Текст книги "Белое на белом"
Автор книги: Константин Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Мэр Бранда. Ханс айн Грауфогель.
– Я вижу, вы не танцуете… – голос мэра был тих, но удивительным образом был прекрасно слышим сквозь играющую музыку, – Почему? Вы не любите танцевать? Или вам не нравится бал?
Курсанты дружно замотали головами. Дружно и молча. Последний вопрос звучал как обвинение в государственной измене.
– Нам приказали оставаться здесь, – Ксавье с неудовольствием почувствовал, что его голос дрожит.
– Приказали… – прошептал мэр, – Слушаться приказов, даже таких – хорошая черта, редко встречаемая в таком юном возрасте…
Он слегка покачнулся вправо-влево, как змея, гипнотизирующая жертву:
– Ну что ж, не буду вам мешать… Развлекайтесь. Когда еще можно повеселиться, как не в молодости…
Судя по интонациям, молодость мэр считал серьезным недостатком. Он посмотрел на замершего с бокалом в руках Цайта и по неподвижному лицу скользнула волна нервных импульсов.
– Не буду вам мешать… – повторил айн Грауфогель, отступая в толпу.
Цайт провел ладонью по вспотевшему лбу. Поднес ко рту бокал…
Перед глазами промелькнула темно-малиновая ряса. Рядом, совсем рядом прошагал кардинал Траум, глава церкви Шнееланда. Он мельком посмотрел на курсантов, особенно задержав взгляд на замершем с бокалом у рта Цайте.
Тот медленно опустил руку. Цайту начало казаться, что бокал проклят: стоит только захотеть из него выпить, как тут же появляется кто-то с вершин, так сказать, власти. Он затравленно оглянулся и схватил стоявший неподалеку на низком столике бокал Йохана. Все равно тот и не подумал пить. С двумя бокалами Цайт повернулся к залу…
Перед ним стоял незнакомый человек. Незнакомый, но, если судить по темно-синему мундиру с золотыми эполетами – в высоких чинах. Хотя и не военный.
– Мне кажется, – произнес он, глядя на Ксавье, – или…
– Я, – перебил тот, – курсант Черной Сотни. Мое имя – Ксавье. Моя фамилия – Черная Сотня.
– Ну да, – человек вежливо и немного печально улыбнулся, оглядывая всех четверых, – Люди без прошлого… Прошу прощения.
– Кто это был? – Цайт со стуком поставил бокалы на столик. Не сработало…
– Шнееландский министр земель Карл айн Шеленберг. Он знает меня по ПРОШЛОЙ жизни.
– А… – Вольф, который заворожено смотрел на девушек, повернулся было к Ксавье и замолчал. Хотя ему чертовки хотелось узнать, кем же был в прошлой жизни их товарищ, раз среди его знакомых водились министры.
Цайт нервно оглянулся и схватил бокал. Поднес его ко рту, почти ощутил на лице крошечные брызги от лопнувших пузырьков зекта…
Мимо опять прошел кардинал. На этот раз вдвоем со статным бородатым человеком, в котором только полнейший олух не узнал бы канцлера Айзеншена. Они оба недовольно посмотрели на бокал. Или Цайту уже так начало казаться. Он проводил взглядом темно-синюю и темно-малиновую спины и, отчаянно поднеся бокал ко рту, сделал глоток.
Музыка остановилась.
Герольды объявили перемену.
Вольф старательно пытаясь не смотреть на округлые белые плечи одной из танцевавших – вырез платья открывал их на ладонь ниже ключиц – и поэтому не заметил движения среди людей вокруг. Все расступались, как будто по направлению к курсантам двигался опасный хищник.
Отодвинулся в сторону пожилой генерал, только что разговаривавший со своей полненькой женой, и к курсантам вышел, сверкая белым мундиром с золотым шитьем сам Первый маршал.
Зеленые глаза оглядели замерших юношей.
– Великолепно, – лениво заметил он.
Цайт опустил бокал, нашарил столик и поставил бокал на него. Все вокруг старательно делали вид, что заняты своими делами, но их уши разве что не шевелились.
– Великолепно, – продолжил свою мысль маршал, – не часто мне приходится видеть настолько хороших курсантов. Гордый взгляд, стальная выправка, отлично тело… – алые губы маршала изогнулись в улыбке – …сложение…
Цайта и Вольфа передернуло. Следом передернуло Йохана.
