Текст книги "Наложница для нетерпеливого дракона (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

«Ритуал проведен, – подумал Эрик, – и это означает скорую смерть без моей Хлои… все, как я хотел: мы умрем в один день, говорил я… Может, не в один день. Может, она еще будет жить, где-нибудь, вдали от меня, но я без нее не смогу!»

– Я должен найти мою Хлою, – произнес Эрик снова, и Анна насмешливо фыркнула. – Даже если твои слова – правда… даже если я все это сотворил…Я должен увидеть ее!

– Зачем она вам? – удивилась Анна притворно. Она уже чувствовала себя хозяйкой положения. В глазах Дракона она видела растерянность и боль, делающие его беспомощным, и ей нравилась власть, которую она получила над сильным и упрямым мужчиной. – Вы говорили, что вам лишь я нужна. Обещали, что женитесь. Отведаете моего тела еще раз – и более не вспомните о своей Хлое никогда. Она вам будет не нужна.

– Никогда, – произнес Эрик упрямо. – Никогда я к тебе не прикоснусь.

Анна равнодушно пожала плечами.

– Но жениться на мне вам придется, – произнесла она холодно. – Вы обесчестили меня. Вы сделали это насильно. И я о том молчать не стану. Кроме того, – она погладила себя по животу, – после этой долгой, очень долгой ночи наверняка появится ребенок. На меня вам плевать, но наследник должен быть рожден в законном браке. Или на него вам тоже плевать?

– Хлоя носит моего ребенка! – взревел Эрик. Подлый язычок Анны коснулся самого сокровенного, самого дорогого, раскаленным металлом коснулся души Эрика. – И иного мне не надо!

– Не надо! Так куда же мне деть его?! – произнесла Анна, притворно расстроившись. – Может, вы сейчас вырвете его из моего тела? Я вижу, что жизнь этого крохотного существа вам не так ценна, как… жизнь ее ребенка. А она уже зреет; я слышу, как в моем теле прорастает ваша кровь. Скоро маленький дракон отрастит крылья…

– Замолчи сейчас же! – страшно выкрикнул Эрик. – Замолчи! Если ты беременна, то я признаю этого ребенка своим!

– Черта с два, – грубо ответила Анна, почуяв слабину. – Мой сын не родится бастардом. Только в законном браке, или будете искать меня во рву, рядом с Хлоей.

– Не говори так! – взревел Эрик. – Не смей даже думать об этом! Я должен проверить твои слова! Должен разузнать все лично и найти Хлою! Я должен посмотреть в ее глаза и понять, что она больше не любит меня! Только тогда…

– Так поторопитесь же ее отыскать, – перебила его Анна. – Я не смогу ходить беременной вечно.

Глава 20. Летний снег

Поиски Хлои ни к чему не привели. Никто не видел, как она покидала замок, и городская стража у ворот тоже клялась, что светловолосая беременная женщина из города не выезжала. Слуги Дракона обыскали каждый дом, заглянули во все постоялые дворы, и по дорогам были отправлены конники на самых выносливых и резвых конях, чтоб догнать беглянку в случае, если стража все же ее проглядела и выпустила.

Но и они, проделав трёхдневный путь, ни с чем вернулись обратно. Хлои нигде не было. И ее красивого халата не сыскалось в крепостном рву.

Поиски затронули весь город, и один стражник даже забрел к старой заброшенной Вороновой Башне. Как ему показалось, наверху кто-то был, слышались какие-то голоса, крики. Он поднялся по скрипучей лестнице ровно на два пролета, а потом ему повстречался Робер… Король Воронов, околдовав слишком ретивого умника, велел ему вернуться к командиру караула и сказать, что в этой башне мертво и пусто, и следов беглянки нет и не было. Стражник это исполнил в точности; но стоило ему отойти ща угол, как сердце его пронзил черный клинок, и он умер, так и не сообразив, что произошло.

Дракон день ото дня делался все мрачнее. Мысли о Хлое, приходящие ему в голову, были все чернее и страшнее, и он чувствовал, как изнемогабщее от боли сердце его медленно покидает жизнь.

В последней надежде найти Хлою Эрик обернулся в дракона р полетел в Суиратон. Поиски поисками, но может, Хлоя умела обращаться в птичку и улетела на лёгких крыльях в родной дом?..

