Текст книги "Наложница для нетерпеливого дракона (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Едва Данкан исчез за плотной стеной зелени, как на Анну налетел черный смерч, и она вскрикнула от испуга, когда костлявые пальцы стиснули ее плечи.
Слова Данкана испугали Робера. Есть способ продлить жизнь Хлои?! Сделать ее практически равной Эрику?! Если Эрик узнает о нем, то, разумеется, вопрос о женитьбе на Анне отпадет сам собой. И Хлоя, нежная и красивая, богатая Хлоя, которую Робер так вожделеет, будет жить вечно и навсегда станет недоступна. Вечно юная, она будет лакомым кусочком для любого долгоживущего… и даже вечноживущие, которые, как говорят старики, еще существуют в этом подлунном мире, тоже могут польститься на нее. Разыгравшееся воображение рисовало Роберу, как к ногам Хлои падают драконы и оборотни всех мастей, желающие получить верную подругу, и как она перебирает претендентов на ее руку и сердце, а он, Робер, снова остается в конце этой очереди…
Нет, нельзя допустить это! Эрик не должен пожелать ей долголетия! Ему и в голову не должно прийти, что можно сделать ее равной себе! А потому н должен вкусить крови прелестницы Анны и забыть о Хлое!
– Кто вы! – взвизгнула напуганная девушка, и Робер, который, конечно, решился на чудовищную дерзость, лапая юную драконицу, жарко зашептал ей на ухо:
– Не пугайтесь, миледи, это всего лишь я, старый Робер, покорный слуга господина Эрика. И я весьма рад был бы признать вас своей госпожой…
Его темные пальцы тискали тонкую белоснежную ткань на ее плечах, неряшливо сминали рукава, и казалось – он наставит черных пятен. Анна пискнула, безотчетным движением отталкивая его руки, так омерзительно напоминающие ей паучьи лапы.
– Что вам надо? – отходя от испуга, произнесла она. Робер, с опухшим посиневшим лицом, был страшен.
– Только одного: чтобы мой господин счастлив был, – горячо шептал он, неназойливо вкладывая ладонь девушки крохотное лезвие. – Не слушайте своего брата. Он молод и глуп, а я вам точно скажу – тот, кто боится, не добьется ничего.
– Что это?! – шепнула перепуганная Анна, стискивая в ладошке лезвие.
– Таковданская сталь, – ответил ворон, выдохнув эти слова так жарко и страстно, что Анна покраснела будто от неприличного предложения. – Этим тонким лезвием порезать пальчик за общим столом будет совсем нетрудно… так невинно… почти нечаянно… никто ничего и не поймет, а когда поймет – будет поздно. Красотой и торжественностью ритуала можно ведь пожертвовать ради любви? Я вижу, вы полюбили моего господина. И зла от ритуала не будет, никакого зла.
– Зачем вы просите меня об этом! – воскликнула Анна, словно ядовитую змею откидывая крохотный нож. – Данкан не велел мне…
– Данкан, – жарко зашептал Робер, подбирая нож и снова вкладывая его в дрожащую ладонь девушки, которая от его жарких слов словно волю теряла, – лукавит. Он умный молодой человек, он хочет власти, и не помышляет даже о том, что кто-то другой может его обойти… отважиться… сделаться сильнее его. Он ведь не вашу кровь хотел подкинуть жениху, нет – он хотел заполучить все! Он хотел соблазнить Леди Дракон, рассчитывая на половину сокровищ Эрика. Он проиграл. Ему сейчас стыдно за свою ошибку, и потому он раздает умные советы, но верить им нельзя! Нельзя! Он не потерпит, если у вас все получится, о-о-о, он так разозлится!
Девушка колебалась, и Робер это видел; казалось, он ощущал малейшее движение ее души, самое крохотное сомнение не укрывалось от его внимания.
«Думать, как девчонка… желать того же, что хочет она… играть на ее стремлениях и слабостях», – думал Робер, пожирая взглядом Анну, на хорошеньком личике которой выписывалось смятение.
