Текст книги "Последняя мировая. История одного снайпера"

Автор книги: Константин Якименко-Сегедский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Да, – задумчиво добавила Юля.

– Может, расскажешь что-нибудь о себе, – предложил я, пытаясь сменить эту мрачную тему.

– А что ты хочешь знать? – несколько растерялась она.

– Ну, например, почему ты выбрала именно наш город для обучения, ведь вокруг много других?

– Так получилось, – взглянула на огонь она. – Вообще-то я хотела поступать в наш местный строительный техникум, в Белгороде, но потом мама убедила меня уехать сюда: здесь была перспектива трудоустройства, а там, в глуши, как она считала, я оставаться вообще не должна была. К тому же здесь есть море, тепло. Думаю, она хотела, чтобы я вышла замуж именно здесь.

– Может, так оно и будет, – улыбнулся я.

– Так… – ответно улыбнулась Юля. – Намёк понят.

– Ну что ж, я не против.

– Ты серьёзно? – вмиг посерьёзнела она.

– Я ещё ни с одной девушкой не чувствовал себя так уютно, – честно сказал я. – Ты невероятна, красива и умна. О такой жене, как ты, можно только мечтать.

– Но ведь ты меня почти не знаешь. Может, я вовсе не оправдаю твоих ожиданий?

– Поверь, я знаю достаточно. Правда, и ты меня знаешь не много.

– В общем, мы в одинаковом положении, терять нам тоже нечего. Так почему бы и нет, – сделала вывод она.

– Только вот ЗАГСов не осталось: и расписаться негде.

– А зачем нам ЗАГСы? Мы вполне можем обойтись и без них, – предложила моя «невеста».

– Вполне можем. Тогда, – недолго думая, я встал перед ней на колено, – Юля, станешь ли ты моей женой, будешь ли ты верна мне, пока смерть не разлучит нас? – улыбнувшись, я взял её руку в свою.

Юля же была абсолютно серьёзна:

– Ты говоришь от чистого сердца?

– Да, это от всей души, – посерьёзнел и я. – Я должен тебе сказать… – я немного напрягся, подбирая слова, – я полюбил тебя с первого же взгляда, как только увидел тебя тогда, у бомбоубежища. И я обещаю, что буду любить тебя всю жизнь, что бы ни произошло, я поднёс её руку к губам и нежно поцеловал.

Юля пристально смотрела на меня, словно проверяя, искренен ли я. Но я любил её на самом деле и, думаю, она это почувствовала.

– Тогда и я буду любить тебя вечно, – наконец ответила она. – Я согласна.

Я улыбнулся, взглянув на неё так, словно она была моим самым желанным подарком всей моей жизни. Впрочем, так оно и было.

В её глазах отражались языки пламени, а кожа на лице приобрела тёплый бронзовый оттенок. В её взгляде было нечто таинственное и одновременно очаровывающее. Я приблизился к её губам, и мы скрепили свои клятвы сладостным поцелуем. Я обхватил её талию одной рукой, а голову другой, продолжая покрывать её губы, лицо и шею жаркими поцелуями. Она откинулась назад, на подстелённые у костра мешки, а я склонился над ней. Я чувствовал, как быстро стучало её сердце, а грудь пламенно вздымалась, возбуждая воображение.

Однако, как бы я не хотел её тогда, я не мог себе этого позволить. Здесь было не место, а, главное, не время. Она, кажется, тоже это поняла и не портила зря блаженный момент.

Так мы пролежали до поздней ночи, беззаботно наслаждаясь друг другом, пока ещё не наступил день и кошмар, окружавший нас, не затмил всё остальное. А пока мы могли расслабиться и забыться, перенёсшись в другой мир, где не было насилия, а были только мы и наша любовь.

* * *

Нас разбудил громкий возглас полковника, огласившего подъём. Было ещё темно. Я включил мобильник: чуть больше шести. Это время подъёма было стандартным для полковника.

– Подъём! – повторял Сбруев. – Просыпаемся! Хватит спать! Подъём!

