Текст книги "Разбитые сердца (ЛП)"

Автор книги: Колин Гувер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Меня переполняют ощущения, которые я обычно не испытываю. Тепло, свет, ток.

Они пугают меня.

Его поцелуй пугает меня.

Мне не остаться неприступной под прикосновением его губ. Я уязвима и чувствую, как моя бдительность слабеет. В этот миг я готова открыть ему все свои тайны, а это не я. Его поцелуй действует на меня так сильно, что я превращаюсь в девушку, которую сама не узнаю. Мне это нравится и в то же время вызывает отвращение.

Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на происходящем между нами, но мне сложно прогнать из головы мысли о том, что было между ним и Каденс. Я не хочу быть очередной девчонкой, которую он целует у себя на кухонном столе.

Сомневаюсь, что вынесу, если окажусь для Самсона одноразовой вещью, какой оказалась для Дакоты. Я предпочту, чтобы он вовсе меня не целовал, чем позволю этому случиться снова, а потом выгляну вечером в окно спальни и увижу на этом самом месте другую девушку, тонущую в тех же чувствах, которые он пробуждает сейчас во мне.

Чувствах, которые пробудил во мне Дакота, а потом, отстранившись, одним жестом разрушил несколько лет моей жизни.

Боже, а если Самсон сейчас отодвинется и посмотрит на меня, как смотрел Дакота той первой ночью в его грузовике?

Мне становится дурно от этой мысли.

Нужен воздух. Свежий воздух. А не воздух из его легких или из этого стерильного дома.

Я резко и без предупреждения прекращаю поцелуй. Отталкиваю Самсона в сторону и спрыгиваю со стола, чем сбиваю его с толку. Иду прямиком к двери, избегая его взгляда. Я выхожу на улицу и, схватившись за балконные перила, жадно хватаю воздух.

Я достаточно пережила в жизни и не хочу, чтобы какой-то парень менял то, что мне больше всего в себе нравится. Я всегда гордилась собственной непоколебимой силой воли, но он сумел просочиться в меня, будто во мне полно прорех. Дакота никогда не пробирался так глубоко в мою душу.

Слышу, как Самсон выходит на улицу. Я не оборачиваюсь на него. Лишь делаю еще один глубокий вдох и закрываю глаза. Но чувствую, что он стоит рядом. Молчаливый, задумчивый, притягательный и таинственный – видимо, таков полный комплект моих любимых черт в парне.

Почему я тогда прекратила поцелуй?

Может быть, Дакота меня искалечил.

Когда я открываю глаза, Самсон стоит, прислонившись спиной к перилам. Сосредоточенно смотрит себе под ноги.

Мы встречаемся взглядом, и мне кажется, будто я вижу, как на меня в ответ смотрят мои же страхи. Мы не разрываем зрительный контакт. Еще никогда в жизни я не смотрела на кого-то так много, как на него, в полном молчании. Мы помногу смотрим друг на друга и мало говорим, но по ощущениям взгляды также эффективны в общении, как разговоры. Или также неэффективны. Я не знаю, что и думать о том, что разворачивается между нами. Иногда все кажется внушительным и важным, и порой воспринимается как полный пустяк.

– Я выбрал очень неподходящий момент, чтобы поцеловать тебя, – говорит он. – Прости.

Мне кажется, многие люди могли бы согласиться с ним, что неуместно целовать девушку сразу после того – или по причине того, что она рассказала о смерти своей матери.

Может быть, у меня не порядок с головой, но я думала, что это идеальный момент. До поры до времени.

– Я не поэтому ушла.

– Тогда почему?

Я тихо выдыхаю, размышляя, как ответить на его вопрос. Не хочу говорить о том, что в глубине души боюсь, что он не лучше Дакоты. Не хочу говорить и о Каденс или о том, что он встречается только с теми девушками, которые приезжают сюда на выходные. Он ничего мне не должен. Это я заявилась к нему на порог, желая, чтобы это произошло.

Я мотаю головой.

– Не хочу отвечать на этот вопрос.

Он разворачивается, и мы оба стоим, облокотившись о перила. Самсон ковыряет кусок отслоившейся краски, пока под ним не показывается участок чистой древесины. Он бросает кусок краски за перила, и мы наблюдаем, как тот летит на землю.

