Текст книги "Стриптиз-клуб «Аллигатор»"

Автор книги: Крис Хаслэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Шерри-Ли покачала головой, вздохнула:

– В трейлере? Мать – стриптизерша, а девочка лишена детства… Понимаешь, о чем я.

Как не понять! Шерри-Ли убила Руфуса Купера Третьего, сама себя приговорила к пожизненному заключению в трейлерном поселке за поступок, который присяжные посчитали бы «необходимой самообороной», а она почему-то предпочла скрываться от правосудия, хотя наверняка считает, что ее поступок – свидетельство ее греховности. Будучи по-настоящему верующей, она убеждена, что совершила смертный грех. А пастор Захария и его община почти ничего не сделали для того, чтобы исцелить ее душу. Я видел, как косятся на нее и как разговаривают с ней женщины Окичоби. Шерри-Ли для них своего рода Иезавель, считающаяся коварной женщиной. По мнению святош из Окичоби, Шерри-Ли заключила договор с Сатаной, скрепив его кровью. Что ж, в жизни всякое бывает, и я ей не судья!

– Отец твоей девочки Руфус Купер Третий? – спросил я спокойным тоном.

Шерри-Ли закурила.

– Когда я поняла, что беременна, у меня случилась истерика. Можно только восхищаться чувством юмора Всевышнего, не правда ли? Большинство людей считают это проклятием Всевышнего, а я выносила ее и привезла в Окичоби. Представляешь, она родилась в мой день рождения… Как только она родилась, мои тетки забрали ее у меня. Я отдала им все свои сбережения на ее воспитание, на одежду, подгузники и прочее, но они мне все вернули. Сказали, что ангельская душа ребенка и мои грязные деньги несовместимы. Я привожу им заработанные мною деньги каждое воскресенье, но, по-моему, они к ним тоже не прикасаются. Однажды миссис Олсон призналась, что они их отдают на благотворительные нужды. Помнишь миссис Олсон? Она говорила на каких-то новых языках…

– И как ты собираешься вернуть Энджи назад?

– Поеду и заберу! – заявила она.

Я потянулся к ней, взял ее за руку:

– Я поеду с тобой. Я люблю тебя и все, что с тобой связано. В том числе и Энджи. Считай, что все плохое у тебя позади. Короче, ты свободна, а я – твой надзиратель по условно-досрочному освобождению от прошлого, и я требую, чтобы каждые полчаса ты докладывала мне о своем местонахождении. Поняла?

Она покачала головой.

– Это значит, ты обязана каждые полчаса являться ко мне с докладом. Обнаженная…

Она рассмеялась, и сердце мое затрепетало.

Мы ели, пили, шутили, смеялись, потом ушли.

На небе сверкали звезды, желтая луна висела на юго-восточном небосклоне.

– Нам надо спуститься на пляж, – сказала Шерри-Ли, когда мы шагали по променаду.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно! – кивнула она.

Опьяненные любовью и обкуренные, мы набрели на пляжный бар и решили выпить по стаканчику на ночь. Сообразив, что никто не собирается нас обслуживать, мы огляделись.

Все пялились на экран телевизора, висевшего на стене. Я встал на цыпочки, чтобы разглядеть, что там показывают, и задержал дыхание, увидев на экране трейлерный поселок «Привал у моста».

К тому времени, как мы туда вернулись, вокруг трейлера администрации уже расположились лагерем съемочные группы шести телекомпаний. Усатые операторы пили пиво, которое доставали из сумок-холодильников. Когда Шерри-Ли спросила у них, не нашелся ли Соломон, они покачали головой. Мол, пока ничего нового. Нас предупредили, что в выходные национальные гвардейцы собираются прочесать всю округу.

Телекамеры выманили обитателей «Привала» из трейлеров. Под звездным небом царила атмосфера междусобойчика.

Я оставил машину подальше от трейлера 37Д и пешком проводил Шерри-Ли до ее жилища.

– У Бендеров свет не горит, – заметил я.

Она обернулась:

– И у Бесноватого Джека тоже. Как грустно! Не уходи… Останься со мной.

Что еще мне оставалось делать?

