Текст книги "Оружие особого рода"

Автор книги: Константин Крайнюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 45 страниц)

Пожалуй, не было ни одного польского города и села в полосе боевых действий наших войск, где бы мы не проводили политической работы с местным населением. Этим благородным делом занимались и объединения, прибывшие из резерва Ставки. Так, например, член Военного совета 59-й армии генерал П. С. Лебедев в канун 1945 года докладывал, что их политработники проводят с местными жителями беседы о целях и задачах Красной Армии-освободительницы, о советско-польских отношениях, о подвигах воинов страны социализма и героическом труде рабочего класса и колхозного крестьянства.

В городах и селах выступали красноармейские ансамбли песни и пляски, через радиовещательные установки передавались мелодии граммофонных записей, распространялись плакаты и листовки на польском языке. Большой интерес у поляков вызвали советские кинофильмы.

Занимаясь массово-политической работой на освобожденной территории Польши, мы готовились к пропагандистской деятельности среди мирного населения Германии. При этом учитывали, что вести ее будет намного труднее.

Изучение захваченных нашими войсками писем из Германии давало некоторое представление о настроениях немцев, об атмосфере во вражеском тылу. Наиболее убедительные и впечатляющие факты, примеры и высказывания использовались нами в пропаганде для войск противника.

Борьба с фашизмом шла не только на полях сражений, но и на незримом идеологическом фронте. В третьем рейхе, как мы знаем, существовало специальное министерство пропаганды, обер-шефом которого был небезызвестный Геббельс, а в вермахте постоянно действовал широко разветвленный нацистско-пропагандистский институт, занимавшийся идеологическим оболваниванием солдат, насаждавший в армии разнузданный шовинизм и антикоммунизм.

Офицеры по так называемому национал-социалистскому воспитанию убеждали своих вояк в том, что русские непременно перессорятся и передерутся с англоамериканскими союзниками, что исход войны может решить новое секретное оружие, которое якобы скоро поступит в немецкие армии.

Нам стало известно, что в октябре 1944 года в Германии начал создаваться фольксштурм и развернулась тотальная мобилизация. На основании правительственного указа в ополчение призывались немцы старших возрастов, до 60 лет включительно. Под ружье ставили и «добровольцев» из «гитлерюгенда», которым едва исполнилось 16 лет. Фашисты учредили женский вспомогательный корпус. За счет подобных крайних мер гитлеровское командование стремилось восполнить огромнейшие потери в своих вооруженных силах.

По мере приближения советских войск к границам Германии нацистская пропаганда, понаторевшая в идеологических ухищрениях и демагогии, усиленно внушала своим воякам и мирному населению страны вздорную мысль о том, что Красная Армия якобы намерена истребить всех немцев.

Наши политорганы в листовках на немецком языке, в радиопередачах на войска противника и с помощью других средств разоблачали ложь и клевету гитлеровцев, напоминая солдатам вермахта о приближающемся неизбежном поражении фашистской Германии и призывая их к массовой сдаче в плен.

В связи с переносом боевых действий за рубеж нашей Родины масштабы пропаганды на войска противника и массово-политической работы среди населения освобожденных стран значительно возросли. Об этом обстоятельно говорил с руководящими политработниками прибывший в конце 1944 года на 1-й Украинский фронт заместитель начальника ГлавПУРа генерал-лейтенант И. В. Шикин. Это был испытанный в боях политработник, в прошлом комиссар ледовой Дороги жизни, по которой в осажденный Ленинград доставлялись боеприпасы, продовольствие, горючее, медикаменты. С 1942 года и до конца войны генерал И. В. Шикин находился на посту заместителя начальника Главного политического управления Красной Армии.

Побывав на сандомирском плацдарме и ознакомившись с практикой партийно-политической работы в частях и соединениях, генерал И. В. Шикин особенно подробно интересовался постановкой нашей пропаганды среди войск противника.

Мы вместе с ним присутствовали на допросе пленного офицера, только что захваченного в результате ночной разведки боем. Немец откровенно сказал, что в Германии все держится на страхе. Люди на фронте и в тылу боятся гестапо, которое после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года получило необычайно широкие полномочия и еще более распоясалось, хватая людей по малейшему подозрению, даже за шапочное знакомство с участниками антигитлеровского путча.

