Текст книги "Ловец сбежавших невест (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Двери были открыты нараспашку, что было как минимум небезопасно и обозначало что один из оплативших вышел наружу. В панике Изольда покидала столовые приборы и еду на стол и в пару прыжков оказалась на своем наблюдательном пункте – на балконе.
Тристан оказался там, где она и думала – у дверей, во внутреннем дворике, настраивая чью-то забытую давно гитару.
– Что… – от волнения у Изольды потемнело в глазах, дыхание перехватило в груди, и она прижала ладонью сильно бьющееся сердце. – Что это вы такое делаете?! Вы сумасшедший?!
– Я? Собираюсь петь серенаду, – объяснил Тристан. Струны под его пальцами звенели задумчиво и нежно, и Изольда с изумлением подумала, что даже предположить не могла, что этот старый, видавший виды инструмент может петь так прекрасно.
– Кому?! – зашипела она разъяренно, ревниво тиская пальцами перильца. – Никого нет кругом, кроме приведений и адских тварей! А ваша Энди, – тут вампирша даже фыркнула, выражая свое презрение легкомысленности этой девицы, – спит с вашим другом, да, да!
– Я знаю, – беспечно ответил Тристан. – Но причем тут Энди? Я вам собрался петь.
Дыхание во второй раз покинуло грудь девушки, оставив ее безголосой.
– Мне?.. – дрожащим голосом произнесла она, когда способность говорить вернулась к ней. – Да вы с ума сошли! Войдите в дом! Зачем вы держите двери открытыми?! Если вам себя не жаль, то пожалейте хотя бы своих спутников!
– Что вы так всполошились, – с лукавой улыбкой ответил Тристан, склоняясь над инструментом. – Я же здесь, я же защищаю вход. В конце концов, я одолжил у Энди ее пистолет.
В доказательства своих слов он вытащил его из-за пояса и выстрелил разрывной серебряной пулей в какое-то черное чудовище, подкрадывающееся к нему из мрака. От звука выстрела Изольда вздрогнула, а Тристан невозмутимо вернул пистолет на место и снова склонился над гитарой.
– Прекратите этот фарс! – выкрикнула девушка, нервно наблюдая за тем, как крадется еще одна тень.
– Я ухаживаю за вами, между прочим, – укоризненно произнес Тристан. – Никакого почтения! В былые времена считалось большой честью, если я, Тристан Пилигрим, Инквизитор, пел кому-то серенаду. А теперь… грубый век!
– Если действительно хотите сделать мне приятное, – после очередного выстрела взвизгнула измученная волнением вампирша, вертясь, как грешник на вертеле, – то войдите в дом! Просто закройте двери! Вы думаете, мне компания этих монстров приятна?!
– Да что вы так переживаете. Если они убьют меня, двери закроются сами собой, – отозвался Тристан снизу, наигрывая какую-то незамысловатую мелодичную песенку.
– Я не хочу, чтобы вас убили под моими окнами, Тристан Пилигрим!
– А, вот это уже похоже на любезное приглашение войти!
– Надутый, самоуверенный индюк! – сердито топнула ногой Изольда. – Высокомерный королевский сын! Думаете, если споете пару сладкоречивых песенок, и для вас распахнут объятья? Позволят влезть в окно спальни?
– Думаю, да, – беспечно отозвался снизу Тристан. – Ход ваших мыслей мне очень нравится!
– И много окон вам покорилось? – фыркнула ревниво Изольда.
– Осечек не было, – ответил Тристан, бодро поднимаясь со скамьи. Кажется, у него кончились патроны, а монстры у Ада – нет. Поэтому Тристан поспешил забрать свою гитару, и уже через миг внизу хлопнула дверь.
Изольда, тщательно скрывая дрожь рук, спешно спустилась к Тристану и замерла, удивленно и чуточку испуганно хлопая глазами. Инквизитор стоял перед ней, протягивая ей аккуратно срезанную белую розу. Удирая, сделать он этого не мог – значит, позаботился об этом заранее.
– Цветы? – выдохнула девушка. Глаза ее метались с цветка на Тристана. Казалось, что Тристан из себя вырвал кусочек белизны и дарит ей, Изольде. – Мне?..
