Текст книги "Белое на белом"
Автор книги: Константин Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Или смертельно пьян.
– Четыре, четыре, четыре поросенка… – затянул хриплую песню качающийся от стены к стене человек.
Голос был знакомый. Очень знакомый.
– Йохан? – первым сообразил Цайт.
Человек тут же сбросил притворное опьянение и поднял голову:
– Ребята? Что вы тут делаете? И зачем вы убили этих троих?
– Тебе бы в полиции служить. Прямо как на допросе… – начал было Цайт, но договорить ему не дали.
– Йохан! Медведь ты дикий! Куда ты пропал?! Что за холера?! – наперебой завопили Вольф и обычно спокойный Ксавье, обнимая приятеля.
Йохан отстранился, опустил голову, набычась, как будто собрался бодать товарищей:
– Мне было нужно выйти. Я захотел выйти. Мне просто понадобилось выйти, – бубнил он монотонно.
Ксавье и Вольф замолчали.
– Йохан, ты в порядке?
– Мне просто надо было выйти…
– Йохан?
– Я просто захотел выйти…
– Йохан!
Бормотание прекратилось. Йохан поднял голову, взгляд его прояснился:
– Ребята, – в голосе прозвучали умоляющие нотки, – Не спрашивайте меня. Просто не спрашивайте. Я вышел, немного прогулялся, потом… – он запнулся, – потом… Потом просто сидел и смотрел на реку.
– А сюда ты зачем пришел?
– Стреляли.
– Холера, а пьяным-то зачем притворился?
Йохан пожал плечами:
– Стреляли.
Вольф огляделся. Дома смотрели на них черными окнами, нигде не мелькал огонек свечи, нигде не горел свет. Но кто знает, сколько человек сейчас смотрят на них из-за штор.
– Нужно уходить, – высказал общее мнение Ксавье.
– А с трупами что делать? Бросать просто так – неправильно. Не по-человечески это.
– Вольф, мы даже вчетвером не стащим их.
– А на карете? – вдруг спросил Цайт, все это время стоявший поодаль и озиравшийся, как волк.
– На ка… – Ксавье замолчал и быстро огляделся.
В самом деле, по улице в их сторону медленно катилась карета. Четверка черных лошадей, на облучке – кучер.
– Герба нет, – чуть прищурился Вольф, когда карета проехала мимо одного из фонарных столбов, – Остановить. Погрузить. Отвезти.
– Отвезти куда? – Цайт опять начал бледнеть.
– Ну… А кто-нибудь знает, где штаб-квартира тайной полиции?
– Конечно, знает, – не выдержал Цайт, – Это же тайная полиция! Любой мальчишка на улицах покажет, где их тайная штаб-квартира! И маски они носят совсем не для того, чтобы никто не видел их лица, а просто так, мода сейчас такая… Вольф, никто даже не знает, кто ее глава! Говорят, даже король этого не знает.
– Захотят ли они, – Йохан смотрел на приближающуюся карету, – возить неизвестно куда три трупа?
Ксавье нагнулся и поднял лежавший на земле пистолет:
– Захотят.
7
Карета подъехала. Вольф шагнул было к ней, чтобы подхватить лошадей под уздцы, но тут кучер дернул поводья.
Из тут же распахнувшейся двери выскочил мужчина в черном пальто, с цилиндром на голове. Лет сорока, или чуть старше, грубое загорелое лицо, черные волосы, по-дворянски стянутые в хвост на затылке.
– Тайная полиция! – рявкнул он, взмахнув значком, – Что здесь происходит?!
Никто не успел ничего сказать, даже подумать ничего не успел. Грохнул выстрел и человек, роняя пистолет, осел на истоптанный снег с дырой во лбу.
Бах-Бах-Бах-Бах! Ксавье разрядил пистолет в карету, молниеносно подскочив к ней и распахнув дверцу. Мгновение ничего не происходило, потом наружу выпало человеческое тело, цилиндр прокатился полукругом.
– Нам конец… – хватаясь за голову, сел на снег Цайт.
