Текст книги "Найти в Нью-Йорке"

Автор книги: Колин Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Он ничего не ответил.

– Молчите? Пытаетесь вынести приговор?

– Не-а.

– А что такое?

– Пытаюсь сделать признание, – проговорил Рэй.

– Смешное слово. И в чем вы хотите признаться?

– В своей собственной слабости.

– По вам не скажешь, что вы слабый.

Он уже разделся и теперь подошел к кровати и встал рядом. Она первым делом положила ладони ему на грудь и ощутила теплую твердость мышц. Он был расслаблен, и она тоже расслабилась.

– Ты меня удивила, – возник в темноте его голос. – Не думал, что до этого дойдет.

– Наверное, ты врешь, – прошептала она. – Но спасибо за попытку меня обмануть.

Прильнув к нему, она стала целовать его в живот, провела руками вниз по неровному боку и нащупала длинную линию морщинистой, узловатой плоти.

– Ой, – сказала она. – Что это?

– Шрам, – тихо ответил он в темноте. – Старый шрам.

– От чего?

– От одной очень горячей штуки.

Но она его уже почти не слышала. Она обвила руками твердый изгиб его ягодиц, ощутив мышцу. Теперь глаза у нее были закрыты. Голова слегка кружилась. Когда-нибудь, в старости, мне понадобятся воспоминания, подумала она. Мне приятно об этом думать. Она снова шевельнула руками.

– Хорошо, – произнес он.

Потом, когда он ее все-таки не убил, она резко перевернулась на влажных простынях. Экстатически дернулась, словно пробуждаясь от крепкого сна. Я забыла, подумала она, совсем забыла, как это бывает.

– Ты голодный? – пробормотала она. – Мы так и не поужинали.

– Ерунда.

Они лениво, не торопясь, встали. В полумраке она разглядела шрам у него на животе. Лоскутки пересаженной кожи, возможно – не меньше двух операций. Каково это, когда тебе так выжигают живот? Не спрашивай, предупредила она себя, он не хочет об этом говорить.

Она натянула халат, пока он влезал в штаны. На кухне он уселся на стул, пока она делала макароны и салат на скорую руку. Рэй зашнуровал ботинки, сунул мобильник в карман, снова надел бейсболку. Она зажгла свечу и открыла бутылку вина. Сейчас скажу тост – за радости сексуального акта, подумала она. Она достала два бокала, разлила вино, накрыла на стол, и ей было так хорошо, как не бывало уже… господи, да уже годы. Может, сегодня же вечером мы сделаем это еще раз, надеялась она. Я постараюсь удержать его здесь до самой последней минуты. Она взглянула на часы, зная, что вот-вот должна позвонить ее мать: это было бы сейчас совершенно некстати. Тут она вспомнила об отце Рэя.

– Тебе не надо позвонить отцу? – спросила она.

– Сейчас он, скорее всего, слушает, как играют «Янки». Но мне надо будет проверить, как он там.

По телефону? Или ему нужно будет сходить к отцу? Она уже готова была уточнить, когда заметила, что по ее подъездной аллее движутся чьи-то фары.

– Странно.

– Что такое? – спросил Рэй.

Держа дымящийся горшочек с макаронами, она выглянула из кухонной двери.

– На аллее лимузин. Из него выходит мужчина. И еще мужчины.

Она шагнула назад.

– Ты никого не ждешь?

– Нет. – Она еще раз глянула. – Осматривают твой пикап.

– Я забыл его запереть.

– Они не собираются открывать… по-моему, они идут сюда.

Кто-то массивный показался за дверным стеклом, постучал. Рэй встал. Незнакомец заколотил в стекло.

– Эй! – тревожно окликнула она. – Кто там?

Стекло над дверной ручкой разбилось вдребезги. Она закричала и отпрыгнула за кухонный стол.

Рука в перчатке проникла в отверстие и отперла замок. Затем исчезла. Внутрь шагнул крупный китаец в темном костюме. Он отошел в сторону, и вошли еще трое китайцев.

– Рэй, – сказал первый мужчина, указывая на него. – Идешь с нами.

Рэй встал между нею и вошедшими, защищая ее.

– Вы кто, ребята?

Они не ответили. Первый поддернул рукав пальто, показывая пистолет. Двое других скользнули Рэю за спину.

