Текст книги "Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ)"

Автор книги: Корин Холод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава двадцать пятая

– в которой договариваются о встрече, близится развязка, несущая движение дальше, а Медная гора как всегда скрывает в себе тайну

Ленинградская область. Двадцать девятое ноября. Вечер. Где-то в глуши.

Стихия разыгралась не на шутку. Казалось, ледяной дождь вперемежку со снегом бил и лил со всех сторон. Прекрасный односолодовый виски во фляге отдавал мерзким сивушным духом и не столько согревал, сколько шибал в нос неизбежным похмельем. Док Холлидей покрутил носом, сделал ещё один глоток и надёжно закрутил пробку.

– «Истинная Шотландия», говорили они, – пробормотал он себе под нос. – «Ни с чем не сравнимый вкус жжёных листьев». Самогон – он и есть самогон. Лучше бы взял кукурузный.

Невысказанная тайна имён и мест жгла где-то под ложечкой хуже изжоги. Связные опаздывали.

Джон Генри Холлидей фыркнул, выругался про себя, затем вслух, задавил окурок сигариллы в боковой пепельнице на дверце автомобиля и тут же вышел в осеннюю питерскую погоду, сам не понимая зачем. Больше всего бывший ковбой и помощник шерифа ненавидел догонять, угадывать и ждать, считая и эти занятия уделом тюфяков, маменькиных сынков и прочих мягкотелых.

Док предпочитал действовать. Стрелять, жечь, рвать зубами от безысходности, гнать коней в глухую ночь, но делать хоть что-то. О тех временах, когда ему приходилось лежать в сырой земле и не делать совершенно ничего, мистер Холлидей предпочитал не вспоминать. В своё время Джона Генри не удостоили даже ада, но ни одна, даже самая изощрённая пытка не могла сравниться в его сознании с бесплодным ожиданием неизвестно чего. И потому Док Холлидей вполне обоснованно полагал, что свой личный ад он уже прошёл. Следовательно, его нынешнего мало что могло напугать, как в мире живых, так и в иных реальностях.

Тем не менее, сейчас Джону Генри приходилось ждать. И, невзирая на чудовищное отвращение к сему процессу, он подходил к нему, как практичное существо. Док тщательно затоптал собственный окурок. Попинал шины авто. Проверил и почистил от грязи «дворники», не мешая их движению, а заодно проверив собственную реакцию. Приподнял капот, помянув всех неизвестных ни одному летописцу предков того кретина, который собирал двигатель. Отдельно высказался по поводу работавших над корпусом автомобиля, с красочными отступлениями в область фауны самого Дикого Запада и его обитателей.

Исчерпав словарный запас, Холлидей повернулся к дороге, в который раз закурил, прокляв ещё и местные природные условия, передёрнул плечами и застыл, как памятник самому себе. Любовь и умение никогда не шли у него рука об руку. Он любил выпивку и женщин, но не умел выбирать ни то, ни другое, что отчасти его некогда и погубило. Он не любил воду и холод, но рано или поздно привык воспринимать как неизбежность и то, и другое. И он терпеть не мог ждать, догонять и гадать, но превзошёл многих в этих умениях. Сейчас, считая капли, падающие с полей шляпы, Док Холлидей ждал. И дождался.

Бархатистое рычание движка огласило осенне-зимние сумерки, и к месту встречи, уверенно маневрируя по полуразмытой грунтовке подъехал, знакомый Джону Генри по рассказу его друга УАЗ. Синхронно хлопнули дверцы, и перед Доком предстали двое связных Агентства.

– Два молодца, одинаковы с лица, – не размениваясь на приветствия, прокомментировал их появление Док. – Стало быть, Калеб и Ведун, верно?

И протянул руку.

Близнецы переглянулись. Надо отдать им должное, в ситуации они сориентировались мгновенно, и заготовленные заранее поклоны остались нереализованными.