Внезапно маршал шагнул вперед и его глаза оказались прямо напротив глаз окаменевшего Вольфа:
– Но ведь это все не главное, – в тихом голосе не было ничего распутного. В нем слышались шелест клинка, вынимаемого из ножен, свист пуль и вой вьюги, заметающей снегом мертвые тела, – Главное – готов ли ты убивать и умирать во славу короля Шнееланда.
Зеленые глаза смотрели серьезно и холодно, напоминая о том, что изумруд – тоже камень.
– Да, – Вольф побледнел и вытянулся, – Готов.
Айн Штурмберг протянул, не глядя, руку и снял бокал с подноса оказавшегося рядом как по волшебству слуги.
– Я запомню тебя, курсант, – произнес он, – Я запомню вас всех.
Тут маршал отметил, что в руках Ксавье нет бокала. Опустевшая вазочка из-под мороженого уже исчезла, унесенная одним из слуг.
– Почему без вина? – спросил он.
– Я не пью, – ответил Ксавье, – вина.
– Непьющему тяжело приходится на войне.
– Я готов рискнуть.
Маршал поднял бокал.
– Я запомню вас всех. За тех, кто придет мне на смену!
Его слова прозвучали неожиданно громко. Цайт наконец выпил свой полностью выдохшийся зект. И застыл.
К ним приближался король.
Леопольд Седьмой, затянувший свои телеса в розовый мундир, тяжело ступая двигался по замершему залу в сторону Первого маршала.
В сторону четырех курсантов.
– Рихард, – произнес король, – Я велел тебе подойти ко мне после окончания танца. Вместо этого ты болтаешь с этими юношами.
Напрягшийся было Ксавье тихо выдохнул. У короял хватило такта не назвать их «мальчишками» или – если вспомнить, то, что говорят о маршале и короле – еще как-нибудь похуже.
В принципе, король Леопольд не был плохим человеком.
– Я, – маршал сладко улыбнулся, – должен знать тех, кто когда-нибудь сменит меня на посту Первого Маршала.
Маленькие глазки короля заинтересованно ощупали каждого из четверых друзей, остановившись на каждом.
– Ты полагаешь, что эти достойные юноши смогут достичь твоих вершин?
Кто-то неподалеку еле слышно фыркнул «достойные…».
– Более того, я уверен, что они смогут превзойти меня.
– Ну что ж, обсудим наше будущее в более приватной обстановке.
Король, еще раз оглядев курсантов, взял маршала под руку и неторопливо удалился из зала, взмахнув рукой на выходе.
Музыка заиграла вновь. Опять закружились пары, но в этот раз не было ни одной танцующей женщины, которая не бросила бы на юношей взгляд, какая любопытный, какая заинтересованный, а какая – и сочувствующий.
Темная фигура заслонила обзор.
– Вас, – по черному лицу Симона нельзя было понять, недоволен он или нет, – нельзя даже ненадолго оставлять без присмотра. То ввяжетесь… в разные авантюры, то обращаете на себя внимание короля… Идем.
7
В небольшой проходной комнате, обитой травяно-зелеными обоями, сотник оставил курсантов, приказав ждать и не уходить.
– Называется, сходили постоять, посмотреть… – Цайт плюхнулся на низкий диванчик. Остальные промолчали. Йохан вообще был неразговорчив, а в ушах Вольфа до сих пор звучали слова Первого маршала «Я запомню тебя. Я запомню вас всех».
– Ксавье, что скажешь? – не унимался Цайт.
Тот молча пожал плечами.
– Можно подумать, тебе каждый день приходится общаться с королями.
Ксавье посмотрел на Цайта:
– Раньше, – спокойно сказал он, – приходилось.
Цайт замолчал. Тут мимо пробежал слуга с бокалами. Цайт ухватил один из них – тот же золотистый зект – и собрался было выпить.
– Не надо, – вдруг сказал Йохан.
Цайт замер:
– Что не надо?
– Не пей. Когда ты выпил в прошлый раз, к нам подошел король.
– Король уже подошел, – Цайт медленно выпил бокал до дна.
Раскрылась дверь и в комнату вошла та маленькая женщина в красном платье, которая танцевала с маршалом.