Пленный офицер заявил:

– В результате крупных поражений Германии авторитет фюрера и всей нацистской верхушки сильно поколеблен, но у немцев нет иного выхода, как отчаянно драться, ибо все мы испытываем панический страх перед вторжением русских в Германию.

В беседе с руководящими политработниками фронта генерал И. В. Шикин привел высказывание пленного офицера и подчеркнул, что задача нашей пропаганды – впечатляюще показать возрастающую мощь Советских Вооруженных Сил и неизбежность краха гитлеровского режима, убедительно агитируя за выход немцев из войны путем сдачи в плен и в конечном счете – капитуляции. Вместе с тем следует неутомимо разъяснять мирному населению Германии, что не надо бояться советского "человека с ружьем", о котором с такой душевной теплотой говорил В. И. Ленин.

Мы никогда не ставили знак равенства между гитлеровскими военными преступниками и немецким народом, ибо гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Красная Армия как армия нового типа с первых дней своего основания воспитывалась в духе интернационализма и уважения к пролетариям всего мира, к трудящимся других стран. И немецкий народ не являлся исключением.

В связи с тем что войска фронта готовились в скором времени вступить в пределы Германии, Главное политическое управление Красной Армии обязало политорганы довести этот важный тезис до сознания каждого воина. Командиры и политорганы, партийные организации, выполняя указания ЦК ВКП(б) и ГлавПУРа, делали все необходимое для того, чтобы каждый солдат, сержант и офицер глубоко осознал величие исторической освободительной миссии, высоко держал честь и достоинство воина-интернационалиста, справедливо и гуманно относился к мирным жителям страны. Спасая цивилизацию Европы от фашистских погромщиков, мы несли освобождение от нацистского рабства и самому немецкому народу. Это отнюдь не означало, что политработники предали забвению воспитание войск в духе ненависти к гитлеровским захватчикам, принесшим советским людям и другим народам неисчислимые страдания.

Взятая нами на вооружение ненависть к врагу прошла, я бы сказал, несколько этапов. Вспоминаются первые дни Великой Отечественной войны. Части 2-го кавалерийского корпуса, где я был комиссаром, под Балтой нанесли внезапный контрудар по прорвавшимся гитлеровцам и разгромили штаб 198-й немецкой пехотной дивизии, захватив много пленных вражеских солдат и офицеров.

Помню, в штабную палатку, разбитую в небольшом лесочке, привели злобно нахмуренного вражеского офицера.

Пока мы с переводчиком и начальником разведки корпуса изучали документы пленного, возле фашиста весело толпились наши бойцы.

Советские воины знали Германию Карла Маркса, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, Клары Цеткин и Эрнста Тельмана, революционных моряков и портовиков Гамбурга, пролетариев красного Веддинга, рабочих Рура, славящегося революционными традициями. Они знали Германию, давшую человечеству И. Гете, Ф. Шиллера, Г. Гейне, Р. Вагнера и других выдающихся писателей, композиторов, ученых.

Но они мало знали о той Германии, в которой господствовала фашистская диктатура. Гитлер, Геббельс и им подобные пропагандировали антикоммунизм и антисоветизм, человеконенавистническую расовую теорию о превосходстве германской расы, призванной якобы владеть всем миром. В предвоенное время, видимо, маловато было антифашистской литературы и фильмов, антигитлеровская пропаганда порой не носила наступательного характера. Может быть, потому наши бойцы с некоторым добродушием и благожелательностью относились к первым пленным. Кто-то по наивной простоте протянул немецкому офицеру папиросу:

– Закуривай, камрад!

– Не горюй, геноссе, у нас в плену хорошо!

– Какой же он нам товарищ! – с укоризной сказал я бойцам. – К кому вы в друзья напрашиваетесь! Это же фашист! Факт подтвержден документами. Такие, как он, привели к власти Гитлера, сжигали на кострах книги и убивали коммунистов, превратили Германию в гигантский концлагерь.

Солдаты, разумеется, поняли, что за птица попалась нам, и уже не проявляли такого доброжелательного отношения к фашистскому офицеру. Они быстро разошлись, оставив пленного на попечение часового.