– Вам, – галантно ответил Тристан. – Вернемся к нашему разговору? Так как вышло, что вы вампир?
Изольда недобро покосилась на него, но смолчала. Так же молча она преодолела несколько ступеней, что разделяли ее с Тристаном, вынула из его рук цветок и оглянулась в поисках подходящего сосуда, чтобы пристроить нежданный подарок от Инквизитора.
– Мой отец был вампиром, – сказала она грубовато, с вызовом, устраивая розу в стеклянном кувшине. – Мать любила его, несмотря на людское осуждение. Он сделал ее своею и такой, как он сам. У них родилась я. Я наполовину человек; отец так захотел. Сказал – чтобы у меня был шанс получить прощение.
– А! – произнес Тристан. – Почему же тогда – любила?
– Потому что пришел их час, – так же грубо и неприветливо ответила девушка. – Отец кормил семью…
– …Другими семьями, – подсказал Тристан.
– …И за ним пришли, – грубо продолжала девушка, сверкая сердитыми глазами из-под рыжих насупленных бровей. – Такие, как вы.
– Мать спаслась? – поинтересовался Тристан.
– Нет; она предпочла пойти в Ад вслед за ним, – ответила Изольда. – С тех пор они блуждают где-то здесь.
Изольда обернулась – и отпрянула, спиной встретив нагретую камином стену, потому что Тристан неслышно и незаметно оказался рядом, так близко, что теперь его нос почти касался ее носа.
– Ты не очень похожа на нее, – заключил Тристан. Его руки сжали бока девушки, и как бы она не старалась их оттолкнуть – все тщетно.
– Вы знали мою мать! – яростно воскликнула она, но Тристан лишь мягко и спокойно мотнул головой:
– Нет. Я сужу по твоим словам; она однажды сказала «да» и осталась верна этому слову вечно, а вот ты…
– А я не такая дура, как она, только и всего, – прорычала Изольда, колотя по рукам Тристана, которые обнимали ее все смелее, все полнее. – Умереть – что ж, невелика потеря! Я много лет вижу это место, я к нему привыкла; а вот поверить красивому подлецу и потом долго, долго жить с рассыпавшейся в прах душой – этого я не хочу!
Бессовестные руки Тристана, наконец-то, нашли лазейку, и Изольда вскрикнула, ощутив его горячие ладони на своих голых бедрах. Тристан вжался в ее тело, припечатав ее к теплой стене, и девушка замолкла, дыша с ним одним воздухом.
– Вы что, – дрожащим голосом пробормотала она, ощущая его возбуждение непривычно близко, – вы правда сюда пришли, чтобы увидеть, найти меня?...
Тристан смолчал; он прикрыл глаза и зарылся лицом в ее ароматные рыжие волосы, все так же прижимаясь к ней и подрагивая от напряжения. Затем мягко, осторожно двинулся, потираясь о животик девушки, максимально понятно обозначая свои намерения, и она ахнула, обнаружив себя припертой к стенке, поднятой в воздух, с разведенными ногами.
Дышать стало жарко, потому что разгоряченные губы оказались близко-близко. Обхватив Тристана за плечи, обвив его ногами, обутыми в прелестные туфельки с меховыми помпонами, девушка приникла к его губам, страстно целуя Инквизитора и постанывая от разгоревшегося в ее крови безумия.
– Персик мой сладкий, – пробормотала она, ощущая его ласковые ладони на своих ягодицах.
Тристан и тут смолчал, только тело его задрожало от скрываемого смеха.
Он целовал и поглаживал девушку, удерживая ее на весу, погрузив ее в жар, распаляя осторожными прикосновениями и легкими поцелуями, которые только сильнее раздразнили ее горячие губы.
А потом он поудобнее перехватил ее, и девушка ахнула и невероятно широко раскрыла свои зеленые глаза, трепеща и подрагивая под ним, запустив коготки в его белоснежные волосы.
– О, – простонала она, закатывая глаза, – блаженство…
Тристан двигался медленно, мягко, осторожно, лаская девушку всем телом. Сколь страстны и ненасытны были его губы, мучающие Изольду голодными жаркими поцелуями, столько нежно было его тело. В его мягких, плавных движениях было больше откровенности, чем в иных словах. Девушка и подумать не могла, что порывистый и стремительный Тристан может двигаться так бережно и ласково. Вжимаясь в раскрытые бедра девушки, он заставлял ее миг трепетать и видеть в наслаждении звезды, а затем отстранялся, выпуская ее из объятий пьянящего удовольствия. И снова приникал, начиная игру сначала.