– Добрый вечер, молодые люди, – произнесла она.
– Добрый вечер… – хором произнесли курсанты.
– …ваше величество, – добавил Ксавье.
«Королева??»
Королева, в сопровождение нескольких дам, подошла к Вольфу.
– Вы наверняка слышали мерзкие истории о моем муже и Первом маршале, – сказал она, – Я хотела бы, чтобы вы знали – это неправда. Первый маршал – настоящий мужчина и воин. Не слушайте сплетен.
– Да, ваше величество, – Вольф изо всех сил старался смотреть в глаза королевы. Не ниже.
Королева быстро провела ему по щеке, оглядела остальных курсантов, улыбнулась Цайту и вышла. Но ее синие глаза остались в памяти Вольфа…
8
Этой ночью, в праздник Пива и Мяса, четверым друзьям спалось очень плохо. Нет, им не мешали песни гуляющих горожан. Им мешали воспоминания о королевском бале. Им мешали сны.
Ксавье во сне летел безлунной ночью над спящим городом, и его черные крылья хлопали на ветру.
Цайту снилось, что он попал внутрь огромного механизма, полного шестеренок с острыми зубьями. Они вращались, угрожая разорвать его на части.
Даже непробиваемо-спокойному Йохану привиделось, что он стоит на городской площади на высоком помосте и смотрит на беснующуюся толпу. Сквозь прорези кожаного капюшона. В руках – топор, а на плахе – связанная женщина.
И только Вольфу снилась королева. Она гладила его по щеке, и юноша был счастлив.
Конец первой части.
Часть вторая «Маски изменены»
Нет ничего тише крика и туманней очевидности
Отец Герман
Глава 1
Бранд
Подземное хранилище банка «Бегумиум». Улица Серых Крыс. Брандский вокзал
15 число месяца Мастера 1855 года
1
Противостояние производителей сейфов и грабителей во многом напоминает борьбу меча и щита. На каждый острый меч найдется непробиваемый щит и на каждый щит найдется свой меч.
Когда первые банкиры поняли, что хранить деньги в сундуках становится небезопасно – любой получивший доступ в помещение с денежными сундуками мог стать намного богаче, а банкир – намного беднее – они поступили вполне логично: начали навешивать замки. Воры начали срывать замки ломами. Замки стали внутренними. Воры принялись распиливать стенки. Стены сменили дерево на железо, а заодно сундуки встали на попа и превратились в сейфы. Обломав, в переносном смысле, зубы о металлические ящики, воры опять взялись за замки. Те становились все сложнее и сложнее, пока не были изобретены отмычки и разрушение замков с помощью засыпанного в замочную скважину пороха. На смену сувальдным замкам пришли шифровые, не имеющие ключей и не имеющие отверстий. Воры изобрели специальный прибор «длинное ухо» для прослушивания стенок сейфа: при вращении циферблата замок издавал еле слышный стук в случае, когда набиралась верная цифра комбинации. Потом медики украли идею, придумали ей какое-то хитрое научное название и теперь используют для прослушивания пациентов. Но воры не обиделись. Тем более, что шифровые замки уже были доработаны и теперь в сейфы встраивались замки конструкции брумосского изобретателя Валентайна, для которых «длинное ухо» было бесполезным. Штифты в них щелкали абсолютно одинаково, как для правильной комбинации, так и для любой другой.
Пока в этой битве выигрывали сейфы. Но уже нашелся тот, кто склонит чашу весов в пользу борцов за звонкие монеты.
«Бегумиум», один из шнееландских Банков – отделения в Грюнвальде, Зоннентале и Ланбургском епископстве – разумеется, держал свои средства исключительно в новейших сейфах с валентайновскими замками. Стальные дверцы сейфов двумя ровными рядами тянулись вдоль стен узкого темного коридора и за каждой из них прятались богатства… Или не прятались. Кто мог сказать, за какой из дверей лежали мешки с деньгами, а за какой – только толстый слой пыли? Ясновидящий? Обладающий даром видеть сквозь стены? Или…
Темный зал банка. Высокие окна, затянутые паутиной решеток и запертые железными ставнями. По мраморному полу бесшумно ступает человек, несущий в руке керосиновую лампу.