– За обедом, – снова вкладывая в ее руку клинок, проговорил он, настойчиво сжимая на лезвии ее пальцы, – заверните его в салфетку. И всего лишь неловко двиньте рукой. Капли крови будет достаточно – у драконов ведь хорошее обоняние, не так ли? И уйдут прочь сомнения и страхи. Он может даже не видеть крови… Вы можете опустить руку и отереть ее о вашу юбку, она как раз такого яркого красного цвета. Главное – он почует вас. Ваш запах; вашу страсть; ваш огонь, вашу любовь! Он будет думать, что сам полюбил вас, без ритуала, и никто ни о чем не догадается…
Слова Робера лились, убаюкивая совесть девушки, и Анна, словно загипнотизированная, даже не заметила, как нож скользнул в ее рукав.
– Вот так, вот так, – шептал Робер, черной тенью нависая над черноволосой склоненной головой девушки, покровительственно поглаживая ее плечи. – Прочь сомнения! Вы достойны этого выбора! Зла не будет… зло было бы, если б вы чем-то уступали Леди Дракон, но ведь это не так! Вы не уступаете ничем! Эрику просто надо раскрыть глаза на вашу красоту, на вашу юность, на вашу прелесть. И он будет вечно счастлив в ваших объятьях, и вас сделает счастливой. Не слушайте никого; он умеет доставить наслаждение женщине. Все слухи о его суровости – ложь. Даже человеческая самка полюбила его, даже она смогла оценить его нежность и осторожное обхождение с нею. Ну, смелее же! Это верное счастье ваше; не дайте слабости и страху разрушить его!
Глава семейства горных драконов нервно кусал губы. Семья и гости завтракали, а он просто не мог взять столовые приборы в руки, потому что пальцы его тряслись, и нож с вилкой непременно бы звякали о край тарелки, и тогда все увидели бы, что он готов подскочить и заорать во весь голос от разочарования и досады, заорать дико и неистово, чтоб полопались ссуды в налившихся кровью глазах и потрескались связки в горле. Выкрикнуть свое напряжение и свою досаду, свою сдерживаемую ярость и свой страх.
Жених ответил отказом. Недвусмысленно, не увиливая от ответов и не скрывая ничего.
– Сердце мое не свободно, – просто сказал он. – Ваша сестра прекрасна и свежа, как несорванная роза, но предложение ваше опоздало. Я полюбил другую.
– Но она человек, – напомнил глава семейства, цепляясь за последнюю надежду, как тонущий за спасительную соломинку. – Век ее недолог.
– Тогда мы умрем вместе, – ответил Эрик просто.
И это был конец.
Было абсолютно понятно, что никакими увещеваниями, никакими уговорами Эрика не переубедить и не заставить. Он приехал выказать свое уважение – он его выказал. Все. На большее рассчитывать не приходилось.
Глава семейства покосился на Анну. Та, неестественно бледная, сидела напротив Эрика, опустив взгляд в свою тарелку, и еле двигала ложкой. Когда ее яркие губки касались края ложки, казалось, что девушка притворяется и вовсе ничего не ест, опуская ложку такой же полной, какой донесла ее до рта. Жених ей понравился, вот же черт ее дери.
Капризной Анне, которая мечтала едва ли не о Короле Материка, которая дразнила братьев – то за чересчур длинный, по ее мнению, нос, то за недостаточно гладко уложенные волосы, – этот суровый мужчина с жестким и даже жестоким взглядом понравился. Когда ее черные ресницы поднимались и она бросала украдкой взгляд на Эрика и на сидящую рядом с ним Хлою, на ее темные глаза набегали слезы, и она ниже опускала голову, чтоб никто не увидел их.
Данкан, который все эти церемонии считал глупой игрой, уплетал за обе щеки, ничуть не смущаясь и не испытывая ни малейшего неудобства. От его внимательного змеиного взгляда не укрылось, что под столом Эрик и Хлоя держат друг друга за руку, и когда он мельком смотрит на нее, девушка заливается румянцем. Что, интересно знать, она вспоминает, когда он на нее так смотрит? Что заставляет ее сердце биться чаще? Любовь, хм… Даже странно, что этот огромный и злой, как стая голодных волков, дракон с такой охотой принимает правила древней человеческой игры, что зовется любовью…
А вот Робер выглядел на удивление довольным. Немного настороженным и напряженным, но довольным, что было особенно странно, ведь он так старался отделаться от молоденькой госпожи-человека. Данкан, пригубив свой бокал с вином, внимательнее присмотрелся к старому прохвосту, и заметил, что он немного волнуется. Самую малость. И отчего-то смотрит на Анну.
