Текст книги "Найти в Нью-Йорке"

Автор книги: Колин Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

23

Увесистая пачка деньжат в кармане. Виктор ощупывал шикарную котлету из сотенных, пока они с Ушастым шли к условленному месту – в его любимое заведение в центре города, на Бродвее. Оно не в пример лучше тех, что в Квинсе, Бруклине, Джерси, на Лонг-Айленде: куда им до манхэттенских клубов, где обслуживают обеспеченных людей самых разных национальностей. Он кивнул вышибалам, обширным мужчинам в костюмах: вот они стоят, скрестив на груди руки, расставив ноги, и осматривают каждого посетителя так, чтобы он ощутил этот осмотр. Вик их не боялся. Когда он был помоложе, он сам работал вышибалой в одном клубе. Еще в восьмидесятые. Большинство из этих парней трахались с какой-нибудь из барных девчонок, возможно, продавали им амфетамины – их еще называют кристаллами. Ушастый топал впереди, вокруг гремела музыка. Вдали замаячила сцена, где три девушки вились вокруг шестов. В этом заведении около сотни столиков, и большинство из них заняты. Девочки, штук семьдесят пять, либо сидели рядом с клиентами, либо танцевали для них, либо прогуливались, высматривая себе работенку. Большинство в одних трусиках-танга и туфлях на высоком каблуке. Каждая была красавицей на свой манер, это же Нью-Йорк, девушки тут со всего света: черные, белые, латиноамериканки, азиатки, высокие, маленькие, пышечки, худышки, даже несколько совсем жирных – для любителей.

Они с Ушастым уселись. Подошла официантка. Ничего, но с девушками, которые танцевали, – не сравнить.

– Что желаете?

– Водку со льдом, – заказал Ушастый.

– Две, – уточнил Виктор.

– Ну так слушай, Вик, я тут сегодня потолковал кое с кем, – начал Ушастый. – Насчет тебя и твоих заморочек с этой бензоколонкой. Ребята все поняли, предложили перетереть.

Виктор кивнул:

– Хорошо, хорошо, спасибо.

Ни единому слову он не поверил. В лучшем случае Ушастый вообще ни с кем не говорил. В худшем – говорил, и теперь они знают, что возникла неувязка, и хотят избавиться от Вика. Он ведь не дурак. Он их обставит, у него есть свой план. И сейчас он видел ее, как раз то, что нужно, Ушастый любит этот тип. Виктор поманил ее – миниатюрную блондинку с большими глазами и еще более выдающейся грудью. И соски отличные – маленькие и твердые, как леденцы. Без макияжа он дал бы ей лет девятнадцать. Она улыбнулась ему, но он указал на Ушастого. Сейчас главное – правильно выбрать момент. Она подошла к ним, виляя бедрами.

– Привет, ребята.

Она положила ладонь Виктору на шею, непринужденно начала ее массировать, словно была его постоянной подружкой и проделывала это сотни раз. Он чувствовал запах ее духов.

Виктор вытащил свою пачку банкнот, чтобы она их увидела, чтобы подумала, что он может бросать их на ветер.

– Мисс, – произнес он, – я хочу купить своему другу парочку танцев. – Он вытянул две бенджаминки и протянул ей. – Три танца, чтоб согреться сегодня ночью.

– Вы делаете вашему другу чудесный подарок.

Девушка убрала с лица свои белесые волосы, словно нажимая на кнопку перезагрузки сознания, взяла Ушастого за руку и увлекла в заднюю часть зала, где девушки обычно танцевали, а их кавалеры сидели, подпирая стенку. Там девицы вели себя все развязнее, стараясь раскрутить клиента на крупные купюры, заманить в один из приватных кабинетов и заказать туда парочку девятисотдолларовых бутылок шампанского.

Неплохое начало, подумал Виктор. Он знал, что в кармане у Ушастого лежат двадцать тысяч, и, как Вику ни больно, он намерен позволить ему расстаться с ними. Что-то вроде страхования жизни. Официантка подала две водки со льдом. «Отлично. Спасибо, детка». Он дал ей двадцатку за беспокойство. Отхлебнул, но не слишком много, и вернулся к своему плану. В таких заведениях всюду понатыканы камеры наблюдения, не меньше десятка.

