Текст книги "Империя Дикого леса"

Автор книги: Колин Мэлой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать восьмая
В полет, диколесские войска!

Вскоре они нагнали волну плюща; та устремилась через вершины и перевалы Кафедральных гор, как Ганнибал через Альпы, беспощадно пожирая землю, словно величественный горный хребет был лишь крошечной кочкой на пути. С высоты Прю отлично видела, как море зелени окрашивает мир в один-единственный цвет, словно кто-то ведет тускло-оливковой кистью по когда-то пестрому холсту. За чертой, отделяющей владения плюща от еще не захваченного леса, виднелось лоскутное одеяло северолесских полей – дремлющие в лучах солнца земли, нетронутые, свободные, безмятежные и не ведающие, какой страшный захватчик движется прямо на них.

Она сидела на белой цапле по имени Оливер; филин Рекс летел во главе стаи из тридцати птиц. Вместе с нею путешествовали разбойники в серых балахонах и несколько южнолесских добровольцев. Оставалось воссоединиться с Бренданом и остальными разбойниками, которые должны были привезти все оружие, что смогут раздобыть, и вместе они станут грозной силой.

Но кто был их противником? Разве ополченцы, пусть и подготовленные, способны тягаться с могуществом плюща, которым завладел возрожденный дух вдовствующей губернаторши? Злая воля этой женщины ни на минуту не знала покоя: глядя вниз, на лесные просторы, Прю видела, что границы между провинциями стремительно стираются. Южного леса и Авианского княжества, по сути, больше не существовало – лавина плюща уничтожила разделявшую их стену; теперь же она готовилась захлестнуть и север. Старые очертания мира исчезали.

Все стало Диким лесом.

Александра ведь с самого начала этого хотела?

И тут, только лишь в ее голове возникла мысль о нем, она увидела огромную пышную крону Древа Совета, во много раз превосходящего размерами окружающие деревья. Оно возвышалось в центре обширной поляны непоколебимым оплотом величия. С такой высоты мистики в холщовых одеждах, окружавшие его узловатый ствол, казались крохотными, незаметными точками на зеленом поле. Когда они подлетели ближе, девочка увидела, что многие из них были заняты своей привычной ежедневной медитацией. Это зрелище ее удивило: ведь Древо, при его-то всеведении, при его глубокой связи с тканью всего леса, не могло не знать, что произошло и что последует дальше, и давно должно было предупредить мистиков об опасности, которая над ними нависла.

Птицы пошли на снижение, скользя над полями и фермами под взглядами изумленных зевак. Где-то звонил колокол. Когда они подобрались ближе к земле, Прю увидела, что перед крошечными деревенскими домами стоят телеги, наполненные скарбом паникующих жителей. Извилистые дороги, связывающие фермы друг с другом, уже были забиты повозками, с которых едва не сыпалось ценное имущество беженцев – мебель и сундуки, портреты в рамах и оловянные блюда.

– Что они делают? – спросила Прю, изумляясь этой суматохе. – Они же не смогут от него убежать!

Заложив крутой вираж, Оливер аккуратно приземлился на траву Великой поляны, и Прю спрыгнула с его спины, заметив кое-кого, с кем очень давно не виделась.

– Стерлинг! – воскликнула она. – Сэмюэл!

В самом деле, тут не могло быть никакой ошибки: ее важно приветствовал лис Стерлинг, одетый в джинсовый комбинезон, а заяц Сэмюэл в шлеме-дуршлаге, небрежно примявшем длинные уши, вытянулся по стойке смирно. Несмотря на обстоятельства, при виде девочки они улыбнулись.

– Здравствуй-здравствуй, – сказал Стерлинг. – Нам тут ласточка весть принесла… Вон, в тревожный колокол забили. Враз сориентировались. Вот только я, хоть убей, не соображу, что конкретно стряслось. Что-то там про плющ?

– Это она! – выпалила Прю. Стерлинг и Сэмюэл оба сражались при Пьедестале в составе объединенных диколесских войск, им не надо было объяснять, кто такая «она». – Она вернулась! И плющ ей подчиняется.

На лице лиса появилось ошеломленное выражение. Он резко повернулся в сторону круга мистиков, которые по-прежнему сидели вокруг могучего Древа Совета, погруженные в медитацию.

