Текст книги "Царь-кукла (СИ)"

Автор книги: Константин Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Капралов открыл глаза и понял, что звонит телефон.

– Наверно, думали, я не позвоню? – услышал он Толстокожина. – Ну что, готовы к кульминации? Ровно в семь за вами придет машина! Ждите!

Он поморгал, чтобы убедиться, что это не продолжение сна, встал и пошел к окну.

За день весеннее солнце натопило из снега и льда ручеек воды, и тот, не подозревая, что гравитация ведет его прямиком в сточный колодец, весело бежал вдоль бордюра детской площадки. Перед ручейком, спиной к Капралову, на корточках сидел мальчик лет шести. Капралову не было видно, чем тот занят, и казалось, что он просто разглядывает воду. Но вдруг рядом с мальчиком показался сложенный из листа писчей бумаги кораблик – потоком его протащило несколько метров, и он уткнулся в прутья стока. Мальчик сел на бордюрный камень и стал тереть глаза.

– Давай построим плотину! – сказала бабушка, наблюдавшая за ним с площадки.

– А что это?

Кораблик тем временем начал по частям просачиваться в канализацию.

– Я покажу.

Бабушка соорудила запруду: перегородила всяким мусором ручей и сделала из снега берега. Вода быстро нашла старое русло, но теперь ей приходилось наполнять и импровизированный пруд.

Скоро новый кораблик покачивался на почти спокойной воде.

– Что же я делаю! – вслух сказал Капралов. – Господи, ведь на самом деле я ничего не делаю!

Он понял, что осталось еще одно дело, оделся и побежал голосовать.

8

Окрыленный своим неожиданным и смелым поступком он прибыл в Большой Кремлевский дворец.

В Георгиевском зале свет разлапистых золоченых люстр отражался от художественного паркета, заливал щедро украшенные лепниной белоснежные колонны и сводчатые потолки. Под вмурованными в стены мраморными досками с именами тысяч георгиевских кавалеров по случаю Входа Господнего в Иерусалим стояли вазы с ветками вербы. Тихо играла классическая музыка. В масштабах зала людей было не много, человек сто в темных костюмах, прячущихся в стенных и оконных нишах; некоторых Капралов узнал – в основном они подвизались на ниве культуры.

Он озирался, соображая, не пропустил ли случайно чего и как теперь быть, и наконец увидел показавшегося из аванзала распорядителя, в котором угадал Толстокожина. По торжественному случаю начальник отдела эвристического прогнозирования надел свой самый приталенный костюм и самый голубой галстук.

– Уважаемые доверенные лица! – громко объявил он и вполголоса добавил: – И вы, Лука Романович. – Лица обратились к Капралову. – Все готово к церемонии. Прошу следовать за мной.

Он распахнул двери в торце зала.

– Поднимайтесь сразу на галерею.

Почти круглый небольшой Владимирский зал был заполнен до отказа. На правом фланге лицом к невысокому помосту бесформенным каре толпились аналитики и консультанты в клетчатых пиджаках и ярких рубашках. Многие по особому случаю надели галстуки в затейливых огурцах. Немногочисленные женщины, наоборот, облачились в немаркие пиджачные пары. Левую сторону занимала фаланга начальников отделов и штатных сотрудников, первые впереди, вторые дышат им в затылки. Посередине в сшитых на заказ костюмах свиньей построилось начальство: от руководителя администрации на острие клина до глав управлений и советников в последней шеренге. Крупный мужчина, художественный руководитель Большого театра, поднял руку, художественно повел ею над головой, и откуда-то грянул Коронационный марш Чайковского.

Когда музыка стихла, бесшумно распахнулись сверкающие золотом двери в Святые сени, на пороге появился знакомый всем человек и зашагал в зал, опустив взгляд.

Музыку включили снова. Идущий приободрился, на его лице проступила улыбка.

– Даже сегодня опоздал! – с восхищением заметил человек слева от Капралова.

– Была бы трансляция, то бы не опоздал, – послышалось сзади. – Плут Кратович презирает каждого по отдельности, зато любит народ.

– Поэтому и мы его любим, – сказал кто-то еще.

– Да, да, да, – зашелестели доверенные лица.