Все, что он делает здесь, за столиком танцпола, записывается на пленку. Но он и это учел. Да, сэр. Вы имеете дело с Большим Виком, господа, а не с каким-то перетрусившим ублюдком без роду без племени. Он поднялся со своей выпивкой и прошествовал в мужской туалет: вышибалы не особенно на него глядели. Служитель при туалете, крошечный индиец в настолько дешевом смокинге, что он казался сшитым из резины, заулыбался и предложил ему жевательную резинку, мятные пастилки для свежего дыхания и тому подобное. Виктор прошел к писсуарам. Правило таково: не смотри на мужчину, когда он мочится. Особенно в стрип-клубе. Это единственное место, за которым не следят камеры, потому что если прознают, что камеры смотрели на сотни мужиков, вынимавших член из ширинки, – на всяких воротил бизнеса, звезд спорта, знаменитых телеведущих и так далее, – если про это узнают, люди взбесятся, вот что. И будут правы. Зато камеры следят за кабинками, на случай, если мужики трахаются друг с другом, ширяются, продают наркотики и все такое прочее.

Но лучше, чем у писсуаров, места не придумаешь. Он поставил стакан на верхушку писсуара и левой рукой расстегнул молнию на брюках. Правую руку запустил в карман брюк и достал стеклянный флакон. Состав смеси оптимальный, тут он уверен: рецепт уже двадцать или тридцать лет передавали из рук в руки и совершенствовали мастера этого дела. Десять таблеток хлоргидрата из аптечки Вайолет, шесть – Тиленола ПМ, две – Ксанакса, все растворить в желеобразной смеси диметилформамида, метилэтилкетона и карболовой кислоты. Одной унции такого коктейля хватило бы, чтобы убить лошадь. Растворенный в алкоголе, он практически не имеет запаха. Тиленол ПМ ослабит боль, а хлоргидрат вырубит беднягу еще до того, как он успеет кому-нибудь рассказать о своих ощущениях.

Стараясь не пролить ни капли, Вик подцепил большим пальцем крышечку. Следуя неписаному протоколу, индиец стоял отвернувшись. Вик опорожнил флакон в водку и снова поставил стакан на писсуар. Флакон он спрятал обратно в карман. Потом застегнулся и спустил воду: звук, побудивший индийца открыть воду над раковиной.

– Мятные есть? – спросил Вик у служителя, который уже протягивал ему полотенце.

– Конеш-шно.

Виктор вымыл руки, взял полотенце, вытерся, цапнул пастилку, потом сказал «Ах да» и забрал водку с писсуара. Он дал индийцу пятерку.

Вернувшись в зал, подошел к столику, где стоял стакан Ушастого, и поставил свой стакан рядом. Он видел, что с девчонкой у Ушастого дело идет к концу. Она наклонилась к нему, ее грудь моталась в дюйме от его носа. Они немного поболтают, а потом Ушастый вернется. Отодвинув свой стакан на несколько дюймов, Вик взял выпивку Ушастого и непринужденно вытянул добрую половину, затем поставил стакан рядом с собой, будто давно уже пил из него. Вытащил мобильник, включил, послушал пустоту, несколько раз кивнул и захлопнул его, как раз когда подошли Ушастый и девушка.

– Ну чего там? – спросил Ушастый.

– Вайолет посмотрела в окно и увидела во дворе какого-то парня, – сообщил Виктор. – Вошел в ворота.

Ушастый уселся, плотоядно глядя на девушку.

– Ты сроду псих.

– Надо бы съездить проверить. Не хочу, чтобы рядом со мной шныряли копы. Чертовы ублюдки.

Ушастый кивнул. Поднявшись, Виктор постучал по его кулаку своим:

– Я знаю, ты меня держишь за чокнутого.

– Да ты и есть помешанный. Ты из утробы вылез психом, черт бы тебя побрал.

– Насчет денег тогда обсудим попозже…

– Да у меня они тут, дружище, – произнес Ушастый, похлопывая себя по нагрудному карману.

– Ну, у тебя нарисовалась интересная история с этой милой юной дамой, – великодушно заметил Вик. – Ни к чему нам здесь заниматься делами. Давай завтра, как тебе?

– Как хочешь, Вик. Смотри, как бы я их не продул за ночь. Могу очутиться в Атлантик-сити[30]30
  Самый крупный после Лас-Вегаса центр игорной индустрии в США.