– Но они ни слова про то не сказали, – возразил он. – Уж наверное, Древо давным-давно бы нас предупредило.

Сэмюэл указал большим пальцем на кольцо силуэтов в длинных одеждах.

– Они уже часов двенадцать так сидят. С самой прошлой ночи, – он умолк, а потом добавил: – Вот.

Прю посмотрела вдаль, туда, где на просторной, покрытой густой травой поляне в окружении неподвижных, безмолвных мистиков стояло Древо Совета. В этот самый момент налетел порыв ветра, и с его зеленой кроны вихрем поднялись крошечные точки, словно искры статического электричества от свежепросушенного одеяла. Они разлетелись по поляне, а одна добралась до того самого места, где стояли Прю, заяц и лис, и упала к их ногам. Это оказался сухой лист.

Опустившись на колени, Прю взяла листок и рассмотрела его: он был хрупкий и коричневато-желтый. Раскрошившись между пальцами от прикосновения, лист осыпался на землю.

– Что это значит? – прошептала она.

Стерлинг многозначительно кивнул:

– Началось. Пару месяцев назад. Нам мистики сказали. Что-то вроде болезни, хотя, кажется, никто не может точно сказать, что. По крайней мере, не мистики. Они все помалкивают.

– Оно умирает, – вставил Сэмюэл. – Древо умирает. Веришь, нет?

– Где старейшина? – спросила Прю в отчаянии. Мысль о том, что этот древний истощившийся организм доживает последние дни, наполнила ее сердце ужасом. – Мне надо с ним поговорить, – она вспомнила странного мальчика, который передал ей волю Древа Совета. По указу самого Древа он стал преемником Ифигении.

Стерлинг покачал головой:

– Насколько мне известно, нету теперь у мистиков главного. Тот, который был, мальчонка, пропал недавно.

– Пропал?

– Исчез. В диколесских дебрях. Он отправился к Древу Мощей отдавать Ифигении последние почести. Больше его и не видали.

– Странно, – это сказал филин Рекс, который только что грациозно опустился на траву рядом с ними. – Стерлинг! Сэмюэл! – поприветствовал он зверей, и они поклонились авианскому правителю. Тот продолжил: – Мистиков нужно предупредить. Зеленая императрица, возрожденная Александра Свик, с каждым мигом приближается, чтобы сровнять Древо с землей. Она желает разрушить магию внешнего пояса.

– По полицейскому уставу не положено отрывать их от медитации, – заявил Стерлинг. – Независимо от обстоятельств.

Но Прю уже торопливо шагала в сторону мистиков, сидящих кольцом вокруг Древа. Мысленно она потянулась к гигантскому дубу, вплетая свои мысли в туманный гул, исходящий от грубого узловатого ствола. Говорили, что Древо не было похоже на другие растения леса; оно умело общаться с живым миром еще до того, как появились языки, и поэтому говорило символами и звуками. Понять его загадочные послания было под силу лишь старейшине мистиков – тому, кто провел достаточно времени, медитируя у подножия Древа и научился расшифровывать его диковинное наречие.

Но, хоть образы, которыми говорило дерево, по мере приближения звучали все яснее и четче, для Прю это наречие оставалось сложным и непостижимым. Оно даже отдаленно не походило на язык остальных растений, которые могли передавать своими странными голосами целые предложения. Услышав Древо Совета, девочка словно открыла заумный фолиант по физике элементарных частиц, написанный на смеси китайского и еще какого-то языка. Было ясно, что там что-то говорится, но что – понять невозможно.

Прю дошла до кольца мистиков и, опустив взгляд, увидела, что все они, одетые в одинаковые холщовые балахоны, сидят с открытыми глазами. Их спокойные взгляды были устремлены на Древо. Вдруг порыв ветра стряхнул на траву новый поток листьев цвета охры. Прю знала, что медитацию, пока она длится, невозможно разорвать, и поэтому двинулась дальше, к Древу.

Ствол Древа нисходил из-под пышной кроны, словно поток густого сиропа, застывший на стенке бутылки; у подножия он разветвлялся, и выпуклые корни, свиваясь кольцами, исчезали в густой траве поляны. Даже самую небольшую часть дерева можно было разглядывать часами, изумляясь узорам, разбегавшимся по растрескавшемуся от времени стволу, узлам и наростам, которые испещряли сморщенную кору могучего дуба. Рядом с ним даже самые крупные деревья леса казались карликами; он был исполином среди исполинов. И он говорил с Прю. Или, по крайней мере, пытался.