– Мой Пилигрим, – бормотала она, блаженно откинувшись и подставляя под его поцелуи шею, – вот я и дождалась тебя…
***
– У тебя самый красивый нос в мире, – сказала Тристану совершенно очарованная Изольда, когда смогла говорить. Она любовно провела по вышеупомянутому носу пальчиком, потом скользнула по светлым, крепко сжатым губам, и эти губы прихватили ее палец, поцеловали мягкую подушечку.
Тристан вынес и этот комплимент, умудрившись не расхохотаться во все горло. В постели вампиши было тепло, уютно, чистое белье шуршало и приятно пахло, словно сушили его не в Аду, а на залитом солнцем лугу, и они устроились под пышным одеялом, тесно прижавшись друг к другу и переплетя горячие руки.
…Сразу после страстного свидания у камина он сгреб в охапку сомлевшую девушку и на руках отнес ее по лестнице наверх. Отыскав ее комнату, пинком раскрыв дверь, Тристан затащил свою добычу в свое теперь гнездышко, и бросил на постель.
Нетерпеливо, словно упаковку на подарке, он стащил с девушки ее шуршащий парчовый халат, расстегнул свой строгий высокий ворот, движением плеч скинул свою белую сутану.
Девушка, оробев, смотрела, как он избавляется от одежды. Одно дело – осторожная ласка у камина, хотя и непривычная, но нежная и деликатная, и совсем другое – одержимая, ничем не сдерживаемая страсть, жар тел, не разделенных даже одеждой.
– Не обидь меня, королевский сын, – стыдливо прошептала она, когда Тристан опустился на нее, и его белоснежная ладонь прижалась к разгоряченной щеке девушки. – У меня сердце останавливается, когда ты так смотришь…
– Не бойся, – ответил Тристан, снова сладко, томно вжимаясь в ее тело, пылая от нетерпения. – Это всего лишь любовь. Не смерть.
Отчаянно, словно бросаясь в пропасть с закрытыми глазами, девушка поцеловала его, зажмурившись, и он ответил ей осторожной, нежной лаской, стараясь не вспугнуть девушку, чье сердце билось часто, как у перепуганной птички. Тристан оторвался от ее дрожащих губ и несколько раз осторожно поцеловал ее грудь, часто вздымающуюся от волнения и страха, словно желая успокоить испуганное сердце и пролить в него нежность своими поцелуями.
Девушка, трепеща, покорялась его ласкам, хотя щеки ее пылали от стыдливого румянца, когда ладонь Тристана, следуя за его бессовестным взглядом, ласкала ее белоснежную грудь с яркими розовыми ягодками сосков, ее мягкий нежный животик, лобок меж стыдливо сжатыми бедрами. Ее тонкая кожа, острые пуговки сосков ласкали его возбужденные губы так же, как его поцелуи ласкали ее.
С каждым мигом он все полнее овладевал ее телом – взглядом, горячими ласками, поцелуями, – и стыдливость горячей волной обжигала девушку, вздрагивающую с каждым поцелуем, с каждым прикосновением. Обняв ее бедра, Тристан уткнулся лицом в ее живот, упиваясь ее ароматом, запахом желания и чистого, здорового тела, и девушка вздрогнула, ощутив поцелуй, полный обожания и преклонения, там, на лобке, меж крепко сжатых бедер.
– Ох, – только и смогла произнести она, чувствуя его пальцы, осторожно сжимающие мякоть ее нежных бедер, разводящие ее ноги в разные стороны.
Тристан снова накрыл ее собой, неумолимо, быстро, хищно, запечатал протестующий рот поцелуем и овладел ею вновь – нетерпеливо, жадно, жестко.
Мягкие толчки укачивали ее, словно волны в бурном море. Наслаждение, которого раньше Изольда не знала, наливало ее тело, прорастало в каждой его клеточке. Девушка прикрывала глаза, отдаваясь во власть ласкающего ее мужчины, ноготками ранила белую кожу Тристана, чертя ярко-красные полосы на его плечах и спине, закусывала губы, душа в груди рвущиеся стоны, и тогда Тристан целовал ее, заставлял приоткрыть разгоряченный рот, криками выдать терзающее ее удовольствие.