– Во-первых, – Ксавье вместе с подскочившим Вольфом перевернули тела и обыскали их, – записная книжка, – он поднял вверх упомянутый предмет, с черной кожаной обложкой, с серебряной окантовкой, – не является значком тайной полиции. Значит, сей мертвый господин нам соврал. Во-вторых, тайная полиция всегда ходит в масках. В-третьих, тайные полицейские с фюнмаркским акцентом в Шнееланде не могут существовать. И в-четвертых, раз уж он ехал именно сюда, значит, скорее всего, он один из сообщников первых двух…
– Зачем ты начал стрелять? – Цайт держался за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, – Зачем? Зачем?
Спокойный как валун Йохан подошел к нервно переступающим лошадям и погладил их морды.
– На моей родине тот, кто задумывается над вопросом, стрелять или нет, долго не живет.
– Но здесь, чума тебе на голову, не твоя родина! Здесь тот, кто стреляет не задумываясь, оказывается на виселице!
– Дворян, – Вольф не обернулся, рассматривая шпагу убитого в карете, – не вешают.
– А меня – повесят!
– Может, – Йохан продолжал успокаивать лошадей, – узнаем, зачем они сюда ехали?
– У кого?! Этот мастер пистолетной стрельбы убил всех!
– Не всех.
Взгляды четверых обратились на сжавшегося в комочек кучера.
8
– Я не знаю! – вопил прижатый к земле кучер, – Я ничего не знаю!
На улице, где несколько минут назад застрелили несколько человек, было тихо и пустынно. Ни людей, ни карет, ни мертвых тел.
Тела были погружены в карету, которую Йохан завел в переулок неподалеку. Не ближайший, туда карета не влезала.
Тот факт, что полицейские предпочли охранять здание Брандской оперы или Мост четырех королей, не означал, что на выстрелы не появится еще кто-нибудь.
Ксавье взял в руки нож и наклонился над распростертым человеком.
– А знаешь ли ты, любезный, – вежливо поинтересовался он, – что такое «драккенский галстук»?
– Нет, – насторожился кучер.
– А я тебе расскажу. Чтобы надеть на человека драккенский галстук, – Ксавье аккуратно развязал клетчатый засаленный шарф на шее кучера, – ему разрезают горло и в получившееся отверстие вытаскивают язык, который аккуратно укладывают на рубашку.
Несколько секунд понадобилось кучеру, чтобы осознать то, что ему рассказали светским тоном, потом прибавить к рассказу нож в руках Ксавье и получить очень неприятный ответ.
– А знаешь ли ты, любезный друг, – обратился драккенский аристократ к бьющемуся в истерике кучеру, которого держали вместе уже Цайт и Вольф, – кто в Драккене носит такие галстуки?
– Ммм!!! – выпученные глаза, горевшие над зажавшей рот перчаткой Вольфа, говорили о том, что он таких подробностей драккенской моды не знает, знать не хочет, и очень боится, что его желание в расчет не примут.
– Их носят те, кто молчит, когда их спрашивают уважаемые люди. Поэтому даю тебе последний шанс рассказать все.
По знаку Ксавье Вольф отпустил рот кучера.
– Я ничего не знаю, – прохныкал тот.
– Не знаешь, так не знаешь, – дернул плечом Ксавье, – Слева направо или справа налево?
– Меня наняли! – возопил кучер, зажмурив глаза, – Наняли! Они сказали, что я должен буду забрать двух человек и одно тело, и отвезти куда скажут!
– Отлично. Молодец. А куда именно, они сказали?
Взгляд кучера не отрывался от нависшего над ним кончика ножа:
– Сказали. Улица Горлицы, особняк посольства Фюнмарк.
Связанного кучера закинули в карету, в компанию пяти мертвецов.
– У меня есть новость, – сказал Ксавье, – Две новости.
– Хорошую, – затребовал Цайт.
– Что «хорошую»?
– Давай сначала хорошую новость.
– А хороших среди них нет.
– О.
– Если верить бумагам мертвеца, то он служил именно в посольстве Фюнмарка.
Наступило молчание. Убийство посольского – практически повод для объявления войны. Не каждый человек может похвастаться тем, что именно из-за него началась война.
– И вторая, – вбил последний гвоздь в крышку гроба на четверых Ксавье, – Нам осталось всего два часа на то, чтобы решить, собираемся ли мы возвращаться в школу сотни.
Два часа. Слишком малый срок для того, чтобы осознать, что ты превратился в преступника и изгоя.