Но и там Эрик ее не нашел; дом стоял совершенно заброшенным и необитаемым. Люди обходили его стороной с тех пор, так мадам Зизи (так говорили злые языки) за ее грехи забрал демон прямо в преисподнюю. И даже сокровища покойного герцога не прельщали грабителей.

Эрик, разыскивая Хлою, обошел весь дом, снизу доверху; отыскал он и ее комнату, со светлой мебелью и кружевной кроваткой под ярким шелковым балдахином. Долго смотрел он на вещи, которых когда-то касалась рука его возлюбленной, среди которых она росла, а затем вышел, тихо-тихо притворив за собой двери. Хлоя не вернётся сюда более никогда, понял он.

Спустившись в сокровищницу, Эрик разыскал главное сокровище герцога сцюуиратонского – золотую сороку. Птица действительно была жива, и действительно клевала монеты. В ее крохотном гнездышке лежало несколько блестящих золотых яиц, и Эрик равнодушно смотрел на величайшее чудо в мире, которое теперь было ему не нужно и не стоило в его глазах и ломанного гроша. Самая большая его драгоценность исчезла без следа, растворилась в огромном мире так внезапно и быстро, что он подума с изумлением, а не превидилась ли ему в сказочном сне его Хлоя, его любовь и его счастье?..

Самое страшное – слова Анны косвенно подтвердились. Послав разведчиков к горным драконам, Эрик узнал, что Данкан действительно ранен и висит между жизнью и смертью, и пострадал он как раз в ночь, когда украли красавицу Анну.

Юный дракон был силен, его сильное сердце боролось за жизнь, но и его силы таяли. Несколько дней лежал он в бреду, сжигаемый жаром, и это было всего лишь делом времени, и когда смерть закроет его дерзкие глаза.

Выслушав эту страшную новость, Эрик побледнел так, что, казалось жизнь покинула его тело. Лоб его стал восково-бледным, темные глаза остановились, и казалось, он даже дышать перестал, принимая то, что говорили его гонцы.

– Значит, это правда, – прошептал он, с силой сжимая подлокотники своего кресла так, что дерево жалобно заскрипело. – Значит, мою душу отягощают чудовищные преступления. Я сделал это; едва не убил того, кто пытался помочь мне, и обесчестил девушку. Что же, за такие провинности существует только одно наказание – смерть. Но это позже. Сейчас же, – он придвинул к себе ближе маленький ларчик, откинул крышечку и продемонстрировал гонцам крохотное сокровище, что все же привез с собою из дома Хлои. – сейчас я хочу, чтобы это было доставлено к горным драконам. Одно яйцо поможет вернуть Данкану отнятое мной здоровье; прочие можно продать и поправить свои дела. После…после я буду готов встретиться с ними и ответить за свои злодеяния.

Гонцы ушли, оставив Эрика одного, и тот погрузился в тягостное молчание. Силы его медленно и неуклонно таяли, часы на башне отсчитывали звонкие секунды его уходящей жизни…

Анна словно не замечала изменений, происходящих с ее любимым; для не он был просто хмур и мрачен, и в тенях, залегших под его глазами, в матовой бледности щек она не видела ни поцелуев близкой смерти, но подкрадывающейся немощи. Эрик выразил согласие жениться на ней после безуспешных поисков Хлои – и это все, что волновало Анну. С восторгом она перебирала драгоценности а ларцах, примеряла ожерелья и серьги, что когда-то носила Хлоя, надевала ее платья и просто визжала от восторга, отыскав ее сундучок с несколькими парами нарядных туфелек. Она готова была в любом из нарядов Хлои выйти замуж за Эрика, но тот и смотреть не хотел на платья возлюбленной. Делаясь ещё мрачнее, он процедил сквозь зубы, чтоб Анна не смела показываться ему на глаза в этих нарядах, и велел позвать портных чтоб те сшили невесте новый наряд из черно-алого шелка.

– Белый, белый хочу! – капризно топнула ножкой Анна. – Если уж в этом нельзя, и все равно придется шить новый наряд, то хочу из белого шелка!

– Белый для невинных, – зло огрызнулся Эрик. – Ты – не невинна.