– Я Калеб, – отозвался правый братец, пожимая протянутую ладонь.

– Ведун – это я, – левый близнец повторил приветствие.

Док прищурился. Он любил вводить людей в замешательство и ещё более любил, когда они могли достойно сопротивляться его прямоте. От учеников Воина ожидать меньшего было бы глупо, но проверить всё равно следовало.

– Джон Генри Холлидей, – представился Док, прикасаясь двумя пальцами к изрядно вымокшей шляпе.

– А доктор Ливси? – Калеб вопросительно приподнял бровь.

– Он занят, – небрежно ответил Док Холлидей, извлекая из внутреннего кармана пиджака завёрнутые в полиэтилен бумаги. – Сегодня с вами работаю я.

– Как говорит наставник, «жрите, что дают», – пробормотал Ведун, принимая пакет.

– И радуйтесь, что это не дерьмо, – подхватил Джон Генри. – Воин мудрое существо, невзирая на внешнюю грубость. Ерунды не скажет.

Ведун усмехнулся, коротко кивнул и сел обратно в машину разбираться с бумагами. Дверь, впрочем, он оставил открытой.

– Наша дальнейшая связь с вами… – начал было Калеб, но Холлидей перебил:

– Будет идти теперь через меня. Мои друзья заняты в достаточной степени, в том числе – обеспечением моей скромной персоны необходимыми средствами для путешествия.

– Прошу прощения? – Старший братец честно держал образ вежливого связного.

– Ведун сейчас просмотрит бумаги, – скучным тоном произнёс Джон Генри. – Там всё написано достаточно подробно и прямым текстом. Потом вы отвезёте всё обретённое к себе в Агентство. Там они почешут в затылке, сверят со своими данными и поймут, что мы говорим правду. А дальше вы будете разбираться с тем, что мы вам выдали. И путь ваш так или иначе будет лежать на мою историческую родину.

– Америка? – хладнокровно поинтересовался Калеб. Холлидей хмыкнул.

– Доводилось читать моё личное дело?

– Доводилось интересоваться историей, – в тон ему ответил Ведун из машины. – Мы вообще много чем интересуемся.

– Похвально, – Док улыбнулся. – Тогда вам будет ясно, почему я прошу разрешения отправиться по этому делу в Америку вместе с вашими агентами.

Ведун закончил читать, положил документы в бардачок, выбрался из автомобиля, утвердительно кивнул брату и с интересом посмотрел на Джона Генри.

– Вы понимаете, что это прошение о первой совместной операции подобного масштаба для Агентства и Доков своего дела?

Холлидей покачал головой. Он любил ставить на место зелёных юнцов, не понимающих сути дела, но перед ним стояли отнюдь не новички.

– Вы просто не в курсе, джентльмены. – произнёс он. – Это далеко не первая наша совместная операция.

– Прошу меня простить, мистер Холлидей, – отозвался Калеб, – боюсь, это вы не понимаете всей серьёзности ситуации.

– Вот как?

– Именно. И проблема в том, что мы можем только передать вашу просьбу, но как связные не можем гарантировать её… удовлетворения.

– Не страшно, – Джон Генри перекинул губами сигариллу из правого угла рта в левый и улыбнулся. – Вы поедете впереди, а я за вами. И сам изложу свою просьбу тем, кто будет готов удовлетворить её немедленно.

– Или не удовлетворить, – тихо сказал Калеб, и Док согласно кивнул.

– Именно. Вопрос в том, что определёнными данными владею сейчас только я. И поверьте, я себя не переоцениваю. Весь вопрос в том, захочет ли ваше начальство довериться мне в настолько «серьёзной ситуации»?

– Одну минуту, мистер Холлидей, – произнёс Ведун, и извлёк из кармана телефон. – Надо проконсультироваться.

«Консультация» действительно заняла не более минуты. Младший близнец дал отбой и задумчиво взглянул на Дока. Тот невозмутимо курил.