Глава 8
Бранд
Улица королевы Бригиты. Улица Новой Голубятни. Королевский дворец. Улица Горлицы
21 число месяца Рыцаря 1855 года
1
Сложнее всего договориться почему-то с ближайшим родственником. Самым злобным ненавистником твоего народа часто является тот, кто почти не отличается от тебя.
Королевство Фюнмарк никогда не относили к Белым землям. Несмотря на то, что говорили в нем на том же языке, разве что с пришепетывающим выговором. Шипящих в фюнмаркском языке хватило бы на целый клубок змей. Белоземельцев фюнмаркцы недолюбливали, почитая их дикарями и варварами, не владеющими благородным искусством мореходства. Да и откуда бы белоземельцам сим искусством овладеть, если с юга доступ к Зеленому морю перекрывает Грюнвальд, с севера же Шнееланд имеет, конечно, выход к Янтарному морю, да вот только выйти из мелкого и небольшого по размерам моря на просторы океанов шнееландцы не могли: выход перекрывал длинный полуостров, так, что для выхода оставался неширокий пролив, в самом узком месте не превышавший и полмили. Принадлежал полуостров Фюнмарку и через пролив корабли пропускались только за плату, размер которой зависел исключительно от доброй воли фюнмаркского короля. Подобную практику фюнмаркцы не считали чем-то неправильным: ведь если бы бог не хотел, чтобы добрые фюнмаркцы собирали плату с проплывающих кораблей, он бы не дал им во владения полуостров Штир. Бог в представлении фюнмаркцев был довольно непоследовательным существом: дав им Штир, он почему-то отдал плодородные долины вдоль реки Миррей шнееландцам. Со стороны бога такой поступок был явно ошибочным, со стороны же шнееландцев владение землями, позарез необходимыми Фюнмарку – просто подлым. Поэтому с завидной регулярностью войска Фюнмарка под красно-белыми знаменами пересекали Миррей, с целью исправить несправедливость. Шнееландцы же, в свою очередь, противились такому толкованию воли бога, что привело к тому, что два народа, близких друг другу, как могут быть близки двоюродные братья, считались смертельными врагами.
Последние годы – может быть даже лет десять – напряжение между двумя странами спало, и если что и было нужно для продолжения мирных отношений, то вовсе не убийство служащих посольства четырьмя курсантами.
2
– Что будем делать?
Никто из четырех не произносил этого вопроса, но он витал в воздухе.
– Нас никто не видел… – медленно проговорил Цайт.
– И? – Вольф оглянулся. Темные окна темных домов…
– Бросить карету здесь и бежать обратно в школу. Нас никто не видел, а если кто-то и видел, то лиц не рассмотрел. А если и рассмотрел, то мы всегда можем сказать, что не покидали школы. Мы спали всю ночь!
Идея была заманчивой, чего скрывать. На некоторое время все замолчали.
– Я за то, чтобы признаться, – отрезал, наконец, Вольф, – Не к лицу дворянину и мужчине прятаться от опасности. Я не хочу остаток жизни бояться, что правда всплывет наружу. Мой отец всегда говорил «Сделал ошибку – имей мужество признать это». Из-за нас может начаться война.
– А мой отец, – взмахнул рукой Цайт, – говорил «Виноват всегда тот, кто попался». Можем изобразить все так, как будто они сами поубивали друг друга. Правда, вот кучер…
Все опять замолчали. Кучер был нежелательным свидетелем, но никому не хотелось убивать невиновного.
– Можем, – предложил Ксавье, – спустить их под лед. Нет тел – нет причин обвинять Шнееланд в убийстве. А кучер… С кучером что-нибудь придумаем.
– Как будто Фюнмарку непременно нужно тело, чтобы в чем-то обвинить. Да если б этот мерзавец на глазах их же собственного посла спрыгнул с крыши собора с криком «Я хочу летать!» и то они сказали бы, что во всем виноваты шнееландцы. Мол, это они затуманили несчастному глаза и специально замостили площадь камнем, чтобы тот точно убился…
– Я предлагаю сознаться, – гнул свое Вольф.
– Сознаться кому? – взвился Цайт.
– Симону, – вдруг сказал Йохан, доселе молчавший.
Снова наступило молчание. Мысль была неожиданной.