Та-ак.
Чего он успел наплести ей? Или напротив, заставил выболтать о тайном рецепте долголетия для юной Хлои? Забеспокоившийся Данкан глянул на Эрика, готовый увидеть кровожадный жестокий блеск в его глазах и готовность накинуться на любого, но его суровое лицо было на удивление спокойно и ясно. Нет, он не несет угрозы… так что ж задумал носатый негодяй, этот Робер? Смирился? Черта с два. Такие мерзавцы не унимаются. Разве что с петлей на шее, высунув язык.
– Так вы не измените своего решения? – произнес, наконец, глава семейства – когда молчание стало ему в тягость настолько, что он предпочел озвучить отказ жениха во всеуслышание.
Разговоры за столом мгновенно стихли, столовые приборы замерли в руках, и несколько пар глаз уставились на Эрика, ожидая его ответа. В том числе – и черные умоляющие глаза Анны.
«Сердца у него нет – отказывать такому чистому ангелу, – подумал Данкан, рассматривая отчаяние на личике сестры, на предательские слезы, катящиеся с ресниц. – Как жестока бывает любовь!»
– Нет, – Эрик как можно сильнее смягчил свой голос и посмотрел на невесту, которая, казалось, готова была разреветься в голос. – Я приехал сюда лично, чтобы поблагодарить за оказанное уважение и выказать свое. Но мой ответ будет – нет.
– Вы даже не узнали меня, – подала голос Анна. Обида и горечь сплелись в нем ядовитой лозой. Девушка смотрела прямо в лицо Эрику и Данкан с нехорошим предчувствием заметил, как тень какого-то принятого решения все больше отражается во взгляде сестры. – Не поговорили. Это ли ваше уважение?
В ее словах проскользнули стервозные нотки избалованного ребенка, готовящегося закатить истерику, потому что желаемое не далось в его руки.
– К чему разговоры, – небрежно заметил Эрик, прямо глянув в лицо Анны, и та ахнула, побледнела как первый снег от его обжигающего взгляда, словно он не глянул на нее, а руку положил на грудь. – К чему узнавать друг друга, если я уже сделал свой выбор?
– Это всего лишь человек, – резко выкрикнула Анна, и глава семейства неодобрительно шикнул на нее, призывая к порядку, но Анну было уже не остановить. – Возможно ли любить человека так же, как равную себе?!
Голос Анны стал уверенней, крепче, и на лице Робера, черной тенью стоящего позади стула своего господина, на миг выписалось мрачное торжество, словно он уже добился вожделенной цели. Данкан, положив руки на подлокотники своего сидения, ощутил, как наливается болью его напряженное тело, готовое отпрянуть прочь, одним прыжком оказаться на безопасном расстоянии.
– Возможно, – ответил Эрик, щуря темные глаза.
– Даже так!?
В плачущем голосе Анны послышалось отчаяние, ее рука скользнула под белоснежную салфетку, лежащую подле ее тарелки, и ярко-алая кровь брызнула из рассеченного пальца на белую ткань.
Если бы на столе разверзся портал, откуда полезли б демоны, наверное, эффект был бы меньший.
Роняя стулья, все вмиг оказались на ногах – Хлоя, Эрик, братья Анны, отпрыгнувшие на безопасное расстояние и одержимыми глазами глядящие на алое пятно, расползающееся на ткани. Она одна осталась сидеть, сжимая ранившее ее лезвие и с ужасом глядя на свою кровоточащую ладонь. Неглубокий порез словно лишил ее сил, и она с ужасом смотрела, как капает с ее ладони кровь
– Ах ты, поганый старый пень, – пробормотал Данкан, дрожа всем телом. – Всучил-таки девчонке нож…
От запаха крови, окутавшего всю комнату, у него сердце готово было выскочить из груди, он подрагивал, словно почуявший запах дурной смерти пес, его мутило. А ведь это родная кровь!.. И как страшно было, как жутко! Молодой Дракон почувствовал, что на миг лишился разума, в голове словно тысячи черных солнц встали, опаляя сознание.