Так скоро жениться Эрик решил по двум причинам: во-первых, жизнь без Хлои была ему в тягость, и он очень надеялся, что горные драконы, пылая праведной местью, помогут ему успокоиться. А во-вторых, маленький хитрая вертлявая Анна каждый день напоминала ему о том, что в чреве ее зреет плод от него. Пользуясь тем, что Эрик не прикасается к ней, она подкладывала подушечку под одежду, изображающую маленький животик, и зудела над ухом Эрика, как осенняя злая муха, что ребенку чистых кровей не следует рождаться вне брака. глядя на свою прекрасную невесту, на то, как она поглаживает растущий живот, Эрик отчего-то ничего не чувствовал, ни радости, ни ожидания – ничего. Пустота. Сердце его молчало, ни единый живой росток не шевелился в нем. Ни радость, ни теплое чувство, ни любовь к своей крови, которая, как ему говорили, прорастала в теле молодой женщины.

Анна же – наивная простота! – полагала, что после свадьбы жених все же исполнит свой супружеский долг, соблазнившись ее красотой, и полюбит ее – и, разумеется, простит ей обман. Ну, или сделано ребенка. Как уж повезет.

А где же все это время жила Хлоя, спросите вы?

В Башне Воронов, разумеется.

Робер, обуреваемый страстью, отнес ее туда, положил на постель и – разумеется, для ее же блага! – приковал ее за ножку, чтобы несчастная не смогла бежать, когда придет в себя после его колдовства.

Жадно склоняясь над Хлоей, лежащей в беспамятстве, Робер гладил ее пышные золотые волосы, зарывался лицом в складки ее одежды, жадно вдыхал ее аромат и едва не кончал, прикасаясь к ее крохотной белой ручке, задыхаясь от восторга.

Вероятно, он и надругался бы над девушкой, находящейся всецело в его власти; никаких моральных принципов у него не было, да более того – он это и собирался проделать в первый же час, вдоволь налюбовавшись своей добычей. Но стоило ему осторожно прилечь рядом с нею, сгорая от любовного нетерпения, стоило его жадным трясущимися рукам поднять подол одеяния Хлои, стоило ему сжать ее колени, как она тотчас пришла в себя и с визгом вцепилась зубами ему в щеку, прокусив до крови.

Робер немного поторопился дать ей сорочье яйцо; вместе с его волшебством кровь ее плода придала Хлое сил, и теперь перед обескураженным вороном была не просто женщина, а разъярённая самка дракона, тем более – в положении. А они, говорят, чрезвычайно агрессивны.

– Мерзавец, – рычала Хлоя яростно, выплёвывая выдранный зубами клок кожи Робера, – как ты осмелился, как ты мог?!

Тот не отвечал, с визгом крутясь о боли по полу, заливая все кругом кровью.

– Сейчас же отпусти меня! – кричала Хлоя, дергая цепь. – Ты думаешь, это сойдёт тебе с рук?! Эрик будет искать меня, и тебе не поздоровится!

– Не будет искать тебя Эрик, – злобно прокаркал Робер, кое-как поднимаясь на колени, стеная и охая от боли и изо всех сил зажимая рану ладонью. – Я сделал все, чтобы он как можно скорее позабыл тебя и утешился с другой! Так что лучше тебе смириться и стать моей; да ты итак уже моя, хочешь ты или нет. Как только ты избавишься от бремени, я возьму тебя, и тогда лучше бы тебе быть покорной!

– Ты лжешь! – яростно рычала Хлоя. – Эрик никогда не забудет меня! Никогда он не будет с другою! А если и так, то я твоею никогда не стану! Лучше сойти с ума, лучше лишиться души, чем быть твоей!

– Да лишайся ради бога, – насмешливо ответил Робер. – Ты думаешь, меня твоя душа интересует? Или твоя любовь? Меня вполне устроит и одно твое тело, если оно будет покорно и сможет рожать детей, много моих детей! И твои деньги; я хочу твои деньги даже больше, чем тебя. Так что своими угрозами ты меня не напугаешь. Не хочешь по хорошему – я возьму тебя по плохому. Посидишь тут, в башне, в холоде, на хлебе и воде – авось, образумишься!

И это было правдой.

В Башне и в самом деле стало холодно, потому что с севера вдруг подули холодные ветра, притащили с собой серые тяжёлые облака, и среди цветущего лета вдруг наступила зима.

Снежинки, одиноко танцуя в кристально-чистом воздухе, падали и падали на землю, на увядшие от холода цветы, выбеливали траву, застилая ее шалью из тонкого ледяного кружева, и все птицы, что ещё вчера распевали свои веселые песни, сегодня замолкли и попрятались от внезапно наступившей стужи. В день все кругом смолкло, стало блекло и бело, и ветер гудел в башне, продувая ее насквозь.