– Мисс леди, – произнес первый китаец, – не вызывайте полицию. А то мы вернемся и… – он посмотрел на горшочек макарон у нее в руке, – и съедим всю вашу плохую лапшу.

Двое положили руки Рэю на плечи. Она ощутила, как по его телу пробежала дрожь – желание физически отреагировать, дать отпор, – но он это желание тут же подавил. Он посмотрел на нее.

– Ничего, – сказал он. – Не звони в полицию. Я серьезно.

Но она знала, что это не «ничего». Она стояла в дверях кухни, пока они волокли Рэя вниз по лестнице и потом запихивали в лимузин.

Неужели все это было на самом деле?

Она хотела закричать, ей нужно было закричать. Они его увозили! Дверцы захлопнулись, длинный автомобиль задним ходом плавно выехал с аллеи – и вот он уже исчез.

Что делать? Должна ли она что-нибудь предпринять? Она глянула на пол, где валялись осколки. Руки у нее тряслись. Эти люди могли ей что-нибудь сделать. Как они собираются поступить с Рэем? Он не знал этих людей, но… Она видела, что он смирился с их появлением, как будто сразу сообразил, кто они такие. Она взяла телефонную трубку. Рэй сказал – не звони, и я не буду, подумала она. Нет, все-таки буду. Она стала набирать номер полиции. Но потом остановилась. Вдруг Рэю будет только хуже? Из-за нее? Она не могла этого допустить.

Поэтому, вместо того чтобы звонить в полицию, она сунула телефон в карман халата и вышла из кухни. Красный пикап Рэя стоял на том же месте на подъездной аллее, параллельно ее собственной машине, и она подергала за ручку пассажирской дверцы. Та открылась. Она поднялась на высокую подножку и забралась внутрь, отлично при этом понимая, что в освещенном салоне видна всем, кто будет проезжать мимо или выглянет в окно. Она предполагала найти в машине обертки от фастфуда, стаканчики из-под кофе – весь этот мусор, который болтается у мужиков в пикапах и грузовиках. Однако вместо этого она обнаружила планшет, на котором были записаны имя и адрес отца Рэя; в нем хранились записи по дому, которые вел Рэй. Она изучила его плотный, аккуратный почерк. Под планшетом лежали три книги: одна – о воздействии Китая на мировую экономику, другая – философский трактат о смерти и сознании, а третья – толстый том по истории Афганистана, лондонское издание 1936 года. Я понятия не имею, что он за человек, подумала она. Она открыла бардачок. Записи о ремонте двигателя, тщательно соединенные скрепками. Под ними – десятидюймовая финка с потертой рукояткой, обмотанной клейкой лентой. Она на дюйм-другой вытянула оружие из ножен. Блеснуло лезвие. Испугавшись, она засунула финку обратно в ножны.

Не сходя с места, заглянула под сиденье. Под водительским лежал обычный аварийный набор – маячки, фонарь, тросы. Из-под пассажирского сиденья она вытянула девичью полотняную теннисную туфлю желтого цвета – казалось, так и излучавшую игривость и сексуальность. Она положила ее рядом с собственной ногой. Слишком мала для нее. Изящная, нежная ножка. Тоненькая ступня на сексуально-тоненькой лодыжке. Туфля неношеная, совсем новая. Она почувствовала укол ревности, легкое раздражение. У Рэя явно был секс с той, которая потеряла эту штуку. Такие вещи сразу чувствуешь. Вот что он имел в виду, когда сказал про «признание». Может, она когда-то выставила его за порог. Но почему? Кто бросит такого мужика, как Рэй? – спрашивала она себя. Она вдруг вспомнила, как громко хватала воздух в постели, как ее руки стискивали простыни.

Ей безумно хотелось что-нибудь разузнать, что-нибудь сделать, и она погрузила руку под сиденье как можно дальше. Она нашарила контейнер. Открыла крышку. Внутри… что это – мертвое животное? Нет, волосы: густые, темные, курчавые. Какая мерзость! И еще там таилась записка. Она осторожно вытянула ее, стараясь не касаться волос. В записке было сказано:

