Текст книги "Ловец сбежавших невест (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Ага, – многозначительно ответил Генри. – Вот что делают несколько глотков крови и полная свобода ото всех ваших инструментов, вживленных мне в тело и призванных меня сдерживать!
– Вы все-таки вышли на охоту, добродетельный Генри? – рассмеялся демон. – А как же совесть? Как же муки раскаяния? Я в вас их не вижу. Караете нас за подлость, а сами?..
– Это был добровольный дар! – возмущенно выкрикнула я. Демон снова усмехнулся, но грустно, насмехаясь, скорее, над собственной неудачливостью и проигрышем.
– Должен быть еще один, – тяжко проговорил Генри. – Я не вижу тут главного моего обидчика. Механика, что ломал мои крылья и ставил скобы. Выдайте его мне, и я обещаю, что смилуюсь над вами, и ваша смерть будет легка.
Демон расхохотался, всплеснул руками.
– Боюсь, вы не сможете выполнить свое опрометчиво данное мне сейчас обещание. Неужто вы не узнаете меня? – произнес он, и тонкими пальцами взялся за маску.
Казалось, у всех дыхание остановилось, да что дыхание – время замедлило свой бег, когда тонкая фарфоровая маска отделялась от лица того, кто заварил всю эту кашу.
Я услышала тонкий звук, словно о край фарфора скрежещет металл, а затем из-под головной повязки, расшитой древними символами, посыпались золотые, круто завитые кудряшки, из металлической глазницы глянул алый глаз.
И грозный демон, изящный, изысканно одетый, манерный, прекрасный и страшный одновременно, вмиг превратился в искалеченную, изуродованную девушку!
…Воображаю, как верещала бы обманутая принцесса, которая готова была целовать следы, оставленные ногами харизматичного и загадочного демона, обутыми в высокие узкие сапоги, так похожие на сапоги Тристана!
Издевательски улыбаясь, чуть склонив голову к плечу, она смотрела на нас, потрясенных ее внезапным появлением, и хриплый смех вырывался из ее механического горла.
– Офелия?! – изумленный, выкрикнул Генри, и его голос слился с голосом Тристана.
– Бесстыжая обманщица! – возмутилась я. – А так плакала, так просила помощи! Говорила – он мучает тебя! А я и поверила, дура! Хотела помочь!
Офелия лишь отрицательно качнула головой.
– Глупцы! – медленно произнесла она, отступая, но не из боязни, а чтобы мы получше рассмотрели ее. – Посмотрите-ка внимательнее!
Чем дальше отходила от нас Офелия, тем сильнее менялись ее черты. Целая половина лица становилась металлической, а металлическая – наоборот, живой. Но черты лица были мужскими, тонкими и нервными, и волосы черные, вместо золотых кудряшек. Заклепки пронзали его воспаленную кожу точно так же, как у Офелии, левая рука была механической.
И с каждым шагом он все больше и больше напоминал Генри того безумного, жестокого человека, что издевался над ним и покалечил его крылья, что склонялся над ним в моменты болезненного бреда и заглядывал в страдающие глаза, залитые слезами, наслаждаясь мучениями.
– Целый чемодан амулетов! – издевательски произнес демон. – Неужто не поняли, что это амулеты Офелии против меня? Это не просто защищаться – это держать меня глубоко внутри этого изломанного тела. Офелия всегда хотела от меня избавиться. Мечтала освободиться; она непокорная и очень… строптивая. Вы можете проклинать ее, – демон насмешливо бросил взгляд на Тристана, затем перевел его на Генри, – и даже можете желать ее убить, но вы, Генри, живы сейчас только потому, что она не дала мне вас убить. Знали бы вы, сколько раз я подносил нож к вашему горлу! Одно движение – и моя цель была бы достигнута! Но моя рука вдруг становилась рукой Офелии, и она в ненависти била и царапала мое лицо, мое тело… Отнимала у меня волю и раз за разом уходила прочь, оставляя вас искалеченным и бессильным – но живым…
Его лицо вдруг нервно задергалось, словно нервный тик его одолел, словно к его лицевым нервам подвели ток, и они сократили все мышцы разом.
