…

– Хорошо, – быстро произнесла я, – закончим урок коммандос. Это был первый и последний.

Опять появились ямочки на щеках Хока, он поставил меня на ноги, и ямочки исчезли.

Ой, опаньки!

– Отлично, Душистый горошек, урок для женщины коммандос – ты получаешь смс-ку, ту, которую тебе прислали и тут же звонишь на базу и пересылаешь ее, и делаешь это немедленно.

Я была права, насчет опаньки, это был еще не конец.

– Хок…

– И ты не направляешься в дружелюбный мотоклуб байкеров, прося о помощи.

– Хок…

– И ты не привлекаешь свою подругу Cosmo из диспетчерской полицейского управления в это мужское дерьмо, во-первых, потому что ее могут за это уволить, но особенно потому, что она получит дерьмо на свою задницу.

– Кейб…

– И ты не просишь своего друга банкира рыскать по всем базам, собирая информацию, задницу которого притащили в местное отделение ФБР для допроса, отчего ему стало чертовски неудобно.

Ой-ой!

 – Кей…

– И ты не будешь, – он подался на меня всем своим телом, его серьезное лицо стало каменным, – никогда предлагать себя в качестве обмена.

– Малыш…

– И ты не будешь прятаться со своей сестрой свидетелем, которая находится под арестом.

– Я…

– Скажи мне, что ты все поняла, так и сделаешь, детка.

– Но…

Он наклонился в дюйме к моему лицу.

– Скажи... мне... что... так… и сделаешь.

Я уставилась на него.

Потом, видно все накопившееся напряжение, словно кислота пронзило меня, и я просто потеряла здравомыслие.

– Да, я сделаю, – я уперлась руками в бедра и уставилась в его черные глаза, – но, в первую очередь, я должна убедиться, что ты в безопасности, а во-вторых, когда я хотя бы примерно буду знать, что ты в безопасности, я сделаю все, чтобы у меня еще были моменты, о которых я смогла бы потом вспоминать вместе с тобой, поэтому согласна, я позвоню на базу, а потом я буду делать все, мать твою, что смогу, чтобы у меня и дальше были воспоминания, связанные с тобой, и нет, Хок, я тебя не понимаю!

– Гвен…

– Я весь день не находила себе места! – закричала я, взмахнув руками и отступая от него на шаг. – Ты не преподал мне урока для женщины коммандос сегодня утром. Ты всего лишь поцеловал меня на прощание, сказав, что увидимся сегодня вечером, и я готова была заняться вычитыванием рукописи, в полной уверенности, что сегодня вечером увижу тебя дома!

– Гвен…

– А потом эта фотка…. У тебя из уха шла кровь! – закричала я.

Он поймал меня в свои объятия и крепко прижал к себе, прошептав:

– Детка.

Я уперлась руками ему в грудь, пока он гладил меня по спине.

– Мне стоило выбрать – ты или моя сестра. Знаешь, что происходит с твоей головой, когда ты пытаешься принять такое решение?

– Все хорошо, Душистый горошек, я понимаю, – нежно сказал он.

– Да, Кейб, – я взглянула ему в глаза, – тебе никогда не приходилось проходить через такое. Знаешь, с чем я столкнулась сегодня. Знаешь? – Я видела, как он прикрыл глаза, я перестала хвататься за его рубашку, и обхватила его за шею, он посмотрел на меня, и по его взгляду я поняла, что он все понял. Поэтому тихо сказала:

– Я понимаю, почему ты злишься, милый, но сделай мне поблажку. Я пыталась сделать лучшее, что могла, чтобы у меня не осталось всего лишь воспоминаний – твоя фотография на моем гребанном холодильнике.

Он наклонился и прислонился ко мне своим лбом, затем его щека коснулась моей, и заскользила вниз, и его лицо зарылось мне в шею, а его руки крепко сжали меня.

Я обняла его за плечи, сильнее прижалась к нему.

– Давайте оставим их вдвоем, – услышала я голос Люка.

И в комнате все закопашились, я услышала, как закрылась дверь. Я повернула голову и прошептала Хоку на ухо.

– Как ты думаешь, ты не мог бы позвонить федералам, чтобы они отпустили Троя? —спросила я.

Хок поднял голову и посмотрел на меня.

– Да, – ответил он, его губы подергивались.

– А как ты думаешь, прежде чем Джинджер заберут федералы, не могли бы папа и Мередит повидаться с ней?