Чем ближе она подходила, тем яснее ей слышалось, что дерево в самом деле тянется к ней, зазывает ее. Она откликнулась, но шквал образов и звуков в голове по-прежнему не желал превращаться во что-то понятное.

«Что?» – подумала она.

После этого слова наступило молчание, и на минуту диалог стал, по крайней мере, хоть чуть-чуть напоминать разговор между двумя людьми – с краткой паузой, пока один из говорящих ждет ответа другого. Но звуки, которые полились следом, по-прежнему были для Прю загадкой.

Крона опять начала осыпаться, и девочка почувствовала, как несколько легких, словно бумага, листьев легли ей на плечи. Она сделала глубокий вдох и снова обратилась к Древу.

«Так», – подумала она. – «Я не понимаю тебя и то, что ты пытаешься сказать. Но стараюсь изо всех сил. Я все время следовала твоим указаниям. Все, что у меня было – это вера. Я старалась доверяться тем, кого встречала на пути. Но теперь… ты умираешь?»

Ответом были шум, шелест и смутные очертания.

«Ты знало, что все так будет? В смысле, это ведь наверняка давно началось! Прости, но у меня такое чувство, будто меня предали. Как будто я шла по ложному следу. Это все было частью плана? Или я просто не успела? Скажи мне!»

И вновь: шорохи, дуновения. Следом – штиль, словно затишье между порывами шквального ветра в грозу. А потом Прю увидела.

Образы были смутными, разрозненными. Но постепенно, словно между помехами на экране старого черно-белого телевизора, они проступили четче. Она увидела себя. Но не себя настоящую – с короткими черными волосами, в куртке и кедах. Нет, она увидела себя старухой с седыми волосами и изрезанным морщинами лбом, согнувшейся над какой-то работой. Поднапрягшись, Прю разглядела, что в руках у нее спицы. Помехи перед ее внутренним взором постепенно рассеялись, и ей удалось ясно увидеть, что она вяжет узорный шарф, который словно бы убегает вдаль с постукивающих спиц длинной зеленой тропою.

Вдруг изображение сменилось, и ее закружило. Теперь она шла по этой вязаной тропе, пробираясь через густой лес. У нее было четкое ощущение, что тропа тянется бесконечно. Однако зеленый шарф вдруг повернул налево и повел по окружности. Вскоре она поняла, что он заворачивается спиралью. Через какое-то время, описав несколько кругов, каждый из которых был меньше предыдущего, Прю увидела, что тропа привела ее в центр лабиринта; там, в конечной точке, в лесной почве пряталась ямка, в которой, словно яйцо в гнезде, укрылся одинокий мерцающий росток. На ее глазах росток развернулся и превратился в крохотное деревце. Словно в ускоренной съемке, из него потянулись три веточки: на конце каждой из них распустилось по одному зеленому листочку.

И тут ее выдернули из видения.

– Прю! – раздался голос Стерлинга. – Ты меня слышишь?

Она часто заморгала и повернулась к лису:

– Я что-то видела. Древо. Оно показало мне…

– Нет времени! – крикнул тот с отчаянием на лице. – Плющ! Он здесь!

* * *

– Может, еще пару раз молотком садануть? – предложил Шеймас.

Медведь не ответил, только стоял, потирая челюсть крюком протеза.

Разбойник склонил голову набок и прищурил левый глаз, будто ожидая так увидеть что-то новое.

– Пожалуй, можно было пожарить чутка подольше. Или просто подбросить дровишек в огонь.

Медведь по-прежнему молчал.

– Может, горстку самоцветов? Вдруг что-нибудь блестящее сработает. Принарядим ее немного. Ну, искорку добавим, понимаешь.

На этот раз медведь ответил.

– Не нужны ей искорки. Не нужно ее принаряжать. Это шестеренка.

– Не больно-то похоже, – проворчал разбойник.

– Не могу не согласиться, – процедил медведь, ощетинившись. Он нагнулся, подобрал железку с наковальни, зацепив крюком, и поднес к глазам разбойника. – Похоже на… я не знаю… на раздавленное металлическое насекомое.