– Неблагодарная, негодная девчонка, – страшным и ласковым голосом произнес он. – После всего того, что я сделал для нее! После того, через что я прошел!.. Магия надо мной сжалилась; она нас слила воедино. Теперь она и я – неотделимы. А она!.. Вы знаете, каково это – когда тебя предает твоя собственная рука, и лупит молотком по твоим же собственным пальцам?!
Он протянул к Генри трясущуюся живую руку, и я увидела, что у него на искалеченных пальцах все ногти слезли, суставы многие разбиты точными и безжалостными ударами молотка.
Однако, и Тристан в своей клетке сидел что-то слишком уж беспокойно. Кто знает, что он там рассмотрел, из своего заточения – демон стоял к нему спиной, чуть согнувшись, будто неведомая тяжесть давила на его плечи, и Тристан мог видеть разве что его затылок и согнутую спину.
Но на руке демона блеснуло кольцо, обычное украшение, какие носят щеголи, и Тристан выкрикнул, захлебнувшись собственным голосом, будто некто перерезал ему горло в один взмах:
– Вард?! То есть, нечисть, желающая столкнуть с трона короля и подговорившая невесту на побег – это, небо тебя разрази, малыш Вард?!
– Вы знакомы? – удивился Генри. Тристан с остервенением встряхнул решетку:
– Да, черт его дери! Да, да, да! Младший королевский сын, умудряющийся завидовать порченному королевскому бастарду! Надо было догадаться, куда ты пропал, кусок жалкого слезливого нытья!
– Еще один родственник, – подвел итог Генри. – Похоже, это очень семейное дело. Не понимаю, зачем было впутывать в это посторонних принцесс, да и вообще весь свет!
Глава 17. Фееричный финал
– Я любил Офелию!
Эти слова демон, средоточие всех бед и зла, выкрикнул с такой мукой, что скобы в крыле казались пущей безделицей.
А того, кого Тристан непочтительно называл малышом Вардом, ломало и корежило, потому что он думал о своей непокорной любви, и эти мысли причиняли ему невыносимую муку.
– Я не завидовал тебе, проклятый уродливый ублюдок! – прокричал Де`Вард, потрясая железным кулаком перед лицом Тристана. – Я всего лишь полюбил отвергнутую тобой женщину, Офелию! Одним небесам известно, что она нашла в тебе, но она не хотела даже думать обо мне! Она ходила по лезвию, она ошибалась – я ее защищал и помогал избежать беды…
– Она убивала людей и свершала черные ритуалы! – взревел Тристан, яростно потрясая решетку. – А ты помогал ей избежать правосудия! Бесхребетный сопляк! Думал вымолить себе ласковый взгляд за эти мерзкие дела?! Жалкий нытик! Она не любила никого и никогда, и ласково смотрела только на себя, в зеркало!
Де`Вард, трясясь мелкой дрожью, лишь отрицательно мотнул головой. Взгляд его черного глаза стал вдруг так пронзителен и ужасен, что я вскрикнула от боли, что почувствовала в его взгляде.
– Нет, – тихо и очень зло произнес Де`Вард. – Нет. Она любила. Любила тебя, мерзавец, гладкий потаскун. По-настоящему любила и любит. Я-то знаю; я прожил с ней не одну сотню лет. Я предлагал ей трон; я предлагал ей убить Короля и стать королевой, но трон ей не нужен был… без тебя. Ничего без тебя не нужно. Только поэтому до сих пор жив Король. Только поэтому.
В муке Де`Вард обхватил голову и застонал, закричал и безумно засмеялся, раскачиваясь из стороны в сторону, словно безнадежный больной, знающий, что от боли его не может спасти ничто в мире.
– Я же все для нее, все, – забормотал он бессвязно. – В тот день, когда она задумала тебя убить… она была на грани помешательства, она была в отчаянии… Она так страдала от твоей холодности и безразличия…
– Отчаяние – отличное оправдание для барышни, которая хочет убить Инквизитора, – сухо съязвил Тристан. – И ты, конечно, знал обо всем. И не предупредил меня. А ведь я твой брат. Я защищал и тебя от темных сил. А ты так вот запросто позволил ей совершить на меня покушение.
Де`Вард снова застонал, и мука отняла у него последние силы. Он упал на колени, скрюченными пальцами обхватив себя за плечи, дрожа и дыша разинутым ртом, словно боль его разлилась по крови и отравила все тело.
