Текст книги "Стриптиз-клуб «Аллигатор»"

Автор книги: Крис Хаслэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Я показал на Джина.

– Езжай ты, – процедил он, покачав головой.

– Хватит валять дурака! – заорал я. – Садись и уезжай!

– Уступаю тебе очередь за пятьдесят баксов, – заявил Джин.

Я уставился на него. Он протянул руку.

– Гони пятьдесят баксов и уматывай!

– Мужики, нас скоро смоет, – вмешался Малина. – Волны с трехэтажный дом. Давайте, решайте в темпе!

– Гони баксы! – стоял на своем Джин. – Пора бы уже знать, что забесплатно в этой жизни ничего бывает.

– Ты что, рехнулся?

– Давай плати! Я альтруистом отродясь не был…

– Мужики, кончайте базар, время поджимает, – гаркнул Малина.

Я сунул руку в сумку, достал «Орла» и бросил монету на ладонь Джину.

Он улыбнулся.

– Жертвование своими интересами ради других до добра не доводит, – буркнул он. – Помни об этом…

– Ты помни, а мне не обязательно! – отозвался я, усаживаясь на сиденье.

– Как хочешь. – Он пожал плечами. – Скажи мне только одно, пока не уехал…

– Мужики, кончайте! – Малина выжал сцепление.

– Твоя сумочка, – Джин ткнул в нее веткой, – зачем ты постоянно таскаешь ее с собой?

– Не твое собачье дело! – отрубил я.

Малина определенно не зря тратил драгоценное время, совершенствуя навыки езды на мотоцикле. Он несся по шоссе, попавшему под власть урагана, с щегольством, от которого волосы дыбом на голове вставали. С небрежной грацией объезжая поваленные деревья, он ловко уклонялся от встречного ветра. Перекресток «Тропы Тамайами» в районе Ройял-Палм-Хэммок был ярко освещен. Я увидел проблесковые маячки патрульных машин. Когда мы подъехали ближе, нас остановил помощник шерифа в нелепой оранжевой зюйдвестке.

– Ты приятель Черники? – гаркнул он.

– Да, сэр! – крикнул Малина в ответ.

Помощник шерифа посмотрел на меня:

– Это у вас машина перевернулась?

Я кивнул.

– А где второй?

– Еще там! – крикнул я. – Надо скорее вернуться и забрать его!

– Я сам поеду за ним, а вы двое – марш в эвакуатор к Шефу. Сидите там и ждите!

Помощник шерифа побежал к своей машине, завел ее и понесся по Девяносто второму шоссе. В лучах его проблескового маячка высвечивались искореженные деревья.

– Копы, мать их! – вздохнул Малина. – Любят они ковыряться в дерьме.

Будто сам не любил!

Местный тягач-эвакуатор с включенными фарами стоял под навесом придорожной закусочной, изрядно пострадавшей от урагана. Малина вкатил свой облепленный грязью мотоцикл на платформу, а я закинул сумку-саквояж в кабину, где, скрючившись, лежал Черника. Рядом с ним сидел знакомый мне пожилой байкер из Эверглейдс-Сити.

Увидев меня, он вытаращил глаза.

– Ведь это ж надо! Где твой папаша, сынок?

Я устроился поудобнее между Черникой и Малиной.

Кабину заполнял сладкий аромат марихуаны.

– Не понял! – ухмыльнулся я.

– Где папаша твой? Тот, который капитан.

– Там, – сказал я, кивнув на дорогу. – Но он мне не папаша, а то, что он никакой не капитан, ты и сам прекрасно знаешь.

Черника передал мне самокрутку, и я присосался к ней, как умирающий к кислородной подушке.

– Ну, дела! – протянул Шеф. – Он был капитаном, сукин сын, когда отправил меня в тюрягу. Капитан Юджин Кассо поломал мне на хрен всю военную карьеру, но так и не отучил курить травку! – Он подмигнул мне. – Знаешь, позавчера я рассвирепел, когда узнал его. Я, конечно, не сдержался и врезал ему, но в данный момент я к нему злобы не питаю. Все-таки он был неплохим взводным. Ходил в разведку и замочил кучу косоглазых. По-моему, он заслуживает уважения. Согласен?