Эсбен был абсолютно прав. Стоящий рядом разбойник только кивнул, признавая, до чего точно подмечено. Однако их целью было не раздавленное насекомое. Они должны были создать, используя инструменты и материалы, которые удалось раздобыть в стремительно разваливающемся городе, одно из самых невероятных и умопомрачительных приспособлений, когда-либо придуманных человеком – или медведем, если уж на то пошло: зубчатое колесо Мёбиуса, подвижный механизм, состоящий из трех шестеренок, который был ключевой деталью системы жизнеобеспечения механического принца. Если бы двух изобретателей колеса не лишили – одного глаз, а другого рук, – они, без сомнения, оказались бы в списке претендентов на награду Южнолесского общества механиков в номинации «Шарики за ролики».

(Чего медведь и разбойник не знали, так это что у раздавленного насекомого, которое у них получилось, нашлось бы свое применение – пусть и довольно необычное: будучи правильно установленным, оно могло превратить обычную сушилку для одежды в машину времени, которая при включенной опции «без складок» отсылала бы носки хозяина на десять минут в будущее.)

– Начинай снова, – сказал медведь и бросил бесполезный комок меди в грязь у огня.

Шеймас застонал и опять побрел в лес за хворостом; Эсбен установил плавильный тигель обратно в костер и начал перебирать груды украшений, добытые из обваливающихся южнолесских зданий. Зрелище было грустное: обручальные кольца, шейные цепочки, подвески в форме сердец. Владельцы безделушек либо отдавали их добровольно, радуясь, что могут быть полезны в таком грандиозном предприятии, либо спали под покровом плюща и были не в том состоянии, чтобы спорить. Некоторые расставались со своим добром в слезах, утешаемые оказавшимися поблизости родными: одни оплакивали медальон, который носила бабушка, другие – медный значок, принадлежавший отцу-констеблю. Поэтому Эсбен предавал эти реликвии огню с тяжелым сердцем, ни на секунду не переставая думать о том, что воссоздать колесо Мёбиуса в одиночку ему будет не проще, чем слепить живую бабочку из пары ершиков и комка воска.

Он поднял очередной предмет – круглый кулон с цепочкой. На блестящей бронзовой поверхности было с любовью выгравировано чье-то имя. Медведь с тяжким вздохом подцепил цепочку крюком и бросил медальон в мятый серый тигель.

Отчаяние овладело им настолько, что он не услышал, как поблизости, сделав несколько кругов над костром, появилась птица и приземлилась в двадцати футах от того места, где он стоял. Он не слышал, как двое ее седоков спешились и подошли; один из них вел другого, помогая идти по неровной, покрытой плющом земле.

– Здравствуй, старый друг, – раздалось рядом. Медведь узнал этот голос.

Он обернулся и увидел, что среди извивающихся стеблей, держа за руку юную черноволосую девочку, стоит Кароль Грод, его старый товарищ-механик. Медведь попытался выдавить из себя хоть слово, но обнаружил, что едва может говорить. Его колени подогнулись, и он упал на землю.

– Что он делает? – спросил старик, озадаченный тем, что его приветствие осталось без ответа.

– Стоит на коленях на земле. Рот у него двигается, но ничего не происходит, – сказала девочка.

– Но это медведь с крюками вместо лап? – спросил Кароль.

– Определенно, – подтвердила она.

– Эсбен, – сказал Кароль в пустоту, – если это действительно ты, а не другой медведь, лишившийся рук, почему же ты ничего не скажешь?

Плотину прорвало, и Эсбен исторг целый поток слов.

– Кароль! Кароль Грод! Ты жив! Ты цел! – он вскочил с колен и обхватил старика за шею.

– Ну-ну, – успокоил Кароль. – Полегче. Не забывай, я старый человек. И совсем не так крепок, как ты, – они оторвались друг от друга, и Кароль потянулся к лапам медведя. Нащупав металлические протезы, он вздохнул: – Ох, что же она натворила.

– Знаю, Кароль, знаю, – отозвался медведь. – А ты… твои глаза…

– Нынче я отлично обхожусь вот этими деревяшками, – и, словно чтобы дать Эсбену получше разглядеть, он поднял брови. Крашеные деревянные шары ходуном заходили в глазницах.