Привет, Рэй-Ствол, я же говорил, что отправлю тебе свою бороду. Что ты сделал со своей? Я тут, в Мельбурне, катаюсь по волнам. Если хочешь, заезжай меня навестить. Я на связи, но от электронной почты отказался – она слишком быстрая. А мне надо малость замедлиться. Не терпится получить новое задание. А еще у меня какие-то непонятные головные боли от тех таблеток, которые они нас заставляли принимать. У меня внутри все плавится, как всегда после миссии. Больше всего на меня действуют эти маленькие тельца. Ты же меня понимаешь, я знаю, что понимаешь. Грустно было услышать про твоего отца. Я знаю, как ты его любишь. Не уверен, смогу ли еще продержаться. Буду пить и трахаться, чтобы достичь просветления. Может, ты справляешься лучше, чем я. А может, и нет. У меня уже толком не осталось никаких идей, я даже не уверен, настоящий ли я американец. Кто знает. Не могу себе представить, как стану возвращаться домой, это слишком уж дико. Если у тебя есть подходящие мыслишки, напиши. Дай мне знать, если получишь новое задание. Ну ладно, через час уже прилив.

З.

Под неряшливо спутанными волосами обнаружилась фотография – двое мускулистых мужчин с длинными бородами. Рэй и еще один – видимо, З., тот, который написал это письмо. Сильно загорелые, в грязных футболках, позади – горы. Они военные? – предположила она. Но на снимке она не заметила никакого оружия. Она задержала взгляд на руках и плечах Рэя: видно было, какие они сильные. Ее пальцы помнили, какие они на ощупь.

Она вздрогнула: в кармане зазвонил телефон. Она сложила записку, сунула ее вместе с фотографией обратно в контейнер, а туфлю – под сиденье, словно звонящий мог ее увидеть. Это была ее мать – готовая к обычному разговору. Выбравшись из пикапа, женщина вернулась на кухню.

– Мама, можно я тебе перезвоню?

Но мама не разрешила. И началось. О том, как приходил доктор. Об отцовском артрите. На все это ушли еще десять минут ее жизни. Она поймала себя на том, что направляется в спальню, чтобы посмотреть на измятую постель. В простынях, казалось, еще оставался след Рэя. Но сам он исчез.

– По-моему, ты плачешь, – заметила ее мать. – Плачешь? Что случилось?

Она повесила трубку. Ну да, она плачет. Она встретила красавца прямо у себя в подъездной аллее, позволила ему целый час трахать ее до изнеможения, а потом, довольная, готовила ему ужин, и тут – что такое! – является банда каких-то китайских головорезов и выволакивает его из дома! Да у любой бы крыша поехала! Ясное дело, я буду плакать! В ящике кухонного стола она нашла фонарик. Может, у Рэя в пикапе лежит еще что-нибудь. Она подошла к кухонной двери и открыла ее.

Старый красный пикап исчез, словно его здесь никогда не было. Словно здесь никогда не было Рэя, словно он не был с ней… и она знала тем странным точным знанием, которое иногда всплывает откуда-то из глубины, – знала, что больше она его никогда не увидит.

*

Они ехали по Белт-парквей в сторону Манхэттена, придерживаясь плавных семидесяти миль в час, слева от них простиралась большая вода. Безмолвной громадиной как раз выходил из гавани один из огромных океанских лайнеров, бортовые иллюминаторы светились во мраке. Похоже, четверо китайцев, окружавших пленника, этого не замечали. Ему казалось, что они глубоко погружены в размышления, словно он был неодушевленным предметом, багажом, который они куда-то перевозят. Он велел себе расслабиться. Что они собираются сделать – убить его? Вряд ли. Во всем происходящем прослеживался лишь один след. Цзин Ли как-то сказала ему за ужином, что больше не будет с ним встречаться, ей очень жаль, но есть вещи, которые она не может объяснить. Да, она призналась, что это имеет отношение к ее брату Чену, тому самому, который жил в Шанхае и считал себя крупным бизнесменом. Она явно была встревожена. Потом Рэй попытался ей позвонить. Они ведь не ссорились. Он беспокоился за нее, проклинал себя, звонил еще несколько раз. Но – ничего, никакого общения, и так две недели. Достаточно долгий срок, чтобы решить: все действительно кончилось. Достаточно долгий срок, чтобы ощутить одиночество. Может быть, этим людям известно, почему Цзин Ли не отвечала на звонки. Как они его нашли? Видимо, они узнали, где находится отцовский дом, заставили отца сказать, где Рэй, отправились по этому адресу, увидели пикап, увидели свет в уютной женской кухне. Увидели Рэя, сидящего в этой кухне.