– Моя мать умерла, когда мне было пять лет, – говорит он. – Мы уплыли на километр отсюда, когда она попала в сильное обратное течение. Когда ее вытащили из воды, было уже слишком поздно.

Он поглядывает на меня, возможно, чтобы оценить мою реакцию. Но не он один хорошо умеет скрывать свои эмоции.

Мне кажется, он мало кому рассказывал об этом. Тайна за тайну. Быть может, так получится. Возможно, таким путем можно снять с Самсона слой – сбросив сперва слой с себя.

– Мне очень жаль, что это случилось с тобой, – тихо говорю я. Оставляю руки лежать на перилах, но слегка наклоняюсь к нему. Прижимаюсь губами к его плечу. Целую его туда, как он целовал меня в воде.

Когда я отодвигаюсь, Самсон подносит ладонь к моему лицу. Проводит подушечкой большого пальца по скуле, но едва он наклоняется в попытке поцеловать меня снова, я тут же отодвигаюсь.

Я морщусь, смущаясь от собственной нерешительности.

Самсон отталкивается от перил, проводит рукой по волосам и смотрит на меня в поисках какого-то ориентира. Понимаю, что посылаю ему противоречивые сигналы, но они отражают все, что творится у меня внутри. Я чувствую себя взбудораженной и сбитой с толку, будто мои нынешние чувства и прошлый опыт смешали вместе в миксере на высоких скоростях.

– Прости, – говорю я, разочарованная в себе самой. – У меня был не лучший опыт общения с парнями, и я чувствую себя…

– Нерешительно? – предполагает он.

– Да, – киваю я. – И в смятении.

Он начинает расковыривать тот же кусок древесины.

– А какой у тебя был опыт общения с парнями?

Я отвечаю вялым смешком.

– Парни – это громко сказано. Был только один.

– Кажется, ты говорила, что тебе никогда не разбивали сердце.

– Не разбивали. Это опыт другого рода.

Самсон косится на меня и ждет, когда я продолжу. Но я ни за что не стану продолжать.

– Он принуждал тебя к чему-то, чего ты не хотела? – Самсон задает вопрос, напрягая челюсти, будто уже злится за меня.

– Нет, – поспешно возражаю я, желая, чтобы он выбросил эту мысль из головы. Но потом вспоминаю свою жизнь в Кентукки и те моменты, что провела с Дакотой. Теперь, уже вне той ситуации, мне все видится иначе.

Дакота никогда меня ни к чему не принуждал. Но ни капли не облегчал для меня ситуацию. Мы с ним не были на равных в вопросе о том, кто кем пользовался.

Эта мысль пробуждает другие мрачные мысли. Мрачные чувства. Глаза начинает щипать от слез, и Самсон замечает, когда я делаю вдох, чтобы их сдержать. Он поворачивается и встает спиной к перилам, чтобы лучше видеть мое лицо.

– Что с тобой произошло, Бейя?

Я смеюсь, оттого как нелепо, что думаю об этом сейчас. Мне хорошо удается прогонять эти мысли большую часть времени. Я чувствую, что по щеке скатывается слеза, и поспешно вытираю ее.

– Это нечестно, – тихо говорю я.

– Что?

– Почему мне в итоге хочется отвечать на все твои вопросы?

– Ты не обязана рассказывать мне о случившемся.

Я встречаюсь с ним взглядом.

– Но я хочу.

– Тогда расскажи, – мягко говорит он.

Я смотрю куда угодно, но только не на него. На крышу балкона, потом на пол, на океан за его плечами.

– Его звали Дакота, – говорю я. – Мне было пятнадцать. Новенькая в школе. Он был старшеклассником. Парнем, с которым хотели встречаться все девчонки в школе. А все остальные парни хотели быть таким, как он. Я, как и все, была немного влюблена в него. Ничего серьезного. Но как-то вечером он увидел, что я иду домой после волейбола, и предложил подвезти меня. Я отказалась, потому что мне было бы стыдно, если бы он увидел, где я живу, хотя все и так это знали. Он все равно уговорил меня сесть к нему в машину. – Мне как-то удается посмотреть Самсону в глаза. У него опять напряглись челюсти, будто он ждет, что история завершится так, как он предполагал. Но это не так.

Не знаю, почему рассказываю ему об этом. Возможно, я подсознательно надеюсь, что услышав мою историю, он оставит меня в покое до конца лета и перестанет быть для меня постоянным мощным отвлекающим фактором.