Глава семейства тоже был потрясен случившимся; его глаза бегали, всматривались в лица родственников, и в них читалось лишь одно – это не я! Не я ее надоумил!
Эрик, как завороженный, смотрел на раненную руку Анны. Он не отреагировал даже когда Хлоя робко коснулась его рукава, без особой надежды на то, что он посмотрит на нее как прежде, просто чтоб привлечь его внимание; он смотрел и смотрел, словно это зрелище было самым прекрасным и самым завораживающим из всего, что он видел в своей жизни.
– Вам лучше уйти, – подлый голос Робера коснулся ее разума, утонувшего в отчаянии и горе. – Негоже бывшей любовнице присутствовать за обедом, где собирается семья. Ритуал свершился; и не далее, чем сегодня, господин Дракон укажет вам ваше место.
Эрик по-прежнему не двигался. Казалось, он перестал видеть и слышать что-либо в этом мире. Волшебный запах крови самки дракона окутывал его разум, гасил все прекрасные воспоминания, стирал привязанность и безжалостно затаптывал нежные побеги любви.
Хлоя порывисто шагнула к нему, ее губы раскрылись, она хотела позвать его по имени, но Робер ловко ухватил ее за руку и отдернул прочь, с каким-то садистским удовольствием наблюдая ее отчаяние и боль.
– Ну? – произнес он, тяжко, возбужденно дыша.
От близости его цели у него перехватывало дыхание, над верхней дрожащей губой выступили бисеринки пота, и он, по-хозяйски приобняв Хлою, приблизил свои губы к ее ушку и произнес так тихо, чтобы могла слышать только она:
– Я, так и быть, попрошу у господина Дракона право опеки над вами, не то вы пропадете в этом жестоком, коварном мире. На радостях он мне не откажет. Так что можете считать меня своим новым господином.
Эти поганые, полные похоти и изощренной жестокости слова больно ударили по напряженным нервам, и Хлоя зарыдала, вздрагивая всем телом, как раненное беззащитное животное, а Робер снова ухмыльнулся, поглаживая и тиская девушку совершенно бесцеремонно и бесстыдно, так, словно она уже была его наложницей.
Эта неприглядная картина, горячечные жадные слова Робера, которые он бормотал, захлебываясь слюной, не укрылись от Данкана. Хлоя, рыдая, корчилась в его руках, как осенний лист в костре, и каждое слюнявое слово, каждый звук его гадкого голоса причиняли ей такую боль, что терпеть ее было невозможно. Когда похотливый мерзавец попытался прижаться жадными губами к ее шее, она оттолкнула его прочь и выбежала вон из зала, и никто не посмел ее остановить.
«Ах ты, обломок ты трухлявый, – недобро хмурясь, подумал молодой дракон. От вида рыдающей Хлои на душе его стало горячо и тяжело, засаднило, словно свежую рану, от мыслей о том, что этот проныра, этот грязный интриган будет насиловать девушку, из рук которой вырвал обманом счастье, стало горько и сухо во рту, как от собственной непоправимой беды. – Вот зачем, оказывается, все эти интриги и хитрости… Вот как ты заботишься о своем хозяине! Вот чего ты желаешь всем сердцем… ты просто пожелал женщину, чужую женщину, и для достижения этого делаешь больно всем! Бедная девочка; горестно будет ей жить с этим старым сластолюбцем, если она и верно достанется ему…»
– Мне отдайте Леди Дракон, – резко выкрикнул Данкан, мстительно и злобно глянув на Робера, с удовольствием наблюдая, как у того от неожиданности и злости вытянулось лицо и нервный тик случился. – Девушка вам более не нужна, а я смогу дать ей ту заботу и любовь, которые она заслуживает. Не откажите в первой просьбе.
Данкан с удовольствием наблюдал, как избитое лицо Робера наливается черной кровью, как от нервной дрожи его голова скашивается набок, словно мышцы скручивает сильнейшей судорогой, и как на губах, вынужденных молчать, выступает кровавая пена. В глазах Робера промелькнул такой ужас и такая одержимость, что Данкан едва не расхохотался, глядя, как старого интригана будто разбивает параличом – жаль, что это всего лишь бессильная злоба корежит его тело. Вожделенная цель, мечта, до которой он только что дотронулся, вновь ускользала из его рук, становилась далека, и Робера колотило от бессилия и нереализованного желания.