– Ребята, – произнес он. – Мне надо позвонить отцу, ничего?

Мужчины молча поглядели на него. Рэй вынул телефон.

– Он болен, и я должен проверить…

Один из мужчин сграбастал телефон и передал его другому, тому, что говорил с Рэем на кухне. Тот просмотрел список набранных номеров. Потом поднял глаза и сказал что-то про Цзин Ли.

– Да, ее номер тоже там есть, – сознался Рэй. – Я ей много звонил.

– Кому еще ты звонил? – спросил мужчина.

– Мало кому, – ответил Рэй. – Так что дай мне звякнуть отцу, приятель.

Ему ничего не ответили, и он призвал себя проявить терпение и не реагировать на происходящее слишком бурно: по всей видимости, это было что-то вроде похищения. Он надеялся, что его отец сумел нажать на кнопку электронного приборчика, заряженного шариками дилаудида – синтетического аналога морфия, только гораздо сильнее. В устройстве имелась трубочка, входящая непосредственно в руку отца и позволявшая регулярно, с заданными интервалами принимать определенные дозы препарата, но также позволявшая больному получать ограниченное количество внеплановых инъекций, когда боль становилась слишком сильной: теперь такие случаи участились. Рэй молился, чтобы его отец уже принял эти дополнительные дозы и отключился – спал и не знал о том, что Рэя нет рядом. Рэй сказал, что будет дома до девяти, но теперь он вряд ли уложится в срок. Когда Рэя не было рядом, отец начинал волноваться, беспокойно хватал руками одеяло, мучительно дергая головой, кивая в сторону двери. Рэю оставалось надеяться, что за тем, чтобы отцу было спокойно, проследит Глория, ночная сиделка, которая в своей жизни успела поухаживать за сотнями безнадежных пациентов. Больного устроили на специальной койке в гостиной – там больше места для оборудования и кресел для посетителей. Рэй оплачивал круглосуточную работу медсестер из хосписа, занимающихся частной практикой: десять тысяч долларов в неделю. Медицинской страховки полицейского не хватало. Шесть домов вместе потянули бы на пару миллионов. Так продай их. Все эти замены разбитых стекол, бесконечная покраска облупившихся спален, двадцать пять лет сражений с тупоумными жильцами, лопнувшими трубами, сломанными холодильниками… Теперь пришла пора расплаты. Его отец заслуживал самого лучшего. Рэй сходил в местный банк, где отец получал свои первые пособия, и объяснил ситуацию. Он обратит один из домов в наличные, и даже при еженедельных расходах в десять тысяч этих денег хватит на несколько месяцев. Речь шла о времени жизни его отца, и это время истекало.

– Эй, – еще раз попытал счастья Рэй, – как там насчет телефона?

Китаец в костюме поглядел на Рэя, нажал на кнопку, чтобы окно поехало вниз, и выкинул мобильник во тьму, несущуюся снаружи. Прохладный воздух зазмеился по салону; потом окно снова подняли.

*

Постоянное правительство Нью-Йорка, его истинная и извечная власть, водит незаметную, но тесную дружбу с банковским сектором и теми, кто занимается недвижимостью. Почти все другие отрасли бизнеса – телевидение, издательское дело, реклама, адвокатские конторы, больницы – играют в этом смысле сравнительно незначительную роль. Лишь банки и девелоперы могут вырвать целый кусок города, заменив его чем-то новым. Только они могут преобразить саму атмосферу района, тех мест, где люди едят, гуляют, живут, а значит, по сути дела, – изменить мысли и чувства ньюйоркцев по отношению к самим себе и даже заново перекраивать карту их сознания, по мере того как у них под ногами меняется карта города. Девелоперы разрушают прошлое, чтобы улучшить будущее, из ничего они делают что-то, они выталкивают человеческие существа, которыми не могут воспользоваться, и привлекают других – которыми могут. Кто еще сумел бы продолбить в юго-западном углу манхэттенского Центрального парка дыру, в которой уместились бы пять тысяч плавательных бассейнов, а потом воздвигнуть здание Тайм Уорнер, две нагло-безвкусные башни, по форме напоминающие исполинский камертон, набить их нижние этажи теми же, что и повсюду, супердорогими магазинами всякой ерунды, а потом еще запросить по сорок миллионов за каждую из размещенных над ними громадных квартир?