Мягкие туфли с войлочной подошвой, на поясе – дубинка с острыми шипами, чуть поблескивающими опасной сталью, и пистолет, шестизарядный «Лам». Охранник.
Он регулярно проходит по помещениям банка, чтобы проследить, не забрался ли вор. В шести контрольных точках установлены механические часы, каждый раз, проходя мимо них, охранник нажимает на круглую кнопку-грибок. Раздается щелчок, игла пробивает на протягиваемой внутри бумажной ленте время прохода. Не дай бог, он забудет или уснет… Должность спокойная и денежная и кандидатов на нее ой как много.
Прямая как штык спина, суровой обветренное лицо, глубокий шрам на щеке ясно говорят о том, что в прошлом охранник прошел военную службу. Небольшая хромота и легкий скрип протеза – о том, почему он оставил службу.
Охранник подошел к очередным контрольным часам, в конце зала, рядом с мраморными статуями. Лампа покачивается на зажатом в руке кольце, тени, отбрасываемые статуями, хаотично движутся, создавая впечатление, что они оживают, оживают…
Одна из теней, самая темная, самая черная, отделилась от стены и бесшумно скользнула к охраннику.
Щелкнул механизм часов.
Холодная нечеловечески сильная рука прижала к лицу охранника черную тряпицу, отвратительно пахнущую сладким запашком. Бывший военный забился, пытаясь вырваться из удушающего захвата, пытаясь вдохнуть воздуха, пусть затхлого, но такого необходимого, но вместо этого в легкие попадала только оглушающая отрава…
Нападавший опустил обмякшее тело на пол и спрятал смоченную эфиром тряпицу. Затем оттащил охранника за конторку. Теперь тот очнется нескоро и надежно связанным.
Помех больше нет.
Бесшумно ступая по полу в легких туфлях на каучуковой подошве, человек прошел мимо стальной двери, закрывавшей спуск в подземный коридор. Ставить валентановский замок на дверь владельцы «Бегумиума» не стали, обошлись обычным шифровым, который можно легко открыть, используя соответствующие инструменты.
Вот только такие инструменты очень неудобно носить при себе. Особенно когда половину ночи проводишь, согнувшись в три погибели в неприметном уголке зала. Какой отсюда следует вывод? Носить их с собой не нужно.
Человек бесшумно двигался по коридорам, в черной просторной одежде похожий на призрак Замка-На-Скале из знаменитого романа Анны Холборн. Разве что вместо белой безликой маски на нем были одеты выпуклые очки-консервы с двумя козырьками над каждым из окуляров.
Еще одна дверь. Тоже стальная, но с обычным замком. Здесь хранятся те вещи, которые оставляют банку на хранение люди, достаточно богатые, чтобы оплатить это, но недостаточно обеспеченные, чтобы купить собственный сейф. Дамочки оставляют свои драгоценности, купцы – бухгалтерские документы… Взломщики – свои инструменты.
Человек в черном достал из внутреннего кармана набор отмычек, и через минуту замок щелкнул, пропуская незваного гостя внутрь. «Гость» прошел мимо рядов ячеек за стальными дверцами с выгравированными номерами. Дверцы украшала легкая резьба растительного узора. Человек остановился у одной из них, с номером «138» и небольшой замочной скважиной. Можно, конечно, и ее вскрыть отмычкой. Но зачем? Если есть ключ.
Только вчера он, под видом богатого заводчика из Убервальда, сдал на хранение огромный сундук. В котором и лежало все, что нужно для успешного открывания дверей. Любых. Против новинки, которая притаилась внутри сундука, не устоит ни один сейф.
2
Несколько легких поворотов циферблата… Тонкие, чуть слышные щелчки, уловленные с помощью чуткого приспособления…
Замок на двери в подземное хранилище щелкнул и открылся.
Взломщик убрал трубу «длинного уха», открыл дверь и зашагал вниз по каменным ступеням. Левая рука сжимала рукоять толстого сосуда, от которого отходили шланги, в правой покачивалась трофейная лампа.
Спуск завершился, поворот налево… Вот и оно.
Коридор банковских сейфов. Первый, третий, пятый…
Одиннадцатый.
Тяжело опустился на пол баллон, ладонь левой руки с тяжелым стуком похлопала по дверце сейфа. Надежная штука, валентайновский замок, нет никаких шансов открыть.