Человек внизу тем временем взошел на помост рядом с трибуной, на которой, только теперь заметил Капралов, в шеренгу стояли все семь частей царской матрешки. Он отечески улыбнулся залу, обвел ласковым взглядом галерею, коротко кивнул нескольким особо приближенным и медленно собрал матрешку.

– Надеюсь уважать и охранять права и свободы человека и гражданина, соблюдать и защищать Конституцию, защищать суверенитет и независимость, безопасность и целостность государства, верно служить народу!

Зрители зааплодировали.

Он вернул матрешку на трибуну и замер. В наступившей тишине кто-то прочистил горло; будто пауза между мизансценами, когда рабочие уносят ненужные стулья, зрители меняют позу, а главные герои цепенеют, притворяясь невидимыми.

Плут Кратович был завзятым театралом, он даже собирал театральные программки. Ему нравилось раствориться в темноте зала и смотреть на актеров: как самые талантливые умеют вытеснить без остатка свою личность и поместить на ее место иную, подчас более интересную. Но все же их игра была вторичной, как не была главной и пьеса: угадать замысел скрытого за кулисою режиссера казалось куда более интересным. Когда-то он даже представлял себя глядящим оттуда на профили и спины актеров, шевелящим вместе с ними губами.

Однако в последние годы он все чаще ощущал себя не Карабасом-Барабасом, а кем-то из его кукольной труппы, чем-то совсем противоположным, например, Пу И, последним императором Китая, игравшим свою написанную другими роль: он все чаще находил себя шевелящим губами не за кулисою, а на сцене, окруженным лишь невидимыми суфлерами. И хуже всего было то, что он не вполне понимал смысл слов, которые повторял.

Впрочем, хуже было не для него. Ему было все равно. Плут Кратович получил от жизни так много (вернее сказать – он получил от нее всё), что в конце концов делегировал другим даже свое желание хотеть. Единственное, что ему теперь оставалось, это ждать, когда они захотят для него покоя.

Выждав, Плут Кратович снова взял матрешку и повернулся к зрителям.

– Спасибо! – воскликнул он.

– Что происходит? – прошептал Капралов. – С кем он разговаривает?

– Он передал себе матрешку, – пояснил сосед. – Он един в двух лицах.

– А почему он сказал «надеюсь», а не «клянусь»?

– Это он нынешний говорил себе будущему. Клясться он будет на инаугурации.

– А-а-а… – ничего не понял Капралов.

Плут Кратович рассеянно поставил матрешку на место и ушел, а остальных позвали в Георгиевский зал на фуршет.

– Добрый вечер, Лука Романович, – тихо обратился к Капралову интеллигентного вида мужчина с неприятной улыбкой, когда кто-то начал очередной торжествующий тост. – Хочу вас поблагодарить.

– За что? – удивился Капралов.

– За помощь, мы ее ценим. Без вас это событие вряд ли бы состоялось.

– Но я…

– Да-да, знаю! Но все же позвольте мне судить самому. Янис Иванович Куницын, – представился он, но руку не подал.

Капралов осторожно кивнул.

– У истории есть логика, Лука Романович, и не в нашей власти ее изменить. Однако в нашей власти объяснить ее остальным.

– Объяснить?..

– Конечно. Этим мы здесь скромно занимаемся. Вы не согласны?

Капралов пробурчал что-то неопределенное. Его согласие или несогласие не меняло порядка вещей, хорошо известного им обоим.

– Поток истории увлек вас, Лука Романович, он нашел вам применение, о котором вы и не мечтали.

– Не очень приятно, когда тебя используют.

– Кому как. – Куницын обвел бокалом закусывающих, половина которых пыталась украдкой поймать его взгляд. – Любой был бы счастлив оказаться на вашем месте.

Он отыскал глазами Толстокожина и сделал едва заметное движение головой. Повинуясь этому почти телепатическому сигналу, Вениамин Эдуардович поспешно приблизился.

– Поеду в штаб, – сказал Янис Иванович, – поступают первые результаты. А вы покажите нашему Луке Романовичу матрешку. – Он повернулся к Капралову. – Вы ведь этого хотели?

– На самом деле я… – начал тот, но Куницын уже шел прочь.

Они вышли на улицу. Всем своим видом она опровергала легенды о бескрайних московских пробках – в этом сердце города не было ни машин, ни людей. Кремлевский дворец и золотые купола соборов сияли в свете прожекторов. Глядя на них снизу вверх, Капралов почувствовал себя внутри коробки шоколадных конфет.