– Я глупец, – шептал он, – да, я глупец! Я должен был предупредить, я должен был предотвратить эту страшную дуэль… Я же знал, чем все это может кончиться! Глава Ордена Инквизиторов! Черт тебя дери, Тристан Пилигрим! Почему ты кажешься таким хрупким и слабым, и почему оказываешься прочнее стали?! Ведь я смог бы сберечь ее, если б отговорил от этой затеи… Но я надеялся, – в тишине, которую наполняло лишь наше дыхание, его крик был почти как покаяние, как зов, обращенный к небесам, – я надеялся, что она убьет тебя, и на этом с ее любовью будет покончено! Да, покончено! С тобой, с ее одержимостью тобой! Со всем… и тогда я бы мог… попытаться…
Эти слова-признания Де`Вард выкрикнул особенно мучительно; эта правда жгла его много лет, но не потому, что он раскаивался перед Тристаном.
Нет.
Перед братом он не испытывал ни малейшего стыда.
– Она попросила, – глухо выдохнул Де`Вард, – и я ее подержал. Я надел маску и черные одежды. Я выступил против тебя, Тристан, на том помосте, вместе с чернокнижниками и убийцами, которых ты карал. Я сам хотел убить тебя; видят небеса, как я хотел убить тебя! За одну ее улыбку я готов был покрошить тебя на куски! Я сам выкрикивал слова заклятья, что она читала, готовясь отправить тебя в ад! Но ты оказался ловчее, проклятый белый призрак, хотя и несколько раз ранен. Вид твоей крови обманул меня; я думал, что ты ослабел, и что мне удастся справиться с тобой. Но… Вот куда делся королевский сын Вард, Тристан. Ты сам воткнул клинок в мое сердце, и рука твоя не дрожала!… Исполнил свою работу, королевский бастард, брат, Инквизитор. Покарал нечестивца.
Тристан в ужасе схватился за голову. Чудовищные признания Варда ужасали его.
– Что ж, Инквизитор, как бы плох я ни был, но это ты убил меня, не наоборот. Я не запачкал себя братоубийством. Но я любил Офелию, даже горя в огне ада, – продолжил Де`Вард. – Я молил лишь об одном: быть с ней рядом. Я отдал всего себя и душу в придачу! И магия отдала ее мне! Офелия моя! – прокричал он, страшный, встрепанный, как грязный ворон. – Я не могу ее любить, но я вижу ее каждый день, я касаюсь ее каждый день, и моя любовь питает ее жизнь! Я слышу, как бьется ее сердце, я украшаю ее так, как пожелаю, я дарю ей все – весь мир на ладони могу поднести! Золото, шелка, бриллианты, даже новое лицо, так похожее на живое – я все ему могу дать! И она больше никому не может принадлежать, никому!
На языке моем вертелась колкость о том, что его возлюбленная, ради которой он столько перетерпел, так и не наградила его ласковым взглядом. Ему досталась лишь ненависть, желание избавиться, интриги, затеянные против него, да удары молотка по пальцам, которые Офелия наносила своему верному влюбленному весьма щедро, и не стесняясь. Но я смолчала; что-то в этой истории пугало меня своей болезненной ненормальностью сильнее, чем черная магия и паровоз вместе взятые.
– Магия прокляла тебя, глупец, – глухо произнес Тристан. – В вашей паре ты – демон. Ты – нечисть. А она всего лишь привязанная к тебе жертва, твоими нечистыми молитвами, твоими грешными словами. Быть навечно связанным с существом, которое истово ненавидит тебя и жаждет избавиться – даже зная, чем ты пожертвовал ради нее, – этого и врагу не пожелаешь… не то, что младшему слезливому братцу! Черт тебя дери, Вард, как тебя угораздило?! Неужто в твоей вечно ноющей душонке не нашлось места для чего-то хорошего и светлого, но зато отыскалась бездонная черная попасть для всего самого низкого и ужасного?! Ты собирался убить меня! Инквизитора! Брата! Ты готов был совершать все мерзости, на которые способен человеческий разум, ради жестокой девчонки?! Приказала б детей кидать в огонь – кинул бы? Не отвечай; я знаю, кинул бы. Я это чувствую; я слышу, как дрожит твое сердце. Ты пачкал руки кровью и думал в робкой надежде: «А вдруг это поможет?..» Твое сердце и сейчас трясется, как овечий хвост, испуганно и жалко, потому что ты думаешь сейчас: «А вдруг мне не хватило именно этого, чтобы завоевать ее?» Стоило все это, – глухо поинтересовался Тристан, – такого ужасного существования и коротенькой приставки Де к твоему новому, демоническому, имени?