Юля, до этого сладко спавшая рядом со мной, неохотно потянулась, но, не желая вставать, вновь свернулась калачиком, уткнувшись в моё плечо:

– Не хочу вставать, – сонным голосом произнесла она. – Хочу ещё спать.

Мне тоже не хотелось просыпаться, тем более, сейчас, в ласковых объятиях Юли. Но я знал слово «надо», поэтому, поцеловав её в лоб, я всё же поднялся и вышел из нашего коробчатого домика, оставив подругу досматривать сон.

Остальные также начинали вылезать из приставленных друг к другу «домиков», но кое-кто до сих пор умудрялся громко храпеть. Между тем костры всё ещё горели, но даже они не смогли нагреть обширное пространство склада за ночь.

Ещё вчера мы с удивлением обнаружили здесь одноместный туалет, правда, без воды, но всё равно к нему уже протянулась ощутимая очередь.

Сделав свои дела, я вернулся обратно и, разбудив Юлю, занялся приготовлением завтрака из припасённых со вчера консерв. Пока Юля ходила в уборную, я приготовил еду. Консервы аппетитно пахли поджаренным мясом, и мы с удовольствием их съели.

После быстрого завтрака, едва успев его переварить, принялись вновь сооружать сани и снаряжать их продуктами.

Из склада мы вышли иной дорогой, направившись вдоль по железнодорожным путям, одна колея которых подходила с задней стороны склада.

Впереди нас ожидал продолжительный извилистый путь до бомбоубежища. Теперь нам предстояло проделать не малый крюк, чтобы обойти места, где мы уже ходили, причём на достаточно безопасном расстоянии и, при этом, не нарваться на возможные засады. В нашем случае лучше было переборщить, чем лишиться головы, причём в самом, что ни на есть, прямом смысле. И мы не жалели на это ни сил, ни времени.

Дорога проходила по кварталам частной застройки одно – двухэтажных домов, довольно хлипкой постройки, окружённых небольшими земельными участниками. Конечно, теперь от них мало что осталось, а узкие улочки были завалены бесконечными грудами обломков, через которые было не так-то просто перебираться. Но выбора у нас не было.

К обеду мы преодолели чуть больше половины пути, после чего остановились передохнуть. Частные кварталы остались позади. Вокруг же раскинулись когда-то высотные, а теперь уже частично или полностью разрушенные панельные жилые здания. Страшно было представить, сколько человек погибло здесь и сколько ещё находится под завалами, обречённых на мучительную голодную смерть, так как им совершенно неоткуда ждать помощи.

Мы расположились на обломках крупноблочного здания, блоки которого «аккуратно» упали, образовав некое подобие греческого амфитеатра. Только спектакль, который здесь ставился, наверное, тем грекам не приснился бы и в самых жутких кошмарах.

Немного перекусили, сняв на время противогазы, после чего вновь продолжили свой путь. Но, пройдя всего-то метров двести, услышали отдалённый рокот вертолёта.

Все пригнулись, укрывшись за ближайшими обломками зданий, и стали внимательно смотреть в ту сторону, откуда исходил звук, так как за последнее время всё, что исходило сверху, несло с собой смертельную опасность.

Вертолёт летел далеко, над центральной частью города, и не мог нас видеть. Он пролетал довольно низко, словно выискивал что-то как раз над теми местами, где были разбросаны «гуманитарные» посылки. Было заметно, что вертолёт был военным: по бокам на коротких крыльях висели гранатомёты с ракетами, а спереди выступал чёрный ствол крупнокалиберного пулемёта. Вертолёт, естественно, был не наш.

Некоторое время он летел по прямой, затем развернулся и начал осматривать следующий участок. Судя по всему, он искал тех, кто ещё был жив, а, между делом, похоже, осматривал результаты действия посылок с отравляющим газом.

Вертолёт направился в нашу сторону. В своей чёрной одежде на фоне белоснежного снега я почувствовал себя, словно красный плащ тореадора на корриде. Ведь приблизься вертолёт ближе, и мы станем как бельмо на глазу у пилота.