– Заместитель отнес ее обратно, но здесь всё рядом. – Толстокожин указал на желтое здание по другую сторону Ивановской площади и направился к его входу.

На втором этаже они остановились перед дверью с табличкой «Консультанты».

– Вся эта сторона коридора – мой отдел! А тут у нас комната для внештатников.

Толстокожин вошел внутрь и зажег свет.

– Кто нам только ни помогает – и психологи, и физики, и даже, вы не поверите, экстрасенсы! И все они приходят сюда. Тут наш инкубатор идей, святая святых, если хотите.

Он не стал задерживаться у заполняющих комнату странных предметов – медного перегонного куба; банок с заспиртованными кусками плоти; радиоприемника VEF; утыканного иголками Кена; кислородной подушки с облупившимся баллоном; чучела лабораторной мыши; метровой длины пульта для телевизора; искусственного коленного сустава; розовой ростовой куклы слона; обмотанной портняжным метром кружки Эйсмарха; карты звездного неба с мишенью для дартс в Рыбах; барабана «Спортлото» с надписью «6 из 45», – вместо этого Толстокожин устремился к витрине в дальнем углу.

На полке с метрономом, мемуарами Киссинджера, буклетом о Фиджи, коробкой каминных спичек и миниатюрной Эйфелевой башней на усыпанной бриллиантами золотой подставке стояла царская матрешка.

Толстокожин отодвинул стекло.

– Берите, не стесняйтесь, теперь можно!

– Значит, и подставка сохранилась… – пробормотал Капралов.

– Разумеется! Собственно, с нее все и началось. Это она навела нас на мысль заняться матрешкой.

Капралов протянул руку.

– Аккуратно, она на штырь надета.

Он снял матрешку с подставки и стал разбирать: Николай с полковничьими погонами, Александра Федоровна с печальными глазами, четыре одинаковые дочери и последним Раисин пупсик. Он выстроил их по росту и спросил:

– Так что же царь в нее вложил?

Толстокожин колебался. Было видно, как его распирает сказать, но выпитое шампанское улетучивалось, и проснувшаяся осторожность боролась с кичливостью. В конце концов осторожность победила.

– Теперь это не имеет значения. Дело сделано. Да у вас и допуска нет. Государственная тайна. Простите, не имею права.

Ну вот и всё, с грустью подумал Капралов и стал складывать матрешку.

9

За неделю многое изменилось: в понедельник началась настоящая весна, и люди стаскивали с себя пальто прямо на улице; во вторник между Профессором и Толяном, к изумлению Капралова, обнаружилось нечто, похожее на дружбу; в пятницу подал в отставку Куницын и многие другие (наверняка среди них был и Толстокожин – даже он вряд ли сомневался в будущем отдела фантазий при новом президенте). Тогда же Тодасевич зачем-то прислал поздравительную телеграмму.

Капралов, казалось, позабыл и о матрешке, и о данном Денису обещании во всем разобраться, и о своей недописанной книге и даже старался не замечать охватившей всех эйфории. Он ходил на работу и беседовал с пациентами. Ночь на понедельник он, правда, не спал и под утро, когда все стало понятно, написал смс – «Поздравляю. Вы молодцы». Но не отправил.

Он встретил множество людей, побывал на другом конце света, но так и не раскрыл тайну матрешки. Ему хотелось забыть про год, прошедший между знакомством с Денисом и победой его отца на выборах президента. Однако ему напомнили.

В субботу он вернулся с прогулки, пообедал и собирался вздремнуть, но не дошел до дивана: за стеклом шкафа в гостиной, где еще недавно стояла матрешка, белела прислоненная к стенке визитная карточка. Капралов потряс головой, несколько раз глубоко вдохнул и под тисненным золотым орлом прочитал – Шестаков Леонид Сергеевич. Он смотрел на карточку, силясь что-нибудь понять, но лишь разозлился.

Уже стемнело, когда он подошел к Думе. На парковке перед главным входом, обычно переполненной, стояли лишь пара десятков машин. Он показал удостоверение и не раздеваясь направился к лифту.