Я кивнул.

– Я прибалдел, когда увидел его в нашей глухомани, – продолжал Шеф. – Я всегда считал, что такие, как он, крутятся в районе Майами-Бич. Кстати, что он здесь делает?

Я передал самокрутку дальше по очереди.

Пелену дождя прорезал луч проблескового маячка патрульной машины.

– Думаю, он умирает, – вздохнул я.

– Ё-мое! – произнес Шеф, затягиваясь и сминая окурок.

– Атас! – вякнул Черника. – Коп возвращается.

Помощник шерифа подкатил к эвакуатору, опустил стекло.

– Наводнение! – сообщил он. – Добраться до твоего приятеля, парень, нет никакой возможности.

Он перевел взгляд на Шефа, наморщившего лоб.

– Шеф, даже не думай! Мост впереди уже на три-четыре метра под водой. Беднягу, полагаю, уже смыло. Езжай за мной, сматываемся!

Шеф покачал головой и дал по газам. Он вырулил на шоссе, и сразу его рация взорвалась пиканьем и взволнованными голосами.

– Морпехи вообще-то не бросают своих в беде, – буркнул он.

Я кивнул.

13

Хотелось бы, конечно, поразить всех сообщением, будто на моих глазах громадная волна высотой с десятиэтажный дом затопила юго-западное побережье Флориды, короче – вода поглотила сушу, смыла с лица земли города и поселки, но ничего подобного не происходило.

Коп высадил нас на восточной окраине Неаполя, у приспособленного под убежище здания школы, и велел мне дождаться его. Ему, мол, надо меня допросить.

– Ага, как же! – фыркнул Малина, когда помощник шерифа уехал.

Мы сидели на оранжевых пластиковых стульях, дожидаясь, когда нас осмотрит врач.

Грузная медсестра со значком добровольца на необъятной груди вручила нам отксерокопированные бланки анкет и велела их заполнить.

– В случае необходимости мы сможем оповестить ваших ближайших родственников, – пояснила она, доставая из кармана халата пластинку жвачки «Джуси Фрут».

Я оставил свою анкету на полке и подошел к врачу. Я сказал ему, что попал в автоаварию. Осмотрев меня, он заявил, что у меня, скорее всего, сломана пара ребер и, возможно, нос. Медсестра дала мне две таблетки тайленола, патентованного средства от головной боли и простуды, велела запить их водой, а потом отправила к добровольцам, которые сидели в раздевалке для старшеклассников, где мне вручили ношеные джинсы, футболку и носки. Какая-то старушенция с подведенными глазами и яркой помадой на губах протянула мне пакет с надписью «Киванис, служба благотворительности», где лежали туалетные принадлежности, и подтолкнула к душу.

Помывшись и переодевшись в сухую одежду, я отправился в школьный актовый зал. Там мне налили слабенький кофе в пластиковую чашку.

– Вы уже зарегистрировались? – спросил загорелый пенсионер в шортах и сандалиях. – Регистрироваться нужно обязательно, тогда власти, в случае необходимости…

– Все в порядке, – сказал я, допив кофе. – Моя анкета у медсестры, которая помогает врачу, – добавил я, взяв свой кожаный саквояж.

Стресс, угрызения совести и законники разного толка убедили меня, что пора делать ноги.

Ураган способен из любого сделать бродягу. В то апокалиптическое утро человек, ковыляющий по шоссе с тяжелой сумкой, уже не казался серьезной угрозой американскому образу жизни. Я не прошагал и полквартала, когда рядом остановился сверкающий внедорожник, и обходительный менеджер какого-то местного клуба предложил свои услуги. Он спросил, куда я иду, и я сказал, что в Форт-Майерс-Бич.