– Почему Симону? – любопытство Цайта не знало меры. Он и на эшафоте поинтересовался бы у палача, кто ковал меч и правда ли, что отрубленная голова еще может произнести пару слов.
– Он – наш командир. Он должен знать, что произошло. Он может решить, что нам делать.
– Мой отец, – судя по голосу, Вольф уже почти согласился с Йоханом, – говорил «Признал ошибку – исправь ошибку».
Ксавье, отец которого ничего такого не говорил, а если и говорил, то такие вещи, которые за мудрость не сошли бы, промолчал. Пару секунд.
– Не думал, что здесь все будет еще сложнее, чем на родине… Я – за признание Симону.
– Какие все честные… – проворчал Цайт, – Поехали. Кто вместе с покойниками?
3
Вместе с покойниками ехали Цайт, Вольф и Ксавье. Йохан, которого кони признали за хозяина, управлял каретой. Кучер лежал в глубоком обмороке, Ксавье, сидевший на трупе того, кто пытался выдать себя за сотрудника тайной полиции, крутил в руках жетон, пытаясь его рассмотреть в редких вспышках света от фонарей.
– Что ты там выглядываешь? – не выдержал Цайт.
– Здесь надпись. Судя по всему – девиз. Только он на эстском, а я его не знаю. Цайт, ты при первой встрече что-то говорил по-эстски. Посмотришь?
– Мы же учили в школе этот язык, нет?
– За неделю я только научился опознавать, что это именно эстский. Ну, посмотри.
Цайт взял серебряно-черную пластину и поднес к глазам:
– Мелко написано… Да и я, собственно… В общем, то ли «Лечи больного пока не выздоровеет» то ли «Лечи здорового, пока не заболел»… Как-то так.
– Отдай. Знаток древнего наречия…
4
Возле штаб-квартиры Черной сотни в эту ночь происходило неслыханное: из остановившейся у ворот кареты выскочили несколько юношей и забарабанили в створки:
– Открывайте! Открывайте!
Стража не заставила себя ждать.
– Кто такие? – поинтересовался сержант в черной форме. Дула ружей солдат, пришедших с ним, смотрели на непрошенных гостей.
– Курсанты школы. Цайт, Ксавье и Вольф. И Йохан. Нам срочно нужен старший сотник.
– Какие наглые ученики пошли в последнее время. Подавай им среди ночи старшего сотника… Что-то я вас не помню. Вы сколько учитесь?
– Неделю. Ты будешь звать сотника?
– Неделю… – и не подумал шевельнуться сержант, – А ведь вам не положено выходить в город. Самовольно сбежали?
– Да! Самовольно! Сгораем от стыда, раскаиваемся и желаем, чтобы сотник наказал нас лично.
– Знаете что, любезный, – отстранил кипевшего Цайта Ксавье, – но поверьте, вопрос ОЧЕНЬ важен.
Перед глазами ошеломленного сержанта появился жетон тайной полиции.
– Еще вопросы есть?
– Н-нет.
– БЕГОМ ЗА СОТНИКОМ!!!
Сержант пошел красными пятнами, забулькал, как закипевший чайник, но сдержался. За сотником, жившем в здании штаб-квартиры, был послан солдат. Ребятам пришлось ждать результатов своей эскапады, стоя у ворот, под прицелами ружей.
Пошел снег.
– Еще пару минут, – Вольф яростно растирал уши, – и я соглашусь даже на сожжение на костре. Хоть погреюсь перед смертью…
Бесшумно открылась дверь караульной, от чернеющего проема отделилась часть темноты и превратилась в старшего сотника. Чернокожий, в черной форме, он выглядел мрачным призраком. А может и не призраком, но мрачным – это точно.
– Что привело моих юных курсантов к своему ВОЗМОЖНО будущему командиру? – лениво поинтересовался он и широко зевнул, блеснув сахарно-белыми зубами.
Ксавье приоткрыл дверь кареты. Симон, зевнув еще раз, заглянул внутрь и встретился взглядом со стеклянными глазами одного из покойников, которыми была завалена карета.
Сон с лица сотника исчез мгновенно.
– Открыть ворота. – Скомандовал он, – Карету – в седьмой сарай, двери закрыть, поставить охрану, никого не впускать. Вы, – махнул он рукой курсантам, – за мной.