На шестом этаже появилась рамка металлоискателя, и возле нее дежурил молодой блондин в ладно сидящем костюме. На удостоверение он даже не взглянул.

– Вам назначено? – спросил он.

– Нет, но я помощник.

– У нас свои правила. Вас должны встретить.

– Если должны, пусть встретят! – Капралов раскрыл красную книжицу и нетерпеливо сунул ее блондину. – Видите? Здесь написано – помощник Шестакова Леонида Сергеевича по работе в Государственной Думе! Мы с вами где сейчас?

Молодой человек наморщил лоб.

– Первый, это третий, – сказал он наконец себе под нос. – Здесь Капралов Лука Романович… Вас понял. – Он перевел взгляд на Капралова. – Ждите.

Минут через пять, в течение которых охранник напоминал выключенного андроида, дверь приемной отворилась и из нее вышел еще один мужчина в ладном костюме, только постарше. Следом за ним показался Леонид Сергеевич в свитере и джинсах.

– Лука Романович! – воскликнул он.

Капралов хотел было пройти через рамку, но молодой жестом его остановил.

– Пожалуйста, все металлические предметы. И телефон.

– Да полноте! – попытался урезонить его Шестаков. – Пропустите.

– Извините, Леонид Сергеевич, – сказал старший. – У нас инструкция.

Капралов выгреб из карманов мелочь и достал ключи. Его телефон выключили и заперли в шкаф рядом с рамкой.

По всему огромному кабинету стояли картонные коробки. Возле стола для переговоров две секретарши разбирали выложенное на него содержимое шкафов.

– Собираю вещи, – объяснил Шестаков. – Потом не будет времени. По-хорошему, надо бы все выкинуть. Уже осточертело копаться. Рад, что вы зашли.

– Поздравляю, – сказал Капралов.

– Спасибо!

Он кивнул вопросительно глядящим секретаршам, и те вышли из кабинета.

– Правда спасибо. Вы мне очень помогли.

– Чем же? – удивился Капралов.

– Прочистили мозги.

– А-а, если вы так считаете… Да не за что.

Шестаков указал на кресла.

– Полагаю, вы не поздравлять пришли, – сказал он, когда они сели.

Капралов достал из кармана визитную карточку и протянул ее Леониду Сергеевичу.

– Это ведь моя, – удивился тот. – Зачем вы…

– Нашел у себя вместо матрешки.

– Какой матрешки?

– Вашей. Той, что вы мне дали.

– Ничего не понимаю! Она же у Толстокожина!

– О, вам тоже знакомо это имя…

На лице Леонида Сергеевича не пошевелился ни один мускул.

– Ладно… – Капралов хотел добавить слово «проехали», но не решился. –  Толстокожин украл копию, ее мне сделали дети в мастерской при Музее матрешки, а оригинал все время был у меня дома.

Шестаков засмеялся.

– Какой хитрый! Вы простите за Толстокожина. Все это было тогда очень некстати. Я ваш должник, не обижайтесь.

– Я не обижаюсь. Но теперь матрешка пропала, а на ее месте ваша визитка. Может быть, вы хотите что-то сказать?..

Леонид Сергеевич обескураженно развел руками.

– Ради бога, Лука Романович! Не думаете же вы, что это я ее взял! Зачем она мне? И, тем более, зачем оставлять свою визитку? Вы как это себе представляете? Избранный президент первым делом вломился в чужую в квартиру, спер матрешку и оставил автограф?

– Согласен… – чувствуя себя круглым дураком, выдавил Капралов. – Пожалуй, вы правы.

Он встал.

– Извините, что оторвал от государственных дел.

– Сядьте, пожалуйста.

Краснея от неловкости, Капралов вернулся в кресло.

– Государственные дела подождут… Что у вас взяли?

– У меня?

– Да, у вас. Ведь с матрешкой забирают что-то ценное, если я правильно помню?

Капралов выпучил глаза.

– Господи, я даже не подумал! Сразу к вам побежал. Вроде ничего… Все выглядело как обычно…

– Вы уверены?

– Я специально не проверял, но думаю, да, ничего.

– Подумайте как следует, Лука Романович. У всех что-то забрали. Что для вас самое дорогое? Кошка? Альбом с фотографиями?