А может быть, я надеюсь, что он скажет мне, что в моем поступке нет ничего страшного.

– Он подвез меня до дома, и мы проговорили следующие полчаса. Он сидел в машине на подъезде к моему дому и не осуждал меня. Просто слушал. Мы говорили о музыке и волейболе, и о том, как ему претит быть сыном шефа полиции. А потом… он поцеловал меня. Это было прекрасно. На миг я подумала, что, возможно, я заблуждаюсь на счет того, что думают обо мне люди.

Самсон вскидывает брови.

– Почему только на миг? Что было, когда он тебя поцеловал?

Я улыбаюсь, но не потому, что это приятное воспоминание. А потому, что от этого воспоминания чувствую себя наивной. Будто случившегося стоило ожидать.

– Он достал из кошелька две двадцатки и дал их мне. А потом расстегнул джинсы.

Самсон смотрит на меня с отсутствующим выражением лица. Большинство людей решили бы, что на этом история заканчивается. Подумали бы, что я бросила Дакоте деньги и вышла из машины. Но по взгляду Самсона я понимаю, что он знает, что все закончилось иначе.

Я скрещиваю руки на груди.

– Сорок долларов – большие деньги, – говорю я, и по щеке скатывается еще одна слеза. В последний момент она меняет направление и падает на мою губу. Я смахиваю ее и чувствую соленый привкус. – После этого он как минимум раз в месяц подвозил меня до дома. На людях никогда со мной не разговаривал. Я этого и не ждала. Я была не той девчонкой, которой он мог бы щеголять в городе. Я была девчонкой, о которой он не рассказывал даже близким друзьям.

Мне хочется, чтобы Самсон сказал что-нибудь, потому что под его пристальным взглядом я продолжаю бессвязно болтать.

– Так что, ответ на твой вопрос – нет, он ни к чему меня не принуждал. И, честно говоря, он ни разу даже не упрекнул меня в этом. Он был вполне порядочным парнем в сравнении с…

Самсон тут же перебивает меня.

– Когда это случилось впервые, тебе было пятнадцать, Бейя. Не называй этого парня порядочным.

Оставшаяся часть предложения застревает у меня в горле, и я молча проглатываю ее.

– Порядочный парень предложил бы тебе денег, ничего не ожидая взамен. А то, что сделал он, просто… – Вид у него такой, будто его переполняет отвращение. Не уверена, по отношению в Дакоте или ко мне. Он с раздражением проводит рукой по волосам. – В тот день, когда я дал тебе деньги… ты поэтому подумала, что…

– Ага, – тихо отвечаю я.

– Ты же знаешь, что я вовсе не это делал, правда?

– Теперь знаю, – киваю я. – Но даже зная это… У меня все равно были те же опасения, когда ты поцеловал меня. Поэтому я вышла сюда. Я боялась, что ты посмотришь на меня, как смотрел Дакота. Я предпочту, чтобы меня вообще не целовали, чем подвергну себя риску вновь почувствовать себя никчемной.

– Я поцеловал тебя, потому что ты мне нравишься.

Интересно, насколько это соответствует действительности. Его слова правдивы или просто пришлись к месту? Он говорил их раньше?

– Каденс тебе тоже нравится? – спрашиваю я. – И все прочие девушки, с которыми ты целовался?

Я не пытаюсь его упрекнуть. Мне действительно любопытно. Что чувствуют люди, когда целуют кого-то так часто, как он?

Непохоже, что Самсона обидел мой вопрос, но ему явно стало некомфортно. Он слегка напрягается.

– Я неравнодушен к ним. Но с тобой все иначе. Это притяжение другого рода.

– Лучше или хуже?

На миг он задумывается перед ответом.

– Страшнее.

Я тихонько смеюсь. Наверное, не стоит воспринимать его слова, как комплимент, но для меня они звучат именно так, потому что говорят о том, что он испытывает страх, подобный моему, когда мы вместе.

– Думаешь, девушкам, с которыми ты проводишь время, нравится быть с тобой? – спрашиваю я. – Что они получают от мимолетной интрижки на выходные?

– То же, что и я.

– И что же это?

Теперь ему явно не по себе. Он вздыхает и вновь облокачивается о перила.

– Тебе не понравилось, когда я поцеловал тебя?

– Понравилось, – отвечаю я. – Но и нет.