Он сжимал ее нежную плоть, тискал нетерпеливыми руками, мерно двигался меж обнимающими его ногами, пил ее крики и стоны, безжалостно добавляя еще страсти в бушующий пожар, и девушка в изнеможении кричала и билась, но это была любовь, не смерть.
И страх отступал, отставляя место блаженству.
– …Ну, и кто из нас вампир? Ты выпил меня досуха, – пробормотала девушка, ласкаясь к Тристану, носом потираясь о его нос. Его пальцы легкими прикосновения считали веснушки на ее плече, и Изольда рассмеялась, снова глянув в его лицо.
– Твои силы скоро восстановятся, – ответил Тристан, – и можно будет повторить.
Ресницы девушки дрогнули, она крепче прижалась к Тристану, спрятала лицо на его груди, тихо засопела, и он понял, что сейчас последует очень важный вопрос, каких ему, наверное, задавали очень много.
– Тристан, – тихо и робко произнесла Изольда. – Ты же понял, что ты – это мечта моя? С самой ранней юности, только-только ощутив себя взрослой, я мечтала только о тебе. Прабабкина сказка сделалась для меня смыслом жизни, я просыпалась и засыпала с твоим именем на устах… Кажется, каждая черта в тебе мне знакома, я представляла тебя сотни тысяч раз, и взгляд твой преследовал меня во сне… Ты и сам ведь почувствовал, как тебя ко мне тянет? Скажи, Тристан… ты женишься на мне? – тут Изольда занервничала, заторопилась, прижалась к нему сильнее, будто испугавшись, что сейчас он встанет и покинет ее навсегда. – Ты для меня спустился в Ад, а я для тебя готова его покинуть! Тот демон, что пропускал через меня свою магию, вычерпал все нечистое и черное из моей души, выскреб ее до бела. Она теперь прозрачна, как стеклышко, и бела, как твоя кожа! Что тебе королевская невеста? За нею идет Ловец и эта его Энди. Вот и пусть они сами этим занимаются – и Офелией, и демоном, и беглянкой. А мы с тобой могли бы жить там, наверху, под солнцем! Ну, конечно, ты не смог бы со мной прогуливаться по парку с утра, даже если б купил мне самый плотный кружевной зонтик, но ведь не это самое главное?
Тристан вздохнул и крепче обнял ее плечо, уложил ее рыжую головку себе на грудь, прижал девушку к своему сердцу.
– Признаться, – произнес он после долгой томительной паузы, – я бы этого хотел…
– Но?! – почуяв неладное, тотчас подскочила Изольда.
– Но я обручен магией с другой, – ответил Тристан.
Ярость исказила хорошенькое личико девушки. Она взбрыкнула, отталкивая Тристана, колотя кулачками по его белоснежной груди.
– Да чтоб ты провалился на мосту через адскую реку, Тристан Пилигрим! – проорала она, извиваясь, дрыгаясь и отчаянно сопротивляясь рукам Тристана, пытающимся ее скрутить и усмирить. – Чтоб демон тебя утащил за ногу! Для этого в твоей груди бьется сердце храбреца – чтобы ты мог преспокойно девушкам говорить «нет», обманув и подарив надежду!? Вот я ду-у-ура! Знала же, что тебе верить нельзя! О, магия всемогущая, это мне наказание за мои грехи! Почему я вообще подумала, что ты тоже ждешь меня и ищешь встречи со мной?! Пусти меня, мерзавец! Не смей раскрывать свой лживый рот! И слушать не хочу, какая ведьма твоя невеста и как ты страдаешь, а потому ищешь утешения в моих объятьях!
– Но она действительно ведьма, – парировал Тристан, завалив сопротивляющуюся девушку в подушки и справляясь с ее руками, то и дело норовящими залепить ему пощечину. – Просто беда с вами, с честными девушками, вечно вы все портите разговорами о замужестве.
– Ах ты, негодяй!..
– Помолчи минутку и послушай меня, глупая девчонка.