Разумеется, эти квартиры быстро раскупили стареющие кинозвезды, которые уже не заботились о том, чтобы следовать моде; саудовские принцы с крашеными бородами; лондонские биржевики; испанские нувориши; русские нефтяные магнаты, которым Путин не успел помешать вывезти капиталы; руководители и ведущие сотрудники индийских компьютерных компаний: сильные дальнего и ближнего мира, не все из которых сознают, что «пентхаус на восьмидесятом этаже» – неплохое достижение, если живешь в здании, где этажей всего шестьдесят девять.

Лимузин остановился у этого здания, и мужчины провели Рэя к боковому входу, возле которого дежурили двое охранников. Домофон с жужжанием впустил их внутрь, и вскоре они оказались в огромном лифте. От Рэя закрывали дисплей, показывавший этажи, так что он отсчитывал секунды. Благодаря специальной подготовке он знал, что они поднимаются со скоростью примерно сорок футов в секунду; получалось, что к тому моменту, когда лифт остановился, они оказались на сорок восьмом этаже. Проследовав через мраморный вестибюль, они вошли в громадную гостиную, откуда открывался вид на Коламбус-серкл[10]10
  Большая площадь, место пересечения Бродвея, Пятьдесят девятой и Пятьдесят восьмой улиц. Свое нынешнее название получила в 1892 г., на четырехсотлетие открытия Америки, когда в центре ее водрузили ростральную колонну с Колумбом на вершине.


[Закрыть] и северо-восток Центрального парка.

Из соседней комнаты появился китаец лет тридцати, очень изящный в черном костюме, явно сшитом на заказ. Взгляд вошедшего перебежал с рабочих башмаков Рэя на его старые джинсы и зеленую футболку.

– Благодарю за визит, мистер Рэй, – произнес он, взмахом руки указав на диваны; на запястье у него были гигантские золотые часы.

Они сели. Прочие отошли в дальнюю часть комнаты и остались стоять.

– Меня зовут Чен, – представился мужчина. – У меня большая проблема. И я хочу, чтобы вы решили эту проблему.

Рэй промолчал.

– Вот в чем проблема, – продолжал тот. – Вы были дружком моей сестры Цзин Ли. Она делает для меня одну работу в Нью-Йорке. Она про вас рассказала. Все нам про вас рассказала. Она вас очень любит, да. Но вот уже дня четыре она не появляется.

– Она исчезла? – переспросил Рэй. – Как вы это узнали?

– Дайте мне закончить.

– Хорошо.

– Точно, – проворчал китаец. – Хорошо для вас, хорошо для меня.

Рэй хотел было что-то сказать, но решил воздержаться.

– Так что сейчас говорю я. А вы слушаете. Цзин Ли позвонила мне в Китай. Очень расстроенная. Вот что было. Двух девушек, с которыми она была, убили в их машине. Люди в каком-то районе около Бруклина. Они накачали машину дерьмом. Но моей сестры там не было. Никто не может ее найти. Это меня не очень удивляет, мистер Рэй. Она такая… как это говорят… самонадеянная. Слишком самонадеянная, может, вы сами это знаете. Оставила нашу семью и приехала в Соединенные Штаты. Я дал ей работу, она управляет здесь филиалом моей компании, а теперь она пропала. Вот моя проблема. Американская полиция не знает, кто убил этих двух девушек.

– Я бы не говорил так уверенно.

– Я уверен. Я плачу людям, люди мне сообщают разные вещи.

– Вы можете кому-то платить, но это не значит, что они что-то знают.

– Я плачу человеку, который все это знает!

Рэй пожал плечами.

– Вы знаете об этой плохой истории?

Рэй покачал головой. В эти дни он мало следил за новостями.