– Да нет… Нет ничего такого, чем бы я настолько… – Вдруг его лицо изменилось, рот приоткрылся, а щеки обвисли. – Господи! Раиса! Вот что дорого мне больше всего!

Он вскочил и стал ходить по кабинету.

– Кто это?

– Моя пациентка!

– Звоните ей!

Капралов полез в карман, но в нем было пусто.

– У меня отобрали телефон! Я не помню номер!

– Черт, черт, черт! – выругался Шестаков. – Что же делать…

– Заберем у них телефон?

Леонид Сергеевич судорожно тер лоб.

– Не уверен… Потом мы от них не отвяжемся… Вот что мы сделаем!

Он побежал в комнату отдыха. Капралов пустился за ним.

– Помогите! – приказал Шестаков и ухватился за угол платяного шкафа.

Капралов взялся за другой угол, и они отодвинули шкаф от стены.

– Видите?!

За шкафом оказалась старая хлипкая дверь.

– Ход на пожарную лестницу. Я давно о нем думал, все случая не было.

– И что мы будем делать?

– На парковке стоит моя личная машина. Я отвезу вас к вашей Раисе, и мы убедимся, что с ней все в порядке.

Он попробовал рукою дверь.

– Надеюсь, аккумулятор еще жив… Вы хотя бы помните, где она живет?

– Да! – воскликнул Капралов и саданул плечом по двери.

– Тише! – Леонид Сергеевич закрыл дверь в кабинет.

Капралов снова ударил по двери, и она распахнулась.

Они спустились на первый этаж, отперли засов и оказались в каком-то подсобном помещении. Пройдя сквозь него, они вышли в пустынный вестибюль.

– Расправьте плечи и сделайте озабоченное лицо, – сказал Шестаков. – Будете изображать телохранителя.

– У меня документы помощника…

– Забудьте про документы. Пойдем через общий вход, они не видели, как я пришел.

Едва завидев Шестакова, постовой у главного входа вытянулся и взял под козырек; документы и правда не понадобились.

На улице Леонид Сергеевич поднял воротник пальто и пошел через парковку.

– Не бегите, – сказал он, – не нужно привлекать внимание.

Они сели во внедорожник Вольво и выехали на Охотный Ряд, но уже через пару минут встали на Маросейке в пробку. В церкви Космы и Дамиана начали звонить колокола.

– Скоро крестный ход, – заметил Шестаков. – Надо быстрее выбираться.

– А вам ничего не будет? – осторожно спросил Капралов.

– Да, запрут дома на выходные! – развеселился Шестаков.

– А правда?

Леонид Сергеевич закатил глаза.

– М-д-а-а… Все-таки нужно при случае провести для вас политинформацию… Увидите, скоро у нас будет нормальный парламент, но пока его нет, президент может делать, что ему в голову взбредет. Со всей страной. А у нас с вами частное дело, верно? Я стараюсь ограничивать свои прихоти частными делами.

– Но Пасха же. Вас наверняка где-то ждут.

Шестаков с досадой дернул щекой.

– Я же сказал, что ваш должник.

Ариадна Ильинична открыла после третьего звонка. Она стояла на пороге в халате, с распущенными волосами и хлопала глазами.

– Ой, – сказала она, рассмотрев Шестакова, – кажется, это я за вас голосовала.

– Благодарю. – Он посмотрел на Капралова.

– Ариадна Ильинична, простите, что без предупреждения, а Раиса дома?

– Нет, – растерянно ответила бабушка, – она уехала, вы разве не знаете?

– О боже… Чего не знаю? Куда уехала?

– Она же к вам поехала… Нет? Лука Романович…

Она медленно прижала ладонь к груди. Капралов взял ее под руки и усадил на галошницу.

– Пожалуйста, Ариадна Ильинична, дорогая, не волнуйтесь и расскажите все по порядку!

– Да-да, сейчас… Значит, сегодня после обеда… так, сейчас соображу… Да! Было часа три, когда она пришла.

– Кто пришел? Раиса?

– Нет, Рая была дома. Эта женщина пришла, врач. Рая ей очень обрадовалась. Я так поняла, что они хорошо знакомы. Она сказала, что вы просили Раю приехать в больницу. И Рая уехала с ней. Вот и все…

– А женщину звали?.. – тихо уточнил Капралов.

– Так, дайте вспомнить… Елена! Ее звали Елена. Отчество я так сразу и не…

– Константиновна?