Это поняли и остальные и в страхе ещё ниже припали к земле. Вертолёт приближался, громкий рев его двигателей нарастал. Нужно было что-то делать, но что? Мы посмотрели на полковника: теперь от его решения зависело всё. А между тем вертолёт приближался, его путь явно лежал на нас. Теперь оставалось лишь два пути: попытаться спрятаться или сражаться, надеясь, что мы сумеем подбить вертолёт. Оба варианта представлялись мне довольно сомнительными. Конечно, вокруг завалы, где могут спрятаться несколько человек, но всем нам тут явно не укрыться – с такой техникой, как на этой вертушке, такое скопление людей обнаруживается в два счёта. Ну а сбить современнейший военный вертолёт, напичканный всевозможными боеприпасами нашей-то допотопной техникой, конечно возможно, но, боюсь тот обнаружит нас намного раньше, чем мы успеем открыть огонь. Однако последний вариант сулил хоть какой-то шанс на спасение. Лучше умереть в бою, чем быть бесславно расстрелянными просто так.

Юля испуганно посмотрела на меня, а я на неё. Но что я мог сказать? Она и так всё прекрасно понимала.

– Внимание! Слушайте все меня! – скомандовал полковник. – Как только вертолёт приблизится на расстояние ста метров, я побегу в сторону и вызову огонь на себя. Как только он окажется на дистанции стопроцентного попадания, вылезайте и стреляйте по нему из гранатомётов и РПГ! Учитывайте скорость вертолёта и стреляйте только наверняка. Возможно, у вас будет время всего лишь на один выстрел. Всё ясно? – он с опаской выглянул из-за укрытия.

– Так точно! – ответили мы, приготовившись.

– Тогда, удачи! Если ничего не получится, всем врассыпную!

Люди понятливо кивнули, а полковник приготовился, продолжая внимательно наблюдать за вертолётом. Остальные тоже начали готовиться к атаке.

Вертолёт приблизился, полковник приподнялся, уже готовый рвануть в сторону, а мы изготовили оружие, сняв его с предохранителей. Но вдруг вертолёт резко замедлился и вильнул в сторону, словно что-то заметил. Сбруев припал к земле, чтобы его случайно не заметили. Вертолёт поднял снежный вихрь и стал быстро уходить влево, оставляя нас позади.

– Скорее, уходим! – скомандовал Олег Иванович. – Пока он не вернулся!

Мы подхватили вещи и вдвое быстрей, чем раньше, поспешили дальше, подальше от этих мест.

Краем глаза я, тем не менее, наблюдал за вертолётом, удаляющимся в сторону от нас. Пробежав метров пятьдесят, я вдруг увидел, как вертолёт выплюнул два заряда из гранатомёта, быстро устремившиеся куда-то вниз. Чуть погодя раздались отдалённые взрывы гранат.

Мы инстинктивно пригнулись, но, не сбавляя темпа, побежали дальше. Ведь эти же гранаты могли достаться и нам.

Кто были те люди, что отвлекли внимание вражеского вертолёта? Мы не знали, но именно им были обязаны этим чудесным спасением. Но даже после этого мы были ещё далеко не в безопасности, отчего расслабляться было нельзя.

Вертолёт завис в воздухе, некоторое время осматривая последствия обстрела, затем стал набирать высоту. Какое-то время он ещё кружил вокруг того места, после чего развернулся и полетел обратно.

Мы облегчённо вздохнули, но темпа не скинули: кто знал, не появятся ли на нашем пути другие вертолёты. А про себя, мы проклинали своё решение идти днём. Уж лучше бы мы сейчас спали в бомбоубежище, чем подвергали себя смертельной опасности. Поэтому с этого момента решили передвигаться ночью или же днём, но только в маскхалатах.

К бомбоубежищу добрались ещё до сумерек. Полностью вымотанные и уставшие, мы с удовольствием стянули с себя запотевшие противогазы, сразу же направившись отдыхать.

Тут же всё осталось, как прежде. Этим людям посчастливилось не наткнуться на смертельные посылки и, по крайней мере, они все остались живы.

Помня об отравляющем газе, решили переключить вентиляцию на режим фильтрации и наглухо заперли входные двери. Хотя при этом, из-за отсутствия электроэнергии, вращать турбину подачи воздуха пришлось вручную.