– Сегодня вы туда не попадете, – покачал он головой. – Трасса I-75 и «Тропа Тамайами» еще закрыты. Только что слышал по радио. – Он брызнул себе в рот освежителем дыхания и похлопал пальцами по рулю. – Попробуйте в обход, через Иммокали. Я высажу вас на бульваре Рзндалл, а там уж как повезет!

Он хмурился, глядя на дождь, и все спрашивал у меня, позади самое худшее или будет еще хуже. Я лишь пожал плечами.

Джин пропал без вести, скорее всего умер. Так сказать, продал свою жизнь за пятьдесят баксов. Я остался жив. При мне удостоверение личности, дешевый пистолет и около полумиллиона долларов в инвестиционных монетах. О господи! На меня навалилось чувство вины, будто я угодил в лужу крови, и моя опустошенная душа впитывает эту кровь, как кусок хлеба, который макают в вино.

– А дождь все льет и льет! – вздохнул менеджер. – Как по-вашему, сегодня перестанет?

Мне казалось, что дождь будет идти вечно.

Он высадил меня у круглосуточного магазина на бульваре Рэндалл и пожелал всего хорошего. Я купил пачку сигарет и спросил у продавца, что ему известно об Иммокали.

– Это своего рода гетто для иммигрантов. Туристы туда обычно не заглядывают.

То, что надо! Я сразу воспрянул духом.

У обочины притормозил ржавый пикап техпомощи.

– Тебе куда? – спросил водитель.

– В Иммокали.

– Садись, подвезу.

Я опустился на сиденье рядом с ним и мгновенно заснул.

Через час он растолкал меня и объявил:

– Приехали…

Спросонья я не сразу сообразил, где я. Ах да! Это же Иммокали… А где твои вещи? – всполошился внутренний голос.

Я опустил голову и увидел, что саквояж и моя драгоценная сумочка лежат у моих ног. Поблагодарив водителя, я вышел из машины на грязную мостовую.

Дождь лил как из ведра. Мне предоставлялась возможность пойти на все четыре стороны. Слева от меня располагался пустырь, заваленный мусором. Чуть поодаль виднелась заводская ограда, на которой был намалеван помидор размером с микроавтобус. Справа, за ограждением из колючей проволоки, плотными рядами стояли рефрижераторы. Впереди, по направлению к центру города спешила толпа людей в дешевых желтых дождевиках, напоминавшая мутный водный поток.

Я перешел дорогу и смешался с толпой.

Я шагал медленно – тридцать килограммов золота давали о себе знать.

Обгоняющие меня жилистые смуглые мужчины улыбались, а некоторые вежливо здоровались:

– Buenos dias, Senor!

Добрый день, сеньор, стало быть…

Они шагали быстро. На запястьях у них болтались жестяные коробки с едой. От дождя их черные волосы защищали широкополые сомбреро.

– Вы куда, ребята? – спросил я на ломаном испанском.

– На остановку у блинной, – ответил мрачного вида мужик с обвислыми усами. – Оттуда отходит автобус, понятно?

Я покачал головой, прибавив шагу.

– Автобус, который повезет нас на работу в поле, останавливается у блинной, – добавил он.

Вполне правдоподобно. Через каждые два шага я перекладывал саквояж из одной руки в другую, но облегчение быстро проходило, сменяясь новым приступом боли. Я остановился передохнуть под навесом лотка торговца фастфуда под названием «бурритос».

Холостяки, проходя мимо, брали со стойки завернутые в бумажные салфетки тортильи, кукурузные лепешки в виде рулетов с курицей и белым сыром в остром соусе, а женатые спешили мимо. Я был голоден, но у меня не было денег.

Торговец смерил меня подозрительным взглядом:

– Если ищешь работу, ты не вовремя. Сейчас не сезон. До сбора урожая еще два-три месяца. Эти парни – квалифицированные сельскохозяйственные рабочие, но в такую поганую погоду даже им работы не найти.