– Стоило! – сверля Тристана ненавидящим взглядом, выдохнул Де` Вард. – Она моя!
– Она никогда не была твоей, – огрызнулся жестокий Тристан.
Генри, отходя ото всех этих откровений, шевельнулся.
– Ну, что же, – произнес он тяжко, словно слова даются ему с невероятным трудом. – Ты вполне заслуживаешь и смерти, и милости. Я убью тебя быстро.
– Нет! – взвился за решеткой Тристан, вцепившись в железные прутья. – Нет, он мой! Этот грешник, этот негодяй!.. Вард, не смей принимать из его рук милостивую смерть! Ты мой, черт тебя дери! Я освобожу тебя! Смирись со смертью и покайся!
– Никогда! – выдохнул Де` Вард, и его страстный, фанатичный шепот торжественно отдался эхом ото всех стен.
Генри пожал плечами.
– Но тебе придется зайти в клетку с Инквизитором, – произнес он, – или я тебе прикажу приставить к горлу твое оружие и убить себя, и ты, как всякое адское создание, вынужден будешь меня послушать. Так что лучше честная дуэль, не так ли?
Вмиг демон оказался на ногах; в руке его сверкнула шпага. От близости нас с Генри, от наших амулетов, да его и серебряного дога, охраняющего Изольду, черты демона постоянно менялись. Это был то измученный, истощенный и высушенный своей безответной любовью Вард, то Офелия, выглядевшая, как загнанная в угол хищная кошка.
Ее светлые кудри рассыпались в беспорядке, она в испуге жалась к стене, скаля зубы и трясясь всем телом, глядя на серебряного дога. Пес яростно рычал, трясясь всей свой лоснистой шкурой от злобы. И тогда Офелию сменял Вард, но становилось только хуже; дог заходился в лае, чуя демона, и Вард со стоном исчезал, не в силах защитить ту, что любил больше всего на свете.
А мое запястье внезапно словно обожгло. Я опустила взгляд и увидела, что на браслете бусины сложились в имя демона и жгут мою кожу. Трясущимися пальцами я перебросила одну бусину назад, имя демона рассыпалось, и Офелия застонала в муке, отворачивая изувеченное лицо от лающей собаки.
– Иди сюда, Офелия, – велел Тристан твердо, протягивая к ней свою руку. – Иди сюда. Обещаю – я прощу тебе все грехи.
– А затем убьёшь меня, да, Тристан Пилигрим? – жалко оскалилась она, в муке ступая и делая шаг в сторону его клетки. – Мои слезы, мои муки, мои страдания не разжалобят твоего каменного сердца? Даже теперь, когда ты знаешь все… ты меня не пожалеешь?.. Ты снова заставишь меня пройти по хлипким доскам над котлами? Смотри – внизу полно адских псов. Это не лава кипит, это их гладкие спины трутся друг о друга. Знаешь, как это страшно и больно, когда эти псы растаскивают тебя по кусочкам?..
Вот откуда ее странная боязнь собак!
По ее щеке стекла слеза, она отвернула голову от серебряного пса, и в душе моей родилось чудовищное чувство того, что мы – палачи, загнали и мучаем одну изувеченную, несчастную, испуганную девушку!..
Я уже готова была раскрыть рот и кричать Тристану, чтоб он смилостивился над Офелией, что с нее достаточно, но ладонь Генри легла на мое плечо, и молчание сковало мои уста.
– Иди сюда, – повторил Тристан. – Я уже жалею тебя; мне безмерно, безмерно жаль, что все так случилось, и я обещаю освободить тебя безболезненно. Мой клинок бывает милосердным и даже ласковым. Иного способа освободить тебя от демона я не знаю. Ты сама вызвала его из ада; ты сама просила его помощи и его нечистой магии. Ты часть него, Офелия.