Мне уютно находиться рядом с ним, потому что он не осуждает меня. Но это приводит меня в замешательство, ведь если мне комфортно рядом с ним и меня влечет к нему, то почему я начала паниковать, когда он целовал меня?

– Дакота отнял у тебя то, чем ты должна была насладиться, и заставил стыдиться этого. Не у всех девушек все так происходит. Девушкам, с которыми я провожу время, это нравится не меньше, чем мне. В противном случае, я бы не допустил, чтобы что-то произошло.

– Мне немного понравилось, – признаюсь я. – Просто не все время. Но это явно не твоя вина.

– И не твоя тоже, – отвечает он. – И я не стану целовать тебя снова. Только если ты сама попросишь.

Я ничего не говорю. Не понимаю, почему его обещание кажется мне и наказанием и великодушным подарком.

Самсон слегка улыбается.

– Не буду тебя целовать, обнимать и заставлять снова идти в океан.

– Боже, какая из меня веселая компания, – замечаю я, закатывая глаза.

– А может, и веселая. Черт, наверное, и из меня тоже. Просто слишком уж много слоев нагромождено поверх нашей натуры, чтобы можно было понять, какие мы в расслабленной обстановке.

Я киваю, соглашаясь с ним.

– Сара с Маркосом веселые. Но мы с тобой? Мы просто… унылые.

Самсон смеется.

– Не унылые. Мы погружены в себя. Тут есть разница.

– Как скажешь.

Не знаю, как нам удалось завершить этот вечер и такой разговор с улыбками. Но боюсь, что один из нас испортит момент, если я сейчас же не уйду. Я делаю шаг в сторону.

– Увидимся завтра?

Его улыбка меркнет.

– Ага. Доброй ночи, Бейя.

– Доброй ночи.

Я спешу прочь от него на лестницу. Сыр Пеппер Джек подскакивает и спускается вслед за мной. Когда мы опускаемся до опорного уровня дома, я оборачиваюсь и смотрю на него. Самсон еще не ушел внутрь. Он стоит, облокотившись о перила, и смотрит на меня. Пару метров я шагаю спиной вперед, но потом оказываюсь под домом и больше не вижу его.

Когда он скрывается из вида, я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к опоре. Закрываю глаза и провожу ладонями по лицу. Мне ни за что не удастся провести рядом с ним все лето и противостоять желанию быть поглощенной им. Но в то же время мне не хочется оказаться поглощенной тем, с кем, в конце концов, придется распрощаться.

Возможно, я порой и чувствую себя неуязвимой, но я не Чудо-Женщина.

*

Когда я возвращаюсь домой, Алана не спит, а стоит на кухне возле стола над миской мороженого. Вынимает ложку изо рта и улыбается мне.

– Тебе лучше?

– Да. Спасибо.

– А как Самсон? С ним все хорошо?

– Нормально, – киваю я. – Он сказал, что отец ударил не очень сильно.

Алана смеется.

– Я удивлена, что твой отец его ударил. Не знала, что он на это способен. – Она жестом указывает на свое мороженое. – Хочешь?

Мороженое сейчас просто райское предложение. Нужно как-то охладиться.

– С удовольствием.

Алана достает из шкафчика еще одну миску, и я сажусь за барную стойку. Она вынимает мороженое из морозилки и кладет его в миску.

– Извини, если поставила тебя сегодня в неловкое положение.

– Все нормально.

Алана подталкивает ко мне миску с мороженым через стол. Я съедаю немного, и оно такое вкусное, что хочется мычать от удовольствия. Но я молчу и ем его так, будто оно всегда было мне доступно. На самом деле, у нас дома его никогда не было. Я привыкла не хранить много замороженных продуктов, потому что отмывать холодильник от растаявшей и испорченной еды после отключения света за неуплату, было малоприятным занятием.

– Я могу задать тебе вопрос? – обращается Алана.

Я киваю, но не вынимаю ложку изо рта. Меня беспокоит, о чем она может спросить. Надеюсь, не будет спрашивать о моей матери. Алана кажется приятной женщиной, и я не уверена, что смогу ей солгать, но и правду сейчас рассказывать совсем не хочу.

– Ты католичка?

Такого я не ожидала.

– Нет. А что?

Она взмахом руки указывает на потолок.

– Видела портрет матери Терезы у тебя в комнате.

– А. Нет. Это просто… скорее сувенир.

Она кивает.