– Мне не нужна работа, – пояснил я. – Мне нужен ростовщик, ссужающий деньги под залог.

– Что у тебя в качестве залога?

– Монета.

– Покажи-ка!

– Ты что, ростовщик?

– Нет, не ростовщик. Терпеть не могу возиться с бумагами. Понимаешь?

Я вынул из кармана джинсов «Орла» и положил ему на ладонь.

Он повертел монету в пальцах и вернул мне.

– Даю за нее двадцать баксов.

– А я не возьму, – улыбнулся я. – Потому что монета из чистого золота и стоит почти четыреста долларов.

– Твое дело, – усмехнулся торговец. – Но цену товара всегда определяет спрос на него. Понял? И вот еще что: поосторожней с золотом на улицах Иммокали. Эти парни зарабатывают сущие гроши за то, что ползают в грязи и выращивают для Америки помидоры и огурцы. Последнюю неделю работы нет, и в городе полно голодных детишек и трейлеров, у которых протекает крыша. Понимаешь, что я имею в виду?

Я кивнул и перевел взгляд с торговца на его товар.

Стоимость «Орла» на бирже Мартина Брока стремительно приближалась к стоимости двух «бурритос» и чашки кофе.

– Сколько у тебя монет?

Я задумался, взвешивая все за и против. Я мог бы уйти, раздобыть справочник «Желтые страницы», найти адреса ростовщиков либо какого-нибудь ломбарда. С другой стороны, любого ростовщика наверняка насторожит мой потрепанный вид. Задержит меня под каким-либо предлогом, а сам вызовет полицию. И что тогда?

– Одиннадцать, – ответил я.

– И все такие же?

– Ну да!

– Хочешь их все продать?

– Ну да!

– Ясно, – кивнул владелец лотка фастфуда. – Сейчас я кое-кому позвоню.

Хорхе Луис был владельцем бара «Эль-Параисо».

В таком замызганном хлеву, как деловой центр Иммокали, бар смотрелся настоящей жемчужиной.

Владелец поджидал меня в черном «шевроле-блейзере» с затемненными стеклами.

Глаз у него был наметанный.

– Приятель! – окликнул он меня, когда я направился к дверям бара, таща за собой по замусоренному тротуару тяжеленную ношу. – Мне сказали, что у тебя одиннадцать монет, а не тысяча сто! – Он кивнул на саквояж «Малберри».

– Там книги. – Я покачал головой. – Монеты у меня в другом месте…

– Продолжим разговор в баре, – улыбнулся он.

Он отпер дверь и пропустил меня вперед. Я ожидал увидеть жалкую забегаловку с цементным полом, с дешевыми пластмассовыми столами и стульями, провонявшую блевотиной и мочой, где напиваются в хлам бездомные бродяги.

Действительность превзошла мои ожидания.

Вдоль противоположной стены тянулась длинная барная стойка. Сбоку стояли два бильярдных стола, крытые синим сукном. Пол был выложен терракотовой плиткой, фасад барной стойки украшал затейливо выложенный кафель, столешница была из массивного дуба, медная и латунная утварь блестела, как золото.

Я провел ладонью по стойке, обернулся и кинул на Хорхе Луиса одобрительный взгляд.

Он улыбнулся:

– Нравится мой бар? Я сам его соорудил. Выпить хочешь?

Я взглянул на большие настенные часы над стойкой. Было начало девятого.

– Капелька текилы, думаю, не повредит, – задумчиво произнес я.

Хорхе щедро плеснул мне текилы марки «Дон Хулио».

– Значит, любишь текилу? Ну а я – кубинский ром. Ты бывал на Кубе?

– Пока нет.

– Обязательно съезди. Ну, салют!

Мы выпили. Я ждал, когда он нальет еще, но Хорхе Луис перешел от слов к делу:

– Мой друг сказал, у тебя есть несколько стоящих монет на продажу. Покажи!

Я вынул из кармана казначейскую капсулу и положил на стойку.