В его глазах светилась теплота, и он повторил:

– Да.

– Ладно, – кивнула я, расслабляясь всем телом. – А теперь как ты думаешь, поскольку ты достаточно близко и уже пять минут сжимаешь меня в своих объятиях, находишься в безопасности и здоров, и злишься на меня, может ты, наконец, поцелуешь меня?

Его глаза потеплели, и он выдохнул более резко:

– Да.

Я взяла его лицо в ладони.

– Тогда поцелуй меня, малыш, – прошептала я.

Он посмотрел мне в глаза, потом моргнул, наклонился и дал мне то, что может дать мне только Хок, что я хотела больше всего на свете.

Эпилог
Покажи мне ямочки

Кейб Дельгадо ждал, пока откроется дверь гаража, потом въехал внутрь на своем Camaro, остановившись рядом с Mustang Гвен. Он выключил мотор, схватил спортивную сумку с соседнего сидения и вышел из машины.

Обошел спереди Mustang и заметил Expedition, стоявший с другой стороны Mustang. Гвен называла его «микроавтобусом» и ненавидела ездить на нем, поскольку он был огромным. Однако, у Хока был с ней уговор. Как только она собиралась куда-нибудь отправиться с детьми, она брала Expedition. Если же она отправлялась по своим собственным делам, она могла использовать Mustang. Она поцеловала его, сказав, что он слишком властный, на этом ее спор с ним и закончился. Она прекрасно понимала, что внедорожник Expedition более безопасный, а Гвен предпочитала делать все, когда вопрос стоял о безопасности ее мальчиков.

Он обошел спереди Expedition, вошел в двери, ведущие в дом, по дороге забросил свою спортивную сумку в подсобку, стоя в огромной кухне. Над столешницей она оставила гореть свет для него. Он прошел вперед и выключил свет, направляясь к широкой лестнице, покрытой паласом, которую тоже освещал ночник. Ему не нужно было освещение, чтобы добраться наверх, но Гвен все равно оставляла включенным свет, если один из мальчиков просыпался, она не хотела, чтобы он передвигался в темноте, а еще она оставляла включенным свет, чтобы муж, возвращаясь домой, знал, что она думает о нем.

Он обманул Гвен, хотя тогда даже не подозревал об этом, сказав, что ему не нужно большое пространство. Ему необходим был простор. Или, точнее, ему необходимо было иметь свое собственное пространство, пространство для Гвен, а также для детей, и кроме того помещение, где могла бы собираться вся семья. Поэтому он перевез свою семью из дома Гвен в этот дом с пятью спальнями и гаражом на три машины, который Гвен окрестила «чудовищным». Она согласилась на переезд только с одним условием, что Джанин продолжит убираться в доме. Гвен заявила, что существует правило в ее жизни, которое гласит, что она отказывается жить в доме на уборку которого требуется больше двух часов. Теперь она жила в доме, на уборку которого уходит больше, чем два часа, но Хок сделал так, что она его не убирала.

Он молча поднялся по лестнице, повернул направо, пересекая большое открытое пространство, которое являлось одним из многих семейных комнат. Он не видел фотографии на стенах, но знал, что они висят на своих местах. Гвен оформила фотографиями стены. Спасибо, мать твою, что она не относилась к женщинам, любящим антикварные вещицы.

Хоку нравилось, как его жена декорировала дом. Фотографии были везде, почти на каждой поверхности, на всех стенах, черт возьми, с трудом даже была видна поверхность холодильника из-за количества прикрепленных фотографий. Они все были разные – она, он, их двое мальчиков, их родители, семьи, друзья – парами, по одному, сидящие, стоящие, но почти на каждом фото все улыбались.

Или смеялись.

И были еще фотографии Симоны и Софи. Гвен вступила в сговор с его матерью и развесила их фото в разных местах, которые вписались в декор, а, следовательно, и в их семью.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, потребовалось время, встречаясь с ними каждый день, чувствовать боль. Но потом она стала притупляться. Потом глядя на фотографии, вместо боли он стал воспринимать их как свою потерю. А потом, фотографии превратились в воспоминания. Горькие воспоминания, но, со временем, и под руководством Гвен, что-то хорошее пересилило эту горечь.

Хок еще раз повернул направо, войдя в первую дверь.

