Текст книги "Розы миссис Черингтон"

Автор книги: Крэйг Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 13

Они заперлись на ключ в своей комнате и высыпали на кровать Дины содержимое толстого холщового пакета: письма, записки, документы, газетные вырезки. Эйприл взяла наугад одну из них.

– Взгляни, Дина, на это фото!

На газетном снимке был изображен красивый мужчина средних лет в военной форме. Заголовок над фотографией гласил: "Осужден военным судом". Под фотографией фамилия: полковник Чарльз Чандлер.

– Не понимаю, кто это? – удивилась Дина.

– Присмотрись внимательней, – посоветовала Эйприл. – Представь себе это лицо, обрамленное седыми волосами и небольшой бородкой.

– О! Мистер Черингтон! – вырвалось у Дины.

– Именно так: мистер Карльтон Черингтон III – торжественно объявила Эйприл. Дина ошеломленно смотрела на нее.

– Это невероятно. Что он такого сделал? Эйприл быстро пробежала глазами заметку.

– Украл кучу денег. Пятнадцать тысяч долларов. Судя по дате на газетной вырезке, это случилось пять лет назад. Сначала он утверждал, что кассу штабной канцелярии ограбили взломщики, но потом оказалось, что деньги взял он неизвестно для какой цели, так как их никогда уже не нашли. Военный суд уволил его из армии.

Эйприл взяла в руки другую вырезку, скрепленную с первой.

– Он был арестован и осужден. Приговор – четыре года тюрьмы. Тут пишут о нем разное, например, что он с честью окончил военную академию в Вест Пойнте и отличился на фронте во время мировой войны, что отец его был весьма уважаемым офицером и прочее.

– Четыре года? – удивилась Дина. – Но ведь они живут здесь почти три года.

– Подожди немного. – Эйприл быстро пробежала глазами третью и последнюю, очень короткую заметку. – Его выпустили под честное слово из тюрьмы.

– Так вот в чем дело! И тогда он сменил фамилию, и они поселились здесь. Впрочем, он выбрал себе красивую фамилию!

– Это, наверное, придумала она: миссис Карльтон Черингтон III! – продекламировала Эйприл. – И, видишь, не оставила своего мужа в несчастье. Интересно, что он сделал с деньгами?

– Наверно, давно истратил.

– На что? – полюбопытствовала Эйприл. – Прошу тебя, попробуй немного подумать, если это тебе по силам. Они поселились здесь сразу же по его освобождении и не могли за это время израсходовать такую сумму. Домик они сняли небольшой и скромный. На себя они тратят – готова спорить – меньше двух тысяч в год. Она вечно ходит в одних и тех же старых платьях. Уборщицы не нанимают даже раз в месяц. Единственное, что они себе позволили, это выращивание прекрасных роз.

– Может быть, у него были карточные долги?

– У него? – поразилась Эйприл. – У мистера Черингтона? То есть у полковника Чандлера? Разве так выглядел бы картежник?

– Да, конечно, – согласилась Дина. – Нет, не имею представления, на что он потратил столько денег. И знаешь, Эйприл, не могу поверить, чтобы такой красивый пожилой джентльмен…

– Да он вовсе не старый. Присмотрись к фото. Пять лет назад ему еще не было пятидесяти. – Эйприл прищурила глаза. – Есть лишь одно объяснение загадки: его шантажировала миссис Сэнфорд.

– Вполне логично, – одобрила Дина и, глядя на кучку разбросанных по одеялу бумаг, добавила – Беремся за работу, Эйприл… Мы не можем здесь сидеть до вечера.

Почти на всех записках, письмах и вырезках наверху стояла фамилия, выписанная мелким острым почерком светло-синими чернилами. Эйприл выбрала пачку бумажек, обозначенную фамилией Дегранж.

Небольшая эта коллекция, посвященная Пьеру Дегранжу, состояла из нескольких писем, подписанных именем Джо и начинающихся словами

«Дорогая Флора».