– Американская полиция не знает, что моя сестра была в этой машине. У себя в стране я читаю через Интернет нью-йоркскую «Дейли ньюс». Так можно поступать, когда знаешь, что делать. Китайское правительство говорит одну большую вещь, а все делают другие вещи, маленькие вещи. В газете было сказано – две мексиканские девушки, к ним в машину накачали дерьмо. Очень плохо. Цзин Ли позвонила мне, а потом не пошла на работу, я уже говорил про эту работу. Мне надо сказать кому-то, чтобы стали управлять моим филиалом вместо нее. Это большая проблема, да. Где Цзин Ли? – спрашиваю я. Она хорошо на меня работает. Я поговорил с моим адвокатом в Чайна-тауне. Он сказал: если вы попросите американскую полицию поискать Цзин Ли, они станут задавать слишком много вопросов. Как в Китае! Я не люблю, когда много вопросов. Я главный, все вопросы задаю я. Мы в Китае не любим полицию. Мы им не доверяем. Я не доверяю никакой полиции. Я хочу знать, где Цзин Ли, но я ее не могу найти в этом городе.

– Наверняка в этом городе полно китайских частных сыщиков, отставных следователей, всяких таких людей.

– Мой адвокат мне так и сказал. Вы тоже адвокат?

– Нет, – ответил Рэй.

– И вот мой адвокат нашел кого-то, чтобы посмотреть ее квартиру, ее банк, ее деньги и все прочее. Мы все сделали, сделали все, как он сказал. Ничего. Она по-настоящему, по-настоящему прячется, понимаете, о чем я? А может быть, она мертвая, но почему тогда не нашли тело? Не думаю, чтобы она была мертвая. Она звонила нам, я уже говорил. Она была расстроена. Да, именно так. А потом она больше нам не звонила. Но я подумал: почему ее белый дружок так плохо ее ищет? Почему он не спрашивает у ее подружек, где Цзин Ли? «Вы ее не видели?» Может быть, он ее уже не так сильно любит. Так сказал мой адвокат. Белый парень, китайская девушка, подумаешь, большое дело, а?

– Вы хотите, чтобы я что-то сказал? – поинтересовался Рэй.

– Нет. – Чен указал на одного из своих людей и произнес что-то по-китайски. Тот вышел. Затем Чен вновь повернулся к Рэю: – Вот что я думаю. Она прячется в каком-то месте, и вы знаете где, мистер Рэй. Вы ей помогаете.

– Это не так. Я понятия не имею, где она.

– Тогда почему вы ни у кого про нее не спрашиваете, не делаете все эти вещи?

– Я не знал, что она пропала.

– Я вам не верю.

– Я с ней уже недели две не разговаривал, я ей звонил, но она не брала трубку и не перезванивала. Мы в Америке в таких случаях говорим: «Она меня бросила». И потом, вы же знаете, мы и встречались-то всего несколько месяцев. Она мало что о себе рассказывала.

Чен злобно ухмыльнулся:

– Может быть, вы были слишком заняты, трахали мою сестру в киску, вам было не до вопросов.

– Похоже, для нее это было неважно.

– Любите китайские щелки? Они такие узкие, а, мистер Рэй? Не то что эти большие, жирные белые… – Чен отвлекся: мужчина, выходивший из комнаты, вернулся с картонной коробкой. Он поставил ее перед Ченом, который осмотрел ее содержимое, кивнул и вновь перевел взгляд на Рэя. – Позвольте сказать вам еще одно. Мы знаем о вас много вещей, мистер Рэй Грант. Мы заплатили много денег бывшим детективам из полиции Нью-Йорка, и они про вас рассказали. Мы знаем, что ваш отец работал сыщиком в Нью-Йорке. Участок шестьдесят три. Есть много людей, которые его не любят. Прямо сейчас кто-нибудь может войти в его комнату и застрелить его.

– Он умирает. Возможно, он даже предпочел бы, чтобы его пристрелили.

– Может быть. Но вы этого не хотите. Вы хотите быть с ним, – предположил Чен, изучая лицо Рэя. – Вам нужен этот человек, ваш отец, вот что я думаю.

Они следили за ним все эти последние дни, понял Рэй: они видели, как он бегал по магазинам, входил и выходил из отцовского дома. Они знали, когда он там и когда нет. Может быть, они узнали, что он с женщиной, и уже тогда приступили к выполнению своего плана? Возможно. Рэй настолько ясно тогда представил себе: он придет и увидит, что отец мирно лежит в постели и смотрит игру «Янки», а рядом сидит Глория… И он позволил себе отвлечься. Как он теперь себя за это ненавидел.

– Я не могу вам помочь, – ответил он. – Я просто спал с вашей сестрой, вот и все.

– Я вам заплачу, чтобы вы ее нашли.

– Извините. Мне это неинтересно.