Казалось, само сердце этой земли умирает, лишает ее силы, тепла и жизни.

Однако, Хлое не было холодно.

Тело ее раскалилась, словно отлитое из свежерасплавленного золота, и в крохотной комнатке под крышей стало нестерпимо жарко, так, что Хлоя распахивала настежь окна и умывала пылающее лицо снегом, пригоршнями сгребая его с подоконников из черного дерева. Хлеб, что приносил ей Робер, быстро подсыхал, вода в кувшине становилась горячей, и Робер боязливо отступал от Хлои, злобно поглядывающей в его сторону, потому что думал, что скоро кандалы на ее лодыжке расплавятся, и девушка полстережет его и удавит своей цепью.

Теперь он не дразнил ее, не отпускал шуточки насчёт того, что а чреве ее ютится мышиный выводок. Оплывая потом, задыхаясь от ее жаркого дыхания, Робер прекрасно понимал, что носит она именно дракона, и срок уже близок. А ещё – он сам, своими руками усилил младенца, скормив его матери сорочье яйцо! Что же за монстр там такой родится, коли уже сейчас он защищает свою мать, даря ей обжигающее дыхание?! Не выползет ли он скользким змеем и не удавит ли Робера кольцами своего тела?! Робер готов был выть от досады, но опрометчивого поступка было уже не исправить, оставалось только ждать и молиться всем богам, чтоб младенец был не опасен.

Хлоя, сидя у окна, все ждала Эрика; но шли дни, а никто ее не находил, и с тоской она думала, что ищет он ее слишком далеко, а она вот она, рядом, и даже видит его заснеженный сад из окна.

И от этих ее печальных мыслей, от быстро бьющегося, тоскующего сердца дыхание ее раскалялось сильнее, в комнате становилось все жарче, а на крыше таял снег и звонкой капелью падал вниз, пробивая снежное покрывало до черных камней. Маленькая Хлоя словно старалась не дать умереть этому замку, этой земле, изо всех сил пыталась она отогреть замёрзшее, обледеневшее лето, как упавшую на лету птичку согревают дыханием, заставляя ее жить и бороться.

Однажды, когда Робер по обыкновению явился к своей молчаливой пленнице с едой и водой, Хлоя не встретила его как обычно у окна. Постанывая, металась она по постели, и воздух плавился от зноя над ее разгоряченым телом.

Робер сразу понял, что это такое. Глотнув жаркого воздуха, густо пахнущего нагретым металлом и кровью, он почуял, как колени его подгибаются в благоговейном ужасе, и рухнул, разлив воду и выронив хлеб, трясясь, как осиновый лист.

У Хлои начались роды; она то затихала на постели, то снова металась, крича и стеная, и Робер, от священного страха забыв зачем приходил, развернулся и кубарем скатился вниз по лестнице. Хлое нужно было найти повивальную бабку, и чем скорее, тем лучше. Не хватало ещё, чтоб девушка умерла – и это всего в шаге от достижения его, Робера, цели!

…Повитуха сыскалась быстро; и эта была самая старая и самая безумная ведьма из всех, кого Робер в своей жизни видел.

Посасывая трубочку, она неспешно собирала свои склянки в узелок, не обращая внимания на окрики Робера, которого дрожь колотила так, что зубы лязгали.

– Не кричи! – строго прикрикнул а на него ведьма, когда он в очередной раз решил поторопить ее. – Всякая жизнь родится в свой срок! Успею, успею…

Ее безумные глаза, один из которых был верен, как ночь, а второй мертв и бел, как у вареной рыбы, уставились на Робера, и старуха, ткнув а его сторону узловатым пальцем, заметила:

– А на твоём месте я б этого сада не ждала. Он родится – а за твоей спиной встанет фиолетовая смерть.

От этих слов волосы встали дыбом на голове Робера, дыхание замерло в горле.

– Что это значит?! – просипел он. – Дракон Эрик убьет меня?!

– М-м, – протянула старуха задумчиво, раскуривая свою трубку. Все кругом утонуло а серых клубах, словно в тумане, и лишь алый уголёк светил зловеще. – Нет, не Эрик. Эрик убивает быстро; его ярость холодна, как это лето. Его сердце почти умерло, и вместе с ним это край… Беги, если хочешь жить. Беги

– Я не спрашиваю, что мне делать! – разозлился Робер, отходя от испуга и старухиного колдовства. – Я пришел звать тебя принять роды!