– Будь ты проклят, жестокий святоша! – со слезами выкрикнула Офелия. Ей было страшно, но она мелкими шажками шла в эту клетку, минуя каменного рыцаря, удерживающего дверь. – Будь проклят…
– Я уже тысячу раз тобой проклят, – глухо ответил Тристан. – Только что я узнал, что своими руками убил своего брата. Ты думаешь, я не чувствую боли и раскаяния по этому поводу?
– Я не хочу умирать! – проскулила Офелия, отчаянно мотая головой, так, что веселые кудряшки прыгали по ее плечам светлыми пружинками. – Даже такой, страшной и искалеченной – не хочу…
– Хочешь, чтобы он вечно одевал тебя, как безвольную куклу, и касался твоего лица своими пальцами? – спросил Тристан.
Вмиг лицо Офелии сменилось яростным, искаженным лицом Варда, и он взмахнул шпагой с воплем:
– Я буду касаться ее, потому что она – моя! Моя!
Яростно напал Вард на Тристана, и их клинки скрестились над кипящими лавой котлами, как когда-то давно. Его атака была сильной и стремительной и потеснила Тристана, но на руке Инквизитора блестел перстень-амулет, и вместо смертельного удара в сердце Де`Ваврд споткнулся и обратился в Офелию, которая напротив – отпрянула и постаралась убраться от Тристана, раскрасневшегося от адского пламени.
– Офелия, – увидев ее перепуганное лицо, он снова протянул ей крепкую ладонь. – Послушай меня! Не нужно драться! Не нужно быть несколько раз раненной, не нужно страха и боли, ничего этого не надо! Прошу тебя: послушай меня! Иди ко мне! Твоя смерть будет легкой и быстрой. Я почтительным поцелуем закрою твои глаза. Иди.
Офелия, рыдая, протянула ему руку, по почти тотчас же его рука сменилась рукой Де`Варда, и Тристан едва успел увернуться из-под разящего клинка и отразить его яростный удар.
Демон сопротивлялся; амулеты жгли его своей близостью, оставляя черные ожоги на его лбу, на его скулах, на злобно искривленных губах, но он отталкивал Офелию и захватывал тело, бросался вперед, в бой, нанося Тристану удар за ударом, которые тот едва успевал парировать.
Но силы Де` Варда иссякали, и тогда вместо него в дыму и жару появлялась Офелия, а Тристан снова протягивал ей руку.
– Идем…
В какой-то миг Де`Вард выбился из сил настолько, что упал на колени, выпустил из рук шпагу, уронил голову, бессильно цепляясь рукой за шаткие перила, и его черные волосы сменились кудрями Офелии. Тристан был совсем рядом; пола его белоснежной сутаны почти касалась светловолосой головы Офелии, рука его снова была протянута к ней.
– Не бойся, Офелия. Не бойся. Я никогда не был жесток, ты же знаешь.
Ее прыгающие, трясущиеся пальцы легли в его ладонь, и он сжал их, помог ей подняться, бережно обняв за плечи.
– Не бойся, – повторил он.
Но Де`Вард вновь вырвался из черной глубины магии и с рыком накинулся на Тристана, плечом сшиб его, повалил на хлипкие доски, и пола белой сутаны взметнулась над кипящими котлами.
– Тристан!
Изольда кричала так, что у меня уши заложила.
Теперь и она хотела прорваться в клетку, волоча за собой огромного дога, но каменный рыцарь-секундант не позволил ей войти. Дуэль должна была быть честной.
– Я убью тебя, призрак! – рычал Де`Вард, сжимая руками горло Инквизитора. Тот, не долго думая, впечатал в его лицо всю пятерню, ухватил живую плоть рукой, украшенной кольцом-амулетом, и Де`Вард заорал, потому что его плоть под пальцами Инквизитора превратилась в серую пыль.
Тристан одним толчком столкнул с себя Де`Варда, и едва успел перехватить его за руку, потому что вниз с помоста, в кипящий котел, падала уже Офелия.
Оба они повисли над лопающимися лавовыми пузырями, и лицо инквизитора было красным не только от жара, но и от натуги, потому что он не только пытался не упасть сам, но и еще и удержать Офелию.
– Тристан! – заверещала она, болтая в панике ногами. – Я боюсь их! Боюсь псов, что меня хотят разорвать! Ты слышишь их вой и рык?!