В половине седьмого, поцеловав Шерри-Ли на прощание, я поплелся к своему трейлеру. Вошел и остолбенел. Все было готово для игры в триктрак. Пепельницы чистые, для каждого игрока приготовлено по пачке «Мальборо», шашки расставлены, кости наготове, кожаные стаканчики для костей перевернуты. С моей стороны стояла почти целая бутылка «Джека Дэниелса», на противоположной – пустая банка из-под кока-колы.

Мой «голубой» компаньон готовился к настоящему празднику, а я все испортил…

Стараясь загладить свою вину, я заправил кофеварку и стал напрягать мозги в поисках благовидного предлога своего отсутствия. В голове у меня было шаром покати – ни одной мысли. К тому времени, как Джин прошаркал мимо меня в кожаных шлепанцах и своем шикарном шелковом халате, я так и не придумал ничего убедительного. Между прочим, когда обстоятельства складываются не в мою пользу, я предпочитаю демонстрировать доброжелательность.

– Кофе готов, – произнес я жизнерадостным голосом.

Джин кивнул. Потом убрал в коробку шашки.

– Извини за вчерашнее, – продолжал я. – Свидание затянулось. Ты же знаешь, женщины такие…

Он не знал, но все равно пожал плечами.

– Можешь не объяснять, меня твои шашни не скребут.

– Телик смотрел?

– Только этого мне не хватало.

– Какие планы на сегодня? Что у нас на повестке дня?

– Мартин, на твоем месте я бы не беспокоился, – ответил он приторным голосом. – Я все предусмотрел.

Я подал ему кофе. Он кивнул, взял чашку и направился в ванную. На пороге он обернулся и высказался по поводу моего прикида:

– Костюм у тебя выглядит так, будто ты в нем купался. Его нужно привести в порядок, и выкини на помойку свою сутенерскую рубашку, ясно? Если не забыл, сегодня суббота. Готовность номер два.

Я сел на диван и включил телевизор. Похоже, я избежал еще одной серьезной взбучки.

Новостные каналы сообщали о новой резолюции ООН, о крушении поезда в Баварии, о бомбе, взорванной в Иерусалиме, и о том, что в зоопарке Дурбана, города в ЮАР, родилась панда.

Телевидение штата показывало аэрофотосъемку крушения нефтеналивного танкера вблизи берегов Флориды, кроме того, я посмотрел репортаж о том, как наркобароны Майами проводят чистку в собственных рядах. Мелькали проблесковые маячки, пестрели заградительные ограждения, краснели лужи латиноамериканской крови… Следом показали прыжки новорожденного дельфиненка в океанариуме Исламорада. Показ трейлерного поселка «Привал» сопровождался обещанием позже передать репортаж из округа Ли, где шестнадцатый день идет поиск пропавшего одиннадцатилетнего Соломона Бендера.

Я выключил телевизор. О том, что происходит в трейлерном поселке, я мог узнать, выглянув в окно.

В начале восьмого мы с Джином выехали из поселка, когда его брали в кольцо машины с национальными гвардейцами. Все они возбужденно переговаривались и явно пребывали в состоянии ажиотажа. С юго-востока наползало рваное облако, угрожавшее испортить им показуху.

– Тыловые крысы, – презрительно фыркнул Джин, когда мы проезжали мимо. – Ты только посмотри на этих долдонов! Они салютуют. Придурки… Гражданским честь не отдают!

Он купил местную газету в автомате закусочной «У Денни» и читал ее, дожидаясь, пока я расправлюсь с «Завтраком туриста».

– Мальчишки нет уже в живых, – заявил он наконец, бросив газету на диванчик и отхлебывая кофе. – Значит, твоя девка укатила?

– Уехала, – кивнул я.

Он следил за мной, ожидая подробностей, а я сосредоточился на ломтиках канадского бекона.

Джин к еде даже не притронулся.

– Мальчишка пропал, и никаких следов. Сработано профессионально, – подвел он итог, кивнув на газету.

– Скажи, ты был ранен? – спросил я, переходя в наступление, несмотря на то что рот у меня был забит яичницей. – Ну, когда ты воевал во Вьетнаме?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересуюсь, – пожал я плечами. – Подумал, может, тебя наградили за боевое ранение медалью «Пурпурное сердце».

– Я не хочу говорить о Вьетнаме, – ответил он. – Доедай, и поехали!