[Закрыть] – и вообще кто знает, как все обернется.

– Я сам позабочусь о своих интересах в нашей сделке. – Вик повернулся к девушке. – Он отличный парень, – сказал он ей. – Мой старый приятель, понимаешь? – Он опрокинул в себя остатки водки, вначале предназначавшейся Ушастому, вместе со льдом. Потом вытянул свою пачку сотенных, дал ей десять. – Так что я покупаю ему вечерок на славу, понятно?

– Ух ты, – проворковала она.

– Ого, Вик, это куда щедрее, чем требует дружеский долг, – восхищенно сказал Ушастый, вливая в себя водку из стакана, который считал своим.

– Ничего-ничего. – Он стукнулся костяшками пальцев с Ушастым и ушел.

В дверях он поманил к себе одного из вышибал, тот, покачиваясь, подошел.

– Я пришел со своим другом, – сказал Виктор, доставая стодолларовую купюру, – но теперь мне пора идти.

Он дал ее мужчине, который принял ее как должное, хотя и проверил, не фальшивая ли она.

– А в чем проблема?

– Мой друг, он… он слишком много пьет, а у него больная печень, и он принимает такое лекарство… от него выворачивает, когда хлебнешь лишнего, и после очень быстро делается плохо.

– Ему станет плохо?

– Может, да, а может, и нет, – ответил Виктор. – Но если станет, вытащите его отсюда, посадите в такси и отправьте в деловой центр, в гранд-отель «Сохо».

– За сотню?

– Нет. Это так, для затравки. – Виктор улыбнулся, вынул еще сотенную и передал мужчине, который мгновенно ее прибрал.

– Какой отель? – переспросил вышибала.

– «Сохо», гранд-отель. Классная гостиница, дружище. Самый шик.

– Точно.

– Вот и славно.

Выйдя на улицу, Виктор свернул за угол и выкинул из кармана флакон. Тот запрыгал по мостовой. К завтрашнему утру колеса тысяч машин сотрут его в стеклянную пыль. Он видел, как Ушастый выпил из стакана не меньше унции, а значит, ему внутрь попало пол-унции этого зелья. Теперь ему осталось сделать еще один хороший глоток, и в его организме будет целая унция. Метилэтилкетон сразу проникает в кровь. Снадобье убивает тремя разными способами, не меньше. Возможно, стоило и с Ричи так же расправиться. Но он побоялся, что Шерон все напутает и отравится сама. Конечно, из-за этого Виктору пришлось повозиться: прибираться, вывозить труп Ричи. Хотя нет, тут как раз ему повезло: ведь именно убираясь он обнаружил, что там кто-то побывал. Два следа: запах «Хлорокса» и выключенный свет в ванной. Он шел пешком. Ночь была хороша, и он собирался посидеть в баре отеля «Плаза», поболтать с барменом и какой-нибудь одинокой дамочкой, чтобы его засняли штук пять разных камер наблюдения, подтвердив его алиби всем желающим, а главное – там он подумает, как поймать того типа, что за ним охотится.

А уж когда я с ним рассчитаюсь, подумал Вик, считай – дело в шляпе.

*

Между тем в стрип-клубе Ушастый одним глотком прикончил свою выпивку. Давно ему не было так хорошо, он отлично расслаблялся, и слава богу, что Вик со своей долбаной паранойей убрался отсюда. Может, Вик и прав, но людям его заскоки не больно-то нравятся. Зато теперь со своей страстью к этой бензоколонке он у них на крючке, а потом, когда он немного успокоится, они сделают следующий ход. Ну а пока Ушастый собирался малость поразвлечься. Ему приглянулась эта девица и ее маленькие твердые соски, и он задумал увести ее в один из приватных кабинетов, чтобы она как следует отработала деньги, предназначавшиеся Виктору.

– Знатно оттягиваемся, – произнес Ушастый, кивая сам себе. – А ты чертовски классная девчонка.

– Мы можем пойти в Кабинет шампанского, – предложила девушка, назвавшаяся Барби (имя, конечно, выдуманное). Она проследила, чтобы ее ладонь лежала у него на бедре и розовый ноготь скреб его член сквозь ткань. – Возьмем бутылочку, поиграем в «покажи и расскажи».