Письма были написаны на фирменной бумаге одного из нью-йоркских журналов. В них было множество малозначительных личных воспоминаний, например: "Я рад, что ты снова откликнулась…", "Ты помнишь тот великолепный коньяк у Равеля?", "Довольна ли ты своим замужеством?", "Ты не забыла тот прекрасный вечер в Кони Айленд?" И все же из писем легко было выбрать фразы, относящиеся к Пьеру Дегранжу, поскольку кто-то жирно подчеркнул их светло-синими чернилами.

«…Судя по описанию, таинственный художник, о котором ты вспоминаешь, мог быть Арманом фон Хёне, который пару лет назад нелегально проник в нашу страну и с тех пор безуспешно разыскивается полицией… Если это он, то ничего удивительного, что выдает себя за француза. Дело в том, что мать у него – француженка, и сам он воспитывался в Париже. Мы собрали много сведений о нем, относящихся к периоду до его исчезновения с нашего горизонта. Пожалуйста, напиши мне обо всем, что о нем узнаешь. Может быть, получится сенсационный репортаж для газеты…»

В другом письме: «…если этот Дегранж и есть Арман фон Хёне, то он скрывается не от ФБР, а от вражеских агентов, которые давно его ищут, получив задание убрать этого человека. Если это он, то у него были причины отпустить бороду».

В очередном письме: «…да, фон Хёне располагает достаточно большими деньгами. Известно, что, удирая из Европы, он вывез унаследованные от матери драгоценности…»

Потом снова: «…Нет, фотографией фон Хёне не располагаем, хотя его можно опознать по особой примете. На левом предплечье у него тянется шрам от локтя до запястья, след от дуэльного поединка. Если Дегранж окажется разыскиваемым фон Хёне, сразу же напиши мне об этом. Для газеты было бы большим успехом первой раскрыть эту загадку…»

И наконец: «…Жаль, что этот художник, как ты выяснила, не Арман фон Хёне! Я лишился сенсационного репортажа. Но если у него нет шрама на плече, то совершенно ясно, что подозрения были безосновательны».

Эйприл оторвалась от писем.

– Пьер Дегранж пытался попасть на виллу на следующий день после смерти Флоры Сэнфорд. Дина, видела ли ты его когда-нибудь с засученными рукавами?

– Нет, не видела. Но ведь…

– Ясно, как день, – перебила Эйприл. – Пьер Дегранж – это Арман фон Хёне, скрывающийся от вражеских агентов, которым поручено его ликвидировать. Флора Сэнфорд открыла его тайну. Она узнала также, что у него много денег.

– А когда деньги иссякли, – докончила Дина, – она пригрозила, что выдаст его. Тогда он ее застрелил.

– Это ужасно, – вздохнула Эйприл. – Он, видимо, знал, что миссис Сэнфорд располагает какими-то уличающими его письменными свидетельствами. Иначе не пытался бы проникнуть на виллу после убийства. Если он убил ее, значит, был готов на все, чтобы найти и уничтожить эти бумаги. Наверно, не побоялся бы и поджечь дом. Убивать не имело смысла, если в результате убийства не удалось бы избавиться от грозящих разоблачением документов.

– Кажется, ты права, Эйприл. Но я не могу представить этого милого, доброго человека в роли убийцы.

– У него на предплечье шрам от поединка, – напомнила Эйприл.

– Ты так считаешь?

– Положись на меня. Уж я это проверю.

– Каким образом?

– Еще не знаю, но что-нибудь придумаю, – пообещала Эйприл.

Дина отложила в сторону стопку бумаг, касающихся Дегранжа.

– А ведь я была права, – подвела итог Дина. – Миссис Сэнфорд занималась шантажом.

– И ты дошла до этого своим умом! – подтвердила Эйприл. – Гениально! – Мгновение она колебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже угадала правильно и об истории Руперта ван Дэсена, но решила об этом умолчать.

– Это так странно, – удивлялась Дина. – Ведь она много лет жила рядом с нами…

– Каждый живет рядом с кем-нибудь, – возразила Эйприл. – Не стоит расстраиваться только потому, что она умерла. Не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не убили. Когда-то я искала для мамуси статистические данные во "Всемирном альманахе" и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести человек только в Соединенных Штатах. А во всем мире?! Подумай, сколько же человек погибает каждый день?