В кабинете командира в этот раз было темно и мрачно. Симон покрутил вентиль газового светильника, щелчок, и помещение озарилось тусклым голубоватым светом. От предметов упали глубокие черные тени, черный же силуэт сотника за столом напоминал адского демона, снимающего показания с только что поступивших грешников.
– Рассказывайте, – бросил он.
Он выслушал всех по очереди, сбивчивый рассказ Вольфа, путаный и многословный – Цайта, спокойный – Ксавье и краткий – Йохана. Помолчал. С силой потер ладонями лицо.
– Да… Как вы вышли из школы? – резко спросил он Цайта.
– Знаете, там в библиотеке… Окно…
– Я понял, достаточно. Мм… Таких результатов я не ожидал.
Он опять замолчал, о чем-то думая.
– Господин старший сотник, – не выдержал Вольф, – что нам делать?
– А спросить, что с вами теперь будет, никто не хочет?
– А я говорил, надо было изобразить, как будто они перебили друг друга… – пробормотал Цайт.
– Наше наказание, – Вольф был бледен, но прям, как копье, – не исправит то, что мы совершили. Но, возможно, мы сможем как-то помочь…
– Спасибо. Помогли.
Симон встал и вышел из кабинета. Щелкнул замок в двери. Скоро в приемной послышались шаги и стукнул опустившийся на пол приклад.
– Мы арестованы? – тускло спросил Цайт.
– Арестованным, – Ксавье подошел к столу, – не оставляют оружие.
Он положил на стол пистолет, который забрал у напавшего. Потом оглянулся и вынул из висящей сбоку стола кобуры пистолет сотника. Положил на стол рядом с трофейным…
– Ух ты! – Ксавье схватил пистолет и принялся рассматривать, – Надо же, какая интересная конструкция…
Лучше занять свой мозг хоть чем-нибудь, чем думать о том, что их ждет.
Бледный Цайт грыз ногти, Вольф ходил туда-сюда, тихо ругаясь себе под нос.
Йохан заснул.
Пока курсанты-самовольщики терзали себя мыслями, из ворот штаб-квартиры вылетел и поскакал по ночным улицам черный всадник на черном коне.
Убийство посольских сотрудников – слишком серьезный вопрос не только для курсантов, но и для их командира. Но, в отличие от юношей, Симон знал, кто является главой тайной полиции.
5
Глава тайной полиции, которого мы знаем как Неизвестного Известного, вся страна – как Немо, настоящее имя которого знали от силы десять человек, пил чай. Пил чай и слушал рассказ Симона, краткий и четкий.
– Ну, что скажешь?
– Твои курсанты совершили огромную глупость, которая обернется войной, – Неизвестный-Немо сделал паузу, – так бы я сказал, если бы не труп моего человека.
Немо посмотрел на жетон.
– Зебен. Не повезло парню…
Неожиданно Немо расхохотался. Глаза Симона расширились.
– Отличная шутка, – вытер слезы в уголках глаз Немо, – Отличная шутка!
– Я, – медленно проговорил чернокожий сотник, – не шутил.
– Ты – не шутил. А вот судьба… Эта затейница любит пошутить, но такого я не ожидал даже от нее. Мне буквально за четверть часа до твоего появления принесли доклад о том, что произошло этой ночью в посольском особняке на улице Горлицы…
6
Кованая решетка забора, окружавшего небольшой двухэтажный особнячок с бледно-розовыми стенами. В нем живут представители посольства королевства Фюнмарк. О, нет, не сам посол, даже не его помощники. Третьеразрядные советники, письмоводители, канцеляристы… И тем не менее, они служат в посольстве Фюнмарка и пользуются такой же неприкосновенностью, как и сам посол, земля, на которой стоит особняк, принадлежит Фюнмарку и вторжение на нее рассматривается, как нападения на страну.
Окна особняка темны, в них нет света, нет движения. У каменной собачьей будки, с двускатной черепичной крышей, лежит пес. Спящая собака практически не отличается от мертвой. Но спящая собака, в отличие от мертвой, дышит. Падающий снег мерно укрывает неподвижного пса, прячет от взглядов растекшуюся лужу крови.