Я не слышала ничего, кроме жирного чавкания лавы, но откуда мне знать, что творилось в голове у этой несчастной, напуганной до безумия девушки!?
– Я держу тебя, Офелия, – пропыхтел Тристан. – Я держу тебя. Не бойся.
От жара его рука была мокрой, и ее рука как на грех была живой, не механической. Он крепче сжимал пальцы, до зубовного скрежета, но чувствовал, как тяжелое тело тянет вниз, все ниже и ниже.
Но был и один плюс – кольцо, рубиновая черепаха в алмазах, была надета именно на палец той руки, которой Тристан держал Офелию, а значит, Вард не мог вернуться, не мог ее сменить и с криком утащить Тристана за собой в лаву. И это давало им шанс выжить, Тристану и Офелии. Вдвоем.
Офелия вдруг затихла, глянула вниз, затем снова на Тристана перепуганными глазами.
– Тристан, – почему-то шепотом произнесла она, раскачиваясь над пылающим адом, – а ведь у него нет ничего, чтобы предложить магии взамен меня. Нет души. Если я сейчас упаду и умру, он меня не получит. Никогда больше.
– Да, – выдохнул Тристан через силу. – Не получит.
Рубин ало-черным глазком мигал в свете пожара, и Тристан до боли сжал пальцы Офелии, стиснул их, держа ее надежнее, чем самого лучшего друга. Он не хотел ее упустить теперь, ведь не все важные слова были сказаны.
В этот миг взгляд у Офелии сделался необычайно умиротворенным, даже кротким.
– Тогда благослови меня, святоша, – произнесла она мелодичным голосом.
– Я прощаю тебя, – произнес Тристан. – Давно простил. Ты достойна покоя.
Офелия снова глянула вниз, в бушующее пламя, и подняла взгляд на держащего ее Тристана.
– Тогда это конец, – сказала она легко. – Прощай, святоша. Я любила тебя!
И она разжала руку решительно и быстро.
Ее мокрые от пота пальцы отчего-то очень легко выскользнули из ладони Тристана, и Офелия, подняв тучу алых брызг, упала в котел, а кольцо на пальце Тристана обернулось в пепел и растаяло в горячем воздухе.
Тотчас же лава вспыхнула ярким алым огнем, поглотив тело девушки; и почти тотчас же вскипела ключом, потому что Де`Варду, демону, адское пламя было не страшно.
Тристан еле успел подняться и увернуться от летящих в разные стороны кипящих лавовых брызг, когда демон с душераздирающим визгом полез наружу, вон из адского пламени. Чудовище, не похожее ни на что, обретшее в адовом пламени силу… Оно неуклюже хваталось за края котла, раскачивало котел, рискуя его перевернуть и залить все кругом лавой. Оно тянуло свои жуткие руки к Тристану, к шаткому деревянному помосту, и я вдруг снова почувствовала ожог на руке, окольцованной браслетом.
Я глянула на бусины – они снова составляли имя демона! И теперь я не могла их разъединить, они словно слиплись вместе. Как бы я ни крутила их, ничего не помогало! И чертов демон почти выбрался из котла. Тело его пылало и горело, все сплошь состоящее из раскаленной лавы… и помост под Тристаном начал тлеть!
Никакие амулеты тут не помогут, если демон хлебнул силы в самом сердце Ада!
Я все еще дергала этот браслет, стараясь разъединить бусины, но… ах, кто только придумывает эти волшебные вещи? Или снова мне повезло? Да только прочный серебряный шнур внезапно лопнул с высоким громким звуком, и бусины рассыпались, потерялись, да так надежно, что и Бобби теперь их было не отыскать на полу, среди битого железа и подтаявших осколков льда…
И вместе с браслетом вдруг лопнул огромный и страшный лавовый монстр, опал в котел шлепком лавы, и потух, подернулся пеплом.
– Тристан! – снова заверещала Изольда, но теперь рыцарь ее пустил, отойдя с ее дороги. А Генри свистнул, подзывая к себе собаку, и цепочка поводка незаметно распуталась на запястье девушки.
Изольда, всхлипывая и подвывая, ворвалась в клетку, безо всякой боязни промчалась по шаткому помосту и без лишних слов повисла у Тристана на шее, и он обхватил ее и зарылся лицом в ее рыжих волосах.