– Мне, – прокаркал Робер, но его голос не слушался его, и из трясущихся губ вырвалось невнятное сипение, и Данкан едва не рассмеялся, зло и радостно, увидев, что Робер не может и слова произнести внятно.
Выкрик Данкана сработал будто толчок, пробудивший Эрика ото сна, вырвавший его из странного магического оцепенения. Он мигнул, будто прогоняя одолевшие его мысли, глянул на юного Данкана, оценивающе скользнул взглядом по его напряженным плечам, по лицу, на котором было красноречиво выписано упрямство и готовность спорить и биться за право обладания Хлоей.
– Нет, – ответил он, помедлив. – Это моя женщина. Только моя.
Во всеобщей тишине он неспешно прошел к Анне, замершей на своем месте. Так же неспешно поднял испачканную салфетку, перетянул порезанную руку девушки, унимая кровь. Еще раз глянул в ее темные перепуганные глаза, и произнес, улыбнувшись:
– Даже так – нет.
Дружное «ах!» вырвалось из уст присутствующих, напряженные тела обмякли, словно лишенные удерживающей их силы. Данкан, не веря своим ушам, все так же неотрывно смотрел на Эрика, и дикая, невероятная мысль билась в его висках, повторяясь снова и снова: «Как он смог?! Почему нет? Он смог?! Ритуал не пленил его?! Как?!»
– Благодарю за беспокойство, – произнес Эрик, – но о ней я позабочусь сам.
****
Как же больно! Как же невыносимо больно!
Хлоя, рыдая, ввалилась в свою комнату. Ноги ее подогнулись, она без сил упала на пол, захлебываясь слезами, задыхаясь, потому что грудь ее разрывалась от нестерпимой боли.
Счастье было рядом. Эрик любил ее всю ночь и шептал слова признаний, ласкал ее тело, исступленно говоря о своей любви, целовал ее губы, и брал ее снова и снова – и все это враз окончилось, пролившись алой струйкой на белизну ткани.
Так просто оборвать связи, тонкие, прорастающие побеги чувств, нежность, рождающуюся в сердце. Словно отсечь мечом, отсечь все «до», превратив в черное небытие, и оставить только вынужденное «после»!
Он будет ходить, дышать, его сердце будет по-прежнему биться, но. Глянув а нее, на Хлою, Эрик не вспомнит, отчего когда-то она была ему дорога и желанна. И от этой мысли Хлоя рыдала еще горше, кричала, словно этот крохотный коварный нож касался ее сердца, а не ладони юной Анны, вздумавшей приворожить Эрика, привязать его к себе таким немудреным способом. А ее господином, ее мучителем станет этот Робер – Эрик не откажет ему. Зачем теперь ему отказывать своему верному слуге?
– Нет, не бывать этому, – рыдала Хлоя, шаря руками по полу, отыскивая впотьмах оброненный нож. – Не бывать!
Таковданская сталь остра и крепка; от ее прикосновения лопнула плотная ткань, расползся рукав, обтягивающий руку, и кожа разошлась от единого прикосновения. Пришла боль, почти сладкая, такая желанная, что Хлоя затихла, откинув голову и почти впала в экстаз, потому что телесная боль глушила муки рвущейся души. Острие чертило алую полосу, сочащуюся алыми слезами, и с каждым вздохом, с каждой секундой этой острой боли приходил тяжелый черный покой.
«Сегодня все кончится», – подумала Хлоя.
Нож выпал из ее руки, плечи опали, и она, всхлипывая, неловко опустив голову, как брошенная кукла, осталась неподвижно сидеть на полу, чувствуя, как по горящей от боли порезанной коже течет горячая струя, обвивая похолодевшее запястье.
Когда крепкие руки ухватили ее за плечи и кто-то рывком вздернул ее тело вверх, она почти ничего не чувствовала. Тяжелая усталость навалилась на нее, она безвольно болталась, встряхиваемая грубыми руками, не касаясь ногами пола, и ее светловолосая головка болталась, как у тряпичной куклы, в теле которой нет никакой твердости – только мягкая ткань да мох вместо набивки.