– «Покажи и расскажи»? – переспросил Ушастый.

– Да, – игриво сказала девица. – Я стану показывать, а ты мне будешь рассказывать, какая я красивая.

– Ого, вот это здорово…

Тут Ушастый посмотрел на нее очень странно, непонимающе.

– С вами все в порядке, мистер?

– Да, да, у меня просто… – Он упал на одно колено, в горле у него булькало. Стакан полетел на ковер. Барби поняла, что теперь из него денег не вытрясешь, встала, развернулась на высоких каблуках и удалилась в дамскую комнату. Девочки ведь именно так намекают вышибалам, верно? Чтобы они разобрались с теми, кто вырубился.

Вышибалы увидели, как мужчина сползает на пол, кивнули друг другу, подошли и подхватили Ушастого под локти. Весил он немало.

Они потащили его к выходу, а парень-мексиканец уже пылесосил ковер, убирая осколки стекла. Возле стрип-клуба всегда полно такси. Ушастый булькнул и судорожно дернул головой.

– «Сохо-гранд», – сказал вышибала, вталкивая Ушастого в машину и захлопывая дверцу. Он дал таксисту пятьдесят – более чем достаточно, чтобы тот не вопил, – и порадовался легкому заработку. Здоровяк кучей громоздился на сиденье.

– Вылезет ли он сам? – обеспокоенно поинтересовался таксист.

– Швейцар поможет.

Шофер поднял ладони:

– Это что, подстава?

– Ну ладно.

Вышибала отслюнил ему еще двадцать. Семьдесят баксов за поездку, за которую красная цена – пятнадцать.

Таксист недовольно кивнул, взял купюру и снял ногу с тормоза. Проехав тридцать кварталов на юг, он свернул в одну из боковых улиц. Гранд-отель «Сохо» – шикарное место, здесь полно кинозвезд и богатых европейцев. Швейцар не примет этого типа. И потом, таксисту не нравилось, как тихо на заднем сиденье. Обычно пьяные ворочаются, храпят. Он отключил счетчик. Если спросят (но никто не станет спрашивать), счетчик подтвердит, что клиенту стало плохо, и он решил пройтись, глотнуть воздуха. Таксист выключил фары, заглушил двигатель и какое-то время посидел в машине.

Никого. Улица пустая. Он почуял в салоне какой-то запах, скверный запах, и подъехал к краю дороги.

Он уже готов был выкинуть этого типа в кювет, раз тот обгадил его машину, но тут решил посмотреть, нет ли при нем денег. Беглый осмотр карманов пассажира позволил обнаружить конверт, в котором, как выяснилось, лежало больше двадцати тысяч.

«Могу себе купить новую тачку», – подумал таксист.

Он пошлепал Ушастого по щекам, чтобы посмотреть, какая будет реакция.

Никакой, не считая того, что голова у него откинулась назад, задыхаясь, он глотнул воздух, глаза раскрылись, но уже ничего не видели.

В последующие три часа Ушастый не меньше девяти раз проехался на такси. Окна машины были опущены. Каждая из поездок выглядела вполне правдоподобно: в верхний город, в деловой центр, через город, в обычные места, куда ночью ездят на такси, и из этих мест – обратно. Всякий раз таксист делал в маршрутном журнале подробную запись, отрывал квитанцию и выбрасывал ее. В промежутках между поездками он по несколько минут катался просто так, словно высматривая пассажиров. Наконец, уже перед окончанием своей смены, он остановился у обочины, на темном наклонном съезде с шоссе Франклина Делано Рузвельта, в том месте, где длинные бетонные ограничительные барьеры идут параллельно друг другу, причем между ними остается узкое пространство глубиной три фута. Это была адская работа, но он справился: поднял пассажира и перевалил его через барьер, после чего тот ухнул вниз, между ограждениями; Ушастый был еще жив, но ему оставалось совсем немного. Он издал резкий хриплый звук. Тут его отыщут не раньше чем несколько недель спустя. Проехав сорок кварталов на юг, таксист выкинул бумажник пассажира в окно, а еще через час он остановился на своей подъездной аллее в Санни-сайде, Квинс, и тщательно протер заднее сиденье лизолом – ароматизированным дезинфицирующим средством: он всегда так делал, усердно готовя такси к следующему рабочему дню.