– Вы все же поставили точку в этих непростых для вас отношениях, даже явив чудеса милосердия. Пожалуй, я стал больше понимать суть вашей работы, господин Инквизитор. Сохранить милосердие в сердце и желание помочь после всего… после того, как вами пройден такой долгий и трудный путь… Наверное, это мудрость?
Генри смотрел на прокопченного чумазого Тристана весьма дружелюбно и даже с толикой восхищения, и тот, подняв раскрасневшееся, испачканное сажей лицо, ответил ему сияющей белозубой улыбкой.
– Да, – тихо ответил он. – Вы понимаете правильно. Всякий раз Инквизитор ищет что-то хорошее в себе, чтобы подарить это грешнику и простить ему грехи.
Дом, освобожденный от присутствия демона и черной магии, сделался просто старым, скрипучим домом, и в его окна лился обычный лунный ночной свет, выхватывая из темноты позолоту и резьбу изящной мебели и всяких красивых дорогих вещиц. В спокойной тишине пели сверчки; и не было ничего страшного и опасного ни в одном темном углу.
Серебряный дог Генри бегал по опустевшим тихим залам, все обнюхивал и громко чихал от старинной пыли и паутины, затянувшей стекла. Вслед за ним на поводке таскался несчастный безмолвный сэр Перси, которого Генри привязал к собаке то ли в качестве наказания, то ли чтоб не удрал.
И там, за окнами, за стенами дома, на летнем ветру зелеными шапками встряхивал душистый сонный заросший и дикий сад.
Генри тряхнул головой, привлек к себе меня и нарочито бодро произнес:
– Ну, невеста короля поймана. Демон, столько лет похищавший магию и невест, уничтожен. Его банда негодяев – тоже. Не пора ли нам насладиться нашим призом – магией, отнятой у этих мошенников? Она ведь тут?
– Тут, Ваше Темнейшество! – оживилась Изольда. – В этом самом доме была! В красивом зале, под замком! В огромной колбе! Я вам покажу, где это. Они пронзали мне сердце тонкими стеклянными трубками и пропускали через него всю магию, окрашивая ее в черный цвет! Кто же теперь ее обратно сможет…
– Мне кажется, я знаю, кто нам поможет с этим, – вдруг лукаво сказал Тристан. – Энди, вы не одолжите мне вашу накидку из магии?..
Немного поплутав, Изольда все-таки нас вывела к залу, двери в который были надежно заперты. Генри небрежно положил ладонь на замки, и они лопнули от его морозной магии, стылыми кусками свалились к его ногам.
Он толкнул двери, и мы с замиранием сердца вошли в зал, где на огромной подставке стояло просто невероятное сокровище – колба с золотой крышечкой, почти доверху наполненная черной магией, переливающейся жемчужным перламутром.
– Вот это сокровище! – прошептал Генри, потрясенный, обходя колбу кругом и постукивая по ней костяшками пальцев. Колба отвечала ему глухим глубоким стуком, словно лопающиеся от мороза льды. – Какая же мощь, какое невероятное могущество! И все это было просто заперто под замком… Если бы Демон этим воспользовался, если б он держал это в себе, кто знает, был бы у нас хотя бы шанс с ним сладить…
– Их было двое, – задумчиво проговорил Тристан. – И меж ними не было согласия. Они не доверяли друг другу, хотели обмануть друг друга и заставить исполнить каждый свой план. Они так и не договорились, на что им тратить такую прорву магии и сотни лет жизни. Вард хотел магией и властью соблазнить Офелию, хотел усадить ее на трон в качестве правящей королевы, а она…
Инквизитор вдруг замолчал, с тяжким вздохом на миг прикрыл глаза. Офелия, отвергающая Варда, потратила бы магию совсем на другое. Она отвергла бы его, даже если б он стал королем. Будь магия в ее руках, она бы заколдовала дом, превратила его в старый королевский замок и в нем повернула бы время вспять. Она оживила бы старых призраков, короля и королеву, и заманила бы сюда Тристана с тем, чтобы и его околдовать и внушить ему, что он заснул, и страшных сотен лет, прожитых им, не было. Это просто ему приснилось…
Она вернула бы лето, прохладу, зелень, и попробовала бы снова завоевать его сердце.