Буквально с первых дней Великой Отечественной войны Коммунистическая партия призывала армию и народ отрешиться от благодушия и беспечности, перестроиться на военный лад. Сама фронтовая действительность способствовала воспитанию у бойцов жгучей ненависти к врагу. Войскам фронта приходилось наступать по местам, превращенным гитлеровцами в зону "выжженной земли", видеть пепелища, руины и рвы, наполненные трупами убитых и замученных женщин, стариков и детей, а также лагеря смерти, крематории и душегубки. Среди наших солдат, сержантов и офицеров имелось немало людей, родные которых были либо убиты, либо угнаны в Германию.

В этих условиях наиболее действенными формами воспитания ненависти к врагу являлись митинги, после которых бойцы открывали личные счета мести оккупантам. На сандомирском плацдарме заместитель командира батальона по политчасти гвардии старший лейтенант Бажин опросил каждого солдата и сержанта: "За что ты мстишь гитлеровцам?" Ефрейтор М. Попов ответил, что он готов сполна отплатить врагу за убитого фашистами отца, за бесчисленные муки, причиненные гитлеровцами нашему народу. Рядовой М. Архипов заявил, что он мстит фашистам за раны братьев и пролитую в боях кровь, рядовой М. Лысейчук – за разоренное ненавистными оккупантами хозяйство, рядовой М. Яковлев – за убитых эсэсовскими карателями мать и братьев, рядовой М. Томашук – за брата, угнанного на германскую каторгу, и за сожженный гитлеровцами отчий дом.

Замполит заполнил в общей тетради десятки страниц и зачитал эти суровые строки воинам перед началом наступления. Получилось так, что каждый солдат, сержант и офицер батальона был вправе предъявить свой особый счет врагу. Но и общий счет к гитлеровцам у нас был огромный. Незадолго до начала Висло-Одерской наступательной операции газеты опубликовали сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях гитлеровцев на территории Львовской области, освобожденной войсками фронта. Политуправление решило довести этот документ до всего личного состава. Зачитывали его и в батальоне, где заместителем командира по политчасти был офицер Бажин. Это произвело огромное впечатление на воинов. Бойцы гневно сжимали оружие, узнав, что в Яновском лагере фашисты расстреляли более 200 тысяч мирных советских граждан. При отступлении гитлеровцы тысячами сжигали трупы замученных ими жертв, из человеческого пепла только в одном этом лагере фашисты высеяли на специальных решетках 110 килограммов золота, выплавленного из коронок зубов и колец загубленных ими людей.

Услышал эту трагическую историю старший сержант Василий Козлов и спросил заместителя командира:

– Как отомстить за невинные жертвы? Может, и нам, когда вступим в Германию, следует все сжигать на своем пути?

Замполит твердо и убежденно возразил:

– Нет, подражать фашистам мы не будем. Советский солдат – самый справедливый воин на земле. Надо мстить в бою, уничтожать гитлеровскую разбойничью армию. Но мы не воюем с мирным населением, не обижаем немецких женщин и детей. Мы спасаем настоящее и будущее человечества, в том числе и немецкого народа, и нам ни к чему все жечь и крушить.

Заместитель командира батальона по политической части доходчиво и убедительно изложил смысл указаний ЦК ВКП(б) на этот счет. Военный совет и политуправление фронта потребовали, чтобы все командиры и политработники, партийные и комсомольские организации помогли солдатским массам еще лучше уяснить линию Коммунистической партии, сущность интернационального долга Советской Армии, которая освобождала народы Европы, в том числе и немецкий, от кровавой фашистской тирании.

Мы делали особый упор на эту сторону воспитательной работы в предвидении того, что в ходе предстоящей операции нашим войскам надлежало вступить в пределы Германии. Каждый солдат должен был знать, как вести себя в этой стране и как относиться к мирному населению, сохраняя достоинство советского воина-интернационалиста.

Огромную роль в пропаганде этих важнейших требований партии сыграли наши первичные, ротные и равные им партийные организации. Первыми помощниками и опорой командиров рот, не имевших тогда замполитов, являлись парторги. Они, как правило, были в подразделениях самыми подготовленными, храбрыми и авторитетными членами нашей славной ленинской партии.