Легкая улыбка. Не было.
Человек опустился козырьки, оказавшиеся крышками из черного стекла, закрыв окуляры очков. Теперь он почти ничего не видел, кроме ставшего тусклым и темно-красным огонька лампы.
Скрип поворачиваемого вентиля, тихое бульканье, короткое шипение… Вспышка и гудение яркого даже через темные стекла огня.
Человек подкрутил вентиль на изогнутой трубке, из которого вырывался пучок бело-голубого пламени, и поднес огненный клинок к дверце сейфа.
Металл мгновенно налился краснотой, тут же выцветшей в темную, а затем в ярчайшую желтизну, и потек вниз тяжелыми вишневыми каплями.
3
Когда в 1848-ом химик Фридрих Эшерсхейм прокалил негашеную известь с коксованным каменным углем, он не знал, что его открытие приведет в конечном итоге к тому, что шнееландский банк лишится значительной части своих денег. Ученые редко задумываются над такими вещами, как последствия своих интеллектуальных изысканий.
Полученное им вещество грязно-серого цвета обрело труднопроизносимое имя эшерсхеймит и, будучи опущенное в воду, начинало бурлить и пузыриться, выделяя неизвестный газ с неприятным острым запахом. Впрочем, газ скоро был опознан как известный еще с 1821-ого ацетилен, который теперь можно было получать легко и просто, был бы под рукой эшерсхеймит и вода. Оставшийся для истории безымянным ученик химика сумел сконструировать горелку особой конструкции, которая, сжигая ацетилен, давала пламя высочайшей температуры. Настолько высокой, что под воздействием этого пламени сталь плавилась и текла.
Для ученика все закончилось заметкой в газете о некоем курьезном изобретении, а вот для самой горелки все только начиналось. Заметка попалась в руки человеку, который сумел выделить в ней ключевые слова. «Резать сталь».
4
Кольцо расплавленного металла замкнулось вокруг замка. Подцепленный коротким ломиком вырезанный кусок сейфа со звоном упал на пол, рассыпая искры. Левая рука ухватилась за дымящийся край двери и потянула ее на себя.
Взломщик взмахнул другой рукой, разгоняя дым.
В раскрывшемся сейфе перед его глазами появились плотно упакованные кожаные мешки, слегка попятнанные каплями расплавленного металла. Он развязал завязки одного из мешков и достал несколько новеньких, блестящих даже под тусклым светом керосиновой лампы, серебряных монет.
Проникший в самый надежный сейф мира сдвинул очки-консервы на лоб.
Серебряный блеск свежеотчеканенной монеты. С одной стороны – поросячий лик короля Леопольда, с другой – шагающий на четырех лапах медведь.
Шнееландские талеры.
– Однако… – тихо прошептал взломщик.
Информатор – для того, чтобы знать, что находится в сейфе, необязательно видеть сквозь стены – уверял, что сегодня днем в банк поступит партия денег от Зеебурга, рыцарства Озерного Замка. Конечно, талеры Зеебурга – это талеры Зеебурга, низкопробное серебро с большой примесью меди. Но сорок тысяч – это сорок тысяч. Зеебургские талеры менялись на шнееландские, как один к двум. Двадцать тысяч – неплохой куш за одну ночь работы. Но теперь…
Либо айн Зеебург балуется фальшивомонетничеством, но тогда деньги никогда не попали бы в «Бегумиум», банк, который наполовину принадлежит айн Грауфогелю, мэру столицы, либо…
Либо это означало очень-очень-очень плохую вещь.
5
Четырех курсантов школы Черной сотни, известных под именами Вольф, Ксавье, Йохан и Цайт, нимало не беспокоили проблемы денежной массы королевства, сложности работы банкира и последние достижения воровской науки. У них был гораздо более серьезный повод для размышлений.
Сегодня они впервые выйдут из школы в город. Официально.
И пусть сегодня нет ни одного большого праздника. День Пива и Мяса давно прошел, Встреча Весны тоже отмечалась песнями и кружками свежесваренного майстер-биром две недели назад, а до Дня Матери еще больше недели, не говоря уж о Новом Годе… Пусть. Для курсантов сегодняшний день – праздник.