– Да, верно! Ее звали Елена Константиновна! Она сказала, что проезжала мимо и что вы попросили ее заодно подвезти Раю. А вы не просили?..

Капралов отвел глаза.

– Звоните ей! – нетерпеливо потребовал Леонид Сергеевич. Впервые за вечер в его голосе послышалась тревога, и только сейчас Капралов заметил, как побелело его лицо.

– У меня нет телефона! – с отчаянием напомнил он.

– Я позвоню, – ледяным голосом сказал Леонид Сергеевич. – Денис сейчас в больнице. Она говорила, что какое-то профилактическое обследование. Черт! К нему должны были кого-то приставить, но я сказал, пусть сперва выпишется. Идиот!

Дрожащей рукой он достал телефон, вызвал номер и с минуту ждал.

– Не отвечает. Надо ехать.

– Может, позовем подмогу?

– Лука Романович! Вы что, не видите?! Вам специально подбросили мою визитку! Там мой сын, я не могу рисковать.

– Сдается мне, что ФСО на это посмотрела бы по-другому…

– Именно поэтому мы поедем без них!

Он не прощаясь вышел на лестницу.

– Не волнуйтесь, Ариадна Ильинична! – как можно более убедительно попросил Капралов. – Это просто недоразумение. Скоро я привезу ее домой.

Он чмокнул бабушку в щеку и поспешил за Шестаковым.

– Денис тоже не отвечает, – сквозь зубы процедил Леонид Сергеевич, когда Капралов забрался в машину, и отшвырнул телефон.

– Не знаю, кто он такой, но шофером у него Шестаков… – только и нашел что сказать растерянный охранник своему напарнику и торопливо поднял шлагбаум.

Они подъехали к трехэтажному горчичному корпусу психиатрического отделения, казавшемуся в этот час особенно зловещим.

– Интересно, они на что-то еще надеются или это ее частная инициатива… —задумчиво произнес Леонид Сергеевич, остановив машину.

– Ну какая инициатива, я ее двадцать лет знаю, что вы говорите! – чуть не закричал Капралов. – Наверняка ее как-то заставили! Вспомните, на что они шли ради матрешки! Да и какая связь – Елена и Толстокожин. Подумайте сами! Смешно! Зачем ей это нужно!

– Прямая связь, Лука Романович, не будьте наивным. Она руководит отделением в Кремлевской больнице. Разумеется, они обращаются к ней за услугами, к кому же еще… У Толстокожина половина героев самых безумных телешоу в консультантах ходит, что говорить о главном кремлевском психиатре.

– Но зачем им матрешка?! Уже поздно, поезд ушел, они проиграли!

– Пойдемте узнаем.

Вход оказался заперт, и они позвонили.

– Да? – спросил приоткрывший дверь санитар.

– Здравствуйте, мы к Елене Константиновне. Она на месте?

– Вы договаривались?

Капралов достал документы.

– Вот, посмотрите, я тоже врач, у меня срочное дело.

Санитар изучил документы и вернул их Капралову.

– Не имею права! Явились на ночь глядя, срочное дело! У нас режим. Звоните в понедельник.

Шестаков опустил воротник и выглянул из-за двери. Санитар перевел на него взгляд, несколько раз моргнул и стал хватать ртом воздух.

– Я это, я! – успокоил его Леонид Сергеевич. – С вами все в порядке! У вас мой сын лежит, посмотрите, Денис Леонидович Шестаков. Хочу проведать. В другое время не получается, государственные дела не отпускают.

– Д-да, д-да, я знаю, – чуть не подавился санитар. – В двенадцатой палате.

– Вот и проводите.

Он настежь распахнул перед ними дверь.

– Только, пожалуйста, не шумите, у нас уже отбой.

Он запер изнутри и позвал:

– Николай, пройдемте с нами, проводим гостей.

Из застекленной будки появился еще один санитар.

– Николай? Пройдемте? – заспанным голосом переспросил он. – Ты чего, охере…

В этот момент он заметил Шестакова и задергался всем телом.

– Да, разумеется, Станислав, давайте проводим наших гостей! Им, наверно, в двенадцатую палату?

Они поднялись на второй этаж и пошли по ярко освещенному коридору.