– Что ты натворила?! – грохочущие слова дошли до ее сознания, она с трудом подняла тяжелые веки, и увидела разъяренное лицо Эрика. – Что ты наделала?! Как ты могла испортить то, что принадлежит мне?! Ты мне принадлежишь, мне – поняла!?
Он встряхнул ее, перехватил ловчее, уложив на свою руку. Его пальцы крепко сжали ее затылок, он обнял ее безвольное слабое тело и поднял ее выше, приближая ее лицо к своему.
– Ты моя, – шептал он, крепко сжимая ее изрезанную руку ладонью, пережимая вскрытые вены. – Только моя, и моею будешь всегда. Я же люблю тебя, Хлоя.
Глава 16. Легенда
Когда ушел лекарь, унявший кровотечение, а утомленная Хлоя уснула, Эрик вышел из комнаты, прикрыв неслышно двери. Признаться, ему тоже было нелегко. Страх, раздражение, изумление – как?! Почему ритуал не подействовал?! – обуревали его.
Страх за Хлою.
Впервые он почувствовал, как человек хрупок. Впервые чужая жизнь, ускользая, коснулась отчетливым холодом его пальцев, и он понял, что не сможет ее вернуть, потеряв.
Он оперся на перила, жалобно треснувшие под его сжавшимися хищно пальцами, прикрыл пылающие золотом глаза. Так легче было перенести обуревавшие его чувства.
И это сейчас, когда Хлоя молода и полна сил! Она едва не покинула его от пустяковой царапины, просто обессилев от горя и боли, терзающих ее душу. А станет она старше? А болезни, которые подкрадутся вместе с возрастом? Всего каких-то тридцать лет, и она постареет. И сколько не закрывай ладонями этот лепесток пламени от ветра – он все равно погаснет и растает тонкой струйкой серого дыма в руках…
– Какие странные, эти люди, – задумчиво произнес чей-то голос снизу. – Такие хрупкие, такие слабые телом, и такие сильные духом. В них горит огонь, сильнее, чем в сердце любого из разумных существ.
Эрик нехотя раскрыл глаза – в них все еще можно было заметить страх, – и глянул туда, под нависающую над залом галерею.
Разумеется, там был Данкан. У кого еще хватит нахальства подойти близко к разъяренному гостю, когда все попрятались от его гнева? Эрик почувствовал, как от злости кровь закипает у него в жилах; нахальный мальчишка удобно расположился в кресле, закинув ноги на один подлокотник и опершись спиной о другой, и листал какую-то книгу. Ее страницы были хрупки и крошились по краям, и Эрик вдруг подумал, что книга и дерзкий Данкан примерно одного возраста. Хрупкая вещь, куда человек или какое-то иное разумное существо записало свои мысли, знания, желания, наблюдения, и долго живущий дракон, чья молодость и сила растянуты на века… Сто семьдесят? Сто восемьдесят? Сколько ему лет, этому обманчиво юному существу?
– Я же сказал, – зло рыкнул Эрик, – чтоб ты мне не попадался на глаза! Одного раза тебе было мало? Так можно повторить!
– Не злись, – беспечно ответил Данкан, даже с места не двинувшись, перелистывая старые страницы. Кажется, он целенаправленно искал что-то, пробегая строчки глазами. – Я же не просто так, я по делу… А, вот, нашел! «…если род угасает, и в целом мире найти пару нет возможности, можно обратиться к многочисленному людскому роду и взять пару оттуда. Потомство от нее будет крепко, и унаследует всю магию, силу и мощь твоего рода». Это справедливо для любого существа, ты знаешь? Для оборотней-анимагов. Для драконов. Для вечно живущих. Для всех.
– К чему ты клонишь? – подозрительно спросил Эрик. – Я давно не верю в сказки, я их не читаю. И, наверное, никогда не читал.
– Конечно, – хихикнул Данкан, – ты же такой большой и сильный, ты все привык брать в бою, с помощью кулаков! Читать книги – это удел таких мозгляков, как я – а меж тем это не сказки. Это ученая книга, откуда наш лекарь, так искусно излечивший рану на руке твоей подруги, черпает свои знания. Ну, унялась же кровь, скажи?
– Унялась, – ответил Эрик, насторожившись.