Не для всех, конечно, но вовсе не потому, что кто-то остается в школе, смотреть грустными глазами сквозь оконную решетку на веселящихся товарищей. Просто курсанты поступали в школу неравномерно и большая часть из сотоварищей уже встретила праздник Первого Дня В Городе После Двух Месяцев Взаперти.
6
Вольф повернулся вокруг своей оси, пытаясь рассмотреть самого себя со стороны. Сейчас бы ему очень пригодились глаза морского краба, которые выдвигаются на стебельках…
Или зеркало.
Юноша еще раз осмотрел себя и хмыкнул. Все-таки их слишком сильно пичкают естественными науками, если первое, что пришло ему в голову: не зеркало, а выдвижные глаза. Интересно, в этой науке есть какой-нибудь смысл? Пригодятся ли им когда-нибудь знания о повадках белых медведей, признаки того, что река заражена спиралями, конструкции паровых машин или методика выпаривания настоя ангельской травы?
Он крутанулся еще раз и посмотрел на своих товарищей. Ксавье, сидевший на кровати, выглядел так, как будто его выгладили вместе с костюмом. Вольф уже тихо начал подозревать, что их аристократ-товарищ обладает особой магией, которая заставляет надетую на него одежду тут же разглаживаться и подтягиваться по фигуре. Вольф вздохнул. Он бы тоже не отказался от такой магии. А еще от волос, которые можно отрастить на достойную дворянина длину. Он несколько раз пытался, но его жесткие волосы вместо того, чтобы аристократично спадать на плечи, крестьянски топорщились во все стороны, как прутья в вороньем гнезде.
Йохан, в расстегнутом мундире лежавший на своей кровати, читал тонкую книжку, явно не учебник, скорее, что-то из развлекательной литературы. Вот его одежда, судя по всему, обладала собственной магией или собственным взглядом на свое состояние. Любая одежда на Йохане – и форма в том числе – даже надетая сразу после глажки, начинала выглядеть так, как будто он в ней спал.
– А где Цайт? – спросил Вольф.
– Моет голову, – хмыкнул Ксавье.
Вольф улыбнулся, даже Йохан блеснул глазами в скрытой усмешке. Страсть их товарища к мытью волос им была прекрасно известна. Раз в несколько дней он запирался в моечной комнате с огромным флаконом жидкого мыла, резко пахнущего, но дающего обильную пену, покрывавшую юношу с ног до головы. Секрета, где он взял такое мыло, Цайт не раскрывал, хотя Вольф иногда подкатывал к нему с этим вопросом. Волосы Цайта после использования секретного мыла становились яркими, блестящими и горели настоящим золотом.
– Вы уже готовы? – помянутый Цайт влетел в комнату так, как будто ждал под дверью, пока про него вспомнят. Голый торс, с темной, как у всех южан, кожей, в одной руке – флакон с мылом, в другой – полотенце. Высохшие волосы уже стянуты в золотой хвост. Вольф тихо вздохнул.
– Готовы? – бутыль полетела в одну сторону, полотенце – в другую, – Готовы? Нет? Нет?
Цайт запрыгал на одной ноге, натягивая сапоги.
– Давно готовы, только тебя ждем. Торопиться некуда.
Двери из школы открывались ровно в десять часов утра.
7
До выхода было еще больше четверти часа, но у двери уже стояли четверка их товарищей по празднику. Или по несчастью, если вспомнить, что все остальные давно имеют право выхода в город.
– Привет, Шредер.
– Привет, Вольф, – Шредер, высокий бледный юноша с ярким румянцем на щеках. Медлительный, он плохо фехтовал, несмотря на все усилия преподавателей, зато был большим знатоком паровых машин.
– Привет, Тило.
– Привет, Ксавье, – Тило был низким круглым толстячком, упругим и вертким как каучуковый мячик. Весельчак и сладкоежка, обладающий способностью передразнивать голоса других людей. Так, что и не отличишь.
– Привет, Ульрих.
– Привет, Йохан, – волосы спокойного как скала великана Ульриха были темно-рыжими. Как он иногда говорил, потому, что на его родине постоянно идут дожди и волосы ржавеют от сырости. Шутил. Наверное. С ним было сложно понять, собственным шуткам он никогда не улыбался. Говорил Ульрих с акцентом, который пока никто не мог распознать. Или не говорил об этом четырем друзьям.