– Она подарила бы мне самую прекрасную и самую беспощадную иллюзию, – сказал он, наконец. – Дала бы то, что я хотел, о чем мечтал, и избавила бы от многих страданий.
– Разве это плохо? – спросил Генри. Тристан пожал плечами.
– Это было бы обманом, тащащем мое самолюбие и приглаживающим мои раны на сердце, – ответил он. – И, вероятно, я прожил бы долгую жизнь с Офелией, счастливую жизнь. Но только смерть развеяла бы магический мираж, и умер бы я в ужасе, поняв, что все это время жил в плену иллюзий, а жизнь прошла стороной.
– Как знать, – задумчиво произнес Генри, – может, это было бы не так уж и плохо. И кто знает, не иллюзия ли наша жизнь теперь?..
Инквизитор на то не ответил. Но я прекрасно поняла его, и видела, что свою настоящую жизнь он не собирается менять ни на какую, даже на самую сладкую, иллюзию.
– Ловушку, Генри, – попросил Тристан, и из мешка Изольды была извлечена клетка, оклеенная золотыми билетиками.
Из огромной магической пелерины моей, пошептав над нею тайные заклятья, Тристан смастерил большую серебряную ложку, правда, изящную и блестящую, словно только что из ювелирной лавки.
– Вот, – вручая ее мне, проговорил он. – Откройте эту колбу и помешайте хорошенько ею магию, словно наваристую похлебку.
– Думаете, это поможет? – с сомнением спросила я, взяв у него из рук упомянутый предмет.
– Думаю, да, – ответил Тристан весело. – Но магии много, вероятно, мешать придется очень долго… Не будем вам мешать!
Последние слова он говорил скороговоркой, потому что его неугомонная Изольда куда-то тянула его за рукав, и он улыбался во весь рот. Было видно, что им не терпелось остаться наедине, и тоже была не против побыть сейчас наедине с Генри.
Когда они ушли, Генри осторожно отпер колбу. Перламутровая магия вскипела, и у меня голова закружилась, когда я увидела, как ее много.
– Ну, Энди, смелее! – подбодрил Генри меня. – Воспользуйтесь вашей ложкой!
Я повиновалась.
Воткнув серебряную ложку в самую перламутровую гущу, я осторожно зачерпнула магию, перемешивая, и та ожила, зазвенела звездной пылью, стала прозрачна, как хрустальные нити.
– Выходит! – ликуя, воскликнула я. Генри лишь кивнул головой.
Я мешала и мешала, магия звенела, будто сотни тысяч тонких стеклянных волосков ломались о мою ложку, и Генри стоял так близко, будто хотел обнять. Светлую и звонкую магию я черпала ложкой, как струящийся мед, и лила в подставленную ловушку, собранную Генри, и та становилась все тяжелее, все больше и все круглее.
А впереди, за окном, в свете луны, разворачивалось действо, старое, как мир. Глядя на залитую лунным светом лужайку, я даже прослезилась, чувствуя, как сердце мое сжимает мягкая лапа сладкой тоски, умиления и радости.
Изольда и Тристан убежали вовсе не миловаться по углам, как я об этом наивно и ошибочно подумала. Нет, конечно, они поцеловались – прежде, чем они пересекли залитую лунным светом лужайку и дошли до резной беседки, чтоб укрыться в ее кружевной тени, они останавливались и целовались несколько раз, одержимо и страстно, сплетая влюбленно пальцы и ласкаясь так нежно и неистово, что душа замирала, глядя на них.
Но не ласки были самым главным в их спешной отлучке; нет. Я видела, как Тристан, промочив полы своей белой сутаны в выпавшей росе, собирает в саду цветы, чтобы сплести из них венок для своей Изольды. Даже пару-тройку прекрасных лотосов он раздобыл в заросшем пруду, свесившись к воде с мраморного холодного парапета.
Его ловкие пальцы спешно заплели гибкие мокрые длинные стебли, и Тристан осторожно возложил этот венок на рыжие кудри Изольды, вдруг засмущавшейся и потупившей взор. На тонкий пальчик своей невесты он надел кольцо с тремя дымными синими камнями – мошенник! Когда только успел стащить его из чемодана?!