Так двое друзей и стояли, дивясь этому внезапному и нежданному воссоединению. Каждый говорил, перебивая другого, торопясь узнать, где его товарищ пропадал все это время, и изумляясь ужасным испытаниям, которые выпали тому в изгнании по воле злодеев из усадьбы. Они печалились и сочувствовали друг другу, настаивая при этом, что их собственное несчастье совсем не так уж страшно; несложно предположить, насколько им это удалось. Однако оба были согласны в том, какое удивительное стечение обстоятельств снова свело их вместе, и какая важная задача лежит теперь перед ними.

Медведь просто светился от счастья.

– Ты появился в самый подходящий момент, – он посмотрел на Марту и добавил: – А ты кто?

– Марта Сонг, – ответила девочка, нешуточно оробев от того, что к ней обращается говорящий медведь. – Очень приятно, мистер Медведь.

– У тебя и экипировка с собой, – заметил Эсбен, указывая на пластиковые очки на лбу.

– Без них никуда, – ответила Марта.

– Что ж, сегодня они очень пригодятся, – медведь жестом подозвал их с Каролем к бушующему пламени. – Нам тут дело надо сделать.

– Как продвигается работа? – спросил Кароль, пока Марта осторожно вела его по ковру из лоз в сторону очага. Медведь и разбойник соорудили нечто вроде открытой печи из кирпичей, добытых с развалин южнолесских зданий, медленно рассыпавшихся под натиском плюща. Посреди печи, в тлеющих углях, располагался плавильный горшок на железном штыре.

– Мы сделали уже две попытки, можно сказать, наугад, – объяснил Эсбен. – Мне не сразу удалось точно вспомнить, как все было… приходится полагаться только на память. Понятия не имею, где теперь чертежи.

Кароль постучал себя по лбу:

– Вот где. С тех пор, как у меня отобрали глаза, эта штука огнем выжжена в моем мозгу. Бывало, целые дни просто сидел да разглядывал схемы, искал, что можно улучшить. Мысленно. Какое-никакое, а занятие.

– Что ж, хоть одна хорошая новость. А как твои пальцы поживают? – спросил медведь.

– Как и можно ожидать от стариковских пальцев. А твои глаза как?

Эсбен быстро поморгал, словно проверяя.

– Пожалуй, неплохо, – тут он протянул лапу и подцепил результат одной из неудачных попыток, похожий на раздавленное насекомое. – Вот все, что у нас вышло.

Взяв железку в руки, Кароль немного повертел ее в пальцах, а потом спросил:

– Это что же, диск от таксофона? Или собачья игрушка?

Эсбен озадаченно посмотрел на Марту, удивившись сардоническому тону старика. Девочка только плечами пожала.

– Ну, нет, но… – смущенно забормотал медведь.

– Ох, Эсбен, мальчик мой. Как пали сильные! – На лице старика застыла усмешка. Он еще немного пощупал предмет и продолжил: – Хотя, если ее правильно установить в среднестатистическую сушилку для одежды…

– То что? – заинтересовалась Марта.

– Ну, все одно, это нам тут не поможет, – вдруг прервал себя Кароль и вернул железку Эсбену. – Давай ее обратно в тигель.

Тот послушался, и двое механиков всерьез приступили к работе.

* * *

Северолесцы едва успели заметить нахлынувшую волну плюща. Набрав немалое ускорение за время долгого путешествия с самого юга, она теперь на несколько миль обгоняла зеленых великанов. Захлестнув хижины и амбары, растекшись по бороздам на полях, волна покрыла все, насколько хватало глаз. Тележки и открытые грузовики с поспешно нагруженной на них мебелью, столкнувшись с гребнем волны, переворачивались, а их владельцы, поглощенные плющом, погружались в глубокий безмятежный сон. Побеги взобрались на самые высокие деревья и переломили их надвое; они набросились на здание полиции и на управу, расщепили потолочные балки и раздавили здания, словно те были сделаны из бумаги.

Прю стояла рядом с кольцом неподвижных мистиков, все так же погруженных в глубокую медитацию, и пыталась собраться с духом. Она видела, как шуршащая лавина опрокидывает деревья в сотнях ярдов от них; то, когда она доберется до Древа, было лишь вопросом времени.