Одним из многих таких учителей и воспитателей воинов являлся парторг роты И. Фомин. Он – фронтовик бывалый, в Великой Отечественной войне участвовал с лета 1941 года. "В боях под Старой Руссой я получил свою первую и потому особенно дорогую для меня награду – медаль "За отвагу", – писал Фомин о своем жизненном пути. – Вторую награду получил как участник героической обороны Сталинграда.

Воевал и на Курской дуге. Здесь я был дважды ранен и награжден в третий раз.

В боях под Кировоградом получил четвертую награду и еще одно ранение. В наступательных боях на Висле, где мы захватили довольно крупный плацдарм, получил пятую награду – орден Славы III степени.

Так я выполняю военную присягу, данную Родине, высокий долг коммуниста.

За годы войны накопился у меня значительный опыт. Я передаю его молодым воинам, часто беседую с солдатами, рассказываю им о прошлых боях. Мои воспитанники – старший сержант Очеретин и младший сержант Оленин – получили правительственные награды за храбрость, мужество и воинское умение.

Мы готовимся к новым боям. И я уверен, что наше подразделение оправдает доверие народа в последнем своем решительном наступлении на фашистское логово и покроет себя новой боевой славой"{56}.

Парторг Фомин всегда находился вместе с солдатами роты, делил с ними трудности и невзгоды фронтовой жизни. Каждый день у него был до предела насыщен боевыми делами, партийной работой. Он проводил в роте политинформации, инструктировал агитаторов, давал поручения коммунистам, привлекал к активному участию в воспитательной работе комсомольцев и боевой актив. В результате в каждом отделении ощущалось благотворное партийное влияние.

Таких замечательных вожаков солдатских масс, как парторг роты Фомин, в наших войсках имелось немало. В стрелковой дивизии, например, насчитывалось 103 ротные, батарейные и равные им партийные организации, а также 16 партийных организаций батальонов и дивизионов, 4 полковых партбюро. Следовательно, в стрелковой дивизии было 123 парторга, имевших по два заместителя, то есть 369 партийных руководителей. Примерно столько же насчитывалось комсомольских организаций и вожаков молодежи. Таким образом, в каждой стрелковой дивизии мы имели почти 740 парторгов, комсоргов и их заместителей, а если взять общевойсковую армию, в которую часто входило 9-10 стрелковых дивизий, то там было 6660–7029 парторгов, комсоргов и их заместителей. Это внушительная сила!

В дни подготовки Висло-Одерской наступательной операции с партийно-комсомольским активом проводились семинары, совещания по обмену опытом, консультации и практические инструктивные занятия. Это позволило хорошо подготовить кадры партийных и комсомольских организаторов частей и подразделений. Даже когда некоторые из них выбывали из строя, партийная и комсомольская жизнь в подразделениях не затихала, поскольку руководство организациями брали в свои руки хорошо подготовленные заместители.

Но как бы ни был опытен парторг, он не в состоянии все сделать сам. Сила и боеспособность парторганизации заключается в том, что каждый коммунист – самоотверженный боец, который берет на себя наиболее трудные боевые задачи, умеет личным мужеством и пламенным словом вдохновить и сплотить воинов, повести их на подвиг.

К началу 1945 года в стрелковых полках насчитывалось в среднем по 50(5-600 членов и кандидатов в члены ВКП(б). Партийная прослойка в дивизиях равнялась 20–25 процентам.

В дни подготовки операции мы с членом Военного совета 13-й армии генерал-майором М. А. Козловым побывали в некоторых частях, расположенных на сандомирском плацдарме, поприсутствовали на семинаре парторгов стрелковых рот и равных им подразделений.

Марк Александрович Козлов, бывший до войны начальником Горьковского военно-политического училища, не только великолепно знал практику партийно-политической работы, но и обладал определенным педагогическим талантом. Говорил он живо, образно, умел заинтересовать и увлечь слушателей.

Перед началом операции генерал М. А. Козлов выступил на совещании парторгов стрелковых рот, которым предстояло быть, что называется, на острие атак. Суть его выступления состояла в следующем. В бою коммунисты идут всегда впереди, а первыми среди них призваны быть парторги. Они должны показать всем воинам образцы отваги, хладнокровия и ратного мастерства.