Южнее Неаполя мы повернули на восток, следуя за солнцем, и покатили по Аллигаторовой аллее, дороге, проложенной в густых мангровых зарослях в национальном заказнике «Биг-Сайпрес». Ландшафт удивил меня.

Я всегда рисовал себе национальный парк Эверглейдс мрачным местом, где трудно сказать, чего больше – воды или суши, где кишмя кишат аллигаторы и более четырнадцати видов змей. Хищники живут в этой сложной экосистеме и копят силы, как колумбийские наркокартели. В таких местах охотятся с собаками на беглых заключенных…

Джин, выслушав меня, покачал головой:

– Ты перепутал Эверглейдс с Луизианой. Здесь вообще нет земли. Это, по сути, река. – Он взмахнул рукой с северо-востока на северо-запад. – Ширина ее восемьдесят километров, скорость течения – тридцать метров в день. Она вытекает из озера Окичоби на севере и впадает в Мексиканский залив где-то у Карибских островов. Дорога, по которой мы едем, – на самом деле мост. – Он показал на отдаленную рощу. – Там участок леса среди болот. Все, что нужно деревьям, – это несколько метров суши, и все они как бы столпились на одном месте, как выжившие в наводнение. О чем тебя спрашивали копы, когда приходили?

Без всякой рекламной паузы «Клуб путешественников» превратился в «Криминальные новости». Я закурил и опустил окошко.

– Спросили, кто я и откуда. Я сказал им, что я турист, а пропавшего мальчишку видел пару раз, и все.

– Они спрашивали, кто еще живет в трейлере?

– Нет, но, наверное, администратор им и так сказал, кто где живет.

Джин покачал головой:

– Относительно меня он вряд ли распространялся, так как я его приручил.

Не было никакого смысла пересказывать Джину мой последний разговор с администратором, скользким и беспринципным типом.

– Круто, – кивнул я.

Какое-то время мы ехали молча. Я ждал, что Джин попросит меня дать, в случае чего, показания в его защиту, мол, он никак не мог похитить Соломона Бендера, потому как в то время, когда мальчишка отправился охотиться на опоссумов, мы с ним катили на запад и находились где-то между Пенсаколой и Таллахасси.

Но пока Джина никто ни в чем не подозревал, и не было причин считать его похитителем.

Хотя, может быть, он маньяк? – мелькнула у меня мысль.

Я задумался. Впрочем, какое мне дело до прошлого и будущего Джина, ведь до дня окончательного расчета остается десять дней, до Мексики – самое большее две недели. Меньше чем через месяц осуществится моя мечта, а что там будет с Джином – мне по барабану.

Майами оказался показушным городом. Горожане, как говорится, из кожи вон лезли, лишь бы выпендриться. Жители других приморских городов тоже модничали сверх всякой меры, но по сравнению с жителями Майами они выглядели жалкими провинциалами.

– На мой взгляд, здесь проживают одни болтуны и балаболки, – буркнул Джин, когда мы проезжали мимо Мемориала жертвам холокоста. – А тебе, думаю, этот город пришелся по вкусу.

– Ничего подобного! – повысил голос я. – Я на этот город кладу с прибором…

Мы тормознули у пешеходного перехода, пропуская дряхлую пергидрольную блондинку лет шестидесяти, всю сморщенную, как печеное яблоко, но в бикини «под леопарда». Она еле-еле плелась на высоких каблуках, волоча за собой выкрашенную в розовый цвет чихуахуа, самую крошечную собаку в мире.

Когда нас обогнал велосипед-тандем, которым управляли двое стройных, загорелых юнцов с серьгами и в крошечных плавках – явно голубые, – я заметил:

– По-моему, Майами – как раз на твой вкус…

К половине третьего мы, превратив наше золото в наличные и чеки, заскочили пообедать в закусочную «У Фредди», где заказали гамбургеры и картошку фри.

– Все еще скучаешь по ней? – поддел меня Джин, вытирая с подбородка кетчуп.

– Не так сильно, как она по мне.

– Ты ее хотя бы трахнул?

– А то! – кивнул я.

– Эти шлюхи из трейлерных поселков только на это и годятся!

Я готов был послать его подальше, но вовремя прикусил язык. Как-никак до окончательного расчета всего десять дней осталось!