– Он наверняка уже спит, – сказал возле номера двенадцать санитар Николай и помахал рукой дежурной медсестре. Та кивнула и вернулась на пост.

Шестаков взялся за ручку и открыл дверь.

В двухместной палате горел свет. Справа от входа на тумбочке стояла царская матрешка. На ближней к зарешеченному окну койке лежал завязанный в смирительную рубашку Денис, для надежности его еще примотали жгутами. На другой койке лежала Раиса. Поверх смирительной рубашки и жгутов на нее заботливо, до пояса, набросили одеяло. На головах обоих были странные металлические шлемы, из которых тянулись провода к похожему на трансформатор прибору, стоящему на столе между койками. Елена Константиновна сидела подле прибора и сжимала тумблер.

– Явились! А то я начала сомневаться в ваших умственных способностях, – изрекла она вместо приветствия. – Но главное, что вы здесь.

Все застыли около двери и молча сверлили ее глазами.

– Полагаю, вы верно оценили ситуацию. Не надо дергаться. Напряжение тысяча вольт.

 Леонид Сергеевич судорожно сглотнул.

– Лука Романович! Я знала, что вы придете! – воскликнула Раиса.

– Ну конечно, конечно, Раенька, ты всегда можешь быть во мне уверена! – отозвался Капралов осипшим голосом.

– Да нет, – скосила глаза Раиса, – это она нам сказала.

– Чего вы хотите? – выдавил Шестаков.

– Мелочь, пустяк, не переживайте! Можно сказать, что и ничего!

– Внимательно слушаю.

– Видите матрешку? Вы сейчас ее возьмете и подарите мне. Дорого яичко ко Христову дню, как говорится. От вас не убудет, а мне приятно.

– И вы отпустите заложников?

– Фу! Заложников! – передразнила она. – Тут все старые знакомые, Леонид Сергеевич, не нужно мелодрамы. Конечно, я их отпущу. На что они мне сдались.

Леонид Сергеевич потянулся за матрешкой.

– Я согласен!

– Подождите! – вскрикнул Капралов. – Вы забыли!

– О чем?

– Она должна отнять самое дорогое у меня, а теперь и у вас! Иначе весь этот ритуал не сработает! Вы ведь очень любите сына?.. Она их все равно убьет!

Шестаков резко отдернул руку.

– Подумайте как следует, – холодно предложила Елена Константиновна. – Так я их точно убью, мне терять нечего. А так у вас все-таки остается надежда.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Капралов.

Елена Константиновна закатила глаза.

– Хочешь поговорить? – с сарказмом произнесла она.

– Но ты же понимаешь, что последствия в любом случае будут очень серьезные?

– Ну, давай поговорим… Только для начала прекрати задавать риторические вопросы…

– То есть у тебя есть план, как выпутаться?

– Зачем он мне? Мне все равно, что со мной будет. Все это не ради меня.

– Тем более. Они проиграли, ты уже ничего не изменишь.

Елена Константиновна разочарованно покачала головой.

– Ты меня, кажется, с кем-то путаешь. Да я рада, что они проиграли!

– А ради кого тогда это все?

– Ради его сына. – Она ткнула указательным пальцем в Шестакова.

– Ради сына? Какая ему от этого польза? Он твой пациент, а ты грозишься его убить!

Елена Константиновна начала утробно смеяться.

– Ну, Капралов, ты даешь! Ха-ха-ха! У тебя проблемы не только с интуицией, но и со здравым смыслом! Разумеется, этому сыну от матрешки никакой пользы! Он лежит и ждет, когда я зажарю его мозги. Я что, по-твоему, идиотка?

Капралов с изумлением уставился на Шестакова. Тот возмущенно затряс головой.

– У меня только один сын!

– Это пока, – ласково прошептала Елена Константиновна. – Но скоро будет и второй.

Мужчины оцепенели. Одна лишь Раиса слегка повернулась, чтобы ничего не пропустить.

– В прошлом году вы сдавали на экстракорпоральное оплодотворение, но у вас ничего получилось, помните? Так вот, это не совсем так. Вернее, совсем не так. Очень даже получилось.

Она нежно погладила свой живот, и стало заметно, что он и правда выпирает из-под халата.

– Он будет вашим наследником!