В караульной будке находятся два солдата в пограничной форме Фюнмарка. Форма продырявлена на груди несколькими выстрелами, а на лицах застыло изумление, мол, как же так. На ресницах искрится иней. Солдаты мертвы.
Мертвы, как и все в здании. Двадцать два человека безжалостно убиты.
Убит старший советник, пожилой, если не сказать, престарелый, отправленный сюда, чтобы дожить свой век до пенсии. Не дожил.
Убит младший советник, юноша молодой, правда, к сожалению, бесперспективный, его верхний этаж, фигурально выражаясь, плохо меблирован. Был.
Убит секретарь советника, старательный, но туповатый, убита горничная советника, кровь залила белый фартук, убиты письмоводители, убиты канцеляристы, убиты служанки и старая повариха. Убиты все жившие в особняке.
Застрелены.
Казалось, что розовый оттенок стенам придает пропитавшая их насквозь кровь.
7
– …в этой КАРТИНЕ не хватало только одной детали. Мазка, завершающего шедевр. Догадываешься, какого?
Симон молча кивнул.
– Не хватало, – продолжил Немо, – трупа одного из нападавших, одного из тех, кто совершил это кровавое злодеяние. Того, кого один из убитых из последних сил смог поразить в спину, того, чье тело нападавшие бросили, забыв об одной маленькой детали…
На столе зазвенел брошенный жетон тайной полиции.
– Не хватало трупа моего человека. Чтобы обвинить в бойне нас. Шнееланд.
Немо опять расхохотался:
– Но тут вмешались трое мальчишек, которые хотели спасти четвертого. Они думают, что чуть не начали войну. На самом деле они ее почти предотвратили.
– Почти?
– Почти. Обвинить нас теперь будет сложнее. Но фюнмаркцы никогда не пасовали перед трудностями. Нам нужно добавить в почти законченную картину СВОЙ штрих, который перевернет все с ног на голову, укажет на убийцу и не даст обвинить нас. Один маленький штрих.
8
История, та самая госпожа История с большой буквы, очень часто складывается из маленьких штришков. Пустячков, круто поворачивающих ее колесницу. Маленьких птичек, ворующих провода от бомбы и предотвращающих взрыв. Тумана, не давшего различить знамена и столкнувшего две дружественные армии в смертельной схватке. Четырех курсантов, просто хотевших попить пива.
Если бы не…
Если бы дочка хозяина не зашла в трактир… Если бы Йохан не выбежал на улицу… Если бы убитый агент не походил на него… Если бы Ксавье стрелял чуть похуже… Если бы кучер промолчал…
9
Замок в дверях щелкнул оглушительно громко. Ксавье вздернул голову, отрывая ее от стола. Надо же, заснул…
Дернулся и вскочил на ноги Вольф, открыл глаза Йохан, Зашевелился, что-то бурча, Цайт.
У стола стоял старший сотник.
– Так-так-так… – протянул он, – Вот значит как… Стоило ненадолго оставить вас в своем кабинете, как вы уже разломали мой любимый пистолет.
Ксавье опустил взгляд на разложенные по столу железяки и выстроенные в ряд цилиндрики зарядов.
Собственно, именно эти заряды его и заинтересовали. Пистолет, на первый взгляд выглядевший как обычный капсюльный, снаряжался очень хитрым образом: в барабан вставлялись толстые цилиндры, сделанные, судя по всему, из прессованной бумаги. С одного торца в цилиндр была вставлена вытянутая яйцом свинцовая пуля, с другого – вклеен капсюль. Такая конструкция позволяла быстро разряжать и заряжать пистолет. Интересно…
Ксавье, чтобы не сходить с ума от неизвестности, крутил в руках пистолет всю ночь. Вольф, в процессе своих метаний туда-сюда, тоже полюбопытствовал, но сразу сказал, что огнестрельным оружием владеет гораздо хуже, чем шпагой. Даже Цайт в конце концов подошел взглянуть на хитрое оружие. По конструкции он ничего не сказал, зато опознал выжженное клеймо – двух единорогов – как принадлежащее малоизвестной оружейной брумосской мастерской «Вирджин Хант». После чего отметил, что, по ряду признаков, клеймо – несомненная подделка.
– Прошу прощения, господин сотник, – Ксавье поднялся на ноги и вытянулся в подобии уставной стойки, – Но пистолет не разломан, а разобран.