– Тебе лучше знать! – съязвил я. – Еще вопросы будут?

Он положил на стол пять стодолларовых купюр:

– Вот тебе аванс в счет окончательной выплаты.

– Годится! – кивнул я и протянул руку, собираясь заграбастать наличность, но он осадил меня:

– Подожди! Разменяю сотни на купюры помельче.

Я пожал плечами. Наличка есть наличка!

– Как хочешь…

Он взял четыре сотенные купюры, сунул их в свой бумажник, а вместо них положил две двадцатки.

– Джин, ты что, охренел? – вспылил я.

– Итого сто сорок, – ухмыльнулся он. – Пятьсот минус триста шестьдесят будет сто сорок. Именно триста шестьдесят ты присвоил из фондов компании, когда купил на прошлой неделе незарегистрированную монету.

Он имел в виду «Гибралтарского ангела». Я промолчал, а Джин вычел еще сотню за кров и стол.

– Грабеж средь бела дня! – покачал я головой. – Ничего себе аванс, всего сорок баксов.

– Нормально! – заметил Джин. – На пиво и сигареты хватит. Ведь цветочков ты, кажется, больше не покупаешь?

– Ты, Джин, жлоб, каких свет не видел, а я…

– Заткнись, – оборвал он меня. – На следующей неделе мы пожнем то, что посеяли. В течение десяти дней нам необходимо быть сосредоточенными, бдительными и трезвыми. Скажу откровенно: чем тяжелее нам придется сейчас, тем богаче мы станем. Отныне я должен полагаться на твои стопроцентные старание, аккуратность и неподкупность. Никаких пожаров, никаких подружек, никаких змеиных укусов. Либо так, либо – скатертью дорога. Договорились?

– Может, все-таки объяснишь, что происходит?

– Никаких объяснений. Делай, что велю, и разбогатеешь.

– Хотя бы намекни, ради какой суммы я горбачусь…

– Сколько у нас дилеров в списках А и Б?

– Сто десять или около того.

– Сто тринадцать, – поправил он меня. – Умножь эту цифру на пятнадцать тысяч. Твоя доля – где-то тридцать процентов от полученной суммы.

– Пятьсот восемьдесят тысяч пятьсот долларов, – отчеканил я.

Математика всегда давалась мне легко.

Он откинулся на спинку стула и улыбнулся, словно папаша, который гордится сыном-отличником.

– Вот тебе и ответ!

Его трюк удался. Я сидел в «тойоте» и делил шкуру неубитого медведя, покупая машины, текилу и гасиенду с видом на море. Джин любовался одномоторными самолетами, выставленными на продажу в прибрежном ангаре. Кто он на самом деле – морпех или летчик? Скорее всего, грузчик… Грузить он мастер!

Я решил, что подарю падчерице живую лошадку, любимой – бриллианты, а себе – холодильник с прозрачной дверью, чтобы всегда можно было видеть, сколько там пива. И еще тюнинговый седан «кадиллак-девилль»! В такой машине даже разбившиеся о стекла жучки смотрятся вполне сносно. Неужели я скоро снова окажусь в испаноговорящей стране? Прямо не верится! Для этого ближайшие десять дней мне только и надо, что выполнять все – ну, или почти все – приказы Джина. А если не окажусь? По спине у меня пробежал холодок. Я во второй раз за этот день принимался делить шкуру неубитого медведя. А ведь медведя-то вряд ли убьют! Ладно, мечтать не вредно…

Мы покинули Майами при солнечном свете и покатили на запад.

Миновали Суитуотер и попали под сильный ливень. Прогноз на выходные сулил жителям Флориды, южнее округа Хендри, высокую влажность, порывистый ветер и затяжные дожди, иногда сильные.

– Лето называется, – буркнул Джин, закурив.

А мне по фигу! Через пару недель у меня наступит вечное лето… Пока мы ехали под дождем, я дремал и видел во сне тропические леса в стране, где все змеи держали меня за равного. Я никогда раньше не бывал в Мексике, но зато в количестве отведал образчики тамошнего экспорта. Я говорил на языке этой страны и любил народную музыку, которую исполняют уличные оркестры-марьячи. С тех пор как между Соединенными Штатами и Мексикой установили государственную границу, в Новый Свет, этот сумасшедший дом, стремились все скрывающиеся от правосудия. В этом отношении Новый Свет напоминал мне испанские побережья, которые я хорошо знал и по которым скучал. Мое переселение в Мексику с Шерри-Ли и Энджи будет, по сути, возвращением домой.