24

«Господи, прошу Тебя, сделай меня богатым», – молитва бедняков. Конечно, богачи могут позволить себе молиться о чем-нибудь другом. Но (хотя это не очень широко известно) истина в том, что когда человек становится весьма обеспеченным (с минимальным порогом личного капитала, скажем, в сто миллионов долларов), он перестает поклоняться своим богам в обычных предназначенных для этого местах. Он может продолжать посещать костел, или синагогу, или мечеть, но качество его молитв заметно снижается, если не падает до нуля, из-за того желанного или нежеланного внимания, которое обращают на него окружающие. Ближние высматривают в таком человеке (и он это знает) симптомы счастья, мучений, жадности, болезни, здоровья, величия, щедрости – чего угодно. При таких условиях особенно не помолишься. Выход – молиться там, где тебя не знают, однако богачи предпочитают, чтобы их узнавали, ибо когда в тебе узнают богача, это дает тебе и защищенность, и различные преимущества, и чувство собственной уникальности – все, что недоступно прочим смертным. Разумеется, богачи могут вообще не молиться, и многие так и поступают, особенно молодые, которых пока не затронуло горе, недуги и неудачи. Но когда очень богатый человек стареет, обычно он предпочитает решать серьезные вопросы в каком-нибудь спокойном месте. А самые подходящие места для этого – либо те, где можно побыть в одиночестве, либо те, куда приходят не за тем, чтобы молиться.

Нью-йоркский Ист-Хэмптон – один из самых дорогих приморских поселков в мире, и здесь полно мужчин, которые слишком стары и слишком богаты для того, чтобы по-прежнему утруждать себя посещением молитвенных объектов. Выходные они обычно проводят на теннисном корте или на поле для гольфа – чего и следовало бы от них ожидать. Однако немалое их число можно встретить в питомнике Гузмана, что в нескольких милях от города. И весьма часто они заезжают сюда как бы ненамеренно, не обязательно сообщив другим, куда именно они направляются. Они прибывают сюда, паркуют свой «мерседес», «лендровер» или чем там еще им случилось сегодня управлять и, ни с кем не вступая в беседу, отправляются в своего рода одиночное путешествие. Территория питомника – это восемьдесят акров, засаженных великолепными образцами флоры, в том числе декоративными деревьями; все это великолепие на грузовиках и по воздуху привозят сюда со всего мира, дабы украсить непрестанно меняющийся лик района Хэмптон. Ну где еще можно набрести на рощу изумительных кванзанских вишен, потом зайти в прекрасный лесок из голубых атласных кедров, потом поблуждать среди почти бесконечного разнообразия японских кленов – красных, желтых, оранжевых; затем – по петляющей тропинке, обрамленной березами, все вперед и вперед, мимо новых и новых рядов красивейших деревьев? Болотные дубы, кизил, японские березы, аляскинские ели, платаны, карликовые груши, падуб, австралийская сосна, золотистая лиственница, плакучая ива… все это – здесь. Гораздо более уединенное место, чем парк, и при этом оно старее леса; человек, блуждающий по питомнику Гузмана, встречается с бесконечным разнообразием божественных творений, с впечатляющим обещанием роста. Власть времени, выраженная в малом деревце. Ибо истина такова, что человек способен сажать и перемещать лишь маленькие деревца. По-настоящему большое дерево, скажем выше шестидесяти футов, передвинуть невозможно. Таким образом, иметь дело с маленькими деревцами – все равно что иметь дело с будущим, а ведь дерево, как всем известно, может прожить гораздо дольше, нежели любой из людей. Так, богатый человек лет шестидесяти с лишним, гуляя среди восточных белых сосен шестифутовой высоты, с их мягкими иглами, знает, что они будут еще молоды, когда он совсем состарится, и будут еще долго жить после того, как его не станет. Когда смотришь на деревья, начинаешь по-настоящему понимать, что такое жизнь и смерть.