– Может, курсант, ты его и обратно соберешь?
– Да, господин сотник.
Руки Ксавье замелькали и через минуту собранный и заряженный пистолет лег на сукно стола.
– Однако, – покачал головой сотник.
Ксавье скромно развел руками. Под утро, прежде, чем его сморил сон он несколько часов подряд только тем и занимался, что собирал и разбирал пистолет.
– Значит так, господа курсанты…
Симон обвел их взглядом – сонных, помятых, небритых – поморщился и рявкнул:
– В строй!
Удовлетворенно окинув взглядом короткую шеренгу, он кивнул и зашагал туда-сюда:
– Значит, господа курсанты, вы этой ночью выбрались в город. Нарушили приказ…
– Никак нет, господин сотник, – заметил Йохан, отчаянно боровшийся с зевотой, – Приказа мы не нарушали.
– Да?! – посмотрел на товарища Цайт, который был твердо уверен, что они именно что нарушили приказ.
– Да? – согласился с недоумением Цайта сотник, – Можете обосновать свое нахальное заявление?
– Разумеется, господин сотник. Прямого приказа, запрещающего выходить в город когда бы то ни было, мы не получали. Более того, нам не был озвучен либо доведен иным образом запрет о выход в город. Единственное, что было сказано о выходе в город: «Если в течение первого месяца вы попытаетесь выйти в город, вас остановят охранники не входе и не пропустят». Из этого не следует, что мы не можем выходить в город. Таким образом, приказ нами нарушен не был.
Внимательно выслушавший Йохана сотник кивнул. Насколько можно было понять по чернокожему лицу, он был доволен. Правда, непонятно чем.
– Что ж, вопрос о нарушении приказа можно снять. Тем не менее, ваше поведение недопустимо для курсантов школы Черной сотни. Вы тайком выбрались из школы, вы пили в кабаках, название которых даже не можете вспомнить, будучи пьяными, вы вломились в штаб-квартиру сотни, разбудили своего командира, то есть меня…
Ребята перестали даже дышать.
– Всего перечисленного достаточно для наказания, каковым и займется ваш непосредственный командир, сержант Зепп. Вам все понятно?
– Да, командир, – дружно выдохнули курсанты.
Все на самом деле было понятно. То, что они натворили, было обсуждено в высших сферах и их почему-то оставляют живыми и на свободе.
– Также, – продолжил Симон, – запомните. Вы этой ночью не приближались к улице Горлицы. Вы не знаете, что там произошло. Вы не станете обсуждать ни с кем ни одну из версий того, что там произошло. Вы не будете участвовать в разговорах, в которых поднимется тема того, что произошло на улице Горлицы. Вы всю ночь ходили по кабакам, за что и понесли наказание. Если же выяснится, что где-то кому-то вы хотя бы намекнули о том, что знаете о произошедшем там, значит, вы не просто пили в эту ночь, а, значит, вы должны будете понести ДРУГОЕ наказание. Вам все понятно?
– Да, – дружная четверка голосов.
Все понятно. Кроме одного.
Что же там произошло на этой проклятой улице?
10
Посольский выход – это красиво. Все послы стран, которые удосужились прислать своих представителей, в орденах – крестах, звездах, фигурках – затянутые в черные фраки, с высокими лакированными цилиндрами. Впереди – глава Посольской палаты, который выбирается по жребию и в этот раз им является посол Беренда, немного таинственной страны за горами, про которую простому человеку известно только то, что там живут обычные люди, а не людоеды-песиголовцы. В руках высокого, прямого как копье берендца – посольский жезл, длинной в то же самое копье, разве что вместо острого наконечника поблескивает при свете свечей стальной шар. Послы движутся по ковровой дорожке вдоль выстроившихся у стен придворных, гвардейцев, министров, их шаги неслышны и кажется, что к королевскому трону, под звуки труб, ползет огромный змей с угольно-блестящей чешуей.
Посольский выход – это красиво. Но ВНЕОЧЕРЕДНОЙ выход – это страшно.
Послы могут потребовать у короля права принять их, но по пустякам этим правом не пользуются. В девяти случаях их десяти такой выход заканчивается объявлением войны.