– Привет, Фольк.
– Привет, Цайт, – наметанный глаз Ксавье определял в невысоком нервном юноше потомка охотников из еловых лесов Убервальда. Фольк был стрелком, из тех, которым отцы в колыбель кладут старый дедушкин мушкет, из тех, которые сбивают воробья на лету. Причем не только из ружья, но даже камнем.
Курсанты стояли у двери, разделившись на две четверки, и негромко переговаривались между собой.
Юноши чувствовали некое отчуждение со стороны товарищей по школе. Не то, чтобы их сторонились, просто после того, как старший сотник вытащил их на праздничный бал, где на четверку обратил внимание сначала Первый маршал, а потом и сам король, в глаза однокашников они стали слишком выделяться. А выделяющихся недолюбливают. Поэтому отношения других курсантов к нашей четверке было спокойное, но несколько холодное. Как к коллегам, но не как к товарищам.
Вот и сейчас, Шредер, Тило, Ульрих и Фольк обсуждают между собой, куда они пойдут, когда вырвутся, однако не хотят предложить объединить планы…
– Ребята, – тут же разрушил построения Тило, – а вы куда решили пойти?
– В веселый квартал! – хохотнул Цайт, – Не знаю, как кто, а я три месяца живой женщины не видел.
Все рассмеялись.
– Ну это потом, – не унимался Тило, – а сейчас?
– В пивную одну, на улице короля Адольфа. Там варят хороший брандиш.
– Брандиш? – при упоминании пива повернулся в сторону друзей Ульрих. Великан постоянно тосковал по выпивке и выспрашивал все товарищей, в особенности тех, кто уже получил возможность выхода, обо всех кабаках столицы, – Вы не про «Танненбаумбир»?
– Про нее.
– Так ведь она закрылась недавно. Хозяин продал все и уехал. А у нового брандиша нет и пиво жидкое.
– Холера! – выругался Вольф.
Хотя они были в «Танненбаумбире» всего два раза – при поступлении в школу и во время памятной вылазки – но пивная им приглянулась, и засесть они планировали и в ней. Жалко, если и вправду закрылась…
– А почему, не знаешь?
Ульрих прикрыл глаза:
– Дочку у хозяина убили. Задушили, прямо у задней двери.
Четверка переглянулась. Дочку они помнили, красивая была девушка…
– Давно убили? – поинтересовался Цайт.
Ульрих снова задумался:
– В ночь на двадцать первое рыцаря, кажется. Тогда, когда еще в фюнмаркском посольстве кто-то с ума сошел и своих товарищей перебил.
Четверка переглянулась…
– Йохан?!
Йохан бледнел на глазах, заливаясь смертельной белизной.
– Йохан?
– Парни, что с Йоханом?
– Не знаю, помогите!
Объединенными силами они все вместе отвели застывшего товарища к скамье и усадили на нее.
– Йохан! Йохан!
– Что с ним?
– Да не знаю я!
Ксавье хлестнул по щекам товарища. Белизну испятнали красные следы, но Йохан продолжал молчать, глядя в пространство.
– Дай я, – отодвинул Ксавье Ульрих. Все были настолько ошарашены неожиданным приступом Йохана, что даже не стали останавливать гиганта.
Пощечина, а вернее, оплеуха, сбила Йохана на пол, но привела в чувство.
– Девушка… – медленно и очень спокойно проговорил он.
– Я понял, – быстро произнес Цайт, – мы видели дочку хозяина, и она очень понравилась Йохану. А тут вы с рассказом о том, что ее задушили…
– Я же не знал, – огорчился Ульрих.
– Да ничего страшного. Сейчас он успокоится.
Вторая четверка отошла в сторону, оставив друзей у Йохана.
– Йохан, – прошипел Вольф, – что с тобой? Ты что, девушек боишься?
– Нет, – размеренно произнес Йохан, – не боюсь.
Боялся юноша совершенно другого. Девушку убили в тот момент, когда он бродил по ночным улицам, пытаясь убежать от мерзких воспоминаний. И он совершенно НЕ ПОМНИЛ, что он делал в этот момент.
8
За спинами друзей закрылись ворота школы.
– До встречи в школе. Мы будем в «Гроссфатермайстербире», если захотите – присоединяйтесь.