– Завтра вас ждут в центральном офисе Санкт-Петербурга, – сказал Ведун. – Цитирую: «Будет организовано собрание. Вы явитесь в качестве стороннего привлечённого эксперта. На собрании вы сможете высказаться по известному вам вопросу. Бумаги вы получите по почте сегодня до полуночи. Вас устраивает такое положение дел?»

Холлидей коротко рассмеялся.

– Судя по тому, что ты уже отключил связь, и по стилю изложения цитаты, Александр Евгениевич не сомневается в моём положительном ответе. Да. Меня это устраивает.

– В таком случае, до встречи.

Разговор был окончен. Братья Самойленко погрузились в свой транспорт и отбыли, а Док Холлидей достал мобильный и набрал номер офиса.

– Их устроили наши условия, – произнёс он. – Мы начинаем большую игру, джентльмены. Завтра я еду в Агентство.

Он убрал трубку в карман и огляделся, не сразу поняв, что изменилось в окружающем пейзаже, а поняв, оскалился в привычной хищной усмешке.

За несколько минут лужи и грязь успели подёрнуться тонким ледком, который теперь медленно покрывался пеленой чистого колкого снега. В Санкт-Петербург уверенными шагами вальсового вступления входила зима.

* * *

Екатеринбург. Двадцать девятое ноября. Вечер. Центр города.

Екатеринбург, в отличие от Северной Столицы, уже оделся яркой, искрящейся снежной шубой, посрамляя питерское межсезонье. Не самый приветливый город России, сейчас он сиял и переливался на солнце, как драгоценный кристалл, будто приглашая коснуться себя. Пройти по аллеям и улицам, вдохнуть очищенный холодом воздух, заглянуть в отражения в промёрзших витринах.

Прибывшая всего на несколько часов гостья города по достоинству оценила зимнее убранство. И потратила тридцать с лишним драгоценных минут на то, чтобы воздать должное прекрасной вечерней иллюминации на центральном проспекте, традиционно носившем имя Вождя Революции. После этого лёгкого променада она остановилась возле сорок первого дома и, усмехнувшись, вошла в дверь, над которой призывно посверкивала вывеска: «Мамуля». Маленький ресторанчик со стенами, отделанными под необработанный кирпич и дерево, буквально дышал теплотой и уютом. Наверное, обычно здесь бывало, насколько это возможно, людно: подобные места, особенно по вечерам, не могут не привлекать посетителей. Но сегодня, помимо гостьи города, посетительница была только одна. Высокая сухопарая дама, лет пятидесяти с небольшим, с ещё довольно красивым, но уставшим лицом, которое уже успели прорезать острые, как шрамы от бритвы, мимические морщины. Дама стояла возле стойки, в ожидании, и медленно поглаживала тёплое полированное дерево.

Гостья города помедлила на пороге, разматывая шарф и избавляясь от лёгкой шубки, а затем шагнула вперёд и поклонилась, с уважением, но без подобострастия.

– Мои приветствия Хозяйке… Города.

Та поморщилась, но всё же кивнула в ответ:

– Мои приветствия и вам. И прошу вас, называйте меня по имени. Мой… титул – уже давно величина лишь номинальная.

– Прискорбно это слышать, Александра Валериевна.

– Просто Александра.

– Тогда я – просто Посланница.

Хозяйка чуть приподняла точёную левую бровь:

– Предпочитаете обходиться без имён?

Гостья вздохнула и подошла ближе, с интересом рассматривая собеседницу. Длинные, густо-медного цвета волосы её, тронутые сединой на висках и надо лбом, были уложены в простую, но всё же изысканную причёску, а тёмно-зелёный брючный костюм прекрасно подходил под цвет глаз.

– Имя – суть сотрясение природного эфира, Александра. И услышать его может кто угодно, на огромном расстоянии, приди ему такая нужда. Особенно имя настоящее, а ненастоящего я не завела, уж простите. Ну и потом, врать вам не хочется. Потому просто Посланница.