Марц очень любил питомник Гузмана. Он приезжал сюда несколько раз в год. Конни даже не подозревала о существовании этого места. О нем знала лишь его первая жена, вот почему в свое время они выбрали здесь для себя несколько саженцев декоративных растений. Много лет назад. Много домов назад. Их первое место воскресного отдыха потом распахали бульдозерами и построили на нем чудище в стиле «шингл» общей жилой площадью одиннадцать тысяч квадратных футов, а потом снова прошлись бульдозерами и выстроили виллу в тосканском стиле общей площадью двадцать три тысячи квадратных футов. Сейчас ему неприятно было об этом вспоминать; он просто наслаждался прогулкой среди кедров и, особенно, лиственниц, отдыхом на любимой скамейке. Именно это он сейчас и делал – радовался поту, выступившему от прогулки на солнце, радовался аромату деревьев. Он посмотрел на часы. Пора.

– Я зашел не в ту аллею, – каркнул чей-то голос.

Из-за сосен появился мужчина в клетчатых шортах и белой тенниске. Он слегка подволакивал ноги, осторожно шагая по песку; тощие икры покрывала сетка варикозных вен.

– Сюда, – произнес Марц, не трудясь встать, но поднимая руку, чтобы обменяться пожатием с Эллиотом Сассуном.

– Как дела, Билл?

– Плохо как никогда.

Эллиот засмеялся, усаживаясь.

– Ты всегда так говоришь.

Марц кивнул:

– Кстати, спасибо, что проделал такое путешествие.

Эллиот пожал плечами:

– Для друга – все, что угодно. Давненько не видались.

– Пару лет. Или все пять.

– Все еще с Конни? Потому что если нет, я хочу ее телефон.

– Все еще с ней.

– Я решил, что если ты ей приглянулся, то могу приглянуться и я.

– Полагаю, она заглядывается на других, но я ее в этом не особенно виню. Ну а ты как?

– Я теперь диабетик, вот мои главные новости. Просто принимаю таблетки. И сладкое мне нельзя.

– По-моему, ты отощал.

Эллиот пожал плечами:

– Мы теперь старые люди, Билл.

– Я знаю, теперь многие пьют гормоны роста, клянусь.

Эллиот пожал плечами. Все равно перед каждым маячит смерть.

– Так чем мы займемся сегодня? – поинтересовался он.

Взгляд Марца стал ласковым: похоже, он всматривался в глубь пещеры своего воображения. Там обитали разные существа: чудовищные желания, извивающиеся схемы, окаменевшие воспоминания.

– Я хочу в ближайшее время сыграть на повышение, и мне понадобится небольшая помощь.

– Когда?

– Скоро. Думаю, начнем в понедельник вечером.

– Действительно скоро. Кто в игре?

– «Гудфарм». Я в нее по-крупному вложился. Теперь я в минусе миллионов на триста.

– Серьезная позиция.

– Они сильно упали, на тридцать процентов.

– Серьезная дыра. Видимо, у них была красивая легенда. Какая-нибудь перспективная штука в производстве.

– Так и есть. Вернее, так и было. Потом случилась утечка, и какие-то ребята из Китая их опустили. Сделали много быстрых продаж. А мне не нужны быстрые продажи, мне нужно, чтобы цены пошли вверх.

Эллиот кивнул.

– Я хочу провернуть это дельце и потом сбыть все с рук, Эллиот. У меня Конни, у меня проблемы со здоровьем, я хочу уладить эту маленькую неувязку, уйти на пике и уступить место молодым ковбоям.

– Как я тебя понимаю. А общая капитализация какая?

– Миллиардов тридцать.

Эллиот помычал что-то себе под нос.

– Думаю, мы сможем сдвинуть рынок четырьмя сотнями миллионов, – предположил Марц.

– У меня сейчас нет столько. Можем утром кое-что скинуть.

– События развиваются быстро.

– Напомни-ка цифры? – попросил Эллиот. – Я не следил.

– Пока пляшет вокруг тридцати одного пункта. Я хочу, чтобы цена поднялась до сорока пяти, согласен на сорок три. Я бы хотел, чтобы мне помогли начиная с тридцати четырех, в самом начале, а на тридцати восьми можешь соскочить, идет?

– Я бы предпочел войти на тридцати двух и выйти на тридцати пяти-тридцати шести.

Марц улыбнулся:

– Так и знал, что ты это скажешь.

– Я знал, что ты знаешь.

– Ладно, отлично. Тридцать два на входе, тридцать шесть на выходе.

– Еще что-нибудь хочешь мне сказать? – осведомился Эллиот.