– Значит, ты не выступаешь против контрацепции по религиозным соображениям?

А, вот оно что.

Я отвожу от нее взгляд и смотрю в миску с мороженым.

– Нет. Но и не принимаю их сейчас. Я не… ну понимаете.

– Не ведешь половую жизнь? – непринужденно уточняет она.

– Ага. Больше не веду, во всяком случае.

– Что ж, – продолжает она. – Рада слышать. Но если считаешь, что этим летом может возникнуть ситуация, в которой все изменится, не помешает быть к этому готовой. Могу записать тебя на прием.

Я отправляю в рот еще ложку мороженого, чтобы не отвечать. Наверняка она замечает, как у меня вспыхнули щеки.

– Тут нечего стесняться, Бейя.

– Знаю, – отвечаю я. – Просто я не привыкла обсуждать такие вопросы.

Алана небрежно бросает ложку в пустую тарелку и относит ее к раковине.

– Твоя мать не говорит с тобой на такие темы?

Я вонзаю ложку в мороженое.

– Нет.

Алана оборачивается и молча смотрит на меня с минуту.

– Какая она?

– Моя мать?

– Да, – кивает она. – Твой отец сам плохо ее знал, и мне всегда было любопытно. Похоже, она отлично справилась с твоим воспитанием.

Я смеюсь.

Жалею, что рассмеялась, потому что из-за моей реакции у Аланы возникает еще дюжина вопросов. Беру еще ложку мороженого и пожимаю плечами.

– Она совсем не такая, как вы.

Я таким образом хотела сделать ей комплимент, но, похоже, что Алана озадачена моим ответом. Надеюсь, она не сочла мои слова оскорбительными, но не хочу объяснять, что я имела виду, иначе в итоге расскажу ей правду. Хочу приберечь новость о смерти моей матери для отца. Мне кажется, сначала я должна рассказать ему, а уже потом Алане.

И мне точно следовало рассказать ему перед тем, как говорить Самсону. Но по какой-то причине я, видимо, не могу хранить от Самсона секреты.

Я отталкиваю от себя полупустую миску с мороженым.

– Я хочу начать пить противозачаточные. Мы с Самсоном не… – Я смотрю в потолок и шумно выдыхаю. – Вы понимаете, что я имею в виду. Хочу подстраховаться, просто на всякий случай.

Господи, как же сложно об этом говорить. Особенно с женщиной, с которой мы, по большому счету, едва знакомы.

Алана улыбается.

– Запишу тебя на завтра на прием. Пустяки.

– Спасибо.

Алана отворачивается, чтобы вымыть мою тарелку. Я, пользуясь случаем, спешу уединиться наверху. Уже почти захожу в свою спальню, как вдруг слышу голос Сары.

– Постой-ка, Бейя. Мне нужен подробный отчет.

Я замираю и смотрю в ее комнату. Дверь открыта, и они с Маркосом сидят на кровати. Она смотрит на своего парня и машет рукой.

– Можешь идти домой.

Судя по его виду, он не привык, чтобы его прогоняли.

– Ну ладно. – Он встает, но наклоняется поцеловать Сару. – Люблю тебя, хоть ты и выгоняешь меня.

Сара улыбается.

– Я тоже тебя люблю, но теперь у меня есть сестра, так что тебе придется делиться. – Она хлопает рукой по матрасу, где только что сидел Маркос, и смотрит на меня. – Иди сюда.

Маркос салютует мне и выходит из комнаты.

– Закрой дверь, – велит ему Сара.

Я подхожу к кровати и сажусь. Сара ставит телевизор на паузу и садится лицом ко мне.

– Ну, как прошло?

Я облокачиваюсь на изголовье.

– Твоя мама заманила меня на кухню мороженым и завела разговор о моей сексуальной жизни.

Сара закатывает глаза.

– Никогда не ведись на трюк с мороженым. Она постоянно его проворачивает со мной. Но я не об этом говорила, ты же знаешь. Я видела, как ты шла к дому Самсона.

Я раздумываю, стоит ли говорить Саре о нашем поцелуе, но мне кажется, что пока лучше хранить это в секрете. По крайней мере, пока не разберусь, хочется ли мне, чтобы это повторилось.

– Ничего не было.

Она киснет и падает на спину.

– Тьфу. Я хотела пикантных подробностей.

– Их нет. Извини.