– Десять «Золотых орлов», нераспечатанные, – заявил я. – Номинал пятьдесят баксов, рыночная цена… приблизительно триста шестьдесят. Девяносто пять процентов чистого золота. У меня есть еще одна такая капсула. Все монеты такие же, как эта. – Я протянул ему «Золотого орла».

Хорхе Луис взял монету. Когда золотой блеск «птички» ударил ему в глаза, я понял, что он утратил невозмутимость.

– Двадцать один «Золотой орел», так? – взглянул он на меня. – Целая стая золотых птичек… – Он засмеялся и со всей силы ударил меня по плечу. – Почему ты не продашь их в Неаполе или в Форт-Майерсе? Там есть настоящие нумизматы. Ты получишь хорошую цену.

– Потому что не могу, – ответил я, посмотрев ему прямо в глаза.

Хорхе Луис пожал плечами:

– Я не смогу дать тебе за них настоящую цену…

– Знаю, – ответил я. – Мне нужны наличные. Назови сумму.

Он постучал по клавишам калькулятора.

– Ты правду сказал насчет рыночной стоимости?

Я закурил, достал сигарету из пачки «Мальборо».

– У тебя есть газета?

Он протянул мне вечерний выпуск «Новостей Неаполя», и я показал ему таблицу купли-продажи валют.

– Вот смотри! Золото продается по цене триста пятьдесят девять за тройскую унцию. Ну как, тебя устраивает?

Он снова склонился над калькулятором.

– Семнадцать пятьдесят. Тебя устраивает?

Продавать «Орлов» за такую цену – безрассудство, но у меня не было другого выхода. Я взял незапечатанную монету.

– Ее я сохраню на память.

Он пожал плечами. Для одного из нас сделка все равно была выгодной.

Я облизнул губы, когда он отсчитал наличные. Однако он не предложил спрыснуть сделку.

– Хочу кое-что тебе рассказать! – сказал он погодя. – У тебя найдется свободная минутка?

Я пожал плечами, водя по стойке пустым бокалом. Хорхе Луис понял намек и плеснул мне текилы на два пальца.

– Теперь у тебя точно найдется минутка, – усмехнулся он. – Видишь тех парней на улице? Они спешат на рынок. Это иммигранты, приехавшие в Штаты на заработки, разумеется, тебе до них нет дела. Почти все они – нелегалы, и все позорно бедны.

– Непристойно бедны, – поправил его я.

– Вот именно! Они прибыли сюда из Мексики, Гватемалы, с Гаити и с моей родины, с Кубы. Сейчас их здесь не так много, потому что время сбора урожая еще не наступило. Они обитают в лачугах, в развалюхах, в хибарах, в ночлежках, иногда в трейлерах, куда набиваются по двадцать и больше человек. Каждое утро в любую погоду в половине пятого они отправляются на рынок, где ждут автобуса. Иногда автобус приходит, иногда – нет, иногда им удается сесть, иногда – нет. Но даже те из них, кому удается занять место в автобусе, не уверены в том, что повезет с работой. Если в поле помидоры созрели – тогда другое дело! А когда им хозяин дает отмашку, они выскакивают из автобуса, хватают ведра и собирают, собирают, собирают… В одном ведре помещается около пятнадцати кило спелых помидоров. Сборщик получает талон за каждое доверху наполненное ведро. Если не хватает хотя бы полкило, ему талон не дают. Во время работы нельзя останавливаться ни на минуту, нельзя уходить с поля, потому что нерадивых просто выгоняют. В конце дня сборщик обменивает свои талоны на наличные.