Правая рука Чена поиграла с золотыми часами на левом запястье, маленький указательный палец описал многозначительный кружок на циферблате.

– Я заплачу вам много денег. У меня много денег, и я заплачу вам много, чтобы вы ее нашли.

Рэй посмотрел Чену прямо в глаза:

– Не интересуюсь.

– Чем вас мотивировать?

– Меня ничем нельзя мотивировать. Меня это не интересует.

Это была неправда; теперь ему, в общем-то, интересно было бы отыскать Цзин Ли, но самостоятельно, а не по заказу ее брата.

Чен ничего не сказал. Вместо ответа он вытащил из нагрудного кармана зубочистку и стал ковырять ею в зубах. Наконец, внимательно изучив следы на зубочистке, он выложил ее на стеклянный столик. Один из мясистых мужчин, стоявших в глубине комнаты, подошел с мусорной корзиной, подцепил зубочистку и переправил ее в корзину. Затем достал салфетку и начисто вытер стеклянный столик.

Чен указал куда-то в пространство над головой Рэя:

– Когда мне продавали эту квартиру, мне сказали, что окно не очень широко открывается. А еще сказали что-то про холодные кондиционеры и архитектурный дизайн. Про особое стекло, которое блестит. А я ответил: я плачу за эту квартиру столько американских денег, и вы говорите, что у меня здесь не может быть окна, которое хорошо открывается? Все говорят, что Нью-Йорк – это супер, это город номер один. А я говорю – нет. Нью-Йорк – не супер, он слишком старый. И он не слишком умный. Китай умнее. Шанхай гораздо умнее. Приезжайте в мою страну – сами увидите. В Шанхае у меня окно, которое открывается, когда я его толкаю. Я это сказал большим архитекторам в Нью-Йорке. Они сказали, что это здание стоит миллиард долларов, что оно самое дорогое в Нью-Йорке, за все время. А я ответил, что в Китае миллиард долларов – это очень маленькие деньги. Тогда они сказали – хорошо, мы все исправим, мы сделаем особое окно, специально для вас. Так что теперь у меня специальное окно.

Чен кивнул мужчинам, стоявшим позади Рэя. Они нажали на стеклянную плоскость, и та плавно распахнулась. Холодный ночной воздух ворвался в комнату, снизу донесся уличный шум.

– Сейчас мы вас выбросим в окно.

Рэй посмотрел на него:

– Я не знаю, где ваша сестра.

– Да, и я готов вам поверить.

– Тогда в чем проблема?

– Проблема, мистер Рэй, такая: вы сказали, что не будете ее искать.

– Не думаю, что смогу ее найти.

– Мы знаем, что вы сможете ее найти. Цзин Ли говорила, у вас очень большая военная подготовка.

– Это не так.

– Цзин Ли говорила, у вас в паспорте отметки – Афганистан, Турция, Малайзия, всякие такие места.

– Она неверно интерпретировала факты.

– Вы будете искать мою сестру.

– Нет.

– Вижу. Ну ладно. Я говорю – ладно. – Чен указал на окно. – Туда.

– Можно я объясню, почему это очень глупая идея?

Чен что-то сказал своим людям по-китайски. Те замерли.

– Здание новое, – проговорил Рэй. – В нем полно чрезвычайно богатых людей, таких, как вы, Чен. И в нем наверняка самые лучшие в городе камеры слежения. Саудовцы и израильтяне никогда не стали бы покупать здесь квартиры, не будь тут надежной системы безопасности. В наши дни им есть о чем беспокоиться. Камеры смотрели на вас, пока вы шли к лифту, на всем протяжении пути. Если вы меня выкинете, я ударюсь об асфальт и умру – надеюсь, мгновенно. Это заметят многие. Возможно, мой роковой полет даже снимут на видео, и тогда в течение часа запись выложат в Интернете. С мобильников вызовут полицию. Одна из оперативных групп «Центр-Север» приедет сразу же, не пройдет и минуты. Между тем вам надо будет скрыться, пройдя мимо всех этих камер. Полиция, скорее всего, перекроет все входы и выходы, так всегда делается, – стандартная процедура, когда кто-нибудь падает из окна, особенно если дом под завязку набит знаменитостями и богачами. Но допустим, вы все-таки выбрались из здания. Вы собираетесь бежать на своем лимузине? Вряд ли. Значит, вам придется взять такси или машину напрокат – а то и пойти пешком. Куда вы направитесь вместе со всеми своими людьми? В гостиницу? В аэропорт? В Центральный парк? Вы же понимаете, нет никаких…

– Туда! – повторил Чен.