Капралов увидел, что у Шестакова подкашиваются ноги, и подхватил его под руку.

– Спокойно! – сказал он. – Может, она еще блефует.

– Не блефует, – слабым голосом возразил Леонид Сергеевич и обхватил руками голову. – Сильная женщина.

– Интересно, а кем вы мне теперь считаетесь? – поинтересовался Денис.

– Тебе – никем! – отрезала Елена Константиновна и вперила взгляд в Шестакова. – В этой матрешке будущее моего мальчика! Так что давайте, хватит тянуть резину.

И в этот момент Капралов начал прозревать.

– Денис, ведь это ты подарил отцу матрешку на день рождения?

Денис молчал.

– Где ты ее взял?

Денис закрыл глаза.

– Дошло наконец… – презрительно молвила Елена Константиновна. – Разумеется, он спер ее у меня! Она моя по праву!

– Пап, я только хотел привлечь твое внимание… – едва слышно прошептал Денис.

Шестаков как сумел изобразил лицом, что совсем не сердится.

– Твоя по праву… – повторил Капралов. – Лена, а твою бабушку не Марией звали?

– Марией, Марией.

Он повернулся к Раисе.

– Рая, познакомься, это твоя троюродная сестра.

– Раиса… – машинально сказала Раиса.

Елена Константиновна машинально кивнула.

– Но как ты достала матрешку? – продолжал Капралов.

– Как-как! Пришла к этим имбецилам и взяла! Они в тот момент смотрели в хрустальный шар, пытались разглядеть свое будущее.

– И что еще забрала?

– Ничего. У них уже ничего не осталось.

Она закинула ногу на ногу.

– Их-то ты сумел провести, а я и с закрытыми глазами ее узнаю. Я сразу раскусила твой фокус и пошла к тебе за настоящей. Получилось даже лучше, ты сам привел Шестакова. И визитка его пригодилась.

– Но как ты открыла дверь?!

– Тоже мне проблема… Вам сейчас не об этом надо волноваться. – Она снова посмотрела на Шестакова. – Вы подарите мне матрешку или нет?!

Капралов пытался что-то придумать. Так быстро шевелить мозгами ему давно не приходилось. Наконец у него появилась идея.

– Лена, ты ведь замужем, а рожать собираешься от другого. Как к этому отнесется твой муж? Думаешь, одобрит? Или надеешься, что не узнает?

Елена Константиновна фыркнула.

– Не нужно судить людей по себе. Нам чужды подобные предрассудки. Он все прекрасно знает и полностью меня поддерживает.

– Ты так в этом уверена?

– Конечно, я уверена! Он единственный, в ком я могу быть уверена! Можешь сам его спросить.

– Боюсь, ты нас так и не познакомила.

– Ох, да, это невежливо с моей стороны.

Она повернулась к углу, где стояла стойка для капельницы.

– Мишаня, познакомься, это Лука Капралов. Я тебе про него рассказывала, мы вместе учились. – Она снова смотрела на Капралова. – А это мой муж, Михаил Голосок-Заболоцкий. Недавно ему присвоили полковника.

Шестаков переводил недоуменный взгляд из угла на Елену Константиновну и обратно. Капралов прикрыл рукою рот. Санитары напрягли мышцы и подались вперед.

– Что с тобой? – с подозрением спросила Елена Константиновна.

На лице Капралова появилось страдальческое выражение.

– Лена, не знаю, поверишь ли ты, но все же надеюсь, потому что тебе самой много раз приходилось подобное говорить другим… В общем, никакого Михаила здесь нет. Прости…

Елена Константиновна прищурилась, изучая капраловское лицо, и рассмеялась.

– Умно придумал! Молодец! Но со мной этот номер не пройдет.

Было слышно, как внизу подъехали машины и началась беготня. Потом позвонили в дверь.

Леонид Сергеевич выглянул в окно.

– Похоже, это за мной.

– Наверно, нужно открыть? – спросил санитар Станислав.

– Стойте, где стоите! – приказала Елена Константиновна и снова повернулась к капельнице. – Мишутка, объясни им, что ты настоящий! Они мне не верят.

Несколько минут в палате стояла тишина, лишь слышно было, как настойчиво звонят в дверь внизу. Лицо Елены Константиновны, поначалу сиявшее торжеством, постепенно меняло свое выражение.