– Ты хотя бы пыталась строить ему глазки? – спрашивает она и вновь садится. – Самсону не много надо, чтобы присосаться к девчонке. Если у нее есть пара сисек и она дышит, ему сойдет.

От ее слов мой желудок ухает вниз.

– Такая информация должна распалить мое желание? Этого не произошло.

– Я преувеличиваю, – говорит она. – Он привлекателен и богат, понятно, что девчонки бросаются на него, и иногда он подхватывает. Какой парень не стал бы?

– Я не бросаюсь на людей. Я их избегаю.

– Но ты ходила к нему домой.

Я приподнимаю бровь, но ничего не говорю.

Сара улыбается, будто ей достаточно такого ответа.

– Может, сходим завтра вечером на двойное свидание?

Я не хочу ее раззадоривать, но не могу сказать, что против ее предложения.

– Принимаю твое молчание как знак согласия, – говорит она.

Я смеюсь. Потом издаю стон и прячу лицо в ладонях.

– Тьфу. Как все запутано. – Я опускаю руки и, сползая по кровати, смотрю в потолок. – Мне кажется, я слишком много об этом думаю. Пытаюсь вспомнить все причины, почему это плохая идея.

– Назови хотя бы несколько, – предлагает Сара.

– Я не умею строить отношения.

– Самсон тоже.

– Я уезжаю в августе.

– Как и он.

– Вдруг мне будет больно, когда мы расстанемся?

– Скорее всего, будет.

– Зачем же мне тогда соглашаться на это?

– Потому что чаще всего приятно проведенное время, которое заканчивается болью, стоит этой боли.

– Откуда мне знать. Я никогда не проводила время приятно.

– Да, это я вижу, – говорит она. – Без обид.

– Я не обижаюсь.

Я поворачиваюсь посмотреть на Сару. Она лежит на боку, подперев голову рукой.

– Я еще никогда не испытывала к кому-то чувств. Если это случится, насколько больно мне будет, когда лето закончится?

Сара качает головой.

– Перестань. Ты загадываешь слишком далеко вперед. Лето создано для того, чтобы думать только о сегодняшнем дне. Не про завтра. Не про вчера. Только сегодня. Так чего ты хочешь прямо сейчас?

– Прямо сейчас?

– Да. Чего ты хочешь прямо сейчас?

– Еще одну миску мороженого.

Сара садится с широкой улыбкой.

– Черт возьми, как здорово иметь сестру.

Мне нравится, что Сара даже не дернулась, когда я заговорила о мороженом. Может быть, я не так уж плохо на нее влияю. Пусть я не такая задорная и радостная, как она, но зная, что она начинает получать удовольствие от еды и уже не так сильно переживает из-за веса как в день моего приезда, я задумываюсь, что, возможно, тоже могу сделать вклад в нашу дружбу.

Как же нова для меня мысль о том, что мое присутствие тоже может быть ценным.

Глава 13

Будильник на моем телефоне звенит еще до восхода солнца.

Надо, наверное, отключить эту хреновину, но есть нечто волнующее в том, чтобы наблюдать рассвет и между делом взглянуть мельком на Самсона.

Я встаю с кровати в одной футболке, в которой заснула вчера вечером. Надеваю пару шортов на случай, если Самсон уже проснулся и стоит у себя на балконе.

Я проснулась всего секунд десять назад, а уже дважды о нем подумала. Похоже, отказав ему вчера, я мало чего добилась.

Отпираю двери на балкон и раздвигаю их в стороны.

И кричу.

– Ш-ш-ш, – успокаивает Самсон со смехом. – Это всего лишь я.

Он сидит в плетеном уличном кресле, закинув ноги на перила. Я прижимаю ладонь к груди и вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду, – отвечает он непринужденно.

– Как ты сюда попал?

– Прыгнул. – Он поднимает руку и показывает мне локоть. Он весь в крови. – Твой балкон оказался дальше, чем казалось с моей ограды, но я справился.

– Ты ненормальный?

Он пожимает плечами.

– Если бы не допрыгнул, тут не высоко падать. Приземлился бы на крышу балкона под нами.

Это правда. Он не упал бы на землю, благодаря расположению дома, но все же. Ему нужно преодолеть около метра в прыжке безо всякой опоры внизу.

Я сажусь рядом. Кресло двухместное, но все же маленькое, и мы соприкасаемся друг с другом. Наверное, этого он и добивался, иначе сел бы в одно из одноместных кресел.