Хорхе Луис замолчал, раскурил потухшую сигару, затянулся и продолжал:

– Ведро помидоров стоит сорок центов. Нужно собрать почти две тонны, чтобы получить пятьдесят баксов, которые уходят на оплату жилья, пропитания, покупки всякого-разного детишкам. Короче, чтобы свести концы с концами, каждый в поле вкалывает семь дней в неделю. И заметь, без контракта, без пенсионных и медицинских отчислений, без страховки. В конце рабочего дня, если случается лишний доллар, гастарбайтер приходит сюда расслабиться. Поэтому у меня здесь комфортно! И что интересно! Когда я смотрю любому из них в глаза, в них больше радости, чем у тебя, друг мой!

Хорхе Луис ждал от меня реакции. Я не спешил ее проявлять.

Наивняк этот кубинец! Думает, если у меня золотишко завелось, значит, мой жизненный путь усыпан розами?

Я пожал плечами, протянул ему руку.

– Жизнь прожить – не поле перейти! – заметил я, обернувшись у порога.

– Это уж точно! – согласился Хорхе Луис.

В закусочной через дорогу от «Эль-Параисо» я заказал яичницу-болтунью с зеленым луком, перцем и томатами. Смуглая официантка в пластмассовых шлепанцах, синем нейлоновом халатике оказалась на редкость приветлива, хотя темные круги у нее под глазами говорили о многом.

Завтрак мне обошелся в пятьдесят баксов плюс десять баксов на чай официантке.

В винном магазине я купил у нервного продавца-мексиканца две бутылки текилы и блок «Мальборо». Он, похоже, привык к тому, что его постоянно грабят. Когда я заплатил, он прямо-таки стелился передо мной.

– Ну и видик у вас! – заметил он, покачав головой.

– Ничего, пройдет! – улыбнулся я. – Где тут поблизости можно купить подержанную тачку?

Он сообщил, что на этой улице чуть поодаль есть огороженный участок под названием «Четыре колеса». Как зовут владельца, он не знает, но прозвище у него – Самокат.

Самокат, откровенно говоря, торговал барахлом. Увидев, что я покачиваю головой, остановившись у помятого «шевроле-нова», он заулыбался.

– Классная тачка! – заявил он, похлопав ладонью по капоту развалюхи. – У меня самого когда-то такая была, – соврал он не моргнув глазом.

– Не гони туфту, Самокат, – буркнул я. – Что у тебя найдется на тысячу?

Сначала он уставился на меня, а затем облизнулся.

– Двигай за мной! – подмигнул он мне.

Я побрел следом за ним по заваленному всяким хламом двору. В дальнем закоулке он посторонился, пропустив меня вперед.

– Вот смотри! – взмахнул он рукой. – «Кадиллак-эльдорадо», модель семьдесят восьмого года, открытый автомобиль с жестким верхом, который складывается и убирается в автоматически открывающийся багажник. Только на той неделе поступил! Цвет, как видишь, розовый – воплощение американской мечты…

Неожиданно я проникся симпатией к Самокату, а городишко Иммокали стал милым и приветливым.

– Восьмицилиндровый двигатель, – продолжал Самокат, – расход топлива – четыре литра на пятнадцать километров…

– Беру. Сколько с меня?

Вот эта тачка что надо! На ней Шерри-Ли и я покатим в Мексику…

– Она стоит гораздо больше того, что вы предлагаете. – Самокат пожал плечами. – И скидок на эту модель я не предоставляю. Извините…

– Не тяни резину! Сколько?

– Две двести пятьдесят!

– Золото берешь?

Он сделал большие глаза.

– Золото?

Спустя полчаса я, освободившись от всей наличности и еще нескольких «Золотых орлов», ехал по Восемьдесят второму шоссе на северо-запад, в сторону Форт-Майерса, в автомобиле, который лакал топливо, как я – пиво.

И вот спустя какое-то время вижу рядом на сиденье Джина.

Ну, думаю, глюки!.. Устал я, измотался…

Короче, Джин молчит, смотрит куда-то вдаль и, похоже, чем-то недоволен.

Надо же! Чего только не привидится порой…

Я включаю радиоприемник. Дэвид Боуи заканчивает петь свою знаменитую композицию «Джин Джини»…

«Выключи это дерьмо!» – произносит Джин, и его протяжный голос отдается эхом в моей больной голове.