* * *

Следующий день начался, как и прежде, правда, на этот раз паёк был куда обильнее: консервированные овощи с тушёнкой, которые мы съели с превеликим удовольствием.

– Итак, едой на некоторое время мы обеспечены, – говорил в кабинете заведующего бомбоубежищем Сергей, собрав всех ополченцев и нескольких гражданских, которые отвечали за порядок. – Теперь необходимо решить вопрос с электричеством и обогревом, – посмотрел он на одиноко горящую свечу на столе, едва освещавшую даже это небольшое помещение. – Ситуация, как вы все понимаете, критическая. В дизельной станции солярки хватит не более чем на два – три часа, люди мёрзнут, могут начаться болезни. Режим фильтровентиляции не позволяет нам разжигать костры, а достать дизельное топливо в необходимых количествах затруднительно. Честно говоря, я уже не знаю, что делать. Может, у кого-то из вас есть предложения? – окинул он нас вопросительным взглядом, в котором можно было заметить то ли безысходность, то ли неуверенность.

Вопрос был действительно не простым. Здесь, поистине, было над чем призадуматься, ведь от наших сегодняшних решений, возможно, зависели наши жизни.

– Может быть, можно подключиться к какой-то электросети? – предложил Ваня.

Мы вопросительно посмотрели на него.

– Ну, ведь остались же какие-то сети, всё ещё находящиеся под напряжением? – закончил он свою мысль.

– Маловероятно, – возразил старик. – Мы не видели нигде никаких признаков наличия электроэнергии. Мы не знаем есть ли она вообще где-нибудь в городе, но даже если и есть, то каким образом в данных условиях мы достанем и подключим электрокабель, я даже не представляю.

– Думаю, и стараться не стоит, – сказал полковник. – Первым делом они выключили связь, значит, и электричество оставлять им не было смысла.

– Тогда стоит подумать о том, где раздобыть солярку, – предложил Валера. – Например, в некоторых авто с дизельным движком могло остаться какое-то топливо. Хотя, должен заметить, что при такой низкой температуре, как сейчас, соляра уже должна была загустеть и кристаллизоваться.

– И что из этого? – не понял Сергей.

– Ну, даже если мы её сольём и притащим сюда, её сначала нужно будет отогревать, иначе дизель не будет работать.

– И сколько она будет отогреваться? Мы и так уже вручную вентилируем помещения.

– Ну, если полежит немного здесь, отогреется со временем.

– Только вот здесь постоянно становится всё холоднее и холоднее, – добавил я. – Долго мы её будем так отогревать.

– Нужно уходить! – сделал вывод полковник. – Кроме всего перечисленного, существует одна, ещё более опасная проблема. Скоро враг начнёт зачистку города и введёт сухопутные войска в центр. Вот тогда-то нам не будет места даже в этом бомбоубежище.

– Вы уверены? – спросил Сергей.

– Абсолютно.

– И скоро это будет?

– Скоро.

– Тогда чего же мы ждём, нужно немедленно уходить отсюда! – воскликнул Ваня.

– И куда? – тут же спросил полковник. – Мы понятия не имеем, куда идти, где наши, а где враги? Если уж на что-то решаться, нужно хоть что-то знать об окружающей нас обстановке, а мы до сих пор не знаем практически ничего: сколько врагов, где их базы, и где лежат их основные пути передвижения? Такой большой группе, просто не спрятаться от врагов на открытой местности. А ведь до ближайшего леса отсюда очень далеко. И опять-таки, ну укроемся мы в лесу и что дальше? Чего мы там будем делать? Ждать, пока нас не найдут враги? Ведь если найдут, то церемониться не станут и тогда даже всё наше оружие нам не поможет. И как мы будем искать пропитание, что мы там, в разгар зимы, будем есть?

– Что вы предлагаете? – спросил один из «дружинников».

– Необходимо добыть исправно работающий радиоприёмник и, связавшись с нашими, двигаться к ним, – кратко выложил свой план полковник.

– И где же вы планируете взять такую станцию? – уже догадываясь, какой последует ответ, спросил я.

– Когда вражеские отряды вступят в город, у них обязательно будут с собой средства связи. Мы нападём и отберём у них рацию.