– Приготовь деньги. И приготовься к ночным торгам. Нам придется драться с шайкой китайских ублюдков, которые ничего не заметят, пока не начнутся их обычные часы торгов.

– Объемы, темпы?

– Я дам тебе знать, как пойдут дела. У меня пока еще не все фрагменты головоломки встали на свои места.

– Но встанут? Не откладывай объяснение до нашей следующей встречи, потому что если я действительно начну аккумулировать средства…

– Я все собираю вместе. Не волнуйся.

– Я слишком стар, чтобы волноваться. Я просто умственно мастицирую.

– Мастурбируешь?

– О нет, это было бы как раз очень даже неплохо. Я сказал – мастицирую. То есть пережевываю.

Собеседники поднялись и побрели по песчаной дорожке между рядами шестифутовых сосен. Когда они подошли к более оживленной части питомника, Эллиот повернулся к Биллу и потряс ему руку:

– Ну ладно, умник.

Билл посмотрел, как Эллиот удаляется нетвердым шагом. Он подождал еще минуту-другую, чтобы убедиться, что Эллиот отбудет первым. Конни-то думает, что ее муж вышел за газетой. Он не любил играть на повышение, за последние пятнадцать лет проделывал это всего четырежды и всякий раз – вместе с Эллиотом. В каждом случае речь шла о небольшой компании, находившейся на подъеме и внезапно столкнувшейся с падением своих акций: что-то подпортило ее репутацию. Игра на повышение – вещь рискованная: можно проиграть, после того как потратишь кучу денег. Цена акций может замереть на прежнем уровне или не очень измениться: возможно, слишком многих убедят совершить фиктивную покупку. Акции даже могут пойти вниз. Подобное уже бывало: объем торгов возрастал, но цена слегка опускалась, так как держатели акций хотели разгрузиться по крупным позициям так, чтобы их при этом не оставили с носом. Кроме того, есть риск, что такую игру на повышение засечет Федеральная комиссия по ценным бумагам. Эллиот – непревзойденный мастер этого искусства, но отсюда еще не следует, что он непобедим.

Я действительно собираюсь играть на рынке, хмуро сказал себе Марц. Черт побери, мне шестьдесят восемь, а я все еще копаюсь в этой помойке. Он нашел свою машину, сел, пристегнулся. Ему нужно прибрать к рукам Тома Рейли и Чена. Собственно, Чен уже у него в кармане: китаец позвонил через несколько часов после того, как получил золотого быка. Они договорились на завтрашний вечер. По телу прокатилась волна агрессии, когда он бросил машину в уличный поток. Нарушая нью-йоркское законодательство, он на ходу раскрыл мобильник и набрал номер своего личного помощника, хотя было субботнее утро.

– Позвони Кеплеру в Китай и переключи на меня, – распорядился он.

Переключение произошло почти сразу же.

– Билл?

– Что у тебя есть на Чена?

– Порядочно. Завязан с самыми большими воротилами. Банки, тяжелая промышленность. Мнит себя господином Вселенной. Сейчас он в Нью-Йорке, ищет свою сестру. Информация от его помощника.

Разумеется, все это ему уже было известно. Но до их завтрашнего ужина он должен узнать больше.

– Он основной инвестор в группе компаний «Двай», которая сейчас на подъеме. Многие из их совета директоров имеют места или связи в руководстве Шанхайской биржи. Очень жесткие инвесторы. У меня такое чувство, что если он соберет вокруг себя несколько крупных шишек и объявит какую-нибудь мощную операцию, нацеленную на американские биржи, они примут его слова на веру. Он заработал много денег для людей, он живет в родной стране, они уверены, что он общается с большими людьми вроде тебя, и они подпишут что угодно, примут вызов. Но он очень лояльно относится к этим людям, Билл, он не станет ни с того ни с сего опрокидывать рынок.

– То есть ему нужна подходящая мотивация.

– Как и всем нам, верно?

Да, подумал Марц, отключаясь. Вот тот фрагмент, которого мне не хватает. Я – старый хрен с больной простатой и женой, у которой роскошные фальшивые сиськи, и теперь мое счастье зависит от того, разберусь ли я в психологии талантливого юного мошенника, вылезшего из шанхайских трущоб. Невероятно смешно, хотя, если вдуматься, в этом есть глубочайший внутренний смысл.