Он вошел в комнату и увидел Эшера, спящего на животе, одетого в свободные шорты и футболку, его черные волосы были в беспорядке, ноги разведены в разные стороны, занимая огромное пространство на кровати, этому четырехлетнему ребенку требовалось гораздо больше места в кровати, чем обычным детям. Одеяло было скинуто. Даже будучи совсем маленьким, он скидывал одеяло. Эшу нравилось чувствовать себя свободным. Никаких ограничений. Даже во время сна. Мама сказала Хоку, что он делал то же самое, поэтому Хок не удивлялся.

Эшер был копией его самого. Как только он покинул утробу Гвэн, был неугомонным и подвижным. И если Хок был дома, Эшер всегда был с ним рядом. Как только Эш слышал, как открывалась входная дверь, он полз в ту сторону, садился на задницу, в ожидании, когда отец подойдет к нему. Он не был капризным, требуя к себе повышенного внимания. Будучи совсем маленьким, Эшер мог развлекать себя сам.

Ему нравилось сидеть и играть рядом с отцом.

Хок подошел к нему, наклонился, и сделал то, что он делал все время, фактически каждый вечер, когда он возвращался домой, а сыновья уже спали. Он положил руку на спину сыну и прислушался к его дыханию. Хок общался и чувствовал все, что происходит с его сыном, своей рукой, затем он провел по его густым волосам. И вышел из комнаты, пересек холл, войдя в другую дверь.

Бруно спал на спине, широко отведя в сторону руку, с согнутой ногой, другая была прямая, рука покоилась на животе. Он был наполовину прикрыт одеялом. Его рука покоилась на голове медведя команды Бронкос полинявшей футболки.

Бруно тихо сидел на коленях у дедушки во время каждой игры Бронкос, когда они играли на родном поле. Было чертовски жутко, но Хок готов был поклясться, что его двухлетний сын следил за игрой гораздо внимательнее и переживал намного больше, чем Бакс. Если же игру показывали по телевизору, Бруно замирал, садился на задницу и смотрел на экран. Если он не спал, а играл во что-то, на нем все время был шлем для американского футбола, когда Хок и Гвен попытались с него его снять, ребенок стал биться чуть ли не в истерике. Поэтому ему разрешили носить шлем, кроме, когда он садился за стол и когда ложился в постель. Это было хорошее решение, учитывая, что когда Бруно не ел, а смотрел футбол по телевизору или боролся со своим братом, он серьезно относился к этому дерьму.

Хок наклонился, положив руку на грудь Бруно, он ощупал взглядом лицо сына, а его рука почувствовала биение маленького сердца.

Оба его сына были его копией – черные волосы, черные глаза. У Бруно еще были ямочки на щеках, за которые Гвен громко и весело прославляла Господа, что он услышал ее молитвы, и делала она это часто. Почти каждый раз, как только она видела их у сына, а видела она их тоже часто. Бруно, как и его мать, любил смеяться и также, как его мать, делал это часто.

Хок невольно улыбнулся, глядя на сына.

Гвен нравились ямочки, появляющиеся у мужа на щеках. Хок любил своего сына.

Он вышел из комнаты и направился в спальню, вытащив телефон из кармана. Он посмотрел на экран и нахмурился, на лбу пролегли морщины.

Звонок шел от Гвен.

Он посмотрел вверх, на дверь спальни, заметив слабый свет.

Она не спала. Странно. Было уже поздно.

Черт.

Она была почти на девятом месяце беременности, как Гвен сказала, «их последнем ребенком». Она так сказала потому, что УЗИ показало – мальчик. Она созрела окончательно и сказала: «Хватит!» Ей итак предстояло всю жизнь стирать с их носов кровь от драк, смотреть на блевотину после выпивок и страшиться нежданной беременности, каких-нибудь их подружек. Она не собиралась продолжать в том же духе.

Именно поэтому Хок позволил ей дать имена детям. Дикон находился еще у нее в животе. Хоку не нравилось имя Эшер, до тех пор, пока не появился Эшер на свет. Ему очень не нравилось имя Бруно, пока он не увидел Бруно. И ему, на самом деле, не нравится имя Дикон, но он посчитал, что оно ему понравится, когда родится сын.

Его мать приложила руку к выбору имен его сыновей, но Хок не жаловался. Он явно видел в Эшере характер и вспыльчивость, а в Бруно серьезность к любому делу. Как Гвен это сделала, он не знал.