Он не стал напрягаться и драться с ними. Они подняли его, отнесли к окну, затем высунули его наружу, головой вперед, лицом вверх, согнутые в коленях ноги опирались о подоконник, каждую ногу держал один человек. Его бейсболка свалилась вниз. Он рефлекторно схватился за края окна. Один из мужчин стукнул по руке рукояткой пистолета.

– Не разбейте окно! – крикнул Чен из комнаты.

Мужчины приподняли его и протолкнули подальше, так что теперь здания касались только каблуки его башмаков. Он чувствовал цепкую хватку вокруг своих лодыжек. Весил он около восьмидесяти пяти килограммов. Долго ли они смогут удерживать такую тяжесть? Его руки свесились вниз, кровь прилила к голове. Спина касалась фасада здания, а под ним тянулась простая и ясная цепочка окон, большинство из них горели, некоторые были темными. Я вишу вверх ногами, глупо думал он. Из его карманов высыпалась мелочь, и он стал смотреть, как яркие монетки летят вниз, на освещенную улицу, где такси плавно обтекали перевернутую площадь Коламбус-серкл. Из нагрудного кармана выпал желтый карандаш. Он закрыл глаза, чтобы успокоиться, стал реже дышать. Освободись от своего желания, повторял он себе. Ибо желание заставляет тебя бороться и наполняет страхом. Ты желаешь не умирать. Ему случалось бывать в переделках похуже. Гораздо хуже.

– Вы согласны? – прокричал сердитый голос.

Он ничего не ответил, вместо этого он сосредоточился на дыхании. Они не станут ронять его вниз. Главное – переупрямить их, не дать себя запугать.

– Мистер Рэй! Послушайте меня. Послушайте сейчас!

Что-то коснулось его лица. Он не открывал глаз. Не сломайся, уговаривал он себя, только не сломайся.

– Видите? Смотрите!

Его глаза были закрыты. Он дышал носом, стараясь умерить сердцебиение. Это помогало. Он знал по опыту, что при необходимости может провисеть вверх ногами пять минут.

– Смотрите! – вопили ему. – Вы видите это!

Эта штуковина вновь задела его лицо. Он открыл глаза.

– Видите, что это? – крикнул Чен сверху.

Сначала он ее не узнал. Какая-то коробочка с трубочками, трудно сосредоточить взгляд, когда висишь вверх ногами; коробочка покачивается туда-сюда перед его глазами, одна из трубок заканчивается иглой, на игле кровь. Потом он понял.

Это насос, через который его отцу вводят препарат.

Они его взяли, вырвали прямо из вены на правой руке отца. Отцу надо каждый час получать дозу дилаудида, сорок миллиграммов, иначе боль станет…

– Да, да! – заорал Рэй. – Я это сделаю! Да! Поднимайте меня!

*

Когда лимузин доставил Рэя к стоявшему немного на отшибе бруклинскому дому его отца, двое из троих мужчин медленно вылезли, наблюдая за ним, но он, как только освободился, сразу же ринулся к входной двери, неся насос для дилаудида. Краем глаза заметил, что его красный пикап стоит рядом, на подъездной аллее. Он промчался через захламленную прихожую, мимо отцовских садово-огородных приспособлений и хозяйственных запасов, прямо в гостиную, удивив охранника, который вскочил на ноги и выхватил пистолет сорок пятого калибра.

Рэй застыл на месте, поднял руки. В комнату вошел один из тех, кто приехал с ним, и страж опустил оружие. Глория, медсестра, сидела у изголовья койки, держа в своих старых руках голову его отца, склонившись к нему, прижавшись губами ко лбу, что-то любовно ему нашептывая, а он выгибал спину от боли, судорожно вбивая в кровать усохшие ноги. Верхняя губа у него приподнялась, обнажив старые стертые зубы, глаза были закрыты, и веки подрагивали от боли, а брови над ними приподнялись, словно от недоверия и удивления тем, через какую расселину страданий ему приходится пробираться. Рэй и раньше видел, как мучается отец, но сейчас это было другое: в старика словно вонзили громадный стальной крюк.