– Завтра от глубокого пореза и следа не останется, ну, разве что тонкий, как нитка, белый шрам. Время сотрет и его. Проснувшись, твоя Хлоя будет так же сильна и здорова, как и вчера. Маленькое чудо, сотворенное при помощи трав, корешков, мазей… Можно верить страницам этой книги, раз рецепт, написанный в ней, даровал здоровье?
– Вероятно, – ответил Эрик так же настороженно, все еще не понимая, куда клонит Данкан.
– Так вот, – втолковывал тот, листая книгу еще. – Тут написано, что есть способ сделать человеческую самку равной себе. Сильной; долгоживущей; способной родить наследника.
Эрик даже дышать перестал, пока Данкан искал нужное ему место.
– «…кровь невинной девы твоего рода, язык лжеца и сердце твоего врага», – читал Данкан, многозначительно покачивая испачканной в крови Анны салфеткой. – Человек, который это писал, наверняка был поэтом. Но я с трудом представляю тебя в образе аптекаря, смешивающего ингредиенты. Сушить язык, толочь его в ступке..
– …Поэтому?..
– Поэтому есть способ проще, – послушно признался Данкан. – Яйца волшебной птички. Золотой Сороки. Ты же наверняка слышал о династии Воронов, что правили этими землями давным-давно? Золотая Сорока жила в клетке, несла эти яйца королям Воронов, чтобы они могли брать в жены человеческих самок. Бесценный эликсир молодости, запертый в золотой скорлупе… Вороньи женщины, говорят, были некрасивы и сварливы, любили драться и воровать, а это нехорошо, если речь идет о королеве. А человеческие самки… ну, ты сам все знаешь.
– Несуществующие яйца сказочной птицы, – насмешливо фыркнул Эрик. – Люди не только поэты, но еще и отменные лгуны.
– Да? Лгуны? Точно?
Данкан внезапным сильным движением оттолкнулся от своего кресла и одним прыжком оказался рядом с Эриком, на галерее, перескочив высокие перила.
– А мне кажется, – тихо, но очень отчетливо произнес Данкан, глядя снизу вверх в золотые глаза Эрика, с такой свирепой хитростью, которая присуща только мелким лютым хищникам, – что предки Хлои пробовали эти яйца. Да, наверняка пробовали. Я долго думал, отчего ритуал не вышел – а ведь у Анны были все шансы одолеть твое упрямство. Я сам почувствовал, как сильна магия крови. Она сметает все преграды и ломает любое сопротивление. Никто так давно не делает, опасаясь, но все точно знают, что противостоять зову крови невозможно. Только другой ритуал, проведенный ранее, может защитить тебя от посягательств. Проводил? Пробовал? Признайся! Ты пробовал ее кровь на вкус? Играл, представляя ее своей драконицей? Думал о том, как связать ее с собой нерушимыми узами? Хотел?
Кровь схлынула с лица Эрика, он стал мертвенно-бледен под немигающим змеиным взглядом Данкана.
– Да, – ответил он, и Данкан кинул, торжественно и страшно.
– Есть, – протянул он, торжествуя, – есть в ней драконья кровь. Самая капля, но есть. Я знал это; чувствовал. Поэтому она, маленький хрупкий человек, подошла тебе. Поэтому тебя привлекло к ней, именно к ней из всех самок, что тебе дарили. Может, она даже не самая красивая из всех, но ты того не заметил. Поэтому ритуал Анны не пленил тебя; поэтому Хлоя попыталась умереть – жизнь без того, с кем соединила кровь, ужасна, невыносимо болезненна. Хлоя – одна из потомства тех, кого создали, произвели на свет специально для драконов. Кто знает, отлюбил ли дракон ее прабабку, или силой взял, позарившись на красоту, но род его точно не прервался.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – чуть улыбнувшись, произнес Эрик. Губы его дрожали, он все еще был под впечатлением от услышанного, но уже сумел взять себя в руки.