– Вы же только что сказали, что при столкновении с ними у нас нет шансов победить? – возразил другой «дружинник».

– В открытом бою – нет, но если их будет немного, а мы нападём внезапно, у нас появится шанс. Конечно, это опасно, но другого выхода я не вижу. Зато, связавшись с нашими войсками и выяснив обстановку, мы сможем решить, что делать дальше. Правда, после этого на нас обрушат всё, что только есть, так что придётся уходить, причём, быстро.

Мы молча вздохнули. Перспектива участия в боевых действиях нас не радовала, но, похоже, без этого обойтись было нельзя. Пора было показать незваным гостям, что здесь ещё найдется, кому дать отпор их неслыханной агрессии!

– Слушай мою команду! – твёрдо сказал командир. – Ополченцы, готовим новые маскхалаты, берём необходимое вооружение, еду и выдвигаемся. Выберем позицию и будем ждать противника. Пускай первые шаги по нашему городу запомнятся им навсегда. А вы, – обратился он к остальным. – Обеспечьте нас белой тканью. Не знаю где, но найдите! Без должной маскировки нам нет смысла даже высовываться отсюда.

После чего он обвёл всех присутствовавших пристальным взглядом и заключил:

– Итак, решено! За дело!

Я вышел из кабинета с двойственными ощущениями. С одной стороны, я должен, даже обязан был пойти с полковником, но тогда мне пришлось бы расстаться с Юлей на неопределённый срок, а ведь я обещал оберегать её, во что бы то ни стало.

Я присел возле неё, молча смотря в темноту еле освещённого зала. Юля не теряла времени попусту и уже сшивала мне маскхалат из найденных в закромах бомбоубежища белых халатов, хотя в такой темноте и рук-то почти не было видно.

– Ну, что решили? – мягко притронулась она к моему плечу.

Я взглянул на неё:

– Придётся нам повоевать.

– О чём ты? – напряглась она, оставив своё занятие.

– Боюсь, мне необходимо на некоторое время отлучиться.

– Это на сколько? – вопросительно посмотрела она на меня.

– Надеюсь, что ненадолго, – смотрел я ей в глаза, пытаясь уловить её реакцию. – Может, день или два, но не более недели.

– Но зачем? – не поняла Юлия. – Куда ты собираешься?

– Мы должны сделать одно дело. Скоро в город войдут вражеские войска, а у них есть то, что нам жизненно необходимо – это работающая рация.

– И что? – вопрошающе смотрела она на меня.

– Мы собираемся, – сделал я паузу, подбирая слово, как можно мягче описывающее то, что мы собирались сделать, – отобрать её у них.

Казалось, Юля всё поняла и задумчиво отвела взгляд в сторону.

– Пойми, я просто обязан сделать это, потому что больше этого сделать некому. От этого зависят жизни всех этих людей и наших в том числе. Я обещал, что буду защищать тебя, но если я не сделаю этого, то не смогу сдержать своего слова.

– Что ж, тогда иди, – спокойно и взвешенно ответила она. – Только обещай, что будешь осторожен, обещай, что вернёшься живым и невредимым.

– Обещаю, – взял я её руку. – Не волнуйся, я вернусь во что бы то ни стало, и мы оставим это пекло навсегда.

Я поцеловал её кисть.

– Ты самая невероятная девушка на земле. Спасибо, что понимаешь меня, – посмотрел я ей в глаза. – Давай, я тебе помогу, – предложил я, расправляя следующий халат.

– Что ж, вместе веселее, – улыбнулась она, но взгляд её вовсе не был радостным.

Я чувствовал напряжение между нами, но ничего не мог поделать. Наверное, никакие слова не смогли бы помочь в этой ситуации, отчего я замолчал, постаравшись сосредоточиться на работе.

Вместе мы быстро дошили новый маскхалат, и я сразу же примерил маскировку: халат был достаточно просторным, для того чтобы скрыть снаряжение и случайные движения на позиции.

– Он действительно должен быть таким? – осмотрела меня Юля.

– Да, как раз таким, – кивнул я. – То, что нужно. Отличный маскхалат для снайпера.