Ни фига себе! Уже слуховые галлюцинации начались…

– Передаем последние новости. Ураган «Луиза» движется в сторону океана. В списках жертв – четырнадцать погибших и сотни раненых.

Джин поворачивает голову и смотрит на меня.

– По некоторым данным, ущерб от урагана четвертой категории превысил два миллиарда долларов. Федеральные власти официально объявили зоной бедствия округ Кольер и часть округа Ли. Несмотря на ураган, объявленная на сегодня встреча бейсбольных команд «Дэвил Рэйз» и «Сент-Луис Кардиналз» состоится. К нашему величайшему прискорбию сообщаем, найден объеденный аллигаторами труп пропавшего в округе Ли ребенка. Оставайтесь с нами на частоте девяносто восемь и четыре FM. После завершения выпуска новостей слушайте хиты группы «Блэк Саббат»…

– Ё-мое! – воскликнул я. – Оказывается, Соломон Бендер стал добычей аллигаторов…

«А я что говорил? – донеслось до меня. – А ты считал, что я убил его».

– Никогда я так не считал, – произнес я вслух. – Я думал, тебя разыскивает полиция за преступления на сексуальной почве, но не был уверен.

«Теперь уже ты никогда ничего не узнаешь!» – вздохнул Джин.

Я тоже вздохнул. Дался мне этот Джин.

«Допустим, я жив, а ты умер, – донеслось до меня уже с заднего сиденья. – Представь себе это, если, конечно, у тебя хватит воображения».

Я включил радио на полную катушку и стал слушать Оззи Осборна. Голос Джина по-прежнему звучал у меня в голове.

«Посмотри на себя, оглянись вокруг. Ты едешь на машине своей мечты. Надо сказать, мечты у тебя довольно примитивные. Вот ты катишь по проселочной дороге, в багажнике у тебя сумка с золотом. Спешишь к своей подружке… Думаешь, она упадет в твои объятия и вы оба рванете в Мексику? Ладно, мечтать не вредно!»

Из-за горизонта показалось солнце, на душе стало легче, но Джин не унимался.

«Ты все выдумал, – фыркает он. – Твоя стриптизерша любит только одного мужчину, но не тебя, командир. Конечно, ты можешь увезти ее из того дерьма, в котором она завязла, но ты ее не удержишь! Помяни мое слово. Ты ей нравишься, и даже очень, но она любила и любит неотесанного мужлана штата Миссури. Поверь мне, командир, я знаю женщин».

Ну и гнусный тип! Уже на том свете, а все пытается меня достать… А ловко он обвел меня вокруг пальца в Марракеше! Вернее, я повелся, а он решил, что я буду у него шестеркой. Ха-ха!..

Джин опять оказался рядом, на пассажирском сиденье.

«Я был на пределе, когда ты меня нашел, – вздохнул он. – Я мог отправиться к праотцам прямо там, на болоте… Тебя не удивляет, что я спас тебе жизнь?»

Вообще-то меня это удивило!

«Командир, а ты не находишь, что жизнь вообще-то мы ни во что не ставим? Постоянно укорачиваем ее, приближаем, так сказать, смертный час…»

Я задумался.

«Мы все время в состоянии стресса, иными словами – под напряжением в силу самых разных обстоятельств, что ведет к угнетенному, подавленному состоянию, а в итоге – к инфаркту, инсульту и даже летальному исходу нашей суетливой жизни. Мы, командир, не живем, а суетимся – то нам этого не хватает, то другого… Vanitas vanitatum et omnia vanitas. „Суета сует и все – суета“, – не уставали повторять мудрецы прошлого и добавляли: „Memento mori“, то есть „помни о смерти“. Так что, командир, наступит момент, когда на тебя навалится депрессуха, жить не захочется, и никакая жизнь под кайфом будет тебе не в радость…»

Ну, это мы еще посмотрим! – приструнил я себя.