Все прекрасно, все замечательно, но зачем я сказал Джину, будто бросил Шерри-Ли? Конспиратор хренов… Но ведь невозможно угодить всем сразу! Надо будет сказать Джину, что мне нужно вернуть Шерри-Ли кое-какие цацки, и, воспользовавшись удобным случаем, шепнуть ей, что Джин на следующие две недели загрузил меня работой на полную катушку. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает!

Дорогу Тамайами-Трейл, которая связывает Тампу и Майами, думаю, было чертовски трудно сооружать. Отрезок километров в сто пятьдесят – от атлантического побережья на западе до Неаполя на побережье Мексиканского залива – проложен по низинам и окружен кишащими москитами болотами. В таких местах наверняка тусуются еще неизвестные науке вирусы. Клубятся, спариваются и мутируют…

Я вздрогнул, когда в борт машины ударил мощный порыв ветра. Показалось, будто нас изо всей силы хлестнул мощный пучок водорослей. Захотелось поскорее убраться с этой дороги и оказаться дома…

Впереди показался перекресток – такой смурной и унылый, что сам Роберт Джонсон миновал бы его, отводя взгляд.

Кто не в курсе, поясняю: Роберт Лерой Джонсон, легендарный блюзмен, на вопрос друзей, где он научился так потрясающе исполнять блюз, рассказывал байку о некоем стремном перекрестке, где он якобы заключил сделку с Дьяволом – обменял душу на умение играть блюз.

Ну а Джин бодро повернул налево, и мы покатили по грунтовке, поросшей с обеих сторон чахлыми, скрюченными деревцами, стоящими в лужах зловеще черной воды.

– Куда мы едем? – спросил я.

– В Эверглейдс-Сити, – ответил Джин.

Проехав километров восемь по топкой однополосной дороге среди болот, мы миновали горбатый мостик, а за ним – поселок, где на широких, открытых участках земли в один ряд стояли деревянные хибары. Джин притормозил у магазина, торгующего товарами первой необходимости.

– Нам понадобятся моющие и чистящие средства, – заявил он, вручая мне список. – Выполняй!

Подкатив тележку с покупками к кассе, я понял, что оказался в рыболовном краю. Продавцу не без труда удавалось одновременно болтать по телефону, изображая всеобщего приятеля, и сканировать мои покупки. Я тем временем читал приклеенные к прилавку объявления, в которых все, кто предлагал услуги гида, именовали себя «капитанами». Все знали, где лучший клев и где водится тарпон. И все они жили в Эверглейдс-Сити.

– Ну здесь и народ! – сообщил я Джину, когда мы поехали дальше по дороге, напоминавшей мятую глину, мимо растяжек, рекламировавших прогулки на катерах на воздушной подушке, сафари на каноэ и прочие мечты рыбака.

Всякий раз, когда «тойота» попадала в очередную рытвину, Джин матерился.

– Неужели это основная дорога, ведущая в город? – спросил я, поморщившись.

– Какой еще город? – бросил Джин.

– Эверглейдс-Сити, – пояснил я.

– Ну ты даешь! – хохотнул Джин. – Да вот же он, Эверглейдс-Сити, у тебя под носом! Мы заезжали в местный торговый центр, справа от нас – городской банк, а впереди – жилые кварталы.

– Издеваешься? – фыркнул я.

Но он не шутил.

Мы остановились у некрашеного деревянного дома, стоящего на толстых, покосившихся деревянных сваях. Между сваями блестела вода, крутые ступеньки вели наверх, к двери с навесным замком.

Джин протянул мне ключ на желтом пластмассовом брелке:

– Вперед!

– Куда?

– Туда!

– Зачем?

– Войдешь в дом, прикинь, что к чему, а потом попробуй сложить два и два.

– Генеральная уборка? – предположил я.

– Ты догадлив, командир. Вперед!

– Зачем?

Он склонился в полунасмешливом поклоне:

– Все-то тебе надо разъяснять, командир, будто сам не понимаешь. Я вернусь через пару часов.