Тристан силой завел руки Изольды над ее головой, прижал их там и нарочно смачно чмокнул ее во вздымающуюся грудь, прихватив чувствительно, до боли, губами соски, мстя за неприятные слова, что она сказала.
– Я действительно хочу жениться на тебе, – спокойно продолжил Тристан, когда девушка, устав брыкаться, унялась, тяжело дыша и сверля его сверкающим взглядом, полным ненависти. – Странное дело; раньше я ни о ком не думал в таком ключе, и мое магическое обручение ничего не значило для меня.
– Лжец! – выкрикнула Изольда яростно. – Кем бы ни была твоя невеста, она давно сошла бы в могилу! Только ты умеешь черпать из магии силу, поддерживающую вечную молодость в тебе!
– Она тоже, – ответил Тристан, встряхивая девушку и призывая ее к порядку. – Выслушай меня! Моя нареченная невеста – это же Офелия. Ты должна помнить, я же при тебе рассказывал о ритуале, что она провела! Провела и заплатила за него жизнями тех, кого я убил, защищаясь. Она хотела этого – чтобы я ей принадлежал.
Изольда затихла, изумленно раскрыв рот и позабыв о сопротивлении.
– И что же теперь, Тристан? – тихо спросила она. Он освободил ее руки, и она обвила его плечи, прижалась лбом к его лбу, словно пытаясь прочесть его мысли.
– Теперь… – вздохнул он, снова устраиваясь с нею рядом. – Теперь уже нужно довести это дело до конца. Отправить Офелию и демона обратно в преисподнюю, где им и место. Только тогда я буду свободен.
– И тогда ты женишься на мне?
Услышав этот вопрос, Тристан не вынес – расхохотался.
– Тут бы ноги живым унести, – отсмеявшись, ответил он, обнимая и тиская соблазнительное тело своей возлюбленной. – Но если останусь жив – то да. Я буду весь в твоем распоряжении!
***
– Энди…
Генри, коварный соблазнитель, притаившийся хищник, грифон, обретший крылья… сила била в нем через край. Видимо, скобы, уродовавшие его крыло, были нацеплены на него не просто из желания помучить строптивого новообращенного вампира. Видно, они как-то сдерживали его вампирскую магию, и природную, что дана была ему предками.
Теперь же ничего не удерживало его; он, конечно, поставил себе очередную инъекцию, чтобы не желать моей крови, но теперь даже инъекция не погасила его прекрасный темный огонь, что горел в его сердце.
После ужина он потянулся с грацией сытого огромного животного, довольно щуря глаза.
Стрельба на улице стихла – видимо, Инквизитор наигрался с пистолетом и угомонился, – а вот жуткие адские звуки – нет. Пожалуй, пару раз я точно едва не подавилась, слыша, как ревет и вздыхает, словно раненный слон, проходящее мимо нашего убежища адское чудовище.
И тогда хлипкие ставни казались слишком ненадежной защитой, хотя я все время повторяла себе, что, вероятно, существует какой-то нерушимый договор, коли уж эта гостиница стоит тут сотни лет.
– Вы боитесь, Энди? Вам неприятны эти звуки?
Сам Генри как будто бы не испытывал никаких неудобств, и мне думалось, что Инквизитор зря переживал и зря не попросил у него помощи. Генри, который смотрел на мир такими любопытными глазами, усмирил бы чудовищные статуи в один миг…
– Хотите, чтоб было тише?
– Если можно, пожалуйста…
Генри, видимо, считал, что можно.
– Дайте мне горстку камешков с вашей пелерины, если вам не трудно.
Я поспешила исполнить его просьбу.
Небрежно пересыпая камешки из ладони в ладонь, будто отделяя их от невидимого песка, Генри неспешно подошел к окну. За ним, в кромешной тьме, кто-то кого-то с хрустом поедал. Слышались вопли заблудших душ, вынужденных наблюдать этот ужас, и грешников, в ужасе ожидающих своей очереди на поедание.
Генри небрежно толкнул створку ставни кажущейся белоснежной в этой адской темноте ладонью, и я с содроганием увидела того, кто пожирал в ночи несчастных.
Не зря же гостиница выходила окнами на площадь; прямо под ними примостился адский палач, чтобы вершить свой жуткий суд.