Марк Александрович напомнил, что на войне ответственность коммуниста за успех общего дела намного выше, чем в мирное время. Он не имеет права проявлять малодушие даже в самой сложной обстановке. У него нет никаких привилегий, кроме одной – быть первым в бою, если потребуется, первым отдать жизнь за Родину. У парторга, у коммуниста слово никогда не должно расходиться с делом. Грош цена тому агитатору, который, призывая к стойкости, сам проявляет робость и нерешительность. Веское слово должно подкрепляться героическими делами.

Генерал напомнил собравшимся и о том, насколько важна в их работе постоянная живая связь с солдатскими массами. К парторгу всецело относятся ленинские слова о необходимости быть в гуще жизни, "знать ее вдоль и поперек, уметь безошибочно определить по любому вопросу, в любой момент настроения массы, ее действительные потребности, стремления, мысли… уметь завоевать себе безграничное доверие массы…"{57}. Только тогда парторг будет хорошо знать настроение солдат, влиять на них и создавать боевой подъем в подразделении.

Опытный политработник привел такой пример. В момент артиллерийской подготовки, перед началом атаки, некоторые необстрелянные солдаты невольно задумались о приближающейся опасности, о возможности смерти. Зная, как удручающе действуют подобные мысли на новичков, как пагубно сказываются они на их поведении в бою, парторг роты подошел к стоявшим в траншее молодым воинам и сказал:

– Что, хлопцы, зажурились? Советую перед боем закурить, а кто табачком не балуется, пусть соседский дымок понюхает. В бою-то некогда будет курить цигарки. Там надо фашистов бить. И мы непременно разобьем их! Слышите, как грохочет наша артиллерия? Это она нам путь к победе расчищает.

Такой, казалось бы, незначительный разговор создал перелом в настроении молодых солдат, ободрил их, помог лучше встретить боевые испытания. Приведенный пример говорит о том, что надо всегда считаться с обстановкой и применительно к ней проводить беседы с воинами.

– На вас, партийных вожаков, – сказал в заключение генерал М. А. Козлов, – все беспартийные воины должны смотреть как на пример для подражания, прислушиваться к каждому вашему слову, идти за вами в огонь и в воду.

В своих донесениях политорганы довольно точно указывали, сколько коммунистов в войсках, сколько среди них агитаторов, какое количество лекций прочитано, сколько распространено листовок и памяток.

Но никакая статистика не в состоянии была со всей полнотой отразить ту, на первый взгляд, незримую, но всегда ощутимую деятельность партийных организаций, сотен тысяч армейских коммунистов, повседневно, ежедневно, ежечасно влиявших на солдатские массы.

Во время активных боевых действий центр тяжести партийно-политической работы перемещался в роты первой линии, на передний край, в траншеи и окопы. Коммунисты являли собой образец верности идеалам ленинской партии, несгибаемой воли и героизма.

Именно потому все наши политорганы, от Главного политического управления Красной Армии до политотделов соединений и отдельных частей, сосредоточивали главное внимание на руководстве первичными партийными организациями.

Когда обстановка изменилась…

Было за полночь, когда настойчиво зазвонил телефон.

– Степин слушает, – взяв трубку, назвал свой фронтовой псевдоним Иван Степанович Конев и широким, энергичным взмахом руки показал членам Военного совета, чтобы они задержались в кабинете.

– Как готовимся к переселению? – переспросил командующий войсками фронта и с подчеркнутой бодростью ответил: – Нормально! Переселение начнем в срок.

Понять смысл этой фразы непосвященному было трудно. Речь шла о наступлении войск 1-го Украинского фронта, намеченном на 20 января 1945 года. Когда Конев разговаривал по ВЧ с Москвой, в кабинете командующего находились генерал армии В. Д. Соколовский, генералы Н. Т. Кальченко, Ф. В. Яшечкин, Н. А. Новиков и я. Командующий и Военный совет уже закончили уточнение некоторых вопросов, связанных с подготовкой Висло-Одерской операции, и мы собирались расходиться.

Все шло своим чередом, и ничто, казалось, не могло нарушить размеренного и четкого ритма подготовки операции. Впрочем, фронтовая действительность нередко чревата неожиданностями.

Так случилось и в этот раз.

Внимательно наблюдая за Иваном Степановичем, я заметил, что хорошее настроение мгновенно покинуло его и он недовольно нахмурился.

– Сложную задачку вы нам задали, очень сложную, – озабоченно произнес И. С. Конев и после небольшой паузы уже твердо сказал: – Приказ Верховного будет выполнен. Переселение начнем в установленный вами срок.

– Да, дела, – положив трубку, задумчиво протянул командующий, потирая ладонью бритую голову. Он встал, достал папиросу и закурил, что делал не часто. Затем, опершись руками о стол, командующий взглянул на лежавшую перед ним карту и стал излагать нам суть только что состоявшейся беседы.

Оказывается, звонил Коневу по поручению Верховного Главнокомандующего генерал армии А. И. Антонов, исполнявший обязанности начальника Генштаба. Он сообщил, что Ставка изменила сроки нашего наступления. Войска 1-го Украинского фронта должны были начать Висло-Одерскую операцию не 20, а 12 января 1945 года.

– Союзники в Арденнах попали в беду, надо выручать их, – пояснил Иван Степанович.

– Конечно, мы честно выполним союзнические обязательства, – заметил сидевший рядом со мной член Военного совета Н. Т. Кальченко. – Жаль, однако, что англоамериканские войска не спешили прийти нам на помощь и не открыли второй фронт, когда фашистские танки рвались к Москве, когда женщины и дети блокадного Ленинграда гибли от голода и холода, когда советский солдат на берегу Волги стоял насмерть, защищая Сталинград…

Мы тогда очень мало знали об истинном положении на Западном фронте. Но даже скупые газетные сообщения свидетельствовали о том, что наступление вермахта в Арденнах застало американцев врасплох и гитлеровцы продолжают развивать успех.

В ночь на 1 января 1945 года противник нанес на Западе еще один сильный удар, развернув наступление на ряде участков фронта между Саарбрюкеном и Карлсруэ. Положение англо-американских войск стало еще более тяжелым.

Английский премьер У. Черчилль, как известно, умолял И. В. Сталина побыстрее начать наступление советских войск. В послании от 6 января 1945 года Черчилль писал: "На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения… Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть"{58}.

Буквально на другой день, 7 января 1945 года, И. В. Сталин сообщил премьер-министру Великобритании: "…Учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января"{59}.

Сталин, как известно, на ветер слов не бросал, ревностно оберегая авторитет Советского государства. Он поставил перед нами даже более сжатые сроки, чем те, которые были указаны в письме премьер-министру Великобритании.

Определив новую дату начала наступления, Ставка учитывала, что мы заблаговременно усилены крупными резервами и что на направлении главного удара уже сосредоточены основные силы фронта. В соответствии с замыслом и планом операции, на участке предполагаемого прорыва на сандомирском плацдарме были созданы высокие плотности пехоты, танков и артиллерии, что обеспечивало значительное превосходство над противником.

К началу Висло-Одерской операции 1-й Украинский фронт располагал необходимым запасом материальных средств, хотя не все запланированные перевозки были осуществлены. Боеприпасы шли на плацдарм непрерывным потоком. Необходимое для артиллерийской подготовки количество снарядов выкладывалось непосредственно у орудий.

Во всех звеньях нашего огромного войскового хозяйства шла большая подготовительная работа. Напряжение нарастало.

Если мне память не изменяет, распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования о переносе сроков наступления мы получили в ночь на 9 января 1945 года. До начала операции оставалось трое суток. Надобно было завершить переброску на плацдарм некоторых частей и подразделений и сделать все необходимое для боевого и материально-технического обеспечения операции. Военный совет фронта обязал командиров, штабы и политорганы, всех воинов строго хранить тайну, неукоснительно выполнять требования оперативной маскировки. От внезапности удара во многом зависел успех наступления.

Переброска войск и грузов на сандомирский плацдарм производилась только ночью. В дополнение к 18 свайным мостам, наведенным через Вислу еще в августе 1944 года, к началу 1945 года закончилось строительство двух крупных высоководных мостов большой грузоподъемности.

Осуществлялись и дезинформационные мероприятия. За несколько дней до нового, 1945 года 4-й гвардейский танковый Кантемировский корпус, который около двух месяцев находился в резерве под Жешувом, выступил походной колонной в направлении южного участка 60-й армии. Передвижение 242 боевых машин в район Ропчице, Оцека, Дембица было замечено разведывательными самолетами противника. Еще раньше в этих населенных пунктах побывали саперы, чтобы подготовить мосты для пропуска танков, а также регулировщики, расставившие указатели маршрутов и таблички с наименованиями различных «хозяйств». В селах суетились квартирьеры, распределявшие дома для командиров, штабов и служб.

Гвардейцы-кантемировцы, однако, недолго находились в указанном им районе. В одну из ночей, во время сильного снегопада, они тихо покинули его и двинулись к своему настоящему месту сосредоточения. Укрылись танкисты в лесу юго-западнее Баранува.

А в районе Ропчице, Оцека, Дембица вместо убывших боевых машин были расставлены макеты. Через несколько дней здесь объявился еще один «корпус» из макетов. Потом прибыли новые «части». Словом, имитировалось сосредоточение танковой армии. К 9 января 1945 года, когда Москва уточнила нам сроки наступления, на левом фланге фронта было установлено 400 танков, 500 автомашин и 1 тысяча артиллерийских орудий, изготовленных из фанеры и дерева{60}.

Макеты танков и автомашин перемещались с помощью тросов, звукоустановки имитировали гул моторов и лязг гусениц. Здесь действовали и реальные подразделения, предпринимавшие ложные атаки, активный радиообмен. Кочующие батареи вели беспокоящий огонь.

По рекомендации Военного совета были осуществлены и меры политической дезинформации. В канун Нового года на левом крыле фронта резко усилилась наша пропаганда среди немецких войск. Широкий размах приняли передачи на противника с помощью мощных радиовещательных установок, распространялись листовки, адресованные конкретным немецким частям и соединениям, противостоявшим нам.

Конечно, мы прекрасно понимали, что, имея выгодный плацдарм, размеры которого позволяют разместить крупную ударную группировку, трудно убедить противника, что мы собираемся наступать в другом месте. Внимание фашистского командования, несомненно, было приковано к сандомирскому плацдарму, который пленный фашистский офицер образно назвал пистолетом, приставленным к виску нацистской Германии.

И все же комплекс мер по оперативной маскировке заставил противника поверить, что в районах Мелец, Радомысль, Бельки и Ропчице, Оцека, Дембица сосредоточилась наша танковая армия, что здесь готовится удар.

Начальник разведывательного отдела фронта генерал-майор И. Т. Ленчик докладывал Военному совету, что вражеская разведывательная авиация продолжает проявлять повышенный интерес к районам ложного сосредоточения наших танков, а немецкая дальнобойная артиллерия периодически совершает огневые налеты по скоплению макетов. Разведчики установили, что 10 января гитлеровцы выдвинули из Тарнува к линии фронта прибывший с запада 344-й немецкий артиллерийский полк, а из Кракова к Тарнуву движется резервное танковое соединение противника.

И хотя нам в какой-то мере удалось ввести гитлеровцев в заблуждение, командующий фронтом и командармы, военные советы фронта и армий, наши командиры и политорганы отчетливо представляли себе, что бои на Висле будут жестокими, что для прорыва многополосной обороны врага на сандомирском плацдарме потребуется сокрушительная огневая мощь нашей артиллерии.

Исполнявший обязанности командующего артиллерией фронта генерал Н. Н. Семенов и его подчиненные умно, творчески подошли к разработке плана артиллерийского наступления. Наши командиры стремились как можно эффективнее использовать могучую силу "бога войны", чтобы огневой удар пришелся точно по противнику, а не по пустому месту и помог нашей пехоте успешнее и с малыми потерями взломать вражескую оборону.

Гитлеровцы на протяжении четырех месяцев создавали сильно развитую систему укрепленных опорных пунктов и узлов сопротивления. Они привлекли к строительству оборонительных рубежей и укрепленных районов не только свои инженерные войска, но и местное население, а также людей, насильственно угнанных из различных стран Европы. Стремясь основательно укрепить подступы к жизненно важным центрам Германии, гитлеровцы создали в междуречье Висла Одер ряд оборонительных полос. Наиболее мощной была главная из них, которая опоясывала сандомирский плацдарм и простиралась на глубину 8-10 километров.