– А, роды! – воскликнула старуха, словно слышала об этом впервые. – Так что же ты молчишь, носатый болван?! Идём скорее! Не то потеряем драгоценное время

Иона захихикал совершенно ненормально, пугая Робера ещё больше.

"Черта с два я сбегу, – думал Робер, провожая старуху до башни. Под ледяными порывами ветра фонарь в его руке раскачивался скрипел, жёлтое пятно металось по хрустящему снежному покрывалу. – Эта старуха просто ненормальна. Пугать меня вздумала!"

У самого входа в башню старуха, прислушиваясь а далёкие стоны роженицы, внезапно обернулась к ощвбщему Роберу и почти жалостливо произнесла:

– Не ходи туда. Незачем тебе там быть. Поживи ещё! – и захлопнула дверь у него перед носом.

* * *

К утру Хлоя родила.

Пробравшийся в башню, где было намного теплее и задремавший в уголке Робер мгновенно проснулся, как только плач ребенка прозвучал над его головой.

"Родился таки", – ликуя, словно этот ребенок был его собственный, подумал Робер. Впрочем у его радости было вполне понятное объяснение: Хлоя теперь была свободна. От бремени, ото всего, что связывало ее с драконом и от защиты. Ее дыхание не было больше раскаленным; ребенок, родившись, отнял у нее эту особенность. Это Робер понял потому, что башня начинала медленно остывать, и каменные стены внизу, у лестницы, подернулись изморозью.

Тяжко ступая, спустилась сверху уставшая, распаренная, красная повитуха, оправляя чепец на взлохмаченные волосах.

– Мальчик, – нехотя буркнула она Роберу. – Красивый, крепкий…

– Просто младенец? – недоверчиво переспросил Робер, и старуха с удивлением воззрилась на него.

– А ты чего ожидал, архангела?! – язвительно произнесла она. – Конечно, просто младенец. Маленький и розовый. Синеглазый.

Робер с облегчением вздохнул; преследующие его кошмары, отвратительные, тошнотворные, отступили, растворились в небытие, и он, воспрянув духом, смело ринулся наверх.

В комнатке под самой крышей всё ещё было нестерпимо жарко, но Хлоя уже укутала сына в простыню, любовно обнимая его и покачивая на руках.

– Ну что ж, – несмело начал Робер, вытягивая шею и разглядывая розовые щеки младенца, – ты теперь свободна.

Хлоя подняла на него изумленные глаза и перевела свой взгляд на цепь, которая все ещё приковывала ее ногу к кровати.

– Это ты называешь свободой?! – изумлённо произнесла она. Робер недовольно поморщился.

– Ты свободна от уз, связывающих тебя с Драконом! – выпалил он. – Ты родила; теперь ты можешь принадлежать любому, даже бессмертному, и рожать его детей.

– Никогда я не стану от них свободна, – медленно произнесла Хлоя. – Я всегда буду принадлежать только Эрику.

От желчной злобы лицо Робера перекосилось, он с яростным криком кинулся к постели, на которой лежала Хлоя, и силой заставил ослабевшую женщину подняться.

– Пойдем-ка, – шипел он злобно, – я покажу тебе кое-что! Тебе это полезно будет увидеть!

Силой он подтащил ее, сжимающую ребенка, к окну, распахнул ставни, впуская ледяной ветер, и ткнул пальцем куда-то вперёд.

– Смотри! – дьявольски хохоча, прокричал он. – Смотри, вон твой Эрик! Ты не можешь не узнать его – это его рост, его стать, его лицо! А рядом с ним – Анна, его невеста! Узнаешь?! Как только тебя не стало рядом, он быстро нашел тебе замену и утешился! Посмотри, как она разодета, такие украшения на ней! Эрик никогда не был скуп. И к своей будущей законной жене – тем более. Как ты думаешь, куда они едут у такой ранний час, рука об руку, нарядные и красивые?! Они венчаются сейчас, и никогда, никогда он больше не будет твоим!

С криком упала Хлоя на колени, сжимая младенца в руках.

– Ты, – глухо произнесла она, – бессердечно чудовище. Ты не человек; говоришь, что я нужна тебе, а сам причиняешь мне такую боль… Сильнее которой причинить невозможно…

– О-о, – хохоча, как безумный, воскликнул Робер, упиваясь страданиями молодой женщины. Сердце его ликовало, ему казалось, что сейчас восторжествовала справедливость, и Хлоя несёт заслуженное наказание за все его страдания и муки.