– Ангел, – коротко отозвалась Хозяйка. Дождалась, пока удивление в глазах гостьи сменится пониманием, и коротко кивнула. – Да, пожалуй, я буду звать вас именно так. Давайте присядем.

– Скорее по первичной сути, нежели в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, – обескураженно пробормотала гостья, следуя за дамой к одному из столиков, на котором уже исходили паром несытный, но вкусный ужин и два бокала глинтвейна. – Поверьте, я далека от того, чтобы назвать себя ангелом. Скорее уж наоборот.

– Никто из нас не свят, – коротко отозвалась Александра, вежливо позволяя гостье устроиться на мягком диванчике первой. – Но вы, сколь я понимаю, пришли с вестью. Благой, надеюсь.

– Скорее да, чем нет. – Гостья отпила долгий глоток горячего вина. – Желаете беседовать обстоятельно, или перейдём сразу к делу?

Дама с интересом посмотрела на собеседницу и тонко улыбнулась. Морщины на её лице будто разгладились, и стало ясно, что именно эта улыбка для неё привычнее и искреннее всего.

– Полагаю, у вас мало времени?

– Адски, – коротко отозвалась «Ангел».

– В таком случае, давайте говорить о делах.

Гостья вздохнула, опустила взгляд, а когда подняла вновь, в её глазах не было ничего, кроме собранности и жёсткости.

– Вы хотите, чтобы ваш… титул стал менее номинальным и более реальным, Александра?

Дама помедлила с ответом. Казалось, её раздирают внутренние сомнения. Наконец она решилась:

– Истинной Хозяйкой Города была бабка бабки моей бабки, – медленно начала она. – Я – лишь тень тех сил, которыми владела она. И я полагала, что лишь я знаю, как можно их вернуть.

Гостья покачала головой.

– Мы знаем больше, чем вы можете себе представить. Более того, в ближайший год у нас окажется то, что вернёт вам полную власть над Медной Горой.

Слова были сказаны. Теперь игра пошла в открытую. Во взгляде Александры замерцал опасный огонёк, отнюдь не являвшийся отражением света ламп.

– Я не буду спрашивать, кто такие «вы», ибо я знаю, кто ты такая, Ангел. Что вы потребуете от меня за это?

– Твою память, – коротко ответила гостья, с лёгкостью принимая правила и переходя на «ты» в ответ. – Не ту, что в душе и сердце, но ту, что у тебя в руках. Ну и часть силы, разумеется, ибо они неотделимы друг от друга.

– Ты просишь…

– Не прошу. Я предлагаю сделку. То, что ты забрала с тела своей дочери, должно оказаться у адресата, которого я тебе укажу. Причём до Рождества. В противном случае – сделка расторгнута.

– Условия?

– Мы возвращаем тебе твоё наследие до наступления весны.

– Гарантии?

Разговор приобрёл ритм поединка. Короткие выпады Хозяйки встречали спокойную защиту гостьи.

– Порукой тому моя честь, моя кровь, моя жизнь, – ровным тоном ответила Ангел.

Александра откинулась на спинку стула, задумчиво провела длинными тонкими пальцами по столу.

– Я предполагала нечто подобное, – призналась она. – Но не ожидала, что это будет настолько… щедрое предложение.

– Игра стоит свеч, – пожала плечами гостья.

– У меня есть время подумать?

Ангел залпом допила глинтвейн. С лёгким стуком поставила бокал на стол. Коротко посмотрела Хозяйке прямо в глаза.

– Нет.

Переход хода состоялся. Выпад нанесла гостья.

– И больше никаких гарантий?

Ангел улыбнулась и покачала головой.