– Мы должны его остановить, – сказала девочка. – Любой ценой.

Стерлинг, несмотря на правила, попытался разбудить мистиков, но безрезультатно. Хоть их глаза, устремленные на умирающее Древо Совета, оставались широко раскрытыми, на лицах не отражалось ни проблеска сознания. К Прю подбежали разбойники, размахивая чем-то похожим на садовый инвентарь.

– Это все, что удалось отыскать, – сказал Джек. Он держал в руках вилы – с ожидаемо грозным видом, учитывая обстоятельства.

– Построиться! – крикнул Стерлинг собирающейся толпе диколесских разбойников и южнолесских волонтеров. К ним присоединились те немногие фермеры и батраки, которым удалось спастись от волны плюща и добежать до Древа в поисках укрытия. Все вместе они составили шеренгу длиной примерно в три десятка людей и животных, напоминая при этом неудачную иллюстрацию средневекового крестьянского восстания.

– Не в первый раз замечаю, – уголком рта пробормотал лис Прю, которая стояла рядом с ним. – Из нас выходит далеко не самое бравое войско на свете.

Но она не ответила – ее разум был в осаде. Голос лиса прозвучал гулким шумом. Девочка слышала, как наступает плющ, он шипел у нее в голове, будто пожарный шланг, из которого под напором вырывается вода – а еще Прю чувствовала, как приближается она.

Александра теперь была частью растительного мира, и ощущение ее присутствия опережало телесную оболочку. Она была наполовину живым организмом, наполовину духом, и каждая ее мысль эхом пробегала по ткани леса. Близость колдуньи подавляла, и Прю обнаружила, что ей приходится сосредоточиваться изо всех сил, чтобы не дать опрокинуть себя на землю. Что-то коснулось ноги; повернувшись, она увидела Сэмюэла.

– Ты как, Прю? – спросил кролик.

– Нормально, – сказала она. – Просто много всего… сразу.

– Он близко! – раздалось с неба. Это филин Рекс парил высоко над защитниками Древа.

Когда плющ обрушился на кольцо деревьев, окружавших поляну, Прю окатило волной белого шума. Волна сбавила скорость и поглотила этих древних гигантов, в считанные секунды добравшись до самых верхушек и окутав зеленые ветви толстым покрывалом кишащих побегов. Насытившись, плющ снова двинулся вперед – к защитникам, стоящим посреди поляны.

– Что нам делать? – растерянно спросил фермер с садовой мотыгой в руках.

– Просто старайтесь его не пропускать, – скомандовал Стерлинг.

Плющ пошел в наступление.

Он струился по траве, будто вода по ровному, гладкому берегу, волнуясь и разбегаясь рябью от попадающихся на пути кустиков щавеля, скрывая траву, будто волосы в глубокой ванне. Словно волна прибоя, он набирал скорость, намереваясь обрушиться на незадачливых защитников, стоящих на пути. Прю, изнуренная атакой, бухнулась на колени и уперлась руками в землю. Стерлинг, не сводя взгляда с наступающей волны, попытался помочь ей подняться, но было бесполезно. Она осталась недвижна.

Лис приготовился к удару, к тому, как сотрясет землю столкновение миллионной армии злобных побегов с их смехотворным оружием.

Но столкновения все не было.

Волна сплющилась о какой-то невидимый барьер, открыв оказавшимся под его защитой потрясенным воинам свою коричневую изнанку.

Прю подняла голову; она управляла плющом. Теперь она нашла в себе силы противостоять гневному шипению и всей мощью разума оттеснила его назад. Как будто из воздуха появился огромный щит; плющ ударил в него с силой цунами и по инерции взмыл вверх, пытаясь найти верхний край прозрачного барьера.

– Что это делается? – прохрипел разбойник Джек. Он ткнул вилами в извивающуюся стену коричневых стеблей и с удивлением обнаружил, что ему удалось зацепить растение.

– Я его держу! – крикнула Прю, все так же упираясь кулаками в землю. На лбу у нее выступили крупные капли пота, и она стиснула зубы, напрягаясь, чтобы выдержать натиск.