– Ну как же, – тихо ответил Данкан, вес так же глядя внимательным немигающим змеиным взглядом в глаза Эрика, – кровь девственницы, – белая ткань с яркими алыми пятнами скользнула по ладони Эрика, и тот крепко сжал пальцы, поймав ее. – Сердце врага… язык лжеца… я вовсе не хочу, чтоб ты разодрал мне грудь, добывая ингредиент. И чтобы ты растерзал мою семью, не хочу тоже. Я стараюсь быть тебе другом, – Данкан усмехнулся, его голос был приторно-медовым, и стало ясно, что он снова паясничает и дразнится. – Я слышу твой страх и твою одержимость. Я вижу, как ты хочешь, чтобы твоя самка жила долго, и понимаю, что рано или поздно ты бы узнал способ, так отчего не сейчас? Признаться, твое смелое желание любить только ее, проведенный тобой ритуал и бесстрашие хрупкого человечка, попытавшегося так бездумно отдать свою жизнь, тронули даже мое сердце, а я не особенно сентиментален. Поэтому подумай о Золотой Сороке. Сама птица, быть может, давно мертва, но яйца ее можно раздобыть где-нибудь в шумном портовом городе с большим базаром… там, где шарлатаны всех мастей торгуют странными вещами и подозрительными напитками.
– Суирато-он, – протянул Эрик, посмеиваясь. – Конечно, большой портовый город… там можно достать все. Что ж, это похоже на правду…
– Так я могу рассчитывать, – произнес Данкан, пытливо вглядываясь в посветлевшее лицо Эрика, – что ты не пустишь кровь моей сестрице и не вырвешь мне, скажем, или моему братцу сердце? Я же так стараюсь; и мое вырванное сердце просто не подойдет…
– Не беспокойся, – ответил Эрик, посмеиваясь. – Твой болтливый язык надежно защищает твою семью. Куда надежнее, чем мудрость твоих братьев.
– Я не лжец, – притворившись смертельно оскорбленным, ответил Данкан, хотя по губам его блуждала насмешливая улыбка. – Но я могу сказать, где тебе стоит поискать самый подходящий язык. Твой слуга. Робер. Пока ты смотришь влюбленными глазами на свою самку, он тоже на нее смотрит, выглядывая у тебя из-под локтя. И плетет интриги за твоей спиной. Сегодня я просил отдать мне твою женщину потому, что этот носатый пройдоха уже давно вожделеет ее, и участь Хлои в его руках была бы горька. Я не люблю Хлою; не могу сказать, что хотел бы провести с ней хотя б десяток лет. Но видеть страдания этого светлого существа в лапах грязного мерзавца невыносимо, пусть даже это длится всего секунду. Он мне свою помощь предлагал; говорил, что хочет видеть тебя счастливым, и потому готов подкинуть тебе вещицу с кровью Анны. Как он врал, как врал!.. Как искусно плел слова! Из его языка получилось бы отменное, забористое зелье!
– Робер?! – удивился Эрик. – Я знаю его давно, едва ли не с детства. И не припомню ни единого существа, к которому он был бы привязан. У него сердца нет, и на любовь он не способен. Зачем ему Хлоя?
От этих слов Эрика Данкан поморщился, изящно потер виски кончиками пальцев, словно у него нестерпимо болела голова.
– С детства? – неприязненно повторил он. – Ты бы все же почитал все же какие-нибудь книги, это иногда помогает… С тобой рядом ходит долгоживущий, и для тебя это так естественно, что ты даже вопроса себе не задаешь, а кто же он? Зачем ему Хлоя… вероятно, тоже род продолжить?
– Он не дракон, – ответил Эрик. – От него не пахнет нашей кровью. А оборотнями всех мастей земля полна. Кому нужна человеческая самка, если только ты не влюблен в нее?
Быстрый плеск крыльев привлек внимание обоих, Данкан, сорвавшись с места, в мгновение ока оказался рядом с окном и с треском распахнул створки, отыскивая глазами источник шума.
На солнце блеснули неряшливые черные крылья, хриплое издевательское карканье огласило округу, и Данкан рассмеялся, горько, тревожно.
– Ворону, – ответил он Эрику, провожая взглядом исчезающую в леске птицу. – Да он же ворон, может быть, последний из всех! Да у него и рожа отвратительно носатая… нужно было догадаться. И он все слышал. Прятаться и подслушивать – его любимое занятие. Ну, Эрик, теперь крепче береги свою самку, или он утащит ее в свое гнездо! И что-то говорит мне, что он точно знает, где раздобыть яйца Золотой Сороки.