– Мы не настолько глупы, чтобы думать, будто вы поверите нам на слово. Даже подкреплённое такой клятвой, – она достала из внутреннего кармана своего светло-кремового пиджака серебряный портсигар. Открыла его – стало видно, что изнутри он выложен тонкими полосами матового-серого металла, – и протянула Хозяйке маленькую малахитовую брошь. Камень был искусно обработан в форме невиданного цветка, вокруг которого обвилась змейка. – Это наша последняя гарантия. И замена тому, что вы нам отдадите.

Александра долго, несколько минут, смотрела на лежащее в её ладони украшение. Затем взглянула на собеседницу, и та увидела в её глазах слёзы.

– Плачут по мёртвым, – жёстко сказала наследница Хозяйки Медной Горы. – Не по живым. Я оплакала свою дочь, как мне казалось, давно, но ты заставила меня сделать это ещё раз. Последний раз. Я выбираю свою жизнь, а не её смерть. Я верю тебе. Я согласна.

Мягкая прохладная ладонь Ангела коснулась руки Хозяйки.

– Я соболезную вам, – искренне сказала гостья. – Но не жалею, иначе бы не пошла на такое. Вот адрес и имя.

На стол легла визитка, на которой что-то ещё было написано ручкой. Александра взяла её, вчиталась и с изумлением посмотрела на Ангела.

– Но это же…

– Вот именно, – усмехнулась та и встала. – Теперь вы понимаете, на каком уровне идёт эта игра и почему я могу давать подобные клятвы. Желаете провести полный обряд?

Хозяйка покачала головой:

– Мне хватит вашего честного слова. Тем более, что оно подкреплено таким именем.

– Поверьте, имён у меня за плечами хватает, – гостья вздохнула в который раз за вечер. – Времени вот мало.

– В таком случае, не буду вас задерживать, – вежливо кивнула Александра. – Посылка будет отправлена и придёт вовремя. Гарантирую.

– Прекрасно. Тогда прощайте.

Ангел давно ушла, а женщина за столом, в полном одиночестве, ещё долго рассматривала полученную драгоценность. Наконец она медленно и аккуратно прикрепила её к лацкану пиджака. А затем – плавным движением сняла с безымянного пальца левой руки широкое металлическое кольцо с гравировкой в виде готической буквы «А». И положила в карман.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать девятое ноября. Вечер. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Жрицы.

Музыка плыла. Музыка отщёлкивала секунды, складывающиеся в минуты, а затем и часы. Музыка была… восхитительна. Она затягивала, впитывала мысли и тоску. Она давала облегчение и раскидывала сети неведомого под полуприкрытыми веками. А следом за музыкой приходил текст и сюжет. Те самые, простые человеческие слова и перипетии истории, затмевающие на какое-то время весь классический театр и изящные смены актов, к которым привык разум и вкус бессмертной. Оставался только чистый смысл чувственности.

«Мне гораздо приятнее смотреть на звёзды, чем подписывать смертный приговор. Мне гораздо приятнее слышать голоса цветов, шепчущих: „Это Он!“ – когда я прохожу по саду, чем видеть ружья, направленные на тех, кто хочет меня убить. Вот почему я никогда… нет, никогда не буду правителем…»[19]19
  К.ф. «Мытарь» 1997 г. СССР, режиссёр – Олег Фомин, сценарий Ивана Охлобыстина.


[Закрыть]

Глава Первого отдела хлопнула по кнопке пробела, останавливая любимый фильм, идущий на пятый подряд круг. Было тошно. Тошно, больно и страшно от осознания собственной незначительности и бессилия.

«Это твой косяк, Жрица, отвечать за него будешь тоже ты».

«Очередная ошибка отдела аналитики…»

«Коли, ученица».

Ты ничем не можешь ему помочь. Только отложить неизбежное.

«Исходя из вашего личного дела и психопрофиля, вы занимаетесь не своим делом, госпожа Жрица».

«Простите, Жрица, вы в меньшинстве».

«Сейчас не время об этом говорить».