Он поднял стекло, отъехал, остановился и вернулся назад.

– Ты забыл свою педерастическую сумочку.

Увидев, что он поднял ее с пола, я буквально оцепенел.

– Что у тебя там, кирпичи? – крякнул он.

Я выхватил у него сумочку, прежде чем он и моя пушка столкнулись нос к носу.

– Губная помада, тени для век, игральные кости, – буркнул я. – Всякие девичьи штучки.

Когда он уехал, я вспомнил, с помощью какой наживки он заманил меня сюда.

В Королевстве Марокко я жил как король, у меня было полно свободного времени и гашиша.

Где обещанные им дорогие костюмы?

Я до нитки вымок под проливным дождем, пока возился с ключом, который упорно не желал входить в замок.

Куда он меня привез?

В какую-то хибару в глуши, на болоте!

Такие места называют «жопой мира»!

Кстати, где частые перелеты бизнес-классом по льготному тарифу?

Я оказался глупее, чем рыбы, которые здесь водятся. Их хотя бы ловят на наживку. Я клюнул на примитивный стеб!

Насыпав на некрашеный деревянный стол две дорожки амфетамина из заначки, я огляделся.

Избушка на курьих ножках явно сдавалась внаем, а хозяин отсутствовал. Такие хазы охотно снимают для холостяцких рыбалок.

Интерьер представлял собой «постоялый двор» для неприхотливых искателей приключений. Большая гостиная с просторной кухонной зоной выходила на веранду с видом на темную реку и мангровое болото, затянутое пеленой дождя. Дыры и прорехи в москитной сетке были заклеены скотчем, а дверная рама – кусками пожелтевшего полиэтилена. Кровососущим насекомым – полный облом!

Левее гостиной располагались две спальни, в каждой я обнаружил по два грязных полосатых матраса на низких железных каркасах. Спальни разделяла ванная с ржавой сантехникой выпуска тридцатых годов.

Я набрал ведерко ржавой воды из-под кашляющего крана и приступил к наведению чистоты и порядка.

Джин прекрасно понимал, что, ознакомившись с условиями увеселительной прогулки, я ни за что не соглашусь остаться на сверхсрочную, поэтому он все предусмотрел – я не нашел ни документов на дом, не обнаружил фамилии владельца на двери, но почему-то понял, что этот форпост в устье реки Баррон – тайный бивуак Джина. Подметая пол, я думал о том, что мне еще повезло. Видимо, Джину выгоднее было сдавать хибару внаем рыбакам, нежели использовать ее в качестве штаб-квартиры нашей фирмы.

Взбодрившись амфетамином, я трудился как пчелка. Летая по дому, я травил муравьев, тараканов и сороконожек одной и той же химической дрянью, но принимал все меры предосторожности, чтобы спасти от гибели многочисленных ящериц, живущих в стропилах, потому что они были пехотинцами, второй линией обороны против зудящих летающих дивизий черных москитов, уже колготившихся за сеткой.

К шести я решил, что работа сделана, сел на деревянный стул у окна и стал обозревать окрестности.

Я выкурил пачку сигарет, расчесал ухо до крови, прежде чем появился Джин.

Он вошел, подбоченился и, будто дежурный капрал, провел пальцами по всем выступам и полочкам в комнатах, надеясь выявить халтуру. Пыли он не нашел и в виде исключения похвалил меня.

– Когда-нибудь из тебя выйдет славный муженек, – заявил он. – Иди забери свои шмотки из машины.

Почти на пороге до меня дошло то, что он сказал.

– О чем это ты? В чем дело?

– Иди забери свои вещи, вот что! Мои оставь. Я сам их возьму.

– Что происходит?

– Передислокация. Раньше мы занимались стратегией, а сейчас самое время заняться тактикой. Меньше всего нам нужно, чтобы за нами шпионили СМИ. В общем, не переживай, командир! Я обо всем позаботился. Почтовая служба Соединенных Штатов станет доставлять сюда всю корреспонденцию из трейлера 37Д, а телефонная компания переключила нам номер. Наши дилеры даже не узнают, что мы переехали, но, главное, – он крутанулся на каблуках и раскинул руки, – здесь у нас тихо, спокойно и никто не мешает!