Я достал свою белую шапку и надел её. Теперь я был полностью экипирован.

– Теперь можно и отдохнуть, – расположился я на лежаке возле Юли.

– И когда ты выходишь? – прилегла она рядом.

– Наверное, не раньше, чем после обеда. Пока все сошьют себе новые маскхалаты и соберутся, пройдёт не менее часа. А пока я хотел бы побыть с тобой. Давай просто полежим вместе. Не знаю, когда ещё мне представится возможность вот так спокойно отдыхать даже. Небось, придётся прозябать целый день на бетонных полах, скрываясь от врагов, а по ночам ютиться в холодных подвалах.

– Тогда давай запомним эти мгновения, чтобы в тех ледяных подвалах ты вспоминал эти минуты, и они грели бы тебя, как сейчас греют меня, – прижалась она к моему плечу.

– И ты вспоминай их, – сказал я. – И знай, что чтобы тебе не говорили, я вернусь за тобой. А ты просто жди меня здесь, хорошо?

– Как скажешь, – согласно взглянула на меня Юля, а я взглянул на неё.

В тот момент я попытался запечатлеть у себя в памяти её лицо, самое прекрасное во всём мире.

Мы лежали, ощущая дыхание друг друга, и наслаждались теплом, греющим наши сердца. Было спокойно и уютно, и хотелось, чтобы эти мгновения продолжались вечно.

Но вскоре объявили обед, вместе с которым закончилось и время блаженного отдыха. Мы перекусили, и полковник приказал собираться.

Как обычно, на сборы было отведено полчаса, но мы собрались быстрее: снарядились кое-какими тёплыми вещами, едой и оружием с достаточным количеством боезарядов. Всё упаковали в обшитые простынёй сумки от противогазов, которых в бомбоубежище было предостаточно. Закинули их за плечи и собрались у выхода.

Настало время прощаться.

– Никого, кроме нас не впускайте, забаррикадируйте входы и замаскируйте убежище, – наставлял остающихся Сбруев. – Теперь всякий может оказаться врагом. Будьте бдительны: они могут направить сюда своих разведчиков, и они не будут отличаться от нас с вами. Сейчас лучше перебдить, чем недобдить. И будьте готовы к быстрой эвакуации, как только мы вернёмся.

– Но как мы узнаем, что пришли именно вы? – спросил Сергей.

– Пароль будет таков: два стука, затем три стука и один стук. Понятно?

– Два, три и один, – повторил тот на всякий случай. – Хорошо, будем ждать.

Ко мне подошла Юля:

– Будь осторожнее, – по-матерински сказала она, поправляя мне рюкзак, хотя он и так сидел вполне нормально.

Но я не возражал. Если ей от этого было легче, то всё что угодно, лишь бы только она была спокойна.

– Я буду сама осторожность, – обнял её я. – Ты, главное, не волнуйся, и я обязательно вернусь.

Я взглянул ей в глаза. В этот момент полковник открыл первую дверь:

– Ополченцы, одеть противогазы! За мной шаг-оо-м марш! – и первым одел противогаз.

Я чмокнул Юлю в лоб и уже развернулся, сделав шаг в сторону выхода, но остановился. До этого я хотел, чтобы наше расставание было простым, без слёз и горечи, но не удержался, вернулся обратно и впился в губы моей единственной, любимой Юлечки.

Казалось, наш поцелуй длился вечность, но нас никто не остановил, все понимали, что мы могли больше не встретиться. Я отстранился от неё, понимая, что больше заставлять других ждать не мог и ещё раз посмотрел ей в глаза: они были полны слёз. Но как я мог её утешить?

Я решил не драматизировать, быстро развернулся и спешно вышел вслед за остальными, после чего за мной наглухо захлопнули дверь.

Расставаться с любимыми всегда тяжело, а на войне еще тяжелее. Но если об этом думать постоянно, то можно сразу же записываться в покойники, так как каждый последующий шаг мог оказаться смертельным, и нужно постоянно быть начеку, чтобы не попасть под пулю. Поэтому я надел противогаз и попытался сосредоточиться на том, что меня окружало.