Барьер ровным кругом огибал Древо и медитирующих мистиков. Прю догадалась, что этот волшебный щит она создала не только своими силами – молчаливые мистики тоже помогали. Она чувствовала, как их сила струится через нее, сдерживая побеги и заглушая невероятную звуковую волну шипения, которой плющ атаковал немногих, способных услышать.

– Руби его! – крикнул новый голос. Это оказался какой-то фермер. Вооруженный косой, он срезал огромный кусок растения прямо под корень. Стебли рухнули к его ногам серой и безжизненной кучей.

Остальные фермеры и разбойники последовали примеру, но плющ все наступал; вместо каждого ярда растения, который они выкашивали, вперед сползалось вдвое больше, занимая пустое место вплотную к невидимой стене.

Сзади раздалось хлопанье крыльев; птицы, кружившие над головами, приземлились на свободном пространстве под надежной защитой разношерстного войска – в кольце нетронутой травы, окружающей Древо Совета.

– В воздух! – крикнул филин Рекс, находившийся среди них. Защитники, все еще размахивая садовыми инструментами, неуверенно отступили от утеса сплетенного плюща и уселись верхом на крупных птиц: серые и белые цапли, пеликаны и совы, с легкостью приняв своих седоков, низко пригнулись, расправили крылья и в несколько быстрых шагов поднялись в небо. Прю осталась на земле – направлять силы медитирующих мистиков на поддержание огромного барьера, который защищал Древо от атаки.

Тут раздался треск и грохот, словно на поляне топали слоны. Прю, скрытая за все растущей стеной плюща, не видела, откуда он доносился и кто его издавал, но каждый раз при новом звуке чувствовала прилив шипения.

Дерево за спиной все продолжало посылать странные, бессвязные образы. Что оно хотело сказать? Было почти невозможно одновременно сдерживать поток плюща и разбирать диковинные символы, которыми Древо пыталось говорить с ее сознанием. Оно точно желало, чтобы она сдерживала плющ? В его тоне звучало почти что смирение. Словно ему хотелось, чтобы его затопило, чтобы снесло волной.

Кружившие над головой огромные птицы спикировали вниз, за стену плюща; они что-то атаковали, но она не видела их цели. Воздух сотрясался от птичьих криков и гневных восклицаний седоков. Снова раздался грохот; снова волны плюща принялись биться в барьер. Силы начали оставлять ее. Прю чувствовала себя так, словно пробежала целую милю по грязи, легкие ныли, моля о передышке. Бросив взгляд через плечо, она убедилась, что мистики все так же с безмятежным видом сидят в грациозной позе лотоса, не сводя глаз с Древа Совета в центре круга.

Внезапно она почувствовала, как что-то ускользает. Как если бы она вместе с толпой людей перетягивала канат, и ее товарищи по команде начали один за другим разжимать руки. Плющ толкнулся вперед, заполняя неожиданную брешь в сопротивлении.

– Нет! – крикнула Прю мистикам, обернувшись. – Помогайте!

Но тут плотина рухнула, стена пропала, и плющ каскадом заструился вниз на последний незанятый пятачок травы на поляне. Прю откинулась на пятки и выставила руки вперед, приказывая побегам отступить, но сумела оградить лишь те жалкие несколько футов земли, на которой сидела сама. Не в силах прорвать созданный ею щит, плющ образовал вокруг девочки гигантскую воронку торнадо, все выше и выше поднимаясь в воздух. Шипение теперь звучало так громко, что заглушило все остальные звуки и все мысли; Прю почувствовала, как само земное притяжение давит на нее, высасывая все силы. Вихрь поднимался все выше, и совсем скоро сине-серое небо осталось лишь далеким пятном в темной воронке, которую плющ соткал вокруг девочки.

– ДЕРЖИСЬ! – раздалось вдруг сверху. И даже среди оглушительного шума плюща Прю узнала голос. Это был старый друг.

Она подняла голову и увидела нечто ослепительное: сияние медных пуговиц в тусклом солнечном свете и пикирующий силуэт птицы в свободном падении. В эпицентр вихря спускался Кертис Мельберг верхом на белой цапле. Прю почувствовала, как он схватил ее за руку, и, собрав все оставшиеся крупицы энергии, сумела закинуть себя на спину птице. Та поднялась ввысь, а ураган из плюща у них под ногами схлопнулся и рухнул потоком спутанных зеленых листьев.