Он сбросил звонок и спрятал телефон в карман, повернув ручку двери и открыв двойные двери в спальню.

Хок дошел до середины комнаты и замер.

Комната освещалась ночником на прикроватной тумбочке Гвен. Одеяло было откинуто. Кровать пуста. На простынях виднелась кровь, и кровавый след вел в ванную комнату.

– Кейб, дорогой, мне нужно в больницу, – услышал он голос жены, который вернул его в чувство, и он рванул в ванную комнату. – Со мной что-то не так. Я звоню...

Она замолчала, увидев его на пороге. Гвен в ночной рубашке сидела на полу, обнимая одной рукой свой выпирающий живот, выпрямив одну ногу, другую согнув под себя, ее длинные, густые, светлые волосы были взъерошены, в ее голубых глазах поселился страх, красивое лицо стало пепельно-белым, и на черно-белой плитке виднелась кровь.

В тот момент, когда она увидела его, ее глаза наполнились слезами, она опустила руку и та безвольно упала на колено, прошептав:

– Ребенок.

Пять минут спустя, даже меньше, Кейб «Хок» Дельгадо выруливал свой Expedition, с пристегнутой женой рядом с его водительским креслом, и сыновьями, сидящими в своих детских креслах, на трассу, пытаясь дозвониться Баксу.

* * * 

– Сынок, – услышал Хок позади себя, оторвав взгляд от окна, и повернувшись к Бакстеру Кидду. Их глаза встретились, Бакс вздрогнул, и Хок понял, что он чувствовал, это было написано у него на лице.

Он схватил Хока за плечо.

– Такое было у Либби, – тихо произнес он. – Все тоже самое, Кейб. То же самое. Я ничего тогда не сказал, поскольку Эшер и Бруно легко родились, и всю беременность, она перенесла легко, и я подумал... – он остановился, закрыл глаза, втянул воздух носом, потом открыл глаза и не отводил их от меня. – У Либби все кончилось хорошо, родилась Гвен, с которой все было в порядке. И с Гвен и Диконом тоже все будет хорошо.

Хок кивнул и снова посмотрел в окно. Бакс еще раз сжал его плечо, а потом Хок почувствовал, как он отошел.

Мередит и его мать пытались уговорить Хока, чтобы он согласился отпустить мальчиков переночевать к Трейси, но Хок отказался. Хотя возможно, он принял неправильное решение, но его это совершенно не волновало. Он не хотел расставаться с сыновьями. Ему необходимо, чтобы они были рядом с ним.

Врач тут же осмотрел Гвен, а потом быстро начал отдавать приказания, они моментально переложили ее на каталку и в быстром темпе покатили ее по коридору в отделение. Гвен не произнесла ни слова, но ее глаза ни на секунду не оставляли его, пока у него не осталось выбора, поскольку они ее увозили куда-то. Они с силой заставили Хока выйти из отделения и отправиться в зал ожидания, где были Мередит и Бакс вместе с Эшером и Бруно.

Прошло уже два часа, как они увезли от него его жену. Пришли его мать с отцом, Вон с Люсией, Жюри с женой Глорией, Трейси со своим мужем Ури, Кэм и Лео, Эльвира со своим бойфрендом Маликом, Трой с женой Килли, миссис Мэйхью, за два часа о состоянии Гвен они не услышали ничего.

Ни единого гребаного, мать твою, слова.

Хок не отрывался от окна, но видел перед собой только испуганное лицо Гвен, глаза, в которых поселился страх.

Стоило ему прикрыть глаза, и дерьмо стало крутиться у него в голове… воспоминания.

Гвен прижалась к нему, он чувствовал шелк ее платья под своей рукой, ее губы на своих, от нее пахло глазурью, она засмеялась, и ее смех прокатился вибрацией по его горлу, как они разрезали свадебный торт и откусили вдвоем от одного куска. Она потянулась к нему, остановив свое лице в дюйме от него, и заверила: «Не волнуйся, малыш, кусочек торта не сделает тебе завороток кишок». После чего он притянул ее к себе и крепко поцеловал, так сильно и так долго, что присутствующие стали улюлюкать и кричать, и он услышал, как Эльвира, угрожающе сказала, что охладит его пыл кувшином холодной воды.