Торжественность и мрачность церемонии портил только шут Фасбиндер. В этот раз он нарядился в точно такой же черный фрак, как и послы, и все бы было ничего, если бы при этом он не добавил кое-что в одежду. В обычном костюме шут, с его неприметным лицом, практически сливался с толпой, чего допустить он никак не мог. Поэтому на лице шута находилась карнавальная маска кота. Иногда он ее снимал, но тут же надевал маску бегемота. Облики так и мелькали. Кот… бегемот… кот… бегемот…
Посольский змей дополз до трона. Трубы смолкли. Берендец – фамилии у них совершенно непроизносимы – взмахнул жезлом:
– Ваше величество, король Шнееланда, правитель Верхней марки и Убервальда, властитель Никозии, Леопольд Седьмой! – провозгласил он, – Посольская палата в лице посла короля Беренда, правителя Полана и Рута, Чуда и Пранцеванцеля…
Перечисление полного титула короля Беренда заняло минут пять. Иногда казалось, что в его титул входят названия всех городов, а также некоторых деревень покрупнее. Если бы не жребий, его только поэтому не сделали бы главой Палаты…
Послы спокойно стояли, ожидая окончания представления. Никто не переминался с ноги на ногу, не вздыхал, не говоря уж о зевках. Человек, который неуважительно относится к положенным ритуалам, никогда бы не стал послом. Такой человек даже близко не смог бы приблизиться к этой должности.
– …Гримогоста Гранцевщиде Рангцепольцентенга графа Цергелльлярского…
Если бы не жребий, этот посол НИКОГДА не стал бы главой Палаты.
– …приветствует тебя.
В переводе с посольского на человеческий вся эта речь означала «Здравствуйте».
Леопольд встал:
– Я, король Шнееланда, правитель Верхней марки и Убервальда…
Опять началось перечисление титулов сначала самого Леопольда, а затем его величества короля Горменца, короля Беренда.
– Приветствую тебя.
То есть, «И тебе здравствовать».
– Что привело тебя, глава, к моему трону?
– Ваше величество. Посол короля Фюнмарка…
Слава Богу, полные титулы тут уже не требовались.
– …Генрих ан Гульденброт, привел нас к твоему трону, чтобы здесь потребовать справедливости.
Секретарь тайного совета, Курт айн Бремен, стоявший в дальних рядах придворных и внимательно слушавший – потому что за спинами ему было ничего не видно – при этих словах почувствовал маленькие ножки мурашек, побежавших по спине. Требование справедливости означало, что совершено преступление. Преступление в отношении либо подданных Фюнмарка – дворян, понятное дело, кого будет заботить судьба простолюдинов – либо кого-то из посольского корпуса.
Кража? Но в таком случае нет необходимости собирать всю палату. Убийство? Неужели убийство?
Глава Палаты отстранился, вперед вышел невысокий, чуть толстый, как все фюнмаркцы, посол. Граф ан Гульденброт.
– Ваше величество, – начал он, – Сегодня ночью произошло ужасное преступление! Все обитатели нашего особняка на улице Горлицы убиты!
Тронный зал дружно ахнул.
– Айн Грауфогель, – обратился король к мэру столицы, – Что вам об этом известно?
Мэр вышел к трону:
– Ничего, ваше величество, – тихо произнес он.
Звучало как будто он признает свою вину, но уж Курт айн Бремен точно знал, что мэр так говорит всегда. По слухам, когда-то его пытались отравить. Мэр выжил, но отрава сожгла ему горло и громче говорить он просто не может.
– Ничего? – Леопольд побагровел, – Ничего?!! В моей столице – в ВАШЕМ городе! – убивают послов, а вы ничего об этом не знаете?!
– Это полностью моя вина, ваше величество. Если будет позволено, я готов провести полное расследование. Если будет на то ваше позволение, я готов даже согласиться с участием представителей Фюнмарка. Виновные будут найдены и казнены.
– Нет-нет, ваше величество, – вмешался посол, – прежде, чем начнется расследование, я хотел бы, чтобы специально созванная комиссия установила и зафиксировала все обстоятельства дела. Я расстроен и шокирован, поэтому могу быть предвзят. Если на то будет воля его величества, предложил бы пригласить в комиссию представителя двора, города, – кивок-поклон мэру – и представителей Посольской палаты. Скажем, послов Беренда, Брумоса и Ренча.