Я откидываю голову на спинку кресла, отчего оказываюсь еще ближе к нему, чем рассчитывала, а головой прижимаюсь к его плечу, но у меня не возникает неприятных ощущений.

Мы смотрим на воду и тонкую полоску солнца, выглядывающую над ее поверхностью и смотрящую на мир.

Следующие несколько минут мы сидим в тишине и вместе смотрим, как восходит солнце. Должна признать, мне больше нравится наблюдать рассвет, когда Самсон сидит на моем балконе, а не на своем.

Парень упирается подбородком мне в макушку. Жест едва заметный, но даже такое легкое и молчаливое проявление привязанности ощущается мной как взрыв. Не знаю, как все внутри меня воспринимается таким громким, когда внешняя часть мира еще спит.

Солнце уже на три четверти показалось над горизонтом. Нижняя его часть все еще будто погружена в океан.

– Мне надо идти, нужно помочь одному парню починить переезд через песчаную полосу на острове. Хотим все сделать, пока не стало слишком жарко. Какие у тебя планы?

– Наверное, лягу обратно и посплю до полудня. Потом Сара вроде как хотела пойти на пляж.

Он убирает руку со спинки кресла. Мой взгляд блуждает вдоль его тела, пока он встает. Перед уходом он смотрит на меня.

– Ты рассказала Саре, что мы целовались?

– Нет. А мы храним это в секрете от них?

– Нет, – отвечает он. – Просто мне интересно, рассказала ты ей или нет. Я не знал, станет ли Маркос поднимать сегодня эту тему. Хотел, чтобы наши версии событий совпадали.

– Я не рассказала ей.

Он кивает и идет к перилам.

– Я не против, если ты расскажешь. Я не поэтому спросил.

– Перестань беспокоиться о моих чувствах, Самсон.

Он смахивает волосы со лба.

– Тут я бессилен.

Он неторопливо пятится назад.

– Что ты делаешь? Опять собираешься прыгать?

– Тут недалеко. Я справлюсь.

Я закатываю глаза.

– Все еще спят. Спустись вниз и выйди через дверь, пока руку не сломал.

Он осматривает покрытый кровью локоть.

– Да, наверное, лучше так.

Я встаю и иду вместе с ним в свою спальню. Мы уже подходим к двери, когда он останавливается и смотрит на портрет матери Терезы на комоде.

– Ты католичка?

– Нет. Просто странным образом сентиментальна.

– Я бы не подумал, что ты сентиментальна.

– Потому я и сказала, что странным образом.

Он смеется и выходит за мной из комнаты. Спустившись к подножию лестницы, мы оба замираем.

На кухне возле кофеварки стоит мой отец. Устремляет взгляд к лестнице и видит нас с Самсоном. Я вдруг чувствую себя ребенком, которого поймали на лжи. Мне никогда еще не приходилось испытывать на себе родительское наказание. Мать для этого уделяла мне слишком мало внимания, поэтому я не знаю, что сейчас будет. Я немного нервничаю, потому что вид у отца недовольный. Он смотрит мимо меня на Самсона.

– Да, это не нормально, – говорит отец.

Самсон делает шаг вперед и выставляет перед собой руки для защиты.

– Я не ночевал здесь. Не бейте меня больше, пожалуйста.

Отец смотрит на меня в ожидании объяснений.

– Он пришел пятнадцать минут назад. Мы наблюдали рассвет на балконе.

Отец снова сосредотачивает внимание на Самсоне.

– Я пробыл на кухне гораздо дольше пятнадцати минут. Если ты пришел пятнадцать минут назад, то как попал в дом?

Самсон почесывает шею у затылка.

– Я... эээ… прыгнул? – Он поднимает руку, чтобы показать отцу окровавленный локоть. – Еле справился.

Отец с минуту смотрит на него и качает головой.

– Придурок, – бормочет он. Затем наполнят свою кружку и спрашивает: – Кто-нибудь хочет кофе?

О. А он быстро отошел.

– Нет, спасибо, – благодарит Самсон, направляясь к двери, и смотрит на меня. – Увидимся?

Я киваю, и Самсон приподнимает бровь, многозначительно на меня глядя. Я улыбаюсь и еще какое-то время после его ухода смотрю на дверь. Отец прокашливается, возвращая меня в реальность. Я смотрю на него в надежде, что разговор окончен.