Он вспомнил Гвен, выходящей из ванной, когда они были в свадебном путешествии на Бермудах. Окна были открыты, ветерок колыхал тонкие шторы, слышался шум океана, наполняя комнату. Она спрятала одну руку за спину, на ней была сексуальная ночная рубашка, и улыбка играла у нее на губах. Он следил за каждым ее шагом, пока она подходила к кровати, поднялась и уселась на него, а потом взмахнула рукой и показала ему белую палочку с розовым плюсом. Затем она отбросила палочку на пол, и уложила свое потрясающее тело на Хока, полностью впавшего в ступор, поставила локти ему на грудь и опустила подбородок на соединенные руки, с огромное улыбкой провозгласив: «Если будет мальчик, Мария и я решили, что назовем его Эшер. Если это девочка, то ты дашь ей имя». Когда она закончила говорить, Хок обхватил ее за талию, перевернул на спину, накрыв своим телом и удерживал в таком состоянии в течение следующих двух часов, за это время она не могла ничего произнести, только стонала и повторяла: «Малыш».

Вернувшись как-то поздно домой, он застал Гвен в кресле Симоны, ее ноги свешивались с подлокотника с одной стороны, голова прислонилась к спинке в другую сторону, Эшер лежал у нее на руках, и пока он нес их в кровать, не его сын и не его женщина не проснулись.

Гвен с уже слегка округлившемся животиком с Бруно (она все еще предпочитала носить шпильки), рассматривала Чудовищное сооружение, которое выбрал Хок под их дом, пока он держал Эша на руках, а агент по недвижимости щебетала о достоинствах этого дома. Гвен подошла к нему, положила руку на его пресс и провозгласила: «Это чудовище намного больше, чем в твое прошлое логово». Он обхватил ее за шею, притянул вплотную к себе и с силой поцеловал, Эш стал стучать по ним своими крошечными кулочками, впритык приблизив к ним свое маленькое личико, Хок отстранился от Гвен, взглянул на агента и заявил: «Мы возьмем этот дом».

Он вспомнил как наблюдал за Гвен, когда она перекинула нога на ногу в его Camaro, проводя блеском по губам, глядя в зеркальце на козырьке от солнца и бормоча: «Мне кажется, годовщина Мередит с моим отцом нравится мне все больше и больше, чем им самим». Хок поддразнил ее в ответ: «Это дает тебе повод надеть дорогую обувь?» Гвен повернула к нему голову, он почувствовал, как ее взгляд, словно ударил его по лицу. «Нет, потому что это тоже наша годовщина, потому что именно в этот день, ты сказал мне, что любишь меня, и даже несмотря на многое другое прекрасное, что ты подарил и дал мне за все эти годы, этот день самый лучший день в моей жизни, Кейб «Хок» Дельгадо». Хоку пришлось остановить машину, чтобы поцеловать ее, и это означало, что ей снова пришлось накладывать блеск для губ.

Он жил в кошмарах восемь лет, спрятавшись от всего мира, отказавшись от чувств, кроме боли, но ему стоило только дойти до чертового ресторана, в окне которого он увидел женщину своей мечты, на которой было сексуальное, маленькое черное платье, и она так самозабвенно смеялась. Потом полтора года он трахал ее. Полтора года. Каждую ночь он оставлял ее одну, говоря себе, что он никогда больше к ней не вернется, но наступала ночь, и он ничего не мог с собой поделать, он проигрывал битву с самим собой, ему необходимо было попробовать ее снова, прикоснуться к ней, услышать ее мягкий, сладкий голос шепчущий: «Малыш», почувствовать, как ее ноги крепко обвивают его талию, как она кончала под ним, чувствовать, как следила за ним взглядом, пока он одевался, борясь с собой, чтобы не запрыгнуть обратно к ней в постель, сжать в своих объятиях и увидеть как зарождается новый день, и солнечные лучи будут освещать ее спящее лицо.

Она была в его руках, но он не знал, что он поселился в ее сердце, и отрицал сам себе, что она слишком глубоко добралась до него за эти полтора года, черт побери.

Он никогда не вернется к прошлому, и сейчас он точно знал, что он тогда упустил и не готов был теперь, черт побери, ничего терять.

– Мистер Дельгадо? – услышал он и открыл глаза, врач зашел в комнату.

Все, кроме Трейси и Эльвиры встали. Трейси не встала, потому что она обнимала спящего Эшера, Эльвира, потому что держала спящего Бруно.

Хок не двинулся с места, пока доктор Хантер подходил к нему, он не сделал ни единого движения, даже видев улыбку на его лице.