Вторая четверка зашагала по улице. Наши герои переглянулись. По молчаливому согласию даже в сторону «Танненбаумбира» они решили не ходить: Йохан уже не был белым, но и серый цвет лица это тоже неправильно. О причинах своего приступа Йохан молчал, как проглотивший язык. Но вот куда идти?
– Давайте, – решил Ксавье, – для начала просто пройдемся по улице. Смотрите, какая погода.
На улицах Бранда действительно было хорошо. Весна наступила уже две недели как, но Госпожа Зима еще даже не думала возвращаться в свои владения на далеком севере. Ярко светило солнце, на чистом, как будто умытом, голубом небе, сверкающий снег резал глаза, так, что отчаянно хотелось чихнуть, мороз щипал за уши, но под крышами уже появились первые сосульки: Госпожа Зима повесила свои серьги.
– А-апчхи! – чихнул Цайт, – Смотрите-ка!
На улице стояла небольшая будка: чуть выше человеческого роста, полукруглая крыша, стеклянное окошко на уровне живота, над ним – небольшой медный штурвал, с блестящими рукоятями.
– Что это… – в голове Вольфа щелкнуло и он вспомнил гравюру из учебника.
Брумосский автомат для продажи газет. Надо же, они и в Шнееланде появились.
Курсанты окружили механизм. Видимо, преподаватели все же сумели привить им любовь к механике, потому что всем четверым на самом деле было интересно, как работает хитрая штуковина.
– Made in Brumos, – щелкнул Цайт по маленькой овальной табличке на боку автомата, – А говорят, что Шнееланд – бедная страна. Брумосцы за свои механизмы такие пошлины ломят, что проще…
Цайт замолчал. Осмотрел автомат. Встряхнул головой:
– Давайте попробуем.
Даже Йохан ожил. Он заинтересованно покрутил штурвал, выбирая название газеты, пока стрелка на нем не указала на «Унзерцайт», официальную газету столицы, курировавшуюся мэром айн Грауфогелем.
– Давайте.
Цайт опустил в прорезь монетку, послушал, как она, звякая и щелкая, погружается в утробу механизма. Затем дернул рычаг на боку автомата.
Зажужжало, оконце приоткрылось и в выдвинувшийся лоток скользнула свернутая в рулон газета.
– Ну что, – развернул остро пахнущие краской листы Ксавье, – почитаем, что произошло в городе.
– Дай нам тоже, – возмутились Вольф с Цайтом.
После непродолжительного спора газета была поделена по листам.
– Ограблен банк «Бегумиум», – Ксавье досталась первая страница, – Сейфы банка, почитавшиеся неприступными, были разрезаны неизвестным образом…
Цайт сунул свою страницу Вольфу и принялся читать заметку через плечо Ксавье. Что ж это там за «неизвестный способ»?
Вольф просмотрел страницу коротких новостей мира, страны и города. Восстания аборигенов в брумосских колониях, очередная любовница ренчского короля, наводнение в Рессе… О! Интересно.
– Как стало известно нашему корреспонденту, – прочитал он рубрику «Новости столицы», – пятнадцатого Мастера в Бранд прибывает Рауль Римус. Знаменитый сыщик…
– Дай! – обычно спокойный – особенно сегодня – Йохан вырвал страницу из рук Вольфа.
8
В библиотеке школы Черной Сотни были не только учебники, в ней также был обширный выбор беллетристики, так что курсанты, особенно новички, не имеющие других развлечений, рано или поздно приохочивались к чтению. Не обошло это увлечение и четверку.
Вольф читал приключенческие книги. Джунгли Траснморании, скалы Ратайских гор, самумы жарких пустынь, снежные бураны Стеклянных островов, ураганы над океаном…
На полке Ксавье лежали толстые тома «Биографий». Ему было интересно узнавать что-то новое о жизни, казалось бы, давно знакомых исторических лиц. Поэт Майкл Бэр, хрупкий юноша, смотрящий с гравюр, автор нежных романтичных стихов, над котороми до сих пор тайком плачут юные девицы, убитый ревнивым мужем в 1799-ом, в возрасте 25 лет… И он же: участник войны в Северном Ренче, умелый всадник, фехтовальщик и стрелок, отчаянный дуэлянт, которому прочили смерть на поединке.