Это было огромное, неповоротливое, толстое создание, воняющее, как потное животное. Глаза его горели в прорезях красного колпака, огромный, как старый утес, черный каменный загривок порос чахлыми кривыми деревцами.
В одной руке этот монстр держал топор, в другой – встрепанного, перепуганного некроманта в дорогих старинных одеждах. Встреть я его на улице – и подумала б, что это маркиз какой-нибудь.
Некромант, словно баранья нога, лежал на огромном пне, изрубленном вдоль и поперек, и отчаянно взмахивал черной волшебной палочкой. В другой руке у него был зажат обломок черного меча. Палач же изготавливался разрубить его на куски.
Наверное, это и есть справедливость, но почему-то меня эта сцена не вдохновляла.
Генри меж тем бесстрашно высунулся едва не по пояс из окна, и потянуло холодом. Я видела, как его магия бежит по земле, сковывая ее морозом, видела, как настывают ледяные пластины, обездвиживающие некроманта и руку с топором, занесенную над ним.
– Пошел вон! – гаркнул на всю площадь Генри, и его голос металлическим скрежещущим эхом отразился от каждой стены, словно Генри в рупор кричал, и палач с трудом опустил заиндевевшую руку.
– Слушаюсь, Король Тьмы, – пробасил он густым голосом, стаскивая с головы колпак и кланяясь Генри. Растрепанный, вмерзший в кровавый лед некромант на плахе корчился и дышал так, будто легкие его были полны крови. Но он был рад вмешательству Генри; и когда кровавое чудовище с топором исчезло, некромант замер, словно провалившись в спасительный обморок.
Генри, не говоря больше ни слова, подкинул вверх камешки магии, и они яркими белыми звездами засияли в черном небе.
– Тихо чтобы тут было! – сурово велел Генри, распахивая окно пошире и задергивая занавесями звездный свет.
Однако!
Генри обернулся ко мне; свет сделал его лицо немного мягче, но лишь немного. Его вызывающая, порочная красота резанула мое сердце как грани алмаза – тонкое стекло, и я испытала непреодолимое желание поклониться ему, опустить лицо к самым его ногам, и умолять о пощаде.
Он смотрел на меня тяжелым взглядом исподлобья, порочно, и я понимала, что пропала, что готова продать ему свою душу за самую скромную плату.
– Ах, вот отчего вас Князь Полуночи не любит, – пробормотала я. – Ваш титул посерьезнее будет….
– И поэтому – тоже, – с улыбкой ответил Генри, подходя ко мне вплотную. – Он просто знает, что я сильнее него. Обращая меня, он сильно рисковал; и риск его не оправдался.
Ему, казалось, не нужно касаться застежек на моей одежде – они сами расстегивались под его взглядом. Я чувствовала, как наливаются жарким стыдливым румянцем мои щеки, когда под чуткими пальцами Генри раскрылся мой корсет, моя защитная скорлупка, оставившая меня в руках Генри совершенно беззащитной.
– Может, закроем окно, – пискнула я, когда Генри склонился надо мной и поцеловал в шею, в то самое место, где двумя точками был обозначен его давешний укус.
– Зачем? – удивился Генри, неторопливо стаскивая с моих плеч тонкую белую рубашечку, сминая в ладони кружева и атласные нежно-розовые тонкие ленточки. – Призраки не посмеют заглянуть сюда.
– И все же страшно, – шепнула я, когда Генри отыскал мои губы своими.
– Самое страшное и опасное существо, – промолвил Генри, скидывая на пол свой щегольской жилет и сорочку вслед за ним, – Король Тьмы, тут, рядом с вами. А вы просите закрыть окно?..
– Только не говорите, что вы перешли на сторону зла и разврата, – умоляюще шептала я, ощущая, что Генри несет меня, и опускает в постель, в чистое белье, в мягкую перину.
– Я остался тем же, кем и был, Энди, – отвечал Генри, бесстыдник Генри, стаскивая с меня панталоны и целуя мои колени так невинно и трепетно, что я на миг забылась, не допуская и мысли, что он может задумать что-то неприличное и бессовестное.
Но он задумал.
Как только белье мое соскользнуло с меня, мои ноги – о, стыд! – оказались на плечах бессовестного Генри, и я почувствовала, как он целует меня там, где и думать стыдно, тревожит языком так, что все тело мое свело судорогой. Смотрит туда, куда джентльмену смотреть просто недопустимо, разглаживает пальцами и трогает языком!