– С вашей женой все хорошо, – заявил доктор Хантер, остановившись в полуметре от Хока, – также и с вашей девочкой.

– Девочкой? – услышал свой вопрос Хок, как бы со стороны, его мать заплакала, потом все начали всхлипывать, поздравлять, атмосфера в комнате разрядилась.

Он продолжал пялиться во все глаза на врача, потребовав:

– Я хочу увидеть свою жену.

– Конечно, – кивнул доктор. – Она спит, – но Хок не остановился.

– Я хочу увидеть свою жену.

Доктор Хантер снова кивнул.

– Следуйте за мной.

Хок взглянул на своих спящих сыновей, больше ни на кого в этой комнате, и последовал за врачом.

* * *

Он увидел, как ее глаза открылись.

Она с просонья в замешательстве пару секунд смотрела перед собой, он протянул руку и сжал ее пальцы, она повернула к нему голову.

– Кейб, малыш, – прошептала она.

Он ощутил ее слова, словно физические ее прикосновения.

Потом он почувствовал, как сжала его пальцы в ответ, а он заскользил пальцем вверх к ее обручальному кольцу.

Он закрыл глаза.

Слава тебе Господи. Спасибо, за все, мать твою, Спасибо, Господи.

Хок открыл глаза.

– Мы назовем ее Женевьева.

Он посмотрел на Гвен, у нее округлились глаза.

– Женевьева? – прошептала она.

– Да, – шепотом ответил он.

Она внимательно посмотрела на него. Потом шепотом заявила:

– Виви.[8]8
  Гвен имеет ввиду сокращенное от Женевьевы


[Закрыть]

– Не столь важно, – пробормотал Хок.

Гвен улыбнулась и увидев его улыбку, его рука автоматически сжала ее.

Спасибо Господи.

– Больше никаких детей, – провозгласил он.

– Хорошо, – тихо согласилась она.

Он встал со стула, наклонился, приблизив свое лицо к ней.

И признался, наверное, впервые в жизни:

– Ты до смерти меня напугала, Душистый горошек.

Ее взгляд потеплел, выражение лица стало более расслабленным и спокойным. Он опять смог ее удивить, она нравилась ему такая.

Черт, но так любил этот ее взгляд, когда она смотрела на него такими газами, и ему казалось, что любил он ее только еще больше, и неважно сколько ему приходилось приложить усилий, чтобы заработать этот взгляд.

– Супергерои не пугаются, – сказала она ему, и впервые за несколько часов, он почувствовал, как его губы стали расплываться в улыбке. Она улыбнулась ему в ответ и спросила: – Где мои мальчики?

– Спят в зале ожидания.

– Они смогут прийти?

– Не волнуйся, если ты хочешь, чтобы они пришли, я схожу за ними.

– Хочу, – прошептала она.

– Ты получишь все, что хочешь, детка, – прошептал в ответ Хок, наклонившись, чтобы поцеловать ее.

Он крепко сжал ей руку и поймал ее взгляд.

– У нас теперь есть маленькая девочка, – тихо произнесла она.

– Да, – также тихо ответил он.

– Я могу ее увидеть?

– Я принесу ее.

Гвен кивнула, пару секунд изучая его лицо.

А потом спросила:

– И что мне теперь делать?

– Что ты имеешь ввиду?

– Мне нечего теперь желать, не о чем мечтать. Что я теперь буду делать?

Хок почувствовал, как у него внутри все сжалось, грудь как-то сдавило и что-то ужалило его в горло.

– Я найду способ занять тебя мечтами, детка, – прошептал он.

– Хорошо.

Его рука снова сжала ее, а другой он нежно прошелся костяшками пальцев по ее бледной щеке, она от его прикосновения закрыла глаза.

– Люблю тебя, Душистый горошек, – прошептал он, и ее глаза тут же распахнулись.

Она улыбнулась и сказала:

– Я тоже люблю тебя, малыш, – он стал подниматься, но она позвала его.

– Да?

– Прежде чем ты уйдешь, покажи мне свои ямочки, – попросила она.

От ее слов у него запершило в горле, Хок опустил голову и поцеловал ямочку у основания шеи своей жены. Затем он поднял голову и улыбнулся.

Она прошлась пальцами по его лицу, а потом он почувствовал подушечку ее большого пальца у себя на ямочке.

Ее глаза переместились с пальца на него, и она улыбнулась в ответ.