Догнав остальных, я оглянулся, прощальным взглядом окинув выпирающее из-под земли бомбоубежище, где осталась моя любимая и продолжил идти дальше.

Я знал, что могу не вернуться, как и вся наша группа. Но меня успокаивала возможность отомстить за всех тех, кого не стало с нами за последние дни. И эту возможность я не мог упустить, тем боле, что в своих руках я сжимал самое подходящее для этого орудие – снайперскую винтовку. И я был уверен, что не промахнусь.

Теперь мы передвигались максимально скрытно: преимущественно в тени и под прикрытием каких-либо строений, тщательно просматривая все окрестности. Мы не спешили – в нашей ситуации это было равносильно смертному приговору. Возможные вражеские засады нам так же лучше было миновать стороной, чтобы затем максимально эффективно и без потерь сделать своё дело.

Передвигаясь налегке, к вечеру мы отошли на достаточное расстояние от бункера, направляясь к побережью. Именно там полковник ожидал встретить крупный десант вражеских войск.

Наш путь лежал к промышленной части города, дальше от эпицентра взрыва, где здания, находясь в низине, не подверглись значительным разрушениям. Там было намного удобнее установить засаду.

Мы надеялись, что противник ещё не десантировался, иначе нам придётся действовать с ходу, без каких-либо приготовлений.

Уже давно стемнело, город погрузился в непроглядную пелену южной ночи, отчего мы едва различали силуэты друг друга. При этом фонарями или какими-либо другими источниками света пользоваться было нельзя, чтобы никто даже теоретически не смог бы нас засечь. Мы должны были быть абсолютно незаметными. От этого зависел весь успех операции. Все понимали это и не роптали когда проваливались ногами в невидимые ямки, когда задевали случайные выступы арматуры и царапали о них одежду, ориентируясь в темноте лишь по памяти и по почти не сохранившимся редким ориентирам городских строений.

Уставшие, мы останавливались на отдых, но через несколько минут вновь пускались в путь. Дорога была каждая минута и мы не жалели себя. Глаза слипались, тело ломило от непривычной усталости. А ко всему прочему, ещё и дышали через противогазы, добавлявшие нам остроты ощущений.

К середине ночи мы преодолели большую часть пути, как вдруг вновь услышали рев винтокрылой птицы.

Мы остановились, прислушиваясь к настораживающим звукам, но вокруг ничего не было видно. Что было странно, так как в такой темноте огни вертолёта должны были видны издалека.

– Он что, без огней летит? – не понял Ваня.

– Похоже, что так, – добавил старик. – Что же он видит в такой темноте?

– Скорее, в укрытие! – вдруг крикнул через забрало противогаза полковник. – У него тепловой сканер!

Мы растерянно замотали головами. Где укрываться от подобной опасности, мы не знали.

– За мной! В укрытие! – подталкивая нас руками к ближайшим руинам, закричал Сбруев.

Быстро сообразив, куда следует бежать, со всей прыти мы устремились к наполовину обвалившемуся арочному проходу посреди сплошных завалов.

Тем временем, вертолёт быстро приближался.

Мы едва успели укрыться под аркой, как через несколько мгновений недалеко от нас на низкой высоте быстро пролетел большой военный вертолёт.

– Ну что, не заметил? – тяжело дыша, спросил Вячеслав Михайлович.

– Если заметил, то мы очень скоро об этом узнаем, – ответил Сбруев, настороженно сопровождая вертолёт взглядом.

Но вертолёт, не замедляясь, продолжил своё следование над руинами когда-то большого и красивого города могучей державы.

– Вроде пронесло, – наблюдал за ним Валера, пока тот не скрылся за развалинами соседнего здания.

– Как он, вообще, управляет в такой темноте? – поразился бывший штурман.

– Он напичкан электроникой и приборами ночного видения настолько, что ему сейчас видно лучше, чем в белый день, – объяснил я. – Я как-то смотрел передачу про ИХ технику.

– Ладно, теперь всем повышенное внимание! – предупредил нас полковник. – А теперь вперёд! Нам ещё долго идти!

– Ну что ж, поехали! – весело добавил Валера.

Мы выбрались из-под укрытия и, внимательно осматриваясь, продолжили свой путь.

С этого момента пришлось держаться вблизи всевозможных укрытий, имеющих крышу над головой, что ещё больше усложнило нам жизнь.

А вражеский вертолёт, между тем, продолжал колесить над городом, заставляя нас постоянно прислушиваться и, как только звук усиливался, быстро укрываться. Позднее мы различили отдалённый гул ещё пары ночных охотников, незаметно круживших над руинами.

Покружив над городом ещё несколько часов, под утро охотники удалились восвояси.

Только после этого мы смогли немного расслабиться.

– Эх, нужно было сбить один, чтоб другим неповадно было! – вздыхал Ваня, таская на себе РПГ – ему всё не терпелось воспользоваться своим оружием. – И мне легче было бы нести всё это!

К утру мы добрались до старого машиностроительного завода, головное здание которого, по сравнению с соседними зданиями, находилось в более-менее целом состоянии. Высотой оно было в четыре этажа. Там, с высоты, окружающая местность должна была просматриваться очень хорошо, что нам как раз требовалось. Здесь и решили остановиться.

Перебравшись через накренившийся градусов на сорок железобетонный забор, мы зашли на территорию завода. Постепенно светало, и из темноты начинали вырисовываться очертания огромного комплекса производственных сооружений, в большинстве своём разрушенных, рядом с которыми всё ещё стояли мощные козловые краны, несколько перекошенные и сдвинутые с рельсовой колеи.

Здесь всё было тихо и спокойно. В утренних сумерках отсвечивал ровный нетронутый снежный покров по всей территории завода. Значит, здесь уже давно никто не ходил. Это хорошо, лишние глаза нам были не нужны.

Мы вошли внутрь, легко преодолев еле державшиеся на петлях двери. Там, в цехах, на своих местах всё ещё стояло оборудование, слегка перекосившееся, но всё ещё готовое к эксплуатации. Через выбитые стёкла просторных окон, протянувшихся вдоль всего здания, полы помещений были занесены тонким покрывалом снега.

Мы поднялись на верхний этаж по заметно обветшавшей лестнице: вся штукатурка на стенах потрескалась и во многих местах поотлетала, открывая широченные трещины в монолите железобетона. Глядя на них, можно было судить о нагрузках, которые эти стены испытали от взрывной волны. А ведь лестничные клетки – самый жёсткий элемент каркаса. И если бы не устояли они, рухнуло бы всё здание в целом.

Осторожно преодолев лестницу, мы вышли на верхний этаж. Здесь бетонное перекрытие было покрыто устрашающе широкими трещинами, из которых торчала арматурная сетка, и хорошо просматривался нижний этаж. Собственно, в некоторых местах бетона и вовсе не было, и пол держался лишь на арматуре. К таким местам страшно было приближаться, хотя, если уж по науке, то монолитные полы как раз на арматуре и держатся, а бетон всего лишь дополняет конструкцию, чтобы по перекрытию можно было ходить и защищает арматуру от ржавчины. Это, как бывший строитель, я могу сказать уверено.

Впрочем, и потолок из плит покрытия также не отличался целостностью: то тут, то там зияли не меньшие по размерам дыры. Трудно было представить, каким образом там всё ещё держались эти совершенно тонкостенные плиты, у которых и жёсткости-то особой не было.

Судя по существенной разнице между разрушениями на первом и четвёртом этажах, можно было сделать вывод о том, как сильно трясло верхнюю часть здания. Это напомнило мне уроки по программе SCAD, когда, определяя сейсмическую модель колебания сооружения, мы разбалтывали его на экране монитора, словно оно было резиновым.

В дальнем конце этажа мы обнаружили небольшое помещение, в отличие от других, достаточно не плохо сохранившееся. Разбитые окна его выходили как раз на нужную нам сторону. Похоже, это был кабинет какого-то начальника: здесь было и огромное удобное кожаное кресло, и широкий стол с приставленными к нему двумя стульями. Отсюда также неплохо просматривался берег, часть портовых сооружений с примыкающими к нему городскими постройками. При этом на окнах даже сохранились жалюзи, сильно колебавшиеся от порывов ветра.