Именно в этот момент тишину нарушил страшный рев. Показалось, будто кто-то распиливает ржавый вертолет бензопилой. Я глянул через сетку, предчувствуя недоброе. Может, какая-нибудь «сессна» падает прямо нам на крышу? Шум нарастал. Он сопровождался еще более оглушающими звуками музыки. А потом я увидел мужика в бейсболке и клетчатой рубахе, который – мне показалось – скользит по болоту на высоком стуле.

– Катера на воздушной подушке, чтоб их! – прошипел Джин, оскалившись. Он кинул на меня убийственный взгляд, будто передислоцироваться в Эверглейдс-Сити предложил я. – Кажется, у нас намечаются осложнения, – добавил он задумчиво.

Я достал из багажника мешок для мусора, в котором находились мои личные вещи, и с недовольным видом вернулся в дом.

Джин сразу заявил, что занимает спальню с видом на природу. Мне досталась вторая спальня, без занавесок.

Утром, надо думать, солнце станет будить меня, будто сам Господь.

Десять дней показались мне вечностью. Ах, Мексика! Ах, мечта жизни! Раскатал губы… С половины шестого утра делил шкуру неубитого медведя, подогревая свои мечты всеми возможными способами, и вот, пожалуйста, все мои мечты раздавил сапогами от Гуччи какой-то голубой из Сайгона. Я лег на матрас, испещренный пятнышками крови, и уставился в засиженный мухами потолок.

Интересно, о чем сейчас думает Шерри-Ли?

Я закрыл лицо руками, когда представил, что конкретно она обо мне думает.

История повторилась…

Очередной фраер с хорошо подвешенным языком наобещал ей всякого-разного, новую жизнь в Мексике, трахнул ее…

Поманил блеском золота, добился своего и свалил…

Мои акции в округе Ли упали так, что ниже некуда.

Мне необходимо было связаться с единственным человеком, чьим мнением я дорожил, необходимо убедить Шерри-Ли, что я ее не обманул.

Проблема заключалась в том, что связаться с ней напрямую не представлялось возможным. Но я решил, что дозвонюсь в «Аллигатор» во что бы то ни стало, а там передадут сообщение танцовщице Дарлин.

Набычившись, я вышел в гостиную. Действие амфетамина заканчивалось, и я стал вялым и раздражительным. В таком случае лучший способ избежать депрессии – догнать кайф любой дурью, но мои запасы амфетамина подходили к концу, а остаток я берег – вдруг придется еще раз делать генеральную уборку.

Джин стоял на коленях, подсоединяя ноутбук к телефонной розетке.

– Пойду пройдусь, – заявил я.

До ближайшего телефона-автомата, а потом – до ближайшего бара, решил я.

– Ты куда? – буркнул Джин с модемным проводом в зубах.

– Пройдусь по берегу реки и обратно. Понаблюдаю за птичками и прочей живностью.

– Погоди! – сказал он. – Я с тобой.

Вот пожалуйста, все сикось-накось! Можно подумать, будто Джин когда-либо наблюдал за птицами.

Думаю, сексоты министерства финансов услышали хлопки и шлепки задолго до того, как мы показались на прибрежной тропе.

Для человека, проведшего много месяцев в джунглях на границе с Лаосом, Джин подозрительно сильно боялся насекомых. Я же встречал кровососов буквально распахнутыми венами. Я готов был терпеть их укусы сколь угодно долго, лишь бы они помогли мне избавиться от Джина.

Как только он свалит, я сверну влево и направлюсь в поселок.

– Что ты знаешь о рыбалке? – спросил он, взмахнув тлеющей сигаретой над головой.

Я хлопнул москита, присосавшегося к моему запястью.

– В здешних краях хорошо ловятся снук и тарпон.

– Правильно, а что еще тебе известно?

Я пожал плечами:

– Пожалуй, больше ничего.

Американцы терпеть не могут, когда раскрывается их неосведомленность по части рыболовства. Все равно, кто они – черные, белые, геи, гетеросексуалы, потомки англосаксов, евреев или итальянцев, – ни один не признается, что не умеет отличить окуня от радужной форели. Советую иностранным службам контрразведки намотать на ус: поймать американского агента можно запросто – достаточно лишь объявить, что никто вокруг не умеет ловить большеглазую сельдь. Вот тут он и проколется!