– Поверь мне, можно! Можно сделать во столько больнее, и ты заслужила это – за свое высокомерие, за свою гордыню! За то, что мнила себя выше меня! Падать больно, Хлоя. От этой боли умирают. И я хочу сломать и уничтожить тебя! Чтобы ты никогда больше не смела поднять головы!

В один прыжок он оказался рядом с ней и вырвал ребенка из ее рук.

– Прощай, маленький дракон! – хохоча, воскликнул Робер и выкинул младенца из окна…

* * *

– Не-ет! – от крика и рыданий Хлои, казалось, взорвется старая башня. Она рванула к окну, гремя цепью, вопя и рыдая, но Робер грубо ухватил ее и откинул на постель, самодовольно отпыхиваясь и упиваясь болью и отчаянием женщины.

– Сиди спокойно, мерзавка, – высокомерно процедил Робер, брезгливо отряхивая руки, словно он мог испачкаться об одежду Хлои, заливающейся слезами. – Если ты не станешь подчиняться своему хозяину, я посеку тебя, как бы мне не было жаль твоей красоты…

– Ты ответишь за все! – прорычала Хлоя, дрожа от боли и ярости. – Эрик убьет тебя, и это будет страшная смерть!

– Господин Эрик умеет убивать, и убивает он быстро, – хладнокровно ответил Робер, вспоминая слова странной старухи. – Не он станет причиной моей гибели, не тешь себя. Дракон ворона не поймает!

Его губы, произнесшие слова старой поговорки, изогнулись в насмешливой ухмылке, а уже в следующую минуту Робер присел от страха, едва не пустив лужу на пол, и затравленно оглянулся, потому что из раскрытого окна раздался кровожадный визг, от которого кровь стыла в жилах, серый утренний свет на миг закрыли темные фиолетовые крылья.

Хлоя вскрикнула – и зажала рот рукам, не веря своим глазам.

Крохотная копия Эрика, маленький фиолетовый дракон, неумело и часто взмахивая крыльями, висел в морозном воздухе, сверкая злыми глазами, то рдеющими, как темный рубин, то разгорающимися светло, как раскаленное золото. Его красная зубастая пасть разевалась, испуская тот самый крик, похожий на крик большой хищной птицы, который разносился над мертвым белым городом.

Этот крик был очень громок, и его было невозможно спутать с каким-то другим. Это был яростный клич дракона, принимающего бой, и Робер тотчас же понял: Эрик услышал его. И уже сейчас будет здесь, потому что не понять, кто отважно сражается на башне, он не мог.

Блестящая чешуя маленького дракона была глубокого фиолетового цвета, почти черной, еще не такой крепкой и твердой, как у взрослого дракона, но уже достаточно жесткой, чтобы можно было пораниться о его воинственно поднятый гребень. Когти на его лапах были острые и длинные как перочинные ножи, и он кровожадно лязгал ими, сжимая пальцы.

Он, вне всякого сомнения, был напуган и еще слишком мал, чтоб понимать слова, но он мог чувствовать. Он чувствовал тепло испуганной матери, с которой его разлучили жестокие руки незнакомца, ее страх, ее боль, ее страдание, слышал ее слезы и отчаянный зов, и видел причину ее отчаяния – черного человека, вытолкнувшего его самого, беспомощного, на мороз. И тогда ярость, закипающая в крови, побеждающая страх, накатывала на него, и он смело бросался на противника, щелкая остренькими зубами, не позволяя Роберу приблизиться к окну – к пути к спасению.

Робер боязливо попытался захлопнуть окно, чтоб эта непостижимая тварь, устав летать, свалилась вниз и не достала его, но маленький дракон нахально рявкнул на ворона – так, что тот отпрыгнул прочь, – и неуклюже плюхнулся на подоконник, оставляя когтями глубокие борозды на черном дереве.

– Ах ты, паршивец! – яростно вскричал Робер, отойдя от испуга. Вне всякого сомнения, этот визг хорошо был слышен над заснеженным притихшим городом, и Эрик, вне всякого сомнения, услышал этот клич – и уже спешит, бежит по снегу, таящему под жаркими лучами внезапно выглянувшего из-за снеговых туч солнца. И это означало лишь одно – Роберу надо убираться, и убираться как можно скорее, оставив здесь Хлою и свои надежды…

От ярости Робер даже зарычал, топая ногами, понимая, что и этот бой он проиграл, и побежден – кем!? Едва народившимся ребенком…

– Пошел прочь! – закричал он, замахиваясь на дракона, и тот, разинув пасть, изрыгнул маленький клубок раскаленного добела пламени.