Мама!
– Генри! – заверещала я, поднимаясь на локтях и умирая от стыда. В этой развратной позе, в поведении Генри, в его откровенной ласке было много бесстыдства, которое острыми иглами накалывало щеки и прижигало нестерпимым блаженством местечко, которое – о, стыд! – Генри лизал и целовал. Стыд жег меня, как кипяток рака, опущенного в кастрюлю, но больше обжигали его поцелуи – до судорог, до криков, которыми я щедро награждала моего бессовестного мучителя.
– Генри, – проскулила я, с ужасом наблюдая, что он вытворяет с моим телом. Ответом мне была его ладонь, властно легшая на мой трясущийся живот и прижавшая меня крепче к его ласкающим губам. Непередаваемое наслаждение, перемешанное со стыдом, ударило в мою голову, затопило мой разум, и я упала в постель, комкая простыню, извиваясь, изо всех сил стараясь совладать с накатывающим наслаждением.
Но чем больше я сопротивлялась, тем сильнее оно овладевало мною, и я… вела себя совершенно непотребно. Своими собственными руками я прижимала изо всех сил ладонь Генри к своему пылающему естеству, отвечая на его поцелуи, которые были – небеса святые, простите меня! – совершенно развратными.
Но я словно с ума сошла; и это безумие сделало меня просто развратницей.
Я покорно легла так, как велели мне сильные руки Генри, сама развела колени и прижалась к нему животом, грудью в едином порыве, когда он снова овладел моим телом.
– Генри, – хрипло произнесла я, нетерпеливо извиваясь, закрыв свои бесстыжие глаза, – Генри, укусите меня! Как тогда, в лесу! Укусите…
– Что!? – Генри на миг замер, даже приподнявшись надо мной, бессовестной соблазнительницей. – Укусить, Энди?! Вы шутите?
– Генри, – прошептала я жарко, облизнув губы, жаждущие его поцелуев. – Это такое непередаваемое удовольствие… укусите! Я хочу этого…
– Энди, – я почувствовала, как все его тело задрожало, борясь с адовым искушением. – Не просите меня об этом… это слишком сладко, слишком желанно, чтобы я мог сказать вам «нет»…
– Но вы же всегда можете остановиться, Генри, – не унималась я. – Укусите!
Генри даже зарычал, словно пес, которого дрессируют, показывая лакомство, которое ему нельзя.
– Энди, – склоняясь надо мной, прошептал Генри, исцеловывая мою шею, прикусывая тонкую кожу, заставляя меня ахать от боли и испуга – и сладостного предвкушения. – Ради всего святого, не искушайте! После моего второго укуса тьма может коснуться вас, и вы можете стать такой же, как я…
– Королевой Тьмы? – промурлыкала я, развратно выгибая поясницу, обнимая Генри коленями так призывно и соблазнительно, как только могла. Что за бес в меня вселился, зачем я это просила?! Не знаю; да только Генри не вынес вида моей шеи, подставленной ему, с соблазнительно бьющейся жилкой.
Он укусил.
Его клыки, словно острые клинки, прокусили мою кожу почти мгновенно и безболезненно, и в кровь мою полилось невероятное наслаждение, такое же, каким меня Генри одаривал, сжимая в объятьях и занимаясь со мной любовью.
Бесконечное наслаждение.
Вечное.
Длящееся от начала времен и до конца света.
Стирающее границы разума, впускающее в меня восхитительную, бархатную тьму взамен каждой капли крови. Генри сделал лишь один глоток и затер мою рану горячим языком, а я уже была готова умереть от наслаждения, содрогаясь под Генри всем телом, извиваясь и крича от блаженства.
На миг я стала такой же, как он.
Я слышала жажду крови в своем сердце; я терпела жуткий голод и пытку, терзающую все тело, чувствовала, как режутся острые клыки. И в этом черном, непроглядном мраке ласки Генри, его прикосновения, поцелуи и резкие, беспощадные движения казались мне острее и ослепительнее. Я сливалась воедино с ним и ощущала его удовольствие как свое. А он упивался моим наслаждением.