Холодность. Холодность и спокойствие. Спокойствие…

Дымок ароматической палочки спиралью поднимался к потолку. Полупрозрачные колечки ничто не могло побеспокоить. Ни намёк на сквозняк от окна, ни колебание двери, ни дыхание посетителя…

Глава аналитиков открыла нижний ящик стола, где хранились остатки её пагубных привычек, и пустым взглядом уставилась внутрь.

Прозрачная стеклянная бутылка без маркировки с крепчайшей граппой в пятьдесят градусов. Подарок одного из глупых аналитиков-первогодков, который, как и бесчисленные его предшественники, был влюблён в наставницу.

Твои губы кривятся в презрительной усмешке. Что он может знать о тебе?

Широкий, как мужская ладонь у рукояти, кинжал тёмного металла с прихотливой гравировкой. Предыдущий глава Второго отдела. Операция в Польше. Вторая Мировая.

Ты не мог подобрать ничего более подходящего?

Пачка сигарет, случайно оставленная Воином, почти сразу после его назначения на должность главы.

Не смей разбрасываться своей дрянью в моём кабинете, выскочка!

– Я была несправедлива к ним, – губы прошептали фразу сами собой и застыли в онемении от ужаса сказанного.

Только трое всегда были достойны внимания и почитания. Только трое знали, что происходит в душе сперва юной, а потом и взрослой, опытной полукровки. Его Высочество. Палач. Светлов. Для их подарков в её кабинете всегда было иное, совершенно отдельное место.

Пернатая пташка-игрушка, переделанная из деревянного мячика. Ленточка в волосы. Первая заколка-стилет. Первое «вечное» писчее перо. Лоскут от первого платья для «выхода в свет»…

Можешь перечислять до бесконечности. Ты забыла про Агентство, но помнишь про них…

– Заткнись! – собственный крик шёпотом в пустом кабинете прозвучал жутковато.

Попытка собраться и привести себя в чувство. Нужно с кем-то поговорить.

«Есть те, кто знает меня недавно. Есть те, на непредвзятое мнение которых можно положиться… Птаха. С ней можно разговаривать».

Селектор. Привычное и знакомое движение пальцем.

Голос Мэрионн:

– Слушаю вас, Жрица?

– Попросите, пожалуйста, Птаху зайти ко мне.

– Прошу прощения, но Птаха в данный момент в отъезде по личным делам.

«Так обычно вежливо называют визит в бордель. Или к любовнику».

У неё есть любовник??? Надо же. В отличие от некоторых.

«Только не дать голосу сорваться. Есть ещё одна кандидатура. Она тоже может помочь».

– Я поняла вас. В таком случае, свяжитесь с госпожой Анной Шварц.

Минута ожидания. Маленькие капли сожаления сочатся из-под брони невозмутимости:

– Простите, но госпожа Шварц в данный момент недоступна для внешней связи. Оставить сообщение?

Вспышка отчаяния. Вспышка надежды.

– Нет, благодарю вас, – только не допустить боль и разочарование в голосе. – Мэрионн, во сколько сегодня вы освободитесь?

Ты всё ещё надеешься? Зря, милая моя, зря.

– Боюсь, сегодня я готовлю документацию для совещания по делу «Троицы», госпожа Жрица. Я буду занята до завтрашнего утра.

«Документация по закрытому делу. Подготовка. К чему? Нет смысла спрашивать. Не ответят».

Глава отдела аналитики провела дрожащими пальцами по краю столешницы и нервно улыбнулась.

– Благодарю вас, Мэрионн. Я свяжусь с вами по мере необходимости.

«Отключить связь».

Реальность распадается на страницы, заполненные никому не нужным текстом. Буквы в нём теряют звучание и значение.

– Сейчас я могу выйти из кабинета и пройтись по Агентству. Зачем? Кто меня заметит, кроме тех, кто хочет поклониться в пояс и назвать «наставницей»? В чём я их наставляю? В том, чтобы они стали теми, кто совершает ошибки, как и я?