Этого огня было мало, чтоб спалить башню, но достаточно для того, чтоб рука, которой Робер машинально закрылся от летящего в его лицо огненного шара, обуглилась и обгорела до костей в один миг. Боль была такой силы, что Роберу, изумленно рассматривающему свои рассыпающиеся в черную труху пальцы, показалось, что душа его отделилась от тела и разорвала грудь, а потом он понял – это он кричит, срывая связки, вопит так, что лопаются сосуды в глазах, потому что жидкое пламя льется по его скрючившейся, как сухая ветка, кисти и течет дальше, в рукав, пожирая живую плоть, выламывая руку в нечеловеческой боли.

Как показалось Хлое, маленький дракон язвительно захихикал, глядя, как в в глазах его врага отражается неимоверное страдание изумление. Как, словно кричали эти вытаращенные глаза, мутные от шока, этот мелкий летающий гад лишил меня руки?..

И не только руки – пути к свободе.

…Как улететь бескрылому ворону?..

Кое-как прибив пламя, Робер кинулся было к выходу. Эрика еще не было; если он и спешит сюда, то еще есть шанс, небольшой шанс разминуться с ним, удрать, скрыться…

Но у юного дракона на то были свои планы.

Неуклюже слетел он с окна под ноги суетящемуся, крутящемуся на месте от боли Роберу и впился когтями в его одежду. Словно ловкая хищная крыса покарабкался он вверх, раздирая когтями одежду на вороне и разрезая ему кожу. Робер бестолково захлопал по себе здоровой рукой, стараясь сбросить, сбить с себя прочь маленькое чудовище, но дракон был слишком юрок и ловок. Словно штурмующий осадную башню отец, уклоняясь от ударов, ловко он взобрался на плечи Роберу, и тот взвыл, когда длинный хвост хлестнул ему по лицу, а острые когти сомкнулись на голове, пронзая кожу, насквозь прокалывая щеки. Робер, почувствовав вкус крови в горле, неловко держа перед собой обгоревшую руку, попытался ухватить дракона за шкирку и сбросить его с себя, но лишь изрезал ладонь об его воинственно торчащий гребень, и заорал еще громче, когда дракон впился когтями еще глубже в его плоть, полосую кожу. Снять его теперь можно было разве что со скальпом Робера, он пристал намертво, кровожадно впился, и принялся кусать Робера, оставляя глубокие раны, терзая его красивое молодое лицо, которым ворон так гордился и к которому даже привыкнуть еще не успел…

Робер с разбегу врезался головой в стену, рассчитывая этим ударом оглушить терзающую его голову тварь, но в самый последний момент дракон успел соскользнуть ему на плечи, и Робер со всей мочи ударился черепом в камни, едва не потеряв при этом сознание. Маленький дракон съежился, подрагивая, и перепуганному Роберу показалось, что он слышит издевательское хихиканье над плечом. Крылатый демоненок снова вспрыгнул измученному ворону на голову и больно куснул за бровь, скорее нарочно зля противника, чем нанося ему серьезное ранение.

Острые зубы дракона, зловеще лязкая, глубоко впились в нос Робера, прокалывая насквозь хрящи, дробя мелкие косточки на переносице, и Робер, захлебываясь собственной кровью, снова завопил, бестолково размахивая руками. Но вместо кислорода в его горло ворвался огненный смерч, всепожирающее пламя, сжигающее голосовые связки и выжигающее легкие, и Робер, сходя с ума от боли, задыхаясь, ринулся к окну в надежде глотнуть хоть каплю холодного ветра, чтоб остудить тлеющие угли внутри себя.

Он вывалился из окна почти наполовину, разевая оплавленный, почерневший, потрескавшийся рот, и дракон, хладнокровно ухватив его за волосы, вонзив когти в дрожащие мышцы на шее, лишь подтолкнул дергающееся тело вперед, отправляя Робера в последний его полет – вниз, вниз с Башни Воронов, прямо на черные камни, под ноги подоспевшему Эрику…

Так бесславно закончил свою жизнь последний Король Воронов, так ничего не исправив и не добившись в своей жизни.