– Я не откажусь от кофе, – говорю я, пытаясь отвлечь его внимание.

Отец достает кружку из шкафа и наливает мне кофе.

– Ты пьешь черный?

– Нет. С сахаром и сливками, сколько влезет в кружку. – Я сажусь на стул за барной стойкой, пока отец готовит мне напиток.

Закончив, он пододвигает кружку ко мне.

– Даже не знаю, как относиться к тому, что только что произошло.

Я отпиваю кофе, уставившись в кружку, лишь бы не смотреть на отца. Отставив ее на стол, я сжимаю ее руками.

– Я тебя не обманываю. Он не ночевал.

– Пока что, – замечает отец. – Я тоже когда-то был подростком. Его балкон в метре от твоего. Сегодня вы просто наблюдаете рассвет, но ты приехала на все лето. Мы с Аланой не разрешаем Саре приводить парней на ночь. Будет справедливо, если те же правила будут касаться и тебя.

– Ладно, – киваю я.

Отец смотрит на меня так, будто не уверен, соглашаюсь ли я всерьез или чтобы просто ему угодить. Честно говоря, я сама не знаю.

Он облокачивается на стол и делает глоток кофе.

– Ты всегда так рано встаешь? – спрашивает он.

– Нет. Самсон хотел, чтобы я увидела рассвет, и поставил будильник на моем телефоне.

Отец машет рукой на дверь, через которую ушел Самсон.

– Так он… вы встречаетесь?

– Нет. Я уезжаю в Пенсильванию в августе и не хочу, чтобы у меня был парень.

Отец смотрит на меня, прищурившись.

– В Пенсильванию?

Черт.

Случайно вырвалось.

Я тут же опускаю взгляд в кружку. В горле встал ком от волнения. Я медленно выдыхаю.

– Ага, – бормочу я. Больше ничего не говорю. Может, он не будет допытываться.

– Почему ты едешь в Пенсильванию? Когда ты приняла это решение? Что вообще в Пенсильвании?

Я крепче сжимаю кружку.

– Я хотела рассказать тебе. Просто… ждала подходящего момента. – Я вру. Я вообще не собиралась говорить ему, но теперь придется. – Я получила стипендию по волейболу в Пенсильванском университете.

Отец непонимающе буравит меня взглядом. Никакого удивления, волнения или злости. Только прямой, непроницаемый взгляд.

– Серьезно?

– Да. Полная стипендия, – киваю я. – Переезжаю третьего августа.

Выражение его лица остается таким же пустым.

– Когда ты узнала?

Я делаю глоток кофе, пытаясь решить, стоит ли говорить ему правду. Она может лишь разозлить его.

– На первом году учебы в старшей школе, – тихо отвечаю я.

Он закашливается.

Вид у него крайне удивленный. Или обиженный, не могу понять.

Он молча отходит от стола и направляется к окну. Смотрит на океан, стоя спиной ко мне. Спустя примерно полминуты, проведенных в тишине, он оборачивается и вновь смотрит на меня.

– Почему ты не рассказала мне?

– Не знаю.

– Бейя, это очень важно. – Он подходит ко мне. – Надо было мне рассказать. – Отец замирает на полпути. Я вижу, что он озадачен. – Если ты получила полную стипендию, то почему твоя мать сказала, что тебе нужно оплатить обучение в местном колледже?

Я ровно выдыхаю, сжимая шею руками. Упираюсь локтями в стол и беру паузу, чтобы обдумать ответ.

– Бейя?

Я мотаю головой, чтобы он помолчал хотя бы мгновение. Сжимаю лоб ладонью.

– Она соврала тебе, – говорю я и отношу кружку в раковину. – Я вообще не знала, что она просила у тебя денег. Она про стипендию тоже не знала, но могу поручиться, что все деньги, что ты присылал ей на обучение, вообще для меня не предназначались.

Я выливаю остатки кофе в раковину и споласкиваю кружку. Когда я вновь оборачиваюсь к отцу, вид у него подавленный. Озадаченный. Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, но захлопывает его и качает головой.

Уверена, ему о многом нужно подумать. Мы не говорим о моей матери. Сейчас я, наверное, впервые сказала ему что-то плохое о ней. И хотя мне бы хотелось рассказать о том, насколько непутевой матерью она была, на часах половина седьмого утра, и я не могу говорить сейчас об этом.