– Могу подсчитать точно, если найдется карандаш и бумажка.

– Да не стоит, – быстро отказалась Эйприл. – Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты же знаешь, какая она была злая. Помнишь, как она выпроводила нас, когда мы вежливо попросили у нее несколько нарциссов, чтобы украсить ими торт на мамусин день рождения?

– А ты сама помнишь, как она грозила вызвать полицию, когда Арчи в поисках Хендерсона вбежал на ее газон?

– Всегда ходила в нарядных платьях, красивая, словно лилия, – добавила Эйприл. – Но мамуся говорила, что оригинальный цвет волос миссис Сэнфорд – результат искусной работы дорогого парикмахера.

– Но ведь многие женщины красят волосы. Надо все-таки признать, что Флора Сэнфорд была очень хорошенькая, хотя выглядела чрезмерно хрупкой и не совсем здоровой.

– Уверена, что мистер Дегранж не считал ее хорошенькой. И мистер Черингтон тоже. И этот тип…

Эйприл подхватила одну из множества бумаг. "Этим типом" оказался безобидный с виду управляющий торговой фирмы, владелец небольшой виллы, любящий муж и отец нескольких маленьких детей. К несчастью, у него была вторая жена в Рок Айленде, штат Иллинойс. В двадцать один год он женился на двадцатидевятилетней женщине, но прожил с ней только шесть недель. Поскольку у него не было денег ни на судебные издержки по бракоразводному процессу, ни на алименты, а бывшая жена неплохо зарабатывала, официанткой в каком-то ресторанчике, он не развелся формально с женой, а просто уехал и сменил фамилию.

Нашлись в бумагах Флоры Сэнфорд и документы, компрометирующие сельского врача, фальсифицировавшего свидетельство о смерти, чтобы старая вдова не утратила права на страховое пособие, которое не выплачивалось в случае самоубийства.

Была внушительная пачка нескромных писем некоей весьма известной в обществе дамы, фотография которой не раз попадалась на глаза девочкам в еженедельном приложении к "Тайме" и которая ни за что не хотела признаться в том, что ее мать служила горничной в какой-то захудалой гостинице в Цинциннати.

Был документ, подтверждающий, что некая немолодая учительница английского языка, преподававшая в пуританском воспитательном заведении для девочек, была когда-то задержана летучим полицейским патрулем в притоне с азартными играми, куда она вошла, полагая по наивности, что это приличный ресторан.

– Миссис Сэнфорд не брезговала массовым производством, – прокомментировала Эйприл. Она переложила бумаги и вытащила еще одну пачку писем. – О, тут что-то любопытное.

Она прочитала письмо, написанное фиолетовыми чернилами на фирменной бумаге дорогого нью-йоркского отеля.

"Милая Флора!

Твои подозрения относительно этого угрюмого адвоката Холбрука оказались справедливыми. Это его дочь! Насколько мне удалось выяснить, старик, однако, скорее умер бы, чем признал это в своем родном городе. У него, должно быть, не все дома. На его месте я гордилась бы такой дочерью. Когда она танцует свой танец, прикрытая всего лишь тремя павлиньими перьями и ниткой жемчуга, зрители срываются с мест, награждая ее овацией. А сколько она зарабатывает! Целую кучу долларов! У людей разные взгляды. Этот ее папаша, наверное, огорчен, что она сменила трех мужей. Но, моя дорогая, каким образом женщина может набраться опыта, если не учится на собственных ошибках? Старику, может быть, не нравится и ее популярность, но, по-моему, любая реклама хороша, если привлекает зрителей в театр и пополняет кассу. Надеюсь, милая Флора, парочка таких сведений позволит тебе заставить этого субчика бесплатно представлять твои юридические интересы. Очень, очень признательна за десять долларов, которые ты прислала. Они пришлись весьма кстати. Надеюсь, чувствуешь себя хорошо?

Твоя Вивьен".

– Мистер Холбрук! Кто бы мог подумать! – воскликнула Дина. – Значит, у него есть дочь, которая танцует, прикрытая только тремя павлиньими перьями и ниткой жемчуга! Этот благочестивый мистер Холбрук! Ведь он когда-то сердито отругал Арчи за то, что тот свистел в воскресенье. Наткнулся на него, выезжая из ворот миссис Сэнфорд…

– Никогда ничего не знаешь заранее! – торжественно провозгласила Эйприл. Она взяла в руки очередное письмо, написанное тоже фиолетовыми чернилами на фирменной бумаге отеля.

"Милая Фло!

Я все сделала так, как ты хотела. Обратилась к ней, сославшись на старое знакомство, ибо когда-то выступали вместе в одном ревю в Мэриленде, хотя она была тогда хористкой, а я примадонной… Да, да! Когда попала к ней, сказала, как ты хотела: что ее старый отец болен и неизвестно, выздоровеет ли, и что он мечтает получить какую-нибудь весточку от дочки. Сказала, что знаю об этом от нашей общей с ним знакомой, которая предложила свою помощь. Поэтому нужно переслать ей хотя бы несколько слов для старика. Она сразу же поверила, даже расплакалась и тут же написала письмецо, которое высылаю тебе вместе с конвертом, адресованным, согласно твоему поручению, мистеру Холбруку. Благодарю тебя от всего сердца за ту сотню долларов. Я очень нуждаюсь в деньгах, так как должна лечить зубы, тем более что ты пробудила во мне надежду на эту роль в Голливуде. Не забывай о своем здоровье, милая Фло, и дай мне знать как можно быстрее, получу ли я эту роль. Вивьен".

С письмом был скреплен конверт, адресованный мистеру Генри Холбруку, а в конверте лежало Другое письмо следующего содержания:

"Мой любимый Папочка!

Только что узнала, что ты болен. Умоляю тебя, выздоравливай как можно скорее! Прости мне все то беспокойство, которое я тебе причинила. Правда, правда! Когда-нибудь ты будешь 'гордиться мною. Я не сделала и не сделаю ничего такого, чего бы ты мог стыдиться, обещаю тебе. Поправляйся быстрее, может быть, скоро я стану настоящей звездой в настоящем театре, и тогда Папочка придет на премьеру и будет мне аплодировать! Твоя искренне любящая дочь Б."

Следующее письмо, написанное, как и два первых, фиолетовыми чернилами, гласило:

"Милая Фло!

Конечно, жаль, что она не подписалась полным своим именем и фамилией, но откуда я могла знать, что для тебя это так важно? Впрочем, я и не осмелилась бы просить ее изменить подпись, когда она подписалась инициалом. Не сердись на меня, милая Фло, я ведь делаю, что могу, и стараюсь по-дружески помогать тебе во всем. Я отдала ей присланное тобой письмо, написанное якобы отцом, с просьбой прислать ему фотографию и автограф. Растрогавшись, она даже заплакала. Воспользовавшись замешательством, я сама выбрала фотографию и подала ей ручку, и на этот раз она подписалась своей настоящей фамилией. Прилагаю к письму эту фотографию. Фло, милая! Если бы ты могла одолжить мне несколько долларов, я была бы тебе бесконечно признательна, так как за последние недели у меня была масса непредвиденных расходов. Всегда твоя Вивьен".

Эйприл повернула лист обратной стороной, открепила фотографию и, взглянув на нее, удивленно присвистнула:

– Ну и бабка!

Фотография была подписана: Гарриэтта Холбрук.

– Если бы мистер Холбрук ее увидел, умер бы на месте, – заявила Дина.

– Думаю, уже видел, – сообщила Эйприл, с лица которой не сходило удивленное выражение. – Хотел иметь уверенность, что миссис Сэнфорд спрятала эту улику. Поэтому после ее смерти он пытался проникнуть в виллу. Он ни за что не хотел допустить, чтобы все узнали, что его дочь танцует, имея на себе всего лишь несколько павлиньих перьев и горсть жемчужин.

– Есть и другие письма, – заметила Дина, откладывая фотографию в сторону.

у Было еще несколько записок, написанных теми же самыми либо другими чернилами, но одинаковым чуточку расхлябанным почерком. Во всех содержалась также просьба прислать немного денег.

«…зубной врач твердит, что нужно вставлять всю верхнюю челюсть. Это стоит довольно дорого, но ты ведь знаешь, что я надеюсь получить роль. Очень прошу тебя одолжить мне денег…»

«…боюсь, что ты не получила моего последнего письма, так как я напрасно ждала ответа. С зубами, видимо, придется подождать до лучших времен, но я уже три месяца не платила за квартиру, и мне дали последнюю отсрочку до ближайшего четверга. Если бы ты могла одолжить мне денег, Фло, в память нашей старой дружбы! Пришли авиапочтой, сегодня уже суббота, и время не ждет…»

Как следовало из самих писем, ни на одно из них автор не получил ответа. Последнее, написанное карандашом на клочке дешевой линованной бумаги, гласило:

«…если можешь, вышли телеграфом 25 долларов. Адресуй в приют Армии Спасения…»

Коллекцию дополняла небольшая газетная вырезка – заметка о самоубийстве некоей Вивьен Дэйн, некогда артистки оперетты, которая покончила с собой в скромной комнатушке доходного дома.

Разволновавшаяся Дина в сердцах швырнула пачку бумаг на кровать.

– Так вот какая была Флора Сэнфорд! Заставляла Вивьен выполнять грязную работу, рисковать своей шеей, заплатила ей за все это всего… – Дина перебрала письма, проверяя подсчеты, – сто десять долларов, пообещала, наверняка лживо, составить протекцию в Голливуде, а потом, когда благодаря этой бедняжке узнала все, что нужно, не соизволила даже отвечать на письма!.

– Успокойся, Дина! Разбудишь мамусю.

– Не могу, – горячилась Дина, – Как подумаю об этой Вивьен, мистере Холбруке, мистере Дегранже, все во мне закипает!

– Возьми себя в руки. Нужно просмотреть еще много бумаг.

Дина несколько раз сердито фыркнула, но, наконец утихла. Эйприл выбрала для изучения очередную стопку документов. Сверху находилась прижатая скрепкой фотография форматом 8Х10, глянцевый отпечаток снимка, сделанного при вспышке и, скорее всего, неожиданно для сфотографированных. Под фотографией находилось несколько газетных вырезок. Приглядевшись к фото, Эйприл передала его Дине.

– Гляди-ка!

– Мистер Сэнфорд! – прошептала удивленная Дина.

– И с ним очаровательная девушка!

Фотография запечатлела часть улицы перед служебным входом в театр. Уолли Сэнфорд был в смокинге, красивая девушка – в светлом вечернем платье с накинутым поверх манто. Ее прелестное молоденькое личико обрамляли длинные темные локоны. Оба они выглядели так, словно элегантная молодая чета спешит на вечерний прием. Однако впечатление смазывалось выражением удивления на лицах захваченной врасплох парочки.

Дина прочитала газетную вырезку, в заголовке которой стояло:

"Был ли таинственный мистер Сэндерсон сообщником гангстеров, похитивших Бетти Ле Мо? – спрашивает Марион У орд".

Текст заметки гласил:

"Два дня назад прекрасная Бетти Ле Мо сошла со сцены, награждаемая громом аплодисментов. Выйдя из-за кулис на вызовы перед опущенным занавесом, она поблагодарила зрителей за горячий прием. Потом удалилась в костюмерную, чтобы переодеться и во всем блеске своей красоты встретить молодого поклонника, ожидавшего ее у служебного входа в театр.

Костюмерша подтвердила, что Бетти Ле Мо выбирала наряд и подкрашивалась особенно старательно и была в великолепном настроении. Выходя из театра, она весело напевала, а поклонник нежно встретил ее у порога. Счастливая пара шла узкой уличкой, когда рядом с ними, у самого края тротуара затормозил какой-то автомобиль. На глазах выходившей из театра толпы зрителей вооруженный мужчина заставил Бетти Ле Мо сесть в автомобиль, а сопровождавший ее молодой человек растворился в толпе.

Я разговаривала сегодня с костюмершей, помогавшей артистке переодеться после спектакля, а также со швейцаром, попрощавшимся с ней в дверях театра, кто знает, может быть, навсегда. Оба они называют фамилию некоего «мистера Сэндерсона».

Этот мистер Сэндерсон не раз наносил визиты молодой артистке, присылал ей цветы, звонил по телефону. Не подлежит сомнению, что именно он сопровождал ее в тот трагический вечер…"

Конец статьи был оторван.

Другая газетная вырезка была озаглавлена: "Полиция преследует Уильяма Сэндерсопа, подозреваемого в соучастии в убийстве Бетти ЛеМо, – сообщает Марион У орд".

Текст заметки гласил:

"Полиция пяти штатов разыскивает Уильяма Сэндерсона, молодого агента по торговле недвижимостью, замешанного, по всей видимости, в деле о похищении и убийстве Бетти Ле Мо.

В течение нескольких недель до похищения Уильям Сэндерсон сопровождал молодую артистку при посещениях дорогих ночных ресторанов и делал ей дорогостоящие подарки. Отвечая на вопрос, шеф Сэндерсона мистер Дж. Л. Баркер сообщил, что заработок Сэндерсона не превышал сорока долларов в неделю. И тем не менее ревизия кассы не выявила недостачи. Расследующий дело детектив Джозеф Донован считает, что деньги на развлечения и подарки Сэндерсон получал от гангстеров, планировавших похищение.

Сэндерсон исчез сразу же после похищения, и полиция до сих пор не напала на его след…"

– Уильям Сэндерсон… – задумчиво повторила Эйприл. – Уоллес Сэнфорд. Он не слишком напрягал свое воображение, изменяя имя и фамилию.

– А чего ты хотела? Чтобы он назвал себя Эсидифайлюс Макгилликьюд? Наверно, на одежде и белье у него имеются метки, вот он и сохранил прежние инициалы. И, кроме того, никак не думаю, что ты такая разиня. Разве ты не заметила, кто писал эти статьи? Мариан Уорд! Эх ты, шляпа!

– Мамуся! Это же ее журналистский псевдоним!

– И здесь есть еще кое-что о ней, – продолжала Дина, просматривая бумаги.

– Давай! – Эйприл схватила письмо, написанное услужливым Джо и помеченное сверху фамилией Кэрстейрс.

"Дорогая Фло!

Да, ты права. Мариан Уорд, автор репортажей о похищении Бетти Ле Мо, и Мариан Кэрстейрс, с которой ты познакомилась в Калифорнии, одно и то же лицо. Получив место в редакции после смерти мужа, она выступала под своей девичьей фамилией Уорд. Кэрстейрс был славным парнем, я хорошо его знал. Чуть позже Мариан выкинули из редакции "Экспресса" за то, что через два месяца после убийства Бетти Ле Мо она в своей статье обвинила полицию в бездеятельности, поскольку та не сумела установить ни виновников похищения, ни даже подозреваемых. С той поры она принялась за сочинение детективных повестей под различными псевдонимами. Некоторые я прочитал, написано совсем недурно. Удивительно, что она ничего не писала на тему о похищении Бетти Ле Мо.

Не собираешься ли в ближайшее время снова побывать в нашем городе? Твой Джо".

– Этот Джо, кажется, толковый малый, – одобрительно заметила Эйприл, откладывая письмо. – Жаль, что помогал Флоре Сэнфорд в ее грязных делишках.

– Может быть, помогал, сам того не ведая? Видимо, считал, что это обычная дружеская переписка и приятельская болтовня. Мне кажется, знакомство их было поверхностным, и миссис Сэнфорд, выискивая информацию, писала ему безобидные с виду письма. Что-нибудь вроде: "Познакомилась с красивой соседкой, миссис Мариан Кэрстейрс. Думаю, что это она под именем Мариан Уорд…"

Эйприл в раздумье покачала головой.

– А как хитро она вытянула из него историю бедного мистера Дегранжа! Знаешь, наверняка в том номере "Криминальных загадок" упоминалась журналистка Мариан Уорд, выброшенная из редакции за острую критику полиции. Поэтому мамуся не позволила мне прочитать этот номер.

– Очень правдоподобно, – признала Дина. – Убийство Флоры Сэнфорд как-то связано с делом о похищении Бетти Ле Мо. Миссис Сэнфорд сохраняла любые упоминания об этом деле. Она же вышла замуж за Уоллеса Сэнфорда, то есть за Уильяма Сэндерсона. Фрэнк Райли, подозреваемый в соучастии в этом преступлении, был убит на ее вилле вчерашней ночью. Миссис Сэнфорд, в свою очередь, старалась выяснить, не является ли наша мама той самой журналисткой, которая когда-то интересовалась тайной Бетти ЛеМо.

– И какой из этого вывод?

– А такой, что если мамуся… а вернее, мы от ее имени… найдем убийцу Флоры Сэнфорд, то, может быть, одновременно раскроем загадку смерти Бетти Ле Мо. Это будет неслыханная сенсация! Подумай только, какая реклама для мамуси!

– Мисс Кэрстейрс, – уважительно произнесла Эйприл, – вы на самом деле гений!

– Благодарю за столь лестную оценку, мисс Кэрстейрс! – поклонилась Дина. – Но продолжим чтение. Может быть, обнаружим новые факты.

Очередное письмо из этой пачки было без подписи. Текст его гласил:

"Фрэнка освобождают в ближайший вторник, советую поберечься. Он может обратиться к отцу этой Ле Мо. Поступишь предусмотрительно, отправившись в длительное путешествие. Желаю удачи".

– Вот доказательство, что Флора Сэнфорд участвовала в похищении Бетти Ле Мо, – обрадовалась Дина.

– Мы и так знали об этом. Видимо, воспользовалась Райли как исполнителем, а может быть, и не только им. Но денег, видно, ему досталось немного, если через год он пытался ограбить банк, за что и попал в тюрьму.

– Пятнадцать тысяч долларов, поделенные между многочисленными сообщниками… Этого не могло хватить надолго, – заметила Дина.

Эйприл показала на письмо:

– У Фрэнка Райли были свои причины обижаться на миссис Сэнфорд.

Еще они нашли письмо какой-то дипломированной медицинской сестры, исполнявшей обязанности компаньонки при богатой даме; словами, полными отчаяния, медсестра умоляла миссис Сэнфорд не выдавать хозяйке, что представленный ею диплом был фальшивым. Обещала, что, сохранив свое завидное место, будет присылать миссис Сэнфорд каждый сэкономленный цент… Были письма какого-то молодого человека, который не хотел, чтобы его родные, проживавшие в одном из восточных штатов, знали, что он работает барменом. Были письма высокопоставленного банковского служащего, осужденного некогда в другом городе и под другим именем за подделку подписи. Была, наконец, вырванная из какого-то иллюстрированного журнала фотография с биографическим очерком молодой восходящей звезды Полли Уоркер и парочка ее писем.

Согласно журнальному жизнеописанию осиротевшая в детстве Полли воспитывалась в изысканном пансионе для девушек из наилучших семей, а с восемнадцати лет отправилась завоевывать публику на Бродвее и, начав с маленькой роли, быстро выдвинулась.

Первое из приобщенных писем было написано на бумаге известной адвокатской фирмы.

"Уважаемая Миссис!

Я действительно был опекуном Полли Уоркер до ее совершеннолетия, т. е. до минувшего года.

Я благодарен Вам за информацию о распространяющихся относительно моей воспитанницы слухах. Зная о Ваших дружеских чувствах к Полли, верю, что Вы постараетесь противодействовать этим сплетням…"

– Но ведь миссис Сэнфорд не относилась к Полли дружески, – воскликнула Дина. – Совсем наоборот…

– Не останавливайся, читай дальше, – попросила Эйприл.

"…Слухи эти, к сожалению, отвечают истине, хотя и не во всех деталях. Отец Полли не был осужден за убийство своей жены, которая на самом деле скончалась от воспаления легких, когда Полли едва лишь исполнился год. И тогда' отец поручил мне опекать Полли, не желая, чтобы на нее падала тень Бена Шварца. Может быть, вы еще помните о скандальной славе этого короля шулеров и контрабандистов, который был приговорен к пожизненному заключению и отбывает наказание в Ливенвортской тюрьме. Еще до осуждения он передал в мои руки все свое состояние для покрытия расходов, связанных с воспитанием и образованием Полли.

Надеюсь, Вы сделаете все, что в Ваших силах, чтобы не допустить распространения ложных слухов и сохранить в тайне печальную правду. Эти слухи могли бы не только испортить карьеру девушке, но и очень болезненно ранить ее, напомнив спустя столько лет о трагедии детства…"

Под письмом находились две коротенькие записки на светло-серой бумаге.

"Уважаемая Миссис!

Разумеется, я с удовольствием навещу Вас в понедельник в два часа пополудни. Полли Уолкер".

Вторая записка:

"Уважаемая Миссис!

Я достала требуемую сумму и привезу деньги в среду. Полли Уолкер".

Дина и Эйприл переглянулись.

– В среду убили миссис Сэнфорд, – сказала Дина. – За два дня до этого Полли навестила ее первый раз. Миссис Сэнфорд показала ей письмо опекуна и, как видно, предложила перепродать этот компрометирующий документ. А потом в среду…

– Нет, нет, ведь миссис Сэнфорд была уже мертва, когда сюда приехала Полли, – напомнила Эйприл.

– Все это ужасно запутано. – Дина, вздохнув, положила письма назад в большой холщовый пакет. – Одно меня очень удивляет. Помнишь того парня, о котором писали в газете?

– Фрэнк Райли?

– Нет, другого. Того, кто в подтверждение слов надежного свидетеля признал, что его шантажировала миссис Сэнфорд, но имел железное алиби. Его зовут Руперт ван Дэсен. Но почему в бумагах миссис Сэнфорд нет ничего, что бы его касалось?

– Слушай, Дина, – собравшись с духом, начала было Эйприл. – Я должна наконец рассказать тебе кое о чем…

Не успела она, однако, продолжить свое признание, как снизу от входных дверей донесся громкий стук. Дина сорвалась с места, спрятала пакет и побежала к лестнице.

– Разбудят мамусю!

– Арчи внизу, откроет. – Эйприл помчалась вслед, стараясь не отстать от сестры.

Они услышали скрип отворяемых входных дверей. У подножия лестницы их уже ожидал Арчи.

– Фараоны! – доложил он.

На пороге стояли чем-то очень озабоченные лейтенант Билл Смит и сержант О'Хара. Оба тяжело дышали, лицо сержанта покрывала бледность.

– Где ваша мать? – спросил Билл Смит.

– Мамуся спит, – ответила Дина. – Она работала всю ночь и легла спать только после завтрака.

– Ах, вот как! – Лейтенант был явно удивлен.

– Послушайте, девочки, – вмешался О'Хара, – вы были дома с самого утра?

Девочки согласно кивнули, а Арчи немедленно уточнил:

– Не выходили за порог ни на минуту!

– Может быть, вы заметили… – Лейтенант умолк, наморщив лоб. – Есть основания предполагать, что сегодня здесь неподалеку слонялся кто-то чужой. Кто-то пробрался в виллу Сэнфордов. Не слышали ли вы чего-нибудь или, быть может, заметили что-нибудь подозрительное?

– Здесь не было ни одной живой души, – заверила Эйприл. – Кроме вас, мы никого не видели.

Билл Смит отер потный лоб.

– Ну, что же, ничего не поделаешь. Спасибо и на этом. Мы хотели проверить…

Когда они уходили, О'Хара сказал лейтенанту:

– Говорю тебе, это проделки сумасшедшего. Иного объяснения загадки просто нет.

Эйприл подмигнула Дине, которая с трудом сдерживала смех. Арчи, подскакивая от возбуждения, тут же стал допытываться:

– Что такое, что? Скажите, что?

– Ничего особенного, – с достоинством ответила Эйприл. – Поклон от дядюшки Герберта.