Джин упорно настаивал на том, что мы должны прикинуться рыбаками. Между прочим, из него такой же рыбак, как из меня повар. Едва взглянув на него, всякий поймет, что этот холеный тип не способен отличить спиннинг от удочки. Единственная рыба, о которой я что-то знал, называлась плотва. А в Эверглейдс-Сити вообще не ловили на удочку. Какие мы к дьяволу рыбаки! Но другой причины находиться здесь у нас не было.

– Значит, мы не рыбаки? – нахмурился Джин.

– Не рыбаки, – кивнул я.

– Тогда ложимся на дно. Ни с кем не общаемся до дня «Д» плюс еще трое суток. Никаких баров, никаких ресторанов, вообще ничего.

Я остановился и со всей силы заехал ему по уху.

– Ты чего, мать твою? – взвизгнул он.

– Москит, – сказал я. – Здоровый, как слон, сидел и пил твою кровь.

Он долго смотрел на меня, потирая ухо одной рукой и скребя живот другой.

– Пошли затоваримся в магазине, – буркнул он наконец.

Вывеска на двери единственного супермаркета в Эверглейдс-Сити гласила, что магазин работает до восьми. Я подергал ручку и посмотрел внутрь. Там было темно.

– Сегодня они рано закрылись, потому что все пошли в клуб на танцы, – сообщил какой-то увалень на горном велосипеде.

Сквозь затемненное стекло я видел ряды банок с пивом. Ё-мое, вот ведь непруха какая!

– Ну и где мы теперь купим жратвы?

– Попробуйте в «Кошкином доме», – пожал плечами парень.

Я знал, что «Кошкиным домом» в здешних краях называют бордель, и покосился на Джина, сидевшего за рулем.

– Думаю, моему другу там не понравится. А где еще?

– Вы рыбаки?

– Да, а что?

– Тогда езжайте в клуб «Охотник-рыболов». Там всегда рыбаки ошиваются.

– Нет, уж лучше в бордель.

– «Кошкин дом» – не бордель, – заржал парень. – Там просто ресторан и бар.

– Вот как? А я все понять не мог, почему ваш поселок – не город, – ухмыльнулся я.

«Кошкин дом», куда мы приехали, оказался придорожной закусочной с морской тематикой. У стойки подавали пиво, а в зале – закуски, до хруста зажаренные в кляре. Но сегодня вечером ресторан не работал, потому что все ушли в клуб на танцы. Оставалась возможность заказать еду в баре, но, как нас предупредила пожилая уборщица, там нет ничего особенного. Я огляделся. В таком месте и не могло быть чего-то особенного!

Однако бар, как ни странно, оказался вполне сносным. Я приободрился, увидев длинную стойку с высокими табуретами и подставкой для ног, музыкальный автомат, игровой автомат-пинбол «Семейство Аддамс» и пару бильярдных столов, к которым выстроилась очередь.

Наконец-то Эверглейдс-Сити оправдал себя в моих глазах!

Джин занял отдельную кабинку как можно дальше от стойки. Трое типов, смотревшие по телевизору автогонки, смерили его неодобрительными взглядами. Нахохлившиеся и мрачные, они напомнили мне воронов лондонского Тауэра.

Барменша едва успевала всех обслуживать. Когда она наконец подошла к нам, чтобы принять заказ, сразу заявила, что тоже хочет в клуб на танцы. Я заказал кувшин пива, два стакана и разного рода морскую живность, зажаренную в кляре. Она налила пиво в кувшин, поставила кувшин на барную стойку и удалилась в кухню.

Я пошел забрать пиво. Как только я вышел из кабинки, Джина поймала на крючок высокая девица в наколках. На ней были джинсы в обтяжку, полосатая блузка с низким вырезом и линялая джинсовая куртка с вышитым на спине флагом США. Густые рыжие волосы дыбились копной на голове. Справедливости ради надо заметить, что она опередила нас на несколько кружек пива.

– Это твой сын, миленький? – спросила она заплетающимся языком, когда я вернулся.

Джин подумал, потом кивнул.

Девица окинула меня насмешливым взглядом.

– С-совсем не похож на папочку! – протянула она и повернулась к Джину: – Миленький, не угостишь ли выпивкой?