Вспышка ослепительно-белого восторга уничтожала меня, вампиршу, вернув в мое грешное тело человеческую душу. Генри все еще ласкал и целовал меня, так же ослепленный безумием страсти и переполненный силой, какой у него давно не было, а я ощущала, как все мое тело пульсирует удовольствием – живое, горячее, полное крови…
– Энди, – прошептал Генри, заговаривая мои раны, затирая их губами и языком, – вы знаете, что вы просто невероятно везучая? После этого укуса вы обязаны были стать вампиром. Но вы, хвала небесам… никогда больше не просите меня об этом!
Генри спрятал свое лицо на моей груди, часто-часто целуя, благодаря за подаренное наслаждение и кровь, что я подарила ему.
– Почему?.. – пробормотала я. Откровенно говоря, в данный момент мне было все равно. Страсть забрала все мои силы, превращение и пик наслаждения, который я пережила в ипостаси вампира, сделали меня слабой настолько, что я и пошевелиться не могла.
– Просто не просите, Энди! Не нужно… Тьма никому не приносила счастья и мы с вами не исключения. У нее много сладких приманок, но под розовой оберткой всегда таится черный яд. Мы были непростительно неосторожны, Энди! Непростительно!
– Это того стоило, Генри, – ответила я, разморенная и уставшая. – Стоило. Это было непередаваемо хорошо. И вы теперь еще сильнее.
Глава 14. Сюрпризы Лабиринта
Не знаю, как мне удалось задремать. Все-таки, вокруг был Ад. И окно открыто. И хотя Генри мог повелевать этими адскими чудовищами, все равно было как-то неспокойно.
Да еще эти стоны со всех сторон…
Сначала я думала, что это негодяй-некромант очухался и оттаял от плахи, и теперь пытается вымолить себе у Генри заступничество. Одно слово Короля Тьмы – а Ад отпустит любого, на кого тот укажет пальцем. Вот этот мерзавец и ноет…
Так, стоп! А откуда мне это известно?!
Окончательно проснувшись, я уселась на постели, хлопая глазами.
Генри сопел рядом, уткнувшись в подушку. О, небо, какая милая картина! Ад за окном молчал, как ему и было приказано, а я… я была просто переполнена знаниями о Тьме, которые хлынули в меня потоком после укуса Генри. Все-таки, вампиром я не стала, но немного Тьмы задержалось во мне, поделившись своими секретами.
Например, про некроманта я точно знала, что он маркиз, и Тристан бы с удовольствием понаблюдал за его казнями, потому что при жизни у них были какие-то счеты.
Знала я и то, что даже если б двери в этой гостинице были распахнуты настежь, ни одна ползучая адская тварь не посмела бы войти к нам из уважения к Генри. Парадокс! Но самый совестливый, самый добрый и милосердный вампир на свете в Аду считался неприкосновенной и очень значимой фигурой.
А еще я знала, что по гостинице, превращенной ночью в призрачный пугающий дом, кто-то ходит. Кто-то, кто хочет найти выход и удрать. Удрать из Ада, из той страшной жизни, которую влачит.
«Анжелика! – раздался мучительный долгий стон, и я чуть с кровати не упала. – Помоги мне! Помоги…»
Стон стих, а сердце мое так и прыгало в груди!
«Помоги мне, Анжелика…»
Я потрясла Генри за плечо, но он и не думал просыпаться. Его сон был глубок и неестественен, и я поняла, что тот, кто меня зовет, хочет поговорить именно со мной. Рассчитывает, что именно я пойму и помогу. Вслушиваясь в стоны и всхлипы, я поняла, что зовет меня женщина, наверняка обиженная мужчинами! Вот почему она не хочет, чтоб наш разговор слышал Генри – она просто ему не доверяет.
«Скорее, Анжелика! Время на исходе…»
Я с трудом отыскала на полу свои ботинки, подхватила на столе канделябр со свечами. Во Тьме свечи горели синим холодным пламенем, едва разгоняющем сумрак, и все вокруг казалось ненастоящим, пугающим, призрачным и зловещим.
«Иди на голос, Анжелика! Иди за мной!»
Я слышала, как по коридору от меня удаляется топоток маленьких ножек, и спешила за ним изо всех сил… глупая девчонка в ночной рубашке, со свечой и без оружия!