Тусклый, нелепый и страшный голос.

Старая пачка. Высохший табак. Начальница Первого отдела с трудом установила сигарету в подставку для ароматических палочек и подожгла. Жёлто-серый запах тоски и отчаяния наполнил кабинет.

Пытаешься спастись так? Ты ещё выпей из горла и затянись. Может, станет легче?

– Я нужна им! – отчаянный возглас в стенах из камня и тонких заклятий защиты. – Я помогаю им!

В чём? Один амулет для вампирши? Пара скверно составленных аналитических отчётов? Мнение, которое никому не нужно?

Кривая улыбка на губах красивой женщины, пытающейся не сломаться под гнетом происходящего.

– Я бы назвала это участием в общем событии…

Вы проигрываете раз за разом. Из-за тебя и твоих подчинённых. Ещё немного, и придётся отзывать дальних разведчиков с других Граней. Ты ничего не можешь. Ты проигрываешь. Ты не на своём месте.

– Нет, – из последних сил прошептала глава Первого отдела, и поднялась из-за стола. Граппа плеснула в сотканный личной силой стакан, отражая алые отблески глаз неведомых тварей от горящей сигареты. – Нет, я не сломаюсь. Я буду такой и на том месте, где должна быть.

В который раз. А что будет дальше? Если ты опять ошибёшься?

– Я не ошибусь. Но если так… я подам в отставку.

Сколько раз ты уже это себе обещала?

– Хватит!

Звонкий голос не сорвался в вопль, не прозвучал дребезжащей нотой. Дрогнули стёкла в окне, волной отозвались чернила в оковах стекла и металла, чуть поколебались заклятья непреложной защиты.

– Хватит ныть, Папесса. Ты справишься.

Внутренний голос застыл ледяным кристаллом, скованный уверенностью и силой духа.

Жрица чеканя шаг прошла к двери в свою кладовую, недрогнувшей рукой открыла её и одним исполненным силы жестом выдвинула на середину своего кабинета покрытую пылью арфу. Помедлила и коснулась пальцами струн.

Музыка. Музыка, впитывающая мысли и тоску…

Пронзительная, выбранная лишь для одного существа в Агентстве мелодия вызова селектора отвлекла главу отдела от успокаивающего занятия. Женщина улыбнулась, танцующим шагом подошла к столу и нажала клавишу.

– Слушаю вас, Александр Евгениевич.

– Добрый вечер, Жрица, – раздался негромкий голос Светлова. И каким-то чудом кабинет вновь перестал казаться таким маленьким и пустым. – Завтра собрание по поводу «Триады». В восемь вечера. Извольте подготовить полный аналитический отчёт по вышеупомянутому вопросу.

– Не извольте беспокоиться, – изящные слова будто сами скользнули на язык. Не хватало только добавить «милостивый государь». – Что-нибудь ещё?

– Да. Будет присутствовать представитель «Доков своего дела». Будьте любезны, предоставьте лучшего из эмпатов-аналитиков. Вашему мнению я доверяю. Полагаю, нас могут попытаться обмануть.

– Разумеется, Александр Евгениевич. – Главное – не дать понять, что всё вышесказанное вызывает едва ли не животную радость. – Господин Ильяс подойдёт, пожалуй, лучше всего. Учитывая, что сейчас он свободен от текущей операции.

– Мы обсудим это лично через три часа.

– Александр Евгениевич, мой рабочий день…

– С этого момента не нормирован. Вы нужны нам, Жрица. Агентство переходит в режим кризиса. Дополнительные материалы будут у вас через пятнадцать минут.

Щелчок кнопки селектора прозвучал бравурным аккордом. Глава отдела позволила себе упасть в кресло и задрать ноги.

Ты уверена, что это надолго? Если ты опять…

– А пошёл ты, внутренний голос, знаешь куда?!

Рутина дел пошла трещиной новых проблем. И